Пожар 1879 года — крупнейший в истории Иркутска пожар 22 и 24 июня 1879, в результате которого выгорела половина города.
До сегодняшнего дня нет единой версии, почему 22-го и 24 июня 1879 года сгорела лучшая часть Иркутска. Может, это были поджигатели, а может, виновата погода — засуха и сильный ветер. Или сказалось отсутствие достаточной подготовки брандмейстеров, военных и штатских. Не исключено, что роль сыграли и дефицит воды, и плотная застройка города. Нельзя списывать со счетов панику и разобщенность иркутян, а также отсутствие всех высоких начальников. Но, скорее всего, все эти обстоятельства слились воедино, образовав колоссальную по своим масштабам трагедию. За три дня огонь забрал практически все общественные и казенные учреждения, учебные заведения, многие церкви, синагогу, музеи. Выгорело 75 кварталов — 918 дворов со 105 каменными и 3418 деревянными постройками. После пожара в Иркутске осталось 3157 домов — вдвое меньше, чем было несколькими днями ранее.
22 июня 1879 года, в пятницу, стояла жаркая погода. Как и за день до того, и за неделю. Несмотря на то, что весна только-только миновала, губерния изнывала от зноя; крестьяне жаловались на засуху. Распаренные люди лениво ходили по улицам.
А в пять с небольшим часов вечера над центром города поднялся черный столб дыма. Позже выяснилось, что загорелась стайка по улице Баснинской (ныне Свердлова), как раз на том месте, где пересекались дворы чиновника Вагина, купчихи Останиной и мещанина Усенкова. Как и почему загорелся хлев — совершенно не ясно, потому что там никого не было, он пустовал. Сухое строение моментально занялось пламенем. А через мгновение огонь перекинулся и на соседние постройки, а затем и вовсе перешло улицу. Возгорание можно было вовремя остановить, если бы пожарные находились неподалеку. Но они тушили поместье в Глазковском предместье. Его можно было остановить, если бы в округе были вырыты глубокие колодцы. Но, по иронии судьбы, в городе, стоящем на берегах могучей реки, вода была редким и дорогим продуктом. Небольшие колодцы в Иркутске были даже не у всех купцов и чиновников. Запасов спасительной жидкости в них хватило бы для тушения десятка свечей, но никак не для разгоревшихся строений.
Когда уставшие брандмейстеры из Глазково прискакали на измотанных лошадях в центр, пожар уже полыхал вовсю. Горело 6 больших деревянных зданий юнкерского училища и 8 зданий военно-аптечных складов. Огромное пламя от этих строений быстро разрасталось. Этому во многом помог ветер — он дул куда заблагорассудится, разнося угли далеко вокруг. Плотная застройка центральных кварталов еще более усугубляла тяжелую ситуацию — дома стояли практически впритык друг к другу, и они полыхали. А люди, видя, как огненная стихия только задается, запаниковали. Было отчего: горели уже четыре самых заселенных и густо застроенных квартала. По краям дорог выросли огненные стены, преодолеть которые не представлялось возможным. Беда пришла не одна — в городе бушевал порывистый ветер.
Перед стихией пала Владимирская церковь. В десятом часу вечера огонь пожирал 11 кварталов. Паника охватила Иркутск. Люди, кто был дальше от центра, паковали вещи, чтобы в поисках спасения поскорее перебраться поближе к Ангаре, а то и вовсе на другой берег.
Военные, пожарные, казаки и большое количество обычных людей делали все возможное, чтобы не дать огню широко разойтись, поглотить город и далее. Они разбирали деревянные заборы и здания, очерчивая тем самым полосу, на которой гореть было нечему. Это был единственный способ остановить огонь.
Горожане провели на ногах всю ночь. Абсолютное большинство из них покинуло свои дома, заняв помимо площадей и парков берег Ангары. Можно сказать, что город стихийно переехал туда — у воды повсеместно возникли палатки, навесы, шатры. Люди тут же мастерили укрытия от ветра. Наутро ветер стих, а пожарище догорело. В книге Д.Д. Ларионова «Губернский город Иркутск» потери первого дня описывались так:
«Уничтожено 11 кварталов совершенно и три каждый почти наполовину, в которых считалось 190 дворов (116 хозяев) с 813 разными строениями, из коих 7 были каменные; кроме того сгорели: общественный ряд — каменный, два каменных здания военно-аптечного склада; Владимирская церковь с богадельнею — каменная; все шесть зданий юнкерского училища — деревянные и все надворные строения духовного училища, из коих три каменных. Из правительственных учреждений, помещавшихся в этой части города, сгорела Иркутская врачебная управа — в доме статского советника Муратовского, но все дела и имущество были спасены... До 3 тысяч жителей осталось без крова»
. Были и жертвы: в огороде своего дома сгорел ребенок, от встречного пламени прямо посередине улицы вспыхнула женщина, один рабочий разбился, упав с крыши здания, другому отрезало пальцы обеих рук.
В это время генерал-губернатор объезжал Забайкалье, губернатор был в Санкт-Петербурге, начальник штаба находился в командировке на Амуре, губернский воинский начальник — на Лене, полицмейстер ушел в отпуск и уехал из Иркутска, городской голова также был в отпуске и тоже отбыл из Иркутска. Город оказался в полном распоряжении горожан. Им самим предстояло решать свои проблемы. И пережить самое страшное им только предстояло.
Днем ранее, 23 июня, иркутяне осматривали место бывшего пепелища. Жизнь как будто тут же начала налаживаться — сожалея о случившемся, горожане с любопытством рассматривали останки былых зданий и кое-где тушили небольшие костерки, которые, впрочем, уже не могли навредить. Начальствующий городской состав собрался, чтобы принять несколько незначительных решений, люди отдыхали и возвращались в свои дома, кому было куда возвращаться.
В воскресенье, 24 июня, в Иркутске был традиционный базарный день. Но в этот раз особенно многолюдный, даже несмотря на нестерпимый зной. Посмотреть на пепелище приехал люд со всех окрестностей. Кроме того, появилась возможность сбыть товара больше обычного: погорельцам ведь нужно было восстанавливать имущество — и движимое, оставленное пламени, и недвижимое. Рыночные площади оказались переполнены. На город надвигался ураган.
В полдень, во время самого разгара движения в городе, разнесся крик: «Пожар, пожар!» Надо ли говорить, что испытали люди, которые днем ранее стали свидетелями огромного пожарища?
Новый пожар начался на постоялом дворе, в доме мещанина Закатина на улице Котельниковской (ныне Фурье). Улица, где располагался двор, с одного края была соединена с Большой, от нее — к часовне, а оттуда к гостиным рядам, мелочному и толкучему рынкам. Другой же ее край выходил на Главную Арсенальскую улицу, на противоположной стороне которой — самая обширная в городе, так называемая Хлебная. Это площадь с мясным, мелочным, обжорным, хлебным, рыбным, бондарным, железным и местами дегтярным, дровяным и конским рядами. Словом, самый живой центр города. Над постоялым двором поднялся громадный столб черного дыма.
Еще до прибытия пожарных народ кинулся разбирать заборы и деревянные дома — все решили использовать сравнительно удачную тактику 22 июня. Но поднялась буря. Она перечеркнула все планы по спасению города. Огонь стал быстро распространяться по противоположной стороне Котельниковской улицы, переходя на зады Блиновской (ныне Чехова) и Большой улиц в одну сторону, и перенесся на Пестеревскую (сейчас Урицкого) улицу и зады Большой — в другую. Ничто не могло быть тут спасено, жителям оставалось только спасаться самим, не думая больше ни о чем; обширные и блестящие магазины на Большой улице бросали на произвол судьбы. Буря только усиливалась, в воздухе показались летящие головни, целые доски срывало с крыш, и всего за полчаса в пламени было уже два квартала.
К трем часам дня вся центральная часть города, то есть 12 торговых и жилых кварталов, представляла собой ревущий огненный ад. Все бежало, кричало, давило друг друга; товары из магазинов просто выбрасывали на улицу, загораживая тротуары и останавливая толпы народа, помогавшего укладываться на возы; у погребков, водочных магазинов — вместо помощи — шла распивочная на вынос в буквальном смысле. То есть бралось и уносилось или тут же выпивалось. Возы, наложенные товарами возчиками, даже взявшими вперед и большие деньги за подводу, увозились не по указанию хозяев — если они были без провожатых, а просто за город. Нечеловеческими усилиями во многих местах города распространение огня удалось предотвратить. Но даже к утру 25-го числа пожар по берегу Ангары все продолжался. Горели даже перила на Набережной улице. Дома, для защиты которых не было людей, загорались медленно, постепенно, один за другим передавая перебиравшийся огонь по заборам от карниза на крышу. Позже станет ясно, что даже при самой небольшой защите две трети Набережной остались бы нетронутыми, но людей не было. Ларионов винит в сгоревшей набережной самих иркутян:
«Все уехало, вывезлось и только являлось в город узнать, что делается! Это резкая черта отсутствия самопомощи у иркутян, так же как и вполне эгоистический склад характера жителей, сложившийся под влиянием уже самих исторических причин — «лишь бы мне было хорошо». В то время, когда одни, забывая свои личные интересы и пренебрегая опасностями, шли спасать других, даже неизвестных им прежде людей или общественное и казенное достояние, другие же первым долгом сочли спасти свое добро, не заботясь ни о других ближних, ни о долге, их призывающем, и постыдно бежали...»
. Город представлял страшную картину разрушения. Весь день 25-го июня город казался вымершим, а окрестности его стонали. Сколько человек тогда погибло, неизвестно. А через 10 лет о большом пожаре почти ничто уже не напоминало — Иркутск отстроили заново.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
