Это диковинное место на Байкале имеет много названий — Покойники, Покойницкий, Солнечный...

Мыс этот расположен на западном берегу древнего и священного озера: равнинный участок площадью 2х8 км, упирающийся в могучие горы Байкальского хребта с одной стороны, а с другой — утопающий в прозрачных ледяных водах. Уголок не тронутой цивилизацией заповедной природы... Таких на планете остается все меньше. Хотя там всегда жили люди: следы поселений древнего человека — русских, эвенков, тунгусов, бурят — находят сегодня археологи. Местом для жизни мыс во все времена был благодатным: солнечных дней в году — как на Черном море, удобная бухта, закрытая от штормов и ураганного ветра; на соседнем Шартлае бушует стихия, а рядом, на Покойном, тихо и спокойно. Байкал и тайга накормят, есть степные угодья — можно держать домашний скот. А что до зловещего названия, так это все легенды.

Легенды Байкала

Кстати, сразу о кочующих из века в век былях и небылицах про мыс Покойный. По сей день живо предание о том, что много лет назад в этом глухом месте от неизвестной болезни умерли все рыбаки, находившиеся на промысле. Об их гибели долго никто не знал; а после того как нашли тела, мыс получил такое мрачное название.

Байкальские старожилы обязательно вспомнят историю, как в далекую старину на мысе стоял большой бурятский улус и однажды случилась беда: вдруг в несколько дней вымерло все его население. И с тех пор в этих краях никто не селился. По другой легенде, в море неподалеку от мыса произошло кораблекрушение, почти вся команда судна погибла, и охотники обнаружили нескольких утопленников, выброшенных волнами на берег. Поэтому мыс и стали называть Покойницким. Рыбаки долго избегали заходить в его бухту.

К народной молве не остался равнодушен путешественник и натуралист, академик Иоганн Готлиб Георги, после экспедиции 1772 года он дал такое толкование: «Назван мыс так по нескольким могилам, над которыми поставлены кресты». Чьи были могилы — никто не знает.

Подобными байками история этого диковинного пятачка земли обросла в большом количестве. Однако, как бы ни был богат местный фольклор, на первой подробной карте Байкала, которую составил штурман Пушкарев в 1773 году, имеется следующее пояснение: «Мыс назван Покойным, то есть спокойным. Шторма обходят его стороной».

Земля обетованная

Какое из имен мыса правильное, до сих пор так точно и не выяснили, поэтому его противоречивые названия звучат сейчас одинаково часто. Зато метеостанцию, с середины прошлого века наблюдающую за погодой в этом дивном месте, окрестили раз и навсегда Солнечной.

Светлым этот дикий уголок стал и для сотрудников Байкало-Ленского заповедника Сергея и Натальи Шабуровых. Почти круглый год они там, подальше от города. Живут, как наши далекие предки, среди глухомани: по одну сторону бескрайние байкальские волны, по другую — такая же бескрайняя тайга. Охраняют озеро и лес, таежных животных, наблюдают и изучают заповедную первозданность. Сами сложили на берегу залива небольшой деревянный домик с наблюдательной вышкой — получился центральный кордон Байкало-Ленского заповедника, куда на лето заезжает наука — биологи, студенты, заглядывают путешественники, туристы со всего света. Браконьеров, лихих людей с ружьями, ходить в свои края Шабуровы отучают — охота здесь запрещена.

Эту точку на карте Шабуровы выбрали для себя интуитивно и не ошиблись. — Место оказалось стратегическим, — рассказывает Сергей. — Напротив Покойного Ушканьи острова — 30 км, рядышком лежбище нерп, оно на слуху у всего мира. До Чивыркуйского залива от нас самое короткое расстояние, 50 км по Байкалу, там горячий источник — бухта Змеиная. По другую сторону — Баргузинский заповедник. За перевал можешь пойти в разных направлениях — на Лену маршрутов очень много. Вот такой узел...

Пики Байкальского хребта высотой свыше 2 тыс. м близко подходят к озеру, свалы тут большие и глубины головокружительные. Мысов — относительно ровных участков суши гладкой породы, как будто гигантским бульдозером вытолкнутой когда-то ледником, вдоль западного побережья не так много. Покойный занимает обширную территорию по сравнению с другими: выносной конус от подножия горы — 2 км и вдоль берега километров восемь. Остальные мысы всего 2х2 км или вообще 1х0,5 — очень маленькие по площади, и сразу горы.

— Покойный — мыс с большим остепненным участком, — продолжает Наталья. — Севернее по Байкалу степные места имеются еще на мысах Большом и Малом Солонцовых. Но чаще такую растительность можно встретить на юге — мысе Рытом, Малом море. Хорошая кормовая база способствует большой концентрации изюбря. На моренах — открытых южных склонах, прогреваемых солнцем, снег сходит в первую очередь: копытным раздолье — и медведь там, и все это мы наблюдаем. На всем побережье Покойный — место самое ясное, солнечных дней как на Черном море, наибольшее количество в году. Перевал рядом — называется Солнцепадь. Когда солнце уходит на закат, то еще очень долго освещает ущелье. Так что страшилок про покойников это народ навыдумывал.

В поисках Чанчура

Чтобы найти свою обетованную землю, путь Шабуровым пришлось преодолеть длинный.

— Мы очень долго искали этот уголок, — признается Наталья, — с тех пор как решили связать свою жизнь с природой и пришли в заповедник. А Сергей еще раньше, когда в детстве сказал бабушке: «Вырасту — обязательно построю дом на реке...»

— Сам не могу понять, была у меня такая мечта, — подхватывает Сергей. — Я из Нижнеудинского района, это богатейший район Приангарья по изобилию ягод, орехов, грибов, сосновых боров, кедровой тайги. Вот я из таких мест. Но почему-то однажды в 10-м классе я открыл карту Иркутской области, долго по ней путешествовал — и вдруг увидел поселок Чанчур. Не знаю почему, захотел туда попасть. Посмотрел — подъездных дорог нет, от населенных пунктов удален, по реке Лене выше Чанчура ничего. Запало мне в душу оказаться там.

Потом я поступил в университет, окончил биофак, ушел в армию... А тут перестройка, ценности стали меняться, люди за какими-то деньгами погнались. Мы в этот ритм не вписываемся, у нас другие взгляды — тянет к природе, все в тайге и в тайге... Да и мечта меня вела. После армии по объявлению я пришел в Байкало-Ленский заповедник — знаю, что Чанчур где-то рядом находится, попросился на практику. На Ан-2 мы проводили авиаучеты вдоль Лены. Летали в такие места, куда ни дорог, ни троп. Пилоты максимально снижали высоту, и из старенького самолета, где всех укачивало насмерть, зверей было видно прекрасно, глухарей, рыбу — как она в реке стоит.

Затем я попал на Байкал — в Большую Солонцовую, где располагался научный стационар. Вместе с Натальей собрали материал, с отличием защитили дипломы и решили дальше расширять свои познания о территории заповедника. Площадь его громадная — 660 тыс. га. Байкал, по которому мы прошли, впечатлил, но нам не было известно, а что же за перевалом, на Верхнеленском участке. В голове сидел Чанчур. Отправились туда пешком — из поселка Бирюльки по глухой тайге.

Нам, конечно, помогли — Владимир Петрович Трапезников, легендарная личность, наш учитель, от Бога лесничий. В Чанчуре у него усадьба. Там, на берегу реки, мы выбрали место, взяли 20 соток земли. Натальин отец приехал, научил срубить дом из кругляка — да так, что спичку в шов не засунешь. Построились. Много путешествовали по Лене — видели дичайшие места, но с каждым годом все чаще вспоминали про Байкал. За семь лет, прожитых в Чанчуре, так и не прикипели к нему душою.

Мы взяли курс на мыс Покойники, где стояла метеостанция, решив пройти до тех краев из Чанчура — в первый раз через исток Лены.

Большую часть времени в году на мысе Покойном проводят сотрудники Байкало-Ленского заповедника Сергей и Наталья Шабуровы, часто в совершенном одиночестве. Не считая метеостанции «Солнечная», что денно и нощно следит за погодой посередине Байкала, их домик — единственный на этом диком пустынном берегу. Сюда добирается редкий человек, разве что отчаянные туристы. Зато прямо под окнами можно увидеть то медведя, то изюбря, то соболя — природа тут чиста и первозданна, как воды священного озера.

До истока Лены

В первый раз к своей обетованной земле Шабуровы двинулись пешком — от поселка Чанчур, сквозь тайгу.

— Леса в это время как раз охватили пожары, все было в дымке — никакой привязки, — вспоминают они. — Мы рассчитали запас продуктов с собой в дальнюю дорогу — на любой случай. Тайга там тяжелая, темнохвойная, много гнуса — в нее ныряешь и ничего не видишь: где-то блуждаешь по компасу, где-то по карте.

Шли 8 дней. По пути делали разные находки: спрятанные зимовья, оружие, брошенное когда-то очень давно, еще до заповедника.

— Бредешь, бредешь — и вдруг стоит трактор, — говорит Наталья. — Он остался от советской геологии, везде ее следы — выкопанные ямки, консервные банки из-под тушенки — 60-х годов. Или обнаружишь шахты — разрезы по 15 метров в глубину: если туда упадешь и чудом останешься живым, то без помощи не вылезешь.

До нас в этих местах побывали не только геологи, каторжники, старатели: золото там мыли повсеместно, охотники. Мы шли сутками по охотничьему путику, встречали плахи: разрубленные чурки, куда крепилась прикормка, их еще называют соболе- или белкодавилками — охотоведы знают.

— Сначала нам показалось, что это столы для туристов: ровная распиленная чурка еще для чего? — улыбается Сергей. — Потом только дошло, что это живоловушки.

Мы примечали записи на деревьях, 1901—1905 годов, охотники делали. Находили заползайки, припрятанные где-то в непроходимых дебрях: вроде большой собачьей будки в три бревна — заползти, переночевать и выползти.

— Раньше люди старались укрыть зимовья подальше от глаз — в темном месте, чтобы никто не нашел, — объясняет Сергей. — А мы стараемся, куда бы ни пришли, чтобы остался след — и в Чанчуре дом после нас стоит на повороте реки, на высоком берегу. Зимовья, если строим, к плесу выносим, на яркое, солнечное место.

В памяти осталось, как в первый раз оказались у истока реки Лены. Это случилось в 1995 году.

— Я не могу сказать, что до нас туда не ступала нога человека, это было бы неправильно, — говорит Сергей. — Там бывали геологи, наверняка кто-то еще, но с того момента, как образовался заповедник, из наших сотрудников мы с Натальей исток Лены увидели первыми. Тогда там еще не было никакого знака, кострища, часовенки — вообще ничего.

Этот поход, предпринятый из простого любопытства, оставил неизгладимые впечатления. Позже мы не раз ходили к истоку, но вспоминаем всегда свое первое путешествие. Погода была чудесной, и по дороге, пока шли, встретили 9 копытных животных: изюбрей, северного оленя, сохатого, увидели медведя — изобилие разных видов наблюдали. К концу дня мы пересекали долину, заросшую золотым корнем и черемшой, вдоль ручейка, вытекающего из заветного озера. При этом складывалось обманчивое впечатление, что ручей течет вопреки всем законам физики — снизу вверх. Судя по времени и карте, уже должен быть виден исток Лены — озеро ведь большое. А его все нет и нет. И тут совсем неожиданно перед нами появилась огромная чаша воды, и на мелководье стоит изюбрь, залитый закатным солнцем: бык, семь отростков у него, рожища большие! Мы оцепенели от увиденного! Изюбрю бежать некуда, он мимо нас грациозно проносится с брызгами. И только потом мы вспомнили, что у нас фотоаппарат в рюкзаке...

Русский след

— От истока великой реки путь на мыс Покойный может проходить по разным маршрутам — по Шартлинской линии, Лене, по Покойницкой пади. По Солнцепади очень много мест, где можно спуститься к Байкалу, — поясняет Сергей. — А люди привыкли ходить где легче — по прорубленному пологому перевалу, более обустроенному. Раньше это была конная тропа, по ней тунгусы осуществляли связь и торговлю с бурятами — такая транспортная магистраль.

Хотя первыми жителями мыса Покойного считались тунгусы, археологи, проведя раскопки, обнаружили на диком байкальском берегу следы древних русских поселений — скорее всего, староверов.

— До 100 строений находилось на этом мысе, — рассказывает Сергей. — Они стояли до начала прошлого века и еще раньше — два столетия назад. Археологи установили, что это дома русскоязычного населения. — Именно для русских была свойственна такая кладка — фундамент в землю, — подтверждает Наталья. — Буряты так не делали, тунгусы тем более. Ученые, которые вели раскопки в прошлом году, убеждены: люди на Покойном жили во все времена, потому что это место удобно для проживания человека — здесь можно держать скот, питаться дарами леса, рядом есть рыба.

— На Покойном были поливные луга, — продолжает Сергей, — их сооружали в начале прошлого века, в 1900-х годах. Из ущелий прокладывали желоба, которые вырубали из деревьев, до сих пор сохранились кованые гвозди того времени. Два километра тянули — нелегкая ручная работа, листвяк очень тяжелый. Люди поливали землю, чтобы активно росла трава, потому что для 100 домов и большого количества скота ее не хватало — мыс не мог всех прокормить, значит, надо было создавать условия, жители над этим работали. Таким образом, место это было всегда обжитое. Оно обладает и каким-то энергетическим свойством — мы это чувствуем, так же как люди, которые приезжают сюда и даже преображаются.

Дом с видом на море

Где именно обустроить жилье на Покойном, Шабуровы выбирали с умом и сердцем.

— Раньше мы жили где придется. Нас, сотрудников заповедника, государство ничем не обеспечило — то останавливались на метеостанции у друзей, на веранде, то в палатке, то по шесть человек в одном зимовейке, — объясняет Сергей. — Когда в Заворотной стала разваливаться геологическая партия, нам удалось приобрести вагончик на лыжах. Я предложил Наталье поставить его возле метеостанции, подключиться к генератору — свет будет, тепло. Но она выбрала южнее, на заливе: место, как сейчас понимаю, шикарное — свой вход с Байкала, можно зайти в любой шторм. Установили вагончик, но жить в нем — условия суровые: в холода, пока топишь печку, вверху жара, а внизу вода замерзает в лед. Ладно, когда тепло, но мы-то обитаем там круглый год. Надоело: устали мучиться. У меня был удачный год, я заработал денег и организовал завоз пиломатериала из Усть-Баргузина через весь Байкал — под КамАЗом, загруженным брусом, лед прогибался!

Из него сложили дом — красивый, яркий — своими руками: мы с Натальей никогда никакой работы не гнушались... На крыше соорудили вышку наблюдательную, чтобы были видны морены, горы просматривать. Старались строить правильно, капитально — чтобы жить и радоваться. Дом прекрасно вписан в пейзаж и с моря выглядит величественно — высоким двухэтажным коттеджем. На самом деле по размеру он совсем небольшой, 4х4 метра: койка двойная, кухонный стол, рабочий столик, печечка — все, на что хватает места.

Так появился центральный кордон Байкало-Ленского заповедника — за наше время проживания на мысе Покойном. Летом на кордон приезжает наука и теперь в вагончике останавливается.

— Постепенно отстроили баню, склад — в общем, обжились потихоньку, только работай. Но не тут-то было. На нас сразу написали жалобу в Росприроднадзор в Москву: что за незаконное строительство? И приехала комиссия проверять.

С 1995 года сотрудники Байкало-Ленского заповедника Наталья и Сергей Шабуровы охраняют территорию одного из самых красивых и чистых мест на планете — мыс Покойный: берег озера, необозримую тайгу. За это время сюда вернулись величественные изюбри, сохатые — спокойно пасутся на моренах, заходят на солонцы. Медведей в достатке, пушного зверя и лесной птицы богато, рыбы — в отличие от Ольхона или Малого моря, например. Все потому, что на Покойном нашли способ, как бороться с браконьерами, нарушающими священный закон, согласно которому живет природа и ее дети — настоящие хозяева этой земли.

Борьба за участок

— Мы влюблены в весь заповедник, но приросли именно к этому участку. Из него нам удалось сделать заповедный уголок — настоящий, каким он должен быть: у нас нет бродячих туристов, охотников, — говорит Сергей Шабуров. — А ведь это место видело полное уничтожение — там вообще не было зверя. Помню, я только пришел — и попал в такой период, когда старший госинспектор два года, живя на этом мысе, не видел диких животных. Они были уничтожены браконьерством, жестоким прессингом со стороны человека.

Сейчас все признали — и наши доброжелатели, и недруги: на мысе Покойном можно всегда гарантированно посмотреть на таежных зверей. Когда видят, делают удивленные глаза — потому что у нас сейчас все есть. Но ведь и рядом было — поубивали же. Трудно противостоять потребительскому отношению к заповедной земле. Если не жить душа в душу с этой территорией, уничтожить ее можно в течение нескольких месяцев, превратить в пустыню — как на Малом море, на Ольхоне: там же все существовало в изобилии, изюбрь свободно ходил...

— А почему браконьер не идет на Покойный? — интересуюсь я.

— Лично я что сделал? Один я что могу? — хитро улыбается Сергей. — В приниципе особо немного, если при тебе нету финансирования, техники. Борьба за этот участок заповедника шла не один год. Самое главное, я привлек общественность, науку, студентов — в общем, заполнил эту территорию интеллигентными людьми, — продолжает он. — Раньше на метеостанцию съезжались разного рода деятели: есть жилье — оттуда пошли, ездили фарили. Мне удалось организовать пару громких дел с задержанием, привлечь прессу, «Гринпис».

Противостояли участковому госинспектору Шабурову Ольхонская администрация, РОВД.

— Поймали с поличным, у нас были стопроцентные доказательства: фотографии, конфискат — звери убитые. Два года шло уголовное дело, его закрывали, возобновляли. Конечно, нарушители выкрутились. Но я добился цели — сделал шумиху, определенный резонанс. И пошла молва: зачем туда лезть, если там какие-то бешеные инспектора сидят с газетчиками. К порядку приучал потихоньку. Сначала вошел в раж, хотел весь берег перекрыть, но потом понял — сложно, не разорвешься, пусть меньше, но эффективнее.

— Опасная у вас работа...

— Конечно, в первые два года были угрозы, поджигали баню. Мыс, безусловно, привлекает, но всем объясняю: Покойный оставьте в покое, все равно ничего не получится.

Браконьерам мешает наука, которая населила и изучает этот край: ученые, студенты несут в себе все самое светлое. При них невозможно организовывать охоту, стрелять — не выйдет. Присутствие этих людей само по себе наводит порядок.

Туризм — еще один способ. Когда не было финансирования, территория стала заброшенной, бесхозной — заходили все, кому не лень. Я на своем участке попытался изменить такое положение дел с привлечением туристов: абсолютно законно люди идут в контору, берут разрешение, и мы с ними работаем. Я занимался с французами — у них есть средства, они покупают бензин. Помню, мне лично дали мотор «Меркури» — первый импортный, я стал мобильным, начал появляться везде. Во Франции нет медведей — даже памятник в стране стоит последнему косолапому. А у нас есть. Я стал туристов возить, чтобы показать мишку в дикой природе: вечер — утро. В это же время выходят на охоту браконьеры, и нестыковка у них: они — тык-тык, а тут Шабуров и с ним французы с фотоаппаратами. А ведь такое расстояние проехали, топливо сожгли! Не получается раз, два, три. Все, больше не суются!

— В последние годы опять прессинг пошел: почему-то власть, особенно органы МВД, проявляют дичайший интерес к этим местам, — сетует Сергей. — У районной администрации я самый нелюбимый человек. Поэтому нам приходится жить в рамках закона от и до. Зато они ни шагу ногой, только с разрешением: приехали — соблюдайте режим, хотите медведя — покажем.

Дикий домашний скот

Сами Шабуровы ведут на мысе скромный, уединенный образ жизни, подпитываются натуральным хозяйством.

— Чтобы прокормить семью, мне не нужно каждый день ходить на глухаря, — смеется Сергей. — У нас есть телочка — по положению, нам можно держать некоторое количество скота, не нанося вреда природе. Раз в год я добываю себе коня или корову, которую забиваем, и у меня все сытые.

— Коровы у нас полудикие, недойные, — рассказывает Наталья. — Буренка на вольном выпасе — выживает сама, у нее нету стайки, щиплет траву по округе. Один год мы видели: на склоне горы наши коровы пасутся — чуть выше пасутся изюбри, можно фотографировать. Буренку покрывает племенной бык, она приносит телят. По идее, корову нужно обязательно поить водой, потому что она не ест снега. Но бывали случаи — на метеостанции коровы исчезали и не возвращались домой, где их всегда в проруби поят. Оказывается, ушли на морены. Хозяин лезет за коровами в горы — они задирают хвосты и убегают, хватая на ходу снег, как дикие животные, представляете?

Но жизнь вольная таит немало опасностей: ведь телиться корова в лес уходит и прячет свое потомство так, что ни за что не найдешь. А если это происходит весною, когда медведи с гор спускаются, голодные после берлоги, бывает, что задирают во время отела либо теленок исчезает. Случается, у коней жеребята пропадают.

— Рыбой мы, конечно, избалованы, — говорит Сергей. — Ягоды, грибочки, лесные продукты, в плане питания самовыживаем, особых проблем не возникает.

Наталья заваривает целебный чай с неповторимым байкальским ароматом. Душистый сбор, приготовленный радушной хозяйкой из обычных, казалось бы, трав — чабреца, листьев смородины, малины, шиповника, — способен творить чудеса. Благодаря этому волшебному напитку семь лет подряд авиазавод бесплатно дает Сергею вертолет — когда другим транспортом не доберешься, чтобы доставить на Покойный все необходимое. Однажды делегация акционеров предприятия, из Москвы, оказалась на Покойном и попробовала чудодейственного настоя Натальи, сидя за столом на берегу Байкала. А потом, уже попрощавшись, даже развернули свой корабль — попросили еще раз чаем напоить.

История одной фотографии

Что касается комиссии, которая приезжала разбираться по жалобе на незаконное строительство на Покойном, дело закончилось просто. Шабуровы написали дарственную на свой дом — подарили его заповеднику. Пока работают — в нем живут.

— Зато вторую зиму мы радуемся: наконец в тепле, уюте, расход по дровам очень маленький, — говорит Сергей. — Окна на все четыре стороны.

Этим летом сбылась еще одна его заветная мечта. Рассказывает Наталья:

— Когда мы в этом доме поселились, Сергей говорит мне: «Хочу, чтобы пришел изюбрь, а я бы его прямо с кровати сфотографировал». У Сергея день рождения 24 июня. Утром его поздравляю, мы о чем-то болтаем, и тут я смотрю в окно, а там стоит изюбрь. Я не верю своим глазам. Сергей берет фотоаппарат и с кровати делает снимок. Шторка, на подоконнике будильник, который показывает 9 часов, и за окном изюбрь — есть у нас теперь такая фотография.

— Это Вселенная нас слышит, сама природа с нами, мы едины, — уверена Наталья.

— На каждом кордоне должно быть так, — говорит Сергей, — тогда будет порядок в заповеднике. 

Фото из архива семьи Шабуровых