Сибирь. Досуг и развлечения // Гончаров Ю. М. «Семейный быт горожан Сибири...» (2004)

Специфика сибирского региона, проявлявшаяся в составе населения, особенностях развития городов, экономике и т.д., влияла и на сферу досуга. Многие современники отмечали это: «России не чувствуется в Сибири: нет хороводов, нет русской пляски, нет говора русского, не слышно даже брани — той брани, которая, я был уверен, перейдет с русским человеком через всякие Уралы» [1].

Бытовой уклад горожан во многом определялся социальной принадлежностью. В городах общественная жизнь представляла собой гораздо более сложную и пеструю картину, чем в деревне, при этом каждая группа горожан занимала свое особое место. Городские жители, принадлежавшие к отдельным социальным группам, были включены как бы в разные общественные сферы, различавшиеся по характеру общих дел, и по распространению тех или иных видов досуга и развлечений, и по соотношению в них коллективного и индивидуального начала [2]. При этом, как уже отмечалось историками «внутренняя динамика общественного быта тяготела в большинстве городов Западной Сибири к единству общественной жизни и досуга верхов торгово-промышленного населения и чиновничества» [3].

Существовала и специфика отдельных городов, объяснявшаяся особенностями состава населения, географического положения, уровня экономического и культурного развития. Например, в Барнауле — центре горного округа — существовало «большое общество образованных горных инженеров, ученых докторов, талантливых техников, людей все развитых, с художественным вкусом, живших в изящной богатой обстановке, открыто. Широко, умевших и свободное от дел время проводить весело, шумно, но всегда благородно». В отличие от Барнаула, в середине XIX в. Томск был «город по преимуществу купеческий, разношерстный и скучный по нравам и обычаям» [4].

Другой губернский город Западной Сибири — Тобольск находился в пореформенный период в упадке, что не могло не отразиться и на сфере досуга и развлечений: «Что касается до общественной жизни г. Тобольска или, правильнее сказать, времяпрепровождения обывателей его, то общество города, разделенное на несколько кружков, различных между собою по воспитанию, образованию и общественному положению, — коротает время все-таки однообразно изо дня в день, да иначе и быть не может. Удаленный от столиц, большой дороги, а также от торговых и промышленных центров, Тобольск: не может доставить своим обывателям тех умственных занятий и тех эстетических удовольствий, какими пользуются жители других губернских городов внутренней России. Вследствие этого и кругозор тоболяков, а равно и стремления их: — довольно ограничены. Лица служащие:, а также и коммерсанты, проводят день каждый за своим делом, а вечер — в кругу своих семейств или в общественном клубе, который, впрочем, посещают немногие» [5].

Торговая, купеческая Тюмень, в которой было мало интеллигенции, имела свои особенности: «Тюменская денежная аристократия занимает самое важное положение в городе и, по своему влиянию, первенствует. Она носит староверческий отпечаток и боится светской жизни. В Тюмени нет ни балов, ни вечеров, кроме домашних вечеринок. Жизнь замкнутая и глухая, домашняя. Только отцы семейств пользуются полной свободою, съезжаясь для игры и кутежей, семействам же почти нет развлечений. Поэтому собрания имеют характер холостой компании; здесь ведется преимущественно карточная игра» [6]. Корреспондент РГО Ф.В. Бузолин отмечал в середине XIX в.: «Всех обыкновений тюменчан наперечет, но обратим внимание на главные: любят пощеголять одеждою, экипажами, лошадьми и домовою постройкою: Особое удовольствие тюменского жителя заключается в обмане ближнего, в насмешках один над другим и в сплетнях — этим последним особенно занимается женский пол: ему известны даже и все связи любовные» [7].

Впрочем, сплетни не были характерной чертой лишь Тюмени. Учитель барнаульской гимназии с горечью писал в своем дневнике: «В наших мелких провинциальных городах нет более любимого занятия, даже и среди образованной публики, чем сплетни. Достаточно пройти здесь с кем-нибудь по улице или поговорить лишний раз, как сейчас сочинят, что ты женишься, а то не остановятся даже и перед более гнусными сплетнями» [8].

Более культурным был Омск: «Благодаря присутствию Степного генерал-губернатора, здесь живет много чиновников и военных, и жизнь в городе не скучна. В городских скверах два раза в неделю играет оркестр казачьего войска; драматическое общество устраивает в клубе спектакли, а музыкальное — концерты; даже здание манежа приспособлено для театра; кроме того, устраиваются за городом призовые скачки, и вообще в развлечениях недостатка нет» [9].

Своеобразен был Енисейск. Летом город пустел и жизнь здесь просыпалась только в сентябре, когда из тайги возвращались золотопромышленники и рабочие с приисков. В это время «жизнь начиналась своеобразная, шумная и разгульная». По рассказам современников, бывало в магазинах покупались куски шелковых материй и расстилались по улицам, по грязи, чтобы кутящий мог пройти к своему ночлегу, кутеж во всех кабаках и во всяких притонах шел днями и ночами, пока не пропивались заработанные деньги и запрятанное золотишко. Врач С.Я. Елпатьевский, отбывавший ссылку в Енисейске рассказывал, что был свидетелем, как рабочий нанимал всех извозчиков, которые оказывались на площади, садился на переднего и остальных заставлял ехать за собой и так разъезжал по городу. В это время года оживал клуб, начинались любительские спектакли, устраивались маскарады, езда в гости [10]. То же было и в Красноярске, когда в город съезжались многие из золотопромышленников, «кутежи и угощения были непрерывными» [11].

В небольших сибирских городках досуг был менее разнообразным, чем в крупных центрах. Корреспондент РГО В. Тверитин писал о северном Березове: «Особых общенародных увеселений здесь не бывает. Бывают лишь собрания, вечеринки по случаю именин, крестин и пр. при которых играют в разные игры, поют песни и танцуют» [12]. Политический ссыльный, оказавшейся в захолустном Ялуторовске восклицал «:мне казалось, что в этом «городе» никогда не было ничего живого, что от века ни одно событие, бывшее в России, ничем не задевало этого глухого места»[13].

Несмотря на некоторые особенности различных городов обширного региона, в досуговой культуре сибиряков было много общего. Источники свидетельствуют, что на протяжении XIX — начала XX в. одним из самых распространенных видов досуга было гостевание. Званые приемы гостей устраивались по всем праздникам — семейным, церковным, государственным. В домах богатых купцов, верхушки чиновничества гостей созывали также по случаю приезда важных должностных лиц, известных путешественников, ученых или в честь каких-либо других выдающихся событий: получения очередного чина, почетного звания, награждения орденом, удачной сделки и т.п.

Лидия Тамм, выросшая в семье иркутского купца вспоминала, что без приглашения в гости ходить было не принято: «В праздники без приглашения в гости не ходили. Мы приглашали и нас приглашали в определенное время. При этом нужно обязательно отбыть очередь: если тебя приглашали, то и ты должен пригласить» [14].

При праздновании именин, свадеб, крестин в среде сибирских горожан в значительной степени сохранялись традиции и обряды русского народа. В некоторых районах Сибири эти традиции были особенно живучи. Авдеева-Полевая, описывая праздники и развлечения иркутян, отмечала: «:заезжие русские жители сохранили свои обычаи, поверья, обряды, и они поддерживались в самобытной простоте, так что многих коренных русских обычаев нельзя встретить нигде, кроме Сибири» [15].

По воспоминаниям С.Я. Елпатьевского, енисейские золотопромышленники праздновали именины с размахом. Праздник начинался с девяти-десяти утра. Огромный, длинный стол был уставлен закусками, бутылками. В передней играли музыканты. Хозяин выходил и одаривал их. Потом являлся притч его приходской церкви и служит молебен с провозглашением многолетия, затем — причт собора. С поздравлениями приходили музыканты из клуба, играли что-то торжественное, потом пел церковный хор и все получали вознаграждение от хозяина. Приходили гости, беседовали у стола с вином и закусками. Долго продолжались праздничный обед, за ним ужин. Между обедом и ужином была закуска с выпивкой, расставлялись столы для карт. Гости расходились только под утро. На именины в Енисейск съезжались из уездов, приезжали из Красноярска: «проехать триста с чем-то верст поздравить именинника считалось простым делом для настоящего сибиряка, и приятеля поздравишь, и всех увидишь, и сразу все узнаешь насчет дел. Именины захватывали широкие круги енисейского общества». Автор как казус сообщает, что единственной, насколько ему известно, книгой, изданной в Енисейске со дня его основания, был «Список именинников и именинниц города Енисейска» — изрядной величины книжка, куда занесены были сотни енисейских жителей — и купцы, и золотопромышленники, и приказчики, и всякие служащие. В те дни, на которые приходились именины массовых имен (Иваны, Василии) все дела в городе останавливались [16].

В зажиточных домах на именины могли устроить иллюминацию. Писатель В.В. Романов описывает такой случай в доме восточносибирского золотопромышленника: «:к концу обеда в саду замелькали пестрые огоньки самодельной иллюминации: веселые возгласы детей были заглушены пальбой бураков и римских свечей, и сад осветился бенгальскими огнями, а в глубине загорелся транспарант, с изображением красивой женщины, аллегорически представлявшей Сибирь» [17].

А вот как описывает званый обед в купеческом доме Н. Щукин: «Гостей посадили за стол по чинам и отношениям, надобно заметить, что все они или родственники, или хорошо знакомы между собой. Я думал, что ... завяжутся общие разговоры или какой-нибудь говорун обратит на себя внимание. Ничего не бывало. Каждый сидел молча, углубив нос в тарелку, изредка кидая недоверчивые взгляды на соседей; или, сказав слова два, осматривался на все стороны, не подслушивает ли кто его. Обед был огромный, во вкусе наших предков, и продолжался часа четыре. После стола нас всех пригласили на вечер. Вечерние собрания оживляются европейскими танцами»[18].

Могли широко отмечаться юбилеи видных горожан. Купец Федор Конюхов в своей «Кузнецкой летописи» описывает, как в городе в 1879 г. отмечали 50 лет служения в священническом сане протоиерея П.Т. Стабникова: «по окончанию молебна юбиляр и с ним все духовенство в 12 часов отправились в дом к городскому голове, где собралось первостатейное городское общество; по прибытии юбиляра градской голова встретил его на крыльце, а по входе в комнату поднес ему хлеб-соль от имени городского общества и он с удовольствием принял; затем все собрание угощено было чаем, водкой и закуской, приготовленной на счет общества; во время закуски духовные лица и сними некоторые и частные, пели духовные песни и концерты и при некоторых концертах громогласно троекратно кричали «ура» и беседа окончилась в 4 часа пополудни; в собрании белого духовенства и граждан всех было 55 человек» [19].

Долгое время сибирские горожане в проведении досуга и в развлечениях были верны старинным обычаям. В.П. Бойко пишет о развлечениях томских купцов XIX века — «по своей сути они были глубоко народными и имели форму азартных соревнований, демонстрации своей силы и молодечества. Кроме холодного расчета, в коммерции нужно было иметь смелость, часто принимать рискованные решения, уметь постоять за себя не только перед грозным чиновником, но и перед лихими людьми на большой дороге. Поэтому купцы были любителями, ценителями, а то и участниками молодецких забав: кулачных боев, единоборств, поднятия тяжестей, лошадиных бегов и т.д. Спортивный азарт был как бы продолжением азарта коммерческого»[20].

Кулачные бои и единоборства были популярной забавой горожан в XIX в. В 1880-х гг. на всю Сибирь кулачными бойцами славились не только Томск, но и Тюмень, и Иркутск. Зимой по воскресеньям томское купечество и мещанство сходилось смотреть на кулачные бои в Татарской слободе. Эти бои томичи называли «войнишками» [21]. Стойкой была традиция кулачных боев в Тюмени — «При массе ремесленников и рабочих, город до сих пор сохранил особенность почти исчезнувшую в больших фабричных местностях Европейской России — кулачный бой. С осени до Рождества, по воскресеньям, кулачные бои происходят в двух частях города одновременно, причем бойцы разделяются по местностям города, или улицам. Обычаи боя такие же, как и везде, где он остался или существовал. Бой начинается с ребятишек-зажигальщиков и кончается взрослыми. Большею частию в боях участвуют мещане-ремесленники, но рабочих с заводов немного. Прежде, даже очень недавно, пробовали в боях свою силушку купеческие дети. Ныне ни купцы, ни приказчики не принимают участия в боях. Их тянет к развлечениям более легким, хотя чуть ли не также убыточными для здоровья — буфетным: Летом кулачных боев не бывает. Они заменяются борьбою» [22]. Корреспондент РГО писал: «Борьба и бой кулачный есть удовольствие первое. В праздничные дни собираются толпы народа, разделенные на две стороны: сначала малолетки вступают в борьбу, потом выходят взрослые, а наконец и старики, которые забыв лета свои и седину открывают кулачный бой» [23].

Крестные ходы, празднование важнейших праздников были крупными событиями в жизни горожан. Один из современников, Иван Калашников отмечал, что «всякая духовная процессия была торжеством целого города. Дух религиозности проникал равно во все сердца» [24]. Во время крестных ходов впереди процессии шли дворяне и чиновники, затем купечество, после них — остальные горожане с семьями [25].

Календарный цикл праздников вносил разнообразие в развлечения горожан. Праздник рождества начинался духовными обрядами: ходили к заутрене, к обедне; после обедни с поздравлениями к старшим. Дочери после обеда ездили с мужьями и детьми к родителям. На другой день делали визиты к старшим родственникам и принимали у себя гостей. На святки молодежь увлекалась играми и гаданьями. Святки были самым оживленным и веселым временем года, особенно для молодежи. Обычным явлением были ряженные. И взрослые, и дети ходили по домам в импровизированных костюмах с музыкой, пением, танцами: «В святочные вечера в Тобольске сохранилось еще обыкновение ездить замаскированными по домам знакомых и незнакомых и здесь под звуки 2–3 взятых с собою музыкантов танцевать кадриль, вальс, польку и т.п.» [26]. Вот еще описание: «В Бийске на святках мещане рядятся между прочим «рассейскими новоселами», причем непременными статьями костюма считаются: синие, крашенинные, непременно узкие штаны, лапти, если только можно их найти, рваный кафтан, а главное — краюха черного хлеба под мышкой, ряженый должен просить милостыню» [27]. Особенно популярным это развлечение было в небольших уездных городах, как, например, в Балаганске, где «за отсутствием более приличных развлечений маскирование в большой моде, и этим занимаются целыми семействами, как взрослые, так и дети» [28].

В конце XIX в. в сибирских городах появляется традиция устройства елок для детей. Средства для святочных детских праздников чаще всего собирали по подписке. В 1903 г. в Нижнеудинске для того, чтобы собрать деньги на проведение елки был дан любительский спектакль, что вместе с подпиской позволило организовать угощение почти 200 детей и подарки — катанки, шапки, рубашки, шубы, шарфы, платки. Праздник включал и концертные номера в исполнении детей [29].

После святок начиналась пора свадеб. В это время традиционными русскими забавами были катанья по улицам на лошадях, катальные горки.

В начале XX в. все шире праздновался Новый год. При этом Новый год считался праздником семейным, его было положено встречать дома и приглашать на встречу одинокого человека. Лидия Тамм вспоминала, как отмечали этот праздник: «Кто-то из семьи шел в церковь, остальные готовили кушанья, но к двенадцати часам все уже должны были быть в сборе и одеты по возможности в белое, темных цветов избегали. К столу обязательно подавали гуся. Из фруктов — яблоки и апельсины. Члены семьи делали друг другу самодельные подарки: вышитые книжные закладки, диванные подушечки. Дедушка любил вышитые рубахи, а бабушка — фартуки. В двенадцать часов поднимали рюмки. Дедушка желал всем хорошего здоровья, процветания Отчизны. За столом сидели часа два. Тети гадали: на всех заливали водой стаканы и выносили на мороз, если вода замерзнет бугорком, то в следующем году жизнь будет хорошей, а если замерзнет ямкой, то быть худу: днем ходили в церковь. Гостей в этот день не бывало, читали книги, слушали граммофон» [30].

Одним из самых веселых праздников была масленица. Вот как писал офицер И. Белов, служивший в 1840-х гг. в Омске: «Никогда Омск не был столь шумным и веселым, как во время нынешней Сырной недели: город доселе казавшийся ленивым и спящим, мгновенно одушевлясь засуетился, сани на необозримое пространство, большею частию запряженные парой лошадей, непрерывною цепью снуют по главным улицам, народ толпится, шумит, резвится около и на самих ледяных горах: не вдали их скачут верхами те из молодых франтов, которые хотят пощеголять, как будто в насмешку зиме, в одних сюртуках. Сотни экипажей, проехав главными улицами, кружат весьма медленно и в порядке вблизи гор одни за другими, большая часть из этих саней похожи на цветочные корзины, наполненные прелестными в шляпках головами, личики которых горят нарумяненные морозом, за многими из них стоят на запятках кавалеры» [31].

Круг развлечений на масленицу был традиционным: «На масленицу устраивали ледяные горы с фонарями, катались в больших «кошевках» (санях) с цветными коврами, обжирались до заворота кишок»[32]. Вот как современник описал одну из самых популярных забав — катание с ледяных гор, в котором участвовало не только простонародье, но и верхушка горожан: «Но более всего привлекательнее на горах, это картина катания омского аристократического круга. Обыкновенно в полдень вывешивают флаг, тогда мало-помалу собираются посетители. Здесь в большой группе дам, те из них, которые отличались на балах и в собраниях: как красотою, так и изысканностью мод и пленяли искусством, ловкостью и грациозностью в танцах; теперь в богатых легких шубках, опоясанные лентами, наряженные со всей роскошью, соответствующею такого рода увеселению, свежие как розы и воздушные как пери, летят по льду подобно волшебницам. Один из кавалеров, посадя с собой даму, управляет первыми санями, а за ними опускаются и прочие, имея каждый при себе даму. Надлежит заметить, что здешние туземцы весьма любят подобного рода увеселения, не исключая даже и дам, принадлежащих к высшему кругу, кроме теперь описанных, многие делают ледяные горы и у себя на дворах, на которых приглашают: и посторонних гостей» [33].

В некоторых городах одной из примет праздника было катание «госпожи Масленицы». Например, в Кургане в середине XIX в. в последний день масленицы сколачивали огромные сани из шести связанных бревен и досок, на них крепили четыре столба с перекрестными перекладинами, на самом верху сооружения на колесе восседал «шут». На нижних досках размещались скамьи для карнавальных персонажей и музыкантов. В том же Кургане на масленицу на льду реки укрепляли длинную жердь, верхнюю часть которой предварительно окунали в прорубь, после чего она покрывалась тонким слоем льда. На верхушке жерди помещали бутылку водки или петуха (иногда поросенка). Желающий добыть этот приз должен был забраться по жерди до самого верха [34].

Празднование масленицы было одним из наиболее устойчивых обычаев. В начале XX в. современник писал в своем дневнике: «Теперь масленица. Народ гуляет. Закрыты и магазины, и все правительственные учреждения» [35].

После масленицы наступал великий пост, во время которого шумные развлечения не были приняты: «В Томске не было никаких достопримечательностей, никаких развлечений. Здесь впервые поразил меня резкий переход от шумной масленицы к великому посту, переход в столице, вообще незаметный, а в особенности для молодежи» [36].

К празднику пасхи готовились в сибирских городах «богатый как хочет, а бедный как сможет», но повсеместно пекли куличи, красили яйца, делали сыры. В богатых домах шили для всего семейства обновки. Святую неделю проводили в кругу родных и знакомых. В купеческих домах традицией было посылать в это время провизию в остроги и богадельни: «В Тюмени, например, пожертвования в праздники Рождества и Пасхи были столь велики, сытны и обильны, что этапные арестанты платили смотрителям деньги, чтобы на эти дни не выпускал дальше, а дал бы возможность поесть шанег, яиц, кислого молока и всего того, за что в других местах и дальше придется платить» [37].

На праздник пасхи повсеместно было принято делать визиты и самим принимать гостей. Праздничные гуляния привлекали и городскую «аристократию», и средние слои, и городскую чернь. Е.П. Клевакин оставил описание этого обычая: «Пасхальные дни. Весь город веселится на праздниках. Только кончаются обедни, начинают путешествовать по улицам. Аристократы городские на лошадях ездят, делают визиты. Люди среднего класса, зажиточные подражают аристократии, а те, кто не имеет лошадей, но располагает хоть бы одним рублем, ездит на извозчиках ... В каждом доме, в течение недели не убираются со стола пасхальная закуска и вино. На улицах грязь невылазная, но и она не останавливает от шатания праздных людей» [38].

Распространенной пасхальной забавой были различные представления для простонародья: «На пасхальной же неделе на одной из площадей города устраивается местными антрепренерами качели и деревянные балаганы для представления простому народу кукольных комедий и разных фокусов» [39].

Однако необходимо отметить, что у купечества в пасхальные праздники было принято делать учет товарам, подсчитывать баланс торговли и для «торгового сословия, особенно у такого, у которого большой запас товаров, этот праздник — страдная пора» [40].

Весенний цикл праздничных гуляний заканчивался Троицей (50-й день от Пасхи), которая знаменовала также переход к лету. Жители, в основном женщины и девушки, сообща украшали церкви и дома молодой растительностью, березками: «Накануне Троицы все горожане несли с базара березки или свежие березовые веники. Веники помещали в банки, а березки закапывали в вырытые у ворот лунки или ставили в ведра. Запах весны разливался по всему дому. В церкви шла торжественная служба. Много народа выезжало в лес, и город казался пустым» [41].

Весной и летом по воскресеньям или праздникам, любимым развлечением сибиряков были гуляния на свежем воздухе: «Вот наступил май месяц, позелени рощи и луга: В хорошие дни по воскресеньям и праздникам в послеобеденное время, в роще, лежащей почти посреди города, играют два хора музыки, где меж многими там гуляющими, по аллеям, резвятся и бегают малютки дети здешних аристократов» [42]. Гулять выходили обычно семьями. В свободные дни, пообедав и отдохнув, горожане в нарядной одежде выходили на улицу и прогуливались со знакомыми по наиболее людным местам. В наиболее оживленных местах гуляний играл духовой оркестр и имелись различные развлечения (например, бильярд, кегельбан), работали буфеты. В праздничные дни улицы, площади, сады и парки, живописные городские окраины заполнялись толпами гуляющих. После строительства Сибирской ж.д. одним из излюбленных мест гуляния становились станции, куда ко времени прибытия поездов собиралась разнообразная публика.

 

В Тюмени существовал обычай, когда ежегодно 31 мая, в день посещения города Александром II, тогда еще наследником престола, в загородном Александровском саду устраивалось народное гуляние: «С утра все от мала до велика, одевшись в лучшие платья, отправляются на молебствование о здравии и благоденствии своего обожаемого Царя-освободителя; затем по выходе из церквей, посетив хранящуюся в особом помещении городского общества Царскую лодку или катер, на котором Его Величество изволили кататься по р. Туре, спешат в загородный сад, где в богато раскинутых палатках жены именитых городских граждан ведут уже с благотворительной целью торговлю разными фруктами и печеньями. Часа в 3 пополудни для интеллигентной публики подается в вокзале роскошный обед, после которого, при звуках местной музыки, начинается гулянье и затем часов с 9 вечера открываются танцы и сад в продолжение уже всей ночи горит тысячами огней» [43].

В хорошую погоду несколько раз за лето горожане выезжали за город, прихватив с собой провизию, самовар, гитару или гармонику: «летом выезжали за город: снимали у окрестных казахов юрты и ставили их группами в т.н. Загородной роще. Здесь все отдыхали, т.е. спали, читали, устраивали пикники с выпивкой и удили рыбу в Иртыше» [44]. Особенно оживленно эти выходы на природу проходили в первые майские дни. В некоторых учебных заведениях существовала традиция устраивать в первые погожие весенние дни совместные гуляния учащихся и педагогов: «6 мая. Сегодня было традиционное майское гуляние гимназисток. Ходили в ближайший лес, за город, все классы, кроме выпускных: Веселую картину представляли группы гимназисток, разодетых в разноцветные платьица и рассыпавшихся по зеленой траве, как живой цветник. Все были настроены весело, непринужденно. Нас, педагогов, нарасхват (буквально!) приглашали «в гости» то к тому, то к другому классу, которые сидели отдельными кучками под тенью какой-нибудь сосны и березы. Были и игры, и танцы под аккомпанемент мандолины» [45].

Практически в каждом городе были свои излюбленные места гуляния. Корреспондент РГО А. Абрамов писал о Кургане: «В одной из березовых рощ в полуверсте от города устроен павильон, где в летний вечер курганское общество любит провести время в танцах и налюбоваться закатом солнца. Простой класс народа тоже собирается в эту загородную рощу по воскресеньям и праздникам покачаться на качелях и поиграть в кегли» [46].

 

В Тобольске в 1857 г., по распоряжению губернатора В.А. Арцимовича, был устроен у памятника Ермаку «:настоящий сад с оранжереею и цветником; из сада, или правильнее сказать, из оранжереи его, тобольские жители пользовались даже свежими ананасами: на летние месяцы сюда перемещается общественный клуб; нередко бывают также общественные гуляния и разного рода увеселения, устраиваемые как местными, так и заезжими антрепренерами» [47].

В Тюмени местом гуляния была загородная роща при реке Туре. «В ней, кроме берез: довольно обширное пространство занимают аллеи из акаций, лип, берез, елей, кустарников малины, смородины и разных цветов. Посередине рощи, в построенных купцом Кондратием Кузмичем Шешуковым двухэтажном с верхнею галереею доме: бывают летом гуляния чиновнего и купеческого обществ» [48]. В Ялуторовске была так называемая «роща декабристов», где местная интеллигенция любила собираться, раздувая самовар и ведя разговоры [49]. В Кузнецке в 1863 г. добровольной подписке был устроен городской сад при Солдатской слободке [50].

Несколько садов было в Томске. Например, частный сад «Буфф», названный также как и известный столичный, одним из совладельцев которого был купец В.Л. Морозов, открывший в парке ресторан, буфет, установивший скамьи, беседки. Тут была и открытая сцена, а в 1908 г. построен деревянный летний театр. Сад был местом развлечения людей состоятельных. Одним из любимых мест отдыха томичей был сад «Алтай», расположенный на месте дачи золотопромышленника И.Д. Асташева. Расположенный на окраине города, он привлекал внимание тех, кому было по карману, по крайней мере, нанять извозчика. В нем были устроены кегельбан, открытая сцена, беседки. Несколько лет подряд сад арендовало общество попечения о начальном образовании, приглашающее сюда детей на спектакли, различные праздники с угощением всех чаем и сладостями [51].

Излюбленным местом гуляния в Иркутске была река Ушаковка. Вот как это выглядело: «все семейство, иногда и не одно, собираются в воскресенье или какой праздник гулять на Ушаковку, пить чай и купаться. Всю ношу разделяют по частям: один несет самовар, другой чашки, третий булки, калачи, пироги, ведут и несут детей» [52]. Дореволюционный Иркутск был богат местами для отдыха горожан в летнее время. Можно назвать Александровский сквер на набережной Ангары; Интендантский сад, где был пруд с лебедями, а публику развлекал военный духовой оркестр; Сукачевский детский сад, славившийся массой сирени и качелями в виде лодок; циклодром, с велосипедным треком и прекрасной березовой рощей; сквер с фонтаном у городского театра [53].

В Омске удобное для гуляния место — Любина роща — располагалась почти в центре города: «Местом здешнего бульвара служит небольшая роща, находящаяся посреди почти города», в «торжественные дни» здесь играла музыка [54]. В Кургане сад был устроен по инициативе Общественного собрания в 1875 г. Здесь же находился и летний театр [55].

Некоторые горожане предпочитали отдыхать на воде — кататься в лодках, купаться: «Летом, в праздничные дни, мы иногда плавали на лодке по р. Туре, в виде прогулки. Собирается, бывало, кучка песенников, и мы, сидя в лодке во время плавания, распевали песни, то захватим с собой самовар, чайную посуду и уплывем за город, куда-нибудь на бережок с поляной, где и устраивали чаепитие» [56]. В некоторых городах были устроены купальни. В Иркутске «купальни на Ушаковке стоили 20 копеек в час. Купальни, размером 3 метра на 3, были изолированы друг от друга, глубина в них доходила до полутора метров. Скамейка, лесенка в пять ступенек и веревка, чтобы за нее держаться [57].

Разнообразными были детские игры: И.М. Майский, чье детство прошло в Омске, вспоминал: «Не забывались конечно и игры. Одно время я очень увлекался игрой в бабки, сам делал «налитки» и безбожно «цыганил», обмениваясь бабками и налитками с мальчишками нашей улицы. Потом я охладел к бабкам, но зато с большой страстью стал играть в «воры» и «разбойники». Вместе с несколькими такими же шалопаями, как я, я делал набеги на соседние бахчи и огороды» [58]. Лясоцкий писал о играх томской детворы: «Обнажались и просыхали пригорки и мы шумной воробьиной стайкой азартно играли в бабки: Вытаивали и просыхали площадки, бабки сменялись городками. А когда после бурной весенней радости земля спешно обряжалась в зелень и цветы, то нам не хватало дня, чтобы досыта набегаться по роще. В самый зной тянулись к озеру кататься на плотах и купаться: Дети чиновников жили скучнее. Для них в роще была расчищена крокетная площадка, и мы с удивлением смотрели как они катают шары. Зимой развлечений было значительно меньше» [59].

Круг летних развлечений в крупных городах был разнообразен. Именно в этот время года приезжали с гастролями труппы артистов и циркачи и пр. Так, например, корреспондент «Сибирского вестника» охарактеризовал ситуацию в Барнауле летом 1895 г.: «В последнее время барнаульцам удовольствия как галушки валятся с неба: не успеет убраться один увеселитель, как является второй, третий:» [60]. Действительно, программа развлечений в этом году была разнообразна: спектакли труппы Брагина, выступление канатоходца Блондана, гастроли цирка Перешивкина, концерт военного оркестра 4-го Западно-Сибирского линейного батальона и пр. [61]

Лето 1899 года в Барнауле было также насыщено развлечениями в садах школьного общества и общественного собрания. Открытие сада школьного общества состоялось 9 мая народным гулянием: днем играл оркестр вольного пожарного общества, а вечером любителями была сыграна комедия «Мертвые души» Гоголя. Гулянья с музыкой проходили в саду два раза в неделю, за весьма скромную входную плату — не дороже 10 коп. Во время гуляний с музыкой в летнем театре, расположенном в том же саду, любителями драматического искусства давались спектакли в пользу школьного общества. Иногда во время антрактов в театре публику развлекал хор местных любителей под управлением А.Ф. Покровского [62]. Кроме этого в саду были кегли, тир, «плохонький» бильярд и чайный буфет, без продажи крепких напитков. Имелись и газеты с журналами для чтения [63].

На лето те, кто мог себе это позволить, выезжали на дачу. «В летнее время ездят в поле с чаем и закусками, и некоторые семейства даже и совсем переселяются в близлежащие селения, заимки, дачи» [64]. У некоторых состоятельных горожан были собственные дачи за городом, другие снимали дома у крестьян. Среди интеллигенции Барнаула было популярно выезжать с семьей в Горный Алтай.

Немало различных развлечений было приурочено к ярмаркам. На ярмарках выступали музыканты, акробаты, фокусники, театральные труппы. Ярмарочные развлечения привлекали широкие слои городского населения. Особую роль для Сибири играла Ирбитская ярмарка, которая, хотя и располагалась в Пермской губернии, но привлекала множество торговцев со всей Сибири: «Во время ярмарки оживляется все: открываются трактиры — с арфистками и без арфисток, с музыкой и без музыки — до кабака включительно; арфистки играют здесь вообще видную роль. Для более изысканной публики существует ярмарочный театр, где чередуются самые раздирательные драмы с самыми отчаянными оперетками, чтобы угодить на все вкусы; здесь действует цирк, устраиваются концерты, бывают даже гадальщицы на картах: Бывал даже местный «карнавал»: нанимались розвальни, в них ставилась лодка, в лодку стол с всевозможными винами и закусками; в лодке же помещались музыканты — 3–4 жида со скрипками; борта ее обставлялись шестами, на которых вешались собольи хвосты; лошади убирались лентами, — и в таком виде, с песнями, шумом и гиканьем, проносились по городу тройка за тройкой с полупьяными купчиками и арфистками: Загляните на улицы, на площади. Вот едут гигантские сани на 8 лошадях, сани покрыты коврами, в санях толпа ликующего народа, иногда с бутылками и стаканами в руках: Все поют, кричат и громко перекликаются с знакомыми в окружающей их толпе: Или вот еще везут какую-то подвижную каланчу; из саней высится мачта с флагами и лентами, наверху сидит паяц в шутовском наряде и кривится на диво бегущей позади пестрой толпы. Жизнь, веселье, вино и золото — кипят и льются через край» [65].

Распространенной забавой горожан были конские бега, и катания на лошадях. На масленицу и пасху катания приобретали массовый характер, зажиточные горожане имели возможность показать роскошь своих экипажей и резвость лошадей. Сибиряки были большими любителями и ценителями лошадей, так как сибирские просторы требовали переездов на огромные расстояния. В купеческих конюшнях были и ездовые лошади, способные покрывать за сутки 50–70 верст, и беговые, для праздничных гуляний и развлечений. Большие расстояния и необходимость ездить не только днем, но и ночью, привели к появлению в Сибири особых экипажей, приспособленных к местным условиям. Зимняя повозка в Сибири была более длинной, с косым изгибом бортов, специально для защиты седока от холода она была снабжена особым фартуком и козырьком, а внутри обшивалась киргизской кошмой[66].

Вот описание типичного катания на лошадях молодежи из зажиточных кругов Бийска в 1880-х гг.: «собирается кавалькада молодых людей кататься верхами, но в городе грязь, так едут на гору, на берег долины реки, при которой расположен город. Там устраивают скачки, иногда отчаянные, но без заранее задуманных препятствий... Люди посолиднее ездят туда же на линейках и смотрят на молодых людей» [67].

В Тобольске по прибытию парохода местные извозчики предлагали проезжающим прогулки по городу и осмотр местных достопримечательностей — «ссыльного колокола», памятника Ермаку: «Извозчики как чичероне замечательный народ. Небывалый в Тобольске человек рискует высмотреть, независимо от своей воли все закоулки города, по которому будет возить извозчик, якобы по прямой дороге к памятнику Ермаку, а в сущности из желания навести лишний час и получить большую плату» [68].

В начале XX в. в некоторых городах стали создаваться Общества любителей конского бега, строится ипподромы. Конные состязания, особенно бега, горожане очень любили как зрелище. На бега собиралось множество народа.

Семейный досуг горожан вплоть до конца XIX в. был достаточно традиционным. Как отмечали современники: «Семейные удовольствия, кроме именин, крестин и свадеб, состояли в святочных вечерах зимой и загородных гуляньях летом. В среднем кругу, особенно у купечества, были еще в употреблении святочные игры»[69].

Бедность досуговой культуры, по сравнению со столичными городами, отмечали многие современники. Так, Чехов в своих дневниках, которые он вел во время знаменитого путешествия на Сахалин, писал: «Если не считать плохих трактиров, семейных бань и многочисленных домов терпимости, явных и тайных, до которых такой охотник сибирский человек, то в городах нет никаких развлечений» [70]. В Томске символом разврата стала Бочановская улица, на которой после начала золотодобычи в Сибири один за другим открывались дома терпимости. К началу XX в. на этой «улице любви» располагалось 6–8 подобных заведений [71].

Действительно, в середине XIX в. даже в губернском Тобольске «хороших магазинов, даже книжных лавок и библиотек не было: книги и журналы выписывались из Петербурга и Москвы» [72].

Еще меньше были возможности жителей маленьких северных городков: «:беднота и лень окончательно обуяли жителей Нарыма; апатичные ко всему (разумея мещан) и чуждые всего, что могло бы просветлить их ум, они не имеют никаких полезных развлечений; молодое поколение часы досуга (а их — несть числа) старается провести в кабаке или около ренскового (винного — Ю.Г.) погреба. Таких единственных мест развлечения, для приятного препровождения времени, в Нарыме целых 3 (одно приходится на 61 дом). О театре и клубе многие из «граждан» не имеют и элементарного понятия: Так идут дни за днями, годы за годами. «Интеллигентный» класс населения часы досуга проводит за картами, которые являются единственным развлечением» [73].

С.Я. Елпатьевский писал, что в Енисейске не было музыки и после музыкальной Уфы бросалось в глаза молчание улицы, отсутствие музыки в домах. Редко приходилось ему слушать и пение. И вообще: «не было еще тяги к красоте, к искусству, к художественности» [74].

Отсутствие возможностей для культурного проведения досуга приводили к пьянству, карточным играм, кутежам. Особенно отличались в таких видах развлечений купцы. В литературе советского времени содержались довольно резкие и нелицеприятные характеристики купеческого досуга. Известный историк, изучавший сибирскую буржуазию, Г.Х. Рабинович писал в одной из своих статей: «Свое время они делили между пышными приемами, молебнами в церквях, дикими попойками, поездками за товаром и развлечениями в Нижний, Ирбит, Москву. Устои дикости и патриархальности крепко держались в семьях томской буржуазии» [75]. В.П. Бойко в своей монографии отмечает: «характерной чертой томского купечества было пристрастие к разгульному образу жизни» [76].

О разгулах сибирских купцов часто писали современники. Один из ссыльных, проживавший в Ялуторовске писал: «:сюда приезжал раза два в год с гостями хозяин [миллионер-откупщик Мясников] задавая балы на весь уезд с музыкантами и со всякими пьяными безобразиями» [77]. Другой современник писал в своих мемуарах: «Подвыпившие купчики били зеркала в ресторанах, лезли с сапогами в ванну их шампанского, с гиком и свистом на бешенных тройках давили людей на улицах города, а по ночам ездили в соседние деревни Захламино и Черемушкино, где устраивали оргии и избивали местных крестьян» [78].

Очень характерное наблюдение оставил чиновник В.В. Струве, назначенный по службе в Сибирь: «Здесь я познакомился с типом сибирского купца тогдашнего времени; в обществе: скромен и сдержан, всегда, как говорится, с камнем за пазухой, в делах прозорлив, смел и ловок, в доме истинно, «по-сибирски» гостеприимен и радушен, хороший семьянин, дозволяющий себе за порогом семейным, в кругу своей братии широкий разгул, а на ярмарках полнейшую разнузданность во всех отношениях, будто семья не существует: Тюменская ярмарка свела меня с многими иркутскими купцами, как молодыми, неженатыми, так и пожилыми; последних я считал по образу жизни, который они здесь вели, или за холостяков, или за бездетных вдовцов. Каково же было мое удивление, когда я, по приезде в Иркутск, узнал во многих из них почтенных отцов семейств, пользующихся уважением в кругу семейном и почетом в обществе — ярмарки как будто не было» [79].

Н.М. Ядринцев такой случай купеческого разгула: «Нам известен случай, бывший года два назад в одном сибирском городе, где один купчик катался по улицам в санях, запряженных какими-то несчастными женщинами, которым «за безобразие», кажется, он заплатил 25 руб. И это не редкость; купеческие сынки сплошь и рядом производят издевания над женщинами в своих оргиях, считая это признаком особенного шика» [80].

Иногда купеческие загулы приводили к скандалам. «Весь город [Барнаул] говорит теперь о грандиозном скандале, героем которого оказался председатель попечительского совета нашей гимназии, старый купец. Двое шантажистов (между прочим оба редакторы газет) заманили его в притон и там симулировали изнасилование им одной девицы в коричневом форменном платье, которую выдали ему за гимназистку. Старик боясь скандала, долго откупался от них крупными суммами. Но, наконец, не выдержал и подал в суд. Шантажисты теперь в тюрьме, но зато дело получило огласку, и имя попечителя гимназии, который не прочь бы изнасиловать гимназистку, пошло трепаться в газетах» [81].

В разгулах отличались не только купцы, но и чиновники: «Полицмейстер ездил по городу не иначе, как с бутылкой шампанского в руках и двумя трубачами на крыльях дрожек, причем трубачи трубили на весь город, в знак того, что полицмейстер веселится. Тогдашние власти собирались несколько раз в лето в здешний городской сад, известный под именем прокурорского, или палатку полкового командира, в первом случае, когда пиршество происходило в саду, то запирались с большим запасом вина и женщин в многочисленные гроты, нарочно для этого устроенные, и не выходили оттуда неделями, между тем как музыканты, разумеется, меняясь, не умолкали ни день ни ночь. То же самое делалось и в палатке полкового командира, с тою разницею, что к увеселениям прибавлялись военные забавы, то есть стрельба из ружей и пушек» [82].

В целом, пьянки и кутежи не были чужды сибирским горожанам. Так, Калашников в своих записках отмечал: «нравы купечества были крайне оригинальны. Сказывают, что попойки были господствующим увеселением и ни одна пирушка не обходилась без драки» [83]. Другой современник, Всеволод Вагин так описывал подобные развлечения: «На другом таком же гулянье какой-то купец (забыл фамилию) пустил пулю в столоначальника главного управления Парнякова и прострелил ему руку; делу не было дано огласки, но купец порядочно поплатился. Все это, разумеется, делалось в пьяном виде.

Между мелким купечеством... было почти поголовное пьянство. Нередко оно сопровождалось и дракой. Раз я попал в кружок пирующего купечества и был рад не рад, что незаметно унес ноги, когда мои компаньоны принялись расправляться между собой уж где-то на заднем дворе». Однако здесь же Вагин, справедливости ради замечает, что было и много исключений из общего пьянства и что «почетные купцы вели себя очень степенно» [84].

В пристрастии к выпивке простой народ ничуть не уступал купечеству. Учитель гимназии писал в дневнике: «А внизу, под моей квартирой, раздаются пьяные песни: это простые рабочие люди справляют по своему праздники» [85]. Другой современник отмечал: «Наиболее прискорбные явления в жизни тюменских рабочих — это пьянство и проституция» [86]. Во время попоек часты были и драки: «Жизнь Тюменского плебса также носит свой оригинальный отпечаток: Случится ли вечеринка на городище, соберутся девушки, парни, пойдут игры, выпивка, ярко засветятся в избе огоньки, зазвенит балалайка, послышится женский хор песни: как вдруг раздается крик местного бакланья: — «Ребята, заречные приехали!»: Враги кидаются и начинается свалка» [87].

Обычным такое времяпрепровождение было и в других городах. Современник писал о Таре: «В городе есть клуб, есть городской сад, вроде задворка, с печальной зеленью, с одного конца его стоит балаган для бильярдов, а с другой — будка, ибо редкий день проходит без драки; так, по крайней мере, объяснил мне извозчик, оказавшийся ссыльным урядником. — Перепьются, ну, и в драку, — сказал он, указывая на городской сад. — Тут буфет есть со всякой всячиной. Придут писаришки, перепьются и заведут скандал» [88].

Достаточно характерным можно считать такое мнение: «Между простым народом водка до такой степени в употреблении, что об ней заботятся едва ли не более, нежели о самой пище» [89]. Среди причин пьянства современники называли «здешний суровый климат и недостаток развлечения» [90].

Склонным к пьянству было и мелкое чиновничество: «При угнетенном и забитом положении человека, не видящего впереди ничего кроме безотрадного, ничего не обещающего скрипа пера, при недостатке воли и нравственной недозрелости легко развиваются дурные наклонности и преимущественно пьянство, которым так отличается сословие служащих» [91].

 

Множество специализированных торговых заведений в сибирских городах предлагали свои услуги для желающих провести свободное время за рюмкой. Так в одном только Томске в 1889 г. на 36,8 тыс. чел. населения было 17 оптовых складов спиртного, 21 ренсковый погреб, 70 кабаков, 36 пивных лавок, 29 трактиров [92]. В 1897 г. в Омске насчитывалось 42 кабака, 26 винных погребов, 27 пивных лавок, 5 трактиров и буфетов [93]. Корреспондент «Сибирского вестника» писал в поэтической форме о другом сибирском городе:

«Вот хлебный город Барнаул У мутных вод Оби заснул. В нем все идет однообразно; Царит традиция веков, На улицах темно и грязно, И очень много кабаков!» [94].

Некоторые из современников, однако, наоборот, отмечали трезвость сибиряков. Так немецкий орнитолог О. Финьш, член экспедиции А. Брема, посетивший Омск в 1876 г., писал, что на пасху «вообще, пьяных можно было встретить очень немного. Признаться, что этот порок здесь гораздо менее бросается в глаза, чем в Голландии, Англии и Америке» [95]. В начале XX в. по всей стране распространились общества трезвости, боровшиеся с этим пороком.

Карточная игра была одним из популярных видов досуга. Современники отмечали: «при пустоте общественной жизни карты были всеобщим развлечением» [96], «единственное развлечение городских жителей в зимние вечера — игра в карты»[97], «названия карточной игры в Сибири многочисленны. Употребимые полнее игры суть: дурачки, свои козыри, мельник, мушка, пикет, бостон, вист, преферанс и банк» [98].

Страсть к картам была характерна практически для всех сибирских городов. В Омске — «С ранней осени, по случаю продолжительных вечеров, а более ненастного времени, начинают уже здесь собираться в небольшие круга: В подобных обществах редко случается встретить девицу, замужние же дамы, равно и мужчины, проводят время за картами, за которыми и просиживают часто заполночь, тот же кто не чувствует к подобной забаве никакой склонности, будет в этом обществе лишним, или должен, против желания, подобно другим, убивать время за преферансом: игра эта, вытеснившая до селе владычествовавший в лучшем здешнем обществе бостон, во всеобщем теперь в Омске употреблении» [99]. Е.П. Клевакин писал о Бийске: «игра в карты преобладающее развлечение общества». У бийского купечества картежная игра была главным времяпрепровождением даже во время семейных праздников: именин, крестин и т.д.: «С 12 часов дня съезжаются поздравлять. Гостям подают чай, просят закусить и конечно, прежде всего, выпить. А тут уже приготовлены, раскинутые с зеленым, а в некоторых домах и черным сукном ломберные столы, на которых лежат по колоде карт, щетки, мелки и пепельницы» [100]. Ничем не лучше своих бийских собратьев по сословию были купцы Тюмени: «Среди тюменского купечества героями всегда фигурировали картежные игроки крупных ставок. Всякие интересы и разговоры часто вертелись только на том, кто у кого какую карту убил и как проигравший посылал к себе домой с ключами за новой пачкой денег» [101]. Корреспондент из Кузнецка по поводу досуга горожан отмечал: «:все у нас как-то обособленно, ничего общественного, все и каждый по своим делам и домам: Вот наше обычное времяпрепровождение, вошедшее в пословицу у кузнечанина: за пазухой карты, за голенищем — просьба» [102]. Не остались в стороне от карточной болезни и колыванцы: «Винт в Колывани носит эпидемический характер; здесь играют старые и молодые; мужчины большинство, дамы почти все и даже барышни. Словом играют все: всегда и всюду. Именины ли то, званный ли вечер, свадьба или, наконец, просто-напросто завернули двое трое из приятелей, пожалуйте — стол раскрыт, карты готовы» [103].

Купец Чукмалдин восклицал: «А какие страшные, азартные игры в карты в те времена существовали в Сибири! Это покажется теперь невероятным. Кроме риска и азарта, в эти игры вносились зачастую многие степени шулерства, начиная с крапленых карт и оканчивая систематическим спаиванием вином увлекавшегося азартного игрока» [104].

Тем не менее, представление о купце как о гуляке и картежнике было бы неверным. Купцы, чрезмерно увлекавшиеся бутылкой и ломберными столами, быстро разорялись и выбывали из сословия. В источниках нередко указывается, что наиболее именитые, богатые гильдейцы вели достаточно скромный образ жизни. Кроме того, старообрядцы, которых было немало среди сибирских горожан, и в семейном, и в общественном быту придерживались весьма жестких правил.

Если же говорить о пристрастии сибирских купцов к разгульному образу жизни, то нельзя не отметить, что судя по ряду свидетельств, во многих купеческих домах в начале XX в., даже в небольших сибирских городках или крупных торговых селах, вели вполне светский образ жизни. В.А. Скубневский приводит воспоминания Агнессы Всеволодовны, внучки крупного барнаульского купца А.И. Винокурова, которая говорила, что в их домах в Камне (тогда еще селе) нередко проходили семейные вечера, во время которых женщины играли на фортепиано, Василий Адрианович Винокуров любил вслух читать Чехова, и все его слушали с большим удовольствием, дети учили французский язык. Хорошую библиотеку, в которой были и энциклопедии, в том числе и детская, имел отец Агнессы — Всеволод Петкевич, любила читать ее мать — Феозва Адриановна — дочь А.И. Винокурова. Для детей в этой семье выписывали специальные журналы. Домашние библиотеки имелись и в домах других алтайских купцов — Вершининых, Ворсиных[105].

В начале XX в. новое поколение предпринимателей было уже носителем нового, капиталистического менталитета, что не могло не повлиять и на изменение старокупеческих бытовых традиций. Американский исследователь Дж. Уолкин следующим образом характеризует поколение капиталистов, взошедшее на предпринимательскую сцену к началу XX в.: «Новое поколение купцов было европеизированным и образованным, быстрый рост промышленности и торговли сделал их богаче, влиятельнее и более склонными к проявлению собственной инициативы» [106].

Конечно же, купцы и горожане в целом проводили свой досуг не только в кабаках. В крупнейших городах Сибири существовали театры. Театральные представления были любимы местными жителями, однако, на приезжавших из столиц они не всегда производили положительное впечатление. Флоринский оставил воспоминания о посещении театра в Томске: «:были в театре. Играли раздирающие душу драму из русского быта. Актеры, примеряясь ко вкусу публики, старались из всех сил воздействовать на нее отчаянными жестами и криками. В одной сцене, где по ходу пьесы требовалось убийство, артист выбежал со сверкающим топором в руке, бросился на свою жертву, как разъяренный зверь, и так неистово вонзил топор в деревянную скамейку, что нам сделалось просто страшно. От такого внушительного движения восторг публики был неописуем».

Кроме игры актеров петербургского чиновника весьма удивила и обстановка в театре: «Внутренность его напоминает собою старый мрачный сарай со стойлами по бокам (ложи). Мы были в ложе с Цибульским (богатым купцом — Ю.Г.). Прежде чем войти в ложу, человек Цыбульского разостлал там тюменский ковер, поставил столик, покрыв его салфеткой. Все это было привезено из дому. Во время первого антракта подали нам в ложу самовар с чайным прибором, приготовили чай и печенья. Сначала это нас несколько удивило, но осмотревшись кругом. Мы заметили то же самое в некоторых других ложах. Стало быть, такое чаепитие здесь в порядке вещей» [107].

Как писал другой современник о томском театре того времени: «Неизбалованные разнообразием публичных зрелищ, городские обыватели любили свой маленький театр и охотно наполняли его в длинные зимние вечера, усердно поощряя своих случайных увеселителей дружными рукоплесканиями и щедрыми подношениями»[108].

Конечно, театр посещало не только купечество, о чем свидетельствует разброс цен на билеты. Например, в театре Королева в Томске, открытом с 1885 г., билеты стоили: ложа бельэтажа — 6–10 руб., кресла — от 1 руб. 75 коп. до 3 руб., амфитеатр — 40–60 коп., галерка — 30 коп. [109]

Посещение театра, однако, было довольно редким событием. Корреспондент «Сибирского вестника» свидетельствовал в 1896 г.: «В летописях нашего театрального мира еще не встречалось, чтобы Барнаул за одно лето посетило три труппы (братья Адельгеймы, труппа малороссов, труппа драматических актеров под руководством г. Арнольдова), кроме отдельно странствующих артистов, которых и перечесть трудно». Однако «разъехались артисты и некому теперь развлекать барнаульца. И погрузился он опять в свои карточно-бутылочные интересы.

Сплетни, карты и вино, Да порой скандал в собранье, Неизменное одно —  Нашей жизни содержанье!» [110].

Даже в начале XX века отмечалось: «Театр, да еще с такой сравнительно хорошей труппой, как ныне, составляет у нас редкое явление, невольно влекущее к себе провинциальную молодежь» [111].

Во многих сибирских городах существовали благородные (позднее — общественные) собрания и городские клубы, которые разнообразили досуг и развлечения верхушки городского общества. В Иркутске благородное собрание действовало с 1848 г., а в 1887 г. оно было переименовано в общественное собрание. В Барнауле существовало Алтайское горное собрание. В его уставе говорилось: «Цель Собрания состоит в доставлении служащих на Алтайских заводах удобств к обмену мыслей, распространению между собою знаний и сведений по горнозаводской промышленности, а также в доставлении членам собрания и их семействам приятных развлечений танцами, музыкальными вечерами, маскарадами, играми и другими удовольствиями, дозволенными правительством» [112]. Собрание было открыто по вторникам, средам и пятницам с 10 часов утра до часу по полуночи. Кроме того, в городе действовало и Барнаульское общественное собрание, членами которого были преимущественно купцы. Посещать собрание и клуб могли сравнительно обеспеченные люди, так как членство в них стоило: в Алтайском собрании — 12 руб., в барнаульском общественном — 15 руб. в год [113]. Эти два собрания отличались друг от друга. Алтайский клуб, по мнению одного из корреспондентов «Сибирского вестника», имел ряд преимуществ: раньше открывался в праздничные и воскресные дни (с 12 ч. дня); еженедельно по вторникам здесь проходили семейные вечера без музыки, а по воскресеньям — с музыкой; по пятницам — выступления музыкального кружка; наличие обширной библиотеки и пр. [114] Однако, по свидетельству другого корреспондента, несмотря на то, что членами клуба числилось до 150 человек, «почти 9/10 не заглядывают в собрание, так как в настоящее время нет никакого удовольствия, кроме карточных столов» [115]. Отчасти причина такого непосещения крылась в том, что большинство членов были чиновниками и техниками алтайских учреждений, которые фактически приписывались к клубу (взносы отчислялись сразу с жалования). Некоторых не устраивала предлагаемая программа развлечений: «нет в алтайском клубе музыки и танцевальных вечеров, которые еженедельно бывают в общественном собрании: Бильярд там один — нескоро очереди дождешься, а выпивать там как-то неловко: куда не повернешься — все начальство» [116].

Действовали собрания обычно осенью и зимой: «В начале ноября месяца здесь открывается благородное собрание: Сказанные ассамблеи бывают через неделю, где танцуют более французскую кадриль, здесь в первых парах теснится вся местная аристократия: Кружатся также и в вальсе, которым в Омске обыкновенно открывается вечер» [117].

Балы, маскарады, танцевальные вечера служили развлечением верхушки горожан не только в крупных административных центрах Сибири, но и в уездных городах. В Тюмени также существовало благородное собрание, где два раза в неделю «общество собиралось на танцевальные вечера» [118]. О другом уездном городке современник писал: «Говоря об общественных увеселениях, нужно сказать, что в Кургане каждодневно, в особенности зимою, бывают 2–3 танцевальных вечера. Говоря о музыке нужно сказать, что в Кургане есть один рояль и одно фортепиано, но нет ни одного фортепианиста» [119].

 

На маскарадах и балах не только танцевали и слушали музыку, но также играли в карты и на бильярде. «Вчера было в собрании немного людей:. По обыкновению играли в карты: купцы в стуколку в отдельной комнате, а в стенах собрания на два стола в винт и мушку: В общественном собрании, в танцевальные вечера, играют в комнатах собрания на три стола» [120]. Кроме танцевальных вечеров в общественных собраниях часто устраивали спектакли: «Более сочувствия тобольцы проявляют к спектаклям, даваемым изредка местными любителями драматического искусства или приезжими артистами: В такие вечера залы общественного собрания бывают полны посетителями обоего пола, в числе последних нередко встречаются даже и татары, и евреи со своими семействами» [121]. Зрителями таких спектаклей были представители самых разных слоев населения.

По образцу благородных собраний создавались и мещанские. Так, в 1870 г. в МВД был представлен на утверждение устав Красноярского мещанского общественного собрания, в котором говорилось: «В г. Красноярске учреждается мещанское собрание с той целью, чтобы члены его, собираясь вместе, могли приятно и полезно проводить время в чтении дозволенных цензурою: газет, журналов и других изданий; в разговорах, дозволенных играх и танцах». В члены собрания принимали только по баллотировке. Каждый постоянный член мог привести гостей, которых должен был записать в особую книгу и за поведение которых полностью отвечал. Во время танцевальных вечеров постоянные члены могли пригласить несколько дам. В собрании дозволялось играть в шашки, бильярд и карточные игры. При собрании был устроен буфет для продажи кушаний и напитков [122].

Одной из основных черт культурной и общественной жизни была ее дробность и отсутствие в ней единого общественного начала, в силу чего городское общество было неоднородным, распадаясь на социальные и профессиональные группы. Вследствие этого, в крупнейших городах региона на рубеже XIX–XX вв. существовал широкий спектр общественных культурно-досуговых организаций. С 1890-х гг. распространяются сословно-профессиональные клубы, объединявшие более широкие слои горожан. Функционировали так называемые приказчичьи, или коммерческие клубы, вокруг которых группировались служащие казенных учреждений и частных фирм, чиновники низших рангов, торговцы из мещан, т.е. средние городские слои. В таких клубах проводили свободные вечера, развлекались. Существовали клубы на небольшие членские взносы и добровольные пожертвования. В городах, где располагались крупные военные гарнизоны, действовали офицерские клубы. Кроме офицеров их посещал лишь очень узкий круг местных жителей, в основном из дворян. В некоторых местах имелись особые железнодорожные клубы. В их членах состояли служащие управленцы, квалифицированные рабочие, машинисты, обер-кондукторы и т.п.

Реклама книжного магазина и типографии

На рубеже XIX–XX веков во всех сферах жизни России происходят значительные изменения. Разгульные кутежи купцов постепенно уходят в прошлое. В этот период городской досуг приобретал все больше публичности. Домашние (семейные и индивидуальные) формы его проведения все активнее вытеснялись общественными[123]. Даже для чтения книг, газет и журналов горожане предпочитали отправляться в публичные заведения: клубы, библиотеки, читальни. Во многих городах Сибири в начале XX в. открываются книжные магазины, публичные библиотеки и Народные дома.

Одним из лучших книжных магазинов Зауралья был магазин П.И. Макушина в Томске, который по богатству и разнообразию литературы (до 50 тыс. названий) не уступал лучшим столичным. Здесь также продавались канцелярские товары, ноты и музыкальные инструменты. В этом же здании находилась и библиотека, в фонде которой к 1919 г. насчитывалось 40 тыс. томов [124]. Кроме макушинской, в начале XX в. к услугам томичей были университетская, технологическая, городская публичная, Польская, Педагогическая, бесплатная Пушкинская библиотеки. Библиотеки были также в управлении Сибирской железной дороги, епархии, Обществе приказчиков, Общественном и Коммерческом собрании, Пожарном обществе, казенном винном складе, переселенческом управлении [125].

Реклама библиотеки

В распространении чтения как формы досуга сказывалось резкое расширение сети учебных заведений, качественное улучшение школьного образования, развитие библиотечной сети. В городах, кроме публичных библиотек, имелись частные, которыми могли за плату пользоваться все желающие, а также библиотека при учебных заведениях, общественных собраниях, Народных домах. При библиотеках устраивались чтения для детей и взрослых, возникали литературные кружки.

Распространение грамотности приводило и к появлению низкопробной коммерческой литературы. В начале XX в. на книжный рынок выбрасывались миллионы пятикопеечных книжонок с яркими обложками, под которыми таились невероятные, сногсшибательные приключения. Эта «литература» преподносилась читателям на всех перекрестках главных улиц в сибирских городах. Увлечение подобными книгами приводило к тому, что дети «воровали у родителей пятаки, чтобы вкусить сладкого яду». По воспоминаниям современников составлялись компании по приобретению, прочтению и обмену этих лубочных книжек, «зараза перекидывалась даже на взрослых». Издавали эту литературу, главным образом петербургские издательства «Развлечение» и «Печать». Выходили книжонки в 32 страницы, сериями от 50 до 60 выпусков каждый. Вот характерные названия серий: «Тайны Наполеона или государственный преступник Иосиф Вояновский», «Еллинора, защитница обманутых женщин, или председательница тайного женского суда», «Дочь почтальона, или невеста принца», «Знаменитый экспроприатор Черный Ворон, или тайна голубой шапки» и т.п.

Издавались также собрания детективной литературы, особенно под названием «Нат Пинкертон, король сыщиков». В это собрание входило несколько серий по 50–70 выпусков в каждой, с тиражом до 80 тыс. экземпляров. Название книжек были одно страшнее другого: «Гнездо преступников», «Похитители девушек», «Человек о трех пальцах», «Современные инквизиторы», «Кровавый алтарь», «Загадочное преступление», «Тайна замка», «Поджигатели», «Суд Линча», «Таинственные пули», «Труп золотоискателя», «Кровавый талисман», «Секта убийц» и т.д. Названиям соответствовали и рисунки на раскрашенных обложках: револьверы, ружья, топоры, ножи; тут же обязательно красовались убитые, повешенные, задушенные, замученные. Читатели этих книжек убеждались, что они живы и не ограблены только потому, что судьба послала на грешную землю героев-сыщиков, охраняющих людей и их имущество от преступников [126].

Частым явлением становятся литературные вечера, утренники обычно проводившиеся в учебных заведениях: «Вчера состоялся ученический вечер, устроенный ученицами VI и VII классов. Сначала был спектакль, а потом танцы и игры. Спектакль сошел не дурно и весело, но пьеса была довольно пошленькая: ученические вечера, конечно, вещь необходимая. Какое оживление и непринужденное веселье царит на них!»[127].

В небольших городах учебные заведения нередко становились центром культурной жизни. Один из жителей Кузнецка вспоминал: «В училище устраивались концерты художественной самодеятельности, пел хор, выступали с инсценировками на самые различные темы: Ставились небольшие водевили и «живые картинки»: за закрытым занавесом строилась из мальчиков и девочек какая-либо художественная композиция, иногда костюмированная, и на 1–2 минуты перед зрителями раскрывался занавес. Был у нас духовой оркестр. Когда был уже в старших классах, маршировали под его музыку с нашими деревянными ружьями» [128].

Организация народных чтений требовала значительных усилий и расходов, включая приобретение «волшебного фонаря» с «туманными картинками» для иллюстрации текста, иначе чтения успехом не пользовались. В некоторых городах чтения были поставлены на прочную организационную основу. Так, в Нижнеудинске зимой 1899–1900 гг. чтения проводились каждое воскресенье поочередно — то в общественном собрании, то в Михайловском приходском училище, то на вокзале, и «народ посещал их весьма усердно». В городе была создана распорядительная комиссия по устройству народных чтений, был приобретен волшебный фонарь, картины к нему, книги [129].

Появляется и традиция публичных лекций, пришедшая из столичных городов. Для организации подобных лекций требовалось не только одобрение тематики, но и подтверждение благонадежности лектора со стороны властей, что затягивало решение вопроса. Это обстоятельство, а также новизна такой формы досуга, препятствовали ее широкому распространению. Журнал «Сибирские вопросы» в 1911 г. сообщал, что в Омске по приглашению Общества просвещения лектор Елачич прочитал «глубокосодержательные» лекции «О жизни животных» и «О жизни на морских глубинах». Однако «аудитория во время чтения этих лекций: была почти пуста» [130].

Попыткой создать клубы для народа явилась организация в городах в начале XX в. Народных домов. Народные дома, являвшиеся фактически культурно-досуговыми центрами, появляются в это время не только в крупных городах, но и в небольших городках. Так в маленьком Киренске Народный дом открылся в 1900 г. в специально построенном двухэтажном здании с двумя большими залами наверху. В одном из них проводились уроки ручного труда для учащихся городского училища, а в другом зале был натянут экран и по воскресеньям устраивались чтения с волшебным фонарем. Здесь же время от времени проводились благотворительные спектакли и концерты, на которых выступал хор под управлением священника. В помещении Народного дома из городского училища перенесли небольшой музей. К сожалению, в январе 1903 г. Народный дом сгорел вместе с оборудованием ученических мастерских, приборами физического кабинета, коллекциями музея и гардеробом кружка любителей драматического искусства [131].

Другим видом общественных объединений в городах были различные общества по интересам, любительским или профессиональным (краеведческие, агрономические, спортивные, охотничьи и т.п.). Все они имели свой устав, кассу, иногда библиотеку. Имели распространение и любительские кружки — литературные, театральные, музыкальные, фотографические. И.М. Майский писал о подобном кружке: «В течении всего предшествовавшего месяца в нашем доме царили необычайные веселье и суматоха. Моя мать организовала из местных любителей драматический кружек. Решили ставить пьесу «Сорванец». Разобрали роли, пошли репетиции, начались волнения. Артисты собирались по очереди в домах членов кружка» [132]. Однако вся эта сфера общественной деятельности в провинциальных городах не была обширна. Активное участие в ней принимала главным образом творческая интеллигенция.

В начале XX в. в сибирских городах начинают развиваться и спортивные занятия: езда на велосипеде, игра в футбол. В Иркутске, например, был даже построен циклодром для занятий велосипедным спортом. Наиболее популярны эти виды досуга были среди молодых чиновников, служащих, представителей коммерческих кругов.

В это время появляются новые виды развлечений — цирк, синематограф, развивается театр. Синематограф быстро вошел в привычку сибирских горожан. Киносеансы давались в общественных клубах, Народных домах и пр. Во многих городах для показа фильмов были открыты специальные «электротеатры». Например, в Барнауле самый первый синематограф открыла купчиха Лебзина на Пушкинской улице, рядом с пассажем купца Смирнова. А с 1910 г. Пушкинскую улицу Барнаула можно было назвать «улицей синематографов», которые носили броские названия — «Иллюзион», «Триумф», «Каскад» [133]. В Томске работали кинотеатры «Заря» (1910–1911), «Метеор» (1908–1910), «Прожектор» (1914), «Глобус» (1917) [134]. В Иркутске в 1914 г. действовало 13 кинотеатров как в центре, так и в предместьях. Среди них «Художественный декаданс», Большой и малый иллюзионы А.М. Дон-Отелло, а также «Олимп», «Вулкан» «Мираж» и др. Иркутяне могли смотреть художественные, видовые, документальные фильмы и даже кататься на роликовых коньках на скейтинг-рингах при центральных кинотеатрах [135]. Недостатка в зрителях не было, новый вид развлечений привлекал широкие слои городского населения: прислугу, ремесленников, учащихся, интеллигенцию и т.д.

Таким образом, на протяжении второй половины XIX — начала XX в. в формах проведения досуга, семейных и публичных развлечениях сибирских горожан происходили значительные изменения. При этом модернизации в большей степени подвергались общественные формы досуга, роль которых в жизни всех слоев городского населения со временем возрастала.

Примечания

1. Елпатьевский С.Я. Очерки Сибири. СПб., 1897. С. 27.

2. См.: Анохина Л.А., Шмелева М.Н. Быт городского населения средней полосы РСФСР в прошлом и настоящем: на примере городов Калуга, Елец, Ефремов. М., 1977. С. 253–282.

3. Рощевская Л.П. Вклад купцов-меценатов в развитие культурной жизни Тюмени в XIX в. // Менталитет и культура предпринимателей России XVII–XIX вв. М., 1996.

4. Евтропов К.Н. История Троицкого кафедрального собора в Томске в связи с историей города. Томск, 1904. С. 257–258.

5. Голодников К. Город Тобольск и его окрестности: Исторический очерк. Тобольск, 1887. С. 138.

6. [Ядринцев Н.М.] Семилужский Н. Письма о Сибирской жизни // Дело. 1868. N 5. С. 73–74.

7. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 33. Л. 8об.

8. Шубкин Н.Ф. Повседневная жизнь старой русской гимназии (Из дневника словесника Н.Ф. Шубкина за 1911–1915 годы). СПб., 1998. С. 37.

9. Телешов Н. За Урал. Из скитаний по Западной Сибири: Очерки. М., 1987. С. 135.

10. Елпатьевский С.Я. В Сибири (из воспоминаний). Новосибирск, 1938. С. 171–172.

11. Львов Л.Ф. Из воспоминаний Леонида Федоровича Львова // Русский архив. 1885. N 3. С. 354.

12. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 28. Л. 14об.

13. Анисимов С. Исторический город Ялуторовск. М., 1930. С. 7.

14. Тамм Л.И. Записки иркутянки. Ч. I. Иркутск, 2001. С. 55.

 

15. Авдеева-Полевая Е. Записки и замечания о Сибири // Записки иркут-ских жителей. Иркутск, 1990. С. 39.

16. Елпатьевский С.Я. В Сибири: С. 172–174.

17. Романов В.В. За Урал! Рассказ из воспоминаний о Сибири // Русский вестник. 1883. N 7. С. 83.

18. Щукин Н. Житье сибирское в древних преданиях и нынешних впе-чатлениях // Записки иркутских жителей. Иркутск, 1990. С. 213–214.

19. Конюхов И.С. Кузнецкая летопись. Новокузнецк, 1996. С. 121.

20. Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII-XIX вв. Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996. С. 200–201.

21. Лясоцкий И.Е. Прошлое Томска (в названиях улиц, построек и окрестностей). Томск, 1952. С. 15.

22. Павлов А. 3000 верст по рекам Западной Сибири: Очерки и заметки. Тюмень, 1878. С. 15.

23. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 33. Л. 10об.

24. Калашников И. Записки иркутского жителя // Записки иркутских жителей. Иркутск, 1990. С. 265.

25. ЦХАФ АК. Ф. 77. Оп. 1. Д. 9. Л. 7.

26. Голодников К. Указ. соч. С. 139.

27. Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Т. 11: Западная Сибирь. СПб., М., 1884. С. 220.

28. Сибирь. 1911. N 6.

29. Оглезнева Г.В., Дорош С.В. Культурная жизнь уездных городов Иркутской губернии во второй половине XIX — начале XX веков // Сибирский город XVIII — начала XX веков. Вып. 1. Иркутск, 1998. С. 87.

30. Тамм Л.И. Указ. соч. С. 56.

31. Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. М., 1852. С. 27–28.

32. Майский И.М. Воспоминания советского посла. Кн. 1: Путешествие в прошлое. М., 1964. С. 41.

33. Белов И. Указ. соч. С. 28–29.

34. Миненко Н.А. Досуг и развлечения уральских горожан в XVIII — начале XX в. // Уральский город XVIII — начала XX в.: история повседневности. Екатеринбург, 2001. С. 24–25.

35. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 309.

36. Струве В.В. Воспоминания о Сибири. 1848–1854 г. СПб., 1889. С. 16.

37. Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., 1990. С. 9–10.

38. Клевакин Е.П. Очерки из бийской жизни // Культурное наследие Сибири. Барнаул, 1994. С. 116.

39. Голодников К. Указ. соч. С. 139.

40. ЦХАФ АК. Ф. 77. Оп. 1. Д. 9. Л. 23.

41. Тамм Л.И. Указ. соч. С. 55.

42. Белов И. Указ. соч. С. 30.

43. Голодников К. Тобольская губерния накануне 300-летней годовщины завоевания Сибири. Тобольск, 1882. С. 139.

44. Майский И.М. Указ. соч. С. 46.

45. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 235.

46. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 25. Л. 17об.

47. Голодников К. Город Тобольск: С. 17.

48. Абрамов Н. Город Тюмень // Вестник ИРГО. 1858. N8. С. 146.

49. Исторический город Ялуторовск. М., 1997. С. 54.

50. Конюхов И.С. Указ. соч. С. 61.

51. История названий Томских улиц. Томск, 1998. С. 56, 83.

52. Авдеева-Полевая Е. Указ. соч. С. 42.

53. Тамм Л.И. Указ. соч. С. 66.

54. Белов И. Указ. соч. С. 17–18.

55. Миненко Н.А. Указ. соч. С. 29.

56. Чукмалдин Н. Мои воспоминания. СПб., 1899. С. 10.

57. Тамм Л.И. Указ. соч. С. 66.

58. Майский И.М. Перед бурей. М., 1945. С. 47.

59. Лясоцкий И.Е. Записки старого томича. Томск, 1954. С. 36.

60. Сибирский вестник. 1895. N 90. С. 3.

61. Бутакова Н.В. Досуг горожан Алтая в конце XIX в. // Исторический опыт хозяйственного и культурного освоения Западной Сибири. Книга II. Барнаул, 2003. С. 175–176.

62. Сибирский вестник. 1899. N 117. С. 3.

63. Сибирский вестник. 1899. N 110. С. 3.

64. Голодников К. Город Тобольск: С. 138.

65. Телешов Н. За Урал. Из скитаний по Западной Сибири: Очерки. М., 1987. С. 70–73.

66. Бойко В.П. Указ. соч. С. 202–203.

67. Клевакин Е.П. Указ. соч. С. 117.

68. Павлов А. Указ. соч. С. 48.

69. Вагин В. Сороковые года в Иркутске // Записки иркутских жителей. Иркутск, 1990. С. 464.

70. Чехов А.П. По Сибири: Путевые очерки и письма. Иркутск, 1939. С. 33.

71. История названий Томских улиц. Томск, 1998. С. 7.

72. Скропышев Я.С. Тобольская губерния в пятидесятых годах // Виктор Антонович Арцимович: Воспоминания-характеристики. СПб., 1904. С. 14.

73. Плотников А.Ф. Нарымский край. СПб., 1901. С. 138–139.

74. Елпатьевский С.Я. В Сибири: С. 178–179.

 

75. Рабинович Г.Х. Из истории буржуазии города Томска (конец XIX в. — 1914 г.) // Из истории Сибири. Вып. 6. Томск, 1973. С. 164.

76. Бойко В.П. Указ. соч. С. 198.

77. Анисимов С. Исторический город Ялуторовск. М., 1930. С. 9.

78. Майский И.М. Воспоминания советского посла: С. 41.

79. Струве В.В. Воспоминания о Сибири. 1848–1854 г. СПб., 1889. С. 11.

80. Ядринцев Н. Женщина в Сибири в XVII и XVIII столетиях: Исторический очерк // Женский вестник. 1867. N 8. С. 118.

81. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 104.

82. Скропышев Я.С. Указ. соч. С. 19.

83. Калашников И. Записки иркутского жителя // Записки иркутских жителей. Иркутск, 1990. С. 270.

84. Вагин В. Указ. соч. С. 469.

85. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 268.

86. Павлов А. Указ. соч. С. 11.

87. [Ядринцев Н.М.] Семилужский Н. Указ. соч. С. 75.

88. Телешов Н. Указ. соч. С. 126.

89. АРГО. Раз. 55. Оп. 1. Д.38. Л. 5об.

90. Белов И. Указ. соч. С. 20.

91. Анучин Е. Средняя жизнь и долговечность в г. Тобольске // Памятная книжка для Тобольской губернии на 1864 год. Тобольск, 1864. С. 329.

92. Адрианов А.В. Город Томск в прошлом и настоящем. Томск, 1890. С. 11, 131.

93. Журавлев М.П. Омск вчера, сегодня, завтра. Омск, 1993. С. 32.

94. Сибирский вестник. 1899. N 181. С. 3.

95. [Финьш О.] Омск по описанию О. Финьша // Труды омского стати-стического комитета. Омск, 1880. Ч. I. С. 69.

96. Вагин В. Указ. соч. С. 471.

97. Живописная Россия: С. 208.

98. АРГО. Раз. 55. Оп. 1. Д. 36. Л. 3.

99. Белов И. Указ. соч. 25–26.

100. ЦХАФ АК. Ф. 77. Оп. 1. Д. 9. Л. 25.

101. Чукмалдин Н.М. Записки о моей жизни. М., 1902. С. 119.

102. Сибирский вестник. 1895. N 15. С. 4.

103. Сибирский вестник. 1898. N 86. С. 3.

104. Чукмалдин Н.М. Записки о моей жизни. С. 117.

105. Скубневский В.А. Заметки о духовном мире барнаульского купечества // Образование и социальное развитие региона. 1995. N 2. С. 116.

106. Walkin J. The Rise of Democracy in Pre-Revolutionary Russia: Political and Social Institution under the Last Czars. New York, 1962. P. 95–96.

107. Флоринский В.М. Заметки и воспоминания // Русская старина. 1906. N. 4.

108. Корш Е.В. Без театра (отголосок сибирских нравов) // Исторический вестник. 1911. N 7. С. 77.

109. Адрианов А.В. Указ. соч. С. 128.

110. Сибирский вестник. 1899. N 194. С. 3.

111. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 85.

112. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1286. Оп. 31. Д. 463. Л. 7.

113. Сибирский вестник. 1898. N 248.

114. Сибирский вестник. 1898. N 217, 261.

115. Сибирский вестник. 1898. N 252.

116. Сибирский вестник. 1898. N 248.

117. Белов И. Указ. соч. С. 26.

118. Струве В.В. Указ. соч. С. 11.

119. АРГО. Раз. 61. Оп. 1. Д. 25. Л. 17об.

120. ЦХАФ АК. Ф. 77. Оп. 1. Д. 9. Л. 27об.

121. Голодников К. Город Тобольск: С. 138.

122. РГИА. Ф. 1286. Оп. 31. Д. 400. Л. 6–8об.

123. Миненко Н.А. Указ. соч. С. 30.

124. История названий Томских улиц. Томск, 1998. С. 20.

125. Томск: история города от основания до наших дней. Томск, 1999. С. 149.

126. Лясоцкий И.Е. Записки старого томича. Томск, 1954. С. 146–147.

127. Шубкин Н.Ф. Указ. соч. С. 48, 308.

128. Семенова Т.В. Кузнецк в 1910–1920-е гг. // Сибирский город вчера и сегодня. Новокузнецк, 1998. С. 71–72.

129. Оглезнева Г.В., Дорош С.В. Культурная жизнь уездных городов Иркутской губернии во второй половине XIX — начале XX веков // Сибирский город XVIII — начала XX веков. Вып. 1. Иркутск, 1998. С. 88.

130. Сибирские вопросы. 1911. N 42. С. 72.

131. Оглезнева Г.В. Экономическое и культурное развитие Киренска во второй половине XIX — начале XX в. // Сибирский город XVIII — начала XX веков. Вып. 4. Иркутск, 2002. С. 78.

132. Майский И.М. Перед бурей. М., 1945. С. 12.

133. Степанская Т.М. Архитектура Алтая XVIII — начала XX в. Барнаул, 1995. С. 85–86.

134. История названий Томских улиц. Томск, 1998. С. 168.

135. Иркутск в панораме веков: очерки истории города. Иркутск, 2002. С. 232.