Иркутское губернское жандармское управление

Иркутские жандармы

История политической полиции Российской империи изучена все еще слабо – сугубо закрытый характер этой темы не способствовал появлению исчерпывающих и обобщающих исследований. В дооктябрьской историографии преобладали работы мемуарного плана. Некоторые стороны деятельности Департамента полиции и охранных отделений были исследованы Н.Б. Глинским, П.А. Гредескулом, А.А. Лопухиным, П.Е. Щеголевым. Краткие статистические сведения о работе провинциальных органов полиции содержатся в юбилейном сборнике Министерства внутренних дел. Следует отметить, что в этот период исследователями практически не затрагивался вопрос о структуре, методах и формах деятельности политической полиции^[1].

После революций 1917 г. история тайной полиции России интересовала прежде всего недавних политических узников, активных участников борьбы с самодержавием. Исследователей и публицистов занимали секреты Особого отдела Департамента полиции МВД, Охранных отделений и жандармских управлений конца XIX – начала XX вв., разоблачения осведомителей и провокаторов в рядах революционных партий. На страницах журнала Всесоюзного общества бывших политкаторжан «Каторга и ссылка» в 1921–1935 гг. были опубликованы несколько исследований, основанных на личных воспоминаниях и потому односторонне освещавших некоторые стороны сыскной и репрессивной деятельности жандармов^[2].

Профессиональные историки обратились к этой теме лишь в 1960-х годах. Н.П. Ерошкиным и П.А. Зайончковским была подробно изучена структура центральных – Министерство внутренних дел, Департамент полиции МВД, Отдельный корпус жандармов – и отчасти местных охранительных и карательных учреждений^[3]. В этот период история правоохранительных органов становится предметом внимания юристов: Р.С. Мулукаев исследовал правовое положение и институциональную структуру карательных органов. Организации уголовного и политического сыска в начале XX в. посвящено учебное пособие Д.И. Шинджикашвили^[4].  

Повышенное внимание перестроечных публицистов 1980–1990-х годов к истории советской репрессивной машины закономерно привело к возобновлению профессионального интереса к прошлому дореволюционных спецслужб. В этот период стали создаваться обобщающие работы по истории органов полиции и жандармерии. Особо следует отметить публикации 3.И. Перегудовой. Этим автором на основе фондов ГАРФ исследованы структура, функции Департамента полиции и Особого отдела, представлен анализ системы взаимодействия Департамента и местных органов политического сыска, рассмотрены направления и методы деятельности политической полиции. Автором изучены и отдельные вопросы функционирования подведомственных Департаменту местных учреждений, в частности губернских жандармских управлений^[5].

История политической полиции императорской России стала изучаться активно с 2000 годов. В работах B.C. Измозика, В.М. Курицына М.И. Сизикова, М.С. Чудаковой, Б.Н. Григорьева, Б.Г. Колоколова и других рассмотрены некоторые аспекты организации и функционирования охранных отделений, розыскного аппарата, взаимоотношения отдельного корпуса жандармов с губернскими властными структурами^[6].

В наши дни ведется изучение данной темы и на региональном уровне. При этом активно исследуется деятельность ГЖУ центральных губерний и областей страны^[7]. История сибирских жандармов исследована гораздо меньше^[8]. При этом работа политической полиции Иркутска представляется практически не тронутым научным полем^[9].

Между тем, история деятельности жандармских структур на территории Иркутской губернии, Восточной Сибири представляет значительный научный интерес. Дело в том, что эта тема имеет свои специфические особенности, продиктованные постоянным пребыванием в регионе значительного контингента политических и государственных преступников, отбывавших здесь наказание ссылкой на поселение или в каторжные работы. Иркутские жандармы первыми в России приобретали опыт организации постоянного полицейского надзора за «дворянскими революционерами»: изоляция, обеспечение трудом, создание соответствующих каторжному режиму жилищно-бытовых условий, перлюстрация переписки, – решение этих и многих других проблем апробировалось здесь, в Забайкалье, Петровском Заводе, Иркутске на протяжении длительного временного периода – с 1826 по 1856 гг.

Вслед за декабристами на территории губернии размещались ссыльные петрашевцы, представители народнических организаций, эсеры, социал-демократы, участники массовых протестов первой русской революции, деятели национальных радикальных политических формирований. Их нелегальная деятельность заставляла жандармские структуры вести каждодневную хорошо законспирированную агентурную борьбу, налаживать среди революционеров сеть платных осведомителей, использовать провокацию, проводить массовые ликвидации руководящих партийных работников.

Цель настоящей статьи – выявить характер деятельности иркутских жандармов в борьбе с революционным движением на территории губернии во второй половине XIX – начале ХХ вв., определить основные принципы, структуру и формы работы чинов жандармерии, показать степень и характер взаимодействия с местной административной.

Основным источником для создания настоящей статьи стали материалы двух региональных архивов – Национального архива Республики Бурятии и Государственного архива Иркутской области. Закрытый характер работы жандармов наложил отпечаток на источниковую основу: архивные материалы позволяют составить представление лишь о некоторых принципах и механизмах функционирования политической полиции: работа с агентурой, содержание осведомителей, провокация среди рабочих и интеллигенции, финансирование масштабных операций – документы об этих и многих других сторонах деятельности жандармов, в архивах не отложились. Особенностью источников можно считать полное отсутствие каких-либо определенных сведений о жандармах в региональной периодической печати.         

Появление жандармского ведомства в Иркутске напрямую связано с политической ссылкой, хотя пребывание здесь «первого революционера» А.Н. Радищева в октябре-декабре 1791 г. и не привело к оформлению какой-либо надзорной службы. Опальный автор «Путешествия» чувствовал себя в городе вполне свободно: посещал театр, имел дружеские аудиенции с генерал-губернатором и епископом, завел широкие знакомства в местном обществе. Вот как писал графу А.Р. Воронцову, начальнику и покровителю Радищева, губернатор И.И. Пиль: «8-го числа сего месяца приехал сюда и господин Радищев со свояченицею своей и с детьми… А, дав ему от дороги отдохновение, буду советовать с ним, каким образом будет удобно в месте ево пребывания, завести дом для его жительства, и как теперь ему отсюда по совершенно дурной дороге до настоящей зимы ехать…»^[10].

После 14 декабря 1825 г. такое участливое отношение сибирских властей к государственным преступникам, конечно же, не могло устраивать Петербург. Вот почему для установления подлинного и строгого надзора за декабристами уже летом 1826 г. было создано Нерчинское комендантское управление. Его руководитель генерал-майор С.Р. Лепарский осуществлял свои функции независимо от местной администрации или чиновников горного ведомства и подчинялся непосредственно начальнику III Отделения.

Корпус жандармов в структуре III Отделения был создан в 1827 г. Вся страна разделялась на округа, а в губернские города назначались жандармские штаб-офицеры, следившие за благонадежностью представителей некоторых слоев общества – офицерства, нарождавшейся интеллигенции, отдельных чиновников. По всей видимости, в Иркутске губернская жандармская команда появилась в начале 1830-х годов (1833 г.) и насчитывала чуть более 30 нижних чинов при нескольких штаб-офицерах, входивших в VIII Сибирский жандармский округ. Известно, что для этой команды были выстроены казармы на месте сгоревшего винного завода Ситникова, возле реки Ушаковки^[11].

Жандармы стремились контролировать все стороны жизни каторжных декабристов, при этом вопросы хотя бы незначительного их перемещения решались только из столицы. Вот, например, ответ шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа на отношение генерал-губернатора В.Я. Руперта, к которому обращалась жена декабриста Юшневского с просьбой перевести мужа на жительство в Иркутск, где есть возможность получить врачебную помощь (1840 г.): «…имею честь уведомить Вас, милостивый государь, что перемещение государственного преступника Юшневского из назначенного для поселения его села Кузьминского в г. Иркутск или в деревню Гласкову, отделяющуюся от сего города только рекою Ангарой, я признаю с моей стороны неудобным и потому покорнейше прошу, ваше высокопревосходительство, сообщить мне: не изволите ли Вы иметь в виду другое место, где бы Юшневский мог быть поселен с пользою для расстроенного его здоровья»^[12].

Надзор за государственными преступниками, водворенными помимо Нерчинской каторги, осуществляли чиновники МВД, обязанные также регулярно отчитываться перед жандармами. Каждый становой пристав докладывал ежемесячно о поведении политических ссыльных. Архивы хранят целые тома отчетов-донесений, подобных этим: «… водворенный в Тункинской крепости государственный преступник Юлиан Люблинский в течение января вел себя скромно и ни в каких предосудительных поступках замечен не был. 21 февраля 1836 г.». «В Верхнеудинском округе государственные преступники Михаил Кюхельбекер, Михаил Глебов и Иван Шимков в течение минувшего января вели себя скромно и ни в каких предосудительных поступках замечены не были». Исправляющий должность Акшинского сотского казачьего командира докладывал в Троицкосавское пограничное управление, что находящийся там на поселении «государственный преступник Павел Аврамов в продолжение февраля 1836 г. относительно поведения весьма скромного и занятий никаких не предпринимал»^[13].

Обязанности чинов III Отделения не ограничивались контролем за жизнью  декабристов. Жандармы на местах следили и за деятельностью государственных чиновников. Николай I таким образом пытался бороться с коррупцией и злоупотреблениями местных властей. Именно по этим каналам получал Петербург постоянную и во многом объективную информацию из Сибири. Нередко в жандармских рапортах содержались нелицеприятные характеристики на губернаторов и генерал-губернаторов. Известно, например, что негласный надзор велся за Н.С. Сулимой – иркутскому полицмейстеру было приказано докладывать: кто по вечерам бывает у генерал-губернатора и с какой целью^[14].

Критическое отношение жандармов к местным властям, независимое положение невольно или вольно настраивало против них высших сановников, однако, как это ни странно на первый взгляд, привлекало внимание и располагало ссыльных декабристов, видевших в жандармах разительный контраст с погрязшими в интригах и коррупции местными чиновниками.  

Усиление социальной напряженности в стране в 60-е гг. XIX в., революционная деятельность народнических групп, крестьянские выступления и нараставшее пролетарское и студенческое движение потребовали от жандармов адекватной реакции. Ведомство нуждалось в коренной перестройке, в создании разветвленной сети территориальных жандармских органов. В сентябре 1867 г. Правительствующий сенат утвердил новое положение о корпусе жандармов, согласно которому основным звеном Отдельного корпуса становились губернские жандармские управления, а жандармские округа и окружные управления упразднялись. Каждое ГЖУ имело свой разряд, который зависел от территории, численности населения, а также специфических особенностей, влиявших на общественно-политическую ситуацию в регионе. Первый разряд составляли столичные, второй – жандармские управления наиболее крупных городов. Иркутск был отнесен ко второму разряду.

Губернское жандармское управление возглавлял начальник. Нам удалось установить имена 9 начальников Иркутского ГЖУ в период с 1867 по 1916 гг. Так, в 1867 г. работой первого состава ИГЖУ руководил полковник Афанасий Александрович Дувинг. Это был опытный начальник, занимавший должность штаб-офицера корпуса жандармов в Иркутске, по крайней мере, с 1861 г. За заслуги А.А. Дувинг имел ордена Святой Анны 2 степени и Святого Станислава 2 степени с императорскою короной, а также знаки отличия за двадцать лет беспорочной службы и бронзовую медаль в память войны 1853–1856 гг. на Владимирской ленте. Начальником ИГЖУ А.А. Дувинг оставался, по обнаруженным источникам, по 1873 год^[15].

С 1880 г. Иркутское ГЖУ возглавлял майор, затем подполковник Владимир Васильевич Келлер, начинавший у Дувинга помощником в чине капитана. Келлер с 1861 г. служил в строевых частях, в корпусе жандармов находился с 1870 г., имел ордена Святого Станислава 3 степени, Святой Анны 3 степени, Персидского Льва и Солнца 3 ст. В подчинении Келлера состояло 46 унтер-офицеров, в том числе в Верхоленске – 10, на Карийских приисках – 20^[16].

С 1886-го и, по меньшей мере, по 1892 г. начальником ИГЖУ был полковник фон Плотто Николай Иванович, вступивший в эту должность уже в 60-летнем возрасте. Затем, в 1897 г. Управление возглавлял полковник Николай Андреевич Малинин, далее полковник Антон Иванович Левицкий (1901 г.), затем полковники Л.Н. Кременецкий (1908), Михаил Игнатьевич Познанский (1909–1912), Алексей Васильевич Васильев (1914–1915) и с 1916 г. – Николай Иванович Балабин. Как видим, сменяемость начальников ИГЖУ была невысокой – здесь подолгу работали опытные офицеры высшего командного звена^[17].     

Немаловажной фигурой в управлении, помимо начальника и его помощника, была должность адъютанта. Адъютант имел широкий круг обязанностей – от ведения закрытой служебной переписки, приема денежных переводов для арестантов, посещения смотров новобранцев, до составления обобщающих отчетов в Петербург. Место адъютанта доставалось, как правило, вновь пришедшему в управление офицеру, именно здесь проверялись его деловые качества и знания. Нам известны имена 12 адъютантов, занимавших эту должность в исследуемый период: в 1860-е гг. – штабс-капитан Александр Александрович Арсеньев, кавалер орденов Святой Анны 3 степени с мечами, Святого Станислава 3 степени, имел бронзовую медаль на Андреевской ленте в память войны 1853–1856 гг.; в 1870-е гг. – штабс-капитан Константин Александрович Зейфарт; в 1880-е – штабс-капитан Иван Федорович Бурлей, поручик Шубин, корнет Гурский; в 1890-е – ротмистр Александр Шредер; в 1900-е – ротмистр Дмитрий Иванович Орлов, ротмистр Л.Е. Пономарев, и 1910-е годы – ротмистр Вильгельм Эдуардович Куммант, ротмистр барон Сергей Егорович Корф, ротмистр Семен Павлович Богданович, поручик Федор Федорович Федоров.

Как видим, сменяемость адъютантов в Иркутском ГЖУ, с учетом того, что в отдельные годы длительное время это место было вакантным (1886, 1897, 1902, 1905–1906, 1916), была достаточно высокой, что объясняется недостатком знающих офицеров. Как правило, адъютант, проработавший в управлении год-два, а то и меньше, и вникнувший в особенности профессии, направлялся на вакантное место в уезд и там, уже на протяжении ряда лет, возглавлял нелегкую жандармскую службу.

Важность должности адъютанта хорошо иллюстрирует объяснительная записка начальника Иркутского ГЖУ в Департамент полиции с изложением причин медленного производства дознаний по политическим делам от 27 сентября 1906 г.:

«В течение января и февраля месяца мною был препровожден прокурору Иркутского окружного суда целый ряд переписок: о мятежных организациях на Забайкальской железной дороге, таких же организациях на Сибирской железной дороге, по делу учительского и крестьянского союзов, о союзе союзов, по делу социал-демократической организации, по делу организации социалистов-революционеров, и по делу террористического кружка, подготавливавшего покушение на жизнь начальника охранного отделения ротмистра Гаврилова.

Начиная с 10 января при вверенном мне управлении не было ни адъютанта, ни помощника, так как последние были командированы для следственных действий в свои районы и Забайкальскую область, а адъютант не назначался с июня прошлого года. При подобных условиях, ведя громадную текущую переписку по канцелярии, имея до 600 человек арестованных, производя лично разборку всех вещественных доказательств, формируя и направляя все вышеупомянутые переписки, которые необходимо было снабдить пояснительными записками и, располагая для всей этой работы помощью двух еле грамотных писарей, я лишен был физической возможности лично производить дознания»^[18].

Анализ документа передает и накал революционной борьбы в Иркутске в 1905–1906 гг., а также раскрывает характер и объем работы губернского жандармского управления. Можно сделать вывод и о хронической нехватке специалистов, о квалификации служащих нижнего звена.

Иркутское ГЖУ имело четкую, обоснованную задачами службы структуру, которая, впрочем, складывалась постепенно. Изначально, в 1830–1850-х годах, жандармерия состояла из штаб-офицера Иркутской губернии Сибирского жандармского округа, затем адъютанта, начальника команды и нижних чинов. Вся служба располагалась в Иркутске. В 1860–1870-х гг. существовало уже губернское жандармское управление с начальником, адъютантом и двумя-тремя помощниками, базировавшимися опять же в Иркутске.

В 1880-х годах, с началом массовой ссылки в Восточную Сибирь народников, возникла потребность в организации гласного надзора в местах компактного расселения революционеров. Соответственно этому менялась и структура ИГЖУ: начальник управления – помощник начальника – адъютант – руководители районных (уездных) служб – унтер-офицеры – нижние чины. Например, в 1887 г. жандармская служба выглядела следующим образом: начальник управления полковник фон Плотто, адъютант управления корнет Гурский.При управлении унтер-офицеров – восемь, писарей два. Помощники начальника: в Иркутске – штабс-ротмистр Гюнтер при нем вахмистров один, унтер-офицеров – семь. В г. Верхоленске – ротмистр Яковлев, при нем вахмистров один, унтер-офицеров девять. На Карийских приисках – подполковник Масюков, вахмистров один, унтер-офицеров 19^[19].

С расширением географии политической ссылки, вносились и коррективы в структуру ИГЖУ. В1911 г. она выглядела следующим образом: начальник управления полковник М.И. Познанский, адъютант управления ротмистр В.Э. Куммант. Помощник начальника в городе Иркутске ротмистр А.А. Семеко. Помощник начальника в Иркутском, Балаганском и Нижнеудинском уездах ротмистр В.А. Булахов; и. д. помощника начальника в Киренском и Верхоленском уездах поручик М.М. Архангельский; помощник начальника в Забайкальской области ротмистр А.Е. Стахурский; прикомандированные к управлению ротмистры: В.А. Андреев, А.П. Шаристанов, В.Н. Соболев, А.И. Куприянов, Ф.С. Никитин, В.В. Новиков^[20].

Жандармскую службу в Иркутской губернии осуществляли несколько подразделений. Помимо Иркутского ГЖУ, на территории региона действовали жандармское полицейское управление Сибирской, а также Забайкальской железной дороги со своими штатами и задачами. Сотрудники ЖПУ выполняли функции как общей, так и политической полиции по линии и в полосе отчуждения железных дорог. Их личный состав был размещен по всем крупным станциям и нес патрульно-постовую службу, занимался наблюдением и имел свою тайную агентуру. По количеству штатных сотрудников ЖПУ железных дорог даже несколько превосходили ИГЖУ и насчитывали до 60–70 сотрудников.  

После 1902 г. (1903) в Иркутске было создано Охранное отделение, действовавшее в составе ГЖУ, но формально подчинявшееся только Департаменту полиции. Охранное отделение также имело свой штат, канцелярию, секретных сотрудников и осведомителей. Если жандармское управление занималось производством дознаний по государственным преступлениям и надзором, то «охранка» – оперативно-розыскной деятельностью по этим же делам, т. е. сосредоточила свои усилия на политическом сыске и наблюдении. Но и это не все: с 1906 г. (по некоторым данным, с 1903) здесь действовало Восточно-Сибирское районное охранное отделение, которое занималось организацией контрреволюционной деятельности в масштабах всего региона. В задачу районного охранного отделения входила в основном координация усилий всех служб ведомства, обмен информацией и опытом работы, планирование крупномасштабных операций. Районная «охранка» просуществовала в Иркутске сравнительно недолго – до 1914 года, остальные жандармские управления работали до Февральской революции.  

Приведем некоторые имена. В 1911 г. ЖПУ Забайкальской железной дороги возглавлял полковник Сергей Николаевич Мартос (квартира в Иркутске), адъютантом управления служил ротмистр Николай Николаевич Цвис (квартира в Иркутске). Начальниками отделений были: Иркутского – ротмистр Николай Николаевич Темников (квартира на ст. Иркутск), Байкальского – Александр Алекс. Борисовский (квартира на ст. Слюдянка), Верхнеудинского – ротмистр Борис Константинович Павлов (квартира на ст. Верхнеудинск), Петровско-Заводского – поручик Георгий Леонардович Левицкий (квартира на ст. Петровский Завод), Читинского – ротмистр Виталий Васильевич Перепёлкин (квартира на ст. Чита), Сретенского – подполковник Иван Александрович Желенин (Сретенск), Маньчжурского – ротмистр Иван Иванович Гринберг (ст. Маньчжурия), помощник начальника Маньчжурского отделения – (вакансия) (ст. Маньчжурия)^[21].

В 1914 г. руководящий состав жандармского полицейского управления Сибирской железной дороги (г. Томск) выглядел следующим образом:  начальник управления полковник Леонид Алексеевич Бардин; адъютант управления (вакансия); ротмистр Николай Андреевич Засыпкин (ст. Канск-Енисейский); ротмистр Александр Яковлевич Городецкий (ст. Нижнеудинск); ротмистр Константин Дмитриевич Воршев (ст. Тулун) и ротмистр Михаил Петрович Порай-Кошиц (ст. Иннокентьевская)^[22].

Анализ архивных документов свидетельствует о постоянном «кадровом голоде» в жандармском ведомстве. Несмотря на расширение структуры, увеличение штатов, жандармам всегда не хватало людей. Вот, например, докладная записка помощника начальника по Забайкальской области от 24 ноября 1909 г.:

«Во вверенной мне в Забайкальской области команде по штату положено: вахмистр – 1, унтер-офицеров – 12. В настоящее время они располагаются: в Чите – 1 вахмистр и 8 унтер-офицеров; в Верхнеудинске – 2 унтер-офицера; в Троицкосавском – 1 унтер-офицер и в станице Сретенской – 1 унтер-офицер. Между тем представляется необходимым еще учредить жандармские пункты:

1. В Нерчинском заводе – из двух унтер-офицеров один будет нести филерские обязанности. Обширный этот район остается совершенно без надзора, в районе расположены каторжные тюрьмы. Вокруг каторжных тюрем образовались многолюдные постройки, населенные всевозможным сбродом и семьями каторжных, старающимися не только не оказывать содействия администрации, но, наоборот, противодействующими ей.

2. В городе Баргузине – из одного унтер-офицера (будет обслуживать Баргузинский уезд – нынешнее место поселения отбывших каторгу политических преступников). Последнее время были побеги с этого места ссылки. Ссыльные живут под надзором 6 надзирателей тюремного ведомства, получающих содержание по 25 рублей в месяц, из местных обывателей, не инструктированных и не имеющих навыка и понятия о надзоре за политическими. Л. 95: В этом же уезде находятся прииски, разбросанные на большом протяжении, служащие притоном всевозможному элементу. Унтер этот будет инструктировать упомянутых надзирателей и вести сам и через них целесообразное наблюдение за поселенцами. Ходатайствую об усилении вверенной мне команды»^[23].

Стремление самодержавного государства контролировать любое проявление общественной жизни в стране формировало и задачи жандармского ведомства. Во второй половине XIX – начале ХХ века гласный и негласный надзор за деятельностью радикально настроенных общественных и партийных объединений, демократической интеллигенции, студенческой молодежи и рабочими промышленных предприятий стал главным в работе жандармов. В первую очередь политическая полиции стремилась блокировать деятельность нелегальных революционных организаций, при этом формы этой работы могли быть различными и зависели от конкретных обстоятельств.

Хорошие результаты приносила умело организованная служба наружного наблюдения. Вот, например, записка начальника ИГЖУ М.И. Познанского Иркутскому военному генерал-губернатору от 12 июня 1909 года:  

«В январе 1908 г. были получены агентурные сведения, что возникшая в Иркутске с надлежащего разрешения «Слесарно-кузнечная трудовая артель», помещаясь по Преображенской улице, д. 53 Исакова, представляет собой как бы явочно-справочное бюро для членов преступных организаций. В виду изложенного и принимая во внимание, что помещение артели посещалось в августе – октябре 1907 г. некоторыми членами местной организации социалистов-революционеров, за деятельностью и сношениями членов артели были установлены внутреннее и наружное наблюдение, коими выявлено, что главными руководителями из среды членов трудовой артели являются: некий «Адам», оказавшийся крестьянином Гродненской губернии Адамом Казберуковым и «Миша», который оказался крестьянином Иркутской губернии Михаилом Адамовым Курск-Курковским.

В помещении артели происходили конспиративные свидания руководителей местных революционных организаций с прибывшими в Иркутск членами партии; там же устраивались собрания сознательных рабочих с чтением рефератов и члены артели исполняли различные работы по изготовлению некоторых частей для тайных типографий социалистов-революционеров и социал-демократов.

15 мая 1908 г. в помещении мастерской был произведен обыск, по коему найдено: 10 револьверов, корзина со значительным количеством преступных воззваний и революционных изданий партии социалистов-революционеров, три паспорта на имя Гальченко, Кузнецова и Кудрицкого, незначительная переписка и один пистолет.

20 мая полицейской засадой здесь же был задержан мещанин города Иркутска Иван Дмитриевич Куроедов, при обыске у которого были обнаружены две записки, в которых говорилось, что необходимо привести над Вашим Высокопревосходительством в исполнение приговор ЦК партии социалистов-революционеров и что приговор этот будет приведен в исполнение 20 или 21 мая, т. е. в день, когда Куроедов явился в артель, причем, обе записки были подписаны: «Твой боевик Куроедов». 

14 мая того же года в помещение артели явилась крестьянка Иркутской губернии Варвара Латышева и заявила рабочим, что только что покончил жизнь самоубийством работавший в артели некто Василий Петров, который предположительно покончил жизнь самоубийством не в силах привести в исполнение павший ему по жребию приговор социалистов-революционеров над Вашим Высокопревосходительством. Варвара Латышева находилась в близких отношениях с В. Петровым, которая сама показала, что она первая познакомила В.А. Петрова с членами артели и при допросе по делу самоубийства В. Петрова дала сбивчивые показания...»^[24].  

Очень часто одного наружного наблюдения за революционерами было недостаточно. Тогда в нелегальную организацию внедрялся тайный агент «охранки», который регулярно докладывал «своему» офицеру все известные ему сведения. Как правило, такого платного агента в управлении знал строго ограниченный круг должностных лиц, из конспиративных соображений он всегда работал под псевдонимом.

Чтобы оценить осведомленность жандармов о местных нелегальных формированиях, приведем несколько строк из донесения агента «Никольского» от 23 февраля 1910 г.:

«В Иркутск приехал некто электротехник Кудрявцев, видный социал-демократ. В 1906 г. он был в Нижнеудинске и известен в организации под кличкой «Николай Большой». Он приехал из Севастополя, где сидел в тюрьме. Кудрявцев намерен написать в Нижнеудинск письмо дочери диакона А.А. Ларевой с целью просить указать связи»^[25].

А вот донесение агента «Саура» от 13 января 1914 г. по Иркутску:

«12 января в квартире Е.К. Николаевой собрались четыре социал-демократа – Горенштейн, Баташев, Аникин, Анисимов, один анархист-коммунист Богданов, и три социалиста-революционера – Николаева, Белоцеркович и Броневский. Был поднят вопрос о создании такой беспартийной группы, в которую могли войти члены РСДРП, С-Р и А-К. Стремление эсеров к боевой деятельности возбуждало протест со стороны социал-демократов. Решения никакого не было вынесено»^[26].

«Александр», «Архипов», «Бурят», «Воронцов», «Второв», «Гарин», «Далекий», «Зверев», «Иванов», «Иннокентий», «Мельничный», «Милый», «Михайлов», «Мотор», «Немо», «Николаев», «Никольский», «Некрасов», «Самарин», «Саур», «Случайный», «Эдуард» – лишь некоторые имена агентов, работавших среди социал-демократов и эсеров только по городу Иркутску за 1910–1914 гг. А еще: «Нолевой», «Пуля», «Оса», «Северный», «Случайный», «Тихий» – по Черемхово; «Маев», «Новый», «Ольгин», «Старый», «Федоров», «Шилкин» – по Чите. И так – по каждому городу Восточной Сибири, империи. Дело политического сыска было поставлено блестяще: по существу, в России не было ни одной революционной организации, в ряды которой жандармское ведомство не внедрило бы своих осведомителей или платных агентов. Век абсолютного большинства «конспиративных» групп был недолгим – каких-нибудь три-четыре месяца. Затем революционеры попадали под «недремлющее око», к ним внедрялся агент, выступавший нередко и провокатором, ядро организации из интеллигентов изымалось, а рабочее большинство оставляли бездействовать дальше.

Хороший, подготовленный агент, вошедший в доверие революционной организации и в ней состоявший, ценился высоко и был на особом счету. Такого агента всячески берегли от провала. Например, агент Крут, сдавший в 1915 г. практически весь «Союз сибирских рабочих», а это несколько десятков человек, по конспиративным соображениям был арестован жандармами вместе со всеми, благодаря чему так и не был до конца разоблачен своими товарищами. Здесь же работал агент Викурж, также оставшийся нераскрытым.

Приобретение и воспитание хорошей агентуры считалось верхом профессиональной деятельности любого жандармского офицера. Служащие отделения, имевшие деятельных секретных сотрудников, всячески поощрялись, и наоборот, отсутствие агентуры служило поводом к недовольству вышестоящего начальства, могло привести к служебному расследованию и, как следствие, увольнению офицера, невзирая на его прошлые заслуги. В качестве примера приведем здесь переписку Департамента полиции с начальником ИГЖУ, имевшую место летом 1907 года:

«МВД. Департамент полиции. Заведующий Особым отделением – Начальнику Иркутского ГЖУ. 4 июня 1907 г. По сообщению военного губернатора Забайкальской области 28 минувшего мая в городе Чите в Ново-Центральных номерах предательски убит прибывший туда по делам службы начальник конторы Нерчинской тюрьмы Метус, и что убийца, проживавшая в упомянутых номерах под фамилией дочери священника Юшковой, скрылась.

В виду сего, Департамент полиции предлагает Вашему Высокоблагородию сообщить: поставлена ли надлежащим образом агентура в городе Чите, а также уведомить, какова деятельность Вашего помощника в Забайкальской области».

«Его превосходительству Н.П. Зуеву, вице директору Департамента полиции. 

3 июля 1907 г. Ваше превосходительство, милостивый государь, Нил Петрович! Вследствие письма от прошлого июня, имею честь доложить, Ваше превосходительство, что помощник мой в Забайкальской области ротмистр Покровский по своим служебным качествам и деятельности представляется выдающимся офицером. Делу службы предан всецело, энергичен, хорошо производит дознания и расследования и обладает розыскными способностями. Вступив в указанную должность 10 августа прошлого года, ротмистр Покровский до текущего июля, помимо многочисленных дознаний и расследований отдельных лицах, произвел в декабре того же года две обширных ликвидации: со 2 по 6 декабря преступного сообщества «Забайкальской федерации группы вооруженного восстания в Забайкальской области» и с 7 по 15 этого же декабря «Читинского комитета Российской социал-демократической рабочей партии», причем по указанным ликвидациям были возбуждены следствия и по первому было привлечено 24 обвиняемых, а по второму – 12. Затем 14 апреля сего года им был обнаружен, ввиду местных агентурных сведений и полученного подтверждения от начальника Одесского охранного отделения, подкоп под кладовую Читинского казначейства, где хранилось в это время до 15 миллионов денежных знаков. По этому последнему делу также было возбуждено следствие, к которому привлечено 4 обвиняемых...

Все произведенные ротмистром Покровским дознания и расследования касались исключительно города Читы и восточной части области с городами Сретенском и Нерчинском.

Что же касается западной части области с городами Верхнеудинском, Троицкосавском и Баргузином, то обширные негласные дознания и расследования в указанной части области производились командированными мною из Иркутска офицерами, а несколько дознаний и расследований – начальниками Верхнеудинского и Петровского отделений жандармского полицейского управления Забайкальской железной дороги ротмистрами Плешаковым и Хохлачевым.

В агентурном отношении деятельность ротмистра Покровского значительно слабже. Так, он только в последнее время приобрел одного полуинтеллигентного сотрудника «Староверова» и при том не состоящего в организации и мало осведомленного. Кроме этого, два сотрудника из нижних чинов – «Кузнецкий» и «Войсковой», – были переданы ему военным начальством.

До приобретения указанных сотрудников ротмистру Покровскому приходилось пользоваться командированными мною в Читу в конце 1905 года интеллигентным сотрудником «Свирским», старым сотрудником из рабочих «Арбузовым» и командируемым по временам сотрудником «Гавриковым», которые также в организации не состоят, не знают многих революционных деятелей, имеющих связи, что не дает им возможность доставлять полезные сведения.            

 В начале июня мною посланы в Читу ротмистру Покровскому интеллигентный сотрудник «Белоусов», полуинтеллигент «Востоков», а в текущем июле – интеллигентный сотрудник «Шарыгин», он же «Шемяков», которые при надлежащем руководстве, несомненно, должны принести пользу делу розыска.

Недостаточная деятельность ротмистра Покровского в агентурном отношении находит себе оправдание в невозможности, благодаря многочисленным дознаниям и обширной канцелярской переписки посвятить агентуре столько времени, сколько это в действительности требуется вследствие интенсивности революционного движения в Чите и вообще в области…»^[27].

Под особым вниманием жандармов было рабочее движение. В промышленных предприятиях, железнодорожных мастерских у Охранного отделения всегда были свои сотрудники и завербованные рабочие. Наиболее ценными были те, кто имел непосредственный контакт с шахтерами. Именно они давали самую ценную информацию, находясь среди рабочих не только в течение смены, но и после, во время отдыха. Вот, например, сообщение одного из агентов в Иркутское ГЖУ от 6 июня 1914 года:

«Проживающий на копях приказчиком в копейской лавке политический ссыльный Пантелеймон Васильев ведет с рабочими разговоры, что для борьбы с капиталом им необходима плотная рабочая организация. Васильев предлагал рабочим объявить забастовку и требовать немедленного удаления с рудников всей полицейской стражи. Переговоры с рабочими Васильев ведет в лавке, а рабочие разговаривают об этом уже по баракам. Забастовка 22 апреля произошла также по вине Васильева, который накануне этого дня умышленно ходил в баню с рабочими»^[28].

Охранное отделение имело своих осведомителей не только среди рабочих. Были таковые и среди мастеров, служащих управлений, работников контор. Вот, например, донесение начальника Иркутского отделения ЖПУ Забайкальской железной дороги от 12 марта 1910 года:

«У машиниста Колосовского в Слюдянке собираются машинисты Кулишинский, Имшенецкий, Закаблуковский и помощник начальника участка тяги Березовский, где ведут разговоры о польской социалистической партии, причем покрываются якобы действующими лицами по постройке костела в Слюдянке, чем и маскируют свою политическую деятельность. На совещаниях обсуждают вопросы о материальной поддержке ПСП и разрабатывают общий план выступления в случае мобилизаций»^[29].

Под пристальным вниманием жандармов были как крупные промышленные предприятия, так и мелкие, с незначительным числом рабочих. Например, помощник начальника ИГЖУ в Балаганском и Нижнеудинском уездах докладывал 13 декабря 1911 г., что в его районе «политические ссыльные числом 15 человек временно проживают на Камышетском цементном заводе, где и работают. Пока не существуют организованные кружки, литературы тоже никакой не получают, организованных школ тоже нет»^[30].

Жандармы постоянно следили за перемещением активных революционных работников. Как правило, информация на такого деятеля обгоняла его приезд в место нового проживания, и он тотчас же поступал под надзор охранки. Так, начальник ИГЖУ секретно сообщал помощнику своему по Забайкальской области 14 января 1916 года следующее:

«Из Иркутска выбыл в Сретенск на постоянное жительство деятельный работник по социал-демократической организации Константин Сергеевич Гноев. Названая личность весьма продуктивно ведет дело съорганизовывания рабочих. Так, в 1913 г. им в короткий срок были организованы в профессиональный союз колбасники г. Иркутска».

Из Сретенска немедленно донесли, что Гноев устроился «на службу в  гастрономический магазин Кушева» и взят под наблюдение^[31].

Контроль за перепиской поднадзорных лиц – еще одно направление деятельности жандармской службы. Перлюстрации подвергалось каждое письмо ссыльных, отправленное из места поселения официальной почтой. Анализ переписки мог привести к выявлению связей ссыльных всего восточносибирского региона. Вот, например, несколько строк из ведомственной переписки начальника ЖПУ Забайкальской железной дороги и начальника ИГЖУ от 12 марта 1913 г.:

«Прошу сообщить имеющиеся сведения об учителе Хайтинской школы Иркутского уезда Евлампии Федорове Власьевиче, который состоит в переписке с ссыльнопоселенцем Василием Матвеевичем Серовым, готовившем его в г. Мысовске к экзамену на учителя»^[32].

На основании анализа перехваченной корреспонденции принимались незамедлительные меры: поднадзорные или привлекались к формальному дознанию, или, чаще всего, следовало решение об их «изъятии» с места причисления. Вот, например, письмо полковника Познанского Иркутскому генерал-губернатору от 20 ноября 1911 г.:

«Находящаяся на водворении в с. Манзурка ссыльнопоселенка Наталья Алексеевна Александрова поддерживает постоянные предосудительные сношения с политссыльными Киренского и Верхоленского уездов, обнаружен материал, свидетельствующий о выдающейся роли, которую Александрова играла в т. н. «Временном центральном бюро Киренской уездной организации», имевшей целью сплотить политссыльных на коммунальных началах и дать колониям общую организацию. Испрашиваю разрешения о переводворении Александровой с первым отходящим этапом в одну из отдаленных местностей Якутской области»^[33].

Еще один вид деятельности Иркутского губернского жандармского управления заключался в массовой проверке лиц, причастных к «народному образованию» и «народной нравственности». Проверке на благонадежность подвергались как поступающие на службу, так и уже работающие. Например, директор народных училищ Иркутской губернии Васильев сообщал начальнику Иркутского ГЖУ в декабре 1906 г.:

«Честь имею уведомить по №7475, что относительно учителя Верхоленского городского 3-классного училища Матвея Гвоздицына было предварительное сношение с господином Иркутским губернатором, от которого и было получено сообщение от 19 мая 1906 года: «неблагонадежных в политическом отношении сведений об учителе Верхоленского городского 3-классного училища Матвее Гвоздицыне не имеется». Затем приказом Гвоздицын был определен на должность того же городского училища»^[34].

Жандармы работали не только через своих платных агентов и осведомителей. «Простые» люди, корысти ради, также стремились им «помочь», что хорошо видно из цитируемого ниже документа:

«Его Высокопревосходительству господину Иркутскому генерал-губернатору от крестьянина Семена Ермолаева Окулова, проживающего по 3 части 2 Солдатской улице, д. Щелкунова. 14 декабря 1906 г. Прошение. 23 июля с. г. мною было донесено господину жандармскому полковнику о том, что на Кайской горе, на даче Цукасова, у дачника Циммермана, у которого я служил караульным, бывают сборища для совещания против Государя Императора и пения марсельезы. Я, как истинно русский человек и верноподданный царю-батюшке, сделал свой долг и донес господину полковнику, который обещался меня наградить материально, но почему-то до сего времени своего обещания не исполнил, несмотря на то, что указанные мною лица, через несколько дней арестованы»^[35].

Наблюдение и ликвидация радикальных организаций было основным, но далеко не единственным делом иркутских жандармов. Охранение основ «благочиния и спокойствия в государстве» требовало тотального наблюдения за всеми проявлениями публичной деятельности. Вот почему политическая полиция контролировала даже рекламные объявления. Проиллюстрируем это положение документально. Вот приказ по ЖПУ Забайкальской железной дороги от 28 декабря 1912 г.:

«Разрешено мною вывесить на станциях Забайкальской железной дороги в местах, указанных железнодорожным начальством, следующие плакаты: 1). «Вилла Елена». 2). Техническая контора «Блажей и Ко». 3). «Н.Н. Титушкина». 4). Фабрика весов «Штейнке». 5). «Софийское подворье» и 6). Газета «День». Справка: письмо акционерного общества «Анонс» от 10 декабря 1912 г. Начальник управления полковник Мартос». Или приказ от 1 июня 1913 г.: «Разрешено мною вывесить на станциях Забайкальской железной дороги в местах, указанных железнодорожным начальством, следующие плакаты: «Парикмахерская против вокзала» и листок коллективного выпуска рекламы №2. Справка: письмо контрагентства «Реклама» от 18 мая с. г.»^[36].

По всей видимости, текст и форма объявления не играли практически никакой роли – все, что вывешивалось или выставлялось на общее обозрение, требовало разрешения жандармского управления. Например, Верхнеудинская городская управа извещала начальника Верхнеудинского отделения ЖПУ19 сентября 1913 г.:

«Препровождая при сем один экземпляр объявления о том, что для приезжающих в Верхнеудинск господ генералов штаба и обер-офицеров назначена квартира в гостинице «Сибирь», городская управа имеет честь просить Ваше Высокоблагородие не отказать сделать распоряжение о вывеске этого объявления на станции Верхнеудинск в зале у касс на видном месте»^[37].

Разрешению в жандармерии подлежали все общественные мероприятия – концерты, лекции, выставки, демонстрации картинок «волшебного фонаря», общие собрания пайщиков или акционеров. Так, начальник ЖПУ Забайкальской дороги уведомлял ротмистра Байкальского отделения 26 июня 1913 г.:

«30 сего июня при станции Слюдянка скрипачу Золотареву мною разрешен концерт»^[38].

Или: тот же начальник сообщал своим подчиненным:

«Ставлю Вас в известность, что мною одновременно с сим сообщено начальнику Забайкальской железной дороги о неимении препятствий к прочтению лекций по электричеству лектором Трофимовым на ст. Иркутск, Слюдянка, Верхнеудинск, Хилок, Чита и Шилка при условии, чтобы о времени прочтения лекций заблаговременно поставлялись в известность подлежащие начальники жандармских отделений»^[39].

Несмотря на широчайшие полномочия и по существу бесконтрольность в деятельности, внутри управления существовала строгая дисциплина и нетерпимое отношение к нарушителям устава службы, профессиональной этики или кодекса офицерской чести. Управление всегда внимательно следило за «чистотой своих рядов». Вот, например, выписка из приказа по ИГЖУ за 1901 г.: 

«Унтер-офицер дополнительного штата вверенного мне управления В.С. Коваленко в мае 1901 года, прибыв по делам службы в Карагунский улус Укырского ведомства Балаганского уезда, потребовал, чтобы сельский староста Вахромей Борисов, а также и другие инородцы, уплатили ему по 1 рублю за участие в лотерее, разыгрываемой в его, Коваленко, пользу, что указанные инородцы, из страха притеснений и исполнили. Затем, проходя с тем же старостой по улице улуса, и заметив на общественном магазине неисправный замок, стал кричать на старосту и грозить, что наденет  на него кандалы и отправит в тюрьму и требовать в свою пользу 20 рублей, чтобы скрыть неисправность этого замка. Староста Борисов и дал эти 20 рублей. Коваленко лишен был воинского звания и отдан под суд Сибирского военно-окружного суда»^[40].

Офицеры и нижние чины жандармского ведомства постоянно учились, совершенствовали свои профессиональные навыки. Помимо строевых занятий, они ежемесячно занимались по самым различным вопросам своей службы. Как правило, эти занятия проводил сам начальник управления. Так, в 1916 г., например, он провел десять однодневных занятий, длившихся с 12 до 16 часов. Здесь обсуждались следующие темы: порядок действий унтер-офицеров  в каждом отдельном случае при пожаре в поездах; пожары на линии и в полосе отчуждения; нарушения правил строительного устава; захваты железнодорожной земли и не освобождение в срок квартир; смертные случаи, нанесенные раны и увечья и другие повреждения здоровью; преступления и проступки против чужой собственности; проверка обязательных знаний по охране императорских поездов; проверка знания статей устава уголовного судопроизводства; сборка и разборка автомата-пистолета Браунинг; прием и передача телеграмм; правила технической эксплуатации железных дорог; Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями; правила врачебно-санитарной службы; устройство паровозов и их управление. Кроме этого, каждое занятие включало ознакомление унтер-офицеров с произошедшими событиями в царствующем доме, а также доведение до сведения и выполнения инструкций, указаний, предписаний и приказов по корпусу жандармов в целом.

Для обучения унтер-офицеров премудростям профессии был централизованно разработан и издан типографским способом специальный журнал, состоявший из вопросов и ответов на них. В ЖПУ Забайкальской железной дороги этот журнал назывался «Вопросы и ответы для подготовки молодых унтер-офицеров. 1904 год». Вот некоторые из них:

«Вопрос: Какой в России образ правления государством? Ответ: Монархически-самодержавный, т. е. государь один управляет государством. Вопрос: Когда новый закон вступает в силу? Ответ: Со времени объявления его в каждой местности. Вопрос: Кто в России может принимать и отменять законы? Ответ: Только государь-император. Вопрос: Какие бывают паспорта? Ответ: бессрочные, 5-летние, годовые и шести месячные. Вопрос: Что в каждом преступлении надлежит выяснить прежде всего? Ответ: Необходимо выяснить, совершено ли преступление с умыслом, или без».

Помимо приведенных в качестве примера вопросов были здесь и совершенно конкретные задания, касавшиеся знаний мер веса, расстояния, порядок разборки и сборки оружия, условия для установления гласного полицейского надзора и т. д. Как видим, государство заботилось о подготовке нижнего звена жандармских управлений^[41].

В этом вопроснике были и темы подчиненности унтер-офицеров жандармского ведомства общевойсковым офицерам.

«Вопрос: Может ли проезжающий офицер делать приказания унтер-офицеру? Ответ: Нет, не может. Вопрос: Как унтер-офицер должен доложить офицеру, если последний обратится к нему с требованием, исполнение которого не входит в обязанности унтер-офицера? Ответ: Унтер-офицер должен вежливо, приложив руку к козырьку доложить, что это им исполнено лично быть не может, но что с этим надо обратиться туда-то. Если же офицер обратится к унтер-офицеру с приказанием, взять и вынести из вагона или из зала вещи, то унтер-офицер обязан ответить, что он сейчас прикажет исполнить это носильщику»^[42].

Служба жандармского офицера была трудной и опасной. Нередко приходилось возглавлять операции по ликвидации уголовных преступников, выполнять чисто полицейские функции. Вот, например, приказ по ИГЖУ от 22 марта 1901 года №17:

«28 января с. г. около 8 часов утра и. д. вахмистра в команде помощника моего в Иркутском, Балаганском и Нижнеудинском уездах Владимир Коробко пытался задержать трех злоумышленников, проникших с целью грабежа в квартиру частного еврейского учителя Файвыша Рубена по Подгорной улице в доме 60, где они убили проживавшую с Рубеном мещанку Авдотью Полигалову и ранили топором в голову жену Рубена. Увидевшие  Коробко в окно злоумышленники, сделали попытку выбежать из квартиры, но он загородил им выход. Тогда один из них выбил оконную раму, и, выскочив на двор, бросился с топором на Коробко. Последний, отбив удар, ранил злоумышленника, нанеся ему удар обнаженной шашкой по голове… После этого Коробко бросился на другого злоумышленника, но тот бросился бежать. Третий успел выскочить из сеней и скрыться… Между тем, оправившийся злоумышленник, человек очень сильный, пришел в себя, успел … ударить Коробко обухом топора по голове, а затем нанес удар острием. Тем не менее, Коробко снова повалил его на землю, и, слабея от кровотечения, пытался поднять шашку. Воспользовавшись этим, злоумышленник вскочил и выбежал на улицу. Коробко последовал за ним, причем оба могли двигаться только шагом. Собравшаяся толпа народа, несмотря на все просьбы Коробко помочь ему, отнеслась безучастно. Коробко продолжал преследовать злоумышленника, пока не потерял сознания. Придя в себя, он подозвал извозчика и, несмотря на продолжавшееся кровоизлияние, велел вести себя в управление, чтобы облегчить розыск. Благодаря сообщенным им сведениям, двое злоумышленников были задержаны. Проболев больше месяца и едва восстановив силы, Коробко принялся за розыск третьего злоумышленника, ранившего его, которого и задержал 21 марта.

Выражая Коробко от лица службы горячую благодарность, я горжусь иметь такого подчиненного и надеюсь, что его самоотверженный поступок послужит для чинов Управления живым примером преданного и честного исполнения долга»^[43].

Несмотря на самоотверженность, храбрость, отсутствие корыстолюбия большинства нижних чинов, жандармское ведомство не пользовалось ни любовью, ни поддержкой граждан. Приведем характерный пример – рапорт помощника начальника ИГЖУ по Балаганскому округу ротмистра Булахова, который в порядке охраны 2 июня 1908 г. производил обыск у фельдшериц Тулунского переселенческого пункта Ханы Борисовой Бланковой и Блумы Давидовой Гершевич.

«Во время обыска в квартиру Бланковой явился врач Буторин и стал настойчиво требовать от ротмистра Булахова предъявить ему подлинное предписание Охранного отделения об обыске, выражая, что «под видом жандармов могут прийти хулиганы и экспроприаторы. Когда унтер-офицер Тулунского отделения ЖПУ Сибирской железной дороги Лисицын доложил ротмистру Булахову, что его долго не впускали в квартиру Гершевич, то последний заметил, что следовало бы вскрыть дверь. Услышав это, врач Буторин громко произнес: «Жандармы только тем и занимаются, что ломают двери и врываются в квартиры». Врач Буторин, не стесняясь, предъявляет при всяком удобном и неудобном случае свою нетерпимость к чинам полиции и корпуса жандармов в особенности, и старается дискредитировать указанных чинов в глазах местного населения. Между прочим, в ночь на 15 июля 1906 года у ротмистра Булахова опасно заболел ребенок, что и вынудило последнего обратиться к врачу Буторину. Жена последнего, выслушав просьбу Булахова, пошла сказать об этом Буторину, вернувшись, объявила, что доктор опасно заболел и ехать не может»^[44].

Анализ приведенного материала говорит о высокой эффективности контрреволюционной деятельности жандармских служб: любое проявление оппозиционных настроений, в конечном счете, становилось известным и попадало под контроль. Но почему же в этом открытом противостоянии победили революционеры, а не жандармы? Конечно, демократические силы просто не могли не победить самодержавие, однако, помимо объективных законов исторического развития, против жандармов выступили и субъективные обстоятельства (которые, в принципе, конечно же, были следствием общих процессов). Назовем здесь лишь одно из нескольких: невероятно сильную межведомственную разобщенность жандармских служб. После упразднения III Отделения, Отдельный корпус жандармов в 1880 г. поступил в ведение МВД. Его оперативной деятельностью руководил Департамент полиции через свой Особый отдел. В строевом, административном и финансовом отношении, а также в подборе кадров, все жандармские органы подчинялись не Департаменту полиции, а штабу Корпуса, который, в свою очередь, руководствовался приказами Военного министра.

Разобщенность центральных органов жандармерии дублировалась и усиливалась на региональном уровне. В одном Иркутске в начале ХХ века существовало четыре (!) жандармских ведомства, имевшие каждое свою агентуру, управление, штат, но работавшие против общего врага – в этой ситуации трений просто не могло не быть! Несмотря на то, что компетенции ведомств были четко определены, вполне естественное соперничество часто приводило к конфликтным ситуациям, а губернатор не мог их разрешить, так как ни те, ни другие структуры ему не подчинялись.

В качестве иллюстрации межведомственной вражды приведем личную переписку начальника ЖПУ Забайкальской дороги с начальником ИГЖУ от 2 февраля 1907 г.:

«Срочно. Совершенно секретно. Препровождая при сем для сведения Вашего копию донесения начальника вверенного мне отделения от 25 января за №76 о бывшей сходке рабочих депо Иркутска 22 сего января, из коего усматривается, что сходка эта никакого политического характера не носила, главный виновник установлен и самое происшествие является не бóльшим, как только нарушением пункта 1-го обязательных постановлений Особого комитета на Забайкальской железной дороге; при этом, нарушение это образцово устранено начальником Иркутского отделения ротмистром Павловым личным воздействием, не прибегая к невынуждаемой к тому обстоятельствами силе, не делая шумихи и не преувеличивая и не раздувая факта – один с унтер-офицером перед толпой.

Если по агентурным сведениям или другим полученным данным Вы в данном случае усматриваете деяние, относящееся к политическим преступлениям, то на основании приказа по отдельному корпусу жандармов прошлого года №145, Вам надлежало сообщить эти данные ротмистру Павлову и поручить ему производство дознания в порядке положения государственной охраны, или же формального; меня же поставить об этом в известность, вместо ни к чему не идущих назиданий, допущенных Вами в отношении ко мне от 25 января за №461, которые прошу на будущее время оставить для личного руководства, притом это не совместимо ни с воинским этикетом, ни с положением, занимаемым Вами»^[45].

Разобщенность действий жандармских органов играла, безусловно, негативную роль. Вместо объединения для борьбы с радикальными силами, жандармы зачастую занимались разбором межведомственных дрязг, урегулированием споров, поиском виновных. Вместе с тем следует признать, что деятельность жандармской службы в Иркутской губернии была весьма эффективной: политическая полиция знала практически о каждой революционной группе, умело использовала наблюдение и провокацию, имела широкую агентуру, предотвращала террористические акты, осуществляла ликвидацию нелегальных организаций, хорошо знала политические настроения в обществе.  

А. Иванов. Иркутские жандармы // Сибирский город. — Иркутск, 2011. — № 8. — С. 204-230.

Читайте в Иркипедии:

1. Фотографы и жандармское управление Иркутской губернии
2. Первый теракт в Иркутске

Персоны, имевшие отношение к службе в Отдельном корпусе жандармов Его Императорского Величества. Читайте в Иркипедии:

1. Балабин, Николай Иванович
2. Васильев, Алексей Васильевич
3. Пантелеев, Александр Ильич
4. Руперт, Вильгельм Яковлевич
5. Стогов, Эразм Иванович
6. Успенский, Петр Николаевич
7. Щербатский, Николай Федорович

Примечания