«Мунгальская» школа в Иркутске

«Мунгальская» школа — начальное образовательное учреждение в Иркутске, первая школа в Восточной Сибири. В ней обучали русской грамоте и монгольскому языку. Открыта в 1725. Существовала до 1746.

Открытие и существование "мунгальской" школы

Первая школа в Иркутске была открыта стараниями архимандрита Антония Платковского при Вознесенском монастыре. Мысль об организации такой школы была подана русским посланником в Китае Львом Измайловым. «Чрезвычайный посланник Лев Измайлов, – писал Платковский, – посылал в Китайское государство для некоторых нужд царственных, кото­рому в бытие свое при нем на грани­цу прежде поездки в Китай прислана грамота мунгальского письма и не на­шел ни единого переводчика из рус­ских людей, чтобы перевести грамо­ту, о чем зело сумнителен был гос­подин посланник... Тогда господин посланник говорил мне, что близко пограничные города государя наше­го, а духовенство де не заведет детям школы мунгальского языка и еще прибавил, что езопы (иезуиты) из Европы ездят не имуща никакого экциза, к мунгалам и китайцам толь­ко сами от себя как язык разных на­родов, так и обычаи их довольно зна­ют, а наше де духовенство и погра­ничного языка не знает. И того вре­мени господин посланник советовал мне робят собравши завести мунгаль­ского языка школу» ^[1].

Управляющий Вознесенским монастырем архимандрит Антоний Платковский в 1825 г. ^[2] возбудил ходатайст­во перед Синодом об открытии шко­лы при монастыре «сперва монгольского, а затем китайского языка», «чтобы, – как писал он, – посредством изучения сиих языков удобнее действовать в распространении между монголами и китайцами православной веры и в видах сношений торговых»^[3]. Как на источник средств для содержания этой школы Антоний указал на Посольский монастырь за Байкалом, для чего предлагал приписать его к Вознесенскому монастырю со всеми его доходами, а «равно обложить с тою же целью известным взносом и другие монастыри Иркутской провинции»^[4].

По представлению Синода императору Петру I последовал его указ об открытии мунгальской школы, в котором говорилось: «Велено иркутского Вознесенского монастыря архимандриту Антонию (Платковскому) учредить в том иркутском монастыре школу мунгальского языка и русской грамоты и собрать для обучения в оную школу со всей Ир­кутской провинции священнических детей и сирот, ко учению потребных»^[5]. И школа, наименованная «мунгальской», была учреждена, построена и открыта^[6].

На первых порах было одно отделение – монгольское. Школа помещалась в специальном деревянном доме, выстроенном на косогоре, против монастырских стен. По существовавшему тогда обычаю, здание делилось на две половины: «чистую» и «черную» избы. «Чистая» называлась горницей. В ней проходили занятия. Вторая половина служила жилым помещением для учеников.

Первоначально было принято 32 ученика, в основном дети церковнослужителей, но были и дети других сословий, например, служилых людей, что сопровождалось письменным обязательством не покидать школу^[7], а также выходцы из крестьян^[8]. Так, в 1925 г. в школу был зачислен Петр Пнев из крестьян. Кроме того, обучались в ней и два бурятских мальчика.

В последующем неоднократно подтверждалось распоряжение высших инстанций, чтобы все дети духовенства от 7 до 15 лет высылались в школу, «под опасением 15-рублевого штрафа» ^[9], и чтобы «церковнослужители не прятали их, а добросовестно объявляли о количестве детей мужского пола».

В 1727 г. архимандрита Антония Платковского в управлении монастырем сменил Святитель Иннокентий, назначенный первым епископом Иркутским. Школу он нашел в большом беспорядке. Приписка Посольского монастыря к Вознесенскому не состоялась; взамен этого тобольскому преосвященному и губернатору представлено было определить штатное число учеников и назначить им содержание от сибирских монастырей. «Тобольские власти положили быть в школе 25 ученикам, из коих десятерых контентовать монастырю селенгинскому Троицкому, восьмерых киренскому Троицкому и семерых Посольскому Преображенскому»^[10].

И. Кульчицкий – образованнейший человек (учился в Киевской ду­ховной академии, был профессором в Славно-греко-латинской академии, затем соборным иеромонахом в Петербургском Александро-Невском монастыре) – многое сделал для улучше­ния работы школы. В 1728 г. стараниями Святителя Иннокентия в здании мунгало-русской школы было организовано второе отделение – славяно-русское, куда принимали детей духовенства для подготовки их к священнослужительской деятельности^[11]. Теперь в школе существовали два отделения – русское и монгольское, и учебное заведение стало называться русско-монгольской школой^[12].

Возросло количество учеников. Если  к 1730 г. «собрано было в училище 35 человек»^[13] (на монгольском отделении обучалось 25 человек, а на русском – 10), то к 1731 г. число учащихся достигло 70 человек. В школу стали принимать детей всех сословий.

Для улучшения функционирования школы («для смотрения за школьными припасами и для закупа их вовремя»), Иннокентий учредил при школе должность старосты; староста должен был «производить одежду». Первоначально эту должность занимал Василий Коротаев из Знаменского женского монастыря, в 1731 г. – Федор Иванов Балдаков^[14].

Благодаря усилиям Иннокентия Кульчицкого в школу были дос­тавлены для переписки от монгольских лам семь книг монгольского письма: Сунду Найма-Мингату и др. Поскольку печатных книг в обращении не было, а имевшиеся в школе их рукописные экземпляры истрепались, необходимы были новые книги. Иннокентий просил их у забайкальских лам для переписки. В 1729 г. при посредстве директора русского ка­равана, шедшего из Китая в Сибирь, Лоренца Ланга удалось полу­чить необходимые книги. Эти огромные фолианты были переписаны в Иркутском монастыре в течение одного года и возвращены владельцам. Первая в России школа монгольского языка приобретала монголь­ские рукописи, в том числе народный эпос «Гэсэр».

При кончине Святителя Иннокентия в 1731 г. школа распалась. Его преемник Иннокентий II Нерунович «восстановил ее и набрал около 60 учеников»^[15].

Епископ Иннокентий Нерунович построил за Вознесенским монастырем, в Жилкинской роще, загородный дом, устроил в нем церковь во имя св. Мученика Иустина Фолософа и туда же перевел школу^[16]. При этом он стремился улучшить работу учебного заведения, перейти к семинарскому обучению.

В 1737 г. монгольское отделение было закрыто за удалением из школы учителя монгольского языка Лапсана. Он был заподозрен епископом Иннокентием Неруновичем в возмущении балаганских бурят против насилий иркутской гражданской администрации и был уволен. Синод требовал, чтобы провинциальная канцелярия изыскала учителя для монгольской школы, однако сделать этого не удалось. При Возне­сенском монастыре продолжало функционировать только русское отделение, получившее название славяно-русской школы^[17].

В 1746 г., в связи с отъездом Иннокентия II Неруновича в Петербург, мунгало-русская школа была снова закрыта и «навсегда прекратила свое существование»^[18].

Финансирование

Первоначально содержание школы осуществлялось согласно росписи архимандрита Антония за счет средств монастырей: Селенгинского Троицкого, Киренского Троицкого, Посольского Преображенского и Иркутского Вознесенского. В месяц на содержание каждого ученика полагалось: 10 алтын деньгами на одежду, 2 пуда ржаной муки, 5 фунтов круп, 2 фунта соли^[19]. Каждому монастырю отдельно определялся размер содержания. Так, Киренский монастырь поставлял, кроме питания, на 8 человек овчину для шуб учеников и овечью шерсть. Иркутский Вознесенский монастырь обеспечивал содержание учителей и школьное помещение. Поставки из монастырей должны были осуществляться 1 раз в квартал, но, как правило, они задерживались и поступали в меньшем количестве. В целях упорядочения поставок и экономного их использования епископ Иннокентий Кульчицкий учредил должность старосты. Первым заведующим школьным хозяйством стал «старательный, опытный и честный» Василий Коротаев из Знаменского женского монастыря^[20].

При иркутском епископе Иннокентии Неруновиче система финансирования школы была изменена. Новое правило о содержании школы заключалось в передаче содержания школы с монастырей на приходское духовенство. Сборы с церковнослужителей составляли: с протоиерея и священника – по 50 к., с дьякона – по 30 к., с дьячка и пономаря – по 10 к. в год. Школьными сборами облагались абсолютно все, даже бездетные. Эта мера не помогла изменить материальное положение школы. Финансовая проблема оставалась неразрешенной, и именно она явилась основной причиной закрытия школы^[21].

Образовательный процесс

Весь режим работы школы был определен «Духовным регламентом», утвержденным Петром I. Согласно этому документу, предусматривалась замкнутость школы. Учащиеся жили при школе, с родителями встречались редко. Беспрекословная дисциплина, муштра, розги и другие наказания были причиной многочисленных побегов учеников. Школьники обслуживали сами себя, имели трудовые поручения. При школе существовала небольшая библиотека.

Учебного года как такового не было. Каникулы (вакации) стали предоставляться летом на полтора месяца лишь во втором десятилетии существования школы: об учениках и их успехах подавалась ежегод­но Преосвященному ведомость; ученикам давалась вакация, по примеру Московской академии, с 15 июля по 1 сентября.

Иннокентий Кульчицкий стремился создать благоприятную нравственную си­туацию в школе, установить доброжелательные отношения. При нем была учреждена должность воспитателя («надзирателя»), следившего, «чтобы между учениками не было ссор, драки, сквернословия и всякого другого бесчиния». Эту должность занимал иеромонах свиты Иннокентия Лаврентий.

Срок обучения точно не был определен. Каждый обучался столько, сколько было необходимо^[22]. Ученики поступали и выходили из школы круглый год. Минимальное количество учеников составляло 13 человек, максимальное – 70.

Поскольку школа находилась в духовном ведомстве, много внимания уделялось религиозному воспитанию и обучению. В курс обучения воспитанников входил небольшой круг предметов: монгольский язык, часослов, псалтырь, заповеди. Преподавание их было подчинено задачам миссионерской деятельности в Восточной Сибири и обусловлено потребностью подготовки переводчиков, необходимых в торговых и дипломатических сношениях с восточными странами – Китаем, Монголией. Выходя за рамки церковной специфики, школа имела практические цели, носила профессиональный характер.

С 1738 г. программа обучения стала включать латинский язык и церковное пение.

Организация процесса обучения носила индивидуальный и индивидуально-групповой характер. Суть последнего заключалась в том, что учитель вел занятия с группой учеников разного возраста (с 7 до 15 лет), уровень подготовки которых был различен. В силу этого он организовывал учебную работу с каждым учеником отдельно. Он поочередно спрашивал у каждого пройденный материал, объяснял каждому в отдельности новый материал, давал индивидуальные задания. Остальные ученики в это время занимались своим делом^[23].

Успехи обучающихся зависели от многих причин. От систематичности занятий, мастерства преподавателей, но более всего от способностей, активности и желания учащихся учиться. Неуспевающих отчисляли. Так, из объяснительной записки учителя Ивана Норицына духовному начальству в 1730 г. известно, что один из учеников, Матвей Шастин, «туп и немощен и учится с великой трудностью». По указу епископа Иннокентия Матвей был отстранен от обучения и отправлен домой «для вспоможения отцу в хозяйстве». В документе, выданном Шастину («пашпорте»), указывалось, что «впредь его в школу архиерейскую не требовать». За четыре с половиной года учебы Матвей не научился даже писать. При получении «пашпорта» за него расписался иркутский гражданин Иван Лисицын. Про остальных сказано, что «писали очень хорошо – чисто и четко» ^[24].

Наиболее способных учеников старались отправить учиться дальше. Некоторые из выпускников впоследствии стали учителями своей же школы (Иван Пустынников, Яков Образцов). Закончили школу иркутские священники Иоанн и Гавриил Громовы, секретарь консистории при епископе Вениа­мине Иван Гаврилович Ленский, сын учителя латыни^[25]. Здесь обучался известный ученый – востоковед Илларион Россохин, автор многих учебников, словарей, монографий по истории, этнографии, философии и литературе Китая, Маньчжурии и Японии^[26]. Выпускники школы также нашли применение на гражданской службе, прежде всего, в качестве переводчиков.

Учителя

Серьезной проблемой был подбор учителей. Первым учителем стал сам архимандрит Антоний Платковский. Вскоре он взял на учительскую должность иеромонаха иркутской Тихвинской церкви Лаврентия, чуть позже – дьячка Селенгинской Покровской церкви Данила Сажина. Для преподавания монгольского и китайского языка пригласили из Забайкалья ламу Лапсана. Лама Лапсан, после крещения нареченный Лаврентием Ивановичем Неруновым. Позднее у него появился помощник, новокрещенный Николай Щелкунов. Оба не знали русского языка, поэтому для объяснения уроков преосвященный востребовал из Селенгинска переводчика, некоего Ивана Пустынникова^[27]. И. Пустынников по тому времени считался квалифицированным переводчиком.

Открытие славяно-русского отделения обострило кадровую проблему. Епископ Иннокентий Нерунович обратился к духовенству с просьбой «изыскать учителя из иркутских дьячков добронравного и по чтению острого человека». По рекомендации иркутского духовенства, первым преподавателем в славяно-русской школе назначили посадского человека Ивана Павлова Норицына с жалованием 20 р. в год на готовом содержании^[28]. Он обучал учеников русскому и церковнославянскому языкам, а также чи­стописанию. В характеристике на него указывалось, что он «человек добрый, не пьяница и словесной грамоте доволен, с недобрыми людьми не знается и обязуется учить церковничьих и других чинов детей, сколько в школе соберется, добрым порядком, чтобы было в твердости».

Зачастую приходилось обходиться случайными людьми или представителями ссыльного духовенства. Временно исполняли обязанности учителя Иван Мостинин, выпускник школы Яков Филиппов Образцов – «взятый из монгольской школы сын Тихвинского священника»^[29].

Иркутские епископы и сами проводили занятия. Так, Иннокений Кульчицкий преподавал Закон Божий, Иннокентий Нерунович – латинский язык. Латинский язык, обязательное изучение которого было введено в 1738 г., также преподавал Павел Малиновский, образованный для того времени человек, воспитанник Киевской академии, сосланный из Москвы на Камчатку за то, что находился в рядах противников бироновщины^[30]. Из учителей латинского языка известны ссыльный Яков Максимович, Гавриил Ленский (он был последним учителем. После его отъезда школа закрылась)^[31]. Русский язык в начале 1740-х гг. вел некто Федор Колесников, а пение – иеродиакон Доментинн^[32].

Всего за время существования школы в ней сменилось более десятка учителей. Причины текучести кадров многочисленны. Самая первая кроется в отсутствии подготовленных учителей, характерном для всей России. Единственное учебное заведение, готовившее профессиональные кадры для архиерейских школ России – Новгородская школа – не могло справиться со своей функцией. Желающих ехать работать в новый и такой далекий край, видимо, не было. А местные образованные церковнослужители не шли на мало оплачиваемые учительские должности. Учителю платили меньше, чем приходскому священнику, примерно от 10 до 20 р. Больше всех получал только лама Лапсан (сначала 100, затем 150 р.). Все учителя находились на готовом содержании.

Ничего не известно о профессионализме учителей. В одном из документов указывалось, что сами учителя были «слабы». Но текучесть кадров можно рассматривать и с точки зрения высоких требований к учителям. И образованные выпускники – тому подтверждение.

Иркутскую школу при Вознесенском монастыре можно считать родоначальницей Иркутской духовной семинарии. Она стала первой в Восточной Сибири шко­лой, которая давала знания как элементарные, так и научные, в частно­сти, языковые, и явилась примером для создания других учебных заведений.

Источники и литература

1. Андреев В. Под сенью Вознесенского монастыря: Из истории развития школ Иркутска (XVIII в.): Из архива ученого // Восточно-Сибирская правда. 1997. 10 января.
2. Иркутск. Его место и значение в истории и культурном развитии Восточной Сибири: Очерк, редактированный и изданный городским головой В.П. Сукачевым. М., 1891.
3. Кузнецова М.В. Изучение монгольского языка в Иркутске в начале XIX в. // Проблемы бурятской филологии и культуры. Иркутск, 1995. С. 12–13.
4. Кузнецова М.В. Иркутская школа (XVIII – первая половина XIX вв.). Иркутск, 2000.
5. Лиховицкий А. Просвещение в Сибири в первой половине XVIII столетия // Журнал Министерства народного просвещения. 1905. Июль. С. 1–29.
6. Меньшиков Л.П. Большая перемена: Спец. выпуск к 275-летию первой иркутской школы // Восточно-Сибирская правда. 2000. 5 октября.
7. Меньшиков Л.П. Как учились в старину // Восточно-Сибирская правда. 2000. 8 апреля.
8. Приангарье: годы, события, люди. Иркутск, 1999. С. 11.
9. Семенова Л. «Мунгальскому и китайскому языкам…» // Восточно-Сибирская правда. 2002. 31 августа.
10. Харченко Л.H. Русско-монгольская школа в Иркутске // Историческое, культурное и природное наследие: Состояние, проблемы, трансляция. Улан-Удэ, 1996. Вып. 1. С. 37–44.
11. Шинкарева А.П. Дорога в будущее: Путеводитель по школам Иркутска прошлого и настоящего, от века XVIII к веку XXI. Иркутск, 2002. С. 5.
12. Кузьмин Ю.В.,Свинин В.В. История изучения Монголии в Иркутске. Иркутск, 2006. 137 с.

Примечания