Приходское духовенство Иркутска в XVIII веке

Рассматривая историю Иркутска XVII–XVIII вв., хотелось бы выделить такую сословную группу как приходское духовенство. Ее численность не была большой, в 1792 г., согласно описанию Иркутского наместничества в городе проживало «священно и церковнослужителей статных и застатных 92 мужеска, а женска 112 душ»^[1]. Однако по степени влияния на умонастроения прихожан и их быт трудно переоценить их вклад в историю города.

Церковное строительство в городе на протяжении конца XVII–XVIII вв. развивалось достаточно интенсивно. В конце XVIII в. в Иркутске было построено 13 церквей (включая Знаменскую церковь женского монастыря), из которых 10 были приходскими, 1 – собор, 1 – домовая церковь и 1 – при кладбище.

Первый причт в Иркутске сформировался в конце XVII в. при Спасской церкви и Богоявленском соборе (до начала XVIII в. он был единым). Первым протоиереем был Григорий Иванович Шульгин (умер в 1687 г.), его сменил Семен Адамов (умер в 1688 г.), священники – Петр Григорьевич Шульгин и Иван Пантелеймонов, дьякон – Иван Васильев, дьячок – Иван Яковлевич Терентьев и пономарь – Григорий Иванов^[2].

Источников формирования священников было несколько. Это – духовенство переселившееся из Европейской России (Иван Пантелеймонов); дети духовенства; представители иных, в основном податных, сословий; «гулящие люди» в состав которых включались «люди духовного звания» («казачьи попы», «крестцовые попы», «странники», «попы-разстриги» и «перехожие попы»).

К так называемым «казачьим попам» относился протоиерей Г.И. Шульгин. Его дело продолжил сын Петр. Судьба этой семьи тесно переплетена с историей православия в Иркутске. Его отец «Григорий Иванов Шульгин», добравшийся до Иркутского острога с одним из отрядов казаков, стал первым священником при Спасской церкви. Семья была многодетной, что по тем временам не являлось редкостью. Старший сын - Петр родился в 1668 г., кроме него было еще трое сыновей: Петр, Федор и Иван. Источником существования семьи Шульгиных являлось церковное служение. В 1686 г. священник подал прошение о выделении его семье земельного надела и получил данную грамоту на запрашиваемый участок. Петр Григорьев с юных лет помогал отцу при церкви и в дальнейшем избрал для себя духовную карьеру. В 17 лет он женился, а в 1687 г., когда ему едва исполнилось 19 лет, он лишился отца и был вынужден взять на себя заботы не только о своей семье, но и помогать братьям. Церковная карьера у него складывалась довольно успешно. Начав с причетнических должностей, Петр Григорьев к 1698 г. дослужился до сана протоиерея. В этом сане он прослужил почти 40 лет. На его глазах развивался Иркутск, строились новые церкви, увеличивалось православное население города, при этом более 1000 чел. были крещены им лично. За годы своего служения он встретил 4 архиереев: епископа Варлаама, митрополита Филофея, епископа Иннокентия (Кульчицкого) и епископа Иннокентия (Неруновича). В период отсутствия архиерея на него не раз возлагались обязанности по управлению церковными делами в административном округе, будь то десятина или викариатство. В 1737 г., по причине вдовства, он был отстранен от церковного служения. Смирившись с волей епископа, Петр Григорьев принял постриг и под именем старца Пахомия провел остаток своих дней в Иркутском Вознесенском монастыре. Скончался П.Г.Шульгин 7 января 1744 г. в возрасте 75 лет^[3].

Одним из «крестцовых попов» был священник Прокопьевской церкви Иван Васильев. У себя на родине он служил священником в сельском приходе, рано овдовел и был отставлен от должности. После этого он перебрался на крестец. Освоившись в среде «гулящих людей», поп Иван перенял их манеры. После начала гонений он перебрался в Сибирь. Однако в Тобольске ему от священнического места отказали, тогда он направился далее и оказался в Иркутске, где продолжил духовную службу. В 1718 г. за «блазнительную жизнь» митрополит Филофей запретил Ивану Васильеву священнодействовать. Иван Васильев, вымолив прощение, своего поведения не изменил: «оскорблял буйством и боем» прихожан, высказался «поносными словами» в адрес соборного ключаря. Церковные власти наказали его кнутом, обязав выплатить денежный штраф в размере годового жалования – 7 руб. Однако и это не изменило характер священника. Тогда в 1728 г. епископ Иннокентий (Кульчицкий) отрешил его от места. Иван Васильев покинул пределы Иркутской епархии и перебрался в Якутск^[4].

Окончательно священнические места в Иркутске были заполнены во второй половине XVIII в. В 1799 г. в приходских церквях города вели службы 17 священников.

Должность дьякона считалась престижной и нисколько не уступала священнической. Однако многие прихожане считали ее «роскошью», без которой можно обойтись. Иркутские дьяконы также считали эту должность неким промежуточным этапом в своей карьере и при первой возможности становились священниками. Наличие дьякона в составе клира показывало экономическую состоятельность общины, возвышало ранг церкви и в целом подчеркивало значимость Иркутска как духовного центра в Сибири. Иркутские архиереи оказывали влияние на прихожан при подборе дьякона, оценивая прежде всего профессиональные качества. В результате в 1799 г. в штате всех 10 приходских церквей города имелись дьяконы (100 %), в то время как в Иркутском духовном правлении их доля составляла 45 %, в Киренском – 25 %, Балаганском – 15 %^[5]. В основном дьяконами становились дети или родственники священников.

На причетнические должности изначально выбирались прихожане, знавшие церковную службу, из иных сословий. О первых иркутских причетниках сообщает «Писцовая книга» за 1686 г.: «В Иркуцком же остроге на посаде двор, а в нем Спасской церкви дьячок Ивашко Терентьев, по сказке ево родом он города Енисейска, а в Енисейску нигде отец ево и он Ивашко ни в каком чину и тягле не бывали. <...> Другой двор, а в нем посадской человек Гришка Иванов, а ныне он Гришка в Иркуцком остроге у Спасской церкви в пономарях, по сказке его родом он пинежанин, а с Пинеги пришол он в Иркуцкой гулящим человеком»^[6].

Нехватка причетников ощущалась в городе всю первую половину XVIII в. В 1728г. епископ Иннокентий (Кульчицкий) обратился к духовенству Иркутска с просьбой определить одного дьячка на должность учителя в школу при Вознесенском монастыре. Иркутский протоиерей П.Г. Шульгин ответил епископу: «Из дьячков в учители уволить по нашему мнению опасны, понеже от которой церкви в таковые учители возмется, то та святая церковь будет без дьяческой службы медлить, а в то место другой же не будет вскоре изыскан»^[7].

В начале XVIII в. основным источником пополнения причетников стали дети духовенства. С ранних лет они помогали своим родителям при церкви, обучались грамоте и в дальнейшем многие из них продолжили духовную карьеру. Правительственная политика, направленная на сословное замыкание духовенства, также способствовала этому. Власти требовали «чтоб дети священнические не были праздны за определенными при церквах, а которые пожелают в государевы люди, пашенные и посадские о таковых подать в канцелярию свидетельства»^[8]. При таком выборе большинство переходило на церковную службу.

На детей духовенства делали основную ставку и епархиальные власти. Руководитель консистории архимандрит Виталий 23 июня 1766 г. направил священникам Иркутской Спасской церкви Гавриилу и Иосифу Стефановым предписание: «А вам священникам Стефановым с прихожаны велено послать указ с тем чтоб вы к той Спасской церкви во дьячки выбрали здешней епархии из священно и церковнослужительских детей неположеннаго в подушный оклад»^[9].

Со второй половины XVIII в. на причетнические должности переводились престарелые священники, не способные по состоянию здоровья проводить служения, или овдовевшие священники, вступавшие во второй брак.

С 80-х гг. XVIII в. должности причетников стали занимать ученики Иркутской духовной семинарии. Ввел эту практику епископ Вениамин (Багрянский). Благодаря этому семинаристы могли сочетать обучение с практическим служением и иметь постоянный доход.

Отличительной особенностью Иркутска при формировании приходского духовенства была необходимость не только получить «выбор» от прихожан и благословение от епископа, но и согласие «благотворителя» церкви. Им мог быть состоятельный купец, поддерживавший этот храм, губернатор или влиятельный чиновник. Не имея подобной поддержки удержаться в составе причта было невозможно. Так, в 1728 г. епископ Иннокентий (Кульчицкий) назначил на должность дьячка к Иркутской Троицкой Петропавловской церкви посадского Дмитрия Серебренникова. Однако данная кандидатура не была согласована со строителем церкви сыном боярским Петром Алексеевичем Медведевым, что вызвало негодование последнего. В результате чего уже через год Дмитрий Серебренников оказался отстраненным от служения, а в начале 1730 г. на его место епископ был вынужден назначить другого – Ивана Литвинцева^[10].

В результате подобного формирования приходского духовенства в Иркутске, как и епархии в целом, наметилась тенденция закрепления членов одной семьи за приходом и замыкания приходского духовенства как сословной группы. Так, в 1799 г. в Балаганском духовном правлении из 26 приходов близкие родственники (братья, дети, племянники, внуки) присутствовали в 14 приходах (54 %), а состояли из членов одной семьи – 7 (27 %), в Киренском – из 16 приходов – в 11 (69 %) и 5 (31 %) соответственно, в Иркутском – из 29 приходов – в 19 (66 %) и 2 (7 %) соответственно.

В Иркутске картина выглядела по-иному: из 10 приходов близкие родственники имелись лишь в 3 (30 %) приходах, а из членов одной семьи состоял причт только 1 церкви (10 %)^[11]. Наиболее устойчивыми оказались династии церковнослужителей Сотниковых при приходской церкви Знаменского монастыря и Карамзиных – при Троицкой Петропавловской церкви.

Основателем священнической династии Карамзиных был Илья Иванович Карамзин. Он родился в семье служивого человека в 1678 г. Церковное служение начал при Троицкой-Петропавловской церкви, с момента ее основания, с причетнических должностей. 11 июля 1719 г., во время пастырского посещения Иркутска митрополитом Филофеем, он был посвящен в сан дьякона. На следующий день митрополит рукоположил Карамзина «во священники». Священник Илья Карамзин оставался верен своему приходу и своей церкви, при которой прослужил всю жизнь. Он встретил первого иркутского епископа Иннокентия (Кульчицкого), пережил второго епископа Иннокентия (Неруновича), лично встречал третьего архиерея Софрония (Кристаллевского). Скончался И.И.Карамзин в 1760 г. в возрасте 82 лет, при этом стаж его церковного служения составил 52 года^[12].

По иному сложилась судьба его брата – Ивана Ивановича Карамзина. Он начал служение при Крестовоздвиженской церкви Иркутска, став в 1717 г. ее первым священником. Прослужил он при церкви 13 лет. В 1730 г., по причине вдовства и бездетности он постригся в монахи Вознесенского монастыря под именем старца Иоакима^[13].

Разрушение семейственности среди иркутских причтов началось при епископе Михаиле (Миткевиче), а наиболее активно проводил эту практику в жизнь епископ Вениамин, который довольно быстро «расформировал» складывавшиеся династии и сосредоточил функции подбора и назначения кандидата на иркутский приход в своих руках.

Важным фактором, влиявшим на церковное служение приходского духовенства, являлось его материальное положение. Уровень доходов во многом определял степень престижности духовной карьеры в глазах общества.

В конце XVII в. иркутское духовенство содержалось за счет «государевой руги». Жалование первого причта составляло: протопопу Семену Адамову – 20 руб., хлебного – 20 четв. ржи и овса, протопопу Петру Григорьеву – 10 руб. и 7 четв. хлеба и овса, священнику Ивану Пантелеймонову – 7 руб. и 7 четв. ржи и овса, дьякону Ивану Васильеву – 6 руб. и 6 четв. ржи и овса, дьячку Ивану Яковлеву и пономарю Григорию Иванову – по 3 руб. и 3 четв. ржи и овса каждому^[14]. Таким образом, только денежное содержание причта составило 29 руб.

Получая такую ругу можно было считать себя обеспеченным человеком. Для сравнения приведем данные по другим сословиям: сын боярский Василий Перфильев получал денежный оклад в размере 15 руб., а подьячий приказной избы – 12 руб.^[15]

Ситуация изменилась в начале XVIII в., когда правительство Петра I сократило все «излишние» расходы государства, что коснулось выплаты церковной руги. Вместо нее предполагалось наделить причты церквей землей и «питаца им мирским подаянием».

Основу материального обеспечения клиров составило содержание от приходской общины. Кроме того, иркутское приходское духовенство получало плату за требы, занималось обработкой земли, ведением личного хозяйства и небольшими промыслами. Руга выплачивалась частично до 1726 г. Поступали пожертвования от купечества и «промышленных людей». Так, 17 мая 1793 г. рыльский купец Григорий Шелихов «приложил» в Михаило-Архангельскую церковь Иркутска «два бобра камчатских, пуховика, кои проданы иркутскому мещанину Ивану Хромцову ценой по 100 рублей»^[16].

Все вышеперечисленные источники доходов являлись легальными. Кроме них изворотливые клирики находили иные способы пополнения семейного бюджета. Одним из них являлось корчемство. Еще в XVII в. власти запретили духовенству содержать постоялые дворы и «лавки корчемные под страхом государева суда». Но соблазн получить дополнительный доход оказался сильнее. В конце XVII – начале XVIII вв. корчемством промышляли многие священники, например: Илгинской Богоявленской церкви – Лука Типушин, Киренской Спасской церкви – Андрей Данилов и др. Не стал исключение в этом плане Иркутск. Здесь в содержании корчмы в 1730 г. был уличен дьячок Спасской церкви Михаил Зырянов. По свидетельству протопопа Петра Григорьева «дьячок Михаил к церкви не ходит и нас не слушает, а в доме у себя держит корчму». По решению епископа дьячка Михаила Зырянова публично выпороли плетьми и направили на покаяние в Вознесенский монастырь^[17].

Сами священнослужители и причетники по-разному оценивали свое материальное положение. В Иркутске большинство причтов посчитали свое материальное положение «достаточным», хотя и «посредственным». В 1764 г. приходское духовенство Иркутска отказалось от получения земли, осуществлявшегося в ходе ее межевания по секуляризационной реформе Екатерины II.

Большинство работ по хозяйству и в быту выполнялись самими священнослужителями и их домашними. При этом доход отдельных клириков позволял использовать наемный труд. Так, священник Иркутской Прокопьевской церкви имел «дворовую девку из инородцев» для ведения домашнего хозяйства, а священник Богоявленского собора Иван Седякин – «дворового человека тунгусской породы» для работы при дворе и со скотом^[18].

К концу XVIII в. средний доход иркутского священника составлял 75–80 руб., дьякона – 50–60 руб., причетников – 35 руб. Уровень дохода явно снизился: если в XVII в. священник не намного отставал от доходов острожных приказчиков, служилого дворянства (детей боярских) и приказных – высшего и среднего слоя чиновничества, то в конце XVIII в. его доходы не соотносились даже с доходами чиновника XIV класса (регистратора губернской или протоколиста провинциальной канцелярии), жалование которых составляло 150 руб.

Дети приходского духовенства Иркутска изначально получали домашнее образование. Иногда они определялись на причетнические должности. Родители, обучавшие детей дома, направляли епископу подписку, в которой брали на себя обязательства научить всему, что знали и умели сами. Сохранилась одна из таких расписок – дьячка Стефана Завьялова, отправленная архиерею 21 декабря 1738 г. В ней он брал обязательство: «Имеющихся у меня двух детей: Алексея – пяти лет и Ивана – годовалого обучать грамоте буду неленостно и как к науке наискорее привести могу, а ежели <...> прилежного радения не исправлю и учиню в том послабу <...> то повинен я за свою неисправность и необучение истязания и штрафа»^[19].

Иркутские архиереи установили контроль за домашним образованием. За каждого необученного ребенка родители выплачивали в архиерейскую казну штраф в размере 5 руб. При этом штраф считался самым мягким наказанием. В качестве более серьезного наказания для необразованного причетника следовал запрет на церковное служение или его исключение из духовного сословия, с определением в податные или зачислением в рекруты.

С открытием школы при Вознесенском монастыре у приходского духовенства появился выбор: учить ребенка самим или отдать в школу. Однако несмотря на все усилия архиереев домашнее образование в семьях иркутского приходского духовенства преобладало. В 1732 г. из 11 детей, годных к обучению, в школу родителями было направлено только 5, а 6 – учились дома. В то же время приходское духовенство иркутского духовного правления всех годных к обучению детей – 12 – отправило в школу. Епархиальным властям удалось изменить ситуацию только с открытием в Иркутске семинарии.

Главным делом приходского духовенства являлось церковное служение. Основными его видами являлись: богослужения, молебны, литургии (в XVII–XVIII вв. именовались обеднями), крестные ходы, требоисполнения.

Иркутские приходы, по мнению духовенства, являлись наиболее благоприятными для церковного служения: они были локальными и объем требоисполнений был невысоким. Среднегодовое количество исполненных треб на 1 приходскую церковь Иркутска за последнюю четверть XVIII в. составляло около 80. В это же время в Иркутском духовном правлении оно составляло около 100, в Балаганском – более 110, и только в Киренском – 70.

Особые традиции возникли в городе при проведении крестных ходов. Так, во второй половине XVIII в. в Иркутске год начинался с организации крестного хода, проводившегося 6 января, для водоосвящения. Традиции этого шествия заложил епископ Софроний (Кристаллевский). По свидетельству «Иркутской летописи»: «1755 года января 6 дня, в день Богоявления Господня, преосвященный Софроний с годовым духовенством совершил крестный ход для водосвятия на устье речки Ушаковки <...> по случаю непокрытия реки Ангары льдом»^[20].

Начиная с 1787 г. ежегодно 21 мая, в день Св. духа, в Иркутске проводился еще один крестный ход. Он начинался в Троицкой церкви, затем прихожане шли к Ангаре для водоосвящения и направлялись в Кафедральный собор. В этот день проводилось торжественное «поднятие иконы Казанской Божьей Матери», чтившейся как «чудотворной». Данный крестный ход был связан с событиями 1787 г. В мае этого года стояла ужасная жара, грозившая обернуться неурожаем и голодом. Жители в отчаянии обратились к епископу с просьбой совершить молебен и крестный ход. 21 мая была торжественно вынесена «чудотворная» икона, епископ и все городское духовенство обошли город, совершили богослужение и пронесли икону через все близлежащие деревни и села: Усть-Куду, Оек, Поздняково, Хомутово и др. По преданию после завершения данного мероприятия пошел дождь. В память об этих событиях крестный ход повторялся ежегодно.

С деятельностью приходского духовенства связано создание при приходских церквях богаделен. Иркутск положил начало их строительству в регионе. К началу XIX в. в Прибайкалье учредили 26 богаделен, из них 6 (23 %) – в Иркутске^[21]. Первоначально богадельни были общими. Их разделение на мужские и женские в Иркутске произошло при епископе Софронии в 1753 г.

Роль иркутского приходского духовенства в общественной жизни в XVII-XVIII вв. была скромной. Правительство сознательно сдерживало активность приходского духовенства. Например, оно, как и крестьянство, оказалось лишено права выдвижения кандидатов и направления наказов в Уложенную комиссию. После 1703 г. власти не разрешили проведения ни одного церковного собора сибирского духовенства. Таким образом, корпоративные интересы иркутского приходского духовенства не были сформированы и озвучены.

Продолжительность церковного служения в рассматриваемый период возрастным цензом не ограничивалась. Священник мог оставаться при церкви до тех пор, пока мог исполнять свои обязанности. Многие священнослужители пребывали на службе при церкви до самой кончины.

Своих детей священнослужители стремились женить или выдать за муж в своем же кругу. Браки между детьми приходского духовенства были наиболее частыми. В рассматриваемый период породниться с иркутским священником считалось почетно. Поэтому не редко заключались браки между детьми приходского духовенства и выходцами из купеческой, мещанской или чиновничьей среды. Так, купец Данила Федоров Ширяев в 1782 г. женился на дочери священника Иркутской Богородско-Владимирской церкви Марии Громовой, не запросив даже приданого^[22].

К приходскому духовенству, как к лицам, которым суждено было являть собой пример нравственности для своих прихожан, всегда предъявлялись завышенные требования и те проступки, которые считались обыденными в среде городских обывателей вызывали осуждение по отношению к ним.

Основным таким проступком считалось пьянство. Епархиальные власти как могли, боролись с этим злом, применяя к приходскому духовенству различные методы воздействия или наказания. Так, дьякон Иркутской Прокопьевской церкви Александр Попов был отстранен от служения за пьянство и отправлен «на заучивание» катехизиса и топление печей в семинарию, под присмотр учителя класса грамматики Скрябина^[23]. Дьякона Иркутской Крестовоздвиженской церкви Михаила Миронова за пьянство и прогулы церковных служб было велено «отослать в кафедральный Богоявленский собор для изтрезвления от пьянственной страсти на хлеб и воду, заставляя топить печи и регулярно читать псалмы»^[24].

Однако в своем большинстве духовенство являло пример нравственного религиозного служения. Одним из таких людей, привлекавших иркутян и «инородцев» в лоно православной церкви был Федор Михайлович Сухих. Он родился в семье иркутского бургомистра Михаила Сухого. Сам Михаил Сухой был чрезвычайно радушным человеком. В его доме останавливался посол Савва Владиславич, иркутские епископы Варлаам (Коссовский) и Иннокентий (Кульчицкий). Бургомистр высказал несколько предложений по развитию торговли с Китаем и «обустройстве» сибирского купечества. Он любил собирать книги, имел большое количество икон, в меру возможностей жертвовал средства на церковное обустройство. Для своего сына Федора он постарался обеспечить наилучшее образование. Он научил его читать по церковным книгам, ознакомил с церковным уставом и пением, преподал уроки организации делопроизводства, счетоводства. Федор также получил юридические знания. Перед молодым человеком открывалась блестящая карьера. В 1733 г. прихожане предложили ему должность дьякона при Прокопьевской церкви Иркутска, но он отказался, избрав для себя гражданскую службу. В 1738 г. Федор Сухих коренным образом изменил свою судьбу. Строитель Михаило-Архангельской церкви Емельян Югов лично приехал к нему и убедил принять сан священника. В том же 1738 г. состоялось рукоположение. За свою рассудительность и знания в начале 1740-х гг. Федора Сухих избрали на должность поповского старосты, т.е. он фактически стал во главе приходского духовенства Иркутска. Все его три сына: Матвей, Илья и Иван, также избрали для себя духовную карьеру.

Матвей стал преемником отца на должности священника. При нем церковь была частично перестроена и приобретены многие иконы. Его внук Федор Сухих продолжил дело деда и отца, также став священником при Михаило-Архангельской церкви Иркутска. Он организовал отливку большого церковного колокола, постоянно заботился об устройстве вверенного ему храма.

Епископ Вениамин (Багрянский) произвел Федора Сухих в сан протоиерея и перевел его на служение в Кафедральный собор. Протоиерей Федор Сухих принимал активное участие в делах епархии. Он участвовал в освидетельствовании мощей Св. Иннокентия, оставался благочинным церквей Иркутска. Скончался Федор Сухих в сане архимандрита Посольского Преображенского монастыря под именем Феодорита.

Карьера второго сына - Ильи Сухих была не столь блестящей. Он дослужился до сана дьякона.

Наибольшую известность в Иркутске приобрел Иван Федорович Сухих. Он пошел по стопам отца. Начав с должности пономаря он дослужился до сана протодьякона. Его увлечением стало иконописание. К нему обращались купцы, чиновники и простые горожане с одной просьбой – написать для них икону. Довольно быстро известность Ивана Сухих вышла за пределы Иркутска. Вершиной его творческого мастерства стали две большие иконы, написанные для Лыловской церкви: «Воскресение Христово» и «Богоматерь Владимирская», которые особо чтились прихожанами. Иркутские архиереи неоднократно предлагали Ивану Федоровичу Сухих принять сан священника, но он упорно отказывался. Взамен священства его возвели в сан протодьякона при Тихвинской церкви Иркутска^[25].

Подводя итоги беглого рассмотрения деятельности приходского духовенства Иркутска в XVIII в. можно сказать, что оно соответствовало требованиям, предъявляемым к священно- и церковнослужителям со стороны как архиереев, так и общества, и внесло достойный вклад в превращение Иркутска в духовный центр Восточной Сибири.

Примечания