Рыболовство на Байкале // Гольдфарб С.И. «Мир Байкала» (2010)

Когда изменение климатических условий вызвало затруднения в охотничьем промысле, первобытный человек обратился к рыболовству. От бродячего образа жизни, который диктовала охота, он постепенно приучился оседлой жизни охотника и рыболова. Н.П. Егунов сделал вывод, что к концу неолита наряду с охотой стала расцветать вторая отрасль – рыболовство: «Источники пищевых запасов заметно увеличились, растет количество населения. На берегах Байкала, Ангары и многих рек появляются обширные поселения, которые в отличие от стоянок, характерных эпохе перехода от палеолита к неолиту, не были кратковременными  пунктами  небольших кочующих групп, а представляли из себя долговременное поселение больших коллективов. Усиление оседлости в это время связано в определенной степени с развитием рыбной ловли. Она явилась более устойчивым источником пополнения пищи, чем охота, и мало зависела от сезонов и прочих обстоятельств. Были освоены способы заготовки рыбы и мяса: копчение, вяление и квашение»¹¹. Люди неолита в силу объективных причин – потребности в постоянной добыче рыбы – селились на берегах водоемов. Байкал не был исключением.

П.П. Хороших исследовал большинство байкальских пещер, где были найдены следы пребывания человека. Это Обухейхская пещера в трех километрах от Лиственничного, пещера на горе Скрипер, Кадлинские пещеры, пещеры Малой Кадильной, Голоустнинские пещеры и т.д. Большое число пещер находится и на Ольхоне. В культурном слое были найдены фрагменты глиняной посуды, каменные и костяные орудия, украшения из резцов марала, железные наконечники стрел и скребки для выделки шкур. Некоторые из них служили местом захоронения.

Б. Петри реконструировал облик рыбачьего поселка времени неолита: «Само селение состояло из небольшого числа жилищ. У самой полосы прибоя лежали вытащенные на берег челны. За ними стояли шесты, на которых развешивались для сушки сети. Еще дальше от берега устраивались очаги из трех камней для варки пищи, а несколько ближе к краю обитаемого места сооружались печи для обжигания горшков. Линия очагов была местом, где обитатели поселка проводили наибольшую часть времени. Здесь раскладывались большие каменные плиты для чистки рыбы, здесь происходила трапеза и повседневные работы. На заднем плане стояли жилища; летом неолитики жили в конусообразных юртах, состоявших из жердей, покрытых, по-видимому, лиственничной корой, придерживаемой у земли большими и малыми каменьями. Посреди жилья стоял очаг из трех камней на случай ненастной погоды. Зимой жили в четырехугольных землянках. Древние насельники нашего края обладали, как нам доказывают дошедшие до нас вещи, выраженною любовью к украшению всего, что являлось делом их рук; несомненно, они украшали свои дома богатой резьбой и рисунками. Жизнь рыбачьего поселка протекла шумно и хлопотливо; событиями служили обильный улов рыбы, возвращение с окрестных гор охотников, отягченных добычей, и прибытие лодок с гостями из соседнего поселения»¹².

Ещё раз повторим, что рыбная ловля являлась основным промыслом для жителей байкальских мест. Не случайно археологи постоянно находят в раскопах рыбьи кости и чешую, гальки-грузила, крючки, сработанные из дерева и кости, рыбы-приманки. Благодаря исследованиям археологов удалось установить, что, скажем, байкальские осетры в Селенге имели длину до двух метров!

Буряты верили, что в Байкале живет мифическая рыба Абарга – прародительница и царица всех рыб озера. Ежегодно, весной, в честь нее западные буряты совершали жертвоприношения, обряд брызганья молоком.

Рыбаки эпохи неолита охотились коллективно, применяя лодки-долбленки, костяные гарпуны, сети, сплетенные из волоса, сухожилий животных, позднее растительных волокон.. Известно, что очень широко применялись рыбки-приманки из белого мрамора. На спине такой рыбки делалось отверстие, крепился длинный линь. Рыболовы в лодке с гарпунами поджидали, пока на приманку клюнет большая рыба. Такой способ охоты был распространен, в частности, на Ольхоне. О том, как охотились на осетра, нерпу, рассказывают наскальные рисунки острова .

Известный иркутский ученый, исследователь байкальской флоры А. Егоров считает, что главным промысловым объектом для первых жителей Прибайкалья были осетровые рыбы. Они давали не только питательный продукт, но и кожу, кости, клей, которые использовались в хозяйственной деятельности. После осетровых шел налим. Ценность имели мясо и жир печени, который использовался при выделке кож.

У разных народов, населяющих берега Байкала, были свои навыки и способы ловли. Иоганн Георги описывал промыслы «звероловствующих и рыбную ловлю производящих Тунгузов»: «На воду пускают  ся они в небольших лодках (Яу), состоящих из легкой деревянной основы и таких же закраин, обшитых берестою, и притом так плотно, что вода никак пройти сквозь оную не может. Такие их лодки внизу несколько плоски, с обоих концов остры, длиною от 1 ½ до 3 сажен, вверху шириною от 1 ½ до 2 футов, тяжестью иногда меньше, а иногда и больше пуда, но со всем тем довольно крепки, и можно на них не токмо одному, но четырем и пяти человекам ездить безопасно по рекам и большим озерам, да и на самом Байкале далеко от берегов. Веслы походят на лопаты; а гребут то тем, то другим. Бродники, неводы и сему подобная рыбачья снасть им неизвестна. Рыбу ловят удами, которыя опускают в воду через край идущей на гребле лодки, да и трехзубчатыми железными вилами… В ночное время ложатся они с зажженным подгнетом на брюхо на утесистых местах или разъезжают в своих лодках по воде…

Когда осенью бывает омуля ход из Байкала в некоторые реки, то делают они неподалеку от берега из прутьев сплетенную городьбу и ставят в реке наискось, а сами стоят позади оной в воде и выбрасывают на берег голыми руками пригоняемую к городьбе по причине великого множества и тут останавливающуюся рыбу»¹³.

Любопытно, что наиболее выгодным промыслом являлся именно лов осетровых, поскольку промышленная засолка омуля была освоена только во второй половине XIX века. Осетров ловили больше с апреля по июнь и зимой. На лов существовал даже специальный заказ состоятельных купцов и промышленников. Осетров необходимо было доставлять, как говорили, «в живом виде». Для этого выловленную рыбу укрывали в мокрый мох и овчины. Зимой по дороге делали проруби и на веревках спускали в море осетра «отдохнуть».

Запасы рыбы в бассейне Байкала всегда признавались значительными. Промысел велся как в самом Байкале, так и в реках, впадающих в него: Селенге, Баргузине, Верхней Ангареы, Кичере, притоках Чивыркуйского залива (Большой Чивыркуй, Малый Чивыркуй, Безымянка), Посольского Сора (Большая Култушная, Абрамиха). Практически все путешественники, путь которых лежал через Байкал, отмечали, что эти места богаты рыбой. Паллас и Георги, побывавшие на Байкале в 1772 году, сообщали, что рыбы в реках, впадающих в озеро, столь много, что каждый мог добывать, сколько желает. Они имели в виду реку Баргузин, впадающую в Байкал. В 1840 году известный иркутянин, вошедший в историю как летописец иркутский, Пежемский сообщает уже более конкретные цифры: в реках Кичера и Верхняя Ангара в 1840 году было выловлено 7000 бочек или 176750 пудов омуля.

Без каких-либо ограничений ловили рыбу во время так называемого рунного хода (с 15-20 августа до 1 октября) на севере Байкала в реках Верхняя Ангара и Кичера. В это время омуль шел из Байкала в реки на нерест. Особенностью организации промысла в этих местах было то, что места эти принадлежали тунгусам. С каждого невода по закону им отчислялось по 25 рублей. В Байкале ловили бесплатно. Богатые рыбопромышленники пытались договориться с вождями о том, что бы платить не с невода, а по договоренности единовременной суммой.

Приемы лова были самые что ни есть хищнические. Когда здесь время от времени появлялся исправник, то рыбопромышленники вынуждены были хоть как-то соблюдать правила ловли – исправник ставил по два бакана на каждой тоне, в расстоянии одна треть – одна четверть от берега. Остальное пространство отводилось для промысла. Но как только контроль ослабевал, любые ограничения моментально устранялись. Реку по всей ширине практически перегораживали многочисленными неводами. Всех тоней в Ангаре и Кичере в конце 90-х гг. XIX в. было девять, здесь устанавливалось до 80 и более неводов.

В так называемой «миллионной тоне» – одном из новых русел Верхней Ангары – лов был категорически запрещен. Но промысловики отлавливали его в версте от устья, на Байкале, перехватывая рыбные потоки.

Вообще, способы ловли, в которых основным приемом являлось «перегораживание» определенного водного пространства были разнообразны и применялись широко. Ф.В. Елизов, побывав на юге Байкала, опубликовал в 1873 году материал «Рыбная и звериная промышленность по берегам озера Байкал», описывал один из таких приемов: «Вколачивают на реке поперек в два ряда колья, один ряд от другого на расстоянии сорока сажен; эти переколоты носят названия езей. Между этих кольев ставят берды (плетушки), оставляя отверстие для прохода рыбы, которая входит туда и остается в езях до покрытия реки льдом. Тогда промышленники достают так называемыми саками и выкладывают на поверхность льда» ¹⁴ . После «вычерпывания» основного улова при таком способе лова, выше кольев для добычи рыбы применяли заездки. При таких «рыбалках» мелкого омуля выбрасывали из сетей, и он просто погибал.

Есть и более поздние данные. Их можно считать проверенными, так как они из записки «К во- просу об установлении пароходного сообщения на Байкале средствами существующей байкальской переправы», которую 10 декабря 1904 года читал и оставлял в ней свои замечания император Николай II. «Байкальское озеро исключительно богато рыбою, в нем водится таймень (в бухтах Чиверкуя и Баргузина), ленок, хариуз, налим (в устьях рек Турки и Налиманке), щука, доходящая на Байкале до двух пудов и, наконец, омуль. Эта последняя рыба и является главным предметом промысла на Байкале. Ловля омуля происходит два раза в год: первый раз после вскрытия озера, когда омуль собирается к берегам, преимущественно Восточным, а также в Малое море, и второй раз осенью, когда начинается рунный ход омуля вверх по рекам для метания икры.

В общем, не считая улова омуля из Малого моря, который идет преимущественно гужем в Иркутск, и улова рыбы на реке Селенге, которая идет вверх по реке, на Байкале вылавливается ежегодно в среднем: в устьях Верхней Ангары около 6000 бочек, в Сосновке до 1000 бочек, в Кругулике до 2000 и в устьях Баргузина до 3000 бочек, а всего около 12 000 бочек.

Каждая бочка весит 23 пуда и следовательно ежегодный вывоз рыбы с северного и Восточного берегов Байкала достигает до 276 000 пудов на сумму 720 000 руб., считая в среднем по 50 руб. за бочку в Иркутске. Цена на омуль на выборку достигает 15 и 20 руб. за сотню» ¹⁵.

Нередко «рыбопромышленники», как самые настоящие разбойники, захватывали рыбные участки. Об одном таком эпизоде, относящемся к 1772 году, рассказывал А. Тиваненко: «2 июня 1772 года прибыли из Иркутска на трех дощаниках промышленные люди Сидор Марков с «товарыщи» и открыто встали на отстой в Прорвинский Сор. Захватив Большую и другие реки, они «промышляли всякой рыбы, колико де было им угодно. Помимо этого Марков в монастырских урочищах начал рубить лес, из которого построили избы, «котлы и рыбную посуду», чиня «нашему вышеупомянутому [посольскому. – С.Г.] монастырю оскудение и великое разорение» ¹⁶.

На Байкале в это время были распространены летние артельные рыбацкие стоянки, их называли еще летними поселениями долговременного пользования. Здесь жили, здесь перерабатывали улов. В своей книге С. Ремезов описал одно такое место в устье Баргузина, реки впадающей в Байкал, как «старое зимовье, где летом промышляют рыбу». А. Тиваненко заметил, что такие строения на байкальских берегах были распространены вплоть до середины ХХ века.

В Кичерском устье жилые постройки делались основательно. Они составляли так называемые «чечевки». Основательность эта диктовалась не только желанием иметь добротное жилье во время лова, но и тем, что в ноябре здесь проходила соболиная ярмарка. Человека, прибывшего сюда впервые, поражало обилие лавок. Очевидцы рассказывали, что чуть ли не через дом красовалась вывеска «Торговля разными товарами». Здесь же размещались склады рыбопромышленников и рыбопромышленных компаний

В XVIII в. на Байкале уже существовала откупная аренда уловных мест, которые в большинстве своем находились в собственности крупных монастырей, купцов, местного и даже столичного чиновничества. Между прочим, значительная часть рыбной ловли арендовалась графом Шуваловым. Тем самым, что владел тюленьими и рыбными промыслами на Белом море, на побережье Северного Ледовитого океана. Поблизости от Кабанска он создал так называемое Шатровское управление, которое и вело все дела по промысловым угодьям графа на Байкале. По сведениям П.Ф. Попова, кроме рыбного промысла шуваловские управленцы организовали добычу тюленя, кожа и жир которого находил спрос в Китае» ¹⁷.

Рыбная ловля на самом Байкале всегда контролировалась государством. Ловля сдавалась в аренду с речками. Особое внимание населения и власти рыбные промыслы стали привлекать с благоустройством Кругобайкальского тракта. Считалось, что именно промысел в реках, впадающих в Байкал, должен сыграть важную роль в снабжении продовольствием проживающих на почтовых станциях ямщиков и другого населения, которое может «основаться по этому тракту»¹⁸.

Доходы от рыбных промыслов были крайне важны и для городской казны губернского города Иркутска. 9 декабря 1893 года на обязательном заседании городской думы рассматривалось ходатайство рыботорговцев Арсенальской площади «Об оставлении их на этой площади». Судя по всему, вопрос поднимался не впервые. «Гласный Жарников указал на то обстоятельство, что вопрос о рыбных рядах был решен в многолюдном собрании в составе 26 гласных и закрытой баллотировкой было постановлено оставить рыбные ряды на Арсенальской площади, а потом в собрании далеко меньшим составом постановление это было отменено. Он находил это несправедливым и настаивал на отмене последнего постановления и приведении в исполнение первого. Гласный Вотинцев указывал на то обстоятельство, что с переводом рыбной торговли с Арсенальской площади город не доберет дохода значительную сумму. Гласный Минаев и др. полагали, в виду состоявшего уже решения думы, ходатайство рыботорговцев отклонить, предоставив им лишь временно, впредь до постройки новых лавок, остаться на Арсенальской площади. В итоге это и стало решением думы» ¹⁹.

Когда в конце XIX века была проведена своеобразная инвентаризация рыбных ловлей, оказалось, что вся акватория южного Байкала от Култука до речки Мантуриха принадлежит Иркутскому архиерейскому дому и Вознесенскому монастырю. К этому времени и относится тяжба култукских крестьян с Иркутским архиерейским домом. Так называемый «карговый вопрос» долгое время занимал умы прибайкальских жителей. Наконец, в 1899 году рыболовное побережье Байкала от села Култук до речки Безымянной (расстояние более чем 20 верст) было отдано в аренду крестьянам сроком на четыре года. Арендную плату установили по 100 рублей в год.

В этой истории было все: попытка прямого отчуждения рыболовных мест от архиерейского дома, суды, переговоры. И только спустя многие годы архиепископ Иркутский и Киренский Тихон решил этот вопрос в пользу крестьян Култука после их ходатайства. Исходил он из сложного экономического положения крестьян. Любопытно, что отдали этот участок култучанам без торгов.

Посмотрим на цены, по которым продавалась байкальская рыба в Иркутске осенью 1893 года:

Омулей, как уже говорилось, солили в бочках. Каждая стандартная бочка вмещала до 1000 штук. На засолку кажждой такой партии шло от двух до трех пудов соли. Лучшими на Байкали считались селенгинские омули, затем ангарские. Последними в ценовом ряду шли каргинские. Если первые стоили в 1870 г. 50 рублей за бочку, то последние до 28 руб.

Известно, что еще Указом царского правительства от 10 августа 1762 года все промысловые участки Байкала и ряда других водоемов Прибайкалья были определены как оброчные статьи казны и близлежащих монастырей. Последние возникли в Прибайкалье начиная с 60-х годов XVII в. К примеру, Селенгинский монастырь, основанный в 1682 г., получил во владение рыбоугодья в устье Селенги, озере Катокель, юго-восточных притоках Байкала (р. Култучная, Утулик, Мурин, Снежная, Выдрина, Мишиха, Мысовая, Мантуриха). Посольский Спасо-Преображенский монастырь обладал участками устья Селенги, Посольского Сора с притоками (Большая, Абрамиха, Култучная). Складывается впечатление, что за исключением одного места на Байкале, вся остальная акватория была закреплена за различными владельцами: монастырями, архиерейскими домами, крестьянскими и инородческими обществами, казаками. Место, где было разрешено вести ловлю, было обозначено в статье 500 Сельского хозяйственного Устава. Она гласила: «Рыболовство вокруг островов, лежащих на Байкале, пред впадением в него Верхней Ангары и Кичеры, оставляется для всех свободным; но в Верхней Ангаре и Кичере оно состоит в пользовании прибрежных Тунгусов» ²⁰ . Это положение было утверждено в 1837 г. Сибирским Комитетом, а вызвано просьбами байкальских рыбопромышленников, которые хотели добывать рыбу и здесь, в местах, где кочевал один-единственный тунгусский род.

Ситуация, когда наиболее богатая ловля была запрещена для промысла, приводила к бесчисленным конфликтным ситуациям. Об одном из таких случаев рассказывал М.М. Шмулевич: «Особенно резким было столкновение ильинских и тарбагатайских крестьян с провиант-комиссаром Седых. Летом 1797 г., опираясь на указание земского суда, он запретил лов осетров на оброчных местах, приказав «очистить те оброчные берега». И в то же время, жаловались ильинские крестьяне, арендуя рыболовные участки, Седых перепродавал их «яко откупщик» за 100 руб. субарендаторам. В Тарбагатае в 1796 г. не в меру ретивого провиант-комиссара крестьяне хотели «садить на цепь», угрожали «отвезти его в город в вилах и бить стягом», кричали, что он «имеет пуговишную душу» и что ему «головы своей добром не сносить»²¹.

Какую рыбу промышляли на Байкале, хорошо известно: омуля и хариуса, сига и ленка, тайменя и осетра, налима, сорожину, щуку, окуня, язя и карася. Но важнейшей промысловой рыбой, конечно, являлся омуль. Сам рыбный промысел на Байкале стал изучаться очень и очень давно. Примерно с начала 70-х годов XVIII века, как уже говорилось, этот вопрос попал в поле зрения известных ученых, академиков Палласа и Георги, которые путешествовали по Сибири. Они отметили огромное количество омуля в озере. Был он дешев до предела. Бочка вместимостью 1600 – 2000 штук стоила чуть ли не 30 копеек, а в Иркутске – 5 рублей. Мороженую рыбу продавали по 1 рублю за 1000 хвостов. Однако уже в начале ХХ века рыбопромышленники и власти обратили внимание на уменьшение рыбных запасов. Так, в 1913 году специально по распоряжению Иркутского генерал-губернатора были собраны сведения о  рыболовстве на Байкале. А спустя три года изданы правила составления промысловых артелей. Таким образом, администрация пыталась регулировать промысел. Худо или бедно, даже такие слабые пока еще попытки регулировать лов рыбы давали ощутимый результат. В 40-х годах в Байкале вылавливали до 2 миллионов омуля в год.

Ареал распространения омуля в Байкале был достаточно широк: «Во время исследования оз. Байкала Палласом и Георги омули заходили в следующие реки: Сосновку, Чивыркуй (приток Чивыркуйского залива), Баргузин, Селенгу и из нее в Джиду, затем в притоки Сора: Абрамиху, Большую и Толбузиху; южнее Сора – в Култушную, и в юго-западном углу Байкала – в Култук, куда омуль заходил еще в 70-х годах. Между тем теперь омуль не имеет уже рунного хода в р. Баргузин и Большой Чивыркуй, ни в один из притоков Байкала южнее Посольска. Из притоков Селенги, как и Верхней Ангары, тоже не входит ни в одну из рек, хотя прежде и заходил в некоторые из них. Да и те реки, в которых рунный ход ныне еще существует, омуль появляется в таком незначительном количестве по сравнению с прошлым временем, что и в этих последних рунный ход может прекратиться навсегда, и тогда гибель омуля неизбежна…

Из приведенных данных видно, что область распространения омуля все суживается и в настоящее время омуль водится не везде, а только в некоторых частях Байкала, преимущественного около больших рек, а именно около Селенги, Баргузина,  Чивыркуя, Верхней Ангары и Кичеры, а также около острова Ольхона. Между тем, в прошлом столетии омуль водился во всем Байкале, появлялся он и около Лиственничного, и даже в Нижней Ангаре.  В Култуке, где ранее был лов омуля, теперь его не существует вовсе» ²² .

Рыбные богатства Байкальского озера способствовали организации значительного числа промысловых объединений – местных и региональных. Первых промысловиков еще называли корабельщиками, поскольку они выходили на лов на собственных парусных судах. Впоследствии, по мере развития промысла, непосредственные организаторы промысла стали пользоваться услугами пароходств.

Известны и довольно крупные рыбопромысловые объединения. Так, в 1883 году в Иркутске была зарегистрирована компания из 30 рыбопромышленников. Она объединили все свое рыболовное имущество в местах промысла: Дагарах, Чичивках, Курбулике, Баргузине, Култушной, Сосновке. Кроме того, компания арендовала участки от Листвянки до реки Верхней Ангары. Всего было сформировано 50 паев, а уставной начальный капитал составил 30 000 рублей. Контора компании располагалась в Иркутске.

Наряду с крупными рыбопромышленниками, промысел вели и местные жители, объединенные в артели. «Эти ловецкие артели, пользуясь хотя и небольшими, но хорошо приспособленными для плавания по Байкалу парусными и гребными лодками, совершают далекие переходы, и таким образом мелкий ловецкий промысел явился также промыслом кочующим, переходящим из одного места в другое, вслед за рыбой. Особенное развитие мелкий промысел получил за последние 40 – 45 лет, когда для лова омуля в Байкале стали применяться плавные сети» ²³ .

Среди артелей были довольно крупные. К северо-востоку от мыса Облом на восточной границе залива Провал и до станции Гремячей можно было встретить рыбопромышленников, разбивших здесь балаганы, зимовья или целые вереницы зимовий, самые настоящие избы с белыми печами. Много подобных лагерей было по всему берегу бухты Таланка. Подобные «артельные» деревни принадлежали богатым крестьянам из дальних деревень: Инкиной, Дубининой, Оймур и другим. В таких рыбацких поселках нередко жило по сорок и более рабочих

Между крупными рыбопромышленниками и мелкими артельщиками нередко возникали конфликты вплоть до открытого столкновения. Конфликты возникали и между крупными рыбопромышленниками. В 1907 году разгорелся серьезнейший конфликт между неводчиками и сетевщиками, связанное с тем, что рыбопромышленники-неводчики подали прошение на имя Иркутского генерал-губернатора с требованием уничтожить сетевой промысел на Байкале. Это противостояние, как следует из «Заявления» одного из промысловиков, было отражением мощного проникновения капитала в рыбный промысел.

«Представителя Забайкальского сетевого промысла Константина Николаевича Карповского

ЗАЯВЛЕНИЕ

Рыбопромышленники-неводчики подали Господину Генерал-губернатору прошение, в коем ходатайствуют об уничтожении сетевого промысла на озере Байкал. Я, как представитель сетовщиков забайкальского округа, вступаю в защиту их. В этих видах считаю долгом доложить Вашему превосходительству о том, как производятся промыслы на Байкале сетью и неводом.

Сетевой промысел по озеру Байкалу производится следующим порядком. Каждая лодка составлена таким образом: крестьянин, не имеющий больших средств, заводит 200 сажень сетей, которые стоят 100 рублей. Шесть таких крестьян соединяются вместе, а седьмой покупает лодку, и они выходят в море для добывания рыбы. Каждая лодка принадлежит семи хозяевам, которые делят добытую рыбу на 7 паев. Рыбу они ловят в продолжение всего лета, пойманная ими летом рыба составляет пропитание их семей на зиму. В виду этого, если прекратить сетевой помысел, то крестьяне, живущие кругом Байкала, где хлебопашеством вовсе не занимаются, будут голодовать, так как они неспособны к другому труду, как только ловить рыбу сетями, поэтому эти тысячи народу останутся без куска хлеба. Я со своей стороны считаю ловлю сетями вполне правильною и законною, так как сеть ловит омуля зрелого не менее 1-го фунта или 3/4 фунта. Таких сетевых лодок по Байкалу до 2000, следовательно, сетевым промыслом кормятся более 8000 человек народу.

Далее опишу, как производится ловля неводами. Невода имеют капиталисты, которых не более 20 человек, из них есть такие, которые имеют до 10-ти неводов. Невод бывает преимущественно 440 саженей в длину и 4 сажени в высоту. Такой невод со всем обзаведением стоит не менее 5000 рублей. Мотря этого невода очень частая, так что в нее попадает рыба и мелкая, и крупная. Притом в сети попадает только та рыба, которая сама в нее заходит, а неводом вылавливается вся рыба без исключения: одна удачная тоня неводом дает до 200 бочек рыбы. В этой массе бывает большое количество рыбы мелкой. Мелкую же рыбу неводчики выбрасывают как негодную на берег, где она гибнет. Во время рунного хода в реках они перекидывают один за одним несколько неводов с одного берега на другой и таким образом не дают рыбе проходить в реку для метания икры. Прошу Ваше Превосходительство принять меры к установлению правильной ловли неводом, чтобы запретить ловить рыбу во время рунного хода неводами в реках. Так же покорнейше прошу установить казенный надзор взамен того, который теперь устраивается самими же неводчиками, которые из своей среды выбирают старосту для аренды реки у тунгусов, распределения очередей между собой и мест ловли.

Являясь таким образом хозяевами главных мест ловли и распределителями всех промыслов, они из личных интересов всеми мерами теснят сетовщиков, рвут паровыми катерами сети, топят лодки сетовщиков и отбирают у них наловленную рыбу.

…Помимо этого неводчики, захвативши распорядительную власть, на промыслах не соблюдают никаких правил и в Даскучанской губе производят ловлю сплошную на пространстве шести верст, считая от устья р. Кичеры – не стесняясь с установленными тонями, обозначенными в натуре столбами.

При этом имею честь доложить Вашему Превосходительству о том, как производит ловлю рыбы на озере Байкал находящийся в исключительных условиях рыбопромышленник Бочалдин. Он у Киренского монастыря арендует пространство берега Байкала на 40 верст в длину и 15 верст в ширину от берега Байкала, за все это он платит 700 рублей монастырю. Сетовщик Бочалдин пускает на арендованную местность за 1/5 всей пойманной сетовщиком рыбы и по 20 рублей деньгами с лодки.

В другой же рядом с ним местности сетовщиков преследует полицейская власть, отбирая лодку и сети и продает с акуциона; это все разоряет бедных сетовщиков, а арендатор Бочалдин богатеет»²⁴. (Подобная ситуация сложилась и с култукскими рыбаками: Култукскую каргу получил в аренду некто Кузмичев у архиерейского дома за 200 рублей, а сдавал местным крестьянам за 600.)

Это прошение и ряд других документов и фактов свидетельствуют, что байкальский промысел в начале 20 века начинает очень быстро капитализироваться. На севере Байкала рыбопромышленники создали «Общество нижнеангарских Байкальских рыбопромышленников», которое уже само регулировало правило организации промысла в данном районе. Вообще, рыболовецкие традиции отрабатывались и складывались десятилетиями. После зимней рыбалки хариуса со льда небольшими неводами наступает время летнего лова. Вот как описывает подготовку к нему М. Бородкина в 20-х годах ХХ в.: «Подготовка к промыслу идет очень оживленно. Промышленники с озабоченными лицами разводят на берегу реки костры, на которых греют чаши со смолой. Женщины внимательно осматривают сети – в исправности ли они – и торопливо несут их к котлам с горячей смолой. Котлы эти вкопаны в землю; над ними на трех жердях устраивается блок, через который перекидывается петля, ослабляемая и затягиваемая палкой («затычкой»). В петлю помещается сеть и при помощи блока она постепенно опускается в котел со смолой. При поднятии петли лишняя смола стекает обратно в котел: сеть вынимают из петли, кладут на носилки и затем расстилают на земле для просушки. Просмоленные рыболовные снасти сушатся дня два, после чего сеть каждого члена артели сшивается с сетями других промышленников, составляя один общий невод»²⁵.

Излюбленными местами артельной ловли были Чивыркуйский (его еще называли Курбулик) и Баргузинский заливы.

Баргузинский залив описал один из исследователей Байкала Станиловский: «На несколько десятков верст тянется его гладкая поверхность. Кругом в легкой дымке синеют горы; их мягкие, волнистые очертания виднеются всюду вокруг… Невысокая кайма гор резко прерывается слева мощным массивом Святого Носа; его вершины царят над всем заливом, гордо выделяясь среди прибрежных высоток. Святой Нос – горный полуостров треугольной формы. Горбом с двух концов подымаются все выше и выше его вершины с тем, чтобы посередине достигнуть высоты более 1 ½ верст. На Святом Носу нет отдельных гор – это сплошная масса камня, горбом поднявшаяся к небу, посередине и низко к самому морю спускающаяся по краям. Светло-коричневый, местами желтоватый или сероватый камень этот длинными сверху донизу проходящими складками весь изрезан на части… По склонам зеленеет лес» ²⁶.

Места, где берег песчаный, называли каргой. Около села Горячинского, известного как уникальный курорт, находилась Песчаная карга, к югу от устья баргузина – Сиговая карга, далее Максимихинская карга, Поливная, или Полевая, карга располагалась к северу от Баргузина.

Весной промысел начинался практически с момента вскрытия Байкала и продолжался до Ильина дня.

Главными орудиями лова на Байкале были сети и невода. А устройство их зависело от места лова. На омуля, хариуса, сига на глубоких местах ходили с неводом-«стенью» шириной от 10 до 12 аршин. У отлогих берегов невод применяли шириной от 7 до 8 аршин. Что касается длины невода, то тут все зависело от количества артельщиков, которых насчитывалось от 17 до 21 человека. Главным в рыбацкой артели являлся башлык. Вот как выглядел невод в описании М. Бородкиной: «Невод сшивается из «столбов», длина которых обычно 8-10 сажен. Через верхний его конец продергивается веревка (верхняя тетива), к которой прикрепляются «наплавья» – деревянные, длиною сантиметров 20, шириною 5-6 чурбашки. «Нижняя тетива» обвешивается «кибасьями» (галька, завернутая в бересту). Посередине невода между «столбами» вшивается сплетенный из таких же ниток, длиною до 15 аршин, мешок, называемый «мотней». Все сшитые «столбы» по ту и другую сторону «мотни2 носят название крыльев невода. К концу «мотни» прикрепляется круглый, в четверть аршина диаметром, деревянный шар – «кубас», показывающий башлыку положение невода и регулирующий мотню. К крыльям невода привязываются толстые, длиною до 300 сажен, веревки – «спуски» ²⁷ .

Быт рабочих на рыбном промысле был суров. Никаких особых удобств не существовало. В материалах Управляющего государственными имуществами Иркутской губернии есть немало материалов, рисующих положение рабочих на рыбных промыслах.

В артели, как правило, было две-три больших чугунных чаши, в которых готовили пищу и вытапливали рыбий жир, две лодки («неводник» и «поездок»), а также две лошади. Питались наемные рыбаки главным образом рыбной же пищей и чаем с черным хлебом. «Хотя каждый рыбопромышленник берет свидетельство от полиции на провоз водки и спирта, но получают чарочную порцию только те из рабочих, которые привезут больше рыбы с тоней…

Заработанную плату получают рабочие большею частью вещами, а именно: сахаром, одеждою, обувью и водкою, так что в конце срока не приходится получать деньги, и нужда заставляет некоторых опять наняться на зиму или на будущую рыбную операцию». Жилищные условия рыбаков тоже оставляли желать лучшего: «На берегу озера или реки, где производится лов рыбы, выстроены балаганы для приюта рабочих; они выстроены из тонкого леса или жердей, покрытых лиственной корой, с отверстием вверху для дыма. В середине балагана рабочие разводят костер, и, сидя вокруг костра, им приходится сушить мокрые одежды и греть окоченевшие члены. Спать приходиться на голой и сырой земле в балагане» ²⁸ .

Медицинское обслуживание у рыбаков производилось следующим образом. Рыбопромышленники нанимали фельдшера за 650 рублей в год. Деньги эти, а соответственно лекарства и визиты, раскладывались на количество неводов.

В отдельных промысловых районах существовали так называемые компанейские больницы, т.е. медицинские пункты, устраиваемые за счет рыбопромысловых компаний. В частности, такая больница имелась в Дагарском устье. Болезни, как правило, носили простудный характер. Специфическим профессиональным заболеванием, видимо, следует считать воспаление брюшины.

Заработки распределялись так: каждый участник артели получал один пай рыбы, башлык имел два пая.

О том, как непосредственно идет лов, рассказала М.Бородкина: «Картина неводьбы представляет интересное зрелище: как только первые лучи солнца появятся на горизонте, башлык дает распоряжение «набирать невод». В «неводник» начинают аккуратно складывать невод так, что верхняя часть с «наплавьями» лежала в одну – нижняя в другую сторону. В «неводник» же кругами укладываются «спуски». Причем конец одного, «мятового», привязывается к «вороту» на берегу, где уже стоит лошадь. В первую очередь, когда лодка с башлыком и несколькими рыбаками отчаливает от берега, начинают разматывать «пятовой спуск», затем привязанное к нему крыло невода, выбрасывается мотня, второе крыло и лодка, поворачивая обратно, разматывает второй спуск и кидает конец его на берег. Там спуск привязывается ко второму вороту, который и начинает тянуть вторая лошадь, в то время как первая уже ходит, подтягивая пятовой. Как только спуски навернуты на ворот, лошадей останавливают, и невод начинают тянуть «ручной тягой». Около каждого крыла становятся человек по 10 и в такт, перебирая верхнюю тетиву, постепенно сближают крылья. В помощь рыбакам иногда применяется и конная тяга. Посередине каждого крыла есть петля («рачок»). По приказанию башлыка («Зарачивай!»), когда крылья невода выходят на берег, к петле привязывается веревка, другой конец которой прикрепляется к вороту. В то время как рыбаки тянут невод, башлык садится в маленькую лодочку («подъездок») и объезжает невод кругом, подбирая «стень» и «мотню», чтобы узнать о количестве рыбы. В это время внимание его особенно усиливается: наступает самый ответственный момент, когда рыбы много может утечь обратно в море через края мотни и нижнюю тетиву. Чтобы не дать рыбе уйти из невода, некоторые рыбаки, стоя по пояс в воде, стараются ногами придерживать нижнюю тетиву, которая тогда плотнее прилегает ко дну. Когда невод совсем подтянут к берегу, небольшими ручными «турсучками», сделанными из бересты, рыбу выкладывают сначала в «подъездок», откуда при помощи носилок таскают и сбрасывают в лари «рыбодела» свежую рыбу, тут же и чистят. Помещая внутренности в чаши для вытопки жира, распластанную рыбу засаливают в бочки или лагуны» ²⁹ .

Летний рыбный лов на Байкале продолжался обычно до «Прокопьева дня» – 8 июля. Во-первых, необходимо было подумать о подготовке к зиме, во-вторых, первые две недели июля были официально разрешенным временем для охоты на изюбря.

Вновь промысловый лов начинался с 1 августа. Это был так называемый осенний лов неводами  сетями. Этот лов можно назвать особым временем, ведь омуль шел в реки метать икру. Осенний улов всегда ценился больше, поскольку рыба отличалась размерами и вкусом.

Осенью же начинался и так называемый «водопольный» промысел – лов соровой, «черной», рыбы: щуки, окуня, сороги. В Баргузинском заливе этот лов продолжался до «Заговенья» – 14 ноября, пока не замерзал залив.

Развит был на Байкале и бормашовый промысел. Бормаша, небольшого представителя ракообразных, добывали специальным корытом. Лов на бормаша происходил так: вырубалась прорубь, туда кидались горсть бормаша и леска, привязанная к короткому удилищу.

Осенняя путина, судя по всему, заканчивалась в середине октября. Именно тогда к Лиственничной пристани возвращались с ангарских промыслов суда рыбопромышленников. Корабли доставляли омулей и «ангарщину», слава о которой, чаще худая, катилась по всей Сибири. «Ангращиной» называли рабочий люд, который добывал рыбу на северном Байкале. Это явление было совершенно байкальским и объединяло около трех тысяч человек мужчин и женщин, для которых путина являлась главным и, скорее всего, единственным занятием. «Вся эта масса людей возвращается оттуда, почти ничем не обеспеченная в материальном отношении. Это обычное явление, что по окончании промысла рабочему ничего не приходится на руки – он должен возвратить задаток: у хозяина он взял под заработок одежду, то-другое по дорогой цене, вознаграждение же небольшое» ³⁰ .

Рабочий сезон у «ангарщины» длился до полугода. Мало того, что наемный рабочий-путинец не получал расчета, так за ним еще и прочно закреплялась дурная слава. С такой «рекомендацией» ему было трудно устроиться на работу в межсезонье, и он ждал новой путины, чтобы вновь попытаться выскочить из этого заколдованного круга. А ждать приходилось довольно долго. С марта начинали собираться люди в Лиственничном и Николе – рыбопромышленных резиденциях. Там они и пережидали межсезонье в специальных казармах, амбарах. Там же, кстати говоря, зимовали и байкальские суда. Часть народа устраивалась на ремонтные и подготовительные работы: смолили старые лодки, чинили невода, рубили лес и т.п.

Быт «ангарщины», по описаниям очевидцев, был прост: жили в срубленных казармах, питались скудно: «Обычную пищу рабочих составляет кирпичный чай, «головизна», заменяющая мясо (бычьи головы, скупаемые по дешевой цене), и хлеб – грубый, испеченный вместе с отрубями. Кстати сказать, что эту же «головизну» солят и продовольствуют ей во время следования на промысел» ³¹ . Рыбопромышленные суда уходили на промыслы, едва Байкал очищался ото льда. Тогда менялся в лагере «ангарщины» рацион: головизну замещал омуль, «да и то неважный: лучшие нужны для продажи. Говорят, что для обратного пути солят особого малорослого омуля и этим кормят во время осени…» ³² .

Как уже говорилось, практически на всем протяжении существования рыбного промысла ставился вопрос о хищническом лове рыбы на Байкале, о различных способах ограничения промысла. Устанавливались различного рода ограничения не только сезонные, но и промыслово-экономические. Так, в 80-х гг. XIX в. была утверждена такса на право ловли сетями. Она зависела от длины сети и количества занятых рабочих.

Но хищнический лов рыбы не был, по мнению отдельных байкаловедов, главной причиной уменьшения запасов омуля на Байкале. Одной из причин называлось обмеление и засорение устьев главных рек, в которые омуль входит для икрометания. «Так перед устьями верхней Ангары образовались и год от году постепенно увеличиваются мели; устье реки Баргузина занесено песком до того, что рыба из озера вовсе в нее проникать не может, а между тем до 40-х годов на этой реке налавливали до 1000 бочек омулей, в начале 50-х годов лов упал до 300 бочек, а в последнее время совершенно прекратился» ³³ .

Государственная власть пыталась регулировать промысел. Так, в 1816 году Верхнеудинский исправник Геденштром составил «Положение об омулевом промысле», в котором определялся порядок ведения рыбной ловли. Для своего времени это был выдающийся документ. В частности, запрещалось применять некоторые орудия лова, ограничивались размеры неводов, определялись места разрешенного промысла. Кроме того, известны следующие правовые акты: «Правила рыбопромышленности во время рунного хода омулей в реках Верхней Ангаре и Кичере, утвержденные Генерал-губернатором Восточной Сибири 6 мая 1872 г.», «Правила о рыбопромышленности в озере Байкале и на р. Селенге, утвержденные Приамурским Генерал-губернатором 23 августа 1900 года», «Правила рыбопромышленности в озере Байкал и реках, расположенных в пределах Баргузинского уезда Забайкальской области, кроме рек Верхней Ангары и Кичеры, утвержденные Иркутским Генерал-Губернатором 12 июля 1906 года».

Вопрос имел государственный, общероссийский статус и неоднократно обсуждался в местных и центральных газетах, на уровне различных департаментов и в Государственной думе.

В 1908 году Иркутский генерал-губернатор созвал совещание для выработки проекта правил рыболовства, общих для всего бассейна. Предварительно прошли совещания в отдельных районах. Вопрос об урегулировании рыбного промысла на Байкале при всем несовершенстве местных распоряжений и решений и центральных указов базировался на определенной правовой базе. В частности, согласно статьям 486 и 488 Устава о сельском хозяйстве издания 1903 года признавалось, что воды Байкала находятся в общем и нераздельном для всех пользовании. Правда, правоведы все же нашли массу нестыковок, ибо еще во времена Петра I Правительство особыми распоряжениями и указами некоторые районы озера предоставило в исключительное и преемственное владение отдельных обществ и учреждений. «Таким образом, право владения водами Байкала в настоящее время представляется в следующем виде. Пространство между устьями Средним и Дагарским, при впадении В. Ангары, и на две версты к югу от Дагарского устья принадлежит к запретным, в которых не дозволен в настоящее время лов в рунный ход. Затем от Среднего устья и не доходя 2-х верст Душкачанского устья, по берегу острова Адарана, идут места свободного для всех пользования. Пространство на две версты в каждую сторону от устья Душкачанского также принадлежит к запретным местам, но самое Душкачанское устье свободно для промысла. Спустя две версты от устья Душкачанского, весь западный берег до мыса Соболева находится в общем пользовании. Берег от мыса Соболева до р. Ангасолки включительно принадлежит Иркутским казакам; между р. Ангасолкой и р. Бурукшиной лежат владения крестьян села Култук. Однако данных на это владение в настоящее время не имеется за уничтожением их иркутским пожаром. Принимая во внимание, что от р. Култук идут владения иркутского архиерейского дома, нужно думать, что пространство между речками Култуком и Бурукшиной не может принадлежать Култукскому обществу или оно спорно. От р. Култук до р. Мантурихи, на 182 версты, идут владения Иркутского архиерейского дома. Указом Правительствующего Сената от 1844 г. архиерейскому дому предоставлены собственно только речки, впадающие в Байкал на этом пространстве. Однако Министр земледелия и Государственных имуществ в 1898 году разъяснил, что, по точному смыслу указа и по основаниям давности, архиерейскому дому принадлежит и самый Байкал на указанном расстоянии. В настоящее время между архиерейским домом и г. Мысовском идет спор относительно побережья от р. Б. Ивановки до Мантурихи. Пространство это замежевано в выгонные земли городу Мысовску. Дело находится в Читинском окружном суде. Пространство между р. Мантурихой и Каргинской прорвой, на 21 версту, принадлежит Иркутскому Вознесенскому монастырю. Каргинский сор в настоящее время находится в фактическом владении Посольского женского монастыря. Но из плана видно, что монастырю принадлежат р. Толбазиха, р. Авраамиха, да в Каргинском сору место на 130 саженей. Документов на остальной сор не найдено. До 1864 года этим сором пользовались крестьяне, а с этого года владение, неизвестно по какой причине, перешло к монастырю. От каргинской поорвы до прорвы Нижнего сора идут владения крестьян Посольской волости, Степно-Дворецкого и Большеречинского селений. От старого устья реки Селенги, под названием Галутай, до провалившегося в 1861 г. Черемховского острова, на 40 в. 100 саж. идут владения Иркутского архиерейского дома. По завявлению представителей от крестьян Кударинской и Посольской волостей в указе 1844 г. нигде не сказано, что протяжение владения – 40 верст; это расстояние обозначено только на плане, который может быть и неверным. Поэтому пространство от Галутая до Среднего устья, по словам представителей, должно принадлежать крестьянам Кударинской волости, хотя спора об этом не существует. На провалившемся месте ныне образовался залив Провал. Весь этот залив от 6 острова Черемховского до д. Дубининой составляют владения Якутского Спасского монастыря. Расстояние от д. Дубининой до р. Сухой предоставлено крестьянам Кударинской волости и инородцам Кударинской Степной думы. Затем от р. Сухой до мыса Тонкого вновь идут места свободного пользования. На этом пространстве находится так называемое Малое море, лежащее между о. Ольхоном и материком. Оно находится в общем для всех пользовании, но в последнее время бурятами Кутульского ведомства возбуждено ходатайство о предоставлении этого моря в исключительное их владение. От мыса Тонкого до р. Черемшанки четыре версты представлены казакам нынешней Верхнеудинской станицы. От р. Черемшанки до Гремячинского выселка идут опять места свободного пользования. От выселка Гермячинского четыре версты принадлежат казакам нынешней Верхнеудинской станицы. Далее до мыса Яркова вновь места свободного пользования, а отсюда до р. Турки казенно-оброчная статья Песчанская. От р. Турки на север до р. Баргузина и еще одна верста вправо от устья его идут владения крестьян и бурят Баргузинского уезда. Затем до р. Култука, на 19 верст, лежат владения Иркутского архиерейского дома, так называемая Поливная карга. Относительно этой статьи крестьянами Читканской волости подано следующее заявление: статья эта отдается рыбопромышленникам в аренду за 7000 рублей в год; ссылаясь на малоземелье, крестьяне просят, если невозможно предоставить им эту статью в общественность, то сдать им в аренду за ту же и даже большую сумму. При этом прибавляется, что ходатайства их в этом смысле пред архиерейским домом остаются без последствий. Начиная от Поливной карги вокруг полуострова Святой Нос до губы Фертиковой в Чивыркуйском заливе представляют места свободного пользования. Самый Чивыркуйский залив от Фертиковой губы до р. Чивыркуя, а также и озеро Сор, принадлежат бурятам и тунгусам Баргузинской Степной думы и крестьянам Читканской волости. Протока, соединяющая оз. Сор с заливом, и затем пространство в этом завливе от мыса Голого до мыса Монах предоставлены Иркутскому архиерейскому дому. Остальное пространство Байкала от Б. Чивыркуя до запретных мест Дагарской  губы находится в свободном пользовании»³⁴.

Итоговый документ – «Правила» – были утверждены генералом Селивановым 29 декабря 1908 года. Затем по инициативе Главного управления Землеустройства и Земледелия была предпринята попытка выработать новые правила. В 1910 году на Байкал был командирован один из специалистов управления, который в течение нескольких лет изучал постановку рыбопромыслового дела. По итогам этих исследований были созваны совещания в Нижнее-Ангарске, Чите и Иркутске.

Новые правила предусматривали довольно серьезные финансовые затраты. Деньги были нужны для усиления штата Управления земледелия и государственных имуществ в Иркутской области и Забайкальской области ревизорами рыболовства и другими чинами, на содержание рабопромыслового надзора (смотрителя и стражников), для постройки и содержания судов для надзора. Источниками поступления необходимых средств должны были стать особые сборы в бассейне Байкала (что-то наподобие налога на природопользование). Такой сбор не был новинкой. Процентный сбор существовал, например, в Каспийско-Волжском районе. Этот особый налог должны были платить рыбопромышленники и владельцы рыболовных вод. Сбор средств предполагалось поручить местному совету по делам рыболовства.

А вот и сам «Проект» правил о рыболовстве в бассейне озера Байкала. Так называемое «главное» заведование байкальскими рыбными промыслами отводилось Главному управлению Землеустройства и Земледелия по департаменту земледелия. Местное заведование байкальскими рыбными промыслами возлагалось на Управление земледелия и государственных имуществ Иркутской губернии и Забайкальской области и на специальный Совет по делам рыболовства, в компетенцию которого входили все вопросы, связанные с рыбным промыслом на Байкале.

В состав Совета, который собирался в Иркутске под председательством начальника Управления земледелия и государственных имуществ Иркутской губернии и Забайкальской области, входили непременный член по крестьянским делам и советник Иркутского губернского управления, прокурор Иркутского окружного суда или его заместитель, представитель Иркутской казенной палаты, два представителя духовного ведомства и восемь представителей от рыбопромышленности (по два человека от неводного промысла в озере Байкал, от сетевого промысла, от речных промыслов на р. Селенге, от речных промыслов на реке Баргузине). Если чиновники назначались начальниками соответствующих ведомств, то представители рыбопромышленности избрались на собраниях рыбопромышленников сроком на 3 года.

Статья 38 определяла, что «наблюдение за выполнением сих правил возлагалось на чинов рыбопромыслового надзора, специальной и общей полиции, заведующих лесами, водами и землями как казенными, так и казачьими, общественными и частными в пределах вверенных их надзору местностей».

Из обьяснений к проекту штата чинов по заведованию рыбными промыслами становится ясным, что предполагалось создать, что и было сделано, целую организацию по надзору за рыбными промыслами в бассейне Байкала. В состав местного управления земледелия и государственных имуществ предполагалось ввести особое должностное лицо – ревизора рыболовства, на которого возлагались все обазанности по делам рыбного промысла, в том числе и руководство чинами рыбопромыслового надзора. Сам ревизор приравнивался к младшему лесному ревизору, смотритель – к лесничему по трем разрядам.

По правилам 1908 года, в частности по Култукскому району, от города Мысовска и выселков, расположенных по р. Снежной, предполагался один старшина и один помощник для охраны участка от р. Мантуриха до Снежной. От Култукского сельского общества – один старшина и помощник для охраны участка от р. Снежной до р. Ангосолки.

Статья 1 «Общих положений» гласила, что «действие правил распространяется на все без исключения воды озера Байкала и его заливов (соров), впадающих в это озеро рек с их притоками и прибрежных соединящихся с Байкалом озер, в чьем бы владении или пользовании ни состояли помянутые воды».

Правила устанавливали жесткие временные границы лова и запрета промысла. Запретным временем объявлялись сроки: для омуля – с 1 августа по 1 ноября, для хариуса – с 1 апреля по 1 июня, соровой рыбы – с 1 апреля по 1 июня, осетра – со вскрытия воды ото льда до 15 июля. При этом разрешалось рыбачить «для собственного продовольствия», но только ручными снастями: удочкой, саком и кривдой – и только на всех рыб, кроме омуля.

Правила также регламентировали, какими снастями можно, а какими нельзя производить лов. Так, запрещалось вести лов рыбы посредством «одуряющих, ядовитых и взрывчатых веществ (кукельван, известь, динам и проч.)». Определялась длина неводов, употребляемых в реках, проливах и протоках, которая не должна была превышать «2/3 ширины водовместилища», а морские невода должны были быть не более 300 погонных сажен.

Любопытна статья 19. Она гласит: «Постановка сетей для лова омулей расрешается не ближе 5-ти верст от берега и вообще воспрещается в следующих местах озера Байкала:

а) в южной оконечности Малого моря к югу от линии, идущей от мыса Саган -Хушун (на западе) на верхнюю изголовь острова Угунгой (на востоке) и далее по прямой линии к острову Ольхону;

б) в Чивыркуйском (или Курбуликском) заливе к югу от линии, идущей от устья р. Б. Чивыркуй (на востоке) к верхней изголови острова Б. Калтыгей (на западе) и далее по прямой линии к восточному берегу полуострова Святой Нос».

Устанавливались ограничения по продаже рыбы. Так, осетр не должен быть меньше 1 аршина, омуль менее 5 вершков.

Все воды Байкальского бассейна были разделены на 4 смотрительских района: 1) Нижнеангарский – от Котельниковского маяка (на западе) до реки Кабаньей (на востоке) с местом пребыванием смотрителя в сел. Чиченки; 2) Баргузинский – от реки Кабаньей до реки Кики, с местопребыванием смотрителя в сел. Усть-Баргузине; 3)Селенгинский – от реки Кики до реки Снежной, с местопребыванием в гор. Мысовске и 4) Маломорский – от реки Снежной до Котельниковского маяка, с местопребыванием смотрителя в улусе Сарма. У смотрителей были самые широкие полномочия: от сбора средств (налога) до ведения статистики, касающейся рыбопромышленности. Вводилась и должность промыслового старшины, который избирался на период промыслового сезона и имел специальный знак.

Денежное обложение рыболовного промысла предполагалось устроить следующим образом: за каждое полугодие размер билетного сбора взимается отдельно; с сети и невода по рублю с каждого участвующего в лове человека, при неводном лове по рублю с каждой лошади, с верши – 5 рублей, с морды, кривды и сака – по рублю.

Нетрудно понять, что «Правила» пытались унифицировать промысел с точки зрения законодательной. В 1914 году, например, Департамент земледелия Главного управления Земледелия и Государственных имуществ специально интересовался сообщением газеты «Сибирь» о заседании рыболовной секции Общества изучения Сибири, в котором, по сведениям газеты, должны были принять участие рыбопромышленники. На заседании должны были обсуждать законопроект о Байкальских рыболовных правилах. Департамент просил местных иркутских чиновников сообщить о результате совещания, ибо в Государственную думу был внесен законопроект о Байкальском рыболовстве.

Профессор Киевского университета Коротнев ставил поистине глобальные задачи в намечающемся путешествии на Байкал. Вольно или невольно сугубо научная, зологическая экспедиция должна была решать истинно социально-экономические проблемы. В докладной записке Министру земледелия и государственных имуществ он, в частности, писал: «Замечавшееся прежде обилие рыбы у берегов являлось главною, если не исключительною причиною значительного благосостояния, которым пользовалось местное население и которое бросается в глаза еще и теперь при посещении окрестных сел. В настоящее время благосостояние это подорвано вследствие уменьшения, с одной стороны, рыбы. А с другой, что особенно важно, вследствие иного ее распределения в озере: она избегает берегов и больше, чем прежде, стремится в реки...

Экономические и земельные отношения сложились так, что берега принадлежат крестьянскому населению, тогда как реки находятся в руках крупных промышленников, которые продолжают наживать большие барыши, тогда как крестьяне год от году беднеют и из людей независимых и достаточных становятся батраками капиталстов. Правительству давно пора вмешаться в это дело и урегулировать экономические отношения, протянув руку крестьянам и ограничив своеволие рыбопромышленников; это вполне возможно, так как рыбопромышленники не являются собственниками, а только арендаторами, да и то нелегальными, а нередко навязанными местному, часто инородческому, населению; к тому же, не довольствуясь законными барышами, сибирские рыбоделы относятся к делу хищнически» ³⁵.

На вопрос о главнейших промыслах местных (речь идет территории современного Слюдянского района) жителей в 1897 году был получен следующий ответ: «Жители здешней волости главнейшим промыслом для себя считают хлебопашество, которым преимущественно и занимаются; кроме того, некоторые из жителей, в свободное от своих работ время в окрестностях волости занимаются промысловой охотою. Приблизительно до 200 человек убивают примерно ежегодно зверей: медведей до 20, волков до 15, изюбрей до 20, сохатых до 10, диких коз до 100, кабарги до 40, зайцев до 50, горностаев до 100, белок до 2000, хорьков до 100, лисиц до 20, кабанов до 10, соболей до 200, на сумму от 3000 до 4000 рублей. Занимаются некоторые из жителей, человек до 20, и рыбной ловлей в рр. Тунке и Иркуте и в озере Байкале, которые в продажу почти не поступают, а употребялются для соственного продовольствия. Судов никаких не строится. Лов рыбы производится неводами и сетями с лодок, которых в волости насчитывается до 70 штук» ³⁶.

Конечно, вызывают большие сомнения сведения о числе жителей, занимающихся промыслами, в особенности рыбным. Трудно поверить, что при наличии 70 лодок на рыбный промысел выходило всего лишь 20 человек. В данном случае для нас важен перечень ведущих промыслов. И потом, упор больше делался на население Тункинской волости в целом, у населения же, которое жило неспосредственно у Байкала, разумеется, приоритеты были несколько иными.

Рыбный промысел способствовал развитию кустарных ремесел. Так, в частности, для сохранения и транспортировки улова требовались бочки, лагуны. Жители прибрежных сел и деревень занимались плетеньем сетей и неводов, изготовлением веревок и канатов. Эти производства развивались в Еланцинском ведомстве и на Ольхоне. Н.Н. Козьмин отметил особенность бондарного промысла в Еланцинском ведомстве: «Здесь не было артелей. Производство бочек и лагунов не вызывает необходимости в соединенных физических усилиях нескольких человек. Между тем, рядом, в рыбном промысле, мы находим в том же ведомстве артельные соединения. Там один человек бессилен» ³⁷.

Рыболловство как основной вид промысловохозяйственной деятельности продолжал существовать и много позже октябрьской революции, и никакие потрясения не могли изменить веками сложившийся быт местного населения.

В 20-30 гг. ХХ в. рыбный промысел на Байкале вели главным образом рыбацкие артели. Это был наиболее доступный способ для любого желающего участвовать в коллективной ловле. При всем том, несмотря на сворачивание НЭПа, еще в 1926 году очевидцы отмечали расслоение среди артельщиков: среди них были наемные рабочие – те, кто не смог внести свой пай в артель. Пай составлял часть невода, которая стоила порядка 50 рублей. Деньги по тем временам не очень большие, но и они были не всем по карману.

Вся готовая к употреблению рыба сдавалась в кооперативы. Рыбаки получали комиссионную цену. После продажи рыбы кооператив доплачивал своим пайщикам до цены, по которой рыбу удавалось продать на рынке.

Наиважнейшим фактором успеха рыбацкого сезона оставалась, разумеется, цена товара. Правда, появилась существенная разница. До революции 1917 года цену на рыбу определял рыбопромышленник – теперь иркутский рынок, куда свозили готовую продукцию кооперативы. Цена зависела от многих вещей, но главной оставалось качество – сорт продукции, напрямую зависевший от ее величины. Любопытный пример сдачи рыбы описал иркутский журналист, совершивший путешествие вокруг Байкала: «Артель сдает рыбу на склад уже в закупоренных бочках. Она взвешивается, и приемщик спрашивает, какой сорт. Башлык сообщает: «Средний». Или: «Крупный». И т.д. Я обратил внимание приемщика, что он не смотрит рыбу, чем же он уверен, что указанный башлыком сорт действительно имеется в бочках, ведь разница большая: цена мелкой рыбы почти в два раза ниже крупной.

– Проверять не надо, – ответил мне приемщик. – На каждой бочке стоит знак данной артели. И если артель неверно укажет сорт, это повлечет за собой строгий выговор на общем собрании. А общественный выговор сопряжен с материальной невыгодой. Так что ни разу не было обмана»³⁸.

В конце 50-х годов XX века на северном Байкале был распространен так называемый «хаповый лов». Журналист Н. Волков так описывал этот хищнический способ лова: «Это порождение лености и бесхозяйственности. Это погоня за планом и благополучием во что бы то ни стало. Ведь чтобы поймать рыбку в море, за ней надо основательно погоняться, а потом, найдя ее, не менее основательно поработать. В нашем районе решили, что легче выждать, когда рыба пройдет в реки на нерест, перегородить эти реки сетевыми ловушками и на обратном пути сцапать ее всю до единой. Решили и вот уже несколько лет внедряют в практику. И, как это ни странно прозвучит, такую погоню за дешевыми лаврами возглавляют райисполком и райком партии…

…Все двадцатиметровое русло реки Ангара-кан перегорожено тройным рядом сетей. Первая, воронкообразная, сеть направляет рыбу в предварительную ловушку. Вторая завершается глубоким карманом, окруженным дощатыми мостками. В нем-то рыба и кончает свой долгий и нелегкий путь на нерест. С помощью саков – специальных плетеных сеток – она периодически вычерпывается в карбаза. Если же иная пронырливая рыбешка все-таки проскочит через двойной заслон сетей, она будет поймана третьей, контрольной, сетью. Предусмотрена возможность ухода рыбы и через другие ответвления Верхней Ангары: у самого истока их установлены направляющие стенки из сетей» ³⁹ .

Тот же Н. Волков рассказал о рыбаке Егоре Копылове, который добился фантастических уловов благодаря тому, что нарушил годами сложившиеся традиции лова. Дело в том, что среди маломорских рыбаков жила устоявшаяся традиция, что в начале лета омуль можно ловить только на постоянных тонях Ольхона, а с середины июля – на материковых участках лова. Вот что рассказывал путешественник: «Внимательно изучая повадки рыбы, он доказал, что в зависимости от разных причин – постоянно изменяющихся под воздействием ветров, течений и температуры воды – косяки омуля перемещаются с одного участка на другой. Ветры, дующие с запада и северо-запада, гонят богатые кормами воды к берегам острова. С водой перемещаются и омулевые стада. Ветры северо-восточного направления сгоняют воды открытых районов Малого моря к материковым участкам, одновременно увлекая за собой и косяки рыбы»⁴⁰. Копылов от пассивного метода лова перешел к маневренному промыслу, и рыбаки стали фактически сами передвигаться за омулевыми косяками.

При ловле омуля премудростей много. Веками изучались повадки рыбы и отрабативались технологии ее промышленного и «любительского» лова. К примеру, каждый омулевщик на Байкале знал, что в безветренную погоду в солнечные дни корма держатся в верхних слоях бакальских вод, а при ветрах, в особенности западных и северо-западных, когда тепература поднимается, рыбу надо искать на глубине. Желтоватые взвеси и оттенки свидетельствовали, что прибалвилось количество кормов. Значит, рыбалка обещает быть удачной. Темная байкальская вода – прямое свидетельство, что корма опускаются вглубь. Когда на Байкале было тихо, но пробрасывал дождик – сети ставили поверху, в ясную лунную ночь опускали снасти поглубже. Омуль чутко реагирует на температуру воды: когда термометр показывает 13-14 градусов, рыба на глубине.

Кудесником подледного лова слыл на Байкале Б. Пигнанов. Он тоже учитывал все особенности байкальской путины: температуру, направление ветра, толщину снежного и ледяного покрова. Он одним из первых, к примеру, стал применять смотровые утепленные палатки. Это позволило рыбкам уходить далеко от берега. Таким же способом добывали показатели и в Селенге, и в других Байкальских реках.

После установления Советской власти, как уже говорилось, рыболовство являлось одним из важнейших занятий прибайккльских сел и деревень. К примеру, в Слюдянском районе действовали специализированные бригады, артели и колхозы, занимающиеся исключительно рыбным промыслом: «Байкал», «им. Коминтерна», «Улан-Удэ-Гол», «Красный Байкал», «им. Горького», «Таежник», «им. Ворошилова», «им. Пушкина».

Планы устанавливали на каждую пятидневку. Так, в апреле 1945 года численность всех рыболовцевких коллективов Слюдянского района составляла 156 человек. В качестве орудий лова имелось 3013 метров сетей омулевых, 460 метров сетей бычковых, 300 метров сетей хариусовых. Имелось также вентерей – 3 штуки, заездов – 7 штук. На ловле бормаша специализировалось 12 человек.

Любопытные данные собрал местный исполком относительно владельцев велосипедов и переправ. Надо полагать, ставился вопрос о том, занимается ли местное население извозным промыслом, охотой и рыбной ловлей. Из первых 20 опрошенных 16 человек имели лодки. Из 62 опрошенных большинство охотились в свободное от основной работы время. Рыбный промысел развивался в двух направлениях: по-прежнему в море выходили жители прибрежных сел и поселков, а со строительством рыбного завода в Слюдянке промысел все более приобретал промышленный характер. Кроме того, начал работать рыбный завод в Усть-Баргузине на оборудовании, перебазированном сюда с бывшего завода братьев Вассерман в Посольске. В 1922 году все оборудование перевезли на лошадях по зимнику.

В ходе кооперирования в 30-е годы личные (частные) рыболовецкие хозяйства были объединены в Кабанский рыбный промысел – «Гослов». Отделения его (пункты) открылись в целом ряде байкальских деревень – Энхалук, Харауз, Северный, Посольск, Поворот, Шаманка, Исток и др. Очень пригодились членам вновь созданного государственного кооператива ремесленные навыки, хозяйственные традиции, сохранившиеся здесь. В частности, большинство орудий лова были самодельными. И сети, и нити для их плетения изготавливалась здесь же местными умельцами. Для этого в ход шла конопля, которую в избытке выращилвали в этих местах. Также заготавливали здесь деревянные наплавья и бересту для грузил. Ремесленники организовали и бондарное производство. Бочкотара из Энхалука славилась по всему Байкалу.

По-прежнему для рыбалки использовался главным образом несамоходный флот – проверенная гребная байкальская лодка была в ходу. 

Планы по вылову явно опережали возможности имеющихся перерабатывающих мощностей. В конце 30-х годов появляются новые перерабатывающие цеха в Посольске, Повороте, Энхалуке, Хараузе. К традиционным видам обработки байкальской рыбы добавилась заморозка. Мороженая продукция уходила в различные уголки Сибири и СССР.

В период массовой путины на работу выходило практически все работоспосорбное население отдельных населенных пунктов. Занятий хватало всем, на разделку привлекались женщины и подростки. Рыбу солили в бочках под прессом: заливали специальным рассолом – тузлуком. Готовая продукция грузилась на баржи, которые тянули в Мысовую и там перегружали в вагоны. А когда началась война, женщины и подростки были вынуждены взять на себя абсолютно все операции вплоть до лова и вождения судов.

В 1942 году на Байкал прибыли переселнцы с Каспийского и Азовского морей. Именно тогда стали внедрять лов ставными неводами. Поребности фронта привели к внедрению новых технологий: байкальскую рыбу стали перерабатывать способом холодного копчения. В Посольске построили специальные коптильлные камеры.

На Байкале были и свои знаменитости, в том числе среди рыбаков. Один из них слюдянец Алексей Стрекаловский. Слыл он на Байкале бывалым

человеком. Хорошо знал байкальские повадки, море-озеро исходил вдоль и поперек, ставил сети у баргузинских берегов, неводил в Малом море, колотовал на мелководье, промышляя хариуса. Рыбаком был его отец, который работал сетевщиком по найму у купца Похоручко. С открытием Южно-Байкальского завода Алексей Стрекаловский начал работать там. У него была своя неводная бригада. Традиционно считалось, что у Южного берега Байкала рыбы много не добудешь, а Стрекаловскому удавалось и здесь добывать хорошие уловы, за что ему вручили министерскую награду – Почетную грамоту.

11 Егунов Н.П. Бурятия до присоединения к России. – Улан-Удэ, 1990. – С. 17.

12 Петри Б.Э. Далекое прошлое Прибайкалья. – Иркутск, 1928. – С. 30.

13 Байкальская сторона. – Иркутск, 1991. – С. 16-17.

14 Елизов Ф.В. Рыбная и звериная промышленность по берегам озера Байкал // Известия сибирского отдела императорского РГО. – 1983. – Т. IV. – № 4. – С. 169.

15 ГАИО. – Ф. 31. – Оп. 3, д.394. – Л. 48-51 об.

16 http://www.kcmb.ru/

17 Рыбы и рыбохозяйство в бассейне озера Байкал. – Иркутск, 1958. – С. 34.

18 ГАИО. – Ф. 24. – Оп. 6, д. 11. – К. 2674. – Л. 22.

19 Известия Иркутской городской думы. – Иркутск, 1894. – № 3-4. – С. 93.

20 ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3149. – Л. 17.

21 Шмулевич М.М. Очерки истории Западного Забайкалья. – Новосибирск, 1985. С.106.

22 ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3065.

23 ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3149.

24 ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3065.

25 Очерки по изучению Прибайкалья. – Иркутск, 1926. – С. 14.

26 Известия ВСОРГО. – Иркутск, 1912. – № 7.

27 Бородкина М. Очерки хозяйственной жизни Баргузинского края // очерки по изучению Прибайкалья. – Иркутск, 1926. – С. 15.

28  ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3065.

29 Очерки по изучению Прибайкалья. – Иркутск, 1926. – С. 17.

30 Восточное обозрение. – 1889. – № 44.

31 Восточное обозрение. – 1899. – № 44. – С. 4.

32 Там же.

33 Байкальский вопрос // Восточное обозрение. – 1888. – № 2.

34 ГАИО. – Ф. 176. – Оп. 1, д. 3174.

35 РГИА. – Ф. 1273. – Оп. 1, д. 207. – Л. 46.

36  ГАИО. – Ф. 90. – Оп. 2, д. 406. – Л. 68.

37 Корзьмин Н.Н.Очерки прошлого и настоящего Сибири. – СПб., 1910. – С. 95.

39 Славное море. – Иркутск, 1957.– С. 291-292.

40 Волков Н. Путешествие по Байкалу. – М., 1958. – С. 37.

Библиографические данные

1. Гольдфарб С.И. Мир Байкала / С.И. Гольдфарб ; цв. фот. С. Григорьева. — Иркутск : Репроцентр A1, 2010. — 630 с. ; 27 см. — 3000 экз. — ISBN 978-5-91344 — 195-9 (в пер.).