Бурятия, тибетская медицина

Более высокой ступенью развития медицинских знаний, по сравнению с на­родной медициной, являются традиционные медицинские системы. Наиболее известными из них являются китайская, индийская и средиземноморская меди­цина. Еще на заре цивилизации врачебный опыт народов, населявших эти реги­оны, был систематизирован в крупные своды, в которых можно выделить тео­ретические основы и практические рекомендации. Они на много веков опреде­лили развитие медицины не только у себя на родине, но и в соседних и даже бо­лее отдаленных странах, связанных с ними политическими, культурными, тор­говыми отношениями.

Средиземноморская медицинская традиция, отцом кото­рой считается древнеримский врач Гален (II в.), была заимствована арабами, от них она распространилась в Европу, где ее влияние прослеживалось до конца XVII в. Китайская медицина наложила свой отпечаток на развитие медицины Кореи, Японии, стран Юго-Восточной Азии, Тибета. Индийская традиция полу­чила распространение в Юго-Восточной Азии и опять же в Тибете. А тибетская медицина, в свою очередь, продвинулась далеко на север среди монгольских на­родов. Таким образом, уже на самых ранних стадиях развития медицины в стра­нах, соседствовавших с древними очагами цивилизации, происходили процессы заимствования и ассимиляции сведений из разных источников, которыми можно объяснить наличие одинаковых идей и знаний во многих медицинских системах, отдаленных друг от друга во времени и пространстве. Много общих лекарственных средств имеют и фармакопеи традиционных медицинских систем. В тибет­ских источниках упоминаются в качестве поставщиков лекарственного сырья Непал, Китай, Индия, Персия, а в названиях лекарственных растений встреча­ются санскритские, китайские, персидские, арабские, тюркские и даже латин­ские названия.

Традиционные медицинские системы имеют много общих типологических черт, обусловленных закономерностями развития науки и общества в целом. Наиболее характерной особенностью этих систем является отрыв теории от практики, поскольку накопление приемов и средств лечения происходило при низком уровне знаний о строении человеческого тела и законов его функцио­нирования. Естествознание древности и средневековья еще не располагало на­дежными методами изучения человека на уровне органно-тканевой иерархии. Попытки осмысления наблюдаемых феноменов сводились к построению умоз­рительных конструкций, основанных на аналогиях с природными, социальными и бытовыми реалиями или же к переносу отдельных связей и закономерностей на все мыслимые уровни биологической организации. На более высокой ступе­ни теоретизирования биологически значимая информация так или иначе своди­лась к классификациям в рамках готовых категориальных сеток, сложившихся в лоне натурфилософских учений, как например, три гуны, инь-ян, четыре или пять первоэлементов. Наложение на эмпирический материал этих абстрактных схем уводило теорию в сторону поисков соответствий между "сущностями", со­ставляющими ядро подобных натурфилософских и религиозных учений, с одной стороны, и реально наблюдаемой биологической или медицинской феномено­логией — с другой. Теория, таким образом, замыкалась в узком логическом про­странстве, ограниченном небольшим числом комбинаций, которые допускали свойства идеальных объектов, заимствованных из мировоззренческих стереоти­пов своего времени. Отсутствие собственных естественнонаучных теоретиче­ских оснований лишало надстроечный аппарат традиционной медицины меха­низмов обратной связи с ее прикладными аспектами. Он был малопроницаем для новых идей и сохранялся без изменений в своем канонизированном первона­чальном виде и кроме своей систематизирующей роли не имел особого влияния на дальнейшее развитие медицины. Тем не менее, через призму этих искусст­венно заданных теоретических догм врачи древности сумели обобщить и опи­сать большой объем эмпирических знаний и навыков, представляющих интерес и для современной науки.

Историю тибетской медицины можно разделить на несколько этапов, кото­рые хронологически совпадают с этапами политической истории Тибета (обра­зование и распад централизованного государства; распространение тибетской ветви буддизма в Центральной Азии).

На первом этапе, в период образования централизованного тибетского госу­дарства происходило активное заимствование теоретических установок и прак­тических рекомендаций из всех доступных источников индийской, китайской, арабской и др. медицинских систем Древнего Востока и их адаптация к услови­ям Тибета. Результатом этого длительного процесса, который затянулся на не­сколько веков, явилось создание собственно тибетской медицинской системы, опыт которой зафиксирован в "Чжуд-ши", сохранившим за собой с XV в. вплоть до наших дней авторитет канонического трактата.

Усиление центробежных тенденций в тибетском обществе в последующем привело к появлению локальных школ медицины в пределах этнографическо­го Тибета (например, чжанская, зурская). Во времена Далай Ламы V (1617-1682), когда Тибет был снова объединен, но уже под эгидой иерархов

школы гелугпа, была предпринята попытка унифицировать теоретические постулаты разных школ и провести ревизию лекарственных средств и методов лечения вошедших за последние века в практику локальных школ. Результа­том этой работы было появление обширного комментария к "Чжуд-ши" под названием "Вайдурья-онбо" и комплекта иллюстрации, известного ныне как "Атлас тибетской медицины" (Атлас... 1994). Это были последние в истории тибетской медицины крупные энциклопедического характера авторские тру­ды, посвященные комментированию и иллюстрированию всего свода медицин­ских знаний средневекового Тибета.

С XVI в. в Монголии распространяется тибетская ветвь буддизма школы ге­лугпа. Переводятся на монгольский язык "Данчжур", в составе которого содер­жатся крупные трактаты по аюрведической медицине, а также "Чжуд-ши" (Чжуд-ши. 2001) и другие медицинские трактаты. При монастырях открывают­ся медицинские школы по подобию тибетских манба-дацанов.

По мере усвоения теоретических положений тибетской медицины, ее стру­ктуры, терминологии, жанров медицинской литературы, монгольские лекари начинают систематизировать опыт собственной народной медицины. Их основ­ные усилия были направлены на описание, согласно тибетским образцам, ле­чебных свойств местного лекарственного сырья. В результате многовекового эксперимента в ассортименте лекарственных средств, используемых монголь­скими врачами традиционной медицины, происходит постепенное замещение импортного сырья местными видами. По данным, опубликованным в китайской печати, в практике традиционной монгольской медицины на территории совре­менной Внутренней Монголии 50% сырья имеет местное происхождение, око­ло 40% поступает из китайских провинций Юннань, Сычуань, Гуандунг, Кукунор, Синьцзяна и Тибета и лишь около 10% привозят из Индии, Таиланда, Ма­лайзии (ЭСММ. 1986. С. 12). Процент растений местного происхождения увели­чивается в традиционной медицине Монголии: на долю местных видов прихо­дится 57%, а тибетских и индийских по 11,6% и 11,26% соответственно, китай­ских - 9,56% (Баторова, Яковлев, Николаев и др. 1989. С. 92). При оценке этих данных нужно иметь в виду, что китайские авторы ограничиваются пределами только Внутренней Монголии, они не учитывают флору более северных Мон­голии и Бурятии. По мере движения вверх по меридиану процент южных видов, естественно, сокращается, что убедительно демонстрирует ассортимент лекар­ственных средств, используемых бурятскими лекарями. Собственно забайкаль­ская флора здесь составляет 85,06%; индийских видов - 3,64%; тибетских -3,46% (Баторова, Яковлев, Николаев и др. 1989. С. 92). Данные этнофлористического анализа "лекарственной флоры" позволяют авторам книги "Растения тибетской медицины" сделать вывод о самобытности исследуемых ими трех "ветвей" тибетской медицины - собственно тибетской, монгольской и бурят­ской. "Общими для них, очевидно, были лишь принципы лечения, взгляды на больной организм, особенности назначения лекарств и т.п. Ассортимент же ле­карственных средств резко отличался и скорее всего создавался de novo по ме­ре проникновения традиционной медицины Тибета в сопредельные страны" (Баторова, Яковлев, Николаев и др. 1989. С. 93). Используя предложенную этими авторами методику этнофлористического анализа, вероятно, со време­нем можно будет говорить о "калмыцкой ветви" или "тувинской ветви" тибет­ской медицины. Общими для всех этих "ветвей", кроме указанных выше момен­тов, является использование в качестве профессионального языка - тибетско­го, а также конфессиональная общность, которые не позволяют им оторваться от общих корней.

Согласно бурятским историческим летописям, хоринские и селенгинские бу­ряты перекочевали в Забайкалье в конце XVI - начале XVII в. уже будучи буд­дистами. В частности, летопись Аюши Саагиева сообщает: "Сказывают, что в то время, когда мы были подданными Алтан-Гэгэн-хана, он пригласил из Тибе­та всеведущего Далай Ламу Содном-Джамцо, который посвятил нас в религию Будды-Шигемуни, усмирил чертей и нечистых духов, в честь которых раньше делались жертвоприношения. После этого, говорят, мы стали почитать изобра­жения богов, а ламы и их ученики читали нам священные книги, мы учились ти­бетской и монгольской грамоте, писали и читали, извлекали пользу из лекарств и астрологии, отдавали из своей среды в хувараки. Считают, что с этого време­ни, как Алтан-гэгэн-хан пригласил Далай Ламу Содном-Джамцо, до присоедине­ния нас к российскому царству в 1648 г., прошло 70 с лишним лет" (Цыдендамбаев, 1972. С. 623). Текст этой хроники связывает время ознакомления бурят с тибетской медициной 1576 г., датой официального принятия буддизма в каче­стве государственной религии монголов, что, конечно, не исключает и более раннего знакомства бурят с тибетской медициной во время широких миграций бурятских родов и племен по территории Центральной Азии, сопредельными с областями, населенными тибетцами. Приобщение бурят к тибетской медицине происходило в основном через монгольскую традицию этой медицины, уже адаптированную к местным условиям. Это проявляется в заметном предпочте­нии бурятских лекарей к монгольской медицинской литературе, особенно ре­цептурным справочникам.

Начиная с последней четверти XVII в., по Сибири через места расселения бу­рят проехал ряд путешественников с дипломатическими и научными целями: Николай Спафарий (1675), Избрант Идее (1693), Лоренц Ланге (1716), Йоган-Георг Гмелин (1735), Петр-Симон Паллас (1772) и др., которые в своих дневниках и отчетах оставили ценные сведения по хозяйству, быту и нравам бурят. Одна­ко, приоритет описания тибетской медицины в Забайкалье принадлежит бес­спорно Иоган-Георгу Гмелину. В 1735 г. Гмелин на р. Онон встретился с ламой лекарем, который показал ему свои книги, медикаменты, инструменты, проде­монстрировал некоторые способы приготовления лекарств и лечения. Согласно свидетельству Гмелина этот лама практиковал кровопускание, прижигание, ста­вил банки, располагал значительным набором хирургических инструментов. Особо подчеркивается, что он слыл хорошим, "превосходным" окулистом. В своей книге "Путешествие через Сибирь", вышедшей в 1751-1752 гг. на немец­ком языке, Гмелин дал описание терапевтического и хирургического методов удаления бельма. В первом случае лекарь использовал химические составы соб­ственного приготовления, которые вводил в глаза больного в виде капель или порошка, во втором - срезал замутненный участок роговицы специальными ин­струментами: "крючком лекарь подхватывает пленку, иглой прокалывает ее, а ланцетом отрезает". Далее Гмелин приводит описание технологии приготовле­ния составов для глазных болезней: «... Лама лекарь имеет два порошка: один – коричнево-красного цвета, другой - белый. Эти два порошка он употребляет при лечении всех глазных болезней. Первый порошок он называет "руба басэм". Этот порошок не что иное, как медь с серой, пережженные по ламскому спосо­бу в виде извести. Другой порошок состоит из двух частей серебра и одной час­ти колокольного металла, которые растапливаются, то и другое вместе в желез­ной ложке. Когда смесь раскалится настолько, что брошенный в нее известный корень, называемый по-индийски "руда", а по-монгольски "мани", зажжется, то смесь беспрестанно мешают железной ложкой до тех пор, пока все не превра­тится в пепел» (Гирченко. 1939. С. 86-87). В заключение Гмелин добавляет, что лама изготовляет сам не только медикаменты, но и весь необходимый ему хи­рургический инструментарий. К сожалению Гмелин не указал имя, происхожде­ние и образование этого лекаря. Но, тем не менее, приведенный здесь матери­ал свидетельствует о высокой профессиональной подготовке безымянного ла­мы. Приготовление и применение химических препаратов, которые в тибетской медицине называются "драгоценными", требовало большого опыта и искусства и было доступно немногим. Скорее всего, лекарь был бурятом, так как Гмелин во всех случаях контактов с информаторами-небурятами указывает их нацио­нальность: обычно - тунгус или монгол. Таким образом, уже в начале XVIII в. в Забайкалье были квалифицированные лекари, которые использовали весь арсе­нал лекарственных средств и методов лечения тибетской медицины и имели большую практику среди населения.

Примечательно, что описание Гмелина тибетской медицины у бурят по вре­мени почти совпадает с первыми сообщениями об этой медицине, сделанными доминиканским монахом Ипполитом Дезидери, который в 1716 г. прибыл в Лха­су и прожил там несколько лет (Гаммерман, Семичов. 1963. С. 2).

Бурятское духовенство осознавало огромную роль медицины для укрепле­ния своего влияния и прилагало усилия для сосредоточения лам лекарей при да­цанах. Известно, что тибетец Агван-Пунцок, первый глава бурятского ламства, пользовался славой лекаря. А первым лекарем из бурят, имя которого установ­лено, был Жимба Ахалдаев, который в 1721 г. отправился учиться в Монголию, затем в Тибет. Одна из малоизвестных хроник пишет о нем, как о "большом ле­каре и весьма состоятельном человеке" (Ринчен. 1959. С. 69). Именно он в 1741 г. основал первый Гусиноозерский дацан. После Ахалдаева получил в Ти­бете образование Дамба-Доржи Заяев (Сазыкин. 1989. С. 117-124), он также стал известным лекарем.

Размежевание русско-китайской границы в 1727 г. закрыло свободный дос­туп бурят в Монголию и Тибет. Об организации подготовки лекарей в местных дацанах в XVIII в. данных в литературе нет. Вероятно, какое-то количество их готовилось на местах путем индивидуального обучения у образованных лам, ко­торые учили послушников тибетской грамоте, передавали им свои знания и опыт. По свидетельству М.А. Кастрена, в 1848 г. при Гусиноозерском дацане наиболее известные лекари имели небольшие клиники, в которых преподавали медицину (Гирченко. 1939. С. 75).

Практика тибетской медицины в Забайкалье в XVIII в. была весьма значи­тельной, это нашло отражение в специальных статьях обычного права бурят. В документе под названием "Книга записи судебных законов, выработанных 8 чис­ла последнего осеннего месяца 1775 года на сборе сайтов двадцати двух отоков всего Селенгинского ведомства" содержатся данные по регулированию отноше­ний между лекарем и больными: ".. .26. При получении лекарства от лекаря под­носить цену лекарства за один "тун", (измеряемого) лекарственной ложкой, пять копеек. Однако ламы и миряне пусть поступают по совести; 27. За излечение па­ралича, внутренней опухоли, сужения пищевода, сифилиса, глазных болезней, язвенных поражений носа, туберкулеза лимфатических желез, оспы и подобных заболеваний отдавать по два рубля. Покупать лекарства по установленному вы­ше правилу" (Цыбиков. 1970. С. 37).

Специальные пункты, посвященные главным образом размерам гонорара за лечение встречаются и в более поздних сводах обычного права бурят в "Положе­нии 1808 г.", "Селенгинском сборнике 1823 г.", "Новом постановлении о жизни и обычаях. Правила, установленные селенгинскими и хоринскими главными и по­четными духовными и светскими сайтами в 1841 г." и других (Цыбиков. 1970). Если раньше обращение к ламам было делом в общем-то добровольным, то после принятия "Нового постановления.. 1841 г." оно становится обязательным: "при болезнях или смерти милостынедателей обязательно следует запрашивать свое­временно от каждого дацана лам лекарей... Целиком следует сдавать в казну да­цана все, что было поднесено ламе лекарю..." (Цыбиков. 1970. С. 77).

Новым этапом развития тибетской медицины в Забайкалье является офици­альное открытие при монастырях медицинских школ, так называемых манба да­цанов. В 1869 г. открылась школа тибетской медицины при Цугольском дацане. Инициатором и попечителем этого начинания был сын агинского тайши Тугулдурова, занимавший должность цорже. Он пригласил в качестве преподавателя ламу Чой-манрамбу из Сэцэн-хановского аймака Монголии. После смерти Чой-манрамбы занятия прекратились и возобновились в 1899 г. под руководством его лучшего ученика бурята Гуру-Дармы Биликтуева. Вскоре такие школы откры­лись и в других дацанах: Агинском, Эгитуевском, Ацагатском, Тугнугалтайском, Джидинском, Янгажинском, Кыренском и т.д. В Агинском дацане действовало 60 лекарей тибетской медицины. Изучение медицины и манба хуралы проводи­лись по традиции манба дацана амдосского монастыря Лавран. Обучение в них было пятилетним и заключалось в выучивании наизусть канонического тракта­та тибетской медицины "Чжуд-ши", ознакомлению с его комментариями, рецептурниками и умению составлять лекарства. На пятый год обучения ученики по­лучали звание манрамбы. Число учеников в самой крупной школе тибетской ме­дицине при Ацагатском дацане доходило до 50-60 человек (Ламаизм в Бурятии. 1983. С. 63-64).

Лам лекарей по приблизительным данным к концу XIX в. в Забайкалье бы­ло 700 (Якимов. 1937. С. 25), тогда как в целом до I мировой войны насчитыва­лось до 15 тысяч лам (Герасимова. 1968. С. 15). Таким образом, лам лекарей бы­ло примерно 4,6% из общего количества лам. Это соотношение наблюдается и в более поздних данных. В 1923 г. число лам сократилось до 9134 человек (Гера­симова. 1968. С. 151), из которых около 500 продолжали заниматься лечением (Барадийн. 1924), то есть чуть более 5%. По мнению Б. Барадийна лам лекарей по степени их квалификации можно было разделить на три категории: высшая, куда относится лишь 3% общего количества всех лам лекарей, которые получи­ли основательное школьное образование и имеют соответствующий стаж и опыт; средняя, около 12% лам лекарей, получивших неполное образование; и низшая, к которой относится вся остальная масса полуграмотных лам (Бара­дийн. 1924. С. 12). В действительности же число лам, которые занимались лечеб­ной практикой, не имея специального образования, могло быть гораздо больше.

По наблюдениям В. Птицина почти все ламы в Забайкалье не упускали воз­можности выступить в качестве лекаря (Птицин. 1890. С. 5). Поэтому, даже в период наивысшей точки расцвета, достигнутой тибетской медициной в Забай­калье, помощь квалифицированных лекарей была практически недоступна ши­роким слоям населения. Этим пользовались, говоря словами Беленького и Тубянского, "всякие мошенники и шарлатаны из монашества и даже мирян, в луч­шем случае поверхностно знакомые с тибетской медициной по общераспростра­ненному рецептурнику и которые лечили больше молитвами и магическими за­клинаниями" (Беленький, Тубянский. 1935. С. 67). Но большинство таких прак­тиков дорожило своей репутацией, они действительно обходились небольшим количеством хорошо известных им составов, рецептуру которых они получали по наследству из "рук в руки" и назначали строго по показанию. Такие ламы по­лучали известность как "лама, у которого есть лекарство" (эмшэй лама), в отли­чие от профессионального лекаря - эмчи ламы. В результате их опыта методом проб и ошибок были отобраны и адапатированы к местным условиям рецептур­ные прописи тибетской и монгольской медицины.

Отдаленность от центров классического медицинского образования и ис­точников традиционного лекарственного сырья стимулировали развитие само­бытных черт в тибетской медицине Бурятии. Косвенно это выразилось в широ­ком распространении рукописных рецептурников - чжоров. Бурятские дацаны с середины прошлого века уже предлагали достаточно большой выбор медицин­ской литературы на тибетском и монгольском языках, в том числе и рецептурники, как тибетские, так и монгольские. Но, тем не менее, почти все ламы лека­ри и манба дацаны вели собственные рецептурники, в которых тщательно фик­сировали составы и дозировки, апробированных ими рецептов, часть которых становилась известной по имени составителя или дацана, но большинство оста­лось анонимными. Предпочтение местным рукописным рецептурникам было вызвано тем, что в Бурятии, как выше было уже сказано, большей частью ис­пользовалось местное лекарственное сырье как заменители классических ви­дов. Причем в разных регионах этнической Бурятии заменители могли быть разными.

Обилие рукописных справочников-чжоров при отсутствии крупных обоб­щающих работ теоретического или практического плана было характерно для каждого нового этапа распространения тибетской медицины, как в этниче­ском Тибете, так и за его пределами. Это свидетельствует прежде всего об ин­тенсивном процессе адаптации тибетской медицины к местным условиям и ресурсам местного лекарственного сырья. Необходимость первичной фиксации новых сведений и знаний выдвигало на первый план самый периферийный жанр медицинской литературы - рецептурные справочники. Это жанр в наи­меньшей степени контролируемый строгими канонами был доступен любому практическому лекарю, не обладающему даже особой грамотностью. В самом простом виде бурятские рецептурники представляют собой списки апробиро­ванной рецептуры с указанием составов и дозировок на тибетском языке - этой латыни центрально-азиатского буддизма, поскольку родной язык не располагал достаточным объемом специальной лексики, необходимой для текстов, состоя­щих в основном из названий лекарственных средств. Показания к применению часто отсутствуют или приводятся на старомонгольском языке. Такое сочетание горизонтального тибетского письма с вертикальным монгольским, несмотря на неудобства их графического сочетания в строке, использовалось даже теми ав­торами, образованность которых не вызывает сомнений. Это говорит о том, что авторы хорошо осознавали ценность информации, полученной по линии устной традиции или же из своей личной практики, поэтому не могли допустить ее по­тери или же искажения и, как могли, так и фиксировали полученные знания.

Сравнения тибетских, южно-монгольских, северно-монгольских и бурятских рецептурников привели к следующим наблюдениям: 1) название рецепта, струк­тура рецепта, показания к применению практически не подвержены изменени­ям; 2) зато очень подвижен и изменчив состав лекарственного сырья. То есть, прочтение рецепта зависит от идентификации лекарственного сырья. Причем, как нами замечено, в некоторых случаях один и тот же рецепт в тибетском и бу­рятском исполнении может отличаться от замены части компонентов, до полной замены всего списка.

После Октябрьской революции были предприняты попытки реорганизации дацанских медицинских школ в "светские школы для мирян и лам с введением преподавания анатомии, физиологии, диагностики болезней по методике евро­пейской научной медицины" (Герасимова. 1957. С. 71). Однако они не увенча­лись успехом, так как все эти начинания проектировались в русле "обновления" ламаизма. В 1924 г. под руководством известного путешественника в Тибет проф. Г. Цыбикова был создан Центр тибетской медицины и открыта первая школа нового образца при Ацагатском дацане. Такие же школы планировались в Агинском, Гусиноозерском и Ацагатском дацанах. В 1931 г. в Ацагатской шко­ле работало пять лекарей с десятью учениками из бурят и калмыков, которые занимались именно монгольской традицией тибетской медицины (Семичов. 1932. С. 220-222). В начале 1940-х годов Центр был закрыт, ламы репрессирова­ны. Уничтожение бурятского духовенства как сословия привело на долгие годы к забвению тибетской медицины в Бурятии.

"Темный период" в истории тибетской медицины в Бурятии не привел к пол­ному разрыву в передаче знаний и опыта от поколения к поколению и утрате ин­тереса к этой важной составной части традиционной культуры. В 1968 г. группе сотрудников Бурятского научного центра была поручена научно-исследователь­ская работа по теме "Описание лечебных свойств лекарственных средств тибет­ской медицины". С этого времени начинаются систематические исследования в области тибетской медицины в России с целью внедрения ее многовекового по­ложительного опыта в практику современного здравоохранения. В дальнейшем на базе тематической группы была организована лаборатория физиологически активных веществ, а в 1975 г. создан Отдел тибетской медицины. С первых дней становления этого научного подразделения в Отдел были приглашены ламы, знатоки тибетской медицины Д.Д. Бадмаев, Л.Я. Ямпилов, Ж.Ж. Жапов, Г.Л. Ленхобоев, М.Д. Дашиев, Ж.Ц. Цыбенов и костоправ Е.П. Тушемилова. Приглашение носителей традиции было оправдано тем, что от более чем трех­вековой истории тибетской медицины в России оригинальных бурятских пись­менных источников осталось очень мало. Собственно бурятских трактатов с описаниями лекарственного сырья, как импортного, так и местного типа "Шэл-прэнга" и монгольских альбомов-дунпе, не было. До нашего времени дошло лишь некоторое количество рецептурных справочников, культурная и инфор­мативная ценность которых до последнего времени была не особенно ясна, по­скольку в научный оборот не были введены основополагающие трактаты, не было еще представления о специфике развития тибетской медицины в целом как в самом Тибете, так и за его пределами.

Инициатива возрождения тибетской медицины в Бурятии в послеперестроечный период принадлежит буддийской сангхе, которая рассматривает ее как одну из 18 наук, входящих в программу монастырского образования и, соответ­ственно, доступную только для монахов. В последние годы на базе Иволгинского и Агинского дацанов созданы медицинские факультеты манба-дацаны, в ко­торых работают преподаватели из Тибета и Монголии. В республике и за ее пределами, в том числе в Москве, Санкт-Петербурге и других городах функцио­нируют разнообразные центры тибетской медицины.

За долгую историю своей практики в этнической Бурятии тибетская меди­цина адаптировалась к местным условиям, восприняла лечебно-оздоровитель­ные традиции коренного населения, заменила почти весь свой набор лекарствен­ных средств местными видами и может рассматриваться как компонент тради­ционной культуры бурят. Такой подход к наследию тибетской медицины требу­ет создания светских образовательных учреждений с преподаванием этой меди­цины на русском языке. Это выводит традиционную медицину из-под монополь­ного влияния буддийского духовенства, убирает религиозные, национальные и языковые барьеры для обучения и обращения, в целом способствует укрепле­нию атмосферы открытости, взаимопонимания и готовности к культурному ди­алогу всех живущих здесь народов.

Тема народной медицины в контексте традиционной культуры бурят выхо­дит далеко за пределы прикладной медицинской проблематики. Прекрасным эпиграфом к этой теме может послужить наблюдение великого гуманиста Ни­колая Рериха об отношении бурят к своей традиционнной медицине: «По сча­стью, знакомясь с народами, вы видите, как нередко еще осталась чуткость, ко­торая живет как наследие многих веков. Вчера приходили старые буряты. При­несли они единственный сохранившийся экземпляр бурятского словаря, кото­рый является необходимым и в смысле медицинском. Надо было видеть, как трогательно они хотят переиздать этот ксилограф. Говорят: "Ведь без этой кни­ги молодым не на чем учиться, здесь столько полезных сведений." Так в далеких юртах заботятся о знании. Там ничего не имеют против новейших форм совер­шенности, но в тоже время со всей сердечной преданностью берегут остатки ста­рых знаний» (Рерих. 1990. С. 63).