Тельма, история // Братющенко Ю. В. «Тельма – памятник давно прошедшей жизни» (2007)

Большое село Тельма, лежащее на Московском тракте... издавна пользуется в Восточной Сибири как средоточие нескольких довольно крупных фабричнопромышленных предприятий.

«Восточное обозрение». 1892 г.

На рубеже 1950-1960 гг., начиная исследование истории первой в Сибири суконной мануфактуры (Тельминской фабрики), несмотря на широкую ее известность в регионе и далеко за пределами, автор этих строк встретился с очень ограниченным количеством первоисточников. Пришлось обратиться к тельминским историкам. Первым отозвался директор местной школы Константин Кузьмич Бочило. Он писал: «В этом своем письме я Вам сообщаю ряд документальных материалов... без которых никакая историческая монография или исторический очерк не может быть документом. Поселение Тельма было основано в 1730-е гг. и с одной целью: готовить скобяные изделия и этими изделиями обеспечивать сооружаемую североморскую экспедицию Беринга. Поэтому-то у истоков речушки Тельмушки был основан государственный железоделательный завод»¹. Выяснилось, что К.К. Бочило насчет этого завода, как и по поводу первопричины появления Тельмы, заблуждался. К сожалению, его письмо документом быть не могло. Загадочной оказалась цитата в старой газете: «В Тельме уже раньше 1736 г. существовал какой-то железоделательный завод, о котором сохранились только предания и никаких исторических свидетельств»².

Что же касается суконной мануфактуры, то, по свидетельству историка М.К. Одинцовой, «материалов для первого периода 1731—1862 гг. очень немного. Пожар 1879 г. в Иркутске уничтожил архив Казенной палаты, где находились дела фабрики, а в годы разрухи погиб архив Тельминской волости большой исторической ценности»³. B.C. Манассеин указывал, что ему «удалось собрать сравнительно незначительный по величине материал»⁴ о первом периоде    фабрики.    Привлеченные    нами    документы    из    Центрального

государственного архива (ныне РГИА в Санкт-Петербурге), очевидно, ни М.К. Одинцовой, ни B.C. Манассеиным, ни В. Дербиной⁵ при написании монографии не использовались. Но как бы там ни было, эти историки правильно установили, что Тельма началась не с железоделательного завода, а с суконной мануфактуры. Это подтверждается и нашими дальнейшими исследованиями.

***

Что собой представляла Тельма? Почему ей уделялось учеными повышенное внимание?

Это была первая сибирская мануфактура. Она возникла в результате тех экономических мер, которые предпринимались правительством для освоения Сибири и развития здесь текстильной промышленности. «Главный товар в Сибири, — писал Чулков, — простое русское сукно сермяжное... без сукна никто пробыть не может: ибо и иноверческие народы так охотно на платье оное употребляют, что тогда уже за изрядно убранных себя почитают, когда зипун суконной сверх обыкновенного своего платья носят, и для китайцев много расходится»6.

В интересах создания подобных мануфактур 30 декабря 1723 г. вышел Именной указ, которым было «соизволено всем какого б чина и достоинства ни был, во всех местах, где за благо обрящет мануфактуры и фабрики заводить, и о том публиковать всенародно». Этим же указом было предусмотрено «не токмо скорое решение учинять, но и всякие способы показать, коим образом с той мануфактурою наилучше ему поступать и в добре и неубыточности состоять... дабы можно было без чужестранных сукон, по крайней мере, таких простых сортов, пробыть и способно препятствовать, что за оные впредь наличные капиталы, как прежде сего бывало, из государства не вытаскались»⁷. Думается, комментарии к этому указу не требуются.

Известно, что именно в это время в сибирские края направилось много предприимчивых и смелых людей из европейской России, в частности из Устюжской провинции, а также из-под Москвы. Многим из них пришлась Сибирь по душе, здесь они и прижились. Закрепляли их на этой земле вот такие царские указы: «Правительствующий сенат по доношению Мануфактур-Конторы приказали (ссылка на Указ 1731 года ноября 4 дня. Ю. Б.) Устюжской провинции Лальского посаду купецкому человеку Якову Бобровскому с товарищи под строение суконной фабрики в Селенгинске или Иркутске в пристойном месте потребное число земли отвесть, а сделанные на той фабрике сукны и каразеи⁸ за китайскую границу отпускать ли, и с какою пошлиною, об этом усмотрение учинить Сибирскому приказу»⁹.

Таким образом, своим рождением первая сибирская мануфактура обязана купцам «Устюжской провинции Лальского посаду Андрею Мамонову, Дементию Плетеневу, Алексею Крекову и их московским компаньонам Якову Бобровскому, Якову Курочкину, которым по данному в 731 году (1731. — Ю. Б.) из бывшей Мануфактур-Конторы с прочетом Указу велено завесть и содержать в городах Селенгинске или Иркутске фабрику суконную, для размножения той фабрики с детьми и братьями и с прикащики, которые с ними в одних домах будут жить от служб и постоев уволить, так как и прочие суконные компанейщики уволены, понеже они заводят в Сибири первую фабрику, и чтоб они, видя Ее Императорского Величества милость, к наилучшему произвождению и разумножению той фабрики имели охоту; к тому ж они, Бобровский с товарищи, кроме того увольнения другого никакого награждения, как прочим давано, не требуют и заводят своим иждевением»¹⁰.

Бобровский с купцами быстро основал производство «собственным их иждевением». Уже через три года на рынке появилось первое сукно, изготовленное тельминскими мастерами. Следует заметить, что первая мануфактура сразу была взята правительством под строгий контроль. Об этом говорит «Указ из Правительствующего Сената 1732 года июня 30 дня. Ту их Бобровского с товарищи суконную фабрику ныне вновь освидетельствовать по годам с прошлого 1731 году, что в котором году построено, каковы строения, и когда какие инструменты сделаны или куплены, и сколько на той их фабрике мастеровых и работных людей, и почему из них кому денег и прочего в год платят и какими ценами в тамошних местах шерсть овечью и верблюжью покупают, и сколько в котором году той шерсти куплено и сукон и каразеи сделано и какой доброты оные сделаны, и почему по истинным ценам обошлись, и где оныя проданы, или в казну на мундир поставлены, и по каким ценам; и, учтя то свидетельство, немедленно подать ведомость»¹¹.

Заметим, что подобная отчетность — свидетельство внимания к мануфактуре со стороны правительства. Периодически она подвергалась ревизиям и проверкам, как по линии губернской администрации, так и со стороны правительства.

В первые годы основания Тельминской суконной мануфактуры одновременно решался важный для Бобровского и его компаньонов имущественный вопрос. Они претендовали на оставленный Витусом Берингом построенный в 1732 г. на речке Тельме железоделательный завод в интересах его второй морской экспедиции на Камчатку.

Иркутское начальство, считавшее Камчатские экспедиции Беринга разорительными, не раз выражало свое неудовольствие, а Беринг сам дважды (в 1725 и 1734) был вынужден посетить Иркутск и направлять туда капитана Мартына Шпанберга (1733), капитана Гаврилу Толбухина (1737), флота поручика Иова Писарева (1741) для решения разных вопросов по экспедиции¹².

Совершая эти поездки, флотские офицеры интересовались «припасами и материалами для строения судов», а также имели целью «понуждение здешнего начальства к отправлению на Камчатскую экспедицию провианта и других припасов». Припасов требовалось много. Иркутская Канцелярия, сетуя на свалившиеся трудности, доносила: «На оную экспедицию велено повсеягодно отпускать муки ржаной 50 000 пудов и круп тысяч по три, тако ж пеньки и прочих припасов немалое число»¹³.

К числу доселе здесь недобываемых и несъедобных «прочих припасов» относилось железо. Еще во время своих первых рекогносцировочных посещений Сибири накануне первой экспедиции на Камчатку В. Беринг наблюдал примитивную выплавку железа жителями Приангарья и Лены. Тогда и появилась дерзкая мысль: не ввозить железо на строительство судов из европейской части России, а организовать его выплавку на месте. Правительство положительно отреагировало на это предложение.

Так благодаря усилиям В. Беринга в Тельме под Иркутском вслед за суконной мануфактурой возник железоделательный завод мануфактурного типа — первенец сибирской металлургии. Однако просуществовал он недолго и еще меньше послужил Камчатской экспедиции. Возможно, по этой причине и не вошел он ни в хроники-летописи, ни в энциклопедии. Нет о нем упоминаний и в солидных исследованиях в области металлургии и в работах, посвященных экспедициям Беринга.  А сведения историографов Сибири разноречивы: по А. Мартосу, завод существовал до 1731 г.,¹⁴ (наверное, от него взял начальную дату К.К. Бочило), Ю.А. Гагемейстер считал, что завод в 1751 г. превращен в суконную фабрику¹⁵, Н. Абрамов констатировал, что завод известен «только по преданиям»¹⁶.

Автор книги «Тельминская фабрика» B.C. Манассеин в 1928 г. в обзоре литературы упомянул «Историческую и статистическую записку о Тельминской фабрике от основания оной и об управлении оною гг. директоров». Характеризуя ее, он писал: «В ней приводится только известное и из других источников сведение, что "фабрика первоначально заведена была в 1731 году великоустюжским купцом Бобровским с товарищами на запустелом после железного завода месте, неизвестно, когда и кем оставленном или заброшенном" (л. I об.)»¹⁷. А М.Н. Баккаревич еще в 1810 г. отмечал: «В Иркутском уезде... есть три винокуренных завода:  Александровский, Николаевский  и Ильинский, и близ Александровского при реке Ангаре железный, оставленный без действия; также казенная суконная фабрика и другая стеклянная, принадлежащая частному лицу»¹⁸.

Эти данные В. Манассеина и М. Баккаревича с упоминанием «железного» завода, письмо К. Бочило насчет изготовления в Тельме метизов, газетная заметка научного сотрудника Сибирского отделения АН СССР И. Комогорцева о том, что «в историческом архиве древних актов в Москве» обнаружены документы о тельминском железоделательном заводе¹⁹, спустя одиннадцать лет после упомянутой заметки привели автора этих строк в ЦГАДА (ныне РГАДА). Относительно «неизвестно, когда и кем оставленного или заброшенного» железоделательного завода появилась ясность. Предположения автора «Записки», приведенные B.C. Манассеиным, опровергаются даже хотя бы тем, что этим заводом в столице занимались на самом высоком государственном уровне. Причем занимались одновременно и в интересах развития суконной мануфактуры. Об этом свидетельствуют официальные документы. Первый из них резолюция берг-директориума.

Копия резолюции

№ 86 декабря I дня 1736 года

Сего ноября 5 дня Приговором Генерал-берг-директориума по промемории коммерц-коллегии определено имеющийся в Иркуцке при реке Ангаре на речке Телме запустелой железной завод, когда и поручено комиссии господину капитану командору Берингу неудобен, и определением канцелярии Главного правления Сибирских казенных заводов велено продать, а не продан, то для размножения иркуцкой суконной фабрики компанейщику Якову Бобровскому с товарищи для заведения и строения той их мануфактуры и суконовалятельной мельницы продать, и в покупке того пред другими купцами имеют преференцие, о чем в канцелярию Главного Правления Сибирских Казенных Заводов иркуцкой провинции указы посланы, в Генерал-берг-директориум помянутых компанейщиков Степан Прокофьев бьет челом по вышеописанному определению велено показанный завод продать, а что с них взять по силе промемории коммерц-коллегии деньги по равной части в десять лет. Также и, хотя оной кому прежде указа и продан чтоб и возвратить для той фабрики того в указе не велено и что Ея Императорское Величество указала, хотя оной завод до получения тех указов кому и продан, от тех возвратить и отдать их для размножения суконной фабрики и овчарного завода. Также и деньги с них взяты были из казны по равной части в десять лет. А по справке в Генералберг-директориуме инструкции 723 года мануфактур-коллегии напечатано в 9м пункте, буде усмотрится которая мануфактура или фабрика производится порядочным образом и содержатели имеют к тому радение, имеется впредь с нее надежда, а в силу за неимением суммы произвести не могут, та же коллегия имеет чинить капиталом вспоможение в ч. 14 во всех губерниях и в городах по привилегиям, чинить им всякое исправление и вспоможение, а оне, компанейщики, оную суконную фабрику в Сибири заводят своим коштом и награждения не требуют, того ради приказали учинить следующее.

Резолюция

Послать в канцелярию Главного правления Сибирских казенных заводов подтвердительной просить прежняго определения указ и во оном написать, чтоб по силе инструкции Мануфактур-колегии выше объявленных пунктов имеющийся запустелой в Ыркуцке при реке Ангаре на речке Телме железной завод для размножения той фабрики продать им и деньги с них взять по силе промемории коммерц-коллегии в десять лет, разчисля по равным частям и в том обязать их добрыми поруками. А ежели оной завод мимо прежних компанейщиков продан или сдан кому иному, от тех возвратить и отдать для размножения той суконной фабрики оным компанейщикам Бобровскому с товарищи, за которую деньги с них взять.

Что за оные строения и за прочие угодья из казны было дано для того, что оное место суконному распространению угодно, и неотдачи того места не было бы и напрасных убытков и в произведении оной же фабрики не учинить бы остановки. Понеже тое фабрику производят они собственным капиталом, требуя из казны ничего и с вышеписанном для ведома в Ыркутской провинции подтвердить указом.

Подпись

Подлинная за подписанием Генерал-берг-директориума»²⁰.

Последующие документы раскрывают судьбу «запустелого железного завода» и отношение к нему Бобровского и компании. Прежде всего, это доношения В.Н. Татищева в Государственный берг-директориум от 30 марта и 26 апреля 1747 г.

В первом из названных доношений В.Н. Татищев писал: «Построен оной завод по Ангаре реке на речке Телме по указам ис правительствующего сената и ис коммерц-коллегии прошлого 1732 года для дела на расходы и отправление Камчатской экспедиции по требованию капитана командора Беринга. Ценой оной со всеми расходы стал в тысче семь сот рубли в сорок четыре с половиной копейки. И оной прошлого 1733 ноября 20 дня по определению Генерала порутчика Генина и по представлению капитана командора за неспособности и за дальним расстоянием по оной экспедиции перевоза железа сухим путем оставлен. И то строение со всеми приготовленными припасы по описи отдано в ыркутскую провинцию присланному из оной сыну боярскому Козьме Каменщикову. А вместо того для той же экспедиции по усмотрению капитана командора Беринга в 2 путине плотина и колотушечный молот построены»²¹.

Далее  он  сообщал,  что 19 августа 1734 г. Иркутский и Нерчинский епископ Иннокентий требовал, «чтоб тельминский завод заимно отдать за цену за семь сот рублей в тамошний Вознесенский монастырь. Комиссар Бурцев, который при оном  заводе был управителем, об оном заводе в мнении своем заявил, что оной для тамошних обывателей нужде надлежит продать охотникам, ибо тама обывателям в железе случается не без нужды. И на оное в канцелярии Главных заводов правлении определено для государственной и народной пользы и чтоб  оные  заводы  тут  не стояли, но были бы в действии и тамошние жители нужды в железе не имели».

Однако, по свидетельству Татищева, несмотря на некоторую уступку в цене, «для взятия ево и поныне никто не явился и затем стоит празден. И по выше означенному из Генерал-берг-директории указу, когда помянутый компанейщик Бобровский с товарищи или поверенные их здесь явятся, тогда надлежит торг и отдача указанному заводчику учинена будет. Государственный Генерал-берг-директориум об этом да благоволит быть известен. Татищев»²².

Что собой представлял железоделательный завод? Это было небольшое предприятие мануфактурного типа. Изготавливаемые на нем корабельные болты, скобы, якоря, крюки, гвозди, скрепы, кронштейны, топоры, заступы, пешни, лемеха, лопаты и ломы, ножи и другие скобяные изделия доставлялись до Заярска по Ангаре, потом гужевым транспортом до Усть-Кута и далее по Лене до Якутска. Часть изделий продавалась населению «для местных потребностей».

Перевозки металлоизделий оказались сложными, дорогими и затяжными по времени. Достаточно сказать, что для первой экспедиции сухопутьем из Якутска в Охотск был снаряжен караван (только с провизией и легкими вещами) в 663 лошади. Тельминский вариант в первый же год Беринга не устроил. Завод, не успев по-настоящему набрать силы, оказался «оставлен» и «празден». Не последнюю роль сыграла и слабая сырьевая база. Член экспедиции Гмелин писал: «Хотя и было сильное желание создать большой завод, однако железо не хотело появляться по желанию и уже в последний 1734 год там все работы были прекращены»²³.

Тогда в интересах экспедиции Беринга на реке Тамге, что в тридцати верстах от Якутска, был сооружен новый железоделательный завод, получивший название от реки Тамгинский. Тельминские кузнецы оказались не у дел. Этим не преминули воспользоваться Бобровский и его компаньоны. По их просьбе, как мы видели, Тельминский железоделательный завод резолюцией Генерал-берг-директориума от 5 ноября 1736 г. было предписано продать компанейщикам.

Таким образом, этот завод сделался своеобразной металлургической базой для обеспечения в Тельме суконного, а затем и целого ряда других производств. Однако в своем первоначальном назначении он долго не продержался, превратившись в подсобную кузницу.

Что касается суконной мануфактуры, то А. Мартос правильно назвал 1731 г. как год ее основания²⁴. Эту дату упоминали также ранее бывший иркутский вице-губернатор (1806—1809) Н.В. Семивский²⁵ и позже А. Мартоса В. Вагин. Косвенно в «Трудах Иркутской ученой архивной комиссии» упоминается именно 1731 год²⁶.

Почему приходится акцентировать внимание читателя на 1731 году? Дело в том, что многие авторы внесли путаницу в вопрос о дате основания мануфактуры. В истории же все события должны быть достоверными, подтвержденными документально и тщательно проверенными. Это не только в нашем случае, это принцип. В истории с Тельмой как раз этого недоставало, отдельные путешественники, как мы увидим, допускали вольности, действовали по принципу: кто-то где-то когда-то что-то написал. Так появились разные даты основания Тельминской мануфактуры, в частности 1751 год.

В 1854 г. в газете «Северная пчела» некто Ю. Д-ни писал: «В 58 верстах от Иркутска был некогда железный завод. Купец Бобровский в 1751 году (подчеркнуто нами. — Ю. Б.) сделался владельцем этого места и построил маленькую суконную фабрику...»²⁷ Спустя два десятилетия Гагемейстер, слегка перефразировав Ю. Д-ни, указал: «...в 1751 году завод превращен в суконную фабрику».  Почти  через  тридцать  лет  И.  Щеглов²⁸,  затем  П.  Семенов²⁹,  В. Андриевич³⁰ почти без изменений включили текст Гагемейстера в свои труды. А С. Максимов вообще в категорической форме без ссылки на источник сообщал читателям:  «Тельминская фабрика построена в 1751 году купцом Бобровским»³¹. Все это на поверку оказалось неверным. Уже в «1736 году, в коммерц-коллегию от... Бобровского на той фабрике показано сукон неваленных и неокрашенных пять сот сорок, сермяжных семь сот, каразей шесть сот аршин»³².

Подобные разночтения (они названы лишь частично) касаются также железоделательного завода и стекольной фабрики. Однако оставим их для исследования студентам-дипломантам, аспирантам и тем, кто так или иначе интересуется историей нашего края.

Теперь, когда мы на основе первоисточников выяснили время основания в Тельме суконной и железоделательной мануфактур, уместно будет показать, как это происходило...

Основатели суконной мануфактуры присмотрели и выхлопотали у Сибирского комитета под нее  удобный участок с протекающей по нему речкой. Путешественник-естествоиспытатель И.Г. Гмелин во время пребывания в Иркутске в 1735 г. посетил Тельму, интересовался новой мануфактурой и позже писал, что Бобровский и компания получили под нее в собственность богатый лесной участок в 15 верст в окружности³³. Удачное место расположения фабрики (близость Ангары, леса, почтовый тракт, рядом губернский центр и т.п.) не раз отмечали и другие путешественники. Василий Петрович Паршин, оставивший потомкам замечательное описание пути от Иркутска до Москвы, отмечал, что Тельминская фабрика окружена с трех сторон лесом, а с четвертой, восточной, Ангарой. Река Тельма протекает по селению и впадает с левой стороны в Ангару. Усадьба фабрики тянется вдоль тракта на шесть верст, а от нее в сторону на четыре версты³⁴. Коротко, но емко выразил свое впечатление о Тельме в 1816 г. известный путешественник Добель: «Фабрика и завод построены просто, но правильно, со вкусом»³⁵.

Первые шаги Бобровским со товарищи были сделаны уверенно и эффективно. Несмотря на, казалось бы, благополучные первые годы, далее не все у них пошло гладко. Широко размахнувшись, компаньоны не сумели хорошо поставить производство сукна в условиях своей мануфактуры. Известно, что в 1741 г. они взяли в казне ссуду 1000 руб. Однако ее не хватило, чтобы поправить дела. В 1748 г. они вновь попросили в казне такую же ссуду. Но, как свидетельствует историк Георги, «Бобровский был неисправен, дела его пришли в беспорядок, мастера отказались и ушли, сам Бобровский умер в долгах, и все дело остановилось с 1764 года»³⁶. К сожалению, документы, относящиеся к этому большому промежутку времени, не сохранились.

О судьбе компанейщиков Бобровского почти ничего не известно. Лишь в одном документе упоминается Семен Мамонов. Это уже внук Андрея Мамонова, о котором говорилось выше. Но документ интересен не столько этим упоминанием, сколько рядом других моментов, в частности указами об освобождении владельцев фабрики от службы.

«Иев (Иов) Григорьевич сын Бестужев имеет и содержит суконную фабрику по указу, данному ему из государственной мануфактур-коллегии от 24 марта 1757 года, по челобитию купца и бывшего иркутской суконной фабрики содержателя Андрея Мамонова внука его Семена Мамонова ж и означенного Бестужева. И велено по тому указу за показанным от предупомянутого Семена Мамонова в челобитьи его резоном от содержания предписанной суконной фабрики уволить и для того из фабрикантов исключить, а вместо его по желанию для произведения и содержания имеющейся в оной суконной фабрике онаго Мамонова части допустить вышеписанного иркутского купца Иова Григорьевича Бестужева на ниже объявленном основании:

1. Ту фабрику ему размножить и сукна делать как по данному в 1731 году указу и полученному в 1745 году августа 7-го дня определению велено для вольной продажи и в отдачу на солдатский мундир....послать указ, по которому велеть надлежащую ему Мамонову в той фабрике часть из наличных мастеровых и работных людей, тако ж суконных и каразейных станов, инструментов, строения, мельниц и отведенную к той фабрике принадлежит пятую часть (долю), кроме наличных сукон и каразеи и всякого звания материалов; тако ж всякого скота и заготовленного доныне сена и хлеба, выделяя, отдать ему Бестужеву.
2. О взаимодействии с прежними компанейщиками...
3. Для наилучшего той фабрики распространения и к приданию к заведению другим охоты, его, Бестужева с детьми и братьями и приказчиками его, которые с ним в одном доме жить будут, по силе данных деду ево Мамонову с товарищи из мануфактур-конторы 1734 году июня 30-го, из Правительствующего Сената 1734 ноября 24-го числа указов — от всех купеческих служб уволить.
4. В доме его, где та фабрика действительно производиться будет, в силу 1728 года указу постоя не ставить»³⁷.

Всего в указе 10 пунктов. Но главное мы выяснили происходило выделение из состава пяти компанейщиков некоторых из них с оставлением за ними доли, составляющей пятую часть имущества.

В этот период Тельминская фабрика оказалась в условиях недостатка и медленного оборота капитала, конкуренции привозных сукон, столкновения с местной администрацией и смены компаньонов. Новые фабрично-заводские предприятия, например, Тальцинская фабрика, уже пользовались свободным трудом, а тельминская продолжала действовать на принудительном труде. Вот почему в 1764 г. она фактически перестала функционировать.

Некоторое время мануфактура бездействовала. Но спустя девять лет, 7 ноября 1773 г., по указу мануфактур-коллегии в возмещение казенных долгов, сделанных Бобровским, она была продана Иркутской губернской канцелярией за 10 тыс. руб. в вечное и потомственное владение иркутским купцам первой гильдии Алексею и Михаилу Сибиряковым. Вместе с фабрикой были проданы приписанные к ней люди и земля.

Один из братьев, Алексей, вскоре умер. Его сын Максим выплатил половину стоимости земли, построек и оборудования 5 тыс. руб. своему дяде Михаилу и таким образом сделался единственным их хозяином. Однако от этого экономические дела ткацкого заведения не пошли на поправку. Известно, например, что Максим Сибиряков «пришел в несостояние», брал в 1787 г. в долг в Иркутской казенной палате на два года 3 тыс. руб. под вексель, но оказался не в состоянии его погасить. Производство сукна катастрофически сокращалось. Сибиряковым, как и компании Бобровского, не удалось широко развернуть дело. Судьба этой мануфактуры носила ту же печать неустойчивости, которой была отмечена деятельность частных металлургических предприятий Сибири.

В 1789 г. в Иркутск на должность управляющего Комиссариатской комиссией прибыл кригсцалмейстер полковник О.И. Новицкий. Он серьезно заинтересовался «той недовершенной и запущенной суконной фабрикой и, найдя могущей казне быть прибыли», предложил продать фабрику или «от самого хозяина приобресть в Комиссариатское общество».

Казенная палата 5 апреля 1789 г. взяла фабрику Сибирякова в секвестр. В «Иркутской летописи» этот факт отражен   короткой  фразой: «Тельминская фабрика была  взята за долги в казну»³⁸. Предложение О.И. Новицкого начало реализовываться. Это был довольно энергичный деловой человек. П.И. Пежемский  о  нем  отзывался  так: «Человек умный, грамотный и тонкий, чтобы не сказать пронырливый»³⁹. Зная о том, что мануфактура и ранее  сбывала часть сукна в сибирские гарнизоны, и понимая, какое значение она могла бы иметь для обеспечения новых воинских формирований в Охотске и на Камчатке, О. Новицкий немедленно приступил к сбору сведений об этом первенце текстильной промышленности в регионе. Лично на месте ознакомился с состоянием строений и техники, потребовал полного    письменного отчета  о составе приписных крестьян и ссыльнокаторжных, встречался с поставщиками шерсти. Одним словом, основательно изучил потенциальные возможности фабрики и ее перспективу.

Поскольку для военного ведомства было выгоднее иметь в Сибири собственное сукно, нежели ввозить его из европейской части России или из-за границы, Государственная военная коллегия вскоре приняла решение о покупке этой мануфактуры. Способствовало этому и вызванное ростом промышленности России осложнение международной обстановки, предвещавшее войну из-за рынков сбыта.

Увеличение армии повышало спрос на предметы обмундирования  и снаряжения. Занимаясь строительством новых фабрик, правительство скупало и частные предприятия. Так и Тельминская мануфактура в 1793 г. была приобретена Иркутской Комиссариатской комиссией за 9 тыс. руб.⁴⁰ Ее первым управляющим стал О.И. Новицкий⁴¹. В следующем году Иркутской гражданской палате была совершена купчая крепость на «всегдашнюю принадлежность» Тельминской фабрики казне. Этот акт, по существу, спас мануфактуру от исчезновения, дал ей новую жизнь. С этих пор мануфактура стала   носить   название   «Тельминской   казенной   суконной   фабрики», производящей, в основном, сукно для нужд царской армии и частично — для горного ведомства.

Немаловажное значение имело еще и то обстоятельство, что фабрика с момента ее  основания постоянно пополнялась ссыльнокаторжными. Многие официальные  документы свидетельствуют о расчетах правительства на  размещение здесь преступного контингента. В системе военного ведомства фабрика действовала всего четыре года, но этот период характеризуется  постепенным ее ростом, открытием ряда новых производств, улучшением продукции.  О.  Новицкий  вынашивает дерзкие планы, вылившиеся в «Проект к распространению Иркутской суконной фабрики». Император Павел I утвердил предложения О. Новицкого, но счел необходимым передать фабрику в ведение мануфактур-коллегии, так как обеспечение фабрики рабочей силой, в основном ссыльными, расширение производства и земельные вопросы, вопросы взаимоотношения с кочующими со своими стадами племенами легче было решать именно в этом ведомстве.

О. Новицкий, получив поддержку императора и министерств, стал еще увереннее в своих действиях, но при этом нередко игнорировал губернскую администрацию. В течение двух-трех лет получил от казны 250 тыс. руб. «Дабы не оставить Новицкого в отъезде в Иркутск», ему было выдано 20 тыс. и на дорогу 6 тыс. руб. Большие суммы он умудрился получить и в 1799—1800 гг. Так об этом пишет В. Дербина⁴².

К 1801 г. О. Новицкий показал в приходе по фабрике с 1 сентября 1897 по 1801 г. 446 685 руб. 15 коп., но ни на месте, ни в мануфактур-коллегии не могли выяснить, из каких поступлений, кроме вышеуказанных 270 тыс. руб., составился этот приход. К 1804 г. выяснилось, что комиссариатских денег Новицкий получил до 1800 г. 400 тыс. руб., да через мануфактур-коллегию — 70 тыс. Поступило же всего с фабрики сукон и амуничных вещей на 150 тыс. руб.⁴³.

Когда в 1793 г. О. Новицкий принимал фабрику, на ней было около 130 приписных крестьян. По его словам, в работе был всего 91 человек, «а прочие старые и малолетние, а иные за неумением, находятся у рубки для фабрики дров»⁴⁴. Планируя расширение фабрики за счет слободы в Биликтуе, О. Новицкий добился разрешения на приписку к фабрике местных 713 государственных крестьян.

Однако ставки им делалась в основном на труд ссыльнокаторжных. В своем «проекте» он просил разрешения беспрепятственно выбирать из ссыльных, «но еще не поселенных мастеровых и способных людей, как в Тобольской, а более в Иркутской губернии, а также из числа лишних, состоящих при соляных и винокуренных заводах мужского пола, какое число найдено будет и по числу их, сколько отыскать можно будет из ссыльных же женского пола, дабы удобно было скорее их переженить, и тем надежнее содержаться им при фабрике». На «первый случай» он считал необходимым набрать по Тобольской и Иркутской губерниям до 600 человек, а в дальнейшем довести комплект ссыльных до 3 тыс. человек, «кои, будучи без дальней для казны пользы, могут приносить оную фабрике». О. Новицкий стремился довести штат рабочих фабрики до 5500 человек,  а вместе с женами и детьми — до 7 тыс. человек. В 1798 г. он внес правительству проект примерного положения о фабрике и штат, которым предусматривалось ее пополнение на 1736 г. приписных крестьян и 3364 ссыльных⁴⁵.

Двадцать шестого октября 1800 г. правительство утвердило планы О. Новицкого. Это дало ему возможность уже к 1801 г. набрать из пересылавшихся по тракту партий ссыльных до 900 человек, и в течение двухтрех лет в Тельме было собрано ссыльных вместе с приписными крестьянами до 3 тыс. человек⁴⁶ . Работа пошла усиленными темпами, увеличился выпуск тканей. Но О. Новицкий не удовлетворял мануфактур-коллегию. Кроме того, из-за «неустройства» на фабрике и игнорирования местной власти он вызывал неудовольствие иркутского военного губернатора Б.Б. Леццано, который писал обо всем этом и о том, что «неустройства» вызываются отчасти скоплением большого числа ссыльных. Правительство в это время направило в Сибирь сенатора И.О. Селифонтова с инспекторской целью.

И.О. Селифонтов, памятуя предписание правительства о необходимости  обратить серьезное внимание на Тельминскую фабрику, учел заявления местного купечества о самоуправстве  Новицкого и жалобы крестьян на их непомерную эксплуатацию, принял во внимание не нормальные отношения О. Новицкого с губернской властью, а также и то, что он не представил отчета в мануфактур-коллегию за 1797—1800 гг. В результате ревизии, проведенной И.О. Селифонтовым, Александр I ограничил самостоятельность О. Новицкого «лишь внутренним действием и работой на фабрике».

Местные власти поставили вопрос о передаче фабрики вновь во владение частным лицам. Может быть, так бы это и случилось. Но, принимая во внимание, что Комиссариатское общество числило за ней 279 тыс. руб. — сумма немалая — и что она и впредь должна поставлять комиссариату сукно и каразею, так как других предприятий не было, Государственный совет в 1804 г. вынес подтверждение об оставлении фабрики в ведении Военного комиссариата.

В июне 1808 г. фабрику возглавил подполковник И.И. Соколовский, развернувший большое строительство. В 1811 г. было приступлено к разным постройкам, и в течение 10 лет, кроме старых, возведены: стекольный завод, гранильная для стеклянной посуды, фабрика фламандского полотна, шерстомойный двор и множество других фабричных заведений.

Об И.И. Соколовском следует сказать подробнее. Вступил на службу в первый канонирский полк фуражиром 15 июня 1777 г. В 1807 г. «по прошению за болезнью по высочайшему приказу уволен с воинской службы с награждением чина подполковника, с мундиром за 30-летнюю беспорочную службу с пенсионом половинного жалованья.

Четырнадцатого марта 1808 г. определен господином генерал-губернатором в должность директора Иркутской Тельминской казенной суконной фабрики. В июне 1808 г. военным министром утвержден в должности». Спустя месяц (12 августа), «во время управления фабрикою, за усердие в службе и деятельность в отыскании похищенной на оной казенной суммы более 10 тыс. руб. и виновных тому похищению, по Высочайшему Его Императорского Величества Указу, Всемилостивейше [ему] пожаловано единовременно в награждение 600 рублей».

Второго марта 1810 г. «по Высочайшему Его Императорского Величества рескрипту за усердную службу и отличные труды, оказанные к приведению сей фабрики в лучшее устройство, пожалован Орденом Св. Равноапостольского Князя Владимира IV степени...

За пожертвование в 1812 г. на предмет нового в государстве ополчения по Высочайшему Его Императорского Величества Манифесту, последовавшему в 30 день августа 1814 г., получил при печатном акте от господина Иркутского гражданского губернатора Кавалера [Трескина] бронзовую медаль на Владимирской ленте для ношения в петлице 1816 [года] июня 3 [дня].

По именному высочайшему указу пожалован в коллежские советники со старшинством со времени выслуги в прежнем чине установленного срока, т.е. с 14 марта 1814 года»⁴⁷.

Такой человек у руководства фабрикой оказался в нужное время. Ее подъем связан с началом Отечественной войны 1812 г. Многие тысячи рабочих рук на крупных по тем временам предприятиях, да и средних, типа тельминского, и мелких работали на нужды армии. Представляется интересным, как И. Соколовский развивал доставшуюся ему «в совершенном расстройстве и упадке» фабрику. Чтобы спасти ее от окончательного разрушения, он в апреле 1809 г. в докладной записке на имя военного министра предложил ряд конкретных мер по оживлению ее деятельности. В 1810 г. по представлению военного министра они обсуждались в Государственном совете и в основном получили одобрение.

Согласно решению Госсовета Иркутская (называлась и так) казенная суконная фабрика вновь была передана в гражданское ведомство с подчинением генерал-губернатору и отчетностью последнего перед министром внутренних дел. Такое руководство было более эффективным. Однако продукцию фабрика продолжала выпускать исключительно для военных нужд.

К работавшим на фабрике в то время 444 человекам из ссыльных прибавилось еще 56. Кожевенный завод и все ненужные здания и инструменты, оцененные в 20 878 руб., были проданы, а на вырученные деньги был построен двухэтажный каменный корпус на 54,5 сажени длиной, 5,5 саженей шириной и 4 сажени высотой, кстати, сохранившийся и поныне. Были возведены кладовая для хранения денежной казны, сукон, красок и прочих материалов, красильная и магазин «для хранения заготавливаемого на воинских служителей (охрана, надзиратели. — Ю. Б.) провианта». Чтобы поднять благосостояние фабрики, было предложено военному ведомству платить за сукна первые три года по цене сукон, отпускаемых Павловской фабрикой (Звенигородский уезд Московской губернии).

Принятые меры положительно сказались на делах фабрики. О сравнительно высоком экономическом ее состоянии вскоре после смены директора красноречиво свидетельствует «Краткая записка из подробных отчетов Иркутско-Тельминской казенной суконной фабрики за 1812 год». Записка только называется краткой. На самом деле — это объемистый документ, даже часть которого привести не представляется возможным. Лишь несколько цифр и фактов.

В отчете говорится: «Со времени поступления фабрики в ведение генералгубернатора никаких сумм из государственного казначейства на содержание ея не отпускается и она изворачивается сама собой»⁴⁸. Уже в год начала Отечественной войны фабрика имела прибыль в сумме 70 тыс. руб. На ней было произведено и отправлено в войска 60 379 аршин солдатских сукон с неоконченной отделкой, 286 аршин сукна из козьего пуха, 480 аршин — из верблюжьего и 451 аршин — из яратинного, а всего 61 580 аршин⁴⁹.

В том же году был пристроен к главному корпусу флигель для пристригальной и прессовой установок. Из деревянных строений появились: красильня, магазин «для хранения заготавливаемого на воинских служителей провианта». К свечному заводу была  пристроена маслобойня.  Всего на строительство ушло 13313 руб. Появились возможности для расширения производства и получения прибыли.

И. Соколовский немало усилий приложил к расширению сырьевой базы фабрики. Известна его переписка с кудинским тайшой Борохоком Тулаевым. На настойчивые просьбы И. Соколовского увеличить заготовку шерсти Тулаев в марте 1812 г. сообщал: «С крайним моим усердием старался, сколько возможно, родовичей своих склонять для пользы казны и к запродаже хотя некоторого количества овечьей шерсти в фабрику, но родовичи почти все единогласно отказывались по малому имению овцеводства».

Фабрика старалась, чтобы не срывать поставки шерсти, авансировать заготовки. Но к 1814 г. образовалась задолженность 84 пудов рунной и яратинной шерсти. И. Соколовский вынужден был писать к тайше Тулаеву: «Отношусь к тебе, дабы употребил все свои меры и понудил строгим образом подчиненных тебе родоначальников собрать ныне же и доставить в Иркутск всю шерсть, 84 пуда бездоимочно. А в противном случае принужденным найдусь я убедительно просить его превосходительство г. Иркутского гражданского губернатора и кавалера Николая Ивановича⁵⁰ о взыскании и пополнении всей недоимки с одного тебя, как первого, показывающего пример своим подчиненным нерадением и нестаранием своей обязанности с казною. Директор фабрики Соколовский»

Тайша Тулаев 15 сентября 1814 г. ответил: «На каждый недоимочный пуд родовичи мои соглашаются надбавить за неустойку свою контракта и за понесенные убытки казною, сколько почтовать будет и положится»⁵¹.

При И. Соколовском в доход фабрики пошли также суммы, ранее почти не привлекаемые, от побочных производств и промыслов. Так, например, от рыбной ловли в принадлежащей фабрике и отданной в оброк на 1812—1813 гг. речке Еловке, от проданных частным людям материалов, от помольных, полученных за помол партикулярного хлеба на казенных мельницах, и т.п. Судя по отчету, выгодным становилось и стекольное производство. От продажи населению разной посуды и стекла стекольный завод при фабрике получил 2079 руб. прибыли.

Представляя указанный отчет о деятельности фабрики, иркутский губернатор Н.И. Трескин просил правительство разрешить ему проводить впредь ревизии отчетов фабрики самому. Это усиливало бы ее хозяйственную самостоятельность. Заметим, что переписка по этому вопросу затянулась до 1814 г. Департамент мануфактур, министр внутренних дел и министр финансов сошлись на том, что право ревизии отчетов о деятельности фабрики можно предоставить местным властям, но с условием, чтобы они сообщали о ее результатах в заинтересованные министерства.

В годы Отечественной войны трудовой люд России делал все возможное для победы над врагом. На нужды армии работала и Тельминская казенная суконная фабрика. Тобольский, Селенгинский, Томский, Сибирский, Иркутский полки, участвовавшие в боях с французами, были обмундированы в тельминское сукно, которым, как известно, снабжались сибирские гарнизоны⁵².

Кроме того, тельминские жители, не самые богатые, но получавшие заработную плату деньгами, участвовали в сборе пожертвований на нужды войны.

Иркутский губернатор отмечал, что все население «спешит ознаменовать в настоящих обстоятельствах сыновнюю любовь свою и усердие к отечеству». Только за август и сентябрь 1812 г. население Иркутской губернии внесло в фонд обороны более 50 тыс. руб., а за весь год более 170 тыс.⁵³ Война вызвала небывалый до этого подъем активности народа. Тельминцы внесли в борьбу с иностранными захватчиками свою лепту.

Непосредственно   с предвоенными и послевоенными годами связана одна малоизвестная, примечательная история из  жизни Тельминской  суконной казенной фабрики. И хотя в официальных документах в связи с этой историей называется лишь одно лицо — директор  фабрики  подполковник И. Соколовский, справедливо считать ее участниками  всех  людей,  которые  работали  на  фабрике  в  описываемый период.

Накануне Отечественной войны 1812 г. И, Соколовский предложил новый способ окраски сукон в темно-зеленый цвет (оно окрашивалось еще в красный, черный и желтый цвета. Прибыль от нового способа окраски с одного аршина составляла 25 с четвертью копейки и к 1816 г. достигла 2155 руб.⁵⁴ Всего на фабрике в этот период выделывалось до 50 тыс. аршин сукна и 7 тыс. аршин каразеи⁵⁵.

Образцы сукна, окрашенного по способу И. Соколовского, военный министр князь М.Б. Барклай-де-Толли 25 июня 1811 г. представлял императору, на что «Его Императорскому Величеству было благодушно повелеть красить сукна на суконной фабрике сообразно оным». После того, как они получили «Высочайшее утверждение», были направлены обратно губернатору в качестве утвержденных образцов.

Новый способ хотя и был одобрен, широкого применения не получил. В 1816 г. министр внутренних дел и военный министр разослали образцы сукна, окрашенного на Тельминской фабрике, на ряд польских предприятий для сравнения качества окраски. В результате оба пришли к выводу, что «хотя и обходятся оные дешевле, ибо не употребляется иностранной краски лавры, но сей самый цвет не может равняться по прочности с сукнами по последней процедуре»⁵⁶. Поэтому вновь, как ив 1811 г., тельминское сукно было приказано отпускать на обмундирование только сибирских гарнизонов.

Дело с этим изобретением не кончилось. О нем вновь вспомнили в 1819 г. в связи с представлением подполковника Соколовского к награждению орденом Св. Анны II степени. В заседании Комитета министров 4 февраля 1819 г. при рассмотрении указанного представления к награждению было объявлено, что «Государь  Император  ожидать  будет  образцы  сукна,  т.е.  окрашенные  по способу, г. Соколовским изобретенному»⁵⁷.

Вскоре, а точнее 21 мая 1819 г., Иркутский гражданский губернатор отправил образцы сукна, изготовляемого на Тельминской фабрике, в столицу. На препроводительной записке к ним в столице чьей-то рукой была наложена резолюция: «Графу Алексею Андреевичу с препровождением образцов». Пятнадцатого июля М.П. Штер направил эту записку графу А.А. Аракчееву с приложением своего письма.

В переписке обращает на себя внимание одно обстоятельство. Как видно, Управляющий Комитетом министров и министр внутренних дел в своих докладах вынуждены были объяснять, почему крашение сукна по способу Соколовского не нашло широкого применения и почему оно не идет на вольную продажу. Оба они при этом ссылались на бывшего военного министра. Так, в частности, М. Штер в своем письме к Аракчееву (№ 482 от 15 июля 1819 г.) писал: «Сия Высокомонаршия воля в то время не могла быть исполнена по той причине, что означенные образцы в 1811 году бывшим военным министром, покойным генерал-фельдмаршалом Князем Барклаем-де-Толли по поднесении их Государю Императору, обращены от него с изъяснением Высочайшего повеления, дабы сукна, окрашиваемые сообразно оным, отпускаемы были гарнизонам, расположенным в Сибири»⁵⁸.

Как, в конце концов, решилась судьба изобретения, мы узнаем из письма Н. Муравьева М.П. Штеру. Вот что он писал: «Милостивый государь мой, Матвей Петрович. Граф Алексей Андреевич Аракчеев, получив отношение Вашего Превосходительства от 15 июля за № 482 и при оном образцы сукна, окрашенного по способу, изобретенному директором фабрики подполковником Соколовским, представлял вчерашнего числа Государю Императору, и Его Величество по рассмотрении образцов сих сукон отозваться изволил, что находит их нехорошо окрашенными. Извещая к сему по препоручению Его Сиятельства Вам, милостивый государь, а вместе с ними возвращаю к вам и означенные образцы, на ярлыках коих показано время их представления Государю Императору. Имею честь быть с истинным почтением Вашего Превосходительства покорный слуга Н. Муравьев»⁵⁹.

А дальше Департамент мануфактур и внутренней торговли уведомил Иркутского гражданского губернатора, что «...образцы сукон через г. генерала от артиллерии графа Алексея Андреевича Аракчеева 17 числа сего июля представлены Государю Императору», который, как известно, «отозваться изволил, что находит их не так хорошо окрашенными»⁶⁰.

Так, с 5 мая 1811 г. до 24 июля 1819 г. решался вопрос об изобретении на Тельминской фабрике, которое в разное время по-разному оценивалось в верхах. Тем не менее ее директор И.И. Соколовский «По высочайшему Его Императорского Величества соизволению, в заседании Комитета (очевидно, Сибирского. — Ю. Б.), на докладе оному объявленному, награжден орденом Св. Анны. 1819 февраля [года] 4 [дня]»⁶¹.

В этот период фабрика находилась в расцвете своих сил. Министр внутренних дел в связи с перепиской по делу изобретений на фабрике свидетельствовал: «Что касается до количества сукна, обращаемого Иркутской казенною фабрикою собственно на вольную продажу, то таковой не производится, но продается большое количество сукон с Иркутской фабрики независимо от поставки в комиссариат, для Горного ведомства, для казаков, в том краю расположенных, которые вместе с малым количеством сукон верблюжьих и поярковых, на вольную продажу отпускаемых, по ведомости в 1817 году доставленной, составили:

Солдатских сукон разных цветов: 10089 арш. 3 верш, на 20966 руб. 99 ½ коп.

Верблюжьих: 195 арш. на 664 руб. 25 коп. Поярковых: 318 арш. 15 верш, на 1136 руб. 1/4 коп.

Каразеи солдатской: 883 арш. 7 верш, на 878 руб. 48 ½ коп.

Каразеи верблюжьей: 4 арш. 7 верш, на 5 руб. 54 1/4 коп.

Пряжи уточной из шпанской шерсти: 4 фунта на 20 руб. 29 коп. Итого: 23 671 руб. 57 коп.»⁶²

Следует заметить, что в этот период государство помогало фабрике финансовыми вливаниями. Известно, что «казной ассигновывались почтенные суммы, например, в 1819 г. — 120 000 р.»⁶³ По тем временам это было довольно ощутимо.

В начале пребывания в казне  Тельминская фабрика, как известно, управлялась на основе временных «процедур», поступавших свыше. Постоянного документа, которым бы могло руководствоваться фабричное начальство, не было. Директора сами определяли все «процедурные» вопросы. Необходимость же в документе назрела. И вот 14 апреля 1824 г. Министерство финансов предложило Главному управлению Восточной Сибири составить и не позже чем через год внести на утверждение в соответствующие органы «Положение об управлении Тельминской казенной суконной фабрикой»⁶⁴. Двадцатого марта 1825г. Положение, подписанное генерал-губернатором Александром Лавинским, было направлено  в Министерство    финансов.    Затем,    пройдя соответствующие инстанции, 10 мая 1826 г. было «удостоено Высочайшего утверждения»⁶⁵.

«Положение об управлении Тельминской казенной суконной фабрикой» состояло из ряда разделов и 90 параграфов66. Назовем только разделы: «О управлении фабрикою», «О порядке подчинения», «О порядке определения, увольнения, наград и взысканий», «Об ответственности», «О хозяйстве фабрики», «О составе и действиях фабрики». Этот документ дает яркое представление о формировании фабричного производства на казенных предприятиях того времени, об уровне развития производительных сил Сибири. Так, в первом параграфе говорится о составе и действиях фабрики, которая состоит «из четырех казенных заведений для выделки на оных: солдатских сукон и каразеи, фламского полотна, стеклянной посуды, зеркал».

Производство зеркал на «китайский манер» началось с 1823 г., однако уже после 1826 г. как невыгодное для местной торговли было прекращено. Правительство предложило выделывать зеркала в количестве, которое «понадобится для торговли с Китаем».

Как видим, наряду с основным производством сукна, «Положение 1826 года...» предусматривало ряд других: выделка кож, изготовление мешковины, некоторых оружейных и амуничных принадлежностей и даже писчей бумаги. Ее производство было налажено в 1828 г., но «имело действие временное и незначительное, но себя окупало». Мануфактура превращалась в своеобразный комбинат.

Об объеме основного производства дают представление цифры. Так, фабрика должна была давать ежегодно солдатского сукна разных цветов 62 тыс. аршин, каразеи — 5217 аршин, фламского полотна — 30 тыс. аршин, посуды разной граненой и простой 48 тыс. штук67. Что же касается зеркального производства, то оно как экспериментальное передавалось на попечение местного начальства «с обязанностью употреблять всевозможные способы для усовершенствования оного и распространения по мере выгод для торговли с китайцами».

Управление фабрикой возлагалось на директора, который входил в номенклатуру министра финансов. Штат администрации и конторы состоял из 12 служащих. Кроме того, в него с четко определенными обязанностями «следить за благопристойным поведением» рабочих входили полицмейстер, 22 инвалида полицейской команды, из них три унтер-офицера и 19 рядовых. По данным М. Одинцовой, общее количество лиц военного сословия, живших на фабрике, равнялось 11668. Был на фабрике священник. В штатах значились лекарь и лекарский ученик.

«Положение...» определяло также и порядок снабжения фабрики. Известно, например, что сырье (шерсть, главным образом) доставляло местное население, в основном хоринские и селенгинские буряты, занимавшиеся овцеводством. Вместе с тем фабричному начальству «Положением...» предписывалось поощрять земледелие приписанных к фабрике людей, улучшать производство льна, пеньки и «даже самого хлеба», чтобы не покупать их по высоким ценам на стороне, а приобретать по «умеренной плате у своих крестьян».

Положение регламентировало всю жизнь фабрики. В нем как в капле воды отразилась политика царского правительства по закрепощению приписных крестьян и жестокой эксплуатации их труда вплоть до отмены крепостного права.

«Положение 1826 года» было юридическим  документом, ограждающим интересы зарождающегося сибирского торгового капитала, создающим на фабрике такой порядок, который соответствовал уровню развития производительных сил того времени. Оно благоприятно повлияло на действие фабрики. Посетивший ее в 1826 г. известный историограф Восточной Сибири П.А. Словцов оставил о ней следующие свидетельства.

«Фабрика имеет  три производства:  суконное, полотняное и стекольное. Производство суконное началось в 1797 году, и все работы продолжались от руки, до приезда последнего Сибирского генерал-губернатора М.М. Сперанского. При нем вследствие новых распоряжений фабрика в короткое время сделала три верных шага: а) выписала экземпляр сукнодельных машин, б) отрядила чиновника Таланкина осмотреть механизм лучших в России фабрик и в) на месте заготовила с выписных образцов достаточное число машин. После сих мер производство с 1823 года пошло уже на водяном ходе, искусственными способами.

В приезд мой работали: 4 экз[емпляра] машин прядильных, чесальных и кардочных, 2 стана  напрядных, 6 уточных, 29 станов  основной пряжи, на каждом от 40 до 64 веретен, 10 мотовил для уравнения пряжи.

Весь механизм чесания и прядения движется водою, управляется 36 рабочими и 30 мальчиками, они в сравнении прежнего ручного деланья заменяют 350 взрослых человек.

По части ткацкого искусства и отделки устроено: 65 ткацких станов, на каждом из них по одному ткачу, 11 ткацких станов, тут на каждом по два ткача, 3 стана пристригальных, водою действующих»⁶⁹.

Посылка комиссионера Таланкина в Москву, в село Рассказово на фабрику Полторацкого, больше известную как Павловскую фабрику способствовала оснащению фабрики новыми станками и значительному улучшению выделки сукон.

Таких людей, как П.А. Словцов (официальных чиновников, путешественников, ученых и др.), в разное время побывавших в Тельме и описавших ее, было много. Это иностранцы и наши соотечественники: Баер, И.Г. Георги, И. Гмелин, Ерман, П.С. Паллас, В. Вагин, Добель, И. Калашников,   А.   Мартос,   Шнее   и другие. В  дооктябрьский  период подробные или краткие описания различных событий в Тельме дали историки и другие ученые: А. Абрамов, В. Андриевич, М. Баккаревич, Ю. Гагемейстер, В. Гирченко, В. Кротов, Н. Козьмин, С. Максимов, В. Паршин, М. Морошкин, П. Пежемский, М. Чулков, В. Приклонский и другие.

Например, И. Калашников в 1817 г. в двух номерах «Казанских известий» (15 и 16) поместил большую статью, в которой писал: «Тельма издали представляется в виде небольшого городка, чему очень много способствуют выстроенные на обоих въездах деревянные башни, на которых стоит военный караул»⁷⁰. Много позже он вспоминал: «Вообще фабрика представляла род маленького красивого города с каменной церковью красивой архитектуры»⁷¹. Добель назвал фабрику «достопримечательным заведением»⁷². Алексей Мартос дал описание всех строений фабрики и ее оборудования, сведения о числе рабочих, о бюджете фабрики, о ее производстве, количестве и качестве выделывавшихся сукон, холста, шелковых тканей, стеклянной посуды, зеркального стекла. Он свидетельствовал: «При взгляде на массу зданий, расположенных на высотах и местах ровных, видишь себя в многолюдном и хорошо устроенном городке». Раздел «Тельминская фабрика» в своей книге он начинает так: «Сие заведение в отдаленном крае государства и потому мало известное русским требует, дабы о нем говорить со всею подробностию. Как путешественник по Восточной Сибири я льщу себя, что друзья просвещения порадуются, что первоначально касаюсь прошедших лет фабрики, и хотя медленно, но чертами точными, приведу их до времени настоящего сего единственного в своем роде заведения»⁷³.

Восторгался фабрикой и В. Паршин. «По устройству своему и населенности, — писал он, — она походила уже на небольшой уездный город. В ней улицы прямые и широкие, много домов выстроено по городскому фасаду, некоторые из них с торговыми лавками. Всех домов в фабрике 500. Народонаселение простирается до 2757 человек»⁷⁴.

Позднее, это уже в 1834 г., генерал-лейтенант С. Броневский, следуя в Иркутск на губернаторство, так написал о Тельме в своем дневнике:

«Тельминская казенная суконная фабрика на речке Тельме и Ангаре бросается в глаза своею обширностью и благоустройством. Рабочие фабрики из числа ссыльных, даже каторжных, живут в хороших, на городской лад, домах и обзавелись хозяйством, получая же порядочное содержание от фабрики, вне всякой нужды. Церковь каменная, красивой архитектуры, устроенная стараниями бывшего директора Игнатия Ивановича Соколовского, и деревянная старая.

...В Тельминскую фабрику, отстоящую от Иркутска в 50 верстах, явилась ко мне депутация купечества с приглашением на обед, приготовленный на первой станции. Так у них изстари водилось встречать генерал-губернаторов, как они объяснились. Хотя мне это и не приходилось по моим привычкам, так сказать, на распутий обедать с незнакомыми людьми. Действительно меня знали, и я хорошо знал Западную Сибирь, а Восточная вовсе для меня была нова, ибо я был там раза два проездом для осмотра войск, но нечего делать! Не нарушать же то, что водилось изстари... Обедали, и я костью рябчика проколол себе нижнюю губу больно, а в карете моей жены, которую услужливо усаживали, какой-то плотно пообедавший купчина брюхом вытер стекло, разсыпавшееся вдребезги»⁷⁵.

Благоприятное впечатление на С. Броневского Тельма и фабрика произвели не только внешним видом и положением рабочих. Будучи принципиальным противником казенных поселений, он увидел здесь альтернативный вариант, исключающий отрицательные стороны. С. Броневский знакомился с Тельмой и фабрикой, пожалуй, в лучшее время ее состояния. Достаточно  сказать,  что  в 1833-м, предшествующем его приезду, году на фабрике было выткано, как сказано выше, 92 240 аршин солдатского сукна.

Тельма вызывала восхищение не только своим ткацким производством, но особенно стекольным заводом, который стал сопутствующим ткачеству. И. Калашников в своем «Описании» так обосновал появление в Тельме стекольного завода, нужного не только ей, но и губернскому городу. Сохраняя авторский колорит, приведем одну из его заметок полностью. «При чрезмерной дороговизне привозов и при неудобности, с какой сопряжена перевозка стекол, вероятно, Иркутск почувствовал бы величайший недостаток в стеклах при многочисленных настоящих постройках, если бы тельминский завод не был, так  сказать, сильным поставщиком в сей крайности; все иркутские домы довольствуются тельминскими стеклами, включая разве немногие, потому что привоз стекол из России почти прекратился, а выделываемме стекла на др[угом] частном заводе далеко уступают тельминским по доброте и чистоте»⁷⁶.

Чистота, сравнительно высокое качество отличали тельминскую продукцию. И это достоинство отмечали многие современники. П.А. Словцов, например, писал, что стеклянное производство «здесь не новое, а только в сравнении с прежним больше улучшено; зелень стекла прежде худо отделялась. С 1822 г. фабрика приобрела знание выделывать хрусталь довольно белой, и другие знания гранения, так что иные поделки по красоте рисунка и мастерскому гранению не уступали бы изделиям лучших в России заводов, если бы льдистый цвет стекла  не  уменьшал цены  работы».  Здесь в Тельме  он «видел в фабричной церкви подсвечник 2 арш. вышины, из хрусталя узорно выточенной»⁷⁷.

Думается, П.А. Словцов немного поскромничал. Другие писали больше. Например, генерал-губернатор С.Б. Броневский констатировал:

«Стеклянное и хрустальное производство в значительном количестве и доброго качества»⁷⁸.

В. Паршин считал, что «хрустальная посуда по прочности и красоте своей отделки не уступает привозимой из Москвы»79. А Добель в своих «Отрывках... путешественника» дает этим изделиям еще более лестную оценку: «На стеклянном заводе я видел разные вещи, дутые в печах, которые потом в другом строении обрезываются и полируются. Стеклянная сия работа мало уступает петербургской и гораздо превосходнее голландской и датской. Нет сомнения, что она вскоре поровняется с английскою и дойдет до возможной степени совершенства»⁸⁰.

Продолжать подобные эпитеты можно было бы и дальше — Тельма их заслуживала, так как здесь фактически находился настоящий промышленный комбинат. Это определение не наше. Впервые оно применено в упомянутой выше статье В.К. Одинцовой «Из истории промышленного капитализма в Сибири (Тельминский промышленный комбинат (выделено мной. Ю. Б.) во второй половине XIX в.)». Что говорит в подтверждение этого определения? Производство фабрики не ограничивалось только выделкой сукна и каразеи, на ней было налажено производство шелковых тканей, поярковых шляп и галуна. Кроме того, здесь появился кожевенный завод для изготовления военного снаряжения: хомутов, ремней, лент для кос и различного амуничного имущества. Было также налажено полотняное, клееваренное, мыловаренное, маслобойное, мукомольное, винокуренное, красильное, лесопильное, известковое, смолокуренное, писчебумажное, картонное и пробковое производства. Особую роль имел стекольный завод (производство оконного стекла, граненой посуды, зеркал). Предпринимались попытки устроить свеклосахарный завод. Кроме хлебопашества и скотоводства тельминские крестьяне-рабочие занимались рыболовством и надомным ремеслом, делали мебель, дорожные экипажи, занимались жжением угля. Здесь пытались устроить «плантации» конопли, льна и ворсовальной шишки (ворсянка род многолетних трав) для изготовления парусины, ревендука и холстины.

Перейдя в 20-е гг. XIX столетия с временных «процедур», поступавших свыше, на постоянное и более стабильное «Положение для управления Тельминской казенной фабрикой», она продолжала производить сукно для нужд армии и в довольно больших количествах: в 1833 г. 94240 аршин (уточненная цифра), в 1858 г. — 55 666 аршин⁸¹.

Примечательна такая деталь. Мы уже упоминали о побочных производствах. Военные предприниматели вынуждены были на них идти ~ дополнительные статьи дохода. Так вот, на стекольном заводе при фабрике (кажется парадоксальным) в период с 1798 по 1816 гг. изготовлено стекла на общую сумму 11849 руб. 35 коп. Местное же население быстро поняло в нем толк. Иркутские купцы открыли магазин, где отпускались «в вольную продажу по таксе: стекла, стеклянная и хрустальная посуда, оберточная бумага и сукно». Часть стеклянной посуды и других изделий покупали или обменивали на шерсть для суконной фабрики хоринские и селенгинские буряты. Так что, как видим, были здесь и конверсия, и бартер.

На основании «Положения 1826 года» Тельминская фабрика работала, по существу, до конца своего пребывания в казне. Однако уже в 40-х гг. XIX столетия все зримее вырисовывалась необходимость изменений в ее жизни.

За вторую четверть XIX в. количество мануфактур в России возросло более чем на 50% и составляло уже 2800⁸². Около 62% занятых на них составляли наемные рабочие. Обострившаяся рыночная конкуренция требовала повышения уровня механизации производства. Нуждалась в перестройке и Тельминская казенная фабрика. Именно тогда, в сороковых годах, генерал-губернатор Восточной Сибири В.Я. Руперт писал царскому правительству, что изданные в 1824 г. «процедуры сделались уже несоответствующими настоящему положению фабрики». Министр финансов в 1840 г. направил в Тельму особую комиссию, в задачи которой входило «изыскать средства к отвращению тех недостатков, которые встречает фабрика и которые комиссия заметит сама при производстве надлежащих обследований»83.

Состояние фабрики продолжало беспокоить правительство. Особенно положение с рабочей силой и низкой производительностью труда. В этом плане важно рассмотреть социально-экономические условия рабочего люда Тельмы.

Как уже упоминалось, Тельминская фабрика обслуживалась приписными крестьянами. Положением 1826 г. предусматривалось иметь их 1922 души, в том числе мужчин — 1159, женщин — 763. Непосредственно мастеровых и рабочих из общего числа предусматривалось: взрослых — 576, малолетних — 63, женщин 193, всего 832 души⁸⁴. Как видим, женский и детский труд в основном производстве составлял около 30%. Если для укомплектования фабрики не хватало людей, местное начальство имело право само отбирать «молодых и здоровых ссылочных, приговоренных к работам» в Нерчинских рудниках, которые в Тельме зачислялись в разряд приписных крестьян.

Условия жизни и быта фабричных рабочих были очень тяжелые. С момента основания мануфактуры и до перехода ее в казну они работали в кое-как приспособленных для этого землянках, при тусклом свете сальных свечей, которые не гасили и днем. Современник так, например, охарактеризовал эти условия: «Выстроена для производства сукна и каразеи землянка в 110 саженей в длину, в которой живут и самые рабочие, иногда до двух тысяч человек»⁸⁵.

В. Дербина на основе описаний Турчанинова в своей монографии указывала: «По всей землянке пол выстлан ломовым тесом, толщиною 1/4  арш. и не менее 3 вершков, а длиною 4 саж.; стены, дабы землянка не осыпалась, в пазы забраны досками»⁸⁶.

B.C. Манассеин, ссылаясь на Регламент 1741 г., сообщал, что фабричное строение было настолько плохо, что «теча от снега и дождя и валящийся сквозь щели неплотных потолков песок, сор людям работу в руках марает и портит, а полы иные ни досками, ни же кирпичом или камнем не выстланы, а которые выстланы, те гнилы и в досках множество скважин».

В интересах «благопристойного поведения» рабочих существовала целая система слежки и наушничества. В сочетании с невыносимыми бытовыми условиями все это морально и физически угнетало рабочих. Лишь спустя 80 лет со дня основания мануфактуры были построены современные по тем временам фабричные здания, каменные и деревянные казармы для рабочих. Однако это лишь немного изменило условия труда. Каторжный характер его остался прежним.

Насколько была тяжела участь рабочих на казенной фабрике, свидетельствуют многие разделы «Положения...» Составленное царскими властвующими чиновниками, оно не рисковало прямо говорить о феодально-крепостническом гнете. Тем не менее, читая этот официальный документ, можно судить о тяжелой системе эксплуатации. Например, в нем говорилось: «Нахождению фабричным в работах не определяется никакого срока. По необременительности занятий на фабрике они употребляются дотоль, пока телесные их силы будут тому соответствовать»⁸⁷, т.е., надо понимать — до полного истощения физических сил, которое при том уровне механизации наступало довольно быстро.

С другой стороны, можно судить и о «необременительности занятий» на фабрике. Вот как параграфом 49 определялась для работников продолжительность их рабочего дня. «В каждые рабочие сутки они должны заниматься не менее 12 часов, т.е. 7 часов до полудни и 5 часов после полудни»⁸⁸. Что же касается отпусков, то им предоставлялось право «употреблять два летних месяца на вольные или собственные работы без получения, однако ж, за сие время содержания от фабрики». Как видам, речь шла не об отдыхе, а снова о работе, но только «собственной». Крестьян, «приходящих в неспособность по старости лет, болезненным припадками и по другим причинам», директор исключал из списков и переводил в хлебопашцы или в «число содержимых богадельнею, при фабрике учреждаемою». Эксплуатировался труд людей, неспособных исполнять фабричные уроки или заниматься хлебопашеством. Они должны были заниматься жжением золы и вываркой поташа на стекольном заводе, сплавом леса по речке и заготовкой дров, собиранием «на крашение сукон травы серпы, выделкой смолы и другими работами».

О тяжелом положении рабочих свидетельствуют и такие, например, официальные данные. В 1802 г. рабочие были должны фабрике 14 079 руб., т.е. более одной третьей стоимости производства сукна и каразеи. Среднего заработка едва хватало на покупку хлеба, лука, картофеля, чтобы прокормиться одному⁸⁹.

На фабрике, как уже упоминалось, широко применялся детский труд. «Дети всех вообще фабричных, приходящие в десятилетний возраст, по распоряжению директора фабрики употребляются к занятиям, силам их свойственным...»⁹⁰ Как видим, детский труд был узаконенным. Но дети работали не только с десятилетнего возраста. Семии восьмилетние также принимали участие в работах со своими родителями. Малолетние следили за шпульками у ткацких машин, производили стрижку верхов.

На фабрике изначально существовала целая система наказания рабочих, в том числе и за уклонение от изнурительного труда. В «Положении о фабрике 1826 года» было записано: «Если кто из рабочих замечен будет в дурном поведении и маловажных преступлениях или по мастерству сделает порчу», тому предписывалось в первый раз 25 лоз, а при повторении проступка — вдвое больше. Самовольный уход рабочего с фабрики рассматривался как преступление и поэтому наказывался еще строже — за побег в первый раз назначалось пятьдесят лоз, а при побегах во второй и третий раз телесные наказания удваивались и беглеца следовало к тому «употреблять в тяжкую работу, скованного, вдвое против того времени, какое в бегах находился», без всякой оплаты за труд, «но пропитывая токмо за счет оного». За побег в четвертый раз грозила отправка на Нерчинские горные заводы. Наказаниям подвергались не только рабочие-мужчины, но также женщины и дети, с той лишь разницей, что женшин  и  детей  секли  розгами,  а  не  лозами.  B.C.  Манассеин  в  своей  книге «Тельминская фабрика» писал: «До сих пор в Тельме сохранились воспоминания еще об одном, считавшемся весьма позорным наказании, применявшемся специально к женщинам. Это отрезывание провинившимся кос».  Отрезанные  волосы  припечатывали  сургучной  печатью  к  бумаге  с текстом,   в   котором   говорилось,   кто   именно   и   чем   провинился,   и вывешивались в конторе.

Замуж часто выдавали в принудительном порядке. Директор фабрики с 1820 г. получил право выбирать из проходящих партий каторжан «женщин не старше 30 лет в таком количестве, какое признает он нужным для выдачи замуж за фабричных». Следует заметить, «женская» проблема в те давние времена для Сибири была особенно актуальной и подчас решалась на государственном уровне. Проблема нравов в Сибири, наводненной ссыльнокаторжным людом, — разговор особый. Это заметно даже по некоторым показателям. Например, отношение здесь ссыльных женщин к мужчинам разных возрастов. До 40 лет 1:4; от 50 до 60 лет 1:1391

Если взглянуть на мужское казачье сословие, то оно только складывалось и это во многом зависело от социально-бытовых условий, возможности построить семью. Время от времени для пополнения женской половины общества правительство отправляло в Сибирь партии женщин. Такие примеры сообщают многие историки Сибири. Известно, что в 1630 г. по царскому наказу было отправлено 150 девок, в 1637 г. «послано в Сибирь же 150 девок для женитьбы казаков»⁹². «Набирали их из числа проституток и преступниц. В 1859 г. в Омск было доставлено 77 женщин, из которых 24 было сослано за мужеубийство, одна за блуд с отцом и одна за отцеубийство. Двадцатого мая 1763 г. правительством было поведено ссылать в Нерчинск женщин, виновных в непотребстве, а если между ними будут замужние, то отсылать их в таком случае, если мужья не захотят взять их на поруки. Распоряжение исполнялось очень строго и даже придирчиво. Девятнадцатого декабря 1765 г. генералпрокурор князь Вяземский доносил в Сенат об отправке в Сибирь и Оренбург за непотребство 15 и за порочность — 20 женщин⁹³.

Касалась ли эта проблема Тельмы? Безусловно. И.В Щеглов счел необходимым подчеркнуть это в своем «Хронологическом перечне». Женщин, осужденных за преступления, кроме смертоубийства, грабежа и разбоя, в каторжную работу в Сибирь, правительство распорядилось «вместо оной направлять в Тельминскую казенную суконную фабрику»⁹⁴. На мануфактурах, подобной этой, целесообразнее было использовать подневольный труд преступниц и в какой-то мере решать демографическую проблему.

С годами правовое положение рабочих на Тельминской фабрике, их быт мало улучшались. Если и происходили изменения, то больше в фабричном производстве. Когда в 1843 г. стало ясно, что некоторые пункты «Положения...» устарели и их необходимо пересмотреть, генерал-губернатор В.Я. Руперт предписал особой комиссии «вникнуть ближайшим образом в состояние всех производств фабрики». В результате проверки Казенная палата и Совет главного управления Восточной Сибири приняли специальное постановление, в котором содержалось упоминавшихся пятнадцать пунктов. По семи из них генерал-губернатором были «сделаны надлежащие распоряжения», а по восьми другим, как по очень важным и не входящим в его компетенцию, он «испрашивал утверждения у г. министра финансов».

К первым семи пунктам относились вопросы о составлении процедуры для технических производств, расписания о дровах и свечах, о сборе тряпья от населения для писчебумажного производства, о сбережении шерсти при перевозках, о прибавке суммы на канцелярские расходы. Как видим, ни слова об улучшении жизни рабочего люда. Может быть, в других восьми пунктах об этом идет речь? Нет, здесь просматривается только кажущаяся забота, которая не меняла положения основной массы рабочих. Речь идет об ассигновании ежегодно в распоряжение директора фабрики 250 руб. серебром для «поощрения мастеровых к большому труду и тщательности отделки изделий фабрики и в обработке материалов». На этот запрос пришло разъяснение, что директор имеет право расходовать от 50 до 500 руб. ежегодно, но опять-таки по предварительному разрешению Главного управления.

Сложнее было с пунктами 7—9. Они красноречиво показывают, на наш взгляд, «заботу» о трудовом люде. Генерал-губернатор специально испрашивал разрешения у министра финансов (пункт 7) «для подушечных наволочек в больнице употреблять холста по три аршина в каждую (вместо двух аршин)», пункт 8 — «постройку для больных портов отменить, а вместо их прибавить длину рубах, для чего и отпускать холста по 8 аршин на каждую рубаху» и по пункту 9 — «в больнице иметь восемь полотенец и употреблять для каждого по два аршина холста»⁹⁵.

Долго решались эти вопросы. Департамент мануфактур специально обращался в хозяйственный департамент насчет указанных изменений. И вот 15 марта 1847 г., т.е. спустя четыре года после возбуждения ходатайства Иркутским генерал-губернатором, совет министра финансов, основываясь на данных особой комиссии и замечаниях, сделанных сенатором И.Н. Толстым в 1846 г. по ревизии Тельминской фабрики, утвердил эти изменения. Однако согласие было неполным. Если в отношении наволочек и полотенец все решилось для сибирских чиновников так, как они хотели, то, «что касается до отмены портов для людей, призреваемых в состоящей при Тельминской фабрике больнице, то предложение это, — как значилось в ответе, не одобряется в гигиеническом отношении»⁹⁶. Эти факты как бы дополняют наше представление о фабрике и жизни фабричных рабочих в ту пору. Об улучшении условий труда и быта не могло идти речи.

Таким образом, на примере Тельминской фабрики мы видим получившую широкое распространение в 30—40-х гг. XVIII столетия приписку государственных крестьян к частным предприятиям. Каждому крестьянину были «означены подробно предлежащие уроки». Поэтому всякое самовольное оставление места жительства или самовольный уход от занятий считались бегством, за которое, как мы уже знаем, следовала расплата. Однако побеги как результат многих других недовольств рабочих не были случайностью, они были закономерностью.

Фабричные люди находились в безраздельном подчинении полиции. Это было закреплено государством и в «Положении 1826 года» о Тельминской фабрике. В нем, в частности, говорилось, что «рабочие, как обыватели фабрики,  состоят  в  полном  заведывании  полиции  —  исполняют  все  ее приказания, подвергаются в маловажных делах ее разбирательству, а в важных и самому исследованию»⁹⁷.

Обобщая   имеющиеся сведения о положении казенных крестьян, приписанных к Тельминской  мануфактуре, позже казенной суконной фабрике, мы   видим исключительно тяжелые условия их труда и быта, едва обеспечивающие  существование семей. Такое положение рабочих послужило в начале XX столетия предпосылкой формирования одного из боевых отрядов сибирского пролетариата. Тельминская фабрика относилась к числу тех казенных заведений, развитие техники на которых в 30—50 гг. XIX столетия задерживалось. Показатели выпуска продукции на ней не повышались, в старинных видах текстильного производства в суконном и полотняном — использовался подневольный труд приписных крестьян и ссыльных.

В этот период, а точнее в начале 1840-х гг. (8 марта 1842 г.), к руководству фабрикой пришел новый директор. Это титулярный советник И.В. Брониковский, тоже опытный администратор и хозяйственник. Достаточно, забегая несколько вперед, отметить, что за шесть лет он получил более десяти разных поощрений. Это за отличное состояние фабрики, за высокое качество армейского сукна, «за усердие к пользам казны», за выгодное заготовление для фабрики провианта, за выгодное приобретение овечьей шерсти и т.п. «С 15 января по 15 июня 1846 года находился в командировке в России для обозрения лутших казенных и частных фабрик и приобретения на оных новейших сведений по выделке сукон и других изделий». Поездка была удачной. Генерал-губернатор Восточной Сибири «одобрил вполне нововведения и улучшения по выделке изделий на фабрике по процедурам, приобретенным Брониковским на российских фабриках — благодарность». Эта запись, как и другие, из формулярного списка⁹⁸.

Однако кратковременные успехи фабрики давались дорогой ценой, непомерной эксплуатацией рабочих. Не случайно через три года после работы комиссии, направленной в Тельму министром финансов, фабрику основательно проверил сенатор И.Н. Толстой. Его замечания, как и выводы комиссии 1843 г., были учтены Министерством финансов. На фабрике несколько   увеличился   штат,   были   внесены   изменения   по   15   пунктам «Положения о фабрике 1826 года».

Во второй половине XIX в. на смену капиталистической мануфактуре и тесно связанной с ней раздаточной системе, а также мелким крестьянским промыслам, которые были и в Тельме, пришла фабрика. Хозяева фабрики в лице военной администрации предприняли попытки заменить ручной труд машинным. Были, в частности, приобретены и установлены чесальная и прядильная машины⁹⁹ Однако характерная для ткацких фабрик центра России механизация прядильного и ткацкого производства на Тельминской фабрике не получила большого развития.

С точки зрения исследовательской, большую ценность в характеристике экономического состояния фабрики того периода представляет записка генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-адъютанта Н.Н. Муравьева-Амурского от 27 июня 1860 г. министру финансов¹⁰⁰. В ней он напомнил, что «главная цель самой покупки в казну фабрики была та, чтобы избежать излишних расходов казны по снабжению сибирских войск сукном и другими предметами», а также подробно рассмотрел производственно-финансовую деятельность фабрики с 1826 г., т.е. «с начала действия "Положения о Тельминской казенной фабрике"» и до конца шестого десятилетия, когда «рассчитывать в будущем на большие прибыли для казны от... фабрики невозможно», когда она практически не стала отвечать той цели, ради которой была куплена казной.

Положение тельминских рабочих в этот период было тяжелее, чем их собратьев — помещичьих крестьян. Это вынуждены были признать сами царские власти, которые никак нельзя заподозрить в желании улучшить положение рабочих. В упоминавшейся записке генералгубернатора говорилось, что поскольку  «Положение  о  фабрике 1826 года», Высочайше утвержденное  11  ноября  1846  г., «...имеет свою силу и действие и в настоящее время, и таким образом приписные к фабрике люди, число которых к 1860 году дошло до 1774 мужского пола и 1776 женского пола душ и доселе находятся в таком же страдательном положении, в каком и помещичьи крестьяне, если еще не в худшем, потому что каждый фабричный крестьянин все лучшие годы своей жизни задолжается исключительно одними фабричными работами и, не имея средств по такой заработке устроить своего хозяйства, лишается и того пособия к упрочению своего домашнего быта, какое ему могли бы оказать его дети, ибо они в свою очередь, достигнув 17 лет, идут в ту же кабалу, где они сами утратили свои силы»¹⁰¹.

При крепостном праве механизация не получила на фабрике широкого развития. Предприятие могло бы развиваться  успешно  лишь на основе более производительного труда наемных рабочих и при условии установки новых машин  и  механизмов.  Планировавшиеся к строительству новые здания машинного    корпуса    и    стекольного завода вместо прежних, «пришедших в совершенную ветхость», с выпиской «из России взамен также пришедших в совершенную почти негодность чесальных и прядильных аппаратов, ткацких станков и проч.», обходилось, по подсчетам генерал-губернатора, до 150 тыс. руб. серебром¹⁰².

Царскому правительству было выгоднее закрыть Тельминскую фабрику, т.к. «казна не только не терпела убытков, но избавлялась от необходимости делать весьма значительные расходы». К тому же имелся и опыт прекращения деятельности подобного рода мануфактур. Заинтересованные в закрытии фабрики сибирский генерал-губернатор и соответствующие министерства ссылались на Высочайше утвержденное 10 февраля 1857 г. положение Военного Совета об упразднении Павловской суконной фабрики¹⁰³.

Представляется интересным обоснование закрытия Тельминской фабрики. Хотя как казенная собственность она и просуществовала почти семьдесят лет, выпускаемое фабрикой сукно уже не соответствовало установленным образцам, было низкого качества и сравнительно дорогим. Поэтому 22 сентября 1860 г. военный министр на основании записки генерал-губернатора доложил правительству, что «к упразднению казенной Тельминской суконной фабрики со стороны Военного Министерства не представляется никаких препятствий, так как через это оно не токмо не потерпит никаких убытков, но, напротив, будет иметь значительные выгоды». Это понятно из тех цифр, которые генерал-губернатор привел в своей записке. Если привозимое в Иркутск и Тобольск для сибирских войск из Казани сукно обходилось (годовая потребность) от 93 112 до 102 562 руб., то тельминское сукно — от 104 039 до 115 320 руб., т.е. дороже на 10 927 12 763 руб.¹⁰⁴ К тому же в Сибири, в частности в Омске, была другая фабрика, принадлежавшая Сибирскому Линейному казачьему войску. Доставка же сукна в Приморский край, где была большая часть «довольствуемых Иркутской комиссией войск», производилась в основном в период с 15 января по 15 марта. «Вследствие такой неисправности Тельминской фабрики генерал-губернатор Восточной Сибири должен был разрешить ей (Комиссариатской комиссии. — Ю. Б.) прием с Тельминской фабрики и отпуск в войска сукон, несмотря на несходство их с образцами».

Таких недоброкачественных сукон с 1 апреля 1854 г. до сентября 1860 г. было принято более 10 тыс. аршин¹⁰⁵.

Другая причина — длительный простой фабрики на ремонте. На ней недоставало сырья забайкальской шерсти, которую в середине 1850-х гг. частные предприниматели стали вдвое больше прежнего скупать и отправлять вниз по Амуру для продажи за границу. В этих условиях Тельминская казенная суконная фабрика не могла конкурировать с частными ткацкими заведениями.

Что же предлагали местные власти и военный министр правительству? Вопервых, состоящих при фабрике приписных крестьян и рабочих «от фабрики отчислить и оставить на свободе на общем основании всех сибирских крестьян, наделив их узаконенною пропорцией земли по 15 десятин на душу». Вовторых, фабрику продать с аукциона. В-третьих, капитал фабрики в сумме 53 226 руб. 71 коп. выдать в качестве пособия для устройства хозяйства фабричных людей из расчета 10—15 руб. на душу, остальные обратить в общие государственные доходы. 867751 руб. с четвертью коп. «обменять на билеты непрерывных доходов на сумму проценты, которая на них получится... употребить на содержание тех богадельщиков и неизлечимых больных, кои останутся по день закрытия»¹⁰⁶.

По утвержденному императором Положению Сибирского Комитета от 22 декабря 1860 г., за два месяца до отмены крепостного права Тельминская казенная суконная фабрика упразднялась, а с 17 апреля 1861 г. была закрыта вообще¹⁰⁷. Вот что было записано в этом документе.

1. Тельминскую казенную фабрику, находящуюся близ Иркутска, упразднить.
2. Состоящих при фабрике приписных крестьян и рабочих в числе 1774 мужского и 1676 женского пола душ от оной отчислить, освободив от обязательного производства фабричных работ, и оставить свободными на общем для всех сибирских крестьян основании, наделив их узаконенной пропорцией землина месте настоящего их жительства,   тех   из   мастеровых, которые изъявят желание поступить в городские сословия, приписать в избранные ими города с освобождением их от платежа подушных и других казенных повинностей на пять лет и от трех рекрутских наборов.
3. Фабричные строения, машины, а также материалы, припасы и изделия, какие могут остаться по времени закрытия фабрики, продать с публичного торга, вырученную же сумму обратить в общие государственные доходы.
4. Из строительного капитала фабрики выдать в пособие увольняемым фабричным людям для первоначального устройства хозяйства от 10-15 руб. на душу, а остальные затем равномерно обратить в общие государственные доходы.
5. Ближайшие распоряжения как по назначению срока для закрытия Тельминской фабрики, так и о продаже принадлежащего оной имущества предоставить взаимному соглашению министра финансов и генерал-губернатора Восточной Сибири»¹⁰⁸.

Исполняющий должность генерал-губернатора Восточной Сибири генерал-лейтенант М.С. Корсаков (утвержден 19 апреля 1864 г.) принял решение о продаже фабрики со всей ее, как сейчас сказали бы, инфраструктурой за 48 418 руб. 85 1/2коп. 4 декабря 1861 г. состоялись публичные торги по продаже фабричных строений, машин, инструментов и состоящей при фабрике земли¹⁰⁹.

На повторных торгах 15 января 1862 г. купцы-золотопромышленники В.А. Останин и С. Молодых, дав за фабрику 49 тыс. руб., с рассрочкой платежа на 4 года и обязавшись изготовить 1025 половинок сукна, которые фабрика должна была комиссариату, купили предприятие¹¹⁰.

М.К. Одинцова по поводу этой акции (без ссылки на источник) пишет, что М.С. Корсаков «испрашивал утверждения продажи, объясняя, что казна от этой операции получит 3065 руб. прибыли». Министр финансов 26 апреля 1862 г. уведомил, что, «находя все распоряжения по означенной продаже вполне соответствующими цели, не встречает со своей стороны препятствия к утверждению за купцами Останиным и Молодых Тельминской казенной фабрики на сообщенных ген.-губернатором условиях»¹¹¹. Таким образом, кончилась «всегдашняя принадлежность» Тельминской фабрики казне и началась новая ее жизнь, далеко не процветающая, на этот раз снова в частном владении.

Известно, что иркутская общественность надеялась на изменения к лучшему. Некоторые жители губернского центра даже «возмущались первыми распоряжениями» новых владельцев фабрики. Стали появляться в печати критические материалы. В частности, статья за подписью «С-к». В ней сообщалось: «Тельминская фабрика с многими готовыми зданиями, с отлично устроенными прудами продана казною частным лицам. Естественно было ожидать, что частные люди лучше поведут дело, чем чиновники, что они не преминут использовать всевозможные выгоды из того, что дала им казна, и поставят фабрику в самое удовлетворительное положение... Судя по тем последствиям, какие мы видим от перехода этой фабрики в частные руки, надо полагать, что или у гг. покупателей нет ни малейшего умения взяться за дело, или они портят его с какою-либо целью. Здания, доставшиеся им, стоят пустыми и разваливаются, производство ни на волос не улучшилось, произведения ни на копейку не удешевились... Фабрика представляет печальный вид запустения, заброшенности»¹¹².

В.А. Останин был, прежде всего, купцом, занимавшимся торговлей. Его не столько интересовало промышленное производство, сколько торговля, которую он вел от Кяхты на Востоке до Ирбитской ярмарки на Западе. Его прибыли от торговли за четыре года (1862-1865) составили 82772 руб.¹¹³ Полученной прибыли за первые три года ему хватило рассчитаться с казной по четырехлетней рассрочке. Однако он не спешил вкладывать средства в промышленный комбинат, в частности в ткацкое производство.

Количество рабочих сократилось с 470 в 1858 г. до 268 в 1863 г. Из них было 90 малолетних. В. Останин делал ставку на привлечение труда ссыльнокаторжных. М.К. Одинцова приводит его письмо от 27 сентября 1865 г. (без ссылки на источник)¹¹⁴ на имя губернатора с просьбой присылать на фабрику ссыльных и каторжных мастеровых, знакомых с производством суконным, стеклянным, кожевенным, мыловаренным, свечным, маслобойным и винокуренным для соответствующих работ, но с условием, «чтобы препровождаемы были через сельское управление в селение Тельминское и в случае буйства, развратного поведения и других предосудительных поступков были принимаемы им же обратно»¹¹⁵.

В 1866 г. В.А. Останин скончался. Владелицами фабрики стали его жена М.А. Останина и дочь Авдотья. Этот факт был закреплен судебными органами. В объявлениях «Иркутских губернских ведомостей» в 1867 г. было опубликовано: «Иркутский городовой суд по постановлению своему, состоявшемуся 17 февраля с.г., на основании ст. 925, 926, 927, 1152 и 1296 X тома I ч. Св[ода] гр[ажданского] зак[онодательства], иркутскую купеческую вдову Марью Останину  и почетную гражданку  Авдотью Белоголовую (урожденную Останину) ввел во владение домами, строениями с принадлежащею к ним землею, состоящими по 2-й части г. Иркутска в приходе Владимирской церкви, оставшимися после смерти мужа первой, а отца последней, иркутского купца Василия Останина, которыми он владел по трем крепостным актам: 1-й 2 июня 1851 года, 2-й — 11 июня 1860 г. и 3-й — 15 июня 1861 года»¹¹⁶.

Но иркутскими домами наследство Останиных, хотя оно и было немалым, не ограничивалось. Почти одновременно они начали хлопотать о другом — Тельминской суконной фабрике. При ней было много земли. При покупке фабрики за В.А. Останиным записано 22 дес. 1306 саж. Фактически же было 45 дес. 254 саж.¹¹⁷ Не известно умышленно или нет, но землемером Зеленцовым были неправильно измерены площади прудов¹¹⁸.

В декабре 1867 г. Останины вошли во владение фабрикой. Не в порядке информации об этом наследстве многочисленных потомков Останиных и Белоголовых, а исключительно в интересах историко-правовой достоверности приведем еще один документ.

«Иркутский и Верхоленский окружной суд сим объявляет, что вследствие прошения иркутской купеческой вдовы Марьи Алексеевны Останиной и почетной гражданки Евдокии Васильевны Белоголовой, и по представленным при оном документам согласно постановлению сего суда, на 7 число сентября с.г. состоявшемуся... введены оне — Останина и Белоголовая во владение принадлежащею им по праву наследства после смерти мужа первой и отца последней, иркутского I гильдии купца Василия Алексеевича Останина, Тельминскою фабрикою с принадлежащими к ней строениями и землею, находящеюся в Бадейской волости Иркутского округа»¹¹⁹.

Некоторое непродолжительное время фабрикой занимался зять Останиных А.А. Белоголовый. Ему удалось поправить дело за счет установки новых прядильных машин и расширения выделки кож, бумаги, мыла и масла. Наметился рост прибылей: в 1871 г. — 26729 руб., в 1872 г.-27366 руб.¹²⁰ По отчетным данным, за три года (1878-1881) продукция фабрики достигла рекордной цифры 466 тыс. руб.: 1878 -397 тыс. руб., 1879 391 тыс. руб., 1880 466 тыс. руб.¹²¹ Однако эта стабилизация была временной, так как характерного для всей России промышленного обновления в Сибири не происходило. Оборудование было устаревшим, качество продукции снижалось. К тому же М.А. Останина не имела опыта управления сложным по тем временам многоотраслевым предприятием. Ей приходилось привлекать разных управляющих. Ни она сама, ни посредники не могли заниматься расширением сырьевого рынка. Сокращался и рынок сбыта товаров. Сказался и пожар 1879 г. в Иркутске, добавив лишение свободных капиталов.

М.А. Останина вынуждена была почти на четверть сократить производство и торговые операции (со 100 тыс. руб. в 1879 г. до 76484 руб. в 1883 г.). Именно в этот период ее преследуют кредиторы, которым она задолжала 400 тыс. руб. Это был финансовый крах, который привел ее в 1885 г. к самоубийству. Ставшая по наследству владелицей фабрики дочь Останиных Авдотья Васильевна (по мужу Белоголовая) тоже вскоре умирает.

Вокруг «осиротевшей» и снизившей свои темпы фабрики создавалось неблагоприятное общественное мнение. Оно даже вылилось на страницы популярной тогда газеты «Восточное обозрение». Неизвестный автор в редакционной статье проследил историю мануфактуры (фабрики) с момента ее зарождения. При этом использовал некоторые данные со ссылкой на П.А. Словцова, который, как показано выше, в 1826 г. застал мануфактуру в «ее цветущем для того времени состоянии». Автор статьи на сей счет заметил: «Искусства в наш век быстро "восходят вверх", а между тем Тельминская фабрика не только не поспевала за ними, но даже не могла удержаться на той высоте технического совершенства, на которой видел ее Словцов»¹²².

Эта статья сильно задела хозяина фабрики В.А. Белоголового. Он опубликовал в той же газете в духе опровержения большую ответную статью. В ней подверг критике автора за верхоглядство, сообщил о трудностях восстановления фабричного производства, оправдывался, что золотопромышленность в его предпринимательских делах не является главным  и  т.п.  Статья  изобилует  цифровыми  данными,  объясняющими «зависимость характера деятельности фабрики от рынка». Она устанавливает «точки отправления для правильной, объективной оценки фабричнозаводской деятельности» и на этом фоне показывает подход автора к оценке состояния фабрики. О создавшемся критическом положении на ней он писал:

«Следствие пожара 1879 года — тяжелое положение, в каком находились дела моей матери, и полуторагодовой застой без лиц руководящих, без полномочного представителя, могущего распорядиться полновластно и самостоятельно, с одной стороны, а другой давление извне лиц, добившихся полного падения фирмы. Имен я не называю, но каждый давний иркутский житель прочитает их между строк. В таких обстоятельствах  очень трудно "прогрессировать" и фабрика только едва-едва вертела колесами, доработав запасы, и скудно снабжается новыми»¹²³.

Создавшееся на фабрике ненормальное положение привлекло внимание тех из кредиторов, которые хотели бы прибрать ее к своим рукам. Но не смогли, не успели, так как по праву наследства 23 мая 1888 г. во владение фабрикой был введен В.А. Белоголовый¹²⁴, который принял долг своих предшественников. Не имея свободного капитала,  он не мог приступить к коренной реконструкции фабрики.  Тем не  менее ему удается поднять выработку сукна с 25 тыс. руб. в 1887 г. до 56 631 руб. в 1888 г., а в 1889-1900 гг. до 70 тыс. руб.

Как видим, в начальный период его руководства фабрикой производство несколько стабилизовалось. Кроме суконной фабрики действующим был стеклоделательный   завод. Трудности  доставки стеклянных изделий из России предопределили живучесть стеклоделанья.  Спрос  на  его продукцию в регионе был большой. Но кожевенное производство   прекратилось вследствие недостатка капитала, винокуренный завод с 1885 до 1890 г. тоже не действовал. Качество сукна по сравнению с прежними годами ухудшалось.

В 1885 г. сукно было подвергнуто обследованию военными властями для выяснения его пригодности для армии. При освидетельствовании оказалось следующее: «При пробе отрезок на разрывной машине выдержал на основе груз 360 фунтов, а по утку 150 фунтов, вес аршина 1 фунт 66 золотников и при ткани имеет 600 зубьев». Качество сукна было найдено удовлетворительным для войск¹²⁵, однако в вольную продажу его отпуск сократился. Одна треть толстого белого сукна поставлялась в Якутскую область. Кроме армии, сукно поставлялось для изготовления одежды арестантам. Другие изделия (ковры, одеяла, мешковина, вата и пр.) продавались в собственных магазинах В. Белоголового в Иркутске и в Забайкалье.

Из-за изношенности оборудования выработка сукон уже в 1894 г. сократилась до 30 тыс. руб. В 1895 г. В. Белоголовый приобретает в селе Тальцы у купца Катышевцева нужные прядильники, ткацкие станки и машины. Но коренной реконструкции фабрики осуществить не мог.

Эти меры по времени совпали с началом работы основанного на акционерных началах Шуйского механического завода по выпуску отечественных ткацких станков. Текстильные машины выпускались также заводами в Москве, Ярославле, механическими мастерскими в Орехове. Продукция этих предприятий быстро нашла дорогу на Восток, так как начала действовать сибирская железная дорога. В. Белоголовый в упомянутой выше статье с горечью писал: «Невозможно в такой короткий сравнительно промежуток времени окрепнуть настолько, чтобы затрачивать капитал, необходимый для оборотов, на коренное переустройство фабрики. Если бы сделать сразу эту реформу, в итоге можно получить великолепно устроенную фабрику, которая должна остановиться за неимением оборотного капитала. В кредит же вести дело, при современной постановке, немыслимо, так как тогда фабрика почти исключительно работала бы на кредиторов, а так как она не могла бы никогда составить своего оборотного капитала, то и была бы в полной от них зависимости. Лучше уж двигаться вперед потихоньку-помаленьку, на свои средства, помня пословицу про тихий воз»¹²⁶.

Здесь же он между прочим раскрыл свои карты, т.е. отношение к перспективе фабрики, написав: «Фабрике не было смысла заводить особое совершенно производство тонких сукон, если двигатель не позволяет увеличить работы, а фабрика только что успевает удовлетворять спрос. Раз явится возможность расширить, разумеется, будет расширено, но на все нужно время и капитал, особенно в фабричном деле, а также необходима специальная рабочая сила, а ее-то и нет, несмотря на то, что недалеко от нея (Тельмы) каждый год оседают партии ищущих какой бы то ни было работы поселенцев, из среды которых не трудно набрать достаточный контингент опытных ткачей, стекольщиков и проч.»¹²⁷

В. Белоголовый по-своему правильно сравнил машинное производство и паровую силу, получившие развитие в годы завершения промышленного переворота, с «кормящим обозом». Но его «воз» кормил все меньше и меньше. Если в 1898 г. общая стоимость продукции всего комбината была равна 213 160 руб., то на долю суконной фабрики падало только 34 тыс. руб.,¹²⁸  а ведь она всегда давала самую большую прибыль от реализации продукции комбината. Заметим, что цены на продукцию постоянно возрастали. В 1870-е гг. цены изготавливаемого на фабрике одного аршина белого и серого сукна были равны 1 руб. 15 коп., в 1880-е гг. — уже 1 руб. 70 коп., в 1890-е гг. возросли до 2 руб. 80 коп.¹²⁹

Частичное обновление машинного хозяйства в 1870-е и 1880-е гг. позволило лишь временно улучшить производство, не изменяя производительности труда рабочих. Они были заняты на производстве с 6 часов утра до 9 часов вечера с тремя перерывами общей продолжительностью 3 часа (30 минут на завтрак, 2 часа на обед и 30 минут на вечерний чай). Число рабочих по сравнению с 1870-ми гг. тоже постоянно сокращалось. Многие уходили и занимались сельским хозяйством. В начале 1890-х гг. на фабрике работали 100—105 человек, на стекольном заводе 50-40 человек¹³⁰. Как и в давние годы, в пореформенный период на фабрике использовался детский труд с месячной зарплатой от 2 до 7 руб.¹³¹ У взрослых прядильщика и ткача она доходила до 20 руб.

Съестные припасы и предметы первой жизненной необходимости рабочие покупали в продовольственной и мануфактурной лавках при фабрике. В них отпускались: сахар белый, сахар бус, мука ржаная (по цене за пуд) — 40 коп., крупа (за пуд) 60 коп., мясо (за пуд) — 1 руб. 20 коп.), даба, чай, бродни, сапоги, рукавицы, холст. Эти цены многим рабочим были не по карману. Фабричные чиновники считали, что семейные рабочие при дороговизне жизненных продуктов жили, за некоторым исключением, большей частью в нужде¹³².

Рабочие фабрики с покупкой ее купцами Останиным и Молодых надеялись на выполнение их обещаний расширить ассортимент товаров и понизить цены. Однако этого не произошло. Зато только в Тельме было открыто шесть питейных заведений. Автору этих строк в 1960-х гг. удалось поговорить с тельминскими старожилами Сергеем Александровичем Степановым и его женой Марией Александровной, 80-летним Александром Андриановичем Осиповым. Они поведали с рассказов родителей и как очевидцы о многом из дореволюционного прошлого Тельмы. О богадельне, что в последние годы царской власти служила пересылкой для политзаключенных, о казацкой, где секли розгами непокорных рабочих, и о продуктовой лавке, снискавшей у населения недобрую славу. Тогда этот двухэтажный дом, где была лавка, еще сохранился. Хотя водка продавалась в ней только по воскресным и праздничным дням, купить ее можно было в неограниченном количестве под получку. Лавка, рассказывали старожилы, поглощала у многих весь семейный бюджет.

Некоторый подъем суконного производства в 1889-1890 гг. привлек внимание многочисленного семейства Белоголовых (восемь младших братьев В.А. Белоголового). В сентябре 1897 г. губернский суд ввел их всех во владение фабрикой. А владеть по-настоящему, если иметь в виду неспособность фабрики к конкуренции, уже было нечем. С проведением железной дороги в Сибирь хлынуло дешевое сукно с запада. Фабрика, выпустив в 1899 году 36 тыс. аршин сукна, не выдержав конкуренции, стала¹³³.

Почти полтора десятилетия фабрика бездействовала. Но Первая мировая война заставила восстановить на ней производство. Произошло это по настоянию иркутских властей. В июне 1915 г. В.А. Белоголовый вынужден был доложить Всероссийскому съезду городов свои соображения насчет возможного выпуска продукции: серое шинельное сукно (10 тыс. аршин в месяц), крестьянское цветное грубое сукно и дешевые  шерстяные одеяла (3 тыс. штук), арестантское сукно (до 40 тыс. аршин в месяц) при двухсменной работе¹³⁴.

Собрав находившихся в Тельме и округе бывших рабочих фабрики, В. Белоголовый вынужденно возобновил производство. В 1916 г. он поставил ряду Восточно-Сибирских комиссариатов серое шинельное сукно: по 3 тыс. аршин Ачинскому и Читинскому, 4940  аршин — Верхнеудинскому и 700  аршин Красноярскому¹³⁵. Это, по существу, был последний «вздох» фабрики.

В последующие годы (до 1917) она еще кое-как работала. В марте 1917 г. созданный под руководством Т.Н. Грибина фабричный комитет установил восьмичасовой рабочий день. За это В. Белоголовый сначала пригрозил комитету сжечь фабрику. После декабрьских событий в Иркутске тельминские рабочие активизировались. Четвертого февраля 1918 г., когда в народном доме решался вопрос о передаче фабрики под рабочий контроль, В. Белоголовый с помощью своих подручных сжег шерстомойку и чесальню, а также часть машинного корпуса — сердце фабрики. Они стояли на том месте, где ныне асфальтированный Московский тракт пересекает речку Тельминку.

Уже в первые дни советской власти в пояснительной записке к Проекту развития текстильной промышленности Тельминская фабрика упоминается как «сгоревшая до основания»¹³⁶. Однако колоссальными усилиями тельминских рабочих она была восстановлена. Шестнадцать рабочих с 4 декабря 1920 г. по 1 января 1921 г. изготовили на ней 3 пуда 38 фунтов сукна¹³⁷. Далее суконная фабрика набирала силы в рамках плановой советской экономики. За десять лет (1921 — 1930) она произвела более 520 тыс. метров сукна¹³⁸.

По поводу дальнейшей судьбы фабрики в конце 1920-х гг. были разные мнения. Отдел по внутренней торговле Иркутского окрисполкома: «Возбудить ходатайство о закрытии фабрики»; фабричное управление в отчете за 1924—1925 г.: «Независимо от дефицитности фабрики в прошлых годах... она все же может быть жизненным предприятием»¹³⁹ и, наконец, ревизионная комиссия в заключении от 1 апреля 1927 г. записала: «Дальнейшее функционирование предприятия в целях поддержки местной промышленности и рациональной утилизации местного сырья — принципиально весьма желательно и целесообразно»¹⁴⁰.

Дальнейшая история этого уникального предприятия, ставшего в XX столетии историческим памятником, не менее интересна. Но это большая отдельная тема.

Примечания

1. Письмо К.К. Бочило (из Тельмы в Ленинград) к автору.
2. Вост. обозрение. — 1892. ~ 19 янв.
3. Одинцова М.К. Из истории промышленного капитализма в Сибири. Тельминский промышленный комбинат во второй половине XIX века // Изв. ВСОРГО. Иркутск, 1928. Т. LIII. ~ С. 85.
4. Манассеин B.C. Тельминская фабрика. Материалы для истории развития фабричнозаводской промышленности в Сибири в XVIII и в первой половине XIX столетий (1731— 1793). ~ Иркутск, 1928. Ч. I. С. 3.
5. Дербина В. Первая сибирская мануфактура (Тельминская фабрика). К 200-летию со дня основания 1731—1931 гг. / Под ред. Г. Костомарова. М; Л., 1931. — 123 с.
6. Чулков М. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах от древних времен до ныне настоящего и всех преимущественных узаконений по оной государя Императора Петра Великого и ныне благополучно царствующей государыни Императрицы Екатерины Великим. — М., 1785. Т. III. Кн. I. — С. 116.
7. Чулков М. Указ. соч. Т. VI. Кн. III. С. 206, 334.
8. Редкая и грубая шерстяная ткань.
9. Чулков М. Указ. соч. Т. VI. Кн. III. М., С. 224-225.
10. Чулков М. Указ. соч. Там же. С. 320-321.
11. Там же. ~ С. 327.
12. Иркутская летопись (Летописи П.И. Пежемского и В.А. Кротова) / С предисл., добавл. и примеч. И.И. Серебренникова // Тр. ВСОИРГО. — Иркутск, 1911. № 5. — С. 25, 48, 52, 55.
13. Греков В.И. Очерк из истории русских географических исследований 1725—1765 гг. — М., 1960. С. 365.
14. Мартос А. Письма из Восточной Сибири. М., 1827. ~ С. 219.
15. Гагемейстер Ю.А. Статистическое обозрение Сибири. — СПб., 1854. Ч. II. — С. 497.
16. Абрамов Н. О железных и ружейных заводах в Сибири в XVII и первой половине XVIII вв. // Вестн. ИРГО. 1860. № 12. С. 189.
17. Манассеин B.C. Указ. соч. — С. 7.
18. Баккаревич М.Н. Статистическое обозрение Сибири, составленное на основании сведений, почерпнутых из актов правительства и других достоверных источников. — СПб., 1810. С. 324.
19. Комогорцев И. Завод этот был первым // Вост.-Сиб. правда. 1963. 2 февр.
20.  РГАДАФ271. On. Д. 775. Л. 356-357.
21. Там же. Л. 360.
22. Там же. Л. 360-360 об.
23. Изв. ВСОРГО. Иркутск, 1928. С. 16.
24. Мартос А. Указ соч. С. 219.
25. См.: Семивский. Новейшие любопытные и достоверные повествования о Восточной Сибири. Из чего многое дононе не было всем известно. — СПб., 1818. — С. 69.
26. Тр. Иркут. учен, архивной комиссии. — Иркутск, 1914. Вып. 2. — С. 173.
27. Ю. Д-ни. Тельминская фабрика // Северная пчела. — 1854. — 3 авг.
28. Щеглов В.И. Хронологический перечень важных данных из истории Сибири (1032— 1882 гг.). Сургут, 1993. С. 159.
29. Семенов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. — СПб., 1885. — С. 90.
30. Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири. Т. III, период с 1742 до 1762 года. Томск, 1887. С. 280.
31. Максимов С. Сибирь и каторга. В 3 т. СПб, 1871. Ч. III. С. 381.
32. Чулков М. Указ. соч. Т. VI. Кн. III. М., 1786. С. 327.
33. Gmelin. Reise durch Sibirien. Т. I. СПб. С. 16.
34. В.П. [Паршин] Описание пути от Иркутска до Москвы, составленное в 1849 г. М., 1851. -С. 17.
35. Добель. Отрывки из записок путешественника по Сибири // Сын Отечества. — 1816. Ч. XXVII. № V. С. 234.
36.  Вагин В. Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского в Сибири с 1819 по 1922 год. Т. I. СПб., 1872. ~ С. 459.
37.  Фабрики и заводы Иркутской провинции // Тр. Иркут. учен, архивной комиссии. Иркутск, 1914. Вып 2. С. 172-175.
38. Иркутская летопись... — С. 404.
39. Там же. — С. 152.
40. РГИА. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Л. 1
41. Дербина В. Указ. соч. С. 22.
42. Дербина В. Указ. соч. С. 23.
43. См.: Любомиров П.Г. Первые десять лет существования Иркутской казенной суконной фабрики (1793-1802) // Труд в России. 1925. -№ 1.
44. Полное Собрание Законов Российской Империи (Далее ~ ПСЗ). 1-е. 17. 814.
45. Дербина В. Указ. соч. С. 24.
46. Там же. С. 25.
47. РГИА. Ф. 1349. On. 3. Д. 2106. Л. 35-40.
48. ГАИО. Ф. 18. On. 3. Д. 617. Л. 14.
49. Там же. Л. 1.
50. Речь идет об Иркутском гражданском губернаторе Николае Ивановиче Трескине.
51. Сборник материалов по истории Бурятии XVIII и первой половины XIX века / Под ред. и с примеч. В.П. Гирченко. Верхнеудинск, 1926. — Вып. I. С. 14—16.
52. См.: Мухин А.А. Отечественная война 1812 года. — Иркутск, 1962. — С. 20—21.
53. См.: Дулов В.И., Кудрявцев Ф.А. Боевые традиции сибиряков. — Иркутск, 1942. —С. 7.
54. РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 621. Л. 5.
55. Там же. Л. 3.
56. Там же. Л. 6.
57. Там же.
58. Там же.
59. РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 621. Л. 7.
60. Там же. Л. 8.
61. Там же. Ф.1349. On. 3. Д. 2106. Л. 39.
62. Там же. Ф. 18. On. 3. Д. 621. Л. 3.
63. Вост. обозрение. — 1892. 19 янв.
64. РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 4.
65. Там же. Ф. 560. On. 4. Д. 1271. Л. 4.
66. Там же. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 1-32 об.
67. Там же. Л. 4.
68. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 86.
69. Словцов П.А. Письма из Сибири 1826 года. - М., 1828. — С. 20—21.
70. Калашников И. Описание Тельминской суконной фабрики // Казан, известия. 1817.- № 15. С. 58.
71. Он же. Записки иркутского жителя // Русская старина. 1905. — Т. 123. С. 627.
72. Добель. Отрывки из записок путешественника по Сибири // Сын Отечества. 1816.Ч. XXVII. № V. С. 234.
73. Мартос А. Указ. соч. С. 21.7
74.  В.П. Указ. соч. С. 15.
75.  ОР РНБ. F. IV. Д. 698 Л. 348 об.
76. Калашников И. Описание Тельминской суконной фабрики // Казан. известия. — 1817. № 16. С. 62.
77. Словцов П. Письма из Сибири 1826 года. — М., 1828. — С. 23.
78. ОР РНБ. F. IV. Д. 698. Л. 345.
79. В.П. Указ. соч. — С. 16.
80. Добель. Указ. соч. С. 234.
81.  РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 617. Л. 10; Д. 1755. Л. 4; История Сибири. Т. II. М., 1965. -С. 140.
82. См.: Всемирная история. Т. 6. М., 1969. С. 236.
83. РГИА. Ф. 560. On. 4. Д. 1271. Л. 2.
84. Там же. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 4.
85. Богданов Л. Первая сибирская мануфактура // Вост.-Сиб. правда. 1965. 27 авг.
86. Дербина В. Указ. соч. — С. 37.
87.  РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 17
88.  Там же. Л. 14.
89. Манассеин B.C. Указ. соч. — С. 85.
90. РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 17.
91.  Статистические сведения о ссыльных в Сибири за 1833 и 1834 годы (Извлечение из отчета о делах Сибирского Комитета). СПб., 1837. — С. 13.
92.  Щеглов В.И. Указ. соч. С. 67, 70.
93.  Андриевич В.К. Сибирь в царствование Императрицы Екатерины П. СПб., 1887. Т. IV. С. 105.
94.  Щеглов В.И. Указ. соч. С. 289-290.
95.  РГИА. Ф. 560. On. 4. Д. 1271. Л. 3.
96.  Там же. Л. 4.
97. РГИА. Ф. 18. On. 3. Д. 625. Л. 14.
98. Там же. Ф. 1349. On. 3. Д. 293. Л. 138-157.
99.  РГИА. Д. 619. Л. 1-84, 142.
100.  Там же. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Л. 1-7.
101. РГИА. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Л. 3.
102. Там же. Л. 5.
103. Там же. Л. 28а.
104. Там же. Л. 13.
105. РГИА. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Д. 621. Л. 1.
106. РГИА. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Л. 6.
107. Там же. Л. 85.
108. ПСЗ. II. Т. XXXV. 36.430.
109. РГИА. Ф. 18. On. 2. Д. 1755. Л. 87.
110. Там же. Л. 83.
111. Одинцова М.К. Указ. соч. 87-88.
112. С-к. Экономические условия Восточной Сибири // Иркут. губерн. ведомости. 1863.№ 48.
113. ГАИО. Ф. 2731. On. 1. Д. 38. Л. 17.
114. Автор в начале своей статьи писала, что статья построена на предварительной разработке собранных материалов. «В окончательной и завершенной форме эта разработка станет возможной после приведения в порядок архива Тельминской фабрики».
115. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 89-90.
116. Иркут. губерн. ведомости. 1867. — 22 апр.
117. ГАИО. Ф. 39. On. 1. Д. 126. Л. 25.
118. Три водоема под пруды еще с  поступлением мануфактуры в казну были вручную вырыты руками каторжных с тем, чтобы стоками воды из них приводить в движение трепальные и чесальные машины.
119. Иркут. губерн. ведомости. — 1867. 9 дек.
120. ГАИО. Ф. 229. On. 1. Д. 18. Л. 2.
121. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 91.
122. Тельминская фабрика в ее прошлом и настоящем // Вост. обозрение. — 1892. 19 янв.
123. Белоголовый В. Истинное состояние Тельминской фабрики в ее настоящем и причины такого состояния // Вост. обозрение. 1892. — 1 марта.
124. ГАИО. Ф. 243. Оп. 1. Д. 65. Л. 3.
125. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 91.
126. Очевидно, имелась в виду пословица: «Не всегда кормит обоз, иногда кормит и воз».
127. Белоголовый В. Указ. соч.
128. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 92.
129. ГАИО. Ф. 90. Оп. 4. Д. 511. Л. 189
130. Одинцова М.К. Указ. соч. С. 91.
131. Вост. обозрение. 1892. 19 янв.
132. ГАИО. Ф. 90. Оп. 4. Д. 511. Л. 190.
133. ГАИО. Ф. 39. Оп. 3. Д. 264.
134. Там же. Ф. 216. Оп. 1. Д. 9. Л. 7.
135. ГАИО. Ф. 141. Оп. 1. Д. 43. Л. 205.
136. Там же. Ф. 546. Оп. 1. Д. 344. Л. 168.
137. Там же. Ф. 18. Оп. 1. Д. 333. Л. 110-112.
138.  Подсчет автора по данным ГАИО. Ф. 546. Оп. 1. Д. 11, 345; Ф. 523. Оп. 1. Д. 98, Оп.3. Д. 55; Ф. 2614, Оп. 1. Д. 41; Ф. 848. Оп. 1. Д. 70.
139. Там же. Ф. 546. Оп.1. Д. 197. Л. 155.
140. Там же. Д. 375. Л. 24.