Иркутск всегда был городом промышленным. Целые районы возникали благодаря заводам и фабрикам, которые вкладывали деньги в возведение домов и детских садиков, кинотеатров и клубов. А в 1990-е годы начался активный процесс развала промышленности города и области. Один за другим на месте будущих предприятий стали вырастать рынки. О том, как начинался развал промышленности в Иркутской области, рассказывает бывший работник обкома КПСС Борис Недашковский.
Одним из первых, а точнее сказать, самым первым о грядущем развале промышленности в Иркутске и области (да и в стране в целом) узнал Евстафий Никитич Антипин. Более двадцати лет он был секретарем по идеологии Иркутского обкома партии. Он слыл человеком неординарным: мог легко убедить собеседников в том, в чем был уверен сам. И вот в середине восьмидесятых годов, вернувшись из очередной командировки в Москву, в ЦК, он собрал всех секретарей по идеологии. Долго молчал, собираясь с мыслями, и, наконец, заявил:
— В Москве творится что-то невероятное. То, что мы до сих пор делали, все, чем мы жили, оказалось в корне неверным и неправильным. Я — в шоке.
На следующем пленуме в Москве присутствовал и первый секретарь Иркутского обкома Василий Иванович Ситников. Именно он привез в Иркутск весть о том, что большинство отделов Иркутского обкома будет закрыто. Останутся только два: идеологии и организационный. Чтобы объявить о роспуске, собрали всех заведующих отделами.
— Простите, я не понял, — взял слово бывший директор авиазавода, а потом и радиозавода, заведующий оборонным отделом Павел Константинович Земнюхов.— Хорошо, допустим, что вы закроете отделы, управляющие промышленностью. Но кому тогда мы должны передать все имеющиеся у нас документы? И самое главное — кому мы передадим ответственность за управление предприятиями? Ответ был таким: в облисполкоме будет создан комитет по статистике, туда и передадите.
— Но кому нужна статистика? — не унимался бывший директор завода. — Кто будет управлять промышленностью, если мы перестанем работать?
Самое страшное заключалось в том, что управление промышленностью отныне не принадлежало государству. Пока разливался соловьем Горбачев, пока махал на кортах ракеткой Ельцин, промышленность рухнула. Почему это произошло? Вот, что говорил Павел Земнюхов:
— Допустим, на секретном заводе в Вихоревке случился аврал: не поступила какая-то деталь, нужная для работы. Я управляю оборонным отделом, поэтому знаю, кто поставляет такие детали. Звоню на завод в Братск, и в течение дня на грузовом самолете партия таких деталей прибывает в Вихоревку. В итоге завод не простаивает, конвейер не останавливается. Допустим, мой отдел закрыли. К кому обратится директор завода из Вихоревки в случае чего? К министру оборонной промышленности он не дозвонится. На месте, в Иркутске, кроме обкома этот вопрос никто не решит.
Как и предполагал Павел Земнюхов, после закрытия отделов, руководящих промышленностью области, предприятия стало лихорадить. То одного нет, то другого, конвейеры стали останавливаться из-за отсутствия материалов.
В итоге "прорабы перестройки" ликвидировали в обкоме отделы лесной, химической промышленности, сельского хозяйства, отдел по науке и оборонный отдел. То есть централизованное управление, которое помогало заводам связываться друг с другом и не простаивать, исчезло. Осталось только управление на местах. Все перешло к директорам заводов. В обязательном порядке их заставили приватизировать "свои" предприятия. Тех, кто не хотел обманывать народ, приватизируя государственную собственность, отправляли на пенсию. Так поступили, например, с директором завода "Эталон" Николаем Ивановичем Герасимовым.
— Этот завод Николай Иванович Герасимов буквально поднял из разрухи, — вспоминает Борис Недашковский.— До его прихода на место директора завод выпускал железные кровати и панцирные сетки к ним, какие-то утюги и другой ширпотреб. Герасимов сумел организовать производство высокоточных приборов. Эти приборы назывались влагомерами, и использовались они исключительно на атомных подводных лодках и космических кораблях. В начале 80-х годов один рационализатор с завода "Эталон" придумал сделать пружины влагомера из платинового сплава. Это во много раз повысило надежность русских влагомеров. (Такие приборы, как в Иркутске, делали еще только в США, больше нигде в мире они не выпускались). После перестройки Герасимова отправили на пенсию.
Коллектив завода "Эталон" через несколько лет обратился к директору с настоятельной просьбой вернуться. Но, когда Николай Иванович увидел родное производство, ему стало плохо. Все было разрушено, растаскано и разворовано. Возможно, он смог бы ценой невероятных усилий восстановить производство, но уже не было никакой связи между предприятиями-поставщиками. Так умер завод "Эталон". А через несколько месяцев не стало и самого Герасимова.
Не меньшую трагедию пережили рабочие, инженеры и руководители радиозавода. В последние годы он был больше известен как ПО "Восток". В советское время здесь одновременно трудились четырнадцать тысяч человек. Производство было строго секретным. Сейчас можно сказать, что здесь делали радиоприборы для связи в армии. Восемнадцать цехов трудились на оборону страны и только один, девятнадцатый, выпускал бытовые радиоприемники "Рекорд".
— Для заводчан делалось многое, — вспоминает жена бывшего директора завода Валентина Ивановна Барабаш. — На Синюшке строились благоустроенные дома и общежития, детские сады и школы, магазины и дом культуры. В летнее время дети отдыхали на 28-м километре в спортивном лагере "Рекорд". Начинался лагерь с палаток. Потом возвели корпуса. Из аэропорта пригнали два списанных самолета, вынули из них кресла и другую "начинку", сменили обшивку и сделали великолепную столовую для ребят.
Зарастает бурьяном и травой пионерский лагерь "Рекорд" недалеко от станции Садовой — это тоже собственность бывшего завода. Когда началась перестройка, не только лагеря и дома остались без хозяина.
— Самое страшное заключалось в том, что четырнадцать тысяч человек почти в одночасье остались без работы, — вспоминает Валентна Ивановна. — Виктор Митрофанович Барабаш, последний директор предприятия-гиганта, боролся за свой завод. Его не любили демократы. Он отказался приватизировать завод, доказывал, что это не спасет производство.
— Если я приватизирую предприятие, — доказывал Виктор Барабаш руководству города, — это не спасет производство. Да, я и мой заместитель сказочно разбогатеем. А рабочему человеку какая польза от приватизации? В результате приватизации (нашлись люди, заинтересованные в этом) корпуса завода распродают по частям. От бывшего предприятия-миллионера почти ничего не осталось.
Виктор Митрофанович Барабаш, проработавший на заводе больше сорока лет, из них 17 — директором, в июне этого года перенес второй инфаркт — такие потрясения не проходят даром.
Многие иркутяне помнят неказистые с виду пачки чая Иркутской чаеразвесочной фабрики. Картонные и бумажные (с фольгой внутри) упаковки чая пользовались большим спросом. Это теперь реклама зазывает купить ТОТ САМЫЙ ИНДИЙСКИЙ. А раньше рекламировать было не надо: в каждой семье баловались ароматным индийским, грузинским, вьетнамским, китайским или краснодарским чаем. И, несмотря на неказистую коробочку, содержимое было настоящим чаем.
— На чаеразвеску мы всегда водили иностранцев, — вспоминает Борис Васильевич Недашковский. — Чай соответствовал строгим государственным стандартам: его вкус, запах и цвет должны были быть и были безупречны. У директора завода часто спрашивали: а какая проблема чаще всего стоит на вашем предприятии?
Директор завода Георгий Олимпиевич Девятко (сорок лет возглавлявший чаеразвесочную фабрику) обычно отвечал так: "Я не знаю, сколько на моем столе будет заявлений с просьбой отпустить в декретный отпуск. Вот это и есть самая большая проблема".
Коллектив на чаеразвеске был исключительно женским. В цехах стояли автоматы и полуавтоматы, производство требовало большой чистоты и аккуратности. Поэтому работницы вступали в цеха только в белых шапочках и белых халатах. Двор чаеразвески украшал огромный чайник с чашками, а в музее стояли бархатные переходящие знамена министерства.
— В последние годы фабрикой владели братья Кодзоевы, — сказали нам в Законодательном собрании Иркутской области. — Они и прикончили чаеразвеску, теперь на воротах фабрики висит объявление "Продается".
Как раз перед самой перестройкой директор завода карданных валов Михаил Яковлевич Крутер привез из ГДР огромное количество станков, работавших в автоматическом и полуавтоматическом режиме. Целый цех, где сейчас находится продовольственный рынок, был укомплектован дорогостоящей импортной автоматикой. Это позволяло во много раз уменьшить количество рабочих и повысить качество продукции. На карданных валах иркутского завода выходили в поле трактора и комбайны, даже легковушки были укомплектованы иркутскими запчастями. Высочайшее качество иркутских карданных валов подтверждалось тем, что на продукцию завода был огромнейший спрос. Из министерства постоянно поступали приказы расширить производство, увеличить выпуск продукции. Михаил Яковлевич Крутер не меньше, чем о карданных валах, заботился о своих рабочих. Самый образцовый детский сад в городе принадлежал этому заводу. Предприятие было одним из самых организованных в Иркутске и в области. Поэтому, когда из цехов стали делать торговые палатки, у директора случился инсульт. Сейчас Михаила Крутера уже нет в живых.
Фабрика располагалась за цирком на улице Свердлова, а профком был в том здании, где сегодня размещается банк. Слюда — замечательный диэлектрик, при особых условиях она становится проводником. Слюду широко используют в промышленном производстве, в советское время она шла и на экспорт. В Иркутской области богатые запасы слюды были в Мамско-Чуйском районе. Жители этих мест находились на особом государственном обеспечении, добыча слюды кормила не один северный поселок.
Иркутские рационализаторы придумали использовать слюду при изготовлении обогревателей. Асбест и слюда смешивались в особой пропорции, и делались нагревательные элементы. Эти обогреватели стали использовать на фермах в области, и падеж молодняка сводился к нулю. Директором слюдяной фабрики, куда поставлялась слюда из Мамско-Чуйского района, был Овчаренко, по отзывам тех, кто с ним работал — человек добрый, чуткий, болеющий за родное производство. Слюдяную фабрику постигла та же участь, что и большинство иркутских предприятий. Места добычи слюды оказались никому не нужными: люди бегут из тех мест, потому что работать негде.
По улице Партизанской стоит длинное кирпичное здание бывшей кондитерской фабрики. Здесь трудились около пяти тысяч работниц. Свежие конфеты, шоколад — горький и пористый, высокого качества, выдавались в качестве пайка иркутским летчикам перед полетом и шли на прилавки магазинов. В городе была не одна конфетная фабрика, и рабочие места, которые давали эти фабрики, кормили тысячи людей. Недавно фабрику на Партизанской закрыли. Теперь ее тоже перестраивают под крытый рынок.
Только вот чем торговать будем? Китайскими смесителями, которые разваливаются в руках через месяц, или китайской обувью, у которой отстает подошва и проваливаются стельки, потому что сделаны из картона? Разрушить свое производство, чтобы поддержать чужое, — стоило ли тогда огород городить с приватизацией и перестройкой?
В Иркутске и в области по статистике одно из ведущих мест занимает пищевая промышленность. Еще мы выпускаем кирпичи (причем без отходов — потому что весь брак используют на строительстве жилых домов и даже на строительстве рынка на месте конфетной фабрики), доски, мебель для нужд населения. Чудом остался в живых авиационный завод. Работают заводы по выпуску алюминия. И наконец, кормит город и всю нашу область энергетика. Это единственная отрасль промышленности, которой пока не коснулась приватизация. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что случится с областью, если энергетика попадет в частные руки.
Доцент ИГЭА, кандидат экономических наук Лина Шелофаст:
"Могли бы иркутские предприятия существовать дальше? Конечно, нет. Ведь в начале 90-х произошло полное разорение промышленности. Вдобавок ко всему, отчасти она была неэффективной. Продукция наша всегда была материалоемкая и неконкурентоспособная. Но она прочная была, долговечная. Запас прочности иногда был излишний даже, но изделия служили долго. Машины стиральные наши возьмите, ту же "Сибирь", например. Они в 60-х годах произведены, а все еще работают. Сантехника наша еще стоит, трубы наши стоят. Литье-то было высшего качества! Сейчас литье по сравнению с литьем советского времени — небо и земля. Ремонт дома начинаем делать, сантехники говорят: старые трубы спиливаем, а они на срезе, как новые.
Сейчас перестали следить за качеством. Раньше ставили на всех изделиях знак качества, добивались этого качества. Мечтали создать новую промышленность. Но, как показали последние годы, ничего более эффективного мы не создали. Промышленности-то у нас нет! Вначале все верили, что создадут, но ничего не создали, просто разорили промышленность, и все. Фактически мы сейчас живем за счет нефти, за счет ресурсов. Много говорится о подъеме экономики России, но подъема как такового нет. Процветает лишь добыча сырья, огромные прибыли получают отрасли-монополисты, они работают.
Я не думаю, что в ближайшие годы мы восстановим промышленность. Для этого нужна не просто добрая воля, нужны конкретные меры. А мер никаких не было принято. Сейчас мы развиваем в основном зарубежную промышленность".
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
