Новости

Мифы и легенды Байкала

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Фотоальбом

Рис. 1.1. Женщина бронзового века на Байкале (Могильник Тырган на о.Ольхон). Реконструкция по черепу.
Рис. 1.1. Женщина бронзового века на Байкале (Могильник Тырган на о.Ольхон). Реконструкция по черепу.
Рис. 1.2. Изображения лодок с людьми на скалах Прибайкалья. Каменный век.
Рис. 1.2. Изображения лодок с людьми на скалах Прибайкалья. Каменный век.
Рис. 1.3. Рыболовные крючки каменного века с древних стоянок Байкала костяные (1, 2, 4, 5, 10), роговые из когтей хищных птиц (3), цевье (7), костяные гарпуны (11), каменные грузила (8, 9). (По П. П. Хороших, 1948).
Рис. 1.3. Рыболовные крючки каменного века с древних стоянок Байкала костяные (1, 2, 4, 5, 10), роговые из когтей хищных птиц (3), цевье (7), костяные гарпуны (11), каменные грузила (8, 9). (По П. П. Хороших, 1948).
Рис. 1.4. Наскальные рисунки в бухте Ая на Байкале: осетр (9), нерпа (10), скульптура осетра (1), других рыб (2–7), рыбка-«приманка» (8) из камня. (По П. П. Хороших, 1948).
Рис. 1.4. Наскальные рисунки в бухте Ая на Байкале: осетр (9), нерпа (10), скульптура осетра (1), других рыб (2–7), рыбка-«приманка» (8) из камня. (По П. П. Хороших, 1948).
Рис. 1.5. Фигурки рыбок-приманок, найденных в Прибайкалье. Каменный век. (По П. П. Хороших, 1966).
Рис. 1.5. Фигурки рыбок-приманок, найденных в Прибайкалье. Каменный век. (По П. П. Хороших, 1966).
Источник: ©Novosibirsk State Museum of Regional History and Folk Life/ Veniukov L.

Древний человек, проникший из Центральной Азии к Байкалу около 100 тысяч лет тому назад, из поколения в поколение учился жить в суровой природной среде сибирского водоема. По мере осушения акватории Байкала через слив образовавшейся Ангары люди спускались с возвышенных участков, не покидая меняющейся береговой полосы. К эпохе неолита поселения первых поморов Байкала, исчисляемые сотнями, преимущественно группировались в районах разведанных поколениями людей важнейших промысловых угодий: Приольхонье, Чивыркуйский залив, долины Баргузина и Иркута, озеро Котокельское, устья всех речных притоков Байкала, особенно Селенги.

За эти годы первые поморы Байкала пережили немало самых великих природных катаклизмов: оледенение, затопление суши, селевые паводки, действия вулканов, разрушительные землетрясения, подвижки горных хребтов, гигантские оползни… Рассказы о них передавались в поколениях и запечатлелись в генетической памяти, став основой шаманской концепции о мироздании.

Страх перед грозными природными стихиями Байкала породил у первых поморов культ сибирского водоема. Все современные шаманские святые места байкальского региона объединены общей религиозно-мифологической концепцией об окружающем мире, в основе которой лежит учение о единстве человека с природой, о преемственности поколений. Именно в эпоху каменного века, как полагают многие исследователи ранних форм религии, возникли отдельные «байкальские» культы этой концепции, которые в бурятском шаманизме подразделяются на культы охотничье рыболовные (таежные) и генеалогические (с участием тотемов животных «водного», или «байкальского», происхождения). Особо почитались: озеро Байкал как единая природная святыня – центр хозяйственно-культурной и политической консолидации таежных племен Восточной Сибири; горные системы вокруг Байкала (Тункинские Альпы, Хамар-Дабан, Приморский и Баргузинский хребты); крупные географические объекты прибрежной зоны, особенно остров Ольхон, реки Иркут и Ангара, Малое Море, пролив Ольхонские ворота, устья Селенги, Сармы, АнгиКуртуна, Голоустной, Бугульдейки; промысловые (охотничье-рыболовные угодья); следы крупных геологических катастроф; термальные источники и озера; горные перевалы с кочевыми тропами через них; пещеры и гроты; скалы и камни необычных форм; шаманские похоронные места (рощи, боры, некоторые водные источники, острова и горы) и т.п.

Культы эвенков в отношении Байкала утрачены по причине вымирания и оттеснения их этноса пришлыми степными кочевниками. Однако по фрагментарным данным устанавливается факт почитания эвенками духа-хозяина Ламу (Байкала) и отдельных горно-таежных уголков его побережья: островов Ушканьих, полуострова Святой Нос, озер Фролиха, Ченча, Иркана, Лысой горы, мысов Хаман-Кит, Томпуды, Кудалды, Шаманского, верховьев Баргузина, отдельных горных вершин Баргузинского и Икатского хребтов, долин рек Куртун, Голоустной, Турки, Алдан и др., то есть преимущественно в северной половине Байкальской экологической ниши. Совпадения ряда святых шаманских мест бурят и эвенков объясняется общностью происхождения отдельных родо-племенных групп, ведущих начало с эпохи бронзы и неолита (рис. 1.1.). Стойкость культовой традиции у бурят и эвенков, живущих непосредственно на берегах Байкала и занимающихся преимущественно охотничье-рыболовным хозяйством, подтверждается сохранившейся культовой практикой, иконографикой и обрядовыми действиями, словно «снизошедшими» с наскальных рисунков Байкала многотысячелетней давности.

Отдельные элементы ритуальных предметов каменного века «дожили» в неизменном виде до наших дней, особенно у эвенков, этнографический комплекс которых сложился уже на поздних этапах неолита.

Страх перед суровой природой Байкала породил у предков бурят целый комплекс представлений о неких духах, якобы обитающих в черной пучине. Помимо страшного дракона Лусуд-хана, здесь «водилось» великое множество как злых существ, так и добрых. Среди них Уhaнай-бохолдой – водяной черт, хватающий утопленников.

Не менее коварным считался Уhан-эжин – злое существо, имевшее способность выходить на сушу и перевоплощаться в облики людей или животных. Им «помогали» некие водяные духи более мелкого ранга, которые заставляли рыбаков и путешественников блуждать в тумане до тех пор, пока они не утонут. Страшная рыба Абарга загаhан (или Мажин) считалась прародительницей и царицей всех рыб, ей устраивали даже обряд жертвоприношения.

Почитались также духи, имена которых олицетворяли физические свойства священного сибирского водоема: Гумгэ-нойон (Гульмэ-нойон) и его жена Гульбэрэ-хатун – глубины вод Байкала; Гэрэл-нойон и Туяхатун – блеск водной глади; Дошхон-нойон и Дольон-хатун – шторм; Дошхин-нойон и Долье-хатун – игривая волна… Отдельные духи «управляли» лодками, веслами, сетями – словом, всем, чем пользовались буряты-рыболовы (рис. 1.2.). Многие из этих шаманских воззрений о природе Байкала возникли в каменном веке. Вероятно, оттуда же идут истоки веры в бездонность Байкала (позднее сюда добавилось представление о подземном «соединении» Байкала с Северным Ледовитым океаном и забайкальскими озерами); в старину, как гласят предания, даже пытались установить местонахождение страшной пучины и каким-то образом определили ее в ныне известной самой глубокой точке озера близ острова Ольхон.

Потомками динлинов считаются курыкане – общие предки якутов и западных бурят, у которых Байкал был священным геополитическим центром.

Расцвет курыканского государства приходится на VI–VIII века, но распад его происходит в XIII–XIV столетиях под натиском кыргызских (с запада) и монгольских с (юга) племен. На их место на историческую арену выходят хори, туматы и баргуты, а на новой родине ушедших курыканов появляются саха-якуты, у которых озеро Байкал и его главнейшие географические объекты до сих пор сохраняют важное значение в культах и истории этноса. И именно в якутских «законсервированных» географических познаниях о Байкале мы обнаруживаем многое из того общего мировоззрения курыканов, которое частично видоизменилось у бурят.

Например, очень образно рассказывается о Байкале как о «море мертвых», и даже называется страшное место, где пребывают тела умерших людей, – залив Лэбийэ где-то вблизи дельты Селенги: Там выбрасывает прибой/ Убитых богатырей./ Там на отмель выносит волна/ Растерзанных женщин тела./ Там качает зыбь, как шугу,/ Мертвых девушек молодых./Там на глыбах валяются ледяных/ Трупы юношей удалых.

В соответствии с этим Байкал у якутов именуется Муус Кудулу-Байгалом («Ледяным Байкалом»).

Если следовать якутским олонхо, то Муус Кудулу-Байгал хотя и представляется морем, но оно вытянуто и даже узко, так что через него могли перескакивать на конях мифические герои. И в бурятском фольклоре о Байкале всегда говорится как о «море-реке», которое перескакивали древние герои, либо от острова к острову, либо по спине лежащей поперек от берега к берегу чудовищной китообразной рыбы.

Эта помощница-рыба бога-дракона Байкала в якутском олонхо называется «гибельдракон-рыбой с чешуею назад, с плавниками наоборот», или «гибель-ерш-рыбой с жабрами назад, с чешуею навыворот». У бурят она имеет 13 плавников, с большим ртом, способна проглатывать людей и стада животных, даже вредоносных мангатхаев.

На Байкал проникли и среднеазиатские купцы за пушниной, основавшие две колонии-фактории по реке Унге в Прибайкалье и в устье реки Темник. Побывав на побережье таинственного сибирского озера-моря, они также были поражены его мощью. В малоизученной арабской космографии XII столетия «Диковинки сотворенного» Байкал назван Бахр-ал-Баха, что в переводе означает «Море, рождающее много слез» или «Море ужаса»: «Бахр-ал-Баха. Это море с удивительно прозрачной и приятной на вкус водой. Оно расположено за морем Алмазов. Всевышний создал его в форме двух рогов, соединенных вместе. Оно возникло из подземной расщелины.

И стонало оно всегда, и будет стонать вплоть до судного дня. И море это находится в постоянном волнении и реве».

Источник: Байкал: природа и люди : энциклопедический справочник / Байкальский институт природопользования СО РАН ; [отв. ред. чл.-корр. А. К. Тулохонов] – Улан-Удэ : ЭКОС : Издательство БНЦ СО РАН, 2009. – 608 с.: цв. ил. с 10-12

О происхождении названия "Байкал" и динлинах

Начнем с самого слова. Откуда взялось и что означает «Байкал»? На эту тему существует множество мнений, в разной степени обоснованных. Великий путешественник и этнограф Г.Е. Грумм-Гржимайло в двадцатых годах ХХ века выдвинул теорию о таинственной расе «динлинов» европеоидной, похожей по внешнему виду и укладу жизни на древних кельтов или германцев. Раса «характеризуется следующими признаками: рост средний, часто высокий, плотное и крепкое телосложение, продолговатое лицо, цвет кожи белый с румянцем на щеках, белокурые волосы, нос выдающийся вперед, прямой, часто орлиный, светлые глаза».1

Динлины населяли огромную территорию Центральной Азии начиная с третьего тысячелетия до н.э., но были постепенно вытеснены на Крайний Север, истреблены и поглощены монголоидными народами, чьи потомки населяют теперь Китай. Процесс растворения динлинов завершился лишь к десятому веку н.э. Их корни теперь можно проследить в ряде малочисленных народов, живущих в долине Енисея, в Якутии и Эвенкии, и даже в Северной Америке. Исследователь языка енисейских остяков (кетов) В.И. Сосновский выводит название «Байкал» из словосочетания «пай-огол» или «пека-ул», что означает «много воды». 2

Образ белокурого европеоида, в течение трех тысяч лет властвовавшего над всей Центральной Азией, успешно вписался в общественно-политический контекст конца двадцатых годов прошлого века. Идеи о превосходстве белой расы в те времена еще не ассоциировались с преступлениями нацистов, а в грядущий триумф мультикультурности не верили даже самые передовые мыслители.

Спустя несколько десятилетий, во второй половине ХХ века теория динлинов была раскритикована.3

Настали времена политкорректного отношения к национальному вопросу. Название озера стали приписывать тюркоязычным якутам и курыканам, по созвучию с тюркским «бай-куль» (богатая вода). Правда, так уже назывался Енисей в своем нижнем течении, и вообще любой широко разлившийся водоем…

Монголоязычные буряты нашли созвучие в «байгаал» стоящий огонь, и даже опубликовали легенды, согласно которым предки бурят были свидетелями геологической катастрофы при образовании Байкальского провала. Правда, это произходило около десяти миллионов лет назад…4

Происхождение имени приписывали тибетцам, китайцам, называвшим озеро Бэй-хай (Северное море), и даже в арабском языке нашлось созвучное «море ал-Бака» (Страшное море) и соответствующие намеки в средневековых атласах по географии.5 И все-таки, у кого позаимствовали слово самые первые обитатели байкальских берегов – в конечном итоге неизвестно.6

 Автор: Константин Лидин.  Источник: Байкал как миф и представление // Проект байкал. 2013. № 37-38. С. 112-115.

  Экология как первая вера

Отношение человека к природе - и это проявлялось даже в самых обыденных действиях - испокон веков базировалось на определенном мировоззрении. Историчес­ки первым таким мировоззрением на земле Байкала был шаманизм.

Шаманизм вобрал в себя древние веро­вания сибирских народов, которые иногда определяют общим понятием «культа при­роды». У бурят-шаманистов боги или духи практически всегда олицетворяли природу или явления природы. Например, панте­он богов возглавляло верховное божество Хухэ Мунхэ-Тэнгри (Вечное Синее Небо), божество Хухэрдэй было хозяином грома и молнии. У эвенков высшим божеством хозяином тайги, зверей и рода человеческого является Энэкан Буга, который обитает в святынях родового культа - скалах Бугады, - и ассоциируется с образом лося или дикого оленя. Энэкан Буга постоянно обходит свои владения и наблюдает за охраной устоев вселенной.

Наиболее ярко свидетельствует о глубинном экологическом сознании бурят культ «эжинов» (эзэнов) - хозяев местности. «Эжины» были покровителями гор, рек, озер, лесов и т.д. Главным «эжином» у шаманистов-бурят была «эжин Замли» - символ плодородия и богатства. У аларских бурят «эжином Земли» была Этуген. Представлялась она в виде старухи, живущей внутри Земли. У эхиритских и булагатских бурят «эжином Земли» была Ульген, которой жертвовали сивую козу. Все «хозяйства» подразделялись по своему иерархическому положению на ряд категорий: «хозяйка всей вселенной» (дэлхэй эжин), местные «эжины» (улусно-родовые, территориально-общинные), «хозяева» отдельных водоемов, гор, лесов и т.д. Внизу иерархии находились духи, населяющие лесные чащобы, ямы, пещеры и т.д. Поэтому грехом считалось «резать хозяина дерева», «копать хозяина земли, горных склонов». Ущерб, наносимый духам в ходе хозяйственной деятельности, символически возмещался жертвоприношениями.

Обряды умилостивления божеств и духов расценивались как общественное дело. Примером тому может послужить новогодний праздник молебствование на обоо, относящийся к календарным обрядам бурят. Он передавал ту особую красоту и величие окружающей природы, которой проникались участники праздника. Например, образец славословия в честь священной горы Бархан-ундэр: «Вершина горы устремлена в сияющую сферу неба, ее основание покоится на сверкающей тверди драгоценной земли, сверху над ней – балдахин плотных облаков в ожерельях золотых вспышек молний, раскаты грома разносят ее славу на сто сторон. В средней части горы тихо моросит благостный дождь, подножие окружено деревьями с нектарными плодами, реками, вода которых обладает восемью качествами совершенства. Ее недра таят сокровища всевозможных драгоценностей, растительности и минеральных лекарств. Ее поверхность, обильная стадами красивых горных коз всех видов, оглашаема эхом клёкота медленно парящих птиц, облачена прекрасными разноцветными покровами цветов, опоясана шарфом чарующей ра­достной радуги, украшена красотой, преис­полненной всех признаков совершенства. Внутри горы ‑ огромный дворец царства драгоценностей, сияющий мириадами лучей, как солнечный день; это огромное пространство охраняют могущественный царь тэнгэриев, царица, принцы, все духи горной тайги, горных ущелий, перевалов, скалистых гор, лесистых холмов, ручьёв, род­никовых озёр, травянистых склонов и долин, пастбищ для скота и священных мест».

  Природа - партнер буддиста

Последователи буддизма Махаяны, по­лучившего распространение в Бурятии начиная с 18-го века, избегали крайностей и придерживались принципа «срединного пути»: по мере возможности старались ща­дить природу, в то же время вынужденно признавая тот факт, что человек не может прожить не убивая и не поедая «живые существа». Природа рассматривалась буд­дистами как равноправный партнер, а это означало, что и она должна в случае необ­ходимости жертвовать собой ради челове­ка. А человек, обладая развитым чувством ответственности за все живое и осознани­ем своей взаимосвязанности с природным целым, должен был понимать, что, нанося урон природе, он ранит самого себя. И если он все-таки наносил ей какой-то ущерб, то только исходя из общих интересов косми­ческой эволюции всего сущего к более со­вершенным формам.

   Буддизм вобрал в себя многие шаман­ские традиции и культы. Первоначально шаманских «хозяев местности» буддийская церковь не признавала, ламы преследовали шаманов с помощью царской полиции. Однако в дальнейшем, включив культ «хо­зяев местности» в свою систему обряднос­ти, буддизм переработал форму ритуала, не меняя сути житейской мотивации обряда ‑ культовое обеспечение благополучия социального коллектива, зависящего от состояния природной среды обитания. Та­ким образом, бурятский буддизм приобрел дополнительную экологическую окраску.

   Охотники и скотоводы на защите родной природы

Буряты и эвенки традиционно с поч­тением относились к животному миру, в этом видится отзвук первобытного тоте­мизма. Так, согласно легендам, хори-буря­ты произошли от небесной девушки-лебе­дя, первым бурятским шаманом был орёл, а предками всех монгольских народов - Бу­рый волк и Сивая лань.

Охотничьи обряды, правила, запреты, выработанные на протяжении веков в усло­виях суровой таёжной жизни, являлись из­начально элементами промысловой этики и технологии, удачно сочетаемыми с требо­ваниями природы. Благодаря шаманам эта этика превратилась в свод таёжных зако­нов, норм обычного права. Эвенк-охотник обязан был уважительно относиться к уби­тому зверю, свежевать его по определён­ным правилам, нельзя было надругаться или насмехаться над добычей. Легенда гла­сит: «Однажды во время осенней охоты два эвенка побили столько лосей, что не смогли их ободрать и привести в надлежащий по­рядок. Часть зверей пришлось бросить. Хо­зяин тайги наказал за это охотников. Оба скоро заболели и умерли».

Путешественник и этнограф К.М. Рычков в своих путевых заметках приводит легенду, иллюстрирующую, насколько эвенки чувс­твовали свое родство с обитателями леса. «В жилище одного тунгуса забрел медведь. Он заинтересовался ножом, взял его в лапы и начал рассматривать. В это время вернулся хозяин. Тот и другой сильно перепутались. Медведь осторожно подал нож хозяину. Последний взял нож, отрезал ломоть хле­ба и, в свою очередь, подал хлеб медведю. Медведь съел хлеб и ушёл».

Буряты считали, что в стремлении к получению богатой добычи нельзя пре­ступать меру дозволенного: убивать зверей понапрасну, оставлять подранков. За всю свою жизнь бурят-охотник не должен был убить свыше 99 медведей. Считалось, что у жадных охотников могут погибать дети, как бы взамен убитых сверх меры зверей. Когда приходил сезон охоты, буряты одева­лись в нарядные шубы и проводили обряд очищения, потому что считалось, что они едут не бить зверей, а в гости к хозяину тай­ги Хангаю. Хозяина тайги чаще всего пред­ставляли огромным седобородым старцем, разъезжающим на лошади, добрым, но не терпящим грязи и беспорядка в лесу. Что­бы не прогневать его, надлежало соблюдать чистоту и тишину в тайге, особенно на таборе, запрещалось лить воду на тропы, валить деревья возле табора, нельзя было разводить беспорядок, бросать в огонь шерсть, войлок или все, что издает при го­рении зловоние. Запрещалось петь песни и громко кричать, особенно в период гнездо­вания птиц, когда шум может спугивать их с мест гнездовий;

Для бурят-скотоводов основным усло­вием хозяйствования было недопущение «перевыпаса». Кочевники знали, какие виды трав пригодны для разных живот­ных, умели определить их качество. Трава считалась питательной, если отрывалась у самого корня, имела красноватый оттенок, сладковатый вкус. Верный признак опреде­ления качества травы - характер конского помета, оставшегося на пастбище. Подоб­ные знания о природе, наряду с владением техникой выпаса скота, передавались из поколения в поколение и обеспечивали со­хранность пастбищ - основы благосостоя­ния скотовода.

   Возрождение традиций - воспитание и практика

В современный период развития бурят­ского народа можно отметить живучесть многих традиционных верований и куль­тов. Такие коллективные молебствия, как тайлаганы, обоо тахилга, обращенные, как и прежде, к «владыкам земли и воды», практикуются в неблагополучные годы. Ус­траиваются шаманистские тайлаганы и шаманистско-ламаистские моления на обоо с целью «испрошения» у божеств - покро­вителей дождя, влаги и благополучия в хо­зяйстве. Как видим, древний культ «земли и воды» оказался чрезвычайно живучим, впрочем, как и культ «Хангая» ‑ «хозяина тайги», аршанов ‑ целебных источников, а также некоторые поведенческие нормы по отношению к природе.

По данным опросов, среди бурят осве­домленность об экологических традициях своего этноса выше у людей старшего по­коления и тех, кто непосредственно связан с природой по роду своей деятельности. Оптимистично настроены в отношении возрождения утраченных традиций подоб­ного рода представители наиболее адаптиро­ванных в новой ситуации групп (фермеры, промысловики), а пессимистично - старшие возрастные группы.   Подавляющая часть опрошенных полагает, что следует сочетать возрождение экологических традиций с индустриальным развитием региона.

   Изучение народных природоохранных традиций может стать наиболее емкой и продуктивной формой экологического образования. В тоже время нельзя сбрасывать со счетов и их практический потенциал. Так в наше время ещё сохранились различные «священные» рощи, одинокие охраняемые старые деревья и т.п. В некоторых частях Бурятии, в частности, в Тункинском районе, и сейчас можно обнаружить бывшее шаманские табуированные похоронные рощи по особой густоте и высоте деревьев. Традиции запрета рубки и других изменений ландшафта сохраняются в них до сих пор, так как считается, что шаман стережет свои кости 1000 лет. Такие территории, став объектами страха, мистики, церемоний, уже имеют некоторый уровень защиты и сохранности. Если взять эти уникальные природно-исторические объекты под охрану государства, их защита могла бы быть наиболее эффективной, ибо здесь охрана обеспечивалась бы не только юридическими актами, но и моральными нормами.

В промысловой среде существовало стойкое убеждение, что звери и рыбы понимают человеческую речь. Предписание культа промысловых животных воспрещали говорить неодобрительно даже о самой незначительной добычи, а тем более оскорблять ее. Чтобы не спугнуть зверя раньше времени, охотники употребляли различные иносказания (эвфемизмы).

В честь ценной добычи устраивался праздничный ужин, снятая с куницы или соболя вывешивалась на видном месте. Разговоры охотников были посвящены исключительно эпизодам прошедшей охоты, причем о добытом звере говорили очень доброжелательно; подчеркивалось, что этот ужин варится в честь «почетного гостя», а перед началом трапезы «почетного гостя» приглашают к котлу.

Так же уважительно полагалось относится к пойманный рыбе. Ее нельзя было оскорблять, мять руками, отдавать собакам, позволять играть с нею детям, а тем более выбросить ее на улицу. Первую пойманную рыбу слегка оглушали обухом топора, клали ее в воду и просили звать к себе всю ее родню или же бросали ее обратно в воду с тем же призывом. Из первой крупной пойманной рыбы готовили ритуальный праздничный обед. Добычу мог оскорбить кто-нибудь из посторонних, поэтому охотники скрывали ее от посторонних, а шкурки снимали ночью. Существовало убеждение, что убитый зверь возродиться хотя бы в виде другой особи, поэтому его останки тщательно собирали и зарывали или оставляли в укромном месте. Строго воспрещалось упускать подранка, а тем более приносить еще живую добычу в охотничью избушку или домой. Особенно строго регламентировалось охота на медведя. 

Рассказ пожилого эвенка Александра Эрдынеевича Степанова о медвежьей охоте: «Медведя поймаешь, надо извиниться. Извини, мол, надо было жиру взять или еще что. Жир-то ведь лечебный. Они же раньше на медведя шли ради жира, мяса так шибко не кушали, жир да желчь там брали. Конечно, перед тем как убить, молились, брызгами. Брызгали водкой или молоком. Разрешение бурхана (духа) брали, говорили: «Нандикан, разреши, мол, взять медведя, не хозяина, а того, кто просто медведь». Ну а потом делали все дальше. После того как убьешь, когда обдираешь, надо говорить, что, мол, тебя это не я обдираю, а муравьи тебя щекочут. Полностью ободрал, все, что надо забрал, мясо закопал, потом голову берешь, в рот ветку положишь да завязываешь и на дерево, чтоб дух его за тобой не ходил». Оставление головы у животного в традициях эвенкийского народа символизировало возрождение зверя, душа убитого животного таким образом могла вновь вернуться в родную тайгу, поселившись в новом медведе.

Менее ярко сохранились следы культа огня. Ему, особенно «живому» огню, полученному с помощью трения. Придавалась очистительная сила. Перед приемом пищи охотники обязательно совершали обряд кормления огня, бросая в него крошки хлеба. В огонь воспрещалось плевать, а тем более мочится; у ослушников на губах или половом члене появлялись короста. Огонь нельзя было затаптывать ногами, а полагалось завивать водой.

Ко многим деревьям наблюдалось особое отношение, так, вербе, рябине, ольхе и можжевельнику приписывалась способность отпугивать злых духов. Береза и пихта обладали женской символикой, а сосна и ель – мужской. Жизнь человека идентифицировалась с жизнью деревьев. Так, например, считалось, что буря, повалившая в лесу много деревьев, предвещала войну. Очень тщательно отбирались деревья, для строительства дома – бревно из «несчастливого» дерева могло принести несчастье всем его обитателям. У промысловиков, устраивающихся на ночлег в лесу под деревом, обязательно полагалось спросить у него разрешения. Существовало убеждение, что деревья не только понимают человеческую речь, но и сами разговаривают между собой.

Источник: Красовский О. Культ природы в традициях народов Бурятии // Мир Байкала. 2008. № 3(19) С. 62-65.

Для кого священен Байкал?

Рассмотрев некоторые особенности байкальских этносов попыта­емся дополнить их анализом религиозных взглядов, традиций и ри­туалов разных народов. Данный материал можно было бы включить в канву рассказа предыдущего раздела, но все же религия зачастую не знает национальных границ: христианами были и русские, и буря­ты, и эвенки, точно так же, как и буддизм предпочитали представи­тели разных этносов. Эти нюансы и побудили нас рассмотреть связи человека, религии и природы отдельно.

Интересный факт, отражающий взгляды людей, которые виде­ли и чтили Байкал, на его «святость» связан с известной песней на слова Д.Давыдова «Славное море». В конкретном варианте зачин стихотворения «Думы беглеца на Байкале» звучит так:   «славное море — привольный Байкал». Но слово «привольный» не прижи­лось, когда песня (кстати, составленная пятью четверостишиями из 11 имеющихся) вышла на российские просторы и стала народной. Зачин песни   зазвучал более ёмким,   нравственно-духовным тези­сом: «Славное море — священный Байкал». Слово, неизвестно кем введённое, созвучное с отношением к Байкалу у аборигенных наро­дов и принятое всеми, обожествляло Байкал, делало его не только венцом природы, но и великим творцом духовности.

Данный и другие приведенные выше факты позволяют прини­мать значение конфессиональных взглядов в экологических и иных традициях региона. О том, насколько религиозные «мотивы» рас­пространены на Байкале, говорят уже названия некоторых мест на разных языках:

• на эвенкийском: Каман Кит — шаманское место — мыс на юге от бухты «Хакусы» (северо — восточное побережье озера) и др.;

• на бурятском — мыс Бурхан на Ольхоне, зубец Будда на горе Зубчатой в бухте Песчаной, мыс Айха — Шулуун (Шаманский) близ Култука;

• на русском — Чертовая гора близ Слюдянки, пос. Никола не­далеко от истока Ангары, где выстроена одноименная церковь, мысы Малая и Большая колокольня в бухте Песчаной, полуостров Святой нос, Монастырский остров на озере Котокель близ Байкала, где раньше был монастырь и т.д.                                               

Взаимосвязь религии с экологическими установками людей, по­зиции религиозных деятелей по влиянию Байкала на нравственное состояние человека, наличие на берегах священного моря большого числа мест, имеющих в чем-то религиозные названия — всё это ставит религиозные темы при анализе байкальских проблем на достаточную высоту. Более того, на наш взгляд, были бы весьма востребованными специальные туры с условным названием: «По религиозным местам Байкала».

Религия в XX веке (до ее воинственно — атеистического ниспро­вержения) на окружающих Байкал территориях была также много­плановой. Только в существовавшей тогда Бурят-Монгольской АССР в начале периода «церковных гонений» (1932 год) было зафиксиро­вано свыше 400 религиозных объединений, около 350 из которых были православного толка, свыше 40 — буддийско-ламаистского, 14 — других религиозных конфессий. Религиозная мозаика верующих в Прибайкалье была представлена христианами разных направлений (православные, старообрядцы, евангелисты, католики), буддистами, иудеями, магометанами. Количество верующих составляло не менее 70% взрослого населения. Естественно, у многих из них проявлялись и религиозные взгляды по отношению к природе.

Мозаичная мировоззренческая картина окружающего мира была бы хаотичной и сумбурной, если бы человек не системати­зировал её с помощью различных средств религии и мистицизма. «Дорисовать» целостный образ природы в местах, где что-то было неизвестным или непонятным, помогали мифы, сказания, суеве­рия. Их особенностью было также то, что религиозные знания дополнялись глубокими чувствами и реализовывались в соответс­твующих действиях, культах. Вкупе всё это становилось мощными средствами сохранения объектов материальной среды, флоры и фауны в случаях, когда какому-то из них приписывалось сверхъ­естественное влияние. Так что обойти вниманием дорелигиозные и религиозные верования в отношении экологии природы неразумно и невозможно.

Обращаясь к вопросу о сути основного вопроса связи религии с природой, надо прежде всего сказать об отношениях в триаде: При­рода — Бог — Человек, что особенно актуально для современной гуманистической мысли. Смысл несоответствия и даже разрыва в данной «триаде» хорошо показал в эссе «Природа» американский писатель XIX века Р.Эмерсон: «И религия и мораль ставят природу ниже самих себя. Первый и конечный урок, преподаваемый рели­гией, состоит в том, что «видимое временно, а невидимое вечно». Религия попирает природу... Верующему не нужна природа»7. Развитие современных экологических взглядов показало, что истинная мысль стремится уйти от этой человеческой и конфессио­нальной слабости. Чтобы не быть голословными, обратимся к пози­ции литературного критика Стопфорда Брука, который, рассуждая о творчестве Вордсворта, писал: «Тот же, кто через страстную любовь к Природе отстранится от самого себя, заглянет в душу Природы и увидит её такой, как она есть, узрит Бога не только как личное, но и как безличное, не только как очеловеченного Бога, но и как выходя­щего далеко за пределы человеческого; и он поймёт, что существует бесконечная величественность, вечное спокойствие, великолепие по­рядка, красоты и разнообразия, чему он не осмелится дать имени или наделить человеческими качествами, но он воистину поймёт, что это — действующая и любящая, мудрая и невыносимая сила. Наша сов­ременная теология остро нуждается в такой теории. Она бы смогла отказаться от бесконечного и болезненного акцентирования только на человеческом и позволила бы нам немного освободиться от самих себя» 8.

Сопоставление двух во многом альтернативных суждений на­водит на весьма интересную мысль. Видимо, правильным будет утверждение о том, что потенциалы религии в формировании эколо­гического сознания верующих, в утверждении благодатного единства в триаде «Природа — Бог — Человек» раскрыты далеко не полно­стью, вернее, истина только приоткрыта. По крайней мере любая религия только выиграет, если найдёт формы и методы, с помощью которых можно утверждать в человеке божественное отношение к природе. При этом вряд ли всегда рационально возводить личность конкретного бога: Будды, Христоса, Магомета и т.д. в ранг «самого- самого». Суть единства Природы и Бога точнее отражает мысль, когда — то высказанная мудрецом: «Все религии есть отдельные тропинки, которые ведут к одной общей вершине — к Богу». Такой Бог и есть квинтэссенция Природы, «выходящая далеко за пределы человеческого». Видеть и понимать божественное в природе, значит находить основы отношения к ней не только и не столько в этических и эстетических нормах общества, сколько в предначертаниях «свы­ше», в предписаниях, которые подготовлены и утверждены не людь­ми,   а сверхъестественными силами,   пекущимися о вечном бытии всего живого, включая человека, и такие предписания не могут не быть гуманными, экологичными, вечными. «Не нами это замыслено, не нам и его отменять».

Хорошую современную иллюстрацию к вопросу об отношениях природы, Бога и человека я встретил недавно в книге дальневос­точного строителя БАМа, главы издательского дома «Приамурские новости» В.Смирнова «По Байкалу на Северной короне».

«Байкал, Байкал... Огромный мир. Познать Байкал невозможно ни за одну поездку, ни за две, ни за три. Но почувствовать Байкал —   можно. Почувствовать и поверить в него, как в Бога. И тогда исчезает всякий страх перед ним, перед его мощью, перед его глубинами и ветрами. Потому что раствориться в Байкале — это значит растворится в Боге. Есть ли большая честь и большее благо?

Байкал — это Божья милость и Божья кара. Все зависит от того, с какими намерениями и с какими мыслями ты пришел к его бере­гам и вошел в его воды. Все зависит от того, что ты за человек, к чему ты стремишься в этой жизни. Если к добру, добро от Байкала и получишь, ежели ко злу — пеняй на себя ...»9. Очень справедливые и святые слова.

Автор: Карнышев А. Д. Источник: Байкал таинственный, многоликий и разноязыкий. - Иркутск, 2007. - С. 206-251

Культовые места Байкала

Культовые места, связанные с "эжинами" разных мест вокруг Байкала, можно и сегодня узнать по сохранившейся традиции привязывать ленточки на ветки деревьев или к специальным столбам для коновязи - "сэргэ". Считалось, что когда ветер колышет ленточку с написанными на них старомонгольским вертикальным письмом молитвами, тот, кто повесил ленту, посылает свои молитвы небесам, даже если он в это время занят другими делами. Истинное значение этого обряда с годами утрачено, и сегодня в таких местах чаще останавливаются, чтобы просто брызнуть спиртным в честь безымянного духа местности. Этот обычай возник из обряда "сасли бариха", согласно которому при любом молебне всегда делается возлияние местным эжинам молочным алкогольным продуктом - тарасуном, после этого - сам молебен, иначе молитва может не дойти. Нойон - небесный повелитель, спустившийся с неба. Название 13 северных повелителей в различных источниках не совпадает, однако некоторые из этих имен повторяются большинстве из них. Это хозяин острова Ольхон Хаан Хутэ баабай - по-бурятски. Обо - дословно "куча", "груда". Каменные туры широко распространены в Монголии и Бурятии, как правило, на вершинах гор и на перевалах у троп и дорог. Каждое обо имеет своего хозяина, ему преподносятся дары: пища, вино, хадак - лоскутки материи, ленты, платки. Считается необходимым регулярно класть еду, так как духам, хоть они и бестелесные существа, постоянно требуется пища. Каждый проходящий обязательно останавливался в таком месте и выполнял обряд жертвоприношения духу местности, в честь которого и складывался постепенно каменный тур. Вместо еды иногда оставляли щепотку табака, монету, пуговицу. Ценность вещи не имеет значения - важен сам факт приношения. Сейчас обо стало синонимом бурятского слова бариса. Этим словом стали называть все места, где производится приношение духам. Обряд жертвоприношения предкам с мясом и вином известен со времен Чингисхана. Со временем культ предков слился с вошедшим в практику культом обо. Многие обо расположены возле древних или поздних погребений потомков. Погребенные на горе шаманы, выдающиеся правители почитались уже как эжины.

Эжины - хозяева местностей, гор, долин, хребтов, рек и озер. Земля, согласно шаманистским представлениям, является срединным миром, одухотворенным как в целом, так и во всех его частях. Поэтому каждая местность, гора, река, озеро, дорога, скала имеет своего эжина.Онгоны - специально изготовленные статуэтки из дерева, металла, камня или изображения на ткани. Онгонов делали для вселения в них духов с целью установления между ними и людьми таких отношений, при которых духи становились покровителями семьи, рода, ремесла. Появление онгонов относится к глубокой древности. По свидетельству Марко Поло у монголоязычных народов они были еще в XIII в.

Аршан - название всех минеральных источников. У каждого аршана имеется место для жертвоприношений. Как правило обряды (угощение эжина аршана вином, привязывание ленточек) совершались дважды: по случаю приезда - с просьбой дать здоровье, и по случаю отъезда - в знак благодарности.

Бурхан - восточно-монгольский топоним. Получил широкое распространение в языках жителей Центральной Азии и обозначает понятие "Бог", "Будда".

Бариса - место, где производится приношение духам. Обычно на бариса устанавливается сэргэ - деревянные или каменные столбы. Сейчас возле столбов большое количество пустых бутылок. Это характерно для всех священных мест. Ни один шаманский обряд не проходил без использования наркотических или алкогольных средств, которые, как считалось, помогали шаману в его путешествии к духам. В Прибайкалье среди местного населения широко распространен обычай останавливаться у такого места, чтобы "капнуть", "брызнуть" спиртным в знак уважения к духу местности.

Сэргэ - столб для коновязи. Установление сэргэ имело символическое значение: это моя земля, это место имеет хозяина. Сэргэ сооружалось два раза в жизни человека - в связи со свадьбой и со смертью. В прошлом у каждой юрты стояло сэргэ, "ибо пока стоит сэргэ - жива семья". Нельзя было разрушать сэргэ, пока оно само не придет в негодность. Сэргэ символизировал "древо жизни", "мировое дерево", объединяющее три мира. На столбе наносились три кольцевых канавки. Верхняя предназначалась для привязывания лошадей верховных небожителей, средняя - для лошадей обычных земных людей, нижняя - для лошадей представителей подземного мира. Сэргэ часто встречаются на барисе вблизи дорог и у юрт.

"Задолго до этого здесь не было Байкала-моря, а была земля. Потом огнедышащая гора, провалившись, превратилась в воду, образовав большое море. Имя "Бай Гал" значит "Стоящий Огонь", - гласит бурятская легенда.

Источник: Сайт Иркутского государственного университета baikal.ru

Читайте в Иркипедии

Энциклопедические термины

  1. Мифы и легенды Байкала
  2. Исторические летописи и Байкал
  3. Первые землепроходцы на Байкале
  4. Исследования Русского географического общества на Байкале (XIX в.)
  5. Исследования поляков на Байкале (конец XIX в.)
  6. Военные моряки-ученые на Байкале (ХIХ–ХХ вв.
  7. Комплексные академические исследования
  8. Научные исследования Байкала (XX-XXI вв.)
  9. Байкальская проблема (история решений)

Другие ресурсы

  1. Мифы, легенды и предания бурят (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  2. Личность шамана у бурят (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  3. Пантеон шаманской мифологии бурятского народа (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  4. Представления бурят о душе смерти и загробной жизни (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  5. Шаманская практика у бурят (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  6. Шаманский фольклор у бурят (Буряты. Серия: Народы и культуры. М. Наука. 2004)
  7. Байкальский шаманизм (глава из книги профессора Карнышева А Д.)
  8. Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманизме // Г. В. Ксенофонтов
  9. Легенды о шаманах, собранные Гавриилом Ксенофотовым
  10. Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири (Конференция в Улан-Баторе)
  11. Этнокультурные процессы в юго-восточной Сибири (эпоха средневековья)
  12. Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири (Конференция в Иркутске)
  13. Этническая история Байкальского перекрестья

Литература

  1. Байкала - озера сказки. Сборник. Кн. 1/Сост. Н. И. Есипенок. — Ирк.: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1989. — 287 с.
  2. Мифы и легенды Байкала. Брошюра. — Ирк.: ОАО НПО «Облмашинформ», 2008.
  3. Асеев И.В. Прибайкалье в средние века: Новосибирск, Наука, 1980 г. 
  4. Дашибалов Б.Б. Курыканы (Курумчинская культура Прибайкалья и юга Средней Сибири) АН СССР Ин-т археологии. 1991 г. (СР НИР Сер.2 1991 - N2 - 127 c.) 
  5. Дашибалов Б.Б. Курумчинская культура Байкальской Сибири (материалы к этногенезу бурят и якутов). Объем 12 п.л. 
    Основной целью монографии является всестороннее изучение археологических памятников курумчинской культуры и использование археологического материала с привлечением письменных источников, этнографии и фольклора для реконструкции этногенеза бурятского и якутского народов. Впервые дается характеристика и типология всего предметного набора курумчинской культуры.  Монография рассчитана на археологов, этнографов, историков и всех читателей, интересующихся древней историей народов Южной и Центральной Азии. 
  6. Жамцарано Ц.Ж. Путевые дневники по Забайкалью, Иркутской губернии и Монголии (1903-1909 гг.). Объем 20 п.л. 
    Монография представляет собой публикацию ранее не издававшихся уникальных материалов по истории, этнографии, фольклору и верованиям бурят и монголов, содержащихся в полевых дневниках, которые Ц.Ж. Жамцарано вел во время экспедиции по Иркутской губернии, Забайкалью и Монголии в 1903-1909 гг.  Монография представляет интерес как первоклассный источник для исследователей истории и культуры бурят и монголов описываемого периода, преподавателей и студентов гуманитарных факультетов и для широкого круга читателей. 
  7.  Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме (в частности, иркутском). Опыт сопоставления структур. Главная редакция восточной литературы, 1984 г. 
  8. Сонопацкий А.К. Древние культуры Байкала (о. Ольхон) Новосибирск: Наука, Сиб. отделение, 1982 г. 
  9. Тиваненко А. В. Древние боги Байкала. Объем 10 п.л. 
    Монография посвящена шаманским религиозно-мифологическим представлениям бурят и эвенков Восточной Сибири, и рассчитана на широкий круг читателей. 
  10. Тиваненко A. B. Исторический опыт освоения природной среды озера Байкал человеком. (Летопись событий с древнейших времен до наших дней). Объем 15 п.л. 
    В монографии впервые обобщен и проанализирован исторический опыт природной среды озера Байкал человеком. Собранный материал изложен в виде хроники происхо- дивших событий с древнейших времен до наших дней. Он отражает геологические явления и природные катастрофы при жизни человека, воссоздает историю хозяйственно-культурных и социальных событий окружающего населения, освоения природных богатств края, познания наукой уникальной экосистемы сибирского водоема.  Монография рассчитана на широкий круг читателей. 
  11. Тиваненко А.В. Шаманские святые места озера Байкал. Объем 18 п.л. 
    Впервые в мировой практике автор рассматривает шаманские святые места как историко-культурные и природные памятники и заповедные территории применительно к крупнейшему географическому объекту Земли - озеру Байкал. На основе собранного материала обоснованы типология культовых объектов, датировка их функционирования, этническая принадлежность памятников, генезис религиозно-мифологических представлений и обрядовой практики через призму палеоэкологического аспекта эволюции шаманской культовой системы от эпохи неолита до нашей современности. В конечном итоге автором поставлена проблема существования особой духовной культуры местного аборигенного населения как следствие долгой жизни в условиях Байкальской природной среды обитания человека на стыке тайги Восточной Сибири и степей Центральной Азии. Монография расчитана на широкий круг читателей. 
  12. Урбанаева И.С. Человек у Байкала и мир Центральной Азии: философия истории. Сиб. изд. фирма ВО "Наука", 1993 г. 
  13. Хороших П.П. Из шаманских воззрений иркутских бурят. - Этнограф. сборник (Бурятский институт общественных наук), 1969 г.

Ссылки

Примечания

  1. Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. – Л.: РГО, 1926. – Т. II.– С. 34-35.
  2. Сосновский Вас. И. Сяньбийцы-эвенки: Этюд по туземной этнонимике Сибири // Сибирская живая старина. – Иркутск. – 1928. – С. 187-192
  3. Гумилёв Л.Н. Динлинская проблема. Пересмотр гипотезы Г.Е. Грумм-Гржимайло в свете новых исторических и археологических материалов // Известия Всесоюзного Географического общества СССР. – 1959. – № 1. – С. 17-26
  4. Байкал: Атлас / гл. ред. Галазий. Г. И. М.: Фед. служба геод. и карт. России. – 1993. – 160 c.
  5. Мальцев Ю. Загадки названия оз. Байкал // За науку в Сибири. – 1973. 17 октября. – С.8
  6. Гурулев С.А. Что в имени твоем, Байкал? 3-е изд., доп. – Иркутск: Оттиск. – 2010. - 184 с.
  7. Суходолов А.П. Быть ли городу на Байкале. Новоси­бирск: Наука, 1996. — 248с.
  8. История ледокола Ангара / автор составитель В.В.Вертянкин. — Иркутск, 1991. — 22 с
  9. Планета Земля: будущее. — СПб.: Амформа, 2008. — С.101 

Выходные данные материала:

Жанр материала: Термин (понятие) | Автор(ы): Составление Иркипедии. Авторы указаны | Источник(и): Источники указаны | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 2014 | Дата последней редакции в Иркипедии: 27 марта 2015

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.

Материал размещен в рубриках:

Тематический указатель: Байкал | Культура, искусство и Байкал