О местах в Иркутске, связанных с жизнью Александра Вампилова, рассказывает близкий друг писателя Борис Кислов (дружили с августа 1955-го до смерти драматурга в августе 1972-го), сейчас — профессор философии в БГУЭП, бывшем нархозе.
"Когда мы были студентами, часто брали халтуру в "Советской молодежи" на Киевской, 1. Тогда в газету приходило огромное количество стихов и рассказов, и редакция должна была что-то отвечать авторам посланий. Вот для ответов на письма и брали студентов-филологов. Известные сегодня поэты и писатели, а тогда зеленые студенты, Ким Балков, Андрей Румянцев, Юра Николайчук читали эти самодельные стихи и отвечали авторам. Мы жили тогда в общаге на 25-го Октября. Как мы хохотали, когда читали чьи-нибудь "перлы"!
Однажды читали стихи некоего Чуркина из Тайшета (я запомнил фамилию сочинителя, потому что редактор "СМ" тоже был Чуркин):
Из подворотни выбрел пес лохматый И вдруг завоил, будто не к добру. Подкрадывался сумрак бородатый, Подвязывая сумочку к ребру.Саша был тогда в комнате, когда мы это читали, и смеялся с нами до слез. Видимо, этот случай и подтолкнул Сашу написать анекдотичный рассказ. Я помню, как он восхищался образами тайшетского самородка: "Какая удивительная смесь шизофрении и сильных образов! Вот смотри, как он пишет о пне, накрытом шапкой снега: "Что это? Коврига хлеба или турецкая чалма?"
"В пятидесятых годах университет занимал всего один корпус на Гагарина, 20. На первом этаже бывшего института благородных девиц учились юристы, на втором — филологи, историки и географы, на третьем — биологи, на пятом — математики и физики.
У нас в деканате филологического факультета был лаборант Калошин Владимир Павлович. Шизанутый тип. Он отправлял в ЦК партии письма, в которых критиковал Карла Маркса. За что позже и поплатился должностью. Но мы поначалу этого не знали. Нас на первом курсе отправили в колхоз, а за старшего послали этого Калошина. Вот у кого-то из первокурсников случился день рождения. Владимир Павлович и говорит нам: "А давайте голубей наловим и зажарим!" Мы с таким доверием к нему: ну, раз старший говорит, значит, правда голуби — какой-то деликатес. Нам-то по семнадцать лет было всем. И мы по всей деревне гонялись за этими голубями, нажарили потом целую сковороду. А деревенские на нас пальцами показывали: "Смотрите, голубей жрут!" Только когда мы раскусили, что он немного не в себе, Саня написал:
Судьбою злою нам подброшен Владимир Павлович Калошин!
Потом он благополучно упал со стога, и его забрали в Иркутск. И последние недели колхозной жизни мы доживали уже без Калошина. Потом этот странноватый тип под своей собственной фамилией появляется у Вампилова в нескольких пьесах. Калошин — главный герой в "Истории с метранпажем" из "Провинциальных анекдотов", например".
"В этом общежитии Саша жил на абитуре, а на четвертом курсе вернулся сюда снова. Хотя он жил на 3-й Железнодорожной с братом Мишей, но чаще бывал в общежитии. Случалось, что его разыскивала в общежитии мама, потому что Саня мог сутками не появляться дома.
— Мы учились в университете с двух часов, — вспоминает Борис Анатольевич. — Но так как ложились всегда поздно, едва успевали и к двум. Вечером я возвращался с какой-нибудь гулянки, а на моей подушке уже лежала курчавая голова Вампилова. "Будить меня я разрешаю только Кислову!" — говорил Вампилов моим соседям по комнате. "А я разрешаю меня будить только Вампилову!" — предупреждал я, засыпая. Понятно, что часто мы оба просыпали первую пару.
Кто только не ночевал в нашей комнате! И журналисты, и начинающие писатели, и разные поэты и актеры. Однажды на столе в нашей комнате спал кандидат наук Вася Куратченко. Его выгнала жена, и ночевать ему было негде. На полу он брезговал, потому что полы мы не мыли, нас даже за это обещали выселить из общежития. Поэтому спал он исключительно на столе.
К девчонкам из нашей группы мы относились как к сестрам. На первом курсе влюблялись в них, а потом как-то привыкли, и отношения перешли в более спокойное русло. Однажды комнату освободили для новобрачных, а девчонки — соседки невесты пришли к нам ночевать. Уместились две на одной кровати. Вдруг ночью приходит Вадик М. и заявляет с порога:
— Андрюха! Вставай, пойдем посс...м, а то я один боюсь.
Сначала стало тихо, а потом раздался оглушительный хохот. Вадик включил свет и обомлел. Он не понял, что в нашей комнате делают девчонки".
"Я принимаю на Большой с шести до двенадцати!" — эту фразу Саня взял для своего героя, услышав как-то заявление Володи Соколова. Соколов был первым стилягой в Иркутске. Он носил в ухе серьгу — это была неслыханная дерзость для нашего времени, брюки дудочкой и длинные волосы. Он хулиганил и дерзил. Вот он и произнес эту сакраментальную фразу: "Я принимаю на Большой с шести до двенадцати!"
Если кто не знает, Большая — это улица Карла Маркса. В наше время она по вечерам была переполнена народом. Гуляли парами и компаниями, направлялись обычно к саду Парижской коммуны на набережную, где играл оркестр и была танцплощадка. Шли как на демонстрации — улица была перекрыта для движения машин. А сегодня выйдешь на Маркса в десять — ни одной души".
"Саня очень любил классическую музыку. Магнитофонов тогда не было, мы слушали виниловые пластинки. Долгоиграющие пластинки только-только стали входить в моду. Ими обменивались, их собирали.
— Слушай, я такую пластинку достал! — при встрече говорили друг другу.
Что слушали студенты-филологи? Моцарта, Шопена, Гайдна, Листа, Бетховена. Все играли в струнном оркестре университета, Игорь Петров играл на баяне, а Саня — на мандолине. Однажды Игорю Петрову удалось даже где-то достать "Травиату" Верди.
Ни у кого не было такой пластинки! "Травиата" была настоящей гордостью Игоря.
Однажды к друзьям в общежитие заглянул Саня. Внезапно в комнате кто-то выключил свет, и началась свалка. Кидались подушками, ботинками, потом в ход пошли томики Ленина. И вдруг кто-то истошным голосом заорал:
— Бей Игоря Петрова "Травиатой" по голове!
Свет включился. Все захохотали".
"Парк Парижской коммуны в пятидесятых годах располагался на набережной Ангары. Тенистые аллеи были обнесены старинной чугунной оградой — настоящим произведением кузнечного искусства. В шестидесятых ограду варварски разломали и отправили на металлолом[1] — во времена Хрущева все "разгораживали". А во времена Вампилова через эту двухметровую ограду студенты-филологи перелезали в сад, чтобы не платить деньги за вход. Однажды Саня с друзьями решил пробраться в сад известным способом. За оградой стояла компания молодых людей.
— Пацаны, милиции нету? — просил Вампилов, прежде чем перелезть.
— Нету-нету. Лезьте! — откликнулись с той стороны.
Саня и еще двое парней перелезли и тут только разглядели на рукавах у парней красные повязки. Это оказались дружинники. Они тут же сдали безбилетников в кутузку, где на них составили протокол".
С этим пятиэтажным домом из красного кирпича у Вампилова связаны лучшие сцены из "Утиной охоты". Помните новоселье, когда к Зилову собрались все его друзья? Как принесли лавочку с улицы в качестве подарка? А помните, как Зилова замкнула в квартире жена, а Ирина в это время случайно оказалась под дверью и выслушала пламенное признание в любви и красочное описание утиной охоты?
Эта квартира на Дальневосточной (кстати, трехкомнатная. — Авт.) появилась у Вампилова незадолго до смерти. Почти всю жизнь он скитался по чужим квартирам, а то жил в Ново-Ленино, в однокомнатной. Когда Зилов в "Утиной охоте" объясняет, как найти его дом, он говорит, что дом — второй от остановки. На самом деле дом — второй от Ангары, из его окон видна голубая полоска реки.
Его будущая вторая жена Ольга поступала на автомобильный факультет. Не поступила — не добрала баллов.
— Саня был ловелас тот еще, — вспоминает Борис Анатольевич. — До сих пор не пойму, как он оказался на автомобильном факультете. Наверное, что-то писал про абитуриентов. Когда он узнал, что Ольга не поступила, он обратился ко мне: "Девчонка поступает в ваш нархоз. Полбалла не добрала, давай поможем ее протолкнуть!" Мы пошли к Роману Ильговскому, он был аспирантом, чуть-чуть постарше нас. "А какое у нее происхождение? Если родители — рабочие, можно помочь". А у Ольги оказался папа рабочий, и она поступила. А потом стала женой Сани.
В "Утиной охоте" эта же история случается с Ириной, только заканчивается все как-то трагически.
"Вампилов никогда не лез в лидеры, но частенько занимал место вожака в любой компании. Наверное, потому что он был умным человеком и, что немаловажно, умел дать отпор язвительно и остроумно. Поначалу парни пытались над ним подшучивать, но он многих отучил от наездов".
"Только благодаря Сане мы все пристрастились к запрещенной в то время поэзии Есенина. Когда возвращались из колхоза, вышел курьезный случай. В соседнем с нами купе ехал второкурсник Толя Субботин, задира и боксер, он как-то подвыпил и зашел к нам. Стал восхвалять Маяковского. А Саня сказал, что "Маяковский — не поэт, а конъюнктурщик, вот Есенин — это настоящий поэт"! Субботин послал Саню в нокаут".
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
