Рассматривая Байкал и окружающие его местности, как часть сибирской земли, нельзя не привести некоторые мнения и о самой Сибири, ее самобытности и будущности. То, что это край — не похожий на многие другие, органично чувствовали все, кто побывал здесь хоть один раз. Особо это касалось людей, кто душой и сердцем проникся Сибирью и не видел себя в отрыве от нее.
Одним из таких почитателей суровых и прекрасных мест был Петр Драверт, потомок француза, участвовавшего в войне Наполеона и не пожелавшего вернуться во Францию. Об особенностях восприятия П.Дравертом Байкала мы еще расскажем, а здесь приведем проникновенные строки, которые он посвятил Сибири:
Тебе одной мои напевы — Стране холодной, но живой, Где мною брошенные севы Созрели к жатве полдневой.
Но не только и не столько значение Сибири для духовного развития человека подогревало мысль многих известных деятелей. И М.Ломоносов, сказавший пророческие слова о прирастании будущего России Сибирью, и многие выдающиеся люди свято верили в перспективы этого края. Декабрист Н.В.Басаргин писал:
«Сибирь на своем пространстве представляет собой так много разнообразного, так много любопытного, ее ожидает такая блестящая будущность, если только люди и правительство будут уметь воспользоваться дарами природы, коими она наделена...».
Когда читаешь подобного рода предсказания и сопоставляешь их с сегодняшними планами и стратегией использования природных ресурсов и культурных ценностей региона озера Байкал, возникает двойственное чувство. С одной стороны, проявляется удовлетворенность: «все-таки, дошло»: люди в большинстве своем задумались о действительной духовной и экологической стоимости окружающего мира, увидели его непреходящую ценность. С другой стороны, понимаешь, что за продекларированными истинами далеко не всегда следуют реальные поступки и действия, и Байкал не всегда видит воплощение в жизнь важнейших принципов бережного отношения человека к природному и культурному достоянию.
Слияние мыслей о красоте Байкала и необходимости его защиты органично одолевает людей, его посещающих. Но еще больше оно должно быть присуще тем, кто повседневно живет на его берегах, для которых священное море не только воплощение природной естественности, гармонии, мудрости и величия, но и «мастерская» для удовлетворения житейских потреб, без чего невозможно их простое существование и развитие. От возможности правильно сочетать свои будничные запросы с заботой о сохранности озера зависят и перспективы этих людей.
Стратегические моменты нельзя отрывать от их актуального бытия. Что же значит Байкал со всеми своими природными и иными ресурсами для конкретного человека и сообщества людей в целом? — этот вопрос вряд ли можно назвать праздным и незначимым. Ответы на него могут быть как сугубо прагматического, так и духовно — нравственного характера. К прагматически настроенным на Байкал лицам надо прежде всего отнести население Байкальских берегов. Это не означает, что большинство из них не любит священное море, не восхищается им. Просто для них он «встроен» в повседневную жизнь всеми своими сторонами.
Во-первых, Байкал во веки веков поил и кормил человека, если в продуктовом плане брать во внимание не только его рыбные и в целом «морские», но и животные ресурсы, различные таежные дары: орехи, ягоды, грибы и т.д. И сегодня для многих местных жителей Байкал служит одним из основных источников постоянно необходимого продовольствия.
Во-вторых, Байкал, вернее отдельная продукция его природного мира служит источником одежды и обуви, причем вещи из натуральных тканей и меха (тулупы из шкур лесных зверей, шубы и шапки из белки и соболя и т.п.) остаются одними из самых удобных и гигиеничных.
В-третьих, предметы и живые существа природной среды, флоры и фауны Байкала снабжали промышленным сырьем и развивающуюся индустрию региона. Речь идет, прежде всего, о рыбозаводах, леспромхозах и лесхозах, меховых и пушных предприятиях. И хотя в связи с оскуднением байкальской природы в последнее время деятельность части таких производств ограничена, но в целом они до сих пор играют важную роль в жизни прибайкальцев.
В-четвертых, вода и некоторые другие байкальские ресурсы становятся важнейшими «ингредиентами» технологического процесса или источником необходимой для людей энергии. Речь здесь идет о Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате (БЦБК), выпускающем отбеленную целлюлозу, и Иркутской ГЭС, первой гидроэлектростанции на Ангаре, использующей непосредственно воды Байкала, других производствах пищевых, технических и химических продуктов.
Как бы не хотелось принизить прагматическую ценность байкальского многообразия, даже сказать, что такой подход «убивает» его поэтичность и одухотворенность, но все же никак нельзя забывать, что для многих людей Байкал часто воплощает простую премудрость: «Не до жиру, быть бы живу». Но у конкретных сибиряков, любящих Байкал, прагматизм не заслоняет других эмоций. Автор данной книги относит себя к кагорте аборигенных жителей Прибайкалья, для которых родные края выступают во всех своих ипостасях — от средств и способов удовлетворения примитивных нужд, до чувства гармоничного слияния с природой, ощущения себя естественной частицей в гармонии мироздания. И такое ощущение единства воплотилось во многих строках данной работы непрестанным переживанием радости. «Радость вокруг: и в теплоте обогретого солнцем камня, и в прохладе брызг байкальской волны, и в букете запахов с гор, где бесчисленное множество цветов и цветущих кустарников, и в гомоне чаек над отмелями, и главная радость от того, что ты живешь в таком чудесном месте земли, живешь со всеми правами родства с красотой, тебя окружающей».
Байкал многоликий олицетворяет, прежде всего, те непреходящие и вечные ценности, которые с древних пор возрождались и закреплялись в сознании и подсознании людей при виде этого творения природы. Каждый из нас своеобразно воспринимает Байкал, но как много в этой специфичности общего. «Как интересно! Какая уникальная, удивительная природа. Как много мыслей и чувств возникает при общении с ней», — так сказала Индира Ганди, побывав на берегу озера. И это высказывание еще раз подчеркивает одну из существенных сторон влияния священного моря на людей.
В весьма, на наш взгляд, психологически цельном и одухотворенном очерке «Колдовской приворотный напиток» писатель Н.Ладейщиков очень колоритно и живописно обрисовывает таинственную и изменчивую многоликость священного моря.
«Трудно объяснить тем, кто ни разу не был на Байкале, какое чувство охватывает человека на его берегах. Это не только эстетическое наслаждение его живописной природой. Здесь, лицом к лицу с Байкалом, глядя на его чистую, акварельно синюю гладь, на лежащие на ней тяжелые, словно из чугуна литые, скалы и мысы, слушая его могучий, размеренный и спокойный гул, проникаешься уважением к его величию, неукротимости и неприрученной дикой красоте. Становится понятным его почти мистическое воздействие на человека. Байкал действительно начинает представляться каким-то огромным живым существом, сильным и великодушным, смелым и непокорным, грозным и отходчивым, ласковым и лукавым.
Как-то мне случилось разговориться с одним стариком бурятом — настоящим байкальским «Башлыком», как их тут называют, старожилом, хорошо знающим повадки Байкала, потомственным маломорским рыбаком. Вынув коротенькую трубку изо рта, старик примерно так отозвался о Байкале. «Он — как отец. Добрый. Однако сильно не балует. Поучить может крепко, особенно того, кто его не знает, не уважает. Дураку на нем, однако, сильно плохо может быть. А кто знает, уважает — тому ничего. А потом смеяться будет, солнышком кинет из-за туч».
На Байкале особенно остро ощущаешь то единство Природы — единство в многообразии, — с которыми мы сталкиваемся повсюду. Во всем своем бесконечном многообразии феномены окружающего мира производят все же суммарное впечатление. Античный философ Ксенофан в старости жаловался, что все, куда ни посмотри, спешит вернуться к единству; он устал наблюдать одну и ту же сущность в этой утомительной многоликости форм. Истинное природное наследие хорошо уже тем, что масса откликов и отзвуков о его частностях - воде, берегах, животных, птицах — сливается в общее впечатление о нераздельности и неразрывности окружающего мира, его совершенстве и целостности.
Если проиллюстрировать симбиоз индивидуальных эффектов с помощью поэтических средств, то здесь уверенно можно привести отрывок из стихотворения Ю. Левитанского «Путь к Байкалу»:
И вдруг он открылся. Открылась граница земли и лазури, зарей освещенной: как будто он вышел, желая сравниться с прекрасною песней, ему посвященной. И враз побежали мурашки по коже, сжимало дыханье всё туже и туже. Он знал себе цену. И спрашивал: — Что же, Похоже на песню, а может, похуже? Наполнен до края дыханьем солёным горячей смолы, чешуи омулиной. Он был голубым, синеватым, зелёным, горел ежевикой и дикой малиной. Вскипала на гальке волна ветровая, крикливые чайки к воде припадали, и как ни старался я, рот открывая, но в море, но в море слова пропадали. И думалось мне под прямым его взглядом, что, как ни была бы ты, песня, красива, ты меркнешь, когда открывается рядом живая, земная, всесильная сила.«Живая земная всесильная сила» дорога любому человеку не только своим бесконечным многообразием, но и той огромной гаммой чувств, которые она вызывает в каждом, кто к ней прикасается. Эмоции восхищения и восторга, переживания чего-то особенного и исключительного, ощущения прилива духовной и физической энергии, чувства радости и благодарности природе и делают священное море великолепным брэндом Сибири.
Байкал разноязыкий — такая постановка вопроса вытекает уже из обращения к названию озера. Достаточно вспомнить, с чем связывают разные народы его имя: китайцы — Бей-Хай или Пе-Хей -северное море, тюркоязычные народы — Бай-кюль — богатое озеро. У якутов имя «Байгал» означает прежде всего полярное море, куда течет река Лена; они иногда прибавляют к нему эпитет «муустаах», т.е. ледяной. Э.М.Мурзаев добавляет, что якутское слово «Байягал» или «Баягал» переводится как море, океан, обилие воды. Поскольку русские, среди которых больше всего распространилось название Байкал, пришли в эти края уже после существенных контактов с якутами, версию о такой трактовке названия можно считать весьма обоснованной. Существовало также мнение Н.Щукина и А.Мартоса, с некоторой натяжкой увязывающих слово Байкал с монгольскими терминами баин-гал - богатый огонь или был огонь. Кто-то высказывается, что название озеру дал древний народ курыкане.
Трудно сегодня докопаться до реальной первопричины возникновения этого звучного и многостороннего названия озера. Но возникает мысль, что слово Байкал опять-таки стало симбиозом, сочетанием тех уникальных и актуальных мыслей многих народов, для которых он имел какое-то значение. Слово «выковалось» в своего рода компромисс между разными смысловыми содержаниями, но близким звучанием. Сам Байкал как бы доволен своим многозначным толкованием: один комплекс звуков и столько разных смыслов и образов.
Непраздной альтернативой, порой встающей перед людьми, является вопрос о географическом статусе: озеро или море. Один из первых исследователей, описавших Байкал, румын И.Спафарий, зная, что и аборигены — буряты и эвенки — и русские называют Байкал морем, писал:
«Байкал может называться морем и потому, что из него течет большая река Ангара и потом мешается со многими иными реками и Енисеем, и вместе впадают в большое Океанское море, ... и потому также, что величина его в длину и ширину и в глубину велика есть ...А озером может называться оттого, что в нем вода пресная, а не соленая, и земноописатели те озера, хоть и великие, но в которых вода несоленая, не называют морем; однако же завидливу земноописателю можно называть Байкал морем, потому что длина его парусом бежать большим судном диен по десяти и по двенадцати, и больше какое погодье, а ширина его — где шире, а где уже, меньше суток не перебегают».
Датчанин Избрант Идес, побывавший на Байкале через полтора десятка лет после Спафария в 1892 году, наоборот, постарался принизить и развенчать его морской статус. Это он сделал с помощью двух приемов. Во-первых, на основе каких-то неизвестных данных Иден значительно уменьшил размеры священного моря, приписав его ширине 4 немецких мили (около 30 км., вместо 40-45 в среднем), а длине — 40 таких миль (т.е. 280 км. вместо 630 км.). Таким образом, Байкал потерял как минимум три четверти своей площади: вместо около 30000 кв. км. водной глади «осталось» чуть более 8400 кв. км. Во-вторых, на самом Байкале Идес именовал его озером, в пику присвоению аборигенами статуса Байкала как моря. Он даже действовал в противовес провожавшим его в водный путь людям, просившим величать при переезде не озером, а далаем или морем.
«При этом они прибавляли, что уже многие знатные люди, отправлявшиеся на Байкал и назвавшие его озером, то есть стоячей водой, вскоре становились жертвами сильных бурь и попадали в смертельную опасность. Но мне казалось смешным, чтобы озеро обижалось на оскорбления и становилось на защиту своей чести и величия. Поэтому я выехал с божьей помощью и, когда достиг середины озера, велел подать себе хороший бокал сухого вина и выпил за здоровье всех честных, хороших, открытых христиан и друзей по всей Европе, прибавив к этому шутя: «А тебя, озеро — стоячая вода, беру в свидетели». И я заметил, что и вино мне было впрок, и чем дальше я двигался, ветер, который до того дул сильнее обычного, все более утихал... Озеро нисколько не мстило мне. Я от души смеялся над глупостью тех людей, которые верят в сказку».
Идену повезло с погодой, да и переплывал он Байкал лишь единожды. Но все, кто долгое время живут на его берегах, и даже «дальние люди», его любящие, и сегодня предпочитают называть Байкал морем.
Причину этого, опираясь на мнения аборигенов, в одном из своих писем матери хорошо отразил известный ученый и практик, академик В.А. Обручев.
«Волнующемуся Байкалу приписываются не целительные, но пагубные силы. Чем-либо разгневанный водяной дух ищет жертву, и горе буряту, осмелившемуся поехать по бурному озеру или хотя бы задержавшемуся на берегу. Его должны непременно постигнуть болезнь, смерть, всевозможные домашние невзгоды. Так утверждает суеверие рыбаков, и они держатся его настолько крепко, что, когда «Байкал гневается», ни один из них не окажется таким безумным храбрецом, чтобы перевезти даже за большие деньги нетерпеливого путешественника на другой берег, на материк. В таких случаях приходится запасаться бесконечным терпением, так как Байкал отличается не поддающимися предвидению капризами и действительно своеобразной, загадочной подвижностью».
Разноязыкость Байкала отражается в названиях его гор, рек, мысов, островов, заливов и т.д., которые своими метафорическими и образными наименованиями демонстрируют повседневное отношение народов к его величию и ценности. Хунну, курыкане, якуты, эвенки, монголы, буряты, русские оставили в исторической памяти восхищение и благодарность разнообразным примечательностям и объектам флоры и фауны. Например, статистический анализ материалов книги А.С.Гурулева «Реки Байкала» показывает, что из приведенных в ней более чем 300 названий рек и речек около 60% имеют выход из русского языка, свыше 15% — из эвенкийского, почти столько же из бурятского, а оставшиеся своим происхождением обязаны народам тюркского и монгольского происхождения, древним этносам (хунну и курыкане), деятельность которых в определенные времена была связана с Байкалом.
С начала практического и исследовательского освоения сибирских просторов российскими первопроходцами (а это ведь были люди разных национальностей) имя Байкала, описание его достопримечательностей и сурового образа становится известным гражданам многих стран, вызывая уважение и восхищение его уникальностью или, наоборот, брань и хулу его жестокому нраву. Последнее в значительной степени было присуще людям, попавшим на берега Байкала подневольно, по приговору судьбы или «карающего меча» правосудия / неправосудия.
В 19 и 20 веках промышленное освоение Сибири и прибайкальских земель — золотые прииски, Кругобайкалка и БАМ, целлюлозные комбинаты, рыбная и лесная промышленность — опять-таки породили приток в регион мигрантов разных национальностей, и разноязыкий говор на байкальских берегах стал еще одним проявлением его уникальности. К этому многоголосию подключились деловые люди, бизнесмены, туристы, ученые, в мир которых Байкал вносил свою многогранную расцветку. Сегодня трудно даже представить, сколько оттенков «разноязычности» привнесут в байкальские места развитие особых туристских зон, где «все флаги в гости будут к нам». Одним словом, говорить о разноязыкости Байкала сегодня также естественно, как и о его многоликости и таинственности. Более того, Байкал, скорее всего, рад и горд своей представленностью в словах, помыслах, чувствах и переживаниях у людей разных национальностей и весьма удовлетворен тем, что он становится символом тех материальных и духовных ценностей, которые объединяют, а не разъединяют этот разноязыкий мир. «Символ» Байкала, можно сказать, встал на стражу толерантного, терпимого отношения к плюралистичным идеалам, ценностям, вероисповеданию своей полиэтничной среды. Так же хорошо было бы, если этот символ с жесткостью и суровостью своего прародителя карал всякого за небрежность и неуважение в межнациональных контактах.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
