Историография Сибири. 2-я пол. XIX — нач. XX в. // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

ИСТОРИОГРАФИЯ СИБИРИ. 2-я половина XIX — начало XX в.

Аграрное освоение

Переселенческое движение, эволю­ция форм хозяйственной деятельности (земледелие, животноводство, кустарное производство) различных групп сельского населения, развитие ры­ночных отношений в аграрной сфере, взаимоотношения старожилов и переселенцев, воздействие переселений на хозяйство коренных народов — эти составляющие аграрного освоения региона стали объектом внимания специа­листов (но не профессиональных историков) уже с конца XIX в. Перечисленными вопросами активно занимались представители различных направлений отечественной общественной мысли — народни­ки, неонародники, областники, марксисты, либералы, консерваторы.

Большое влияние на формирование концептуальных представлений по данному комплексу проблем оказали труды экономиста и статистика А.А. Кауфмана. Уче­ный связывал переселенческое движение с кризисом агри­культуры крестьянского хозяйства в Европейской России, констатировал преобладание среди мигрантов середняков. В своей кни­ге «Переселения и колонизация» (1905) он предложил ставшую общепринятой периодизацию переселенческой поли­тики самодержавия — от запретительной (до 1890-х гг.) до разрешительной и поощрительной (с 1905). Отмечая расслоение крестьянства под воздействием распространения в деревне сельскохозяйственных машин, аренды, наемного труда, А.А. Ка­уфман считал крестьянское дворохозяйство в Сибири «трудовым» и находившимся на экстенсивной стадии развития в ус­ловиях земельного простора. Он достаточно полно проана­лизировал историю общины сибирских крестьян, обосновав вывод о ее естественном происхождении и инновационной ориентированности, умении разрешать земельные споры.

Используя материалы, собранные предшественни­ками, и свои собственные за 1897—1917, экономист-неонародник Н.П. Огановский отстаивал положение об устойчивости трудового крестьянского хозяйства, констатировал высо­кий уровень развития товарно-денежных отношений в сибирской деревне начала XX в., фиксировал тяжелое положе­ние не приписанных к сельскому обществу переселенцев и зави­симость селян от торговцев-скупщиков.

Утверждение ортодоксального, объявленного мар­ксистско-ленинским, направления в изучении аграрной сферы региона во многом связано с работами С.М. Дубровского, в которых большое внимание уделялось Столыпинской аграрной реформе. Применительно к Сибири отмечалось, что среди переселенцев преобладали се­редняки, правительств, переселенческая политика потерпе­ла полный крах, поскольку не сняла проблему аграрное перенаселения в центре страны и усилила социальную диффе­ренциацию в сибирской деревне.

Характерно, что вплоть до середины 1950-х гг. аграрное ос­воение региона не изучалось сибирскими историками. По мере формирования научно-исторического потенциала Томска, Иркутска, Новосибирска отдельные сюжеты анализируемой темы стано­вятся главными в трудах местных историков-аграрников Л.М. Горюшкина, В. Г. Тюкавкина, Е.И. Соловьевой, Л.Ф. Склярова, В.А. Степьшина, Г.П. Жидкова, И.А. Асалханова и других. В итоге появляется обобщающая коллективная монография «Крестьянство Сибири в эпоху капитализ­ма» (1983). По мнению ее авторов, основным фактором ко­личественных и качественных изменений в сибирской деревне второй половины XIX — начала XX в. явилось развитие капиталистических от­ношений вширь в процессе колонизации региона. Осу­ществлялось подселение в старожильческие селения и образование новых, переселенческих поселков. Только с конца XIX в. до 1914 посевные площади здесь увеличились в 2 раза и достигли 8 млн десятин. Поголовье продуктив­ного скота в эти сроки выросло в 3 раза. Земледелие отличалось повышенной экстенсивностью, хотя с конца XIX  в. началось применение сельскохозяйственных машин, в животноводстве ак­тивно развивалось маслоделие. Переселенцы приноси­ли в Сибирь опыт аграрного производства из Европейской России, они передавали его старожилам и аборигенам, обмени­ваясь с ними хозяйственными навыками. В начале XX в. повысилась товарность крестьянского хозяйства, расширились арендные отноше­ния, широко использовался труд сельских пролетариев и полупролетариев. Основу же всех изменений в аграрной сфере «составило разложение крестьянства как клас­са» (бедняки, середняки и кулаки). Крестьяне страда­ли не только от капиталистической эксплуатации, но и от пережитков феодализма в переселенческой политике, которые выразились в препятствии свободному устройству новосе­лов. «В интересах самодержавия и помещиков в Сибири сохранялись кабинетские и казенные земельно-лесные дачи, сдававшиеся в аренду крестьянству, проводилось ограбление крестьян в ходе землеустройства и взыска­ния многочисленных податей».

Во второй половине 1980-х - начале 1990-х гг. Л.М. Горюшкин собрал и обобщил материалы и выводы, получен­ные после выхода упомянутой выше коллективной моногра­фии. По его мнению, Сибирь во второй половине XIX — начале XX в. являлась окраиной и «колонией в экономическом смысле», заселяемой «на буржуазно-капиталистической основе в результате разложения крестьянства на сель­скую буржуазию и пролетариат». Среди новоселов име­лись представители различных социальных групп, но с 1880-х гг. до конца столетия численно преобладали середняки, в начале XX в. — бедняки. В 1860—80-х гг. основная часть пе­реселенцев приписывалась к селениям старожилов, а в начале XX в. выбирала переселенческие поселки. Для со­здания переселенческого  земельного фонда правительство изымало у старожилов и коренных жителей региона землю сверх 15-десятинной нормы на 1 мужскую душу, для чего абори­гены «были объявлены перешедшими от кочевого ското­водства к оседлому образу жизни». Крестьянская колонизация способствовала развитию сельского хозяйства и экономики. В резуль­тате Сибирь стала неразрывной частью России, насе­ленной преимущественно русскими. Но переселенческое движение не ослабило земельную тесноту и не предотвратило свер­жение самодержавия в России, а скорее способствовало его приближению.

Во второй половине 1980-х гг. начался поиск новых мето­дологических подходов, альтернативных господствовавшему ортодоксальному. Своеобразным рубежом стали монографии В.Н. Худякова и И.В. Островского, посвя­щенные аграрной политике правительства в Сибири во второй половине XIX — начале XX в., в которых задействовались наработки предшественников, выдержавшие испытание временем, и в то же время высказывались новые идеи. В частности, авторы отказались от односторонне негативной оценки роли самодержавия в освоении Сибири.

Начавший набирать обороты маховик смены парадиг­мы стал давать определенные результаты с начала 2000-х гг. О характере перемен можно судить по монографии В.Г. Тюкавкина. Ученый считает, что правительство стремилось увеличить поток переселенцев, но с ним не справлялись местные власти. Главной причиной роста числа мигрантов после 1906 являлось, по его мнению, не малоземелье, а воз­можность продать свой надел и полученные средства использовать для переезда. Самодержавие предприни­мало максимум усилий для организации миграций и помощи переселенцам, которым жилось в Сибири лучше, чем на родине. В итоге, материалы об экономическом положении пере­селенцев за Уралом свидетельствуют об успешном хо­де колонизации этой окраины. Следует отметить, что, стремясь создать положительный образ переселенческой политики, автор допускает 2 явные передержки. Он так и не отве­чает на вопрос, являлось ли малоземелье главной причиной миграций, поскольку свои наделы могли продавать все категории крестьян. Кроме того, ссуды на общеполез­ные надобности предназначались не только на внутринадельное межевание. Вполне серьезно автор доказы­вает, что переселенец по железной дороге вообще мог доехать до Сибири бесплатно.

Со второй половины 1990-х гг. устойчиво возрождается ин­терес историков к аграрной сфере Сибири второй половины XIX — начала XX в. Продолжается дискуссия о социальном составе переселенцев, и ее участники соглашаются, что переселенческая деревня не отличалась однородностью. В.А. Ильиных считает, что массовое переселение привело к нивелировке сибирской деревни на более низком уровне. Переселенцы, за­водя в момент вселения относительно небольшие хозяйства, существенно увеличивали удельный вес бедноты. Н.Ф. Иванцова на материалах Барнаульского уезда приходит к вы­воду, что низшие и средние группы переселенческих хозяйств были лучше обеспечены крупным рогатым скотом, чем бедняки и середняки-старожилы. Главное, «переход от низшей группы в среднюю и высшую у переселенцев осущест­влялся довольно быстро».

Собранный А.А. Храмковым материал по северо-западной части Барнаульского уезда свидетельствует если не об ус­пехах дореволюционной переселенческой политики, то по крайней мере о несомненной пользе переселений в Сибирь для многих кресть­ян. Однако сибирская деревня, по мнению историка, была дале­ка от «процветания», о котором сейчас можно прочитать. В ней имелось немало социальной напряженности, значительная часть на­селения была недовольна своим положением. А.А. Храмков отмечает, что во всех изученных им селах ядром на­селения являлась бедняцкая группа хозяйств.

Открытым остается вопрос об уровне жизни крес­тьян Сибири в начале XX в. По мнению В.К. Алексеевой, З.П. Горьковской, О.Н. Катионова, В.А. Бузмаковой и других, сельское хозяйство не гарантировало стабильного образа жизни. Известный консенсус достигнут по вопросу о характере землевладе­ния и землепользования сибирских крестьян. Н.Ф. Иванцова и В.Н. Пронин пришли к выводу о сохранении в реги­оне государственной и отчасти кабинетской собственности на зем­лю, при которой сельские обыватели являлись владельцами и пользователями земли. Реальная практика земельных отношений в Сибири в начале XX в. опровергает деклара­ции современных политиков о решающей роли института частной собственности на землю в мотивации деятельности крестьян по наращиванию товарного производства.

Продолжается дискуссия о значении преобразова­ний П.А. Столыпина для аграрного развития региона. На конференции в Омске (1997), посвященной 135-летию реформатора, прозвучал ряд оценочных суждений: от полного отрицания положительного значения реформ до при­знания их высокой эффективности. Вместе с тем источ­ники свидетельствуют о том, что аграрные преобразования не были поддержаны снизу, в том числе из-за стремления крестьян сохранить общину. Можно согласиться с тем, что в ходе «игры в хутора» и «похода на общину» она не только не распалась, но даже окрепла. В борьбе с правительственным «землерасстройством» сибирское крестьянство ак­тивно использовало ее и, в известной степени, реанимировало этот институт традиционного общества. Как установили барнаульские историки В.Н. Разгон, Д.В. Колдаков и К.А. Пожар­ская, передача земли в подворное владение, интенсивно происходившее в период столыпинской реформы, было не столько следствием разложения общины и роста бур­жуазно-индивидуалистских настроений среди крестьянства, сколько результатом стремлений крестьян в условиях массового наплыва переселенцев из Европейской России ог­радить свои земли от перераспределения в пользу при­бывавших переселенцев.

В последние 20 лет появились монографии и ста­тьи по этносоциальной составляющей проблемы. Переселе­ния и землеустройство, заставлявшие кочевников пе­реходить на оседлость, многими историками (Ч.Г. Андреев, К.К. Абуев, Л.М. Дамешек, Л.И. Шерстова, Н.С. Модоров, Е.В. Карих и другие) рассматриваются как главные элементы их русификации, усиления русского присутствия на восточной окраине империи. Однако следует заметить, что переход к оседлому образу жизни и земледелию, а также рост численности переселенцев в местах компактного проживания аборигенов не означают автоматически утрату послед­ними национальной идентичности. А различные формы противодей­ствия коренных этносов отчуждению земли вписываются в общую схему поведения сельского населения региона. Крестьянство Сибири, вне зависимости от национальной и конфессионной принадлеж­ности, имущественной дифференциации, стремилось в ходе переселений и землеустройства получить или сохранить за собой как можно больше земли.

В противовес указанной выше формируется и другая позиция. Суть ее сводится к более сдержанной оцен­ке деятельности администрации по проведению землеустроительных работ у номадов. В публикациях омского историка Д.В. Кузнецова раскрывается сложный и кропотливый процесс выделения земельных излишков, который учитывал прежде всего экономические интересы скотоводов и жест­ко ограничивал самовольное переселение крестьян на их угодья.

К настоящему времени практически прекратилось изучение хозяйственного развития сибирских крестьян и «инородцев» во второй половине XIX — начале XX в., процесса их имущественной дифференци­ации, определения уровня товарности дворохозяйств и степени вовлеченности их в рыночные отношения.

Промышленное освоение

Промышленное освоение Сибири во второй половины XIX — начале XX в. можно условно подразделить на историю го­родов и предпринимательства. Устойчивый интерес к многоплановой истории сибирских городов проявился в пос­ледней четверти XIX в. благодаря работам Н.А. Кострова, К. Голодникова, Г.Н. Потанина, В.П. Сукачева, Н.В. Тур­чанинова, Г.Б. Баитова, П.А. Голубева и других, рассмат­ривавших организацию деятельности муниципальных органов в свете ре­форм городского самоуправления 1870, 1892, особенности экономической специализации городских поселений за Уралом, основные направ­ления развития культурно-просветительских учреждений.

В 1920—50-е гг. публикации, посвященные капиталистическому этапу истории региона и его городов, носили популяризаторский и пропагандистский характер (противопоставление благоустройства и культуры дореволюционного периода и советского времени). С середины 1950-х гг. начинается целенаправленное научное изучение сибирского города на базе расширения источниковой базы. В обобщающих работах универсально­го характера, раскрывающих историю отдельных городских поселений региона (Иркутск, Красноярск, Томск, Кемерово, Куз­нецк (Новокузнецк), Новониколаевск (Новосибирск), Барнаул, Омск, Тюмень, Тобольск, Бийск и т. д.), рас­сматривается их социально-экономическое, демографическое, культурное развитие во второй половине XIX — начале XX в. Однако практически не анализируются вопросы развития торговой сферы, сослов­ной и социальной  структуры.

С 1970-х гг. объектом планомерного изучения становят­ся городские предприниматели, прежде всего купечество. К этим сюжетам обращаются Г.Х. Рабинович, И.Г. Мосина, В.А. Скубневский, В.П. Бойко, Ю.М. Гончаров, А.В. Старцев, О.Н. Разумов, Т.К. Щеглова, Л.В. Кальмина и др. С конца 1950-х гг. начинается разработка истории различных отраслей промышленности и соответствующих групп ра­бочих, которая находит свое отражение в авторских мо­нографиях и статьях Г.А. Бочановой, А.А. Мухина, С.Ф. Хроленка, В.Н. Большакова, В.А. Скубневского, Д.М. Зольникова, В.П. Зиновьева, Б.И. Земерова, Б.К. Андрющенко, П.С. Коновалова, а также в коллективном исследовании «Рабочий класс Сибири в дооктябрьский пери­од» (1982). По мнению авторов, окраинное положение Сибири отразилась на структуре промышленности (переработка сельскохозяйственного сырья, золотодобыча), в которой преобладали ману­фактурные производства. Технический переворот с конца XIX в. за­хватил судоходство, железнодорожный транспорт, горно-металлургические предприятия. «Рост промышленного производства и товарности сельского хозяйства, приток российских и иностранных капиталов, массовая миграция рабочих и крестьян, рост системы банковского и кооперативного кредита, торговли и транспортных средств, наконец, слияние сибирского рынка с российским и мировым капиталистическим рынком обусловили превращение окраины в один из районов интенсивного, в сравнении с предшествующим периодом ее истории, хозяйствен­ного и социального преобразования». Численность рабочих к 1861 составила 61 тыс. человек, а в конце XIX в. — не менее 360 тыс. человек. В начале 1917 в сфере индустриального труда здесь было занято 344 тыс. человек, всех лиц наемного труда, за исключением служащих, насчитывалось не менее 670 тыс.

С начала 1990-х гг. внимание к истории сибирского отряда ра­бочего класса существенно понижается, зато интенсивно разрабатываются различные аспекты деятельности предпринима­телей. Обобщением наработок в этой сфере становится многотомная «Краткая энциклопедия по истории купе­чества и коммерции Сибири», в которой ее инициатору и ответственный редактор Д.Я. Резуну удалось задействовать практичес­ки всех специалистов по данному направлению. Итоги промышленного освоения региона подвел В.П. Зиновьев. В рам­ках исследуемого периода он выделил 2 этапа: 1861 — первая половина 1890-х гг. — крах феодального предпринимательства, господство капиталистической мануфактуры в промышленности, начало промышленного переворота, железнодорожного строительства, утверждение пароходст­ва; вторая половина 1890-х — 1930-е гг. — промышленный переворот во всех отраслях экономики, индустриализация.

С середины 1990-х гг. резко возрастает число работ по сибирской урбанистике. Существенно расширяется жанровое разнообразие в этой сфере. Образуются устойчивые на­правления (школы) по истории дореволюционных сибирских городов в Омске, Томске, Новосибирске, Барнауле и Иркутске. Объектом пристального внимания становятся демографические процессы, многообразные аспекты экономического развития городских поселений. Накопленный в предшествующее время и вновь выявленный фактический материал приводит к по­явлению принципиально нового типа многоплановых исследований по истории Барнаула, Томска, Тюмени, Омска, Иркутска. Следующим шагом является издание энцикло­педий и хроник, посвященных Барнаулу, Томску, Но­восибирску и Омску, а также обобщающего исследования В.А. Скубневского и Ю.М. Гончарова.

Одним из перспективных направлений региональной ур­банистики стало изучение самоуправления в нормативных рамках городовых положений 1870 и 1892. У его ис­токов стояли А.П. Толочко и И.А. Коновалов, выпус­тившие в 1997 небольшую по объему работу по Омс­ку. Вслед за этим последовали публикации И.А. Коновалова, Е.Ю. Меренковой, О.В. Чудакова, К.В. Лен, А.В. Литягиной, Л.А. Ереминой, Г.А. Бочановой, Г.А. Ноздрина, Н.И. Гавриловой, В.П. Шахерова, Н.М. Дмитриенко, Л.Б. Ус и других. Промежуточный итог изучения муниципальных органов Западной Сибири продемон­стрировала коллективная монография группы омских историков во главе с А.П. Толочко, в которой в проблемно-хронологическом ключе рассматриваются ставшие уже традици­онными вопросы: формирование, структура и компетен­ция муниципальных органов, их бюджетная политика и практическая деятельность в хозяйственных и социокультурных сферах.

Актуальными и малоизученными аспектами истории городского самоуправления остаются правовые вопросы его функ­ционирования. Теоретические наработки в области местного само­управления в XIX в. были осуществлены А. Токвилем, Дж. Миллем, Р. Гнейстом, А.Д. Градовским, Б.Н. Чи­чериным, Е. Пейджем и других. Сейчас, в рамках осуществляющихся в России реформ органов управления, вновь возникла необходимость определить соотношение поня­тий «местное управление» и «местное самоуправление», в том числе применительно к анализируемому периоду.

Общественно-политическая жизнь

Изучение организаций и объединений областников, социал-демократов, эсеров, анархистов, либералов и монархистов в Си­бири восходит к концу XIX в. Значит, количество публика­ций посвящалось областническому движению, его идеологам и видным деятелям Н.М. Ядринцеву, Г.Н. Потанину, А.П. Щапову, М.В. Загоскину, Н.И. Наумову и носило очерковый и панегирический характер, однако уже в фундаментальном исследовании М.И. Альтшуллера (1916) по истории борьбы местных интеллектуалов за распространение на регион зем­ской реформы появляются элементы критического отношения к деятельности сторонников движения. М.И. Альтшуллер, в частности, указал на нечеткую разработку программных поло­жений Сибирского областного союза. Касаясь истории его создания, В.И. Анучин первым отметил, что рож­денный областниками союз при определенно област­нической программе сам по себе не был областническим, ибо в него немедленно вошли люди самых разных по­литических воззрений.

В период социального катаклизма 1917—20 интерес к исто­рии областнического движения существенно возрастает. При этом происходит смена акцентов. Движение начинают квалифицировать как политическое и сепаратистское с момента оформления. В серии публикаций К.В. Дубров­ского, Е.Е. Колосова, Н.С. Юрцовского, В.М. Крутовского, А.А. Шилова, С. Жидиловского основное внимание уделялось первой половины 1860-х гг. и времени Первой рус­ской революции. Заключительным аккордом историографии областнического движения стала работа С.Г. Сватикова, на­писанная в эмиграции, в которой автор связывал генезис областничества с эволюцией российского освободительного движения. С.Г. Сватиков первым показал сотрудничество сторон­ников движения с организациями либеральных и социалистических партий, начавшееся в 1905. Ему же принадлежит при­оритет в установлении взаимовлияния кадетов, эсеров и областников, хотя в этом альянсе он явно преувеличи­вает роль последних. Не получил подтверждения тезис С.Г. Сватикова о союзе областников с октябристами.

В работах И.Г. Мосиной, Н.В. Блинова, Л.А. Жадан и М.Б. Шейнфельда рассматривалось областничест­во с конца XIX в. и до февраля 1917. При этом 3 первых характеризовали движение с начала XX в. как разновид­ность либерализма, идейно и организационно сомкнув­шегося с кадетами. М.Б. Шейнфельд, квалифицируя областничество как такую разновидность, его своеобра­зие видел в специфике взаимоотношений областников с кадетами (не сливались с ними, но и не противостояли им) и неонародниками (имели точки соприкосновения), хотя прямо не заявлял о сосуществовании в движении либеральных и народнических тенденций.

С конца 1980-х гг. существенно изменилось отноше­ние к сибирскому областничеству, в том числе в плане определения его общественно-политической направленности. На принципиально новом уровне, с введением в оборот новых источни­ков, продолжилась разработка биографий идеологов и активных участников движения А.П. Щапова, Г.Н. Пота­нина, А. В. Адрианова, Г. Б. Патушинского, П.В. Вологодского, В.М. Крутовского и других, появились первые обобщающие исследования М.В. Шиловского.

Празднование 20-летнего юбилея Первой русской ре­волюции, а также активная деятельность местных отделений Истпарта дали импульс к изучению истории социал-демократических организаций региона. В публикациях Н.Н. Баранского, В.Д. Вегмана, Н. Ростова, А. Милыптейна, Л.Э. Крицмана, В.В. Максакова, А.А. Ансона, В.П. Гирченко и других упоминались группы и комитеты РСДРП, создан­ные накануне и во время революции, а также региональный партийный центр — Сибирский союз РСДРП. Деятельность соци­ал-демократов рассматривалась без четкого разделения их на большевиков и меньшевиков, в контексте буржуазно-демократического характера социального катаклизма 1905—07.

С конца 1920-х гг. в историографии социал-демократического движения происходило утверждение ортодоксального, марксистско-ленинского направления. В итоге появи­лись монографические исследования профессионального революционера и историка М.К. Ветошкина, который стал первым и единственным специ­алистом, попытавшимся комплексно рассмотреть исто­рию сибирских организаций РСДРП с момента их возникновения и до января 1906. Используя архивный материал, периодику, мемуары, он проанализировал процесс оформления со­циал-демократических организаций в регионе, их участие в наиболее значимых событиях 1905, прежде всего в образовании Красноярской и Читинской «республик». Вместе с тем именно М.К. Ветошкин осуществил четкое разделение местных социал-демократов на большевиков и меньшеви­ков. При этом смена политической ориентации группы или комитета объяснялась им чисто механическим фактором — приездом или отъездом того или иного большевистского функционера, канонизированного в этом качестве уже пос­ле 1917 (В.В. Куйбышев, С.М. Киров, И.С. Якутов и другие). Работы М.К. Ветошкина, со всеми их достоинст­вами и недостатками, надолго, а по ряду положений вплоть до настоящего времени стали определяющими при ос­вещении истории организаций РСДРП региона накануне и во время революции 1905—1907.

С середины 1950-х и вплоть до конца 1980-х гг. проявлял­ся устойчивый интерес к изучению истории социал-де­мократических формирований, прежде всего в период Первой русской революции. По самым приблизительным подсчетам, по истории организаций РСДРП начала XX в. защищено 5 докторов диссертаций (М.К. Ветошкин, Н.Н. Кабацкий, С.В. Макарчук, В.М. Самосудов, Н.Н. Щербаков). Еще в 3 (Э.Ш. Хазиахметов, Н.В. Блинов, А.П. Толочко) эта тема доми­нирует. Деятельность социал-демократов Сибири в 1905—07 исследовалась в 26 кандидатских диссертациях, имевших историко-партийную на­правленность. По другим периодам в избранных хронологических рамках кандидатские диссертации защитили 22 исследователя. Изучение проблемы ставится на качественно новый уровень в очерках истории областных и краевых организаций КПСС, в которых отдельные главы посвящались дореволюционному периоду. К 1990 подобные издания имели практически все территорию Сибири от Кургана до Якутска, исключая Томск и Новосибирск.

Таким образом, отложился значительный массив литературы, охватывающей многие стороны истории местных организаций РСДРП до 1917. В то же время такие вопросы, как состав (половозрастной, образовательный, социальный и национальный) объеди­нений, источники финансирования и содержания слоя профессиональных революционеров, оставались без внимания. Но главный итог изучения истории РСДРП заключался в пред­намеренной подмене социал-демократии большевизмом, в искусственном размежевании на большевиков и меньше­виков на уровне первичных организаций, чего на практике до 1917 в Сибири не было. Здесь формирования явля­лись не объединенными, а едиными, проявляя по тем или иным вопросам меньшевистские или большевистские под­ходы. Искусственное размежевание сопровождалось подоб­ным же разделением заслуг и просчетов. Причем боль­шевикам отводилась роль безусловных лидеров в революционном процессе, организаторов всех наиболее радикальных и массовых выступлений. На меньшевиков возлагалась ответственность за все слабые стороны, ошибки и не­удачи. Подробное распределение «ролей» объективно не укрепляло, а подрывало миф о руководящей роли большевиков в общественном движении. «А коль скоро неудачи и слабые места в движении чаще всего объяснялись действия­ми меньшевиков и эсеров, — заметил по этому поводу Н.В. Блинов, — то тем самым их влияние на рабочее движение, вообще на восставшую массу преувеличива­лось во много раз».

После выхода в 1987 обобщающей монографии В.М. Самосудова прекратилось целенаправленное изу­чение и осмысление многогранной деятельности сибирских организаций РСДРП. О происходивших изменениях можно судить на основании анализа указателя работ по истории партийно-политического движения в Сибири начала XX в. за 1985—2000 из историографической публикации А.П. Толочко. Всего в ней учте­но 373 работы, из которых социал-демократам посвящено 180 (42,8%). Отмеченная тенденция продолжается до настоящего времени, что на практике консервирует основной кон­цепт, подходы, сформулированные еще М.К. Вето плен­ным в конце 1930-х гг.

В 1920—60-е гг. практически не разрабатывалась история организаций партии социалистов-революционеров (ПСР) и либерального движения в Сибири. Об эсерах и либералах говорилось скороговоркой, в основном приме­нительно к событиям Первой русской революции, их деятельность оценивалась негативно, как тормоз в освободительном движении. С начала 1970-х гг. эсеры региона ста­ли объектом пристального внимания А.П. Толочко, А.Л. Афанасьева, М.И. Казанцева, А.А. Каминско­го, В.В. Кучера, Н.П. Курускановой, Н.Н. Федотова, С.В. Макарчука, Г.А. Ноздрина, Л.М. Горюшкина, Г.А. Порхунова, Э.И. Черняка, А.А. Бондаренко, А.А. Цындика, О.Ю. Сорокиной в хронологических рамках 1905—16. Плодотворно изучалась деятельность социалистов-революционеров во время Первой русской революции, реакции, нового революционного подъема, Первой мировой войны, а также среди различных слоев населения. Установлено количество формирований ПСР, их численность, разрабатывается издательская деятельность, участие организаций в выборных кампани­ях в Государственные думы, взаимосвязь с другими политическими объединениями (РСДРП, Партия народной свободы, областники), практика индивидуального террора.

Вместе с тем эсеровские организации до сих пор рассмат­риваются через призму закономерного краха (банкротст­ва) мелкобуржуазных, а следовательно, соглашатель­ских партий, в сравнении с организациями большевиков, владевших «единственно верным учением». Несосто­ятельность ПСР проявилась чуть ли не в колыбели, в самом начале XX в.

Еще одной характерной чертой историографии пробле­мы является узкая специализация исследований. Как пра­вило, анализируются отдельные направления деятельности местных объединений ПСР, к тому же в ограниченных хронологических рамках, раздельно по Западной и Восточной Сибири. Из имею­щихся публикаций примерно половина относится к 1905—07. Поэтому если весь массив информации распределить по отдельным направлениям, то выяснится, что сделаны лишь пер­вые шаги в изучении истории эсеров в Сибири. Сравни­тельно немного обобщающих сочинений, охватывающих весь рассматриваемый период или его этапы. К числу тако­вых относятся публикации А.Л. Афанасьева, А.Е. Плот­никова, С.В. Макарчука, А.П. Толочко, Э.И. Черняка, Э.Ш. Хазиахметова. Однако в силу ограниченного объ­ема, комплексного характера разработок, касающихся не только организаций ПСР, многие аспекты проблемы в них опу­щены. Уже в 1990-е гг. практически с нуля проанализи­ровал процесс возникновения и деятельности анархистских объ­единений в Сибири в начале XX в. А.А. Штырбул.

В 1970—80-е гг. объектом специального изучения стали сибирские организации либеральных, кадетских и октябристских партий. Своеоб­разный толчок в этом направлении был дан исследованиями по истории местного предпринимательства. Уже на их ос­нове анализировалось становление буржуазии как по­литической силы (представительные и политические организации). На следующем эта­пе началось рассмотрение истории либерального движения. В работах Э.Г. Кудряшова, О.А. Харусь, В.В. Куче­ра, В.В. Воробьева, Н.В. Макарьевой, А.П. Толочко, В.В. и В.Г. Третьяковых выявлены основные организации либе­ралов, приблизительно установлены их численность, социальный со­став, программные и тактические установки, направления агитационно-пропагандистской деятельности, участие в периодической печати. Но до сих пор ничего не известно о зарождении либеральной тенденции в Сибири во второй половине XIX в., о ее эволюции до 1905. Организации либеральных партий исследуются на момент офор­мления в годы революции 1905—07 и уходят в небытие после ее поражения. Если буржуазия региона — одна из составляющих социальной базы анализируемого направле­ния — с конца 1960-х гг. постоянно привлекала внимание историков, то другой составляющей — интеллигенции — в этом отношении не повезло. До сих пор не выявлена ее численность, положение, группировки, политическая ориентация. Хотя методологический и научный уровень исследований существенно вырос, расширилась их источниковая база, говорить о наличии устойчивого творческого интереса к проблеме интел­лигенции пока не приходится.

На современном этапе изучения общественно-политического движения второй половины XIX — начала XX в. в Сибири появились специальные работы, в которых анализируется деятельность региональных подразделений правомонархических партий и объединений. Приоритет в изучении проблемы принадлежит А.П. Толоч­ко. Вслед за ним отдельные аспекты (организационное оформление, программные и тактические установки, некоторые направления работы в массах) рассмотрели в своих публикациях Е.Л. Бузмаков, М.В. Станкова, М.В. Шиловский, Г.А. Ноздрин. Однако исследование проблемы осуществля­ется в отрыве от разработки теоретических основ отечественного монар­хизма, выявления его социальных корней и питательной среды в Си­бири, прежде всего еврейской диаспоры, ставшей основным объектом антисоциальных действий черносотенцев.

Серьезная работа по изучению региональной многопартий­ности только начинается. Выше отмечены актуальные воп­росы, которые предстоит решать. Но, кроме того, необходимо обобщить полученные научные результаты по отдельным направлениям — провести интеграционные исследования. Единственная попытка в этом плане предпринята А.А. Штырбулом в историко-политологическом сочинении, посвященном политической культуре Сиби­ри конца XIX — начала XX в. Положительно оценивая ее, следует отметить, что в сочинении отсутствует анализ таких важных элементов политической культуры, как политическая система, политический режим, политический процесс, политическое лидерство и т. д. Работу в этом направлении необходимо продолжать.

Культурное развитие

Благодаря наработкам нескольких поколений исследователей изучен ряд важных вопро­сов: система начального и среднего образования в городах и на се­ле, состояние педагогических кадров, уровень грамотности различных социальных групп в динамике (П.Я. Семьянов, Н.С Юрцовский, В.М. Голованов, Д.Г. Жолудев, А.П. Панчуков, Ф.Ф. Шамахов, К.Е. Зверева и другие); история первых сибирских вузов — университета и технологического института в Томске (М.Ф. Попов, П.А. Зайченко, И.Т. Лозовский, К.И. Могильницкая, Л.И. Смокотина, О.В. Ищенко, Л.Б. Трофимович (Ус), С.А. Некрылов); формиро­вание системы женского образования (В.В. Сапожников, И.Р. Лазаренко, Г.К. Скачкова, Н.Н. Журавлева, А.П. Толочко); развитие системы профессионального образования (Н.Н. Кузьмин, А.П. Толочко, И.С. Сковородина, А.А. Любимов, А.С. Донченко, Т.Н. Осташко) и его разновидности — военного образования (Ю.М. Ращуп­кин, О.В. Гефнер, Ю.А. Фабрика).

Начиная с 1960-х гг. в публикациях и монографиях Б.Г. Кубалова, Р.Г. Круссера, В.М. Андреева, Л.Л. Ер­молинского, Л.П. Сосновской, Н.М. Кондратьева, С.И. Гольдфарба, В.В. Воробьева, Ю.А. Толочко и других разрабатывается история сибирской периодической печати, которая в конце XIX — начале XX в. начала складываться в масшта­бах региона. Книжная культура Сибири в плане книгоиздательской деятельности, полиграфического производства, распространения и формирования сети библиотек изучается сотрудниками секто­ра книговедения ГПНТБ СО РАН А.Л. Посадсковым, В.Н. Волковой и В.А. Эрлихом. Ведутся работы по та­ким направлениям культурного развития территории, как научные учреждения и научные исследования, театр, кинематог­раф, литература, архитектура, музыка, художественная жизнь.

Началось изучение образа жизни и общественного быта горожан (Е.В. Севастьянов, Н.И. Гаврилова, Н.В. Бутакова, А.В. Лисичникова, А.В. Дулов, Ю.М. Гончаров), в целом городской культуры и социокультурного развития городских поселений Сибири в конце XIX — начале XX в. (Д.А. Али­сов, А.П. Толочко, В.Г. Рыженко, М.В. Шиловский, А.Г. Быкова). Еще одно перспективное направление — изучение неполитических общественных формирований, многое сделав­ших для развития образования, науки, спорта, досуговой сферы в рассматриваемое время (Е.А. Дегальцева, Е.Е. Ермакова, Н.И. Гаврилова, Д.А. Попов).

Вместе с тем в зачаточном состоянии находится разработка истории сибирской интеллигенции как пионер­ной и основополагающей социальной группы в плане конструирования и осуществления социокультурных процессов.