Долгие годы, начиная с 30-х годов ΧVIII в. существовала официальная версия об основании города Иркутска в 1652 г. Единственным источником данной версии служило упоминание И.Э. Фишером в его книге «Сибирская история с самого открытия Сибири до завоевания сей земли российским оружием» о том, что сын боярский Иван Похабов, отправляясь в 1652 г. на Байкал, «сделал в устье реки Иркута хижину для казаков, чтобы способнее собирать ясак». Несмотря на то, что сам Фишер считал «началом известного в свете города Иркутска» вовсе не «хижину», а острог, построенный в 1661 г., версия образования Иркутска в 1652 г. на долгие годы была узаконена [1].
При подготовке к празднованию 300-летия Иркутска в 1952 г., А.Н. Копыловым были проведены архивные исследования по обоснованности даты основания города. В результате чего не было найдено никаких документов, подтверждающих строительство зимовья в 1652 г., и был сделан вывод о единственной документально подтвержденной дате основания Иркутска в 1661 г..
В качестве обоснования новой даты возникновения Иркутска послужила челобитная енисейского сына боярского Якова Ивановича Похабова о начале строительства им летом 1661г. нового государева острога «против Иркута реки на Верхоленской стороне», и сообщения 1662-1663 гг. енисейского воеводы И.И.Ржевского в Сибирский приказ, в которых тот неоднократно отмечал, что именно при нем был построен «в новых приисканных землях в новой Яндашской земле на Иркуте-реке Иркутцкой острог» [2].
Помимо официальных версий основания Иркутска существуют множество легенд, преданий и сказаний, записанных в ΧVIII-ΧIΧ вв., где говорится о существований зимовий и острожных строений в устье Иркута и на острове Дьячем в период 1620-1640 гг. Мало того. В середине ΧIΧ в. на Дьячем еще были заметны остатки древних строений, а во время раскопок в 1920 г. в центре острова были обнаружены следы от лежащих когда-то в земле бревен и несколько канав [3]. Естественно, ни в коем случае нельзя игнорировать подобные сведения, но относиться к ним нужно с осторожностью, помня простую истину, что каждая история имеет свою предысторию.
Предыстория Иркутска обязана своему местоположению на Ангаре — главном водном пути на Байкал. Документальных свидетельств о местности близ будущего Иркутска до середины 40-х гг. ΧVII в. не найдено. По сообщениям байкальских эвенков, первые казачьи суда на Байкале были замечены уже в 1640 г., но кто это был, не известно. Официально считается, что первым из казаков на Байкале побывал Курбат Иванов в 1643 г. [4]. В то же время не секрет, что часто в новых сибирских землях впереди казаков, опережая их на несколько лет, оказывались промышленные люди, искавшие в этом личную наживу, но имевшие все основания считаться первопроходцами Сибири [5].
Вполне допустимо, что кого-то из безвестных первопроходцев привлекало удобное по пути следования на Байкал расположение острова Дьячий, на котором можно было устроить относительно безопасное зимовье, скрытое от лишних глаз и защищенное вкруговую водами Иркута. Однако это могли быть только «самочинные» строения, возведенные по воле случая, или по прихоти самих первопроходцев.
Безусловно, дело чести историков и краеведов как можно лучше разобраться в прошлом тех мест, где им суждено жить, но существует не писаное правило, согласно которому датой основания любого населенного пункта считается его первое упоминание в архивных документах. Для Иркутска такая дата, к счастью, установлена точно — это 6 июля 1661 г. по старому стилю, или 16 июля 1661 г. по новому стилю [6], день, когда Я.Похабов начал строительство нового острога. Легитимность этой дате придает наказ Я.Похабову енисейского воеводы И.И.Ржевского от 22 июня 1661 г.: «отыскать на усть Иркута реки или вверх Иркута самого угожево места: и на том месте поставить острог».
Существует еще одно немаловажное обстоятельство, по которому следует раз и навсегда поставить окончательную точку в «затянувшемся», по выражению А.Н.Копылова, вопросе. Иркутск как город начал застраиваться и формироваться не относительно некоего зимовья на острове Дьячем, а вокруг острога, который определил перспективы развития города и повлиял на его архитектурный облик. Именно острог послужил тем своеобразным «первым колышком», относительно которого начал разрастаться неповторимый по красоте Иркутск.
Весьма примечательной выглядит предыстория выбора места постройки острога Я.Похабовым, который он сам назвал Яндашским, и лишь через год за ним закрепилось окончательное название Иркутского острога.
Первые свидетельства по обследованию Иркута оставил Иван Похабов [7]. Из его челобитных и справок Сибирского приказа следует, что в 1644 г. И.Похабов для «прииску новых землиц» доходил до Иркута. В 1646 г. в расспросных речах в енисейской приказной избе И.Похабов в числе прочих упомянул Иркут в качестве стратегически выгодного места для постройки острога как опорной базы по сбору ясака. В 1647 г. И.Похабов «ходил войною в зиме на Иркут реку на братцких людей и на тынгусов» и «взял на реке Иркуте в аманаты иркуцкого князца Нарея», улус которого располагался в среднем течении и до устья реки Иркута [8].
Немаловажным свидетельством понимания русскими важности мест в устье Иркута является название острова Дьячий. Для ранней истории освоения Сибири, русифицированные названия местности были крайне редким явлением, поскольку русские в основе своей перенимали топонимы аборигенного населения. Для русифицированного названия острова должна быть веская причина, например, та, что уже с конца 40 - начала 50-х годах ΧVII в. данный остров мог рассматриваться как русский форпост для сбора ясака, который в этих местах активно собирали Иван Похабов, и, возможно, Максим Перфильев. Предания накрепко связывают два этих имени, причем настолько тесно, что позволяют допустить между ними дружеские отношения. У обоих порознь и вместе были особые причины назвать остров Дьячим. М.Перфильев был назначен казачьим атаманом с должности подьячего енисейской приказной избы и пользовался большим авторитетом у властей и казаков, которые за глаза называли его «дьяком». У И.Похабова был средний брат Григорий, с которым у Ивана помимо теплых родственных, были еще и тесные деловые отношения. И.Похабов имел все основания быть преисполненным гордости за своего брата, который в начале 50-х годов сделал стремительную карьеру от старшего подьячего великоустюжской съезжей избы до Сибирского приказа.
Не приходиться сомневаться, что русские имели особые виды на остров Дьячий, а И.Похабов обладал обширной информацией о реке Иркут еще до 1652 г., времени, когда, по неподтвержденным до сих пор данным, при проезде в Забайкалье И.Похабов строит на Дьячем зимовье. В том походе рядом с Иваном находился будущий строитель Иркутского острога Я.Похабов, который уже был в этих местах во время похода в Забайкалье с И.Галкиным в 1648-1650 гг. Можно предположить также, что пользуясь расположением и родственными связями, Я.Похабов получил какие-то сведения о местности в устье Иркута от И.Похабова во время их совместного похода в 1652-1654 гг.
О родственных отношениях и личностях Ивана и Якова Похабовых стоит упомянуть отдельно, поскольку сами по себе эти люди являются поводом для многих небылиц, слухов и нелепиц. Фигура И.Похабова во многом более заметна, чем фигура Я.Похабова, благодаря большому числу архивных сведений о нем и тому вниманию, которое И.Похабову уделили абсолютно все исследователи Сибири. Известность И.Похабова, порой мешает воспринимать Я.Похабова как отдельную личность, поэтому их иногда просто путают. Во многом, образ И.Похабова современники воспринимают по книге А.П.Окладникова «Очерки из истории западных бурят-монголов (XVІІ-ХVІІІ вв.)», однако сам Окладников многократно оговаривался, что не демонизирует И.Похабова, а использует его как типичный пример для характеристики обычаев и нравов того времени [9]. Имя И.Похабова навечно связано с первыми русскими экспедициями на озеро Байкал, историей основания Иркутска, строительством и укреплением сибирских острогов, установлением дипломатических отношений с Монголией. Про Я.Похабова в полной мере говорят результаты его первых походов на Байкал, где он руководит строительством Баунтовского острога; вместе с Иваном Галкиным строит Баргузинский острог; самостоятельно проведывает новые земли в долинах рек Витим, Муя, Верхняя Ангара, озерах Буженей и Баунт; объясачивает непокорных прежде князцов; пресекает попытки промышленных людей незаконного сбора ясака; проявляет себя как умелый командир казачьих отрядов в столкновениях с племенами местных народов, присоединяя их к русскому государству. Все это позволяет судить о выдающихся личных качествах Я.Похабова, что по достоинству отмечалось современниками — опытными И.Галкиным и И.Похабовым, доверявших ему ответственные задания во главе отрядов казаков, и енисейскими воеводами, оценивших его особые заслуги перед государством редким по тому времени ускоренным продвижением по службе от рядового казака до сына боярского. Несмотря на разную степень известности, различий характеров и харизм, оба Похабовых внесли в историю присоединения к России Прибайкалья и Забайкалья неоценимый вклад, который еще только предстоит осмыслить.
Иван и Яков не были близкими родственниками, но история происхождения их фамилии, говорит о том, что оба они принадлежали к роду неродовитых служилых людей Русского Севера, ведущих свое начало от общего предка - одного из безвестных юродивых Московского государства конца ΧV в. [10]. В те времена «блаженными «похабами» называли на Руси юродивых, демонстрирующих «похабное» для достижения добродетели» [11]. Время существования фамилии до рождения И. и Я. Похабовых насчитывало не более полутора столетий и, учитывая крайне высокую степень идентификации фамилии, можно утверждать, что родственные отношения между Иваном и Яковом были достаточно близкими для того времени. Косвенно это прослеживается по судьбе и успешной карьере Я.Похабова, возможно, именно благодаря опеке могущественного И.Похабова.
Фамилия Похабов кажется сегодня чем-то неприличным, но в прошлом для обозначения рода трудно было подобрать более яркую и говорящую фамилию, которая являлась своеобразным благословением от похаба, выступая тем самым, как фамилия-оберег. Более 500 лет фамилия сохраняет в себе память о непостижимом феномене в культуре христианства, и напоминает нам об обманчивости очевидного.
К 60-м годам ΧVII в. русскими был проторен и освоен «старый монгольский путь вверх по Иркуту за «мунгальский камень», которым прошли все экспедиции 1658-1660 гг. по поиску беглых бурят, откочевавших в 1658 г. с насиженных мест в Монголию [12]. Местность в районе устья Иркута к этому времени была настолько хорошо изучена, что в 1658 г. енисейский сын боярский Яков Тургенев получает прямое указание от енисейского воеводы М. Ртищева «иттить... на новую реку Иркут и на усть той реки Иркута... поставить новый острог». Однако Тургенев решает, что «на Иркуте реке нового острогу строить не для чего, потому что брацкие мужики, изменив, разбежались» [13].
Таким образом, уже к концу 50-х годов ΧVII в. идея строительства острога в устье Иркута сформировалась окончательно, и необходима была лишь причина для его появления. К началу 1661 г. причин оказалось сразу две. Во-первых, во время своего двухмесячного похода по розыску беглых бурят Яков Похабов находит на Иркуте неизвестное племя Яндашских татар — сойотов, кочевавших в верховьях Иркута и озера Косогол, и согласившихся платить ясак. Во-вторых, в очередной раз проявился конфликт между Енисейском и Красноярском за право сбора ясака в Прибайкалье, длившийся с некоторыми перерывами практически с самого основания Красноярского острога. Именно, просьба Яндашских татар по защите от красноярских казаков послужила началом стремительных событий по строительству Я.Похабовым нового острога в устье Иркута. Эти события многократно описаны в различных источниках [14], поэтому следует отметить лишь одно странное обстоятельство. Я.Похабов отправляет в Енисейск отписку с просьбой Яндашских татар по строительству острога, а сам, не дожидаясь ответа, начинает строить острог. Складывается полное ощущение, что Яков Похабов ни секунды не сомневается, в каком именно месте должен стоять будущий острог, реализуя давно созревший собственный замысел, как результат своих предыдущих походов. Видимо поэтому лучшего места для нового острога трудно было подобрать: «А инде стало острогу поставить негде, а где ныне Бог позволил острог ставить, и тут место самое лутчее, угожее для пашни, и скотинной выпуск и сенные покосы и рыбные ловли все близко, а опроче того места острогу ставить негде, близ реки лесу нет, стали места степные и неугожие» [15].
Главное преимущество местоположения нового острога заключается в том, что в этом месте хорошо контролируется водный путь, ведущий по Ангаре на Байкал и на юг по Иркуту к заветному ясаку. Строительство нового острога Я.Похабовым дало возможность енисейцам заблокировать перемещения красноярских казаков по Ангаре и Иркуту, после чего конкуренция за «новые землицы» между Енисейском и Красноярском прекратилась. Енисейцы после построения Иркутского острога стали активно продвигаться в Забайкалье и на Амур, а «красноярцам оставалось только расширять свою территорию, продвигаясь в Саяны или в Киргизские степи по левому берегу Енисея» [16].
Вместе с тем был создан новый опорный пункт по сбору ясака, с появлением которого власть русских в Прибайкалье после 34 лет упорной борьбы с аборигенным населением утвердилась полностью и окончательно [17].
Заслуга Я.Похабова в деле строительства Иркутского острога очевидна: множество людей проходили мимо этих мест, некоторые из них могли зимовать на Дьячем, но только Я.Похабов принял единственное правильное решение о строительстве острога, которое привело к завершению процесса закрепления русских в Прибайкалье.
Вместе с тем, нельзя забывать и умалять роль простых казаков, шедших за Я.Похабовым в новые земли, которые таили в себе не только опасность и неизвестность. В те времена казаки не только умело управлялись с саблей и пищалью, но и вынуждены были самостоятельно справляться с бытовыми и хозяйственными проблемами, поскольку помощи им было ждать не от кого. Им «нередко… приходилось откладывать в сторону пищаль, копье, саблю и браться за топор, тесло и весло, чтобы обновить или заново срубить городские укрепления, навести мост, «изладить» дощаник или лодку, сплавить лес или хлеб» [18]. «С саблей и топором» казаки не только завоевали, но и застроили первыми острогами Прибайкалье и всю Сибирь.
Таким образом, строительство Иркутского острога Яковом Похабовым в 1661 г. представляется вполне логическим и закономерным завершением множества, казалось бы, не связанных событий в предыстории Иркутска.
Похабов Юрий «…А опроче того места острогу стваить негде…». О предыстории Иркутска // Проект Байкал : Информационно-аналитический архитектурный журнал (350-летию Иркутска посвящается). — 2011. — № 29-30. — С. 58-61.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
