Данная статья, опубликованная еще в 1996 г., многократно пересказывалась и переписывалась в интернете, чаще всего без ссылок на автора. Теперь она представлена в авторской редакции.
В конце XIX века в России нередко большим городским кладбищам давали название «некрополь», что в переводе с греческого означает «город мертвых». И это верно. В определенной степени, кладбища напоминают поселения, где могилы, склепы – это дома, аллеи между ними – улицы. Своеобразный город в городе, но только город тех, кто перекочевал из этого мира – в мир иной. В истории цивилизации известно много случаев, когда города гибли целиком – от вражеских набегов, землетрясений, наводнений, да мало ли еще от чего. И гибель каждого из них, может быть, незаметная для его современников, порой становилась событием для потомков. Иркутск лишился многих кладбищ. Но одновременно с лишением кладбищ как таковых, он потерял большее. Писатель А. Калинин как-то заметил: «О нравственности живущих можно судить по отношению к умершим. А состояние кладбищ и захоронении в той или иной степени определяет и состояние общества»[1]. Как верно сказано. И горько сознавать, что уровень нашей нравственности все более и более падает. Этот процесс начался давно. Еще в 1912 году современник писал: «Факт общеизвестный, что на кладбища в Сибири обращается слишком мало внимания. Вернее сказать, что в громадном большинстве случаев они находятся в полном пренебрежении и запустении»[2].
В России кладбища создавались при монастырях, городских и сельских церквах. Покойников хоронили при каждой приходской церкви, и до XIV столетия церковные дворы служили почти единственным местом для кладбищ. Так в Москве в конце XVII века было более 300 мест погребения. Для иностранцев существовало особое «немецкое» кладбище. Усыпальницей московских князей и русских царей служил Архангельский собор Московского Кремля, русских императоров – Петропавловский собор в Петербурге, высших иерархов русской православной церкви – Успенский собор в Москве. В октябре 1723 года император Петр I издает указ, запрещающий захоронение внутри города всех лиц, кроме «знатных персон». Но указ почти не выполнялся. В 1758 году открылось первое в Москве городское кладбище (Лазаревское). С умножением городского населения кладбища стали устраиваться на окраине городов.
Издание сенатского указа о запрещении хоронить усопших при церквах и отведение для этого кладбищ явилось следствием эпидемии чумы, вспыхнувшей в Москве в начале 60-х – 70-е годы XVIII века. Это было страшное бедствие, унесшее в могилы не менее 60–70 тысяч человеческих жизней[3].В связи с эпидемией чумы Сенат указом от 24 марта 1771 года предписал хоронить умерших от чумы в Москве в особых загородных местах, а прочих – в отдаленных от центра города монастырях и церквах. Затем указом от 11 ноября 1771 года (по старому стилю – А. Г.) Сенат запретил по всем городам захоронение при церквах и потребовал создать кладбища за городской чертой.
Можно сказать, что русское законодательство о кладбищах стало действовать со времени Екатерины II и было изложено во врачебном уставе. Погребения при церквах запрещались и допускались лишь в виде исключения для некоторых старинных монастырей, находящихся в черте города. А в конце XIX – начале XX веков это дозволялось лишь в виде исключения, с разрешения архиерея, для храмосдателей[4] и других лиц, оказавших церкви особые услуги.
По русскому законодательству кладбища должны были устраиваться в городах на расстоянии не менее 100 саж. (т. е. 213 м) от последнего жилья, а в селениях – на расстоянии полуверсты (т. е. 250 саж.).
Но на практике, при росте городов, приходилось часто отступать от этого требования, и поэтому законом 1889 года министру внутренних дел было предоставлено право разрешать такие отступления.
Кладбища находились в ведении духовенства, т. к. погребение было тесно связано с религиозным культом (т. е. каждое данное кладбище доступно лишь для лиц известного исповедания).
По русскому законодательству опустевшие кладбища не могли быть обращаемы под пашню, никакого строения возводить на них не дозволялось, не разрешалось, без особого распоряжения, переносить с закрытого кладбища гробы и мертвые тела. Захоронения не могли состоять в частной собственности, но те из них, которые устраивались на общественной земле, не переставали быть собственностью общества, городского или сельскою, хотя в административном отношении и подлежали ведению духовного начальства: общество не могло претендовать на хозяйственную эксплуатацию опустевшего кладбища, но, с другой стороны, и духовное начальство могло пользоваться им лишь согласно его назначению. Лицо, откупившее место на кладбище, не приобретало его на правах собственности, а получало лишь исключительное право пользоваться местом для погребения[5].
В XVIII – XIX веках появляются кладбища военные, морские, тюремные, инфекционные и другие.
В XIX – начале XX веков в России в связи с ростом населения и территории городов увеличилось число кладбищ, многие из которых, образованные в конце XVIII – начале XIX века за городом, оказались в городской черте. Некоторые закрывались или переносились на другое место, а в крупнейших российских городах некоторые старые кладбища превращались в своеобразные национально-исторические памятники – некрополи. В создании надгробий и памятников на кладбищах участвовали виднейшие скульпторы – Ж.А. Гудон, Ф.Г. Гордеев, М.И. Козловский, И.П. Мартос, П.П. Трубецкой и другие.
После Октябрьского переворота 1917 года декреты Советской власти об отделении церкви от государства, о свободе вероисповеданий лишили церковь влияния на обряд и культуру погребения. На смену религиозным обрядам похорон частично пришли гражданские. Появляется так называемая советская эмблематика – пятиконечные звезды, серп и молот.
Рост городов и их «социалистическая» реконструкция повлекли за собой закрытие и ликвидацию старых кладбищ, уничтожение народной памяти.
В Иркутске, основанном в XVII веке, так же, как и в других городах России этого периода, для умирающих жителей не было отдельного кладбища. Покойников хоронили вблизи церквей. На погостах особого порядка при захоронениях не устанавливалось. Как отмечает иркутский летописец Нит Степанович Романов, при земляных работах около церквей, проводившихся в конце XIX – начале XX веков, находили человеческие кости. «Например, в восьмидесятых годах (XIX века – А. Г.), когда копали фундамент для пристроя крыльца Владимирской церкви (ныне здание женской православной гимназии – А. Г.), было найдено много человеческих костяков в гробах и колодах. В 1902 году... у Спасской церкви (близ ограды) на поларшинной глубине от поверхности были найдены человеческие скелеты в изгнивших гробах в форме колод. В одном таком гробу были найдены вместе с костями ручные кандалы, в другом металлические подошвы...» Видимо, в одном церковном дворе хоронили и простых жителей города, ничем себя не запятнавших, и колодников, над которыми, порой, местные власти вершили скорый суд. 27 сентября 1909 года, отмечает тот же Н. С.Романов, когда мостили Тихвинскую улицу (ныне улица Сухэ-Батора) и скапывали землю у ограды Тихвинской церкви (находилась на месте здания Востсибугля – А. Г.) со стороны площади, «то на аршинной глубине были найдены человеческие скелеты, – часто в развалившихся гробах, а один скелет небольшой находился в колоде, выдолбленной из целого дерева». И вообще, делает заключение Н. С.Романов, «земля между берегом Ангары, Богоявленским собором по Тихвинской улице до церкви и по Амурской к берегу хранит в себе много тайн, т. к. здесь некогда находился древний город»[6]. Интересно еще одно упоминание о старых иркутских захоронениях, опубликованное в «Иркутских епархиальных ведомостях» в 1875 году. В нем говорится: «...По преданию, основанному на оставшихся памятниках, известно, что в первое время существования Иркутска, близь места, где теперь находится храм Преображения, было общее кладбище, следы которого и теперь видны с северо-восточной стороны храма»[7]. Речь, видимо, идет о захоронениях, относящихся к несколько позднему времени, чем то, о котором говорит Н. С. Романов, примерно к концу XVII – началу XVIII веков, когда город расширился в своих границах, вышел за крепостную стену и жители стали заселять территорию в сторону нынешней улицы К. Маркса. Хоронили покойников в других местах, например, на склонах холма, где стоит Крестовоздвиженская церковь (теперь улицы Седова и Подгорная). Так, еще в 1884 году близ ограды этой церкви, по Главно-Иерусалимской улице (ныне ул. Комунаров) и 2-й Солдатской (эта часть ныне улица Грязнова), «было порядочно надгробных памятников-плит, которые постепенно стирались, ломались», а к началу XX века от них не осталось и следа. Летом 1985 года, при копке канавы для прокладки подземных коммуникаций, на склоне Крестовоздвиженской церкви находили человеческие останки.
Как мы уже отмечали, в городах около церквей прекратили хоронить после выхода указа 1771 года. Правда, в редких случаях от запрета отступали и с разрешения высокого церковного начальства все же хоронили в оградах храмов и монастырей церковных служителей, именитых купцов, жертвовавших на содержание церковных зданий или прославившихся широкой благотворительностью на другом поприще. И в большинстве случаев именно их имена донесли до нас страницы архивных документов.
Время не сохранило кладбища, но сохранились документы, из которых мы узнаем о людях, чьи могилы были еще целы в начале XX века. 21 января 1909 года Иркутская духовная консистория издала указ, согласно которому священникам предписывалось составить и отправить в консисторию списки захороненных в церквах и оградах этих церквей[8]. Благодаря выполнению этого указа, до нас дошли интереснейшие материалы.
Давайте задумаемся, что мы можем сегодня сделать для восстановления памяти о наших умерших предках. Многих церквей нет, но многие и существуют. Так, например, Харлампиевская (ул. 5-й Армии, 59), Владимирская (ул. Декабрьских Событий, 3), Троицкая (ул. 5-й Армии, 8). А почему бы не установить около имеющихся храмов памятные знаки с приблизительно такой надписью: «Около настоящей церкви находилось кладбище, на котором были похоронены многие иркутяне, среди них...»? А далее следовали бы имена, а может быть, даже и те надписи, которые существовали на могильных плитах и крестах и тексты которых донесли до нас строки отчетов в Иркутскую консисторию. Тогда и иркутяне, и приезжающие в наш город узнали бы, что в ограде Харлампиевской церкви похоронены: Иркутский прокурор Петр Иванович Иванов (ум. 4.9.1776 г.); настоятели этой церкви иереи Федор Васильевич Попов (род. 23.12.1834 – ум. 30.9.1879) и протоиерей Исмаил Иоанович Соколов (ум. 3.12.1907), священник Прокопий Константинович Литвинцев (род. 4.3.1814 – ум. 24.7.1879); тайный советник Александр Порфирьевич Юрьев (ум. 19.5.1901), действительный статский советник Федор Владимирович Ефимов (16.4.1823 – 28.9.1882), сольвычегодский купеческий племянник Иван Алексеевич Хаминов (11.9.1850 – 2.01.1885), иркутский 1 -й гильдии купец Иоанн Яковлевич Чурин (4.10.1833 – 29.4.1895), его супруга Зинаида Тимофеевна Чурина (4.10.1852 – 18.01.1895) и, наконец, знаменитый иркутский купец, тайный советник Иван Степанович Хаминов. И.С. Хаминов был удостоен высокой чести – погребен на паперти храма, «как строитель храма сего» (имеются в виду его большие пожертвования на церковь – А. Г.). На могильной плите надпись: «Аз воскрешу его в последний день. Иван Степанович Хаминов, родился 2 июля 1817 г., скончался 8 апреля 1884 года».
А в ограде Владимирской церкви (ул. Декабрьских событий, 3) в начале XX века сохранялись могилы: купца Почетного гражданина Петра Васильевича Солдатова (9.6.1809 – 19.7.1866), пожертвовавшего капитал на строительство больницы для бедных, почетной гражданки Екатерины Иоакимовны Солдатовой (1821 – 26.9.1888), Анны Иакинфовны Моисеевой (30.8.1860 – 18.2.1906), Ивана Андреевича Кричевцева (ум. 29.11.1906), священника этой церкви Дмитрия Михайловича Беляева (ум. 1.11.1900), протоиерея Александра Матвеевича Орлова (29.3.1816 – 10.9.1889) – ученого-педагога, составившего грамматики маньчжурского и монголо-бурятских языков, а также хрестоматию маньчжурского языка, переведшего на монгольский язык «Краткий катехизис», написавшего ряд статей по этим языкам, Орлов также был Благочинным иркутских церквей, законоучителем института Николая I и сиропитательного дома Елизаветы Медведниковой, инспектором духовного мужского училища, преподавателем монголо-бурятских языков в духовной семинарии, его педагогический стаж составлял более 50 лет.
Теперь перейдем к Спасской церкви, у стен которой были совершены самые первые захоронения в Иркутске, но они не сохранились. В начале века священник этой церкви насчитал всего девять погребений, сделанных во второй половине XIX века и начале нынешнего. Это могилы: протоиерея Иннокентия Александровича Виноградова (ум. 21.4.1904), священника Иакова Николаевича Черных (ум. 29.12.1897) – инициатора создания иркутской городской церковно-приходской школы; священника Василия Багрянцева; псаломщика, прослужившего при церкви 50 лет, – Петра Затопляева; иркутского купца Ивана Александровича Федченко (ум. 1874); иркутского мещанина Бориса Ивановича Стрекаловского (ум. 6.7.1905); действительного статского советника Ивана Григорьевича Яковенко (ум. 14.9.1883) и его жены Людмилы Ивановны Яковенко (ум. 4.3.1908); дочери чиновника, зоолога, члена ВСОИРГО, сотрудничавшего в «Восточном обозрении» Дмитрия Петровича Першина, девочке было всего 12 лет.
С южной стороны Троицкой церкви (угол ул. 5-й Армии и ул. Чкалова) в начале века имелось несколько могил: протоиерея Фирса Матвеевича Зырянова; диакона Федора Петровича Ковригина (8.6.1818 – 8.4.1881), бывшего не только церковнослужителем, но и оспопрививателем, иерея иркутской дисциплинарной роты Александра Николаевича Холмовского (2.9.1860 – 15.8.1897); сарапульского купца Иоанна Филипповича Щербакова (5.10. 1819 – 6.9.1893); Ивана Николаевича Шипунова; ребенка Николая (25.3.1887 – 23.5.1889), сына инженер-механика К.В. Ли.
В границах историко-мемориального комплекса «Декабристы в Иркутске» находится Преображенская церковь, в приходе которой жили декабристы и где некоторых из них отпевали, но для нас сейчас важно отметить, что в ограде этой церкви были похоронены многие иркутяне, довольно известные в городе и за его пределами, и не пора ли подумать о возможности восстановления, например, каменной часовни у алтаря церкви над могилами Евфимия Андреевича (1783 – 26.9. 1850), Евфимии Васильевны (ум. 20.12.1850) и Анисии Александровны (ум. 17.1.1848) Кузнецовых. Здесь же были похоронены: Михаил Степанович (ум. 27.2.1889) и его жена Ксения Степановна Игнатьевы, чьи потомки «позаботились об устроении Преображенской церкви», а сами они отличались «щедрой благотворительностью в пользу приходского храма»; протоиерей Симеон Яковлевич Писарев (1840 – 18.12.1901); священник Феодор Вениаминович Литвинцев (ум. 7.6.1889); протоиерей Василий Семенович Карелин (ум. 22.4.1906); священник и законоучитель иркутского кадетского корпуса Стефан Евдокимович Винокуров (1852 – 1904); Елена Келлер, супруга жандармского полковника (ум. 29.6.1884); правнучка П. Громова, автора книги «Начало христианства в Иркутске», Мария Иннокентьевна Смирнова (3.2.1854 – 31.10.1907), смотрительница приюта арестантских детей.
Была в Иркутске церковь Прокопия и Иоанна, устюжских чудотворцев. Чудотворская располагалась на углу ул. Бограда и Цесовской Набережной, а на территории рядом с ней тоже было кладбище. На нем был похоронен иркутский купец Михаил Иванович Глазунов (ум. 18.4.1761), человек, на чьи деньги и была построена каменная Чудотворская церковь. Нужно отметить, что среди всех надгробий, названных приходскими священниками в 1909 году, надгробие М.И. Глазунова было самым древним; здесь же находились могилы протоиерея Григория Алексеевича Шергина (ум. 17.10.1908) и отставного фельдфебеля Михаила Васильевича Окованцева (ум. 30.4.1906).
В Глазковском предместье находится недавно отреставрированная Николо-Иннокентьевская церковь (ул. Профсоюзная, 45а), превращенная в советское время в кинотеатр «Заря». Около этой церкви находились могилы: основателя храма иркутского купца Якова Степановича Малкова (ум. 13.9.1876); создателя придела в честь Успения Божией Матери Иннокентия Степановича Могилева (6.11.1811 – 21.8.1875), его жены Евгении Логиновны (24.12. 1814 – 20.2.1887); церковного старосты Василия Дмитриевича Могилева (3.12. 1829 – 24.5.1899); священника Иоанна Стукова (ум. 25.2. 1894); бывшего в 1876–1878 гг. ответственного редактора газеты «Сибирь» Николая Гавриловича Тюменцева (ум. 9.7.1887).
Из всех захоронений около церквей сохранились только несколько могил в ограде Знаменского монастыря. Это могилы купца-мореплавателя Григория Ивановича Шелихова (1748–1795) – «Российского Колумба»; Екатерины Ивановны Трубецкой (27.11.1800 – 14.10.1854) и ее детей; декабристов В.А. Бечаснова, П.А. Муханова, Н.А. Панова. А сколько могил в ограде этого же монастыря не сохранилось. Здесь похоронены Александра Никаноровна Портнова. (1813 – 21.2.1890), потомственная почетная гражданка, благотворительница; племянник генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева-Амурского, ротмистр Василий Михайлович Муравьев (7.6.1824 – 13.4.1849); подполковник Самуил Карпович Клайченс (ум. 27.7.1851); первая начальница училища девиц духовного звания София Ивановна Лялина (ум. 8.11.1873); потомственная почетная гражданка Зинаида Ивановна Трапезникова (ум. февр. 1877). А также настоятельницы монастыря: игуменья Валентина (ум. 8.6.1902); игуменья Анатолия (ум. 18.2.1892); игуменья Сусанна 1-я (ум. 12.10.1864); игуменья Сусанна 2-я (ум. 1.8.1873); иерей монастырской церкви Иаков Михайлович Бобровников (ум. 1.8.1865)[9]. А 24 мая 1902 года здесь же состоялись похороны одного из старейших иркутских купцов Николая Львовича Родионова, построившего и содержавшего на свои средства церковно-приходскую Преображенскую школу.
К сожалению, в архивных материалах пока не удалось обнаружить списки захороненных у других церквей города. Поэтому мы назовем только единичные могилы, которые удалось установить по летописям города.
Например, в ограде Вознесенского монастыря, о котором публиковалась статья С. Медведева в первом номере журнала «Земля Иркутская», были захоронены: архимандрит Амвросий (ум. 7.9.1854); архиепископ Парфений (ум. 21.1. 1873); архимандрит Анатолий (ум. 27.3.1873); первая жена И.С. Хаминова Матрена Михайловна похоронена в склепе у правой стороны алтаря собора; Петр Петрович Гирязин (ум. 31.4.1817), коллежский советник, чьим усердием был «заложен в Вознесенском монастыре над западными воротами каменный храм во имя Сретения Господня». В ограде монастыря «под грандиозным памятником в виде большой металлической часовни» был похоронен Иван Иванович Базанов (ум. 30.6.1883), богатейший купец, золотопромышленник, действительный статский советник.
Совершались захоронения и в ограде Тихвинской церкви (сейчас на этом месте здание АО «Востсибуголь»). Здесь хоронили еще в XVIII веке. Например, в 1772 году похоронен помощник губернатора полковник барон Иван Осипович Соловьев (ум. 15 мая); а в 1791 году – правитель Иркутского наместничества Михаил Михайлович Арсеньев (ум. 18.4.1791). В 1865 году купеческая жена Софья Мироновна Чупалова была погребена около этой же церкви; 24 апреля 1912 года в ограде церкви похоронили известную купчиху, потомственную почетную гражданку Анну Ивановну Громову (1842 – 4.4.1912), главу торгового дома «А.И. Громова и сыновья», у которой были пароходство на Лене и обширная торговля в Якутии. Громова оказывал финансовую помощь научным экспедициям барона Э. Толя, Ф. Матиссена, А. Колчака и других.
Во втором номере журнала «Земля Иркутская» в статье С. Медведева рассказывалось об известном иркутском купце-благотворителе на развитие просвещения П.А. Пономареве, чей прах был захоронен в ограде Покровской церкви у самого алтаря и над могилой которого было воздвигнуто металлическое надгробие в виде часовни.
Внушительный вид, по словам В.С. Манассеина, имел некрополь купцов Сибиряковых, находившийся в ограде Крестовоздвиженской церкви, он представлял собой небольших размеров древний храм в дорическом стиле[10]. К сожалению, историк не указывает, кто из Сибиряковых был похоронен у этой церкви, т. к. по данным Н.С. Романова многие из Сибиряковых были погребены на Иерусалимском кладбище.
17 ноября 1771 года (по старому стилю – А. Г.) был издан Ее Императорского Величества Самодержецы Всероссийской Екатерины II Правительствующего Сената указ, повелевающий господам Губернаторам «в вящую предосторожность от заразительной болезни чтобы по городам при церквах никого не хоронили, а отвели бы господа Губернаторы для того особые кладбища за городом на выгонных землях, где способнее, построя при оных на первый случай хоть небольшие деревянные церкви...». По указу требовалось огораживать кладбища «забором или плетнем». За первым указом последовал еще ряд, изданных по поводу того, что костромские и тульские местные власти нарушали исполнение первого. Указ Правительствующего Сената был неоднократно продублирован Святейшим Правительствующим Синодом.
В Иркутск он поступил в 1772 году и, вероятно, не 22 августа, как гласит Баснинская летопись и откуда этот факт попал в летопись В.А. Кротова и П.И. Пежемского[11], а раньше, так как в Государственном архиве Иркутской области находится документ из Святейшего Правительствующего Синода, датируемый получением «июля 28 дня»[12]. О том, что указ поступил в Иркутск ранее 22 августа, свидетельствует еще один документ, из которого видно, что он был получен 11 августа вторым губернатором Иркутской губернии генерал-поручиком Адамом Ивановичем Брилем и разослан «...из иркуцкого губернского магистрата иркуцких земных дел старостам» и в другие губернские города. В нем говорилось: «...чтобы те кладбища учреждались в удобных местах, удаленных от последнего городского жила по крайней мере не ближе ста сажень, а есть ли места доволе, то хотя б и за триста сажень и ... плетнем или забором, то и земляным валом велеть их обносить, но токмо вал оный не выше двух аршин был, дабы что, то такие места воздухом скорее очищались, а для удержания скотины, чтоб оная не могла заходить на кладбищи, лучше можно поделать около вала поглубже и пошире ров с тем удобнее, что вынимаемая из него земля на самые же стены (?) вала употреблена быть може...».
Получив императорский указ, А.И. Бриль, сделал и собственное распоряжение: «В силу де получившего Его Высокопревосходительством от сего августа 11 числа из Правительствующего Сената Ея императорского величества указу для погребения всех умирающих не в городе и не при церквах способное место от состоящей по край самого городового жила Крестовоздвиженской церкви от полиции и определенного для отводов обывательских строений господина штурманского ранга капитана Татарникова уже действительно по плану и отводу назначено, где с нынешнего времени всех умирающих и погребать должно: о чем от Его Высокопревосходительства и в Иркутскую духовную консисторию сего августа 12 и 18 с.г. сообщено и о как то отводное место следственно духовной стороне принять, а по долгу христианскому и огородить, как небольшим земляным валом и рвом отвесть, дабы никакой зверь и скот не входил, то в том и должно учинить магистрату и с духовной стороны с общего всего гражданства согласия пополнение, т.к. и в прочих городах снос чинится и не только одни ограды, но и церкви строются, а как находится от всего здешнего гражданства выборным головой господин коллежский советник Ветлицкий (Светлицкий – неразб. – А. Г.), то и тому общему пополнению и ему приступить за должное почитает, о чем и ордер ему от Его Высокопревосходительства дан с тем повелением, какое в том пополнении сделано будет о том подать и Его Высокопревосходительству рапорт: а здешним магистрам иметь Его Высокопревосходительство рапортовать же о чем и в Иркутскую духовную консисторию в равной силе послано сообщение: и по указу Ея Императорского Величества в Иркутском губернском магистрате определено с предписанием было предложение и всем старостам послать сей указ и велеть из здешнего купечества первостатейного и среднего достатка по пяти (пятнадцать) человек собрать и к завтрашнему, то есть 24 числу в Земскую избу и чтоб они тотчас того числа по полуночи в восьмом часу были собраны и по собрании в Иркутский Губернский магистрат рапортовали,
августа дня 772 года
Ратман Андрей Солдатов
Секретарь Прохор Затопляев
Канцелярист Иван Третьяков»[13].
К сожалению, по архивным документам не удалось проследить, насколько точно Иркутским городским магистратом было выполнено распоряжение А.И. Бриля. Вероятно, частично. Место под кладбище отвели, это подтверждает летопись П.И. Пежемского и В.А. Кротова («В октябре (1772 г.) вследствие указа, запрещено погребать умерших при церквах, а отведено место для кладбища далее Крестовоздвиженской церкви на Иерусалимской горе»). Но не огородили и не окопали, как этого требовал указ.
Определенное под кладбище место было продолжением территории вверх на гору за Крестовоздвиженскую церковь, где, как мы указывали ранее, жители Иркутска беспорядочно хоронили своих родственников и до выхода указа.
Строго говоря, императорский указ выполнен не был. Иначе не вернулись бы к решению об организации кладбища через 20 лет. Возможно, что вернуться к вопросу определения точного местонахождения кладбища заставило составление в конце XVIII века нового плана города Иркутска. Этот план был «...высочайше одобрен 4 августа 1792 г.» И уже на нем четко обозначены контуры кладбища, которое принимает прямоугольную форму, только отсекается часть, связывающая его с Крестовоздвиженской церковью, как это видно на плане 1790 года[14].
История отведения места такова: 30 июля 1793 года градской голова Михаил Васильевич Сибиряков на заседании Городской Думы сообщил ее членам о полученном им от Иркутского и Колыванского генерал-губернатора Ивана Альфредовича (Алферьевича) Пилля «изустного» приказа, относительно высочайше «Ея Императорским Величеством конфирмованному городовому плану, на котором експликациею повелено кладбище для погребения мертвых тел отвести на выгонной городовой земле в указанном разстоянии». Далее М.В. Сибиряков дополнил, что: «Его Высокопревосходительство (т.е. И.А. Пилль – А. Г.) назначить изволил под сей от Крестовоздвиженской церкви на увале против казарм место и приказал Его Превосходительству господину генерал-майору, правителю Иркутского наместничества и кавалеру Лариону Тимофеевичу (Нагелю – А. Г.) вымеря надлежащее число по качеству городового и количеству селения – отвести, а ему, градскому Голове для того кладбища оное место принять и огородить прочною городьбою...». Выслушав распоряжение, Дума решила обратиться к тому же А.Т. Нагелю за денежной помощью, т. к. не располагала «подобной ... суммой», достаточной для столь обширных работ по возведению городьбы и строительству церкви, а также просила на работы «из находящихся в здешнем городе ссыльных к делу сему приказать до полуторых сот человек отрядить..». За труды ссыльным Городская Дума обещала платить каждому «из городовых доходов по пяти копеек за день...». Нагель ответил положительно и 19 августа 1793 года выдал ордер, позволяющий начать работу на кладбище.
Судя по спискам каторжников, получивших за работу деньги, работа по сооружению земляного вала и рва началась 20 августа и закончилась 30 сентября. В ней принимало участие от 10 до 100 человек ежедневно. По предположению Н.С. Романова, во время этих работ был значительно поднят уровень земли, что было в достаточной степени заметно еще в начале XX века. В конце августа работы посетил сам генерал-губернатор Иркутский и Колыванский генерал-поручик И.А. Пилль, а при осмотре «...изустно изволил приказать для входу... ворота построить поспешнее...». К их изготовлению был привлечен из ссыльных «знавший» деревянные работы Яков Климов, которому установилась плата «по десяти копеек задень»[15].
11 сентября 1793 года закладывается первая кладбищенская церковь, строительство которой заканчивается к 1795 году. Это была небольшая каменная церковь во имя входа в Иерусалим Иисуса Христа. И с тех пор кладбище стало носить имя Иерусалимского.
Столь спешные работы не могли быть выполнены основательно, и, видимо, поэтому довольно быстро пришли в негодность и вал, огораживающий кладбище, и церковь.
С годами кладбище, конечно, увеличивалось в размерах, уходя все дальше в глубь березовой и еловой рощи по направлению к современной улице Байкальской, а также заняло небольшую площадь по склону горы около нынешней Входо-Иерусалимской церкви.
В 1917 году был подготовлен «Доклад о современном состоянии кладбищ в городе и мерах к упорядочению кладбищенского дела». В отчете указывалась точная площадь Иерусалимского кладбища – 42 450 кв. саж.[16]
Единое по площади Иерусалимское кладбище со временем разделилось на несколько частей в зависимости от вероисповеданий. В начале XX века, как отмечает современник, это были православная, римско-католическая, иудейская, протестантская и старообрядческая части. Но, видимо, какие-то границы существовали только между православным, римско-католическим, или, как его еще чаще называли, польским и иудейским, или еврейским участками. А протестантов и старообрядцев хоронили на польской и православной частях кладбища, что следует из плана 1899 года, на котором под № 96 обозначено православное кладбище, под № 97 – католическое и под № 98 – еврейское (см. план). Существовала еще и больничная часть, где хоронили умерших от заразных болезней.
Православное кладбище, соответственно количеству православного населения в Иркутске, было наибольшим. О времени его создания мы уже говорили выше – это 1772 год. Его наиболее древней частью является территория в границах улиц Кладбищенской (ныне Парковая), Главной Иерусалимской (ныне место по ул. Коммунаров, где расположены могилы Борцов за Власть Советов) и мысленно проводимой прямой от главного входа со стороны горы Коммунаров до Первой Иерусалимской улицы (ныне 1-й Советской). На плане 1792 года видно, что эта территория является пересечением участков, отведенных под кладбище в 1772 и 1792 годах. В дальнейшем православное кладбище росло в сторону Большой Русиновской улицы (ныне ул. Байкальская). Кладбище было огорожено: деревянным забором, протяженностью 1 124 метра и высотой 2,4 метра, со стороны улиц Первой Иерусалимской (1-я Советская) Большой Русиновской, а также частично по горе, там, где кладбище граничило с жилыми усадьбами, и забором с каменным фундаментом, каменными столбами и деревянной решеткой, длиной в 340 метров и высотой 2,4 метра (эта ограда шла вдоль улицы Главной Иерусалимской и Кладбищенской).
Видимо, к 1772 году могли относиться первые захоронения на Иерусалимском кладбище и католиков, т. к. католики в этот период уже были на русской службе, жили они и в Иркутске. Католическая часть занимала территорию, выходящую на 1-ю Иерусалимскую улицу. Рядом с польским находилось немецкое кладбище, у обоих был один караульный. От православной части католическая ничем не отделялась, кроме дорожки.
Иудейских кладбищ к концу XIX – началу XX века было два – старое и новое. С возникновением первого связано такое предание: «В конце 30-х годов (XIX века)... умер еврей по именим Пинхос. Сестра его (крещеная) была служанкой у генерал-губернатора Руперта. По ее просьбе Руперт приказал отвести небольшое пространство на католическом кладбище, куда приказал хоронить исключительно евреев...»[17]. Но это предание, т. к. евреев хоронили на Иерусалимском кладбище в специально отведенном месте на католическом участке еще до приезда Руперта, в 20-е годы XIX века. На этом кладбище хоронили до 1873 года. Второе еврейское кладбище, располагавшееся на углу улиц Большой Русиновской и 1-й Иерусалимской (ныне угол Байкальской и 1-й Советской, в районе Театра кукол и сквера перед театром, до здания Октябрьского суда), было создано в конце 60-х – начале 70-х годов XIX века. Вокруг этого кладбища располагался забор из серою камня, протяженностью 218 метров и высотой 2,7 метра.
Содержание кладбища и управление им до принятия в 1870 году Городской реформы было следующим. Участие Городского управления ограничивалось отводом земли под кладбище и выбором кандидатов на должность старост кладбищенской церкви. Заботы же о благоустройстве кладбища, установление порядка захоронений и плата за могилы относились к ведению духовного начальства. Но этот порядок соблюдался плохо.
Первоначально никакой платы за копание могил не взималось, да и копание производилось частным порядком. Духовенство не справилось с возложенной на него обязанностью по поддержанию на кладбище порядка. Об этом свидетельствует появившаяся 25 сентября 1858 года в «Иркутских Губернских ведомостях» статья, в которой говорилось, что «На кладбище около Иерусалимской церкви некоторыми из посетителей совершаются часто, в особенности в праздничные дни и по вечерам, беспорядки, возмутительные для христианского чувства и даже небезопасные для прочих посетителей. Не говоря уже о том, что лучшие памятники обломаны и полуразрушены, что некоторые оградки разобраны и употребляются окрестными жителями на топливо вместо дров, что многие могилы, покрытые дерном, растоптаны скотом, свободно бродящим по всему кладбищу...»[18]. Для устранения этих беспорядков был создан комитет по устройству кладбища из представителей всех сословий города под председательством иркутского губернатора генерал-лейтенанта Карла Бургартовича Венцеля.
Этот комитет постановил: «...обнести все кладбище прочною оградою, учредить для надзора за оным постоянную стражу, устроить для последней надлежащее помещение и по окончанию работ обсадить кладбище деревьями по сторонам существующих на оном дорог, а также кругом всего кладбища внутри ограды, дабы дать ему по возможности приличный вид». Комитет, не имея в своем распоряжении никаких сумм для приведения своих предложений в исполнение, обратился к добровольным пожертвованиям всех жителей города, предоставив их сбор приходским священникам. Решения комитета были выполнены, ограда установлена, но через 20 лет и она пришла в негодность.
По новому городовому положению 1870 года, кладбища перешли в хозяйственное ведение городских самоуправлений. В разных городах России городские власти по-разному подошли к решению вставшей перед ними задачи. В одних случаях управление кладбищами производилось через особые исполнительные комиссии, в других – через особых попечителей, не состоящих одновременно церковными старостами; в третьих – непосредственно городскими Управами при помощи наемных лиц – смотрителей кладбищ. Обязанности попечителей и смотрителей обычно регламентировались особыми инструкциями, а захоронения производились по точному плану[19].
В Иркутске в 1876 году, по другим данным в 1877 году[20], городским общественным Управлением было принято решение, по которому Думою избирались особые попечители, в помощь которым нанимались артельный староста, он же смотритель кладбища, и артель рабочих. Были установлены правила для копания могил и плата за рытье. Для попечителей и смотрителя в 1888 году Думою была издана новая инструкция. Взимаемая за копание могил плата расходовалась на содержание служащих и рабочих, на отопление и освещение караульного помещения, на устройство ограды вокруг кладбища, а из остатков образовался «кладбищенский капитал», который, например, к 1903 году возрос до 113 000 рублей, в 1912 году штат кладбища состоял из смотрителя, имеющихся в его распоряжении трех рабочих, приготавливавших могилы, и двух караульных.
По данным документов, которые нам удалось обнаружить, впервые вопрос о закрытии Иерусалимского кладбища встал в 1883 году. 4 февраля этого года городской голова Дмитрий Дмитриевич Демидов обратился в Санитарную комиссию, состоящую при городской Управе, с прошением, в котором предлагал совместно с городским архитектором осмотреть почву земли и местность, занимаемую кладбищем, и доложить ему свое заключение о том, «...насколько и по каким именно причинам может быть признано вредным для города в санитарном отношении дальнейшее оставление кладбища в этой местности». По-видимому, запрос городского головы относительно кладбища был вызван подготовкой к составлению нового плана города, так как на полях бланка ответа из Санитарной комиссии было написано: «Для сведения при составлении плана». А ответ был следующим: «...в настоящее время в науке доказана сравнительная безвредность кладбища, и поэтому возбуждать ходатайство о перемещении Иерусалимского кладбища в какое-нибудь другое место не представляется оснований. Неизмеримо больший вред общественному здоровью наносится грязным содержанием городской почвы...»[21].
В следующий раз вопрос о закрытии поднимался в 1896 году, когда городская Дума, рассмотрев записку попечителя кладбища Бунтина, поручила Управе составить план и смету на устройство нового кладбища, что и было выполнено в 1899–1902 годах, но новое кладбище потребовало значительных затрат, средств же не было. В это же время (1899 году) гласный городской Думы М.С. Комаров заявлял о беспорядках на Иерусалимском кладбище и об отводе места под новое кладбище.
5 июня 1912 года на заседании городской Думы при рассмотрении сметы расходов на содержание Иерусалимского кладбища некоторыми гласными вновь были сделаны запросы по поводу его закрытия, или об «...учреждении на нем попечительства, эксплуатации кладбища путем продажи мест, с целью обращения получаемых сумм на содержание благоустройства кладбища...»[22]. Отмечалось, что кладбище содержится не в надлежащем порядке, но вместе с тем гласный Г.И. Русанов указывал, что если Дума закроет кладбище, то этим поставит в затруднительное положение бедноту. Рассмотрение вопроса перешло в Общее Присутствие городской Управы, которое в октябре того же года занималось его обсуждением. Вот выдержка из журнала иркутской городской Управы: «По вопросу о том, насколько является своевременным закрытие Иерусалимского кладбища, городской санитарный надзор дал заключение, что кладбище это по собранным фактическим данным может служить местом для погребения умерших и далее, но со строгим соблюдением кладбищенского периода при рытье новых могил и при соблюдении всех гигиенических требований, предъявляемых к кладбищам».
В личном фонде Н.С. Романова, в Государственном архиве Иркутской области, находится документ, озаглавленный так: «Доклад о современном состоянии кладбищ в городе и мерах к упорядочению кладбищенского дела». Под ним дата – 10 ноября 1917 года. В Петрограде уже произошел переворот. Из документа не ясно, для кого готовился доклад и где он прозвучал, скорее всего, или в Думе, или в Управе. Но то, что такой доклад рассматривался во время, когда в стране происходили страшные потрясения, в какой-то степени символично: одни старались сохранить память о прошлом – другие с этой памятью порывали. Как показала дальнейшая история нашей страны, кладбища тоже стали объектом «социалистических преобразований». Из дела видно, что положение Иерусалимского кладбища в 1917 году было весьма плачевным, оно оказалось наиболее запущенным из всех иркутских кладбищ, а их к этому времени было шесть: Ремесленно-Слободское, Знаменское, смежное с первым, военное в Рабочем предместье, Глазковское, Амурское, или Новое, и само Иерусалимское. Расположенное в центре города, с разрушенными памятниками, крестами и заборами, в некоторых местах совершенно уничтоженными, Иерусалимское кладбище представляло собой не лучшее зрелище. Вот как описывал его состояние в 1912 году Н.С. Романов: «Тут можно увидать старые памятники начала XIX века, некоторые из них очень внушительных размеров, но, к сожалению, большая часть их поломаны или опрокинуты на землю. Есть порядочно надгробных камней, плит, прочесть надписи некоторых сразу трудно, надо предварительно эти надписи вычистить, промыть и тогда уже читать. Многие старинные плиты находятся совершенно в земле, и только кое-где из-под насыпанной на них земли, поросшей травой, показываются края их. Многие плиты находятся на тропинках и надписи их стерты прохожими. Многие же старые плиты, надо думать, и совсем находятся под землею - на четверть и более, и их надо откапывать наугад, а еще больше плит, наверное, свалено в могилы, т.к. тут погребение идет на второй – третий раз, и уважение к старым памятникам не заметно»[23].
Но в то же время при таком состоянии кладбища на нем продолжали еще хоронить.
После установления в Иркутске Советской власти кладбище перешло в ведение похоронного бюро, и захоронения на нем, правда, в крайне незначительных размерах, продолжались до конца 20-х годов (есть данные о захоронении в 1929 году). Но и в это время предпринимались попытки к ликвидации кладбища и даже приспособления его под ботанический сад. Заведующий кафедрой ботаники Иркутского университета профессор В.И. Смирнов в 1923–1925 годах, что следует из статьи директора Иркутского ботанического сада П.И. Малиновского, поднимал вопрос о ботаническом саде, и местом для его создания он предлагал именно Иерусалимское кладбище, да и городской Совет был согласен с профессором. В тот момент кладбище от разорения спасло отсутствие средств у местных властей[24], но эта отсрочка была недолгой.
7 апреля 1932 года горсовет принял постановление, утвержденное Президиумом Восточно-Сибирского крайисполкома 2 августа того же года, по которому Иерусалимское кладбище было предназначено к переоборудованию под Парк культуры и отдыха[25]. Кладбище перешло в ведение Горлесземтреста.
Но сразу к переоборудованию Горлесземтрест перейти не мог, в 1933–34 года отсутствовали средства, да и согласно инструкции, утвержденной Постоянной Комиссией по делам культов при ВЦИК РСФСР, закрытые кладбища находились в пополнении консервируемых массивов[26]. Так что Горлесземтрест занялся заготовкой строительного материала – бутового камня, железных решеток и кирпича, а одновременно с этим с кладбища отпускали саженцы, которые, как свидетельствует документ, высаживались не только в Иркутске, но и в Черемхово[27].
И хотя перед Горлесземтрестом в отношении закрытого кладбища стояла задача, заключающаяся «в охране находящихся... строений, насаждений, памятников и ограждений от хищений»[28], кладбище разграблялось. Еще в 1931 году памятники безнадзорно разбирались, вывозились. Списки памятников, которые необходимо было по тем или иным причинам сохранить, составленные иркутским историком В.С. Манассеиным для коммунального отдела городского Совета, не спасали положение. Хотя согласно этим спискам, памятники помечались зеленой краской с надписью «сохранить КомОХРИС». Сам Манассеин, побывавший на кладбище после составления списков, направил в Иркутский Горсовет письмо, в котором отмечал, что:
«1. Разрушена великолепная чугунная решетка (типовая декабристская...)
2. Увезены чугунные плиты с могил Мордвиновых.
3. Уничтожен крест на могиле профессора Симолина.
4. Опрокинут один из памятников Трапезниковых.
5. Приведена в беспорядок могила (деревянный навес) – Вагина».
Деревянные решетки ломались 1-й Пожарной командой, чугунные ограды – Рудметаллторгом.
На защиту памятников от разрушения, слома и вывоза с территории кладбища пытались встать работники краеведческого музея[29]. Но все это было безрезультатно. Вандализм продолжался.
В первую очередь была разломлена древнейшая часть кладбища в районе улицы Кладбищенской и Главной Иерусалимской (ныне Парковая улица и то место, где находятся могилы Борцов за власть Советов). И если на плане Иркутска 1930 года Иерусалимское кладбище обозначено как «кладбище», то на плане 1940 года оно уже отмечено как парк с разбивкой аллей.
Уничтожение кладбища было завершено во второй половине пятидесятых годов. В феврале 1957 года на совместном заседании бюро ГК КПСС и исполкома Горсовета депутатов трудящихся был утвержден план мероприятий по переоборудованию бывшего кладбища под парк культуры. Был проведен массовый слом и вывоз оставшихся надгробных памятников, срытие могил. Парк открыли 13 июля 1957 года[30]. Это день, когда мы очень много потеряли для истории нашего города, а также для морали и нравственности его жителей.
На Иерусалимском кладбище покоился прах иркутян, тех, кто внес большой вклад в развитие города, всего Восточно-Сибирского края, в становление культуры, архитектуры, просвещения, науки и промышленности XVIII–XX столетий! Это купцы: Забелинские, Зубовы, Шигаевы, Векшины, Тюрюмины, Свешниковы, Чупаловы, Сизых, Нефедьевы, Балакшины, Дудоровские, Оболенские, Аксеновы, Болдановы, Малковы, Курносовы, Сказываевы, Мичурины, Логиновы, Сумкины, Лычаговы, Самарины, Сибиряковы, Белоголовые, Емельяновы, Масловы, Лаврентьевы и т.д.
Многие иркутские улицы были названы по фамилиям известных в городе людей: ул. Ланинская (купцы Ланины), ул. Баснинская (купцы Баснины), ул. Пестеревская (Пестеревы), ул. Трапезниковская (Трапезниковы), ул. Медведниковская (Медведниковы) и другие.
Могилы многих купцов были своеобразными фамильными некрополями, очень интересными, как отмечает В. Манассеин, в архитектурном и историко-бытовом отношении. Часто памятники имели вид каменных саркофагов, например, на могилах семейства Трапезниковых. Более скромно, даже аскетично, выглядели надгробия Басниных.
В этой земле покоятся писатели, ученые, общественные деятели: М.А. Александров (ок. 1800 – ок. 1860) – поэт, автор «Воздушного тарантаса»; М.В. Загоскин (1830 – 1904) – писатель, общественный деятель, редактор «Иркутских губернских ведомостей» и газеты «Амур»; В.И. Вагин (1823–1900) – историк, общественный деятель, публицист, географ, издатель; А.М. Станиловский (1876–1905) – общественный деятель, ученый, консерватор музея ВСОИРГО.
Мы знаем, где сегодня находится могила М.В. Загоскина, могилы В.И. Вагина и А.М. Станиловского находились рядом, но их нет теперь. В отчете ВСОИРГО за 1911 год читаем, как научная общественность города заботилась о сохранении памяти о своих активных сотрудниках. Сразу же после смерти Загоскина (1904) у членов ВСОИРГО возникла идея собрать путем пожертвований средства на памятник писателю. К рассмотрению проектов памятника приступили в 1911 году и остановились на проекте, разработанном К.В. Миталем и В.В. Цетнеровичем. Изготовить и поставить памятник должна была иркутская фирма Н.Ф. Поднебесных, а создать медальон-барельеф заказали в Петербурге И.Н. Жукову. Открытие памятника состоялось 11 сентября 1911 года. Через месяц отдел обратился к Городской Управе за разрешением об увеличении участка земли, занимаемого могилами Загоскина и Станиловского, для того, чтобы обнести их оградкою, проект которой предполагалось заказать архитектору К.В. Миталю[31]. (Этой оградки сегодня нет, да и памятник Загоскину выглядит не совсем так, как был выполнен в 1911 году, потому что в годы крушения могил на кладбище он был сломан и восстановлен не в первозданном виде).
На кладбище были похоронены: известный иркутский врач и общественный деятель А. Брянский, на могиле которого стоял большой черный мраморный крест на постаменте; первый врач-психиатр Восточной Сибири С.А. Брянцев (ум. 28.11.1914); ученый геолог А.П. Детищев (1880–1914); ученые А.К. Зондгаген, на могиле которого был поставлен намятник с надписью «За ревностные труды по землеведению Восточной Сибири в знак искренней признательности от ВСОИРГО»; позади Входо-Иерусалимской церкви был погребен китаевед, профессор университета К.Г .Каттерфельд; геолог С.П. Перетолчин (ум. 1914); доктор и общественный деятель М.Я. Писарев (1846–1891), на памятнике была надпись: «От почитателей честному человеку. Врачу бедных»; профессор гражданского права, учитель целого ряда профессоров и преподавателей Иркутского университета А.А. Симолин; иркутский первопечатник М.П. Петров (1741–1827); этнограф И.А. Худяков (1841–1876); Н.А. Серно-Соловьевич (1834–1866) – один из создателей «Земли и воли», соратник Чернышевского; иркутский летописец П.И. Пежемский. Здесь же похоронены многие военные: генерал-майоры З.Г. Клеветский (1778–1851) и И.Г. Земляницын (ум. 1908); генерал-лейтенант Н.Н. Флейшер (ум. 1907); генерал М.И. Хлыновский (ум. 1910). Самым известным из военных был А.Ф.Красавин (1775–1843) – иркутский комендант с 1836 года, генерал-майор, награжденный орденами Св. Георгия 4 степени, Св. Владимира, золотой шпагой за храбрость, участник многих сражений в войне против Наполеона, в том числе Бородинской битвы.
Похоронен здесь и Ф.В. Савицкий (ум. 1910) – начальник каторги в Нерчинске и Александровского централа, смотритель иркутского тюремного замка, сделавший мною для улучшения содержания заключенных, на памятнике которого была надпись: «Справедливому начальнику от признательных каторжников».
На кладбище были похоронены иркутские архитекторы А.И. Лосев (1765–1829), А.Е. Разгильдеев (1818–1895), А.И. Кузнецов (1865–1907).
Здесь же покоились польские повстанцы 1863 года: Гедемин Юстин (ум. 1903), С.В. Рыхлинский (ум. 1904) – друг В.Г.Короленко, Х. Шверницкий (ум. 1894), Л. Ясинский (ум. 1908), Станишевский и другие; были погребены многие православные и католические церковнослужители; супруга иркутского губернатора Нагеля – Евдокия Егоровна (1749–1794) и супруга преосвященного Иннокентия Попова-Вениаминова – Екатерина; декабрист И.В. Поджио (1792–1848), чья могила была уничтожена, а позднее восстановлена. На этой же стороне кладбища находилась и могила жены декабриста Ю.К. Люблинского – Агафьи Дмитриевны (ум. 1882). Были на Иерусалимском кладбище могилы жены декабриста В.Д. Бечасного – Анны Пахомовны (ум. 1900) и его сына Вячеслава (ум. 1895)[32].
И многие, многие другие.
Всего на Иерусалимском кладбище за всю его историю, по нашим подсчетам, было предано земле 100–120 тысяч иркутян всех сословий.
Нельзя не сказать и о захоронениях на других кладбищах, которые были практически в каждой части города. Думается, что их печальная судьба требует говорить о них чаще. Отношение к кладбищам – показатель нравственности народа. И когда кто-то сегодня доказывает, что падение нашей нравственности началось после 1917 года с приходом к власти большевиков, я точно знаю, что он не прав. Безнравственными мы были и до этой, безусловно трагической даты – и этому есть очень весомое доказательство. Это отношение к кладбищам.
Мы назовем только исчезнувшие: Знаменское, Ремесленно-Слободское, Глазковское, военное, древнее немецкое (лютеранское). Распоряжение о ликвидации последнего из названных было дано в 1910 году, хотя слом его произошел уже в советское время. Это было самое древнее из всех перечисленных кладбищ. Оно располагалось в том месте, где сейчас пересекаются улицы Ленина, Тимирязева, Седова, 3-го Июля, напротив Крестовоздвиженской церкви. Кладбище было небольшим. На нем нашли вечный покой находившиеся на русской службе лютеране, или как их всех называли на Руси, не уточняя национальности, немцы. Здесь были похоронены: первый губернатор Иркутской губернии генерал-майор Карл Львович Фрауендорф (ум. 2.01.1767) – «Сей начальник имел большое значение в математике и много находил дела для упражнения разума своего и побуждения прилежности в тех, коих должность ведет к знанию фортификации и гражданской архитектуры», – писал о нем А.И. Лосев, иркутский губернский архитектор, в своей летописи[33]; иркутский вице-губернатор Лоренц-Ланг (ум. 26.12.1752); обер-комендант бригадир Иван Антонович фон Линеман (ум. 22.5.1789). Сегодня часть этого кладбища занята улицей, но сохранился маленький кусочек, на котором, правда, нет никаких остатков захоронений, но который в силу своего выгодного местоположения привлекает внимание многих. Здесь уже планировалось соорудить памятник комсомольцам, позднее – декабристам. К счастью, этим планам не удалось воплотиться в жизнь. И хорошо, что не удалось, потому что здесь должен стоять памятный знак, может быть даже и часовня, говорящая о том, что же было на этом месте в самом деле в течение XVIII–XIX веков. Все из названных кладбищ появились вместе с развитием города. Знаменское возникло приблизительно в конце XVIII века; Ремесленно-Слободское – в начале XIX века и Глазковское в первой половине XIX века. На этих кладбищах хоронили простых горожан, проживавших в Глазково, Знаменском предместье, в Рабочей слободе. На Глазковском кладбище в начале XX века хоронили и умерших в Медведниковской больнице (ныне курорт «Ангара»). Состояние всех этих кладбищ в конце XIX – начале XX веков было печальным. Предпринимались попытки их благоустройства «поправлением» обводных рвов, установлением оград и домиков для караульных, посадкой деревьев. Несколько лучше других выглядело Ремесленно-Слободское кладбище, на котором даже была часовня, построенная в 1893 году. Но все эти меры были недостаточны, так как усилия радеющих за поддержание порядка и сохранение старых захоронений разбивались о равнодушие и наплевательское отношение основной массы населения. Мало что удалось сделать, а тут еще подоспел и 1917 год, после которого о кладбищах уже не заботились. Все они были закрыты в 20-е – 40-е годы XX века и постепенно уничтожены. Хотя в это же время на них продолжали еще хоронить. Так, например, на Ремесленно-Слободском кладбище был захоронен в 1930 году известный профессор В.Т. Шевяков, зоолог, декан медицинского факультета Иркутского университета, ученый с мировым именем, автор работ в области изучения инфузорий и радиолярий Неаполитанского залива, член-корреспондент Российской Академии наук, доктор философии Гейдельбергского университета, доктор права Эбердинского университета. Здесь же похоронили профессора Б.А. Сварчевского (1930).
Особо хотелось бы сказать о военном кладбище, находившемся в Рабочем предместье в границах нынешних улиц Радищева – Академика Павлова и Дмитрия Донского – Северной. Оно было создано после строительства в 1878 г. в Знаменском предместье военного госпиталя. 17 августа 1888 г. Иркутская городская Дума утвердила решение городской управы об отводе места для военного кладбища в размере 600 кв. саж.[34] Хоронили на нем военных, умерших в мирное время. Но особенно много захоронений производилось в начале XX века, в связи с Русско-японской войной, а позднее – Первой мировой. Хотя Иркутск и находился далеко от линий фронтов, но тем не менее сюда на лечение везли раненых, и многие из них здесь умирали и захоранивались на военном кладбище. В память о жертвах «Великой войны» (так называли первую мировую) предполагалось соорудить часовню[35], но этому не суждено было осуществиться, начались революционные события. Правда, летом 1918 года на этом кладбище были произведены захоронения, так же, как и на Глазковском, чехословаков, павших в боях с большевиками. 24 мая 1919 года над их могилой был открыт памятник[36], который, как и само захоронение, послужили поводом к уничтожению кладбища в 20-е годы.
Мы не затронули в своей статье проблемы многих мест захоронений иркутян, как например, Амурское кладбище (в районе Лисихи), мусульманское (в районе 39 школы), Радищевское, Новое Глазковское (или Свердловское), Ново-Ленинское и ряд других, существующих ныне. Но попытались рассказать о тех, которых нет. Все они хранят в своей земле останки людей, внесших вклад в становление нашего города и его развитие. Территории кладбищ являются памятниками истории и культуры мемориального характера и по закону относятся к землям историко-культурного назначения. На них недопустимо сооружение никаких построек, тем более увеселительных, как, например, на бывшем Иерусалимском кладбище.
Сегодня на основе имеющегося исторического материала возможно установление памятных знаков или часовен в тех местах, где находились кладбища. Необходимо также вернуть к жизни, реставрировать единственную кладбищенскую Входо-Иерусалимскую церковь, которая являлась составной частью кладбища.
Нужно вернуть живущим их память, а усопшим покой. Мир праху твоему, иркутянин.
[1] Калинин А. Погост // Комсомольская правда. — 1991. — 22 февр. С. 4.
[2] Гурьев Н. Старинные могилы на Сибирских кладбищах // Сибирский архив. — 1912. — № 7. С. 566.
[3] Васильев К.Г., Сегал А.Е. История эпидемий в России. — М., 1960. С. 94, 124, 126, 127, 143, 144, 145, 377, 379, 388.
[4] Храмоздатель – строитель, хозяин, коего иждивением храм строится // Даль В. Толковый словарь. — Москва, 1955. Т. IV. С. 564.
[5] Энциклопедический словарь. Издатели Ф.А. Брокгауз И.А. Ефрон. С-Петербург, 1895. Т. XV. С. 283.
[6] Мокеев Н. Иркутское Иерусалимское кладбище // Сибирский архив. — 1912. № 12. С. 927–928.
[7] Иркутские епархиальные ведомости. — 1875. — 7 июня (№ 23). Прибавления. С. 320.
[8] Иркутские епархиальные ведомости. — 1909. — 15 февр. (№ 4). С. 29–30.
[9] РГИА. Ф. 549. Оп. 2. Д. 15. Л. 8–8об, 10–10об, 12, 13–13об, 15–16об, 11–11об, 14–14об, 4–5об.
[10] ГАИО. Ф.р-565. Оп. 1. Д. 206. Л. 56.
[11] Иркутская летопись (летописи П.И. Пежемского и В.А. Кротова) // Иркутск, 1911. С. 400.
[12] ГАИО. Ф. 70. Оп. 1. Д. 1175. Л. 18, 3, 17.
[13] Там же. Д. 16. Л. 403, 394, 403-403об.
[14] РГИА. Ф. 1293. Оп. 168. Д. 3.
[15] ГАИО. Ф. 70. Оп. 1. Д. 1175. Л. 2. 3об, 28, 10.
[16] Там же. Ф. 480. Оп. 1. Д. 355. Л. 1.
[17] Войтинский B.C., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске. — Иркутск, 1915. С. 196.
[18] Иркутские Губернские ведомости. 1858. 25 сент. Отд. II. Неофиц. Часть. С. 2.
[19] ГАИО. Ф. 480. Оп. 1. Д. 355. Л. 5об.
[20] Там же. Ф. 70. Оп. 2. Д. 10002. Л. 6; Ф. 480. Оп. 1. Д. 355. Л. 1.
[21] Там же. Л. 13об.
[22] Там же. Л. 51, 52.
[23] Мокеев Н. Указ. соч. С. 929.
[24] ГАИО. Ф.р.-1055. Оп. 3. Д. 164. Л. 1.
[25] Там же. Ф.р.-1697. Оп. 1. Д. 46. Л. 14об.
[26] Там же. Д. 66. Л. 10об.
[28] Там же. Д. 46. Л. 14об.-15.
[29] Там же. Ф.р.-47. Оп. 1. Д. 74. Л. 3, 20, 22об, 24.
[30] Там же. Ф.р.-2823. Оп. 1. Д. 189. Л. 24.
[31] Отчет Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества за 1911 г. // Иркутск, 1913. С. 19–20, 158, 165, 170.
[32] Кубалов Б. Декабристы в Восточной Сибири // Иркутск, 1925. С. 205, 199.
[33] Провинция Иркутск, б/г. С. 284.
[34] Известия Иркутской городской Думы. 1888. Октябрь. Т. III. № 19. С. 133.
[35] ГАИО. Ф. 70. Оп. 3. Д. 5675.
[36] Романов Н.С. Летопись города Иркутска за 1902–1924 гг. // Иркутск, 1994. С. 351.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
