Шаманская практика у бурят

Шаманский экстаз. Шаманский экстаз, безусловно, одно из ярких проявлений присущей всякой религии эмоциональности. У бурят, во–первых, не все шаманы (речь идет о настоящих, посвященных шаманах) могли прийти в экс­таз (онго оруулха); во–вторых, что очень важно, шаманы с экстатическими спо­собностями приводили себя в экстаз лишь в определенных, чрезвычайно ответ­ственных для них ситуациях. Как уже отмечалось, во время тайлаганов, общест­венных жертвоприношений экстаз был не нужен, к нему не прибегали и на об­ряде сасли – коллективном молебствии. Благодарственные и превентивные жер­твоприношения, которые в общем числе устраиваемых молебствий составляли половину или даже большую часть, не всегда сопровождались экстазом. Источ­ники, в том числе полевые материалы показывают, что шаманский экстаз про­является главным образом во время умилостивительного жертвоприношения, устраиваемого в связи с тяжелой болезнью, большим несчастьем, жестокой эпи­демией.

Экстаз шамана – по–бурятски онго оруулаа, онго ороо (букв.: – "пустил (в се­бя) онго"). Онго – транс, особое возбужденное состояние; онголохо, онготохо буквально переводится так: "вести себя странно, дуреть, сходить с ума". Шаман в экстазе испытывает неудержимое желание петь, заклинать духов, "выделы­вать" чудеса, плясать. Экстаз — не просто психическое проявление, но и состав­ная часть камлания, вне обрядового действия он не проявляется.

В каждом случае экстаз, по–видимому, имел свое содержание и форму про­явления. Можно выделить следующие его виды: обычный транс – шаман одно­временно приходит в возбужденное состояние, поет, пляшет; сильный транс – шаман в сильнейшем возбуждении, применяет гипноз, "выделывает чудеса", чревовещает; самый настоящий припадок, эпилепсия. В народе хорошо это по­нимали, и шаманы–эпилептики не пользовались успехом.

В целом экстаз шамана – не психическое расстройство, не следствие воздей­ствия алкоголя и благовоний, а действие, управляемое шаманами, но требующее огромного физического и нервного напряжения. Шаманы, может быть, сами не очень осознавали его роль и значение, давали ему свои толкования, далекие от научной истины. Назначение экстаза состоит в том, чтобы: 1) доказать силу и способность шамана, его возможность "связываться" с потусторонним миром; 2) создать у пациентов впечатление, иллюзию, что шаман действительно вошел в мир богов и духов, стал ходатаем за судьбу страждущих, предпринял все воз­можное, чтобы воздействовать на высшие силы и тем самым внушить людям ве­ру в благополучный исход дела; 3) оказать психологическое воздействие на ок­ружающих, укрепить в их сознании религиозные идеи и настроения, веру в свой авторитет и призвание.

Шаманские обряды. Формы шаманских обрядовых действий были весьма разнообразны и имели определенный порядок. В дореволюционное и со­ветское время предпринято немало попыток их систематизации, которые в це­лом не лишены оснований.

По степени обязательности и частоты исполнения обряды молебствий мо­гут быть подразделены на следующие группы: 1) обязательные одноразовые (милаанга, угаалга); 2) обязательные регулярные и нерегулярные (моление ду­хам предков – утха узууртаа, кормление онгонов, жертвоприношение хозяи­ну усадьбы – утуга, монгол–бурхану); 3) необязательные, регулярные и нере­гулярные (посещение "святых" мест с целью поклонения духам–эжинам раз­ных категорий).

Можно выделить жертвоприношения традиционные (постоянные) и случай­ные (вынужденные). К первой группе следует отнести те общественные и инди­видуально–семейные обряды, которые стали традиционными и обязательными в годовом цикле и жизненном периоде человека. Тайлаганы – весенние, летние и осенние – устраивались ежегодно и в обязательном порядке. Отдельная лич­ность, семья или группа родственных семей ежегодно посвящала молебствие своим предкам или каким–нибудь эжинам, покровителям или буудалу. Обряды "кормления" онгонов, которые имелись во множестве дома, на улице или у го­ры, носили индивидуальный, семейный или улусно–родовой характер и тоже бы­ли традиционными. Некоторые молебствия проводились раз в два–три года или раз в жизни, но обязательно.

Вторую группу составляли обряды, устраиваемые по какому–нибудь неожи­данному случаю – болезни, падежа скота, пожара, удара молнии, приведшего к несчастью, возникновения спорных дел, неприятностей на службе, плохого сна, предсказания гадателя и т.п. Причин для жертвоприношения было бесконечно много и поэтому вся жизнь шаманиста проходила в нескончаемых молебствиях, суевериях и соблюдении табу. По своей психологической направленности обря­ды жертвоприношения могли быть благодарственными, страховочными (преду­предительными) и умилостивительными.

С точки зрения значимости и состава организаторов и участников шаман­ские молебствия подразделялись на общественно–коллективные и семейно–индивидуальные.

Тайлаганы – молебствия, устраиваемые всем обществом в масштабе улуса или улусов одного рода. Главное их назначение – просьба у богов, эжинов бла­гополучного года, урожая, травостоя, умножения скота, счастья в семьях, избе­жания бед и несчастий.

В условиях бурятского общества тайлаганы – не только форма молебствия с жертвоприношениями, а один из важнейших социально–культурных институтов. Участие в них семьи и всех домохозяев было обязательным, иметь свою до­лю от жертвенного мяса (хуби) считалось делом чести и достоинства главы се­мьи, показателем социального статуса человека. Неучастие в тайлаганах счита­лось нарушением традиции отцов и дедов, оскорблением божеств, эжина, воз­можным последствием которого могли быть какие–нибудь беды для всей улус­но–родовой общины, семьи и родственников. На тайлаган не ходили только са­мые бедные, которые не могли внести деньги на покупку вина и жертвенных жи­вотных, а потому не имели права на получение пая, доли. Однако тайлаган, как общественный праздник, возникший в период родового строя, носил демократи­ческий характер и никому из мужчин (женщины, как правило, не принимали прямого участия), даже из самых бедных, нищих, не возбранялось прийти на это торжество, повеселиться, попробовать мяса и вина от чужих паев.

Точные сроки проведения тайлагана, сбор средств на покупку коня и бара­нов для принесения в жертву, раскладка их на каждую душу – все эти вопросы решались старейшинами улуса, рода, ведомства, в их решении нередко участво­вали местные нойоны – старосты, головы, заседатели. "Расходы по производст­ву тайлаганов предварительно развертываются на паи, причем богачи берут на себя – из чести – по несколько паев, а бедные – по одному, а совершенно голяки участвуют в гулянии наравне с прочими, не неся никаких расходов. В одном из родов Кудинского ведомства праздновалось в 1887 г. 14 тайлаганов; за это вре­мя съедено мяса, хлеба и выпито тарасуна на сумму 2620 руб.; в роде числится 108 хозяйств, так что на одно приходится в среднем 24 руб. расходу. В действи­тельности раскладка была сделана так, что на бедные хозяйства пал только один пай расходов, равный 8 руб., а на богатых по 4–5 паев, то есть 32–40 руб.", – пи­сал Н. Астырев, хорошо изучивший быт бурят (Аатырев. 1891. С. 246). Время проведения тайлаганов – с конца весны (май) и до конца осени (октябрь). В ка­ждом улусе, роде и ведомстве была своя система тайлаганов – от 7 до 20 и более и каждый из них посвящался конкретному божеству. Сроки и цели их проведе­ния определялись циклом сельскохозяйственных работ и временем кочевки. Так, например, в улусе Буреть Идинского ведомства к концу XIX в. сложился следующий порядок тайлаганов: 1) Хандын тайлаган – устраивался 25 мая по ст. ст., по случаю завершения посева; 2) Ехэ тайлаган – в первой половине июня, сразу после подъема паров первого ряда; 3) Буханоёни тайлаган (тайлаган Буха нойона) – в Петров день, после подъема паров второго ряда, перед сенокошени­ем; 4) Ардайн тайлаган – посвящался духам ардайских (кудинских) шаманов в целях избежания всяких бедствий; 5) Ханы тайлаган (тайлаган ханов) – через два–три дня после Ардайн тайлагана, посвящался Хан Шаргай нойону; 6) Уhан–ханы тайлаган (тайлаган царям воды) – в Ильин день, после подъема паров тре­тьего ряда; 7) Утэгэй (утужный) тайлаган – после окончания сеноуборочных работ, примерно 20 августа, в честь хозяина утуга; 8) Похрови тайлаган (тайла­ган Покрова дня) – 1 октября по ст. ст. в честь завершения хлебоуборочных ра­бот, перед началом зимнего стойлового периода.

Были еще три тайлагана, посвящаемые заянам и духам некоторых умерших шаманов – двух хоринских девиц, Алхунсаеву Эдирхену (Михайлов. 1987. С. 61–68).

Тайлаганы устраивались на горе или у ее подножия, на берегу реки или озе­ра, каждый тайлаган имел свое место проведения, постоянное, живописное. Г.В. Ксенофонтов, побывавший на тайлаганах приангарских бурят, писал: "Ви­денные мною места, где обычно совершают тайлаганы, могут удовлетворить да­же утонченным вкусам любителей природы в смысле красоты и живописности. По–видимому, буряты не лишены эстетических чувств и понимания красоты природы. Очень может быть, что это бессознательное свойство каждого чело­века. Обычно тайлаганы устраиваются на вершинах гор, откуда открывается широкий вид на расположенные у подножия улусы. Это и понятно, ибо хозяин места — эжин — не может не жить там, откуда он может обозревать все свои вла­дения" (Ксенофонтов. Архив РО ЯФСО РАН. Л. 23).

Тайлаганы, как правило, были массовыми мероприятиями, всего населения улуса, рода, ведомства. Однако непосредственное участие в нем принимали только мужчины, а также дети обоего пола, а женщины оставались дома, но то­же празднично настроенные и включавшиеся во всеобщее торжество после воз­вращения мужчин в улус. Число участников зависело от численности населения улуса, рода, ведомства, поэтому колебалось от нескольких десятков человек до нескольких сотен, а кое–где до тысяч. Самыми многолюдными были тайлаганы, устраиваемые на горе Байтаг в Кудинском ведомстве. В них принимали участие все улусы, относящиеся к племени Эхирит, — до трех десятков, выставляя до 2–3 тыс. человек. Судя по источникам, между тайлаганами существовали неко­торые различия, определяемые тем, какому или каким божествам они посвяща­лись: эжинам земли–воды, царям вод, кузнечным божествам, хозяину огня Сахя–адаю или другим. Различия эти заключались в количественном и видовом соста­ве приносимых в жертву животных, в приготовлении каких–то предметов, в ха­рактере ритуальных действий, в составе участников и т.д.

Из всех тайлаганов самым важным, торжественным, многолюдным был Ехэ тайлаган – Большое или Великое жертвоприношение, проводимое в начале ле­та. Готовились к нему заранее, каждая семья в зависимости от материального благосостояния заготавливала продукты и вино; ожидая гостей, наводила поря­док и чистоту в доме, юрте и хозяйстве.

Великий тайлаган везде имел примерно одинаковые форму и содержание, отличаясь лишь деталями. В структурном плане в нем можно выделить следую­щие части: подготовительную, основную, заключительную и всеобщее торжест­во, пиршество. В назначенный день в каждой семье приготовляли для отправки на тайлаган тарасун, курунгу, саламат и нужную посуду. Все приготовленное очищали огнем и горящей богородской травой; все участвующие при выходе из дома или юрты тоже очищались. Приехав на место, садились семейством или группами возле тургэ – специально заготовленных молодых березок, воткну­тых в землю, выделяли для общего принесения в жертву вино и съестное, по за­ранее распределенным обязанностям одни разводили костры, другие приносили дрова и воду, третьи принимались за убой и разделку жертвенных животных, ок­ропленных вином и курунгой (заквашенное молоко), четвертые готовились ва­рить мясо. В это же время проводивших данный тайлаган брызгали молоком, курунгой и вином, призывая соответствующих богов, эжинов, как бы подготов­ляя их к приему жертв. Этот обряд называется сасли – что–то вроде вступления. Сасли заканчивалось гаданием о счастье, благополучии путем бросания вверх и вперед чашек, обычно деревянных, с возгласом Тоорэк! Если чашка упала "не опрокинувшись вверх дном, громко объявляли Тоорэк Напхан, то есть "будет благополучие" и бросивший подходил к своей чашке, становился на одно коле­но, молился, срывая большую щепотку травы – хэшэг абаха (символ богатства, счастья от земли) и затыкал за свой кушак. Упавшая вверх дном чашка служит предзнаменованием несчастья, поэтому неудачно бросивший должен был снова налить в чашку молока или вина, побрызгать из нее на главном костре и опять осторожно бросить ее, чтобы достигнуть желаемого. После этого наступал пе­рерыв, во время которого молодежь организовывала состязание в борьбе и скачках, а пожилые пили вино, веселились.

Когда мясо было сварено, отделено от костей, разрезано на мелкие кусочки, отбирали определенную часть для угощения божеств, а все остальное делили по­ровну между участниками согласно заявкам на паи. Перерыв заканчивался, на­чиналась главная часть молебствия, довольно сложная и ответственная, требую­щая строгого соблюдения последовательности и различных правил. Шаман и его помощники, становясь в один ряд, хором начинали произносить призывания к божествам, эжинам, просили принять жертвы и время от времени из корытца бросали куски мяса вверх, разбрызгивали бульон и вино. В призываниях выра­жалась просьба ниспослать благополучие, урожай, здоровье, потомство всему обществу, чтобы не было нападения волков на скот и врагов на население, что­бы пожары, ранние заморозки, гололед, засуха и другие бедствия обходили сто­роной улус. Кости от каждого животного собирали отдельно и сжигали на спе­циальном жертвеннике – шэрээ. Шэрээ в одних местах делали из каменных плит и они были внушительных размеров, постоянны; а в других местах, где нет ма­териала, сооружали каждый раз из сухих дров на невысоком помосте. Во время угощения богов, эжинов, улусные домохозяева успевали получить свою долю хуби, клали в ведра и ждали сигнала начать обряд даланга хурылха. Заключи­тельная часть – тоже ответственная, называлась даллага или даланга хурылха – зазывание благодати, счастья. Сначала как можно больше подбрасывали дров в костры на шэрээ и в главный костер. Как только шаман брал в руки ведро с мя­сом и шел к жертвенникам и главному костру, все следовали за ним со своими ведрами. Шаман громко произносил слова хурылха, размахивая ведром с мясом, остальные делали то же самое, повторяя шаманские призывы. Время от време­ни все хором восклицали "Хурый!" или "Аи Хурый!". С этого времени мясо по­лучало название даланга – тайлаганское священное мясо, которое обязательно привозилось домой.

После завершения обряда даллага и сожжения костей и конечностей убитых животных начиналось всеобщее пиршество, веселье, угощали гостей, продолжа­ли борьбу и конные бега.

К вечеру участники тайлагана возвращались домой, привозя, кроме мяса, го­рящее полено или тлеющий уголь от тайлаганского костра, клали его на очаг и разводили огонь. Затем кусочками мяса в первую очередь угощали хозяина оча­га, духов предков, различных онгонов и заянов. Лишь после этого угощались члены семьи и гости, обильно разливалось вино, начинались песни, хоровод. Мо­лодежь, которой запрещалось пить спиртное, устраивала ёохор (круговой танец с пением), пляски, разные игры, продолжавшиеся до утра. Праздничное торже­ство длилось 2–3 дня.

Значение тайлагана в жизни шаманистов заключалось не только в удовле­творении религиозных потребностей. Вот как оценивал его значение Б.Э. Пет­ри: "Тайлаган является одним из существенных элементов в жизни бурят, кото­рые сплачивают их род в единое целое. Помимо сознания того, что жертвопри­ношение совершается от всего рода и милость богов будет ниспослана всему ро­ду, тайлаган приносит нравственное удовлетворение как общественное развле­чение, так как после усердного "брызгания" богам весь народ сплачивается в дружную и непринужденную кампанию, проводящую время в задушевной бесе­де. Наконец, тайлаган играет роль общественного снабжения рода мясом летом. В течение лета, особенно в первой его половине, когда буряты из соображений экономических скотины не колют, они все–таки, благодаря тайлагану, время от времени получают мясо, что для народа, привыкшего к мясной пище, чрезвы­чайно важно" (Петри. 1928. С. 8). Несмотря на идиллический характер, эта оценка в целом верна. Б.Э. Петри не видел в бурятском улусе никаких противоречий и рассматривал бурятское общество как идеальное. В действительности социальные противоречия проявлялись везде и во всем, в том числе и в тайлагане. На тайлагане выяснялись отношения между родами и отдельными людьми, сводились счеты, создавались группировки, имущие вели себя соответственно своему социальному положению, могли оскорбить, унизить, даже избить чело­века. На тайлаганских сборищах нередко решались деловые вопросы, заключа­лись договоры (в устной форме), брачные союзы (худа оролсохо), староста или его помощник давали информацию по каким–либо административно–хозяйст­венным, налоговым и другим вопросам.

Тайлаганы могли быть семейными и групповыми (коллективными) молеб­ствиями. Например, семья или группа родственных семей (род) устраивала тайлаган в честь божества огня Сахяадая; бурятские кузнецы проводили свой осо­бый тайлаган, посвященный кузнечным божествам; существовал женский тайлаган — тухэроон.

Некоторые коллективные формы молебствия, называемые сасли и заклю­чавшиеся в брызгании или капании молока, курунги и вина, устраивались груп­пой людей, объединенных какой–то общей целью — охотой, рыбным промыс­лом, ирригационной работой, строительством объекта общественного значе­ния, поездкой в город для торговли, должностными лицами и т.п. Сасли прово­дились во время родовых и общественных собраний (сугланов), при выборе старост, доверенных и других должностных лиц. Средства на эти цели выделя­лись нередко из бюджета местной администрации. По сведениям П.Е. Кулако­ва (Кулаков. 1898. С. 177–180) в Ольхонском ведомстве на подобные меропри­ятия тратилось ежегодно от 10 до 50 руб. На сасли приглашались шаманы, но обходились и без них, если дело происходило в тайге, в пути следования, где–то у берега Байкала. Сасли, как правило, носили просительный или страховоч­ный характер; в одних случаях они были самостоятельным обрядом, а в дру­гих – частью тайлагана.

Индивидуальные и семейные формы жертво­приношений подразделялись на: 1) связанные с хозяйством, ремеслом, промыслом, предпринимательством и торговлей; 2) с семейно–брачной жиз­нью, почитанием предков; 3) с рождением и воспитанием детей; 4) с общест­венно–должностной деятельностью, учебой или работой в учебном заведении, следственно–судебными делами; 5) с профессионально–культовой деятельно­стью; 6) с военными событиями и службой в армии; 7) со здоровьем, болезня­ми и смертью человека.

Каждая из перечисленных групп включала в себя десятки различных ви­дов обрядовых действий, посвященных конкретным божествам, духам, эжинам, заянам.

Здесь в первую очередь следует говорить об онгонах духах–хранителях се­мьи. Каждая семья имела свой набор онгонов – от 5 до 30, а отдельные семьи –50—60. Самый большой набор онгонов назывался хэтхэ–онгон и состоял из 52—58 обожествленных лиц. Онгоны, как уже сказано, подразделялись на семей­ные, супружеские, мужские и женские; их функции зависели от того, каким именно божествам, эжинам или заянам они посвящены. В сущности, семья име­ла такой комплекс онгонов, который охватывал все стороны ее функциониро­вания. Каждый онгон после изготовления (с помощью или без помощи шамана) требовал освящения, одухотворения (амилуулха), для чего обязательно пригла­шался шаман; далее необходимо было его периодически "кормить", ублажать. Во всех случаях для обряда кормления требовался шаман. "Кормить онгонов" –выражение с определенным смыслом, его не нужно понимать буквально. Из всех хранителей домашнего благополучия первенствующее место занимал бог огня и домашнего очага Сахяадай нойон с женой Санхала хатан. Его функ­ции многогранны — оберегать домашнее благополучие, защищать от злых духов, обеспечивать потомство и т.д. Существовала целая система традиций и запре­тов, связанных с этим божеством, соблюдение которых было обязательным для членов семьи. Покровителем брачного союза считался хозяин хорька – hолонгото онгон, его место – изголовье кровати супругов. У шаманистов имелась боги­ня чадородия, хоринцы называли ее Дуде. Женский онгон Алтатан (делали его женщины без участия шамана) оберегал телят и детей.

В системе семейно–индивидуальных обрядов важное значение придавалось обрядам "проводов онгонов". Суть этих обрядов заключалась в том, что после смерти кого–то из супругов или их обоих полагалось ликвидировать принадле­жащие им онгоны, устроив специальное молебствие с помощью шамана. Обыч­но это дело заканчивалось сжиганием онгона, редко выбрасыванием где–нибудь в лесу или в реку.

Поскольку семейными святынями служили посвященные животные – конь, бык и козел (в одной семье обычно имелся один живой онгон), требовались оп­ределенный присмотр за ними, совершение каких–либо обрядов, а если они по­гибали или их убивали, то соответствующие ритуальные действия с жертвопри­ношениями. Священный бык призван был защищать хозяина от враждебных ду­хов. Некоторые обряды связывались со священной стрелой, хранимой в особом деревянном ведре. Вместе они символизировали идеал бурятского счастья, бо­гатства и благополучия. М.Н. Хангалов писал, что стрела, увешанная ленточка­ми и другими предметами, – символ мужского достоинства и могущества рода, а ведро, наполненное мясными и молочными продуктами, – богатства пищи (Хан­галов. Дневник... Л. 1–2. АБИМ. Ф. 4136).

Традиционными и обязательными были обряды жертвоприношения духам предков – утха узууртаа. Устраивались они обычно раз в год с участием шама­на. Иногда обряд назывался жэлэй хаялга – годичное молебствие. Многие семьи устраивали так называемый hарайн хаялга – месячное моление. Оба вида молеб­ствия носили благодарственный и подстраховочный характер, проходили в бод­рой, жизнерадостной обстановке, на них шаманы не "бесновались", не приходи­ли в экстаз.

Отдельные личности или семьи, обладающие буудалом (упавшими якобы с неба камнями или железными вещичками), периодически устраивали жертво­приношения, связанные с их святынями.

Заключение брачного союза (сговор, сватовство) и свадебный цикл состоя­ли из множества бытовых и ритуальных церемоний, в том числе и религиозных. Здесь были обряд поклонения жениха онгонам семьи невесты, специальные мо­лебствия с приглашением шамана в связи с предстоящей свадьбой, освящение новой юрты (разжигание нового очага в юрте молодых), жертвоприношения у специальных мест подношения духам (бариса), церемония поклонения невесты хозяину огня – очагу, онгонам семьи жениха, установление туургэ (священных березок) около дома или юрты, где должна проходить свадьба.

Предстоящие роды, рождение ребенка, тяжелые роды (включая смерть ро­женицы или рождение мертвого ребенка), сохранение и воспитание новорож­денного были сопряжены со множеством обязательных, вынужденных и других обрядов. Их можно разделить на две подгруппы: родильные и связанные с сохра­нением жизни и воспитанием ребенка.

Первая подгруппа состояла из обрядов, связанных с предстоящими родами, непосредственно с ними, особенно в случае трудных родов или неблагополучного их исхода. На эти обряды обычно приглашались шаманы. Очень важными были обряды захоронения последа, очищения роженицы и первого пеленания ребенка в колыбели. Торжественный обряд милаанга устраивался в честь ребен­ка в возрасте от 2 до 7 лет с приглашением всех сородичей.

Во вторую подгруппу входили всевозможные ритуальные действия, церемо­нии, молебствия, преследующие цель сохранить жизнь ребенка: установление сторожевых (предупредительных) знаков перед домом или юртой, чтобы посто­ронние лица не входили; подвешивание различных оберегов для защиты от злых духов; поклонение различным эжинам, особенно покровителям детей (в разных местах названия этих покровителей были разными), обязательные, довольно сложные и сопряженные с немалыми материальными затратами обряды Булгаадhан, Уhан будля, Ошкин будля, Шара тэхэ, приготовление и "оживление" личных онгонов ребенка и др. Очень часто во всех этих церемониях участвова­ли шаманы. Почти каждый шаман брал под свое покровительство ребенка, вру­чал в качестве оберега что–нибудь из своей атрибутики – нож, огниво, трубку и пр., которые получали название "hахюуhан" ("сахюусан") (Басаева. 1980. С. 59–100). Становление духовным опекуном ребенка (найми эсэгэ) и последую­щее покровительство сопровождались различными ритуальными действиями.

В зависимости от степени важности и сложности устройства индивидуально–семейные обряды молебствия имели разные названия. Наиболее распространен­ные из них: дуhаалга (капанье, брызганье) – обрядовое возлияние вина или вод­ки на тлеющие угольки огня, обложенные богородской травой. Эта форма мо­лебствия могла совершаться как посвященными, так и непосвященными шама­нами и шаманками, а также старейшинами семьи или рода. Обряд совершался по незначительным случаям: легкое недомогание, плохой сон, появление беспокой­ства, предстоящая поездка и т.д. – и, как правило, сопровождался определенны­ми заклинаниями, заговорами, приговорами; хаялга (бросание, выливание) – бо­лее сложный обряд, заключающийся в брызганье или капанье вина, водки; под­ношении богу или духу молочной пищи, саламата, предварительно очищенных огнем и благовониями, приготовлении разноцветных ленточек, веток березы и т.п. Обычно хаялга выполнялся шаманом в три этапа: на первом посвящался местным духам, духам предков, на втором, как бы идя по инстанциям, жертвы приносили богам, эжинам более высокого ранга и, наконец, на главном, треть­ем, как бы с помощью нижестоящих богов и духов обращались к главному богу, эжину, заяну, прося оказания помощи, избавления от недуга и т.п. Захил — сле­дующая ступень обряда жертвоприношения после дукаалга и хаялга, она заклю­чалась в заклании одного или нескольких животных. Выставлялось зухли – на длинном шесте укреплялась кожа жертвенного животного, снятая вместе с го­ловой, конечностями и хвостом. Обряд совершался только с участием шамана в случае тяжелой болезни, большого несчастья, гибели скота и т.п. Закал (испра­вление) – повторный или дополнительный обряд жертвоприношения животных, преследующий цель устранить ошибки или упущения в предыдущем жертвопри­ношении какому–нибудь духу, заяну, эжину. Хэрэг (дело, затея) – общее назва­ние всех разновидностей обрядов жертвоприношений (Манжигеев. 1978. С. 52, 93).

У различных этнических групп бурят существовали одинаковые обряды, но с разными названиями: сагаалха, золиг (дзолиг), хурай, зай (зя) гаргаха, шуургэ шуухэ и т.п.

В шаманской культовой системе важным структурным элементом является призывание – обращение шамана или рядового шаманиста к богам и духам с просьбой о ниспослании блага и отвращении зла. Призывание – это специфический религиозный обряд, сложившийся на основе первобытных магических за­говоров и заклинаний, обычно его сопровождало жертвоприношение.

Шаманские призывания (дурдалга) – одно из сильнейших средств эмоционального и идеологического воздействия на верующие массы. Исполняемые шаманом – в сопровождении музыки, ударов в бубен и звуков все­возможных привесок на шаманском облачении, они производили сильное впе­чатление на присутствующих, обретали в их глазах особое чудодейственное зна­чение. Их знание и исполнение (речь не идет о заклинаниях и заговорах, кото­рые знали и произносили рядовые верующие) было прерогативой только шама­нов. Произносить дурдалга простому человеку вне обряда, ради развлечения ка­тегорически запрещалось: верили, что божества или духи за это накажут.

Общественные и коллективные шаманские обряды проводились на откры­том воздухе, на вершине или у подножия горы, на берегу реки или озера, у род­ника, необыкновенной скалы или дерева, на месте захоронения шамана. Мес­та жертвоприношений были постоянными и, будучи почитаемыми, относились к святыням улуса, рода, ведомства, племени или народа в целом. На террито­рии, подвластной улусно–родовой общине, ведомству, имелся свой список куль­товых мест (от двух–трех до полутора десятков), каждое из них имело своего эжина–хозяина. Некоторые культовые места пользовались широкой известно­стью и служили центрами принесения особо важных присяг. К числу таких от­носились скала у истока Ангары, вершина горы Байтог, скала Буха нойона в Тунке, Шишкинские скалы на Лене, гора Барагхан в Баргузине, Бурин хан в Джиде, шаманская роща около улуса Тараса в Идинском ведомстве и многие другие. Семейные и индивидуальные молебствия устраивались как на природе, так и в помещении: во дворе, в утуге, у почитаемых мест, в юрте, амбаре и т.д.

Специальными культовыми сооружениями у шаманистов были деревянные или каменные коновязи (сэргэ), устанавливаемые в определенных местах, по­мосты (аранга), на которые клали останки шамана и столбики с углублениями для хранения горных онгонов.