Ссылка в Сибирь в XVII - первой половине XX в. // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

Появление каторги и ее применение в основном в Европейской России сократило численность ссылаемых в Сибирь. Указами от 16 августа 1720 и 29 марта 1753 женам с детьми разре­шалось выбирать, ехать ли вместе с мужем, сосланным по суду, или остаться на прежнем месте жительства. С середины XVIII начался рост сибирских ссылок, прежде всего за счет крестьян, чему способствовали отмена в 1753—54 смертной казни, которая заменялась вечной каторгой или ссылкой, и указы 1760-х гг. о разрешении помещикам ссылать в регион своих крепостных крестьян, уличенных в «непристойных и предерзностных поступках», о предоставлении крестьянским и посадским (затем мещанским) общинам права приго­варивать к ссылке «непотребных и вредных обществу людей», о ссылке бродяг на поселение в Сибири. Вводя эти меры, государство преследовало цели заселения и освоения региона, поскольку ссылать по приговорам помещиков и общин разрешалось только здоровых мужчин не старше 45 лет, имеющих навыки земледельческих работ, а семейных — с семьями (на практике эти нормы соблюдались далеко не всегда). Данными указами было положено начало административного (внесудебного) принудительного переселения — административная ссылка. В Си­бири сосланные таким образом лица (ссыльнопоселенцы) имели ограниченную свободу и со временем вливались в сосло­вие государственных крестьян. К концу XVIII в. по численности ссыльных и каторжных Сибирь заняла 1-е место среди других отдаленных регионов России — Поморья, Оренбуржья, Урала.

В XVIII — начале XX в. ссылка в Сибирь активно использо­валась правительством как мера наказания политических оппонентов, а также государственных чиновников и военнослужащих, злоупотреб­лявших должностным положением (в первую очередь казнокрадов). В период «дворцовых переворотов» (1725—62) за Урал было отправлено немало вельмож, государственных и военных деятелей, чиновников и офицеров, среди них такие известные лица, как князьА. Д. Меншиков (в 1728 сослан в Берёзов), князья Долгоруковы (1730, Берёзов), вице-президент Адмиралтейской коллегии Ф.И. Соймонов (1740, Охотск), фаворит императрицы Анны Иоанновны курляндский герцог Э.И. Бирон (1741, Пелым), кабинет-министр Г.И. Остерман (1742, Берёзов), генерал-фельдмаршал Б.К. Миних (1742, Пелым), вице-канцлер М.Г. Голов­кин (1742, Среднеколымск). Все они содержались в заключении. В последующее время ссылка опальных санов­ников фактически прекращается. До начала XIX в. Сибирь оставалась основным местом содержания военнопленных: в 1-й четверти XVIII в. — шведов из армии Карла XII, во 2-й половине XVIII — начала XIX в. — поляков, воевавших про­тив России в ходе разделов Речи Посполитой, а также в составе армии Наполеона (последних зачисляли в сибирские казаки). С появлением и развитием в России революционного и национально-освободительного движения в Сибирь стали ссылать его участников — декабристов, польских повстанцев, петрашевцев, народников, социалистов и др. (см. Де­кабристы в Сибири, Поляки в Сибири). Осн. массу ссыльных в XVIII — начале XX в. составляли сосланные по приговорам помещиков и общин, уголовники, веро­отступники (сектанты и раскольники), участники народных волнений и восстаний из представителей низших слоев общества — крестьян и горожан. Осужденные за участие в вооруженных выступлениях приговаривались преимущественно к каторжным работам.

Применяя ссылку как способ принудительной, «штрафной», ко­лонизации, правительство пыталось заселить отдаленные и пограничные районы Сибири: в 1730-е и 1780-е гг. — Якутско-Охотский тракт, в 1738—44 — Камчатку, в 1761—65 — Барабу, в 1760—80-е гг. — Алтай и Забайкалье. Только за 1761—81 в Сибирь прибыло не менее 60 тыс. человек, преимущественно административных ссыльнопоселенцев, в т. ч. до 10 тыс. старообрядцев, выведенных русскими войсками с территории Польши (из них в последующем сложились субэтнические группы русских: на Алтае — так называемые поляки, в Забайкалье — семейские). Крупной мерой по заселению Сибири ссыльными явился сенатский указ 1799 «О населении Сибирского края», согласно которому за 1800—12 в регион прибыло около 25 тыс. ссыльнопоселенцев, их большая часть осела в Западной Сибири и Прибайкалье. В правление Александра I административная ссылка по воле помещиков и общин была отменена как «не имеющая законных оснований» (указы от 5 июня 1811 и 31 июня 1812). Однако, восстановленная вскоре в явочном порядке, она приобрела еще больший размах: со 2-й четверти XIX в. по численности административно-ссыльные равнялись сосланным по суду. В XIX в. государство активно использовало ссылку как средство разрежения населения в Центральной России (с целью ликвидации «земельного голода») и хозяйственного освоения сибирских просторов. Если в начале XIX в. в регион в среднем в год прибывало около 1,6 тыс. человек, то в 1830-е гг. — 9—10 тыс., в 1880-е гг. — более 20 тыс. В 1823—24 здесь насчитывалось около 50 тыс. ссыльных, в 1835 - 122 тыс., в 1851 - ок. 187 тыс., в 1885 -264 тыс. Власти даже предпринимали попытки создать специальные казенные поселения (пенитенциарные колонии). Несколько таких сельскохозяйственных колоний в 1808 было создано в Нижнеудинском округе, в 1829 — в Енисейской губернии. К 1842 они пришли в упадок и были причислены к крестьянским селам. В 1820-е гг. из ссыльнопоселенцев власти попытались сформировать постоянные военно-рабочие команды для устройства путей сообщения.

Всего за XIX в. в Сибирь поступило более 900 тыс. ссыльных всех категорий (с учетом членов семей), в основном крестьяне. Они примерно в равной пропорции распре­делялись между Западной и Восточной Сибирью. Доля ссыльных в составе русского населенного региона выросла примерно с 4 % в конце XVIII в. до 9% в середине XIX в. В отдельных районах численность ссыльных была весьма велика. В 1781 в Каинском уезде они и их потомки составляли 83 % всех крестьян, в 1820-х гг. в Томском округе — 24, в 1858 в Тобольской губернии — до 10, в Томской губернии — до 15%; в Нерчинском горном округе многие деревни почти целиком были заселены ссыльнопо­селенцами, бывшими каторжными и их потомками.

До начала XIX в. общего законодательства о ссылке и ее ква­лификации не существовало, состав преступлений, за которые полагалась данная мера наказания, сроки и усло­вия пребывания в ссылке регулировались частными законополо­жениями. Не было и специальных органов управления ссылкой. Верховной инстанцией, утверждавшей приговоры и решавшей об­щие вопросы организации ссылки, был Сенат. Текущими делами занимались Сибирский приказ (до 1763), сибирский губернатор (генерал-губернатор) и местные органы власти. В 1799 в целях надзора за ссыльнопоселенцами учреждаются должности надзирателей, в 1803 — смотрителей поселе­ний. В 1801 при Тобольском городском полицейском управлении создана колодническая часть, функции крой заключались в приеме, распределении, учете и содержании ссыльных, прибывавших в Сибирь. Содержание особо важных государственных преступников контролировали Тайная канцелярия розыскных дел (1731—62) и Тайная экспедиция Сената (1722—1802). Конвой ссыльных во время движения осуществляли казачьи и воинские команды, а особо важных государственных преступников — офицеры и солдаты гвардии.

Впервые общее регулирование ссылки было предпринято в ходе реформы управления Сибирью в 1822 с принятием Устава о ссыльных и Устава об этапах. Создавались специальные органы управления ссылки — Приказ о ссыльных в То­больске (с 1869 в Тюмени) и подчиненные ему экспе­диции о ссыльных в губернских городах (Тобольске, Томске, Енисейске и Иркутске). Они занимались приемом, распределением, учетом, продовольственным снабжением ссыльных на протяжении всего пути следования, до окончательного водворения. На всем маршруте движения ссыльных предусматривалось создание особых этапов, регламен­тировался порядок отправления и движения ссылочных партий, состав и функции этапной стражи, вводился строгий учет ссыльных. Вдоль Сибирского тракта была 61 этапная тюрьма, где ссыльных обеспечивали питанием и одеждой. На местах водворения ссыльные подпадали под надзор губернских и областных властей и местных по­лицейских органов. Ссыльнокаторжные и ссыльнопоселенцы, занятые на казенных работах, находились в ведении губернских казенных палат, на крепостных работах — крепостные начальства, на горнозаводских — заводские начальства. На правительственном уровне руководство ссылкой осуществляли департамент полиции и министерства (внутренних дел, финансов, государственного имущества), Комитет министров, Государственный совет, 1-й и 2-й Сибирские комитеты. В 1879 для надзора за пересылкой и содержа­нием ссыльных и ссыльнокаторжных были учреждены Главное тюремное управление и Совет по тюремным делам при Министерстве внутренних дел (с 1895 — при Министерстве юстиции); им подчинялись губернские тюремные комитеты (созданные вместо экспедиций о ссыльных). Надзор за политссыльными (декабристами, петрашевцами, народниками и др.), помимо местной полиции, в 1826—80 осуществляло жан­дармское управление Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, с 1880 — Департамент государственной полиции МВД с подчиненным ему Отдельным корпусом жандармов. Конвоированием ссыльных занимались конвойные команды корпуса внутренней стражи, с 1864 — сибирских военных округов, к политссыльным приставляли жандарм, конвой.

Устав о ссыльных впервые законодательно квали­фицировал ссылку, определив 2 ее вида: ссылка на поселение и ссылка в каторжные работы. Ссыльнопоселенцы делились на 6 категорий. Жены административно-ссыльных обязаны были следовать за мужьями, а сосланных по суду — лишь добровольно. В 1832 Устав и другие нормативные акты о ссылке были включены в Свод законов Российской империи (14-й том: «Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей и о ссыльных»). Вскоре законодательно была квалифицирована ссылка на житье (пожизненно или на срок). По закону от 4 января 1839 сосланные на житье не лишались гражданских прав, а в Сибири записывались в мещане, имея право (по желанию) через 3 года перейти в купцы. Свод законов 1842 закрепил 2 основных вида ссылки на поселение: ссылка с лишением всех прав и ссылка без лишения прав (ссылка на житье). Последующее законодательство (Уло­жения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 и 1885, Положение о мерах охранения государственного порядка и общественного спокойствия 1881 и др.) уточнило и расширило ряд положений о ссылке. Последняя являлась одной из важ­нейших мер наказания за уголовные и политические преступления. Все наказания ссылкой по суду разделялись на так называемые уголовные и исправительные. К 1-м относились лишение гражданских прав и ссылка на каторжные работы (без срока и на срок от 4 до 20 лет), лишение гражданских прав и ссылка на поселение в Сибирь (бессрочная и срочная). Ко 2-м — лишение «осо­бенных прав и преимуществ» (дворянства, чинов, знаков отличия, прав поступления на государственную и общественную службу, вступления в гильдии и пр.) с временным заключением (от 1 до 4 лет) в тюрьму или без него и ссылка на житье в Сибирь; лишение «особенных прав и преимуществ» со ссылкой в северной губернской Европейской России (Архангельская, Олонецкая, Пермская и др.) на срок от 2 мес. до 2 лет.

Во 2-й половине XIX в. законодательство определяло 2 основных варианта наказания ссылкой — по суду и без суда (в административном порядке). Ссылка по суду подразделялась на следующие виды:

1. Ссылка на каторгу, бессрочная или срочная, назнача­лась за тяжкие преступления.

2. Ссылка на поселение, пожизненная, делилась на 2 сте­пени: в отдаленнейшие и менее отдаленные места. Ссыльно­поселенцы старше 60 лет, увечные и хронически больные размещались по волостям «на вольное пропитание» или определялись в богадельни, все остальные водворялись на постоянное жительство по селам старожилов; им по­лагались земельные участки и казенные орудия труда. В течение 3 лет ссыльнопоселенцы были обязаны заниматься сельскохозяйственными работами, отдавая значительную часть доходов казне, им ка­тегорически запрещалось покидать место приписки, за нарушение следовало наказание вплоть до каторги. За нерадение к хозяйству они также подвергались наказанию по усмотрению полиции. После 3 лет ссыльнопоселенцу с особого разрешения начальства предоставлялось право отлучаться на заработки, в т. ч. на золотые прииски (за исключением Семиреченской, Акмолинской областей и некоторых час­тей Алтайского округа), заниматься торговлей, ремеслами и промыслами, приобретать движимое и недвижимое имущество, поселенцам-некрестьянам разрешалось жить в городах. По истечении 10, а при хорошем поведении — 6 лет ссыльнопоселенцев приписывали к крестьянским обществам с получением соответствующих прав и обязанностей, им разреша­лось свободное передвижение в пределах Сибири. В 1889 власти вновь попытались создать сельскохозяйственные колонии поселенцев, выделив под них 60 тыс. десятин земли в То­больской губернии. Но этот проект осуществить не удалось из-за массовых побегов ссыльнопоселенцев.

3. Ссылка на водворение, применялась к бродягам; почти ничем не отличалась от ссылки на поселение.

4. Ссылка на житье, назначалась исключительно для высшего дво­рянства и чиновничества. Ссыльные приписывались к мещанскому или крестьянскому обществу, но без получения соответствующих прав, не могли покидать место приписки в течение срока осужде­ния, находились под надзором полиции. С разрешения властей они могли заниматься промыслами, ремеслами и торговлей.

Административная ссылка, несмотря на отмену в 1861 крепостного права и, соответственно, исчезновения ссылки крестьян по воле помещи­ков, была масштабной. Право такой ссылки оставалось за крестьянскими, и до 1900 — мещанскими обществами; ей подвергались лица за «порочное поведение» и отбывшие наказание, но не принятые назад обществом. Сосланные таким образом записывались по месту ссылки в крестьянские или мещанские общества, после чего пользовались правом свободного передвижения по Сибири. Подвергать административной ссылке также могли некоторые органы государственной власти, в т. ч. отдельные генерал-губернаторы, в основном лиц, причастных к антиправительственным деяниям. Серией законодательных актов 1870—90-х гг. была создана правовая база массовой административной ссылки политических «преступников» (революционеров и др.). «Положение о полицейском надзоре» 1882 установило порядок надзора за «поли­тическими» по месту их ссылки. Они пользовались относительной свободой, но им запрещалось отлучаться, поступать на государственную и общественную службу, заниматься адвокатской и педагогической деятельностью и т. п. Другие возможности заработка зависели от разрешения местного начальства. Иногда поднадзорные получали небольшое казенное пособие. С 1870-х гг. поло­вина всех политссыльных отправлялась в Сибирь без суда, в административном порядке (например, в 1879 — 58,6%, в начале XX в. — около 50%). С 1886 началась ссылка «политических» на Сахалин.

Реальные условия пребывания в С. зависели не столько от тяжести преступления и меры наказания, сколько от социального статуса и имущественного положения самого ссыльного. Знатные и состоятельные дворяне, чинов­ники, офицеры, даже сосланные в заключение, как правило, получали содействие местной администрации, материальную поддержку родственников и содержались в относительной свободе. Представители низших сословий находились в несравненно худших условиях, особенно по пути следо­вания, в местах заключения и на каторге. Отпускаемые на питание и одежду средства были незначительны, к тому же расхищались администрацией, колодников преследовали голод, болезни, поборы конвойной стра­жи и охранников, тюрьмы были холодные и сырые, в местах массового заключения среди ссыльных царили нравы уголовного мира. Передвижение осуществлялось пешком, с начала XX в. — по железной дороге и изредка морским путем пароходами (на Дальний Восток). Среди ссыльных в пути и в первые годы жизни на новых местах была очень высокая смертность.

По данным Главного тюремного управления, на 1 января 1898 в Сибири насчитывалось 309 265 ссыльных всех категорий (ссыльнокаторжных — 10 688 человек (3,4%), ссыльнопосе­ленцев — 100 595 (32,8%), сосланных на водворение — 39 683(12,8%), сосланных на житье - 9 881 (3,2%), ад­министративно-ссыльных — 148 418 (48,9%), из них «по­литических» — 1 325 человек (около 0,4%). Кроме того, 64 683 человек являлись членами семей ссыльных. По районам ссыльные распределялись следующим образом: Тобольская губерния — 106 093 (35,5%), Томская-38 334(12,8%), Енисейская -51 019 (17,1%), Иркутская - 71 800 (24,1%), Забай­кальская область — 14 395 (4,8%), Якутская — 5 177 (1,7%), Амурская — 679 (0,2%), Приморская — 2 117 (0,7%), остров Сахалин — 8 963 человек (3,1%). Каторжан направляли в основном в Восточном Забайкалье и на Сахалин. По отношению к населению всей Сибири ссыльные составляли 5,4% (среди русских — 6,3%), в т. ч. в Тобольской губернии — 7,4%, Томской — 6,4, Енисейской — 9,1, Иркутской — 14,2, Забайкальской области — 2,2, Якутской — 2,0, Амурской — 0,6, Приморской — 1,0, на Сахалине — 31,8% (вместе с каторжными 53%). В Тобольскую и Томскую губернию направлялась основная масса административно-сосланных и сосланных на житье, в Восточную Сибирь прибывали ссыльнопоселенцы и сослан­ные на водворение. Политссыльных определяли преимущественно в Восточную Сибирь, в зависимости от степени наказания — в каторжные работы или на поселение, в последнем случае часто в отдаленные и малообжитые места, где им было сложно добыть средства к существованию.

Использование ссылки как способа сельскохозяйственной колонизации Сибири удалось не в полной мере, что в начале XX в. признало само правительство. Ссыльные, преимущественно бессемейные, направлялись в основном не в редко-, а в густонаселенные местности. Помощь ссыльнопоселенцам (сосланным по суду и в административном порядке) со стороны государства налоговыми льготами, деньгами, скотом и сельскохозяйственным инвентарем была минимальной; далеко не все наделялись земельными участками, лишь малая часть, преимущественно семейные, добивалась оседлости и создавала собственное хозяйство. Ссыльные, как правило, с трудом обустраивались на новом месте, ста­новясь батраками у крестьян-старожилов или легально и нелегально наемными рабочими на золотых приисках, на строительстве Сибирской железной дороге (с 1890-х гг.). Деревни, населенные ссыльнопоселенцами, были беднее старожильческих. Самым бедствующим районом Сибири был Нерчинский горнозаводской округ: здесь проживало мнго ссыльных, каторжников и их потомков. Массовыми явлениями среди ссыльных и ссыльнопоселенцев (особенно бывших каторжных) были бродяжничество, побеги, преступ­ность. В конце XIX в. около 100 тыс. ссыльных значились «безвестно отсутствующими», в т. ч. околл 48 тыс. — «в бегах», 100 тыс. представляли собой бездомных пауперов, не имевших постоянного места жительства и существовав­ших за счет случайных заработков, до 70 тыс. состояли батраками, ремесленниками, наемными рабочими, около 3 тыс. ввиду старости и болезней были нетрудоспособными и только около 30 тыс. стали оседлыми земледельцами. Беглые ссыльные и бродяги, среди которых преобладали уголовники, составляли так называемые летучки — банды, которые летом «налетали» на маленькие города и села, занима­лись незаконными промыслами, рэкетом, кражами, разбоем, угоном скота. Зимой масса этих бродяг гибла от голода, холода и рук старожилов.

Ссылка наложила заметный отпечаток на сибирскую историю, сыг­рав значительную роль в заселении и хозяйственном освоении Сибири. Несмотря на сложность адаптации к новым условиям, немалая доля ссыльных и их потомков влилась в состав крестьянского и городского населения региона. Наиболее трудолюбивые и спаянные взаимопомощью, например, «поляки» на Алтае и «семейские» в Забайкалье, сумели не только обжиться на новых местах, но и превратить свои хозяйства в зажи­точные. Большое и противоречивое влияние ссылка оказала на формирование морального и культурног облика сибиряков. С одной стороны, разного рода уголовные элементы, на­полнявшие регион, способствовали росту преступности и снижению нравственности сибирского общества, с другой — благодаря ссылке в крае оказалось немало образованных людей, оставив­ших заметный след в культуре Сибири, занимавшихся ее изучением, поднимавших культурный уровень сибиряков. Весьма значимой была роль ссыльных в ознакомлении образованных кругов России и Европы с Сибирью, ее историей, современным состоянием и экономическим потенциалом. В сибирской ссылке побывали князья И.М. Катырев-Ростовский (1609—13) и С.И. Шаховской (1622—25) — видные литературные деятели 1-й половины XVII в. Поляк Л. Каменьский-Длужик после отбывания в середине XVII в. якутской ссылки, написал кни­гу о своем пребывании в Сибири, о жизни и обычаях ее аборигенского и русского населения. Перу Ю. Крижанича, одного из виднейших публицистов и идеологов панславизма XVII в., бывшего в Тобольске в 1661—76, принадлежат «Повествование о Сибири» и «О китайском торге». В начале XVIII в. шведские военнопленные устраивали в Тобольске, Томске, Тюмени концерты, музыкальные вечера, преподавали немецкий и французский языки. Швед Ф.И. Страленберг, прожив в сибирском плену 11 лет (1711—22), в 1730 опубликовал в Стокгольме книгу «Северная и Восточная часть Европы и Азии». Г. Фик, вернувшись из якутской ссылки, предоставил правительству в 1744 записку о положении якутов и тунгусов. В 1770-х гг. поляки устраивали в Тобольске любительские спектакли, а осевшие на поселении привнесли в сибирское земледелие новые сорта овощей и культуру огородничества. В середине XIX в. поляки организовали в Забайкалье первые сыроваренные заводы и фабрику по производству сигар из местного табака. Ссыльный П.П. Сумароков принимал деятельное участие в издании в Тобольске журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену», был его редактор (конец XVIII). А. Радищев, отбывавший ссылку в Илимске, написал «Письмо о китайском торге» и повесть «Ермак». Неоценим вклад декабристов в культурное просвещение и изучение Сибири (см. Декабристы в Сибири). Пре­бывание в Омском остроге дало Ф.М. Достоевскому богатый материал для его знаменитых «Записок из мертвого дома». Во 2-й половине XIX в. с начала систематического изучения Сибири (создание Сибирское отделение Русского географического общества, затем Томского университета) многие политссыльные включились в экспедиционные исследования и научные изыскания в разных областях: геологии (В. А. Обручев, И.Д. Черский), истории (А.П. Щапов), этнографии (В.Л. Серошевский, В.Г. Богораз, В.И. Иохельсон, Д.А. Клеменц, Ф.Я. Кон, Б.О. Пилсудский) и др., они активно сотрудничали с местными периодическими издания­ми, освещая в своих публикациях разные стороны сибирской жизни. Велика была роль политссыльных, особенно социал-демократов и эсеров, в организации и развертывании в регионе в начале XX в. революционного движения.

Наполнение Сибири уголовными и политическими элементами вызывало озабоченность у правительства и просвещенных кругов российского и сибирского общества. К тому же политссыльные расшатывали устои государственной власти в регионе (восстание польских ссыльных на Кругобайкальской дороге в 1866 (Кругобайкальское восстание), Якутская трагедия в 1889, Якутский протест в 1904). Первая (неудачная) попытка отмены ссылки в Сибири относится к правлению Екатерины II: указ от 30 нояб. 1773 предполагал замену ссылки тюремным заключением и принудительными работами в европейской части страны. В 1835 Николай I предлагал ликвидиро­вать ссылки на поселение. Идеи об ограничении и сокраще­нии сферы применения ссылки циркулировали в правительстве во 2-й половине XIX в.. Результатом анализа ситуации со ссылкой, предпринятого правительством в конце XIX в., стало принятие 12 июля 1900 закона, который заменил ссылку на житье тю­ремным заключением, ссылка на поселение сохранялась только для каторжан, отбывших свой срок, и за преступления религиозного и государственного характера, в остальных случаях отменялась, ссылка на водворение территориально ограничивалась Саха­лином, административная ссылка стала срочной с возможностью возвраще­ния в европейскую часть страны, кроме того, на крестьянские общества возлагалась обязанность содержать своих ссыльных на местах поселения в течение 2 лет.

Падение царского режима радикально изменило конфи­гурацию институтов репрессирования. Временное правительство, заявив о разрыве с карательной  политикой прежней власти, отменило систему административной высылки и ссылки, 26 апреля (9 мая) 1917 объявило о политической амнистии и свело к минимуму судебного наказания. С приходом к власти большевиков высылка и ссылка в течение нескольких лет не практиковались, по­скольку в условиях революции, Гражданской войны и интервенции, территориально-государственной нестабильности в традиционных районах ссылки (европейская часть, Северная Сибирь) на первый план выдвигались более радикальные репрессивные меры — заключение в тюрьмы, концлагеря и т. д., осуществлявшиеся судебными и квазисудебными органами —ревтрибуналами, ВЧК. Однако на исходе Гражданской войны востребованность внесудебных репрессий привела к возврату в арсенал средств государственной политики без какого-либо законодательно-нормативного оформления вначале высылки, а затем и ссылка. Центральная комиссия по борьбе с бандитизмом в 1921 широко практиковала высылку семей «бандитов», в результате чего несколько сотен семей «антоновцев» подверглись высылке в Сибирь. Весной—летом 1922 в ходе амнистии большинство из них получило возможность вернуться домой. Приговоры к высылке и ссылке по линии ВЧК велись более целенаправ­ленно начиная с 1921, этим мерам подверглось 1 817 человек, или 5,1 % всех осужденных комиссией.

Окончание Гражданской войны и изменение внутренней и внешней обстановки потребовали от большевистского руководства рефор­мирования институтов власти, в т. ч. действовавших в сфере охранительной политики. В 1-й половине 1922 наряду с реорганизацией судебных учреждений и преобразованием ВЧК в ГПУ, введением последнего в структуру НКВД РСФСР началось формирование законодательно-нормативной базы для осуществления репрессий. Советская власть унасле­довала от царской структуру и формы данного репрессивного института (разграничение на высылку и ссылку, деление последних на наказание по суду и в административном (внесудебном) порядке). В 1920-х гг. законодательство в данной сфере наиболее активно проявлялось в 1922 (учреждение вы­сылки и сылки), в 1924—26 (расширение объектов репрессий) и в 1929—30 (сочетание ссылки с принудительными работами). Судебные формы репрессии регламентировались положениями УК РСФСР, введенного в 1922 и измененного в 1926. В УК в редакции 1922 была статья 49, предусматривавшая удаление из определенных местностей на срок не более 3 лет (высылка), направленная прежде всего против «соци­ально опасных элементов» (СОЭ) или рецидивистов. В 1924 с принятием 31 октября «Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик», в которых оговаривалось «удаление из пределов союзной республи­ки или из пределов данной местности с поселением в тех или иных местностях или без такового, с запрещением проживать в тех или иных местностях или без таково­го», суды получили право применения высылки и ссылки в качестве самостоятельной или дополнительной репрессии. Ее максимальный срок был увеличен с 3 до 5 лет. В УК в редакции 1926 при­менение высылки и ссылки допускалось в случае осуждения по весьма широкому кругу преступлений (ст. 58, 59, 61, 74, 107 и др.). Места обязательного поселения устанавливались НКВД по согласованию с Наркоматом юстиции РСФСР. Преступления, за которые предусматривались высылка и ссылка в судебном порядке, делились на 3 группы: а — наиболее тяжкие (контрреволюция, организация беспорядков, бандитизм, подделка дензнаков, конокрадство), б — средней тяжести (хищение, скупка краденого, грабеж, злостное хулиганство, квалифицированная контрабанда), в — наименее опасные (злостное повышение цен и др.). На рубеже 1920—30-х гг. с расширением масштабов и объектов репрессий дальнейшая эволюция судебного законодательства была обусловлена целями ужесточения наказания и использования принудительного труда ссыльных. В постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от 10 января 1930 определялись 2 вида высылки по суду (простая (высылка только из одной местности) и квалифицированная (с запретом прожива­ния в ряде определенных списком местностей)) и 2 вида ссылки (простая и в сочетании с принудительными работами). Если максимальный срок судебной высылки ограничивался 5 годами, то срок судебной ссылки увеличивался до 10 лет. Репрессии не могли применяться к лицам моложе 16 лет.

Административная высылка и ссылка регламентировались органами ВЧК—ГПУ—ОГПУ—НКВД и широко практиковались еще до введения нормативных актов, 1-й из которых, Декрет ВЦИК от 10 августа 1922 «Об административной высылке» и уточненный 16 октября 1922, узаконивал существовавшие внесудебные репрессии, закреплял приоритеты в данной сфере за карательной структурой в лице ГПУ. Созданная при НКВД РСФСР специальная комиссия по высылкам наделя­лась полномочиями для «изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям... в случаях, когда имеется возможность не прибегать к арестам», а высы­лать их за границу или в определенной местности республики. Развитие института административной высылки и ссылки обусловливалось приоритетами большевиков во внутренней политике (раз­растанием объектов репрессий, включая так называемые чистки крупных центров от рецидивистов, бродяг, нищих и др.), а также расширением сфер полномочий ГПУ—ОГПУ—НКВД (постепенная и последовательная монополизация органами тайной полиции всей сферы внесудебных репрессий). 28 марта 1924 с принятием ЦИК СССР положения «О правах ОГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационный лагерь»

Организация сыска, надзора и управления высылкой и ссылкой сложилась в 1-й половине 1920-х гг. С 1922 действовала Комиссия по высылкам при НКВД РСФСР с сохране­нием особого порядка рассмотрения вопросов в отношении «контрреволюционеров». С осени 1922 и до начала 1923 в составе ГПУ действовало Особое бюро по делам административной высылки «антисоветской» интеллигенции. Во время проведения так называемых ударных кампаний по борьбе с банди­тизмом региональные представительства (полпредства) ОГПУ получали право выносить внесудебные приговоры на вы­сылку и ссылку в пределах данных регионов (Сибирь в конце 1925, 1926 и 1929 на несколько месяцев объявлялась территорией, «неблагополучной по бандитизму»). Гласный и негласный надзор за различными категориями высланных и ссыльных на местах осуществляли органы ГПУ—ОГПУ и милиции, что нередко вело к неразберихе и дублиро­ванию функций надзора. Действия административных и спецорганов по управлению высылкой и ссылкой контролировались орга­нами прокуратуры, чаще всего формально. Реальное функционирование данного сегмента репрессивной политики определялось приоритетами и прагматическими интересами партийного руководства.

Сибирь традиционно относилась к местам наиболее предпочтительного размещения различных категорий высланных и ссыльных. Однако и здесь при расселении указанных контингентов были ограничения. Так, закрытыми для проживания считались пограничной территории, прежде всего на юге Сибири, высланным в административном и судебном по­рядке запрещалось также проживать в крупных губернских (окружных) городах края (Новосибирск, Омск, Иркутск и др.). В постановлении ЦИК СССР от 6 июня 1924 на территории Сибири для ссылки были определены «главным образом Нарымский, Туруханский край и северные уезды Иркутской губернии». Якутия из перечня исключалась. Предусмат­ривалось внеэтапное перемещение в ссылки но ссыльные, как правило, шли по этапу, часто одним конвоем с заключенными. Ссылаемые в Сибирь из европейской части страны этапировались по железной дороге через пересыльные пункты в Перми, Свердловске, Тюмени, Омске, Новосибирске, Красноярске и Иркутске, где зачастую задерживались на длительные сроки (от нескольких месяцев до года) в местных ИТД и изоляторах. Сосланные в конкретные пункты Нарымского, Туруханского и Приангарского регионов обычно ждали навигации по Оби, Енисею, Ангаре и их притокам. К жизни в пригодных для изоляции и пре­дотвращения побегов отдаленных местностях ссыльные из европейской части страны (городские маргиналы) адаптировались с большим трудом.

Первые ссыльные в Сибирь имели преимущественно политическую окраску. Среди них — высланные в 1921 «антоновцы», группа из 27 эсеров-максималистов, расселенных в Канском уезде Енисейской губернии, меньшевики, высланные из Москвы летом 1922 в Тобольскую губернию. В числе ссыльных были не только представители партийной интеллигенции, но и духовенства, студенчества, участники национального и антибольшевистского движений, так называемые бывшие и т. д. Из 2 тыс. приговоренных к репрессии Комиссией по высылкам при НКВД РСФСР в 1923, в Сибирь было направлено 357 человек, или 17,5%. С расширением административной высылки и ссылки, подведомственной ГПУ—ОГПУ, численность репрессирован­ных, направляемых в Сибирь, стала расти, менялся их социально-профессиональный, культурный облик. В течение 1924 в распоряжение ПП ОГПУ по Сибири поступило до 2 тыс. человек, или около трети приговоренных к административной высылке и ссылке. В целом по стране численность подвергнутых во внесудебном порядке высыл­ке и ссылке увеличилась с 6 274 человек в 1925 до 24 517 человек в 1929, при том что доля данной группы среди всех осуж­денных спецорганами в этот период стабилизировалась (43—46%). Среди ссыльных, подведомственных ОГПУ, по данным на 1927, в долевом отношении преобладали репрессированные за свою принадлежность к «спекулян­там» (23%), «контрабандистам» (22%), «политическим противникам» (21 %) «социально-вредным элементам» (16%). Из 11,2 тыс. административных ссыльных в регионе на тот момент размещалось около 7 тыс. человек, или примерно ²/з несудебных ссыльных СССР. В число подведомственных ПП ОГПУ по Сибири категорий входили также высланные (352 человека) и так называемые перебежчики (обвиненные в нелегальном переходе госграницы) — 2,8 тыс. человек. Со 2-й половины 1920-х гг. сибирские территории стали местом судебной высылки и ссылки, масштабы которой расширялись. К 1930 в Сибирском крае размещалось около 16 тыс. высланных и ссыльных всех категорий; их наибольшая концентрация была в Красноярском, Томском и Канском округе.

В послереволюционный период традиционное деление высылки и ссылки на политические и уголовные приобрело новое специфическое содер­жание. Большевики наделяли термином «политиче­ский» представителей левых политических партий и движений — анархистов, эсеров, меньшевиков, троцкистов и пр. Представители других партий квалифицировались как «контрреволюционеры». Спецорганы могли придать внесудебным репрессиям соответствующую политическую «окраску», например бандитизм или растрату государственных средств. В 1920-е гг. доля собственно «политиков» среди административно-ссыльных была относительно стабильной — около 10%. Среди них наибо­лее широко были представлены меньшевики; их численность пополнялась за счет социал-демократической молодежи. Нарымский и Туруханский регионы являлись также местом изоляции эсеров и анархистов; туда их направляли в целях дальнейшей изоляции после отбывания сроков заключения в тюрьмах и политизоляторах. В 1927—28 в составе политической ссылки произошли радикальные изменения: после массовых исключений из партии коммунистов-оппозиционеров начались массовые ссылки их в восточные регионы страны. В конце 1928 в ссылке находилось 9 тыс. оппозиционеров, в основном троцкисты. Имея разрешение на проживание в ряде крупных и небольших городов Си­бири, ссыльные оппозиционеры создали свои колонии в Барнауле, Абакане, Ачинске, Канске, Минусинске и др. Здесь отбывали ссылку И.Т. Смилга, К.Б. Радек, Л.С. Сосновский, Н.И. Муралов, Х.Г. Раковский и др. видные коммунистические лидеры.

Состав ссыльных отличался пестротой. Ссыл­ке подвергались не только так называемые бывшие (дворяне, торговцы, предприниматели) или деятели так называемой исторической контрреволюции (дореволюционное чиновничество, жандармы, «белое» офицерство), но и активисты национальных движений (в т. ч. сионисты, позже некоторым из них ссылка была за­менена высылкой в Палестину), представители различных религиозных конфессий, прежде всего РПЦ. В разные годы в сибирской ссылке находились видные церковные иерархи, в т. ч. один из местоблюстителей патриаршего престола митр. Агафангел (А.Л. Преображенский). Значительную и крайне мозаичную категорию высланных и ссыльных составляли «социально-вредные» и «социально-опасные элементы», большинство было репрессировано в ходе кампаний по «чисткам» крупных городов и пограничных территорий, а также «разгрузкам» мест заключения (рецидивисты и так называемые деклассированные). В 1927 в Сибири насчитывалось около 2 тыс. «соцвредов», затем их численность стала существенно расти: только за 1929 в край прибыло около 3 тыс. реци­дивистов, а к концу того же года в регионе их число — 9 тыс. человек, что дестабилизировало ситуацию в районах их концентрации (Томский, Славгородский округ и др.). Летом 1929 имели место волнения среди населения и случаи самосуда по отношению к уголовным ссыльным в Славгороде и Минусинске. К началу 1930 только в Томском округе около 200 ссыльных были арестованы по обвинению в воровстве, грабежах и других преступлени­ях. Заметную группу среди высланных и ссыльных составляли лица, репрессированные по подозрению в экономических преступлениях (контрабанда, спекуляция и т. д.). Осенью 1927 численность данной категории в стране достигала около 5 тыс. человек, из них в Сибири 4,3 тыс. человек, в т. ч. 2,5 тыс. человек по подозрению в контрабанде. Специфическую категорию сосланных составляли так называемые перебежчики; их численность стала резко увеличиваться со 2-й половины 1920-х гг. В основном это были граждане граничивших с СССР западных государств: в 1927 82% составляли подданные Польши. В группе перебежчиков 61,5% — белорусы, 15,4 — поляки, 7,7 — финны; 56 — крестьяне, 20% — рабочие. Преобла­дали лица в возрасте 20—30 лет. Основная причина наплыва «перебежчиков» — нежелание быть призванными на военную службу (46% составляли дезертиры), другой мотив — стремление приобрести работу и новые жизненные перс­пективы в советской стране. Политический мотив прослеживался у 20% (членство в левых партиях и движениях).

Материальное положение репрессированных было разным и зависело от их социального статуса, родственных, земляческих и социальных связей, местных экономических условий, степени самоорганизации и поддержки извне. На государственную поддержку могли рассчи­тывать административно-ссыльные, прежде всего «политики»; на членов семьи, добровольно последовавших в ссылку, пособие не выдавалось. Во 2-й половине 1920-х гг. месячное пособие, составлявшее около 6 руб., обеспечивало не более половины прожиточного минимума (в городах аренда жилья достигала 10 руб. в мес). Относительно высоким было пособие у ссыльных оппозиционеров — 30 руб. Скудость средств заставляла ссыльных полагаться на традиции и опыт самоорганизации, развитой в среде «политиков». В местах компактного проживания ссыльных действовали продовольственные коммуны, кассы взаимопомощи для оказания по­мощи неимущим, семьям умерших, вновь прибывшим. Поддержка извне поступала для политссыльных цент­рализованно по линии Политического Красного Креста (ПКК), действовавшего до начала 1930-х гг. под руководством Е.П. Пешковой. Организация с разрешения властей собирала и распределяла пожертвования, в т. ч. поступавшие из-за границы; помощь оказывалась прежде всего ссыльным и заключенным «политикам». Со временем к ним доба­вились священнослужители, «контрреволюционеры», «каэры» и другие категории. «Троцкисты» принципиально не пользовались помощью ПКК и собирали средства по своим каналам. Остро стояла проблема занятости и востребованности труда ссыльных на местах. По­зиция региональных и местных властей в данном вопросе была двойственной и непоследовательной. Большая часть северных территорий, в которые направлялись ссыльные, от­носилась к трудодефицитным, но в условиях жесткого прикрепления ссыльных к конкретным пунктам и крайней узости вакансий даже представителям интеллектуального труда приходилось менять профессию, заниматься низкоквалифицированным трудом. В небольших и даже крупных сибирских горо­дах ссыльные сталкивались с безработицей. Поступить на работу в государственные и общественные учреждения было возможно только с ведома местных органов ГПУ—ОГПУ, во время периодических «чисток» ссыльные первыми теряли работу. Ссыльные рецидивисты устраивались чернорабочими или нанимались к крестьянам на сезонные работы. Острая нужда в квалифицированных специалистах заставляла местное руководство использовать ссыльных врачей, инженеров, агрономов даже на руководящих должностях. Член ЦК ПСР Д.Д. Донской, врач, во время ссылки в Нарымский край заведовал участковой больницей в селе Парабель, инженер Н.Я. Брянцев, высланный в 1924 в Нарымский край за «должностные» нарушения, был переведен в Новоси­бирск, где занимал высокие должности в крайплане. Известный геолог и почвовед Р.С. Ильин, сосланный в Нарымский край в 1927, с разрешения ОГПУ был принят на должность научного сотрудника в Васюганскую агрометеорологическую станцию, в дальнейшем по ходатайству академика В.И. Вернадского переведен в Томск на должность почвоведа Томской переселенческой партии. Репрессирован­ные с разным успехом пытались заниматься литературным трудом, переводами, публицистикой. Брат Ю. Мартова В.О. Ле­вицкий (Цедербаум) написал несколько работ о деятелях революционного движения, воспоминания, публиковался в сборнике «Былое». Однако написанная им по заказу Ленгиза история «Народной воли» не была напечатана. Наиболее обес­печенную жизнь вели лица, сосланные за причастность к спекуляции, контрабанде и сохранившие свои связи: они занимались частной торговлей или предприниматель­ством. К наиболее уязвимрй категории относились «пе­ребежчики»: не владея языком, не получая переводов, имея низкую квалификацию, они не могли получить ра­боту в госсекторе из-за подозрений в шпионаже. В конце 1920-х гг. наплыв в регион безработных рецидивистов обострил проблему занятости ссыльных. Краевые власти ставили вопрос об использовании труда высланных и ссыльных на принудительных работах.

В 1920-е гг. способы самоорганизации, взаимопомощи и протестного поведения ссыльных являлись традиционными, заимствованными и воспроизводились на основе опыта жизнедеятельности ссыльных в дореволюционный период. Этому спо­собствовала преемственность «человеческого фактора», когда многие «политики», члены леворадикальных партий и движе­ний вновь подверглись массовым репрессиям. Однако в новых условиях консолидация не только всей ссылки, но даже ее политической части наталкивалась на действия неблагоприятных объективных и субъективных факторов (запрещение политических партий и организаций, отсутствие общественной поддержки внутри страны, ужесточение системы надзора за ссыль­ными, разбросанность по огромной территории, пестрота состава, конфликты между отдельными категориями на социальной, политической, этнической, конфессионной и др. почве). В местах компактного расселения политссыльные создавали небольшие коло­нии (меньшевики, эсеры, анархисты, сионисты), дейст­вовал институт старост. Взаимопомощь носила партийную окраску, редко наблюдалась межпартийная координация (об­щая для «политиков» библиотека в Колпашеве, оказание медицинской помощи и т. д.). Власти культивировали и поощряли враждебность и недоверие между ссыльными, насажда­ли агентурно-осведомительную сеть. Исключались совместно скоординированные действия политиков-социалистов с коммунистами-оппозиционерами, тех и других — с «каэрами» (троцкисты устраивали коллективные демонстра­ции 7 ноября, что было категорически неприемлемо для ссыльных социалистов, и т. д.). В 1920-х гг., как и в дореволюционный период, «политики» придерживались в ссылке 2 стратегий — политический активизм или культурничество. В 1-й половине 1920-х гг. в условиях несвободы социалисты пытались продолжать свою политическую деятельность (нелегальные связи, побеги и т. д.). Однако с ужесточением контроля над ссыльными, перлюстрации корреспонденции, внед­рением осведомителей нелегальная партийная работа сошла на нет. Попытка молодых сионистов-социалистов, сослан­ных в Нарымский край, скоординировать в 1925 дейст­вия массовой политической ссылки в Нарымском и Туруханском крае (создание «Нарымского бюро») не встретила поддержки у «старожилов». В декабре 1925 после арестов одни из нарымских сионистов были приговорены к новым срокам ссылки, другие — к тюремному заключению. Власти не фиксировали устойчивых объединений ссыльных в Туруханском крае. В 1928 ссыльные троцкисты попытались скоординировать действия своих колоний для проведения акций протеста против лишения их избирательных прав и демонстраций с по­литическими лозунгами, но органы ОГПУ, арестовав активистов, пресекли дальнейшие действия этой группы. В 1-й половине 1920-х гг. политссыльные заявляли свои права на особый «политрежим», отличный от режима для уголовников, имевший распространение в дореволюционный период (например, право на замену назначенных мест ссылки на более приемлемые и т. д.), но постепенно их голоса смолкли. Голодовки троцкистов в конце 1920-х гг. не возымели ожидаемого эффекта, не вызвали общественного резонанса. Большинство политссыльных придерживалось конформистского, куль­турнического типа жизнедеятельности и поведения в ссыл­ке, ориентированных на адаптацию и выживание в условиях дискриминации и несвободы, прессинга спецорганов и недоброжелательности местной номенклатуры. Особым авторитетом среди местного населения пользовались спе­циалисты — врачи, агрономы, инженеры. Активную медицинскую деятельность в Нарымском крае. Д.Д. Донского вызывала ува­жение у простых людей, но одновременно раздражала местных функционеров. Р.С. Ильин, сочетая производственную деятельность с работой в переселенческих органах, подготовил и издал 1-й обобщающий труд о природе и почвах Нарым­ского края. Ссыльный инженер Н.Я. Брянцев внес значительный вклад в разработку планов перспективного развития народного хозяйства Сибири, неоднократно выступал с докладами на научных конференциях, в Госплане. В 1920-е гг. институт высылки и ссылки переживал фазу трансформации; черты дореволюционного опыта его функционирования сочетались с но­вациями постреволюционного времени.

В 1930—50-х гг. произошла радикальная реорганизация высылки и ссылки, которые из вспомогательных стали одним из основных и массовых элементов репрессивной политики, наряду с тюрь­мами и лагерями. Крестьянская, а затем и этническая ссылка (см. Депортация, спецпереселенцы) сочетала в себе характеристики ординарной внесудебной (административной) репрессии с экстраординарными новациями, не имевшими аналогов (ссылка производилась се­мьями; носила бессрочный характер; соединялась с принудительным трудом для всех трудоспособных членов семьи). В репрессивном лексиконе за ней закрепились термины «спецссылка» и «кулацкая ссылка». Самая массовая репрессивная акция Сталинской эпохи, затронувшая в 1930-е гг., по различным расчетам, судьбы около 500 тыс. крестьянских хозяйств, или около 2,5 млн человек (и примерно такого же числа социальных беженцев из деревни), проводилась на основном постановлении ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалисти­ческого переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» от 1 февраля 1930, которое наделяло местные органы правами «полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)». Введение этой меры повлекло за собой создание особой системы крестьянских спецпоселений (в 1933 переименованы в трудпоселения) с особым режимом содержания под управлением ОГПУ—НКВД. Спец(труд)поселения часто размещались в местах традиционной ссылки (Европейский Север, Северный Урал, Сибирский Север) или интенсивного промышленного развития (Средний и Южный Урал, Кузбасс). Ординарная высылка и ссылка также пережили фазу значительной трансформации, став, как и спецпоселения, частью принудительно-мобилизацтонной эконо­мики. Высланные и ссыльные специалисты (медики, инженеры, агрономы, землеустроители и т. д.) широко использовались при формировании и функционировании производственно-управленческих и социокультурных аппаратов комендатур. При этом численность приговоренных к высылке и ссылке квазисудебными органами (ОСО ОГПУ и «тройки» ПП ОГПУ) в 1930—33 значительно возросла и составила до трети всех репрессированных во внесудебном порядке. В 1929 было 24,5 тыс. приговоренных к высылке и ссылке 1930 - 58,8 тыс., 1931 - 63,3 тыс., 1932 - 36 тыс., 1933 -54,3 тыс. человек. Данные о масштабах судебных репрессий по линии Наркомата юстиции и данные о территории размещении ординарные высланных и ссыльных отсутст­вуют, однако бесспорно, что они уступали масштабам крестьянских ссылок. Законодательство, касавшееся ординарных репрес­сий, менялось главным образом в направлении ужесточения режима надзора и контроля над «спецконтингентом» и принудительного использования труда репрессированных. Однако нехватка кадров заставляла власти искать компромиссные решения: в принятом 23 декабря 1935 секретном циркуляре НКВД и Прокуратуры СССР оговаривалась возможность трудоустройства высланных и ссыльных во внесудебном порядке по своей специальности в учреж­дениях и на предприятиях в той местности, в которой им разрешено проживать. Последовавший вскоре за этим массовый террор практически уничтожил прежнюю ссылку, особенно ее политический сегмент. Были расстреляны почти все видные деятели не только «антисоветских» политических партий (в т. ч. эсеры-«цекисты» Е.А. Иванова-Иранова (Колпашево), Б.С. Иванов (Омск) В.Л. Утгоф-Дерюжинский (Камень-на-Оби), М.Я. Гендельман (Сургут), М.С. Цейтлин (Томск) и др.), но и пребывавшие в сибирской ссылке коммунисты-оппозиционеры (Н.А. Угланов, И.Н. Смирнов, Н.И. Муралов и др.).

Со 2-й половины 1930-х гг. начал формироваться инсти­тут территориально-этнической ссылки, что было следствием политики «зачистки» западных, южных и восточных границ СССР и депортации из пограничных территорий во внутренние, прежде всего восточные, регионы страны немецкого, польского, коренного населения. С изме­нением с начала Второй мировой войны территориальных границ СССР состав ссыльных из восточных регионов пополняется «контингентами» из Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, Литвы, Латвии, Эстонии. Депортированные имели различный режимный статус: беженцы были относительно свободны в выборе места проживания и профессиональной деятельности, ссыльнопоселенцы из Прибалтики имели наиболее жест­кий режим содержания и надзора. В годы Великой Оте­чественной войны и в послевоенный период имели место еще более массовые этнические депортации, породившие феномен «наказанных народов», — советские немцы, калмыки и др. К концу Сталинской эпохи на учете в спецпоселениях находи­лось более 30 категорий «спецконтингентов». Высылка и ссылка на поселение становилась все более разнообразной и пестрой по своему составу. В послевоенные годы ссылка пополнилась так называемыми указниками (Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 собраниям колхозников предоставлялось право выносить общественные приговоры о выселении лиц за «антиобщественный пара­зитический образ жизни» сроком до 8 лет (как правило, это были колхозники, не выработавшие обязательный минимум трудодней). В 1948—52 было выслано 33,2 тыс. «указников», за ними добровольно последовало 13,6 тыс. членов их семей. Об общем ужесточении репрессивного режима свидетельствует издание Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948, который устанавливал, что депортированные на поселение во время войны «контингенты» находятся на спецпоселении навечно. За ними закреплялось определение «выселен­цы» (выселенные навечно), для ряда других категорий («оуновцы», «власовцы» и др.) вводился термин «спец­поселенцы» (выселенные на сроки или без указания сроков). В дальнейшем все ссыльные стали именоваться спецпоселенцами. В послевоенный период началось частичное упразднение крестьянской («кулацкой») ссылки, завершившееся принятием в 1953—54 ряда законодательно-нормативных актов, окончательно выведших репрессированных крестьян из состава ссыльных «спецконтингентов». Поэтапная ликвидация этнической ссылки проходила в 1954—60. Отказ от системы массовых спецпоселений означал не упразднение института высылки и ссылки, а избавление его от экстраординарных форм. В конце 1950-х гг. насчитывалось около 9 тыс. ссыльных, среди которых более половины составляли осужденные за уголовные преступления (5,5 тыс.), по Указу от 23 июня 1951 (бродяги и попрошайки — 2,7 тыс.), осужденные за «контрреволюционные преступления» — 87 человек. Почти все ссыльные осуждались на сроки до 5 лет. Среди мест их расселения доминировали сибирские территории (Краснояр­ский край — 2,6 тыс., Тюменская область — 1 тыс., Якутия — 0,9 тыс., Иркутская область — 0,85 тыс.).