Говоря об истории гражданского общества в Иркутской области, необходимо отметить ряд особенностей региона, повлиявших на этот процесс. С одной стороны, большой и разнообразный культурный капитал, влияющий на возможность постоянной актуализации разных тем предыдущего исторического развития Приангарья. К его составляющим можно отнести:
Возможность постоянной актуализации этих тем, их интерпретации во многом влияет на динамику развития современного гражданского общества. С другой (реальной) стороны- центр региона, без освоения которого сложно говорить о реализации стратегических планов развития страны в XXI в. (газовые и нефтяные ресурсы; золото; лес, развитие гидроэнергетики; химическая и алюминиевая промышленность, Байкал как всемирное достояние). Большую роль сыграли особенности советской региональной модернизации, ориентированной на развитие мощной промышленной и энергетической базы, создававшие структурные условия для развития региональной полицентричности в постсоветский период — ориентация на разные отраслевые министерства и возникновение при этом разных групповых интересов, встроенных в областную партийную и административно-хозяйственную элиту - повлияли на достаточное разнообразие политической истории Иркутской области в постсоветский период, в свою очередь способствуя развитию гражданского общества.
Полицентричность, диверсифицированность, гетерогенность региональной политики проявилась еще в конце 80-х гг. Она хорошо просматривается не только на примере развития экологического движения, имеющего советские корни, но и проявляется в ярких образцах массового движения, которые существовали именно в этот период- общественные клубы, молодежное движение, переплетение экологии и политических требований- перестройки, гласности. Можно говорить о всплеске гражданской активности в этот период. Политолог А. Аузан, оценивая в целом роль массовых движений в этот период, считает, что сыграл свою роль накопленный в советское время социальный капитал [2]. В Иркутске центрами такого движения были Академгородок и вузовская среда. И это не было случайностью.
Одна из интерпретаций гражданского общества связывает его с феноменом «политической нации». Об этом рассуждает еще А. де Токвиль в изданной в XIX в. книге «Демократия в Америке»: «Именно нация, которая считает себя ответственной за свое политическое руководство, и есть фундаментальная основа гражданского общества» [14, с. 143]. Что же такое политическая нация в России и как она проявляется, в том числе, и на региональном уровне? Можно ли по истории Иркутска - обычного провинциального города, «не хуже и не лучше других», - проследить историю формирования гражданского общества, в этом ключе? Л. Алексеева в своей монографии «История инакомыслия в России...» прямо указывает, что «в Сибири есть только два города - Новосибирск и Иркутск, где диссидентское движение приняло достаточно серьезные и значительные формы...» [1, с. 29]. И это действительно так. Почему именно Новосибирск и Иркутск стали центрами демократического движения в Сибири, - до сих пор это вопрос открытый и малоисследованный. По мнению иркутского историка и литературоведа В. Трушкина, многие деятели высшего образования и культуры после «хрущевской амнистии» и отбытия наказания по политическим статьям (знаменитая 58-я и ее десять пунктов) оставались преподавать в иркутских вузах [15, с. 14-15]. Возможны иногда и очень случайные (субъективные) причины. Например, факультет охотоведения Московского пушно-мехового института переехал в Иркутск (при Н.С. Хрущеве). Долгое время это был один из самых «престижных» факультетов Иркутской государственной сельскохозяйственной академии. В то время на нем учились, в том числе, два ставших известными человека. Один - А. Мень, будущий знаменитый священник, один из руководителей «живой» церкви, духовник А. Галича и других известных диссидентов (исключен перед защитой диплома по решению партийной организации «за религиозные убеждения и пропаганду») [3, с. 8-11]. И второй - Г. Якунин, будущий священник, диссидент и политик начала 90-х (затем «запрещен в служении» в РПЦ МП). Одновременно после ссылки в Иркутской сельскохозяйственной академии преподавателем марксистко-ленинской философии стал работать П. Абовин-Егидес, который позже также превратился в известного деятеля диссидентского движения. Вот так этот «вирус» попал в Восточную Сибирь «легальным» путем. В Чунском и Братском районах по-прежнему действовали колонии, в которых в 50-60-е гг. содержались политические заключенные. Именно здесь отбывали заключение известный петербургский диссидент, друг академика Сахарова Р. Пименов [10, с. 444-456. 472-476] и активист диссидентского движения А. Марченко (здесь же, после знаменитой демонстрации на Красной площади 1968 г., находилась в ссылке его жена Л. Богораз) [4, с. 14-30].
В 60-70-х гг. в Иркутске, на базе «Творческого объединения молодых» (ТОМ) при Иркутской областной организации СП СССР, под руководством М. Сергеева начинали творить и печататься молодые выпускники и студенты Иркутского государственного университета (ИГУ): А. Вампилов, С. Иоффе, В. Распутин, Ю. Самсонов, А. Сокольников, Ю. Скоп, В. Шугаев, Б. Черных. К ним присоединились окончивший Литературный институт дальневосточник А. Кобенков, строитель Братской ГЭС П. Пиница, представлявшие старшее поколение поэт Петр Реутский и прозаик Д. Сергеев. Эта творческая генерация сибиряков в истории литературы часто именуется «Иркутской стенкой», многие из них впоследствии стали признанными и известными писателями. Почти все они трудились в редакции областной газеты «Советская молодежь». Именно в этой газете печатали первые очерки А.Вампилов (псевд. Санин) и В. Распутин. Несомненно, на них оказали огромное влияние дискуссии, начавшиеся с речи М. Шолохова на XXII съезде КПСС и тогда не сразу запрещенные властью, вокруг строительства на южном Байкале целлюлозно- бумажного комбината (Байкальского ЦБК), и однозначно отрицательное мнение об этом проекте иркутской интеллигенции, особенно знаменитого ученого-байкаловеда М. Кожова (отраженные, правда, в «кривом зеркале», в известном фильме «У озера» С. Герасимова).
В Иркутском университете в 1956 г. иркутянин Л. Бородин, впоследствии известный писатель, редактор журнала «Москва» (ушедший из жизни в 2011 г.), тогда учившийся на историко- филологическом факультете, создал студенческую студию «Свободное слово», участники которой обсуждали события общественно-политической жизни в СССР. Соответствующими органами эта группа была «разоблачена». Пострадал, конечно же, организатор - Л. Бородин. Его исключили из ВЛКСМ и из университета, но уголовного дела не заводили. Затем на историко- филологическом факультете возникло так называемое дело поэтов. Молодые студенты, филологи, историки и журналисты, организовали дискуссию на тему «Правильный ли социализм у нас, и каким он может быть?». Это был 1967 г., а в 1968-м грянула «пражская весна». Заочник П. Пиница и А. Сокольников были, естественно, исключены из ИГУ. Они состоялись как поэты, но их жизнь была изломана. Следует отметить, что роль «провинциального Бенкендорфа» в эти годы, по выражению одного из мемуаристов, с успехом выполнял в регионе многолетний секретарь ОК КПСС по идеологии Е. Антипин: «Именно он стоял «черной тенью» за спиной А. Вампилова, Д. Сергеева, Ю. Самсонова, именно с его подачи снимались с журнальных полос вампиловские пьесы, его указующий перст не давал Вампилову многие годы пробиться на сцену в родном городе...» [17, с. 232-234]. И, как ни странно, он же опубликовал в «Советской культуре» хвалебные строки: «Третий сезон не сходят с афиш пьесы безвременно ушедшего из жизни одаренного драматурга А. Вампилова...» [13, с. 3]. Именно идеологический отдел обкома партии закрыл в Иркутске фестиваль бардовской песни, где зрителям запомнилось яркое выступление ансамбля «ГИТУРИСТ» под руководством А. Марчука (героя «Братской ГЭС» Е. Евтушенко и песен А. Пахмутовой). Особенно отчетливо «партийная рука» в руководстве литературой проявилась в 1967 г. после публикации в альманахе «Ангара» знаменитой повести А. и Б. Стругацких «Сказка о Тройке». До одного из авторов данного очерка дошел экземпляр альманаха с глубокомысленной резолюцией партийного начальника: «...Много безответственной чепухи». После этого решением бюро ОК КПСС талантливый писатель- фантаст Ю. Самсонов был снят с поста редактора, а в соседней Бурятии вообще «разогнали» всю редакцию альманаха «Байкал» после публикации второй части «Улитки на склоне» Стругацких.
Иркутский университет по-прежнему оставался «рассадником антисоветских настроений» и пользовался особым вниманием как партийных, органов, так и так называемого 5-го управления КГБ, отвечавшего за идеологический надзор. В 1982-1983 гг. возникло так называемое дело «Вампиловского товарищества». Организатором этого неформального кружка, состоявшего из аспирантов и студентов ИГУ, а также старшеклассников, был недоучившийся юрист, журналист и комсомольский работник Б. Черных (автор изданного за рубежом романа «Садовник»). Обычно участники кружка собирались в Ботаническом саду ИГУ, где Черных работал тогда сторожем. Обсуждали политические новости, читали попадавшие в Иркутск экземпляры «самиздата». В деле «Вампиловского товарищества» сплелись, с одной стороны, искреннее неприятие официальной фальши строя, чистые стремления людей, которые хотели «чего-то другого». Но все-таки это не было попыткой создания «организации антисоветского толка». Это были люди, которые пытались бороться за «социализм с человеческим лицом», по примеру Чехословакии. А, с другой стороны, в Москве развивалось правозащитное движение, выходила «Хроника текущих событий». «Пятое управление» во главе с Ф. Бобковым должно было показывать эффективность своей работы, вынуждая к этому и региональные управления. Ведь Ю. Андропов был ярым ненавистником диссидентства (во многом на это повлиял 1956 г., когда, будучи послом в Венгрии, он стал свидетелем всех эксцессов Будапештского восстания). Была дана установка всем подразделениям: «искать инакомыслящих». В Иркутске местное КГБ их успешно находило. Кроме Черных, осужденного на длительный срок, возникло «дело Федора Боровского», который отсидел несколько лет за самиздат, подверглись преследованиям Г. Хороших [16, с. 8-23] и Сергей Паюк, другие представители иркутской интеллигенции. Около десятка людей в нашем регионе, так или иначе, тогда оказались репрессированными по политическим мотивам. Видимо, это отражало соотношение населения СССР и диссидентского движения, которое всегда было уделом очень узкого круга интеллигенции. В Иркутске также было закрыто несколько неформальных организаций («рериховцы», «кришнаиты», студенты, выпускавшие рукописные газеты («Свеча», «Серебряная кошка» в ИГУ и др.), в 1980 г. в Усть-Илимске был запрещен спектакль местного молодежного театра по песням Владимира Высоцкого. Все перечисленные и многие другие события и процессы, до сих пор мало исследованные и слабо представленные в официальной истории советской эпохи, и заложили ту основу, которая ярко проявилась во времена перестройки и в постсоветский период.
Конец 80-х гг. в Иркутске был в принципе таким же, как и в большинстве городов СССР. В Москве М. Горбачев объявил о «перестройке», потом о «гласности», пресса начала кампанию возвращения запрещенной и забытой литературы. Большое влияние на настроения иркутской интеллигенции оказали проведенные в городе съемки телепрограммы В. Познера и популярного американского тележурналиста Ф. Донахью. В зале Центра научно-технической информации присутствовало несколько сотен горожан, задавались достаточно острые вопросы, затем все это было показано по всесоюзному ТВ. Несколько позже в Доме политпросвещения прошел вечер встречи иркутян с редакцией журнала «Наш современник», где развернулась острая показательная дискуссия сторонников и противников перестройки. От так называемого патриотического лагеря выступали С. Викулов (главный редактор «Нашего современника»), публицист М. Лобанов, поэт С. Куняев, историк А. Кузьмин, но наиболее ярким было выступление В. Астафьева, назвавшего А. Солженицына «самым великим писателем XX в.». В здании Президиума СО АН СССР также прошла острая дискуссия о патриотизме, где впервые присутствовали и православные священнослужители во главе с Архиепископом Иркутским и Братским Хризостомом. Постепенно общественность города и региона по политическим симпатиям и устремлениям все более разделялась на «патриотическую» и «демократическую», причем первая явно пользовалась поддержкой ОК КПСС, а вторая - Президиума СО АН и ректоров большинства иркутских вузов. В частности, это противостояние ярко проявилось при обсуждении талантливых постановок в Иркутском театре юного зрителя (ТЮЗ) его главного режиссера В. Кокорина («Малыш» по А. и Б. Стругацким, «Высокое напряжение» по Андрею Платонову и, особенно при постановке байроновского «Каина»). Патриотическая общественность негодовала, что «Каин» был поставлен в церковном помещении, раздавались упреки в «демонизме» и «богохульстве». Это противостояние двух общественных групп вылилось впоследствии в раскол писательской организации на «демократическую» («Союз российских писателей») и «патриотическую» («Союз писателей России»).
В ТЮЗе начинал работу и талантливый выпускник Ленинградской консерватории В. Соколов, создавший одну из первых в регионе рок-группу «Пилигримы» и выделившийся из нее рок- дуэт «Белый острог». Впоследствии, рок-движение активно развивалось в городе и области, работали Иркутский рок-клуб, Ангарское творческое объединение молодых (ТОМ-2). Именно здесь выдвинулись яркие музыканты и певцы, некоторые из них, например рок-бард В. Мазитов, стали популярны и в России (песни Мазитова входили в хит-парады FM-радиостанций). По линии рок-клубов в Иркутске и Ангарске гастролировали петербургские и московские группы («Звуки МУ», «Телевизор», «Нюанс», «Чайф», «Алиби» и др.), проводились рок-фестивали, где слушатели с восторгом встречали и местных певцов и музыкантов (С. Карышева, А. Рыбакова и др.).
В это же время возникли дискуссионные клубы, которые в определенной степени расширяли рамки политического сознания людей. Первое заседание такого клуба в Иркутске прошло во Дворце профсоюзов, где присутствовало более 200 человек (вели его философы Михаил Рожанский и Валерий Бобровников). Именно там один из участников впервые употребил термин «сталинщина». Надо отдать должное газете «Советская молодежь» (редактор О. Желтовский), которая напечатала всю дискуссию. Так как тираж газеты был достаточно большим, то несколько десятков тысяч человек прочитали этот текст. На областном ТВ прошла передача, посвященная демократии как основному вектору политического развития страны, в которой участвовала большая группа преподавателей, аспирантов и студентов исторического факультета ИГУ. После этого дискуссии в городе стали очень популярны. Можно даже сказать, что весь город на какое-то время превратился в один дискуссионный клуб, где политические споры велись по самым разным поводам. В 1989 г. в ДК «Юбилейный» в Академгородке устроили «суд над КПСС», все ИЮ мест в зале были заняты, а на улице стояли еще около тысячи человек и слушали дискуссию через динамики. На базе таких дискуссий в Академгородке возник постоянно действующий «Клуб гражданских инициатив». Горожане буквально записывались на заседания, так как мест там не хватало.
Значительным событием для интеллигенции региона было появление в 1990 г. 2 выпусков общественно-политического и культурно-публицистического альманаха «Голос» (тираж 10 тыс. экземпляров), идея выпуска которого родилась в коллективе Восточно-Сибирского книжного издательства (составители - главный редактор издательства Ю. Багаев и журналист и издатель Г. Сапронов). Здесь впервые в СССР была опубликована подборка эмигрантской поэзии (от Б. Савинкова до Р. Мандельштама и И. Бродского), а также материалы философского наследия Г. Федотова, И. Покровского, М. Гефтера, публицистические статьи иркутских ученых В. Дятлова, В. Игнатенко, С. Шишкина, воспоминания о чунской ссылке правозащитницы Л. Богораз, впервые к читателю пробились ранее «непечатные» рассказы А. Просекина, Д. Сергеева, М. Успенского и др. Исторические материалы сборника были посвящены событиям Гражданской войны в Иркутске (главы из книги Г. Гинса «Сибирь, союзники, Колчак») и событиям недавней истории («Как перекрывали Ангару» Ю. Самсонова).
Необычайно важной линией в становлении гражданского общества стало экологическое движение. Ученые-естественники из институтов СО АН подняли в газете «Советская молодежь» (или, используя народное название, - «Молодежке») вопрос о Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате (эта проблема, как известно, не решена и до сих пор). Тогда вопрос о необходимости закрытия БЦБК стал одним из главных, об этом дискутировали в неформальном «Гайд-Парке», располагавшемся на набережной Ангары, говорили по радио и телевидению. Возникла идея так называемой трубы. Вопрос был поставлен так: если общественность не хочет, чтобы стоки сливались в Байкал, то давайте тогда проведем водоотвод, и вся грязь будет сливаться в реку Иркут. Водоотвод хотели построить через Тункинскую долину. Когда эта идея была озвучена, возникло массовое движение против «трубы». Начались экологические демонстрации. Первыми «экологическими общественниками» были В. Мадонов, В. Наумов, Л. Тергоев и другие, в основном работники институтов Академгородка. Их несколько раз забирали в милицию, штрафовали, но они оставались верны своей позиции. Экологическое движение не могло в тот период существовать вне политики, и экологи объединились с «Клубом гражданских инициатив», который быстро стал ядром демократического движения города и региона. Клуб во многом способствовал развитию гражданского общества в Иркутске.
Летом 1989 г. на трибунах стадиона Иркутского политехнического института было объявлено о создании «Байкальского народного фронта». На вопрос представителей горкома КПСС - а зачем нужен «Народный фронт», - одним из представителей демократического движения был дан ответ: «В Конституции СССР есть такое понятие “блок коммунистов и беспартийных”. Как должны беспартийные структурировать свои политические интересы? Они будут выражаться через народофронтовское движение». К сожалению, Байкальский народный фронт не был институционализирован формально, хотя и существовал Координационный комитет, так как лидеры как огня боялись всяких руководящих органов, считая, что при демократии они не нужны. «Клуб гражданских инициатив» (КГИ) тем временем ориентировался на нее более и более радикальные действия. Во многих городах страны тогда прошли митинги с требованием отставки областных комитетов КПСС. Началось опять же на историческом факультете ИГУ, когда 100 % партийного собрания - коммунисты истфака - выразили недоверие Кировскому райкому и областному комитету КПСС. В той ситуации «антиобкомовское движение» вы- лилось в мощный митинг на набережной Ангары, где около 1000 участников в присутствии первого секретаря обкома В. Потапова потребовали его отставки. Даже тогдашний руководитель Управления КГБ по Иркутской области И. Федосеев тоже выступил с жесткой критикой обкома, не побоявшись приехать и в КГИ.
Все эти события стимулировали создание новых политических организаций. Одной из первых стал так называемый Социалистический клуб (руководитель журналист И. Подшивалов). Члены социалистического клуба исповедовали различные левые идеи, в том числе идеологию анархо-синдикализма, связанную с концепцией свободных профсоюзов. Они защищали людей, которых пытались выселять из домов (ярким примером является знаменитая «осада на улице Фурье», когда жильцы и анархо- синдикалисты сражались против выселения с милицией). Затем возникла организация Демократического союза (руководитель П. Малых). В Иркутск приехала В. Новодворская, и Демократический союз провел митинг на крыльце обкома КПСС с лозунгами «Долой советскую власть!». Появились организации «Социалистическая партия», «Христианские демократы». Акций гражданского неповиновения было очень много. Иркутская организация к 1990 г. была одной из самых сильных в «Демократической России». Профессор Ю. Афанасьев — тогда ректор Историкоархивного института (ныне РГГУ), и вместе с Б. Ельциным и А. Сахаровым один из лидеров Межрегиональной депутатской группы, говорил на Учредительном съезде «Демократической России»: «Если бы не было точек в Сибири, в Иркутске, на Дальнем Востоке, во Владивостоке, я даже и не знаю, как бы мы существовали, и какой бы была “Демократическая Россия”».
В 1989 г. в стране началась кампания по выборам на Съезд народных депутатов СССР. В ней приняли активное участие и демократические организации. При их поддержке депутатом стал экономист Г. Фильшин (затем недолго работавший в Правительстве И. Силаева, впоследствии торговый представитель Иркутской области в Австрии). В следующем году выборы на Съезд народных депутатов РСФСР принесли в области успех демократическим кандидатам. Депутатами стали рабочий Г. Алексеев, журналист И. Широбоков (впоследствии представитель Президента РФ в Иркутской области) и писатель, летчик В. Хайрюзов (впоследствии примкнувший к КПРФ).
Одновременно в регионе началась подготовка к выборам в областной Совет. В Институте систем энергетики ИНЦ РАН кандидаты в депутаты областного Совета В. Воронин, А. Грановский, В. Игнатенко, В. Наумов, Ю. Удодов впервые подписали Декларацию межрайонной группы кандидатов в депутаты. Все они были избраны депутатами областного Совета. Это была первая попытка создания системной оппозиции в представительной власти. Затем к этой группе присоединилось более 30 депутатов (Иркутск, Братск, Ангарск, Усть-Илимск), а в 1991 г. Юрист А. Игнатенко стал председателем областного Совета.
События августа 1991 г. были для иркутян и жителей области неожиданностью, но благодаря разнице во времени, пока Москва еще просыпалась, в газете «Советская молодежь» уже было опубликовано обращение депутатов Областного совета (автор текста О. Воронин), подписанное В. Арсентьевым, В. Ворониным, О. Желтовским, С. Нечаевым, Ю. Удодовым, с выражением недоверия ГКЧП и поддержки Президента РСФСР Б. Н. Ельцина. Этот текст был единственным на первой чистой полосе газеты, так как все остальные материалы были запрещены цензурой. Тем не менее «Советская молодежь» - единственная газета в области, продолжавшая выходить, на следующий день напечатала резолюцию самого большого митинга в истории региона (на площади у Дворца спорта 20 августа собралось не менее 10 тыс. участников). В начале митинга мэр Иркутска Б. Говорин заявил, что больше не считает себя членом КПСС, а затем была принята резолюция, возлагающая вину за попытку переворота на КПСС. В эти дни двери областной администрации были широко открыты для всех граждан. 21 августа в двух кабинетах Облсовета у В. Игнатенко и у Ю. Ножикова - председателя облисполкома- работали телевизоры, и арест ГКЧП и заседание Верховного Совета смотрели не менее двухсот человек. «Советская молодежь» опубликовала полученные «Демократической Россией» из Москвы биографии членов ГКЧП и также активно освещала деятельность депутатской комиссии по расследованию деятельности местного ТВ в дни путча.
Сейчас политологи и историки сходятся во мнении, что события 22—24 августа следует считать «ельцинским контрпереворотом». 22 августа В. Спирин, тогда первый секретарь Иркутского обкома КПСС, не был допущен в «Серый дом». А В. Игнатенко, согласно указу Президента Ельцина, опечатал кабинеты областного комитета партии. Некоторое время С. Левченко — новый секретарь Обкома и другие коммунисты региона - существовали в составе так называемой Социалистической партии труда. И только когда Конституционный Суд заявил, что запрещение КПСС незаконно, возникла КПРФ как правопреемник КПСС, и местные коммунисты восстановили областной комитет КПРФ.
Период с августа 1991 по октябрь 1993 г., так называемой августовской республики, характерен не только произошедшим в декабре распадом СССР. Для истории региона важно, что в это время параллельно существовали две абсолютно несовместимые системы: президентская исполнительная власть и система советов . Поэтому события октября 1993 г. и московское противостояние, унесшее, только по официальным данным, более 150 человеческих жизней, не могло пройти для региона бесследно. В октябре был распущен Областной совет, но благодаря твердой позиции Ю. Ножикова, ставшего не только легитимным лидером региона, по и наиболее популярной публичной фигурой, никакого кровопролития не произошло, областная власть поддержала Президента, Ножиков сохранил свой пост, а весной 1994 г. путем выборов региональная власть была конституирована.
Если рассматривать развитие региона на переломе веков, с точки зрения дальнейшего формирования и укрепления гражданского общества, то следует, прежде всего, отметить резко усилившееся влияние СМИ на процессы, происходящие в Приангарье. Причем это явление неоднозначно, так как большое количество мелких бумажных СМИ, появившихся на рубеже 1990-2000-х гг., были недолговечными, «выжили» лишь несколько «издательских домов». «Советская молодежь», объединившись с таблоидом «№ 1» (ныне «СМ-№ 1»), практически перестала освещать политическую жизнь региона, то же самое произошло с региональной редакцией «Комсомольской правды» (агентство «КП-Байкал»), Уровень качественной прессы старается поддерживать издательский дом «ВСП» (газета «Восточно-Сибирская правда», издающаяся с 1918 г., новая газета «Конкурент», газета «Сибирский энергетик» и др., президент А. Гимельштейн). Законодательное собрание, получив на пару с администрацией собственное СМИ, газету «Областная», так и не смогло сделать ее рентабельной. Но и эти издания сильно зависят от крупного бизнеса и региональной власти. Другие же печатные СМИ: «Земля», «Байкальские вести» (Иркутск), «Свеча», «Ангарские ведомости» (Ангарск) «Усть-Илимский лесохимик» своей политической позиции не имеют, а выражают быстро меняющиеся коммерческие интересы их владельцев и учредителей (например, «Приангарье» - газета местной организации КПРФ). Интересен факт появления нескольких изданий «правозащитной направленности» («Народный контроль», «Сибирь без цензуры» и др.), но пока их содержательное, и полиграфическое качество очень низки, тиражи мизерны и серьезного влияния на процессы, происходящие в области, они не имеют. Районные газеты продолжают выходить, но чаще всего ограничиваются изложением позиций местных администраций.
Одновременно все большее влияние приобретают электронные СМИ (ТВ в 2000-х), IT-СМИ (в начале нынешнего десятилетия). Если рассматривать эти параметры применительно к медиаэлите Иркутской области, то наиболее влиятельным актором окажется медиахолдинг «АС Байкал-ТВ» (президент А. Тюников). В 2000-х гг. холдинг ретранслировал ряд федеральных каналов (НТВ, СТС, РЕН ТВ), в него входила радиостанция «Эхо Москвы в Иркутске», он обладал правами на размещение рекламных материалов на Первом канале (через соглашение с «Видео Интернешнл»), таким образом, был относительно независим от региональной исполнительной власти, но слабость финансовой базы заставляла руководство прибегать к поддержке различных финансово-промышленных групп (РУСАЛ, ранее ЮКОС). Сложно говорить о собственной политической позиции в этом случае, часто она зависела от сиюминутной конъюнктуры. Медиахолдинг «Пионер» (президент А. Базархандаев) по ресурсам был более ограничен и находился под контролем исполнительной власти через владение последней пакетом акций. ТВ-студии в районах области так и не стали существенным инструментом влияния ни политических партий, ни бизнес-групп. С точки зрения влиятельности наиболее слабые позиции были у ИГТРК, так как она полностью зависела от федерального канала «Россия», и в 2007 г. была вообще ликвидирована как юридическое лицо, впрочем, ее ресурс - самое большое, практически 80%-ное, покрытие территории области телевизионным сигналом - сохраняется.
С одной стороны, это подтверждает, что региональные элиты еще сохраняют определенное влияние в системе политических, социальных и неформальных связей на своих территориях, по их господство подвергается эрозии вследствие нарастающего проникновения в регион более мощных по ресурсам московских м петербургских элитных групп, и этот тренд явно преобладает. С другой стороны, политические процессы в Иркутской области, согласно концепции политолога О. Гоман-Голутвиной (речь идет о стране в целом), характеризуются именно растущим влиянием бюрократии и ее доминированием по отношению как к бизнес- элите, так и к «вольным стрелкам», а количество «универсалов», т. е. политических тяжеловесов, одинаково влиятельных и в политике, и в бизнесе, остается весьма незначительным [6, с. 376].
Создание областной (2007) и городской (2010) Общественных палат в Иркутске пока не отразилось существенно на региональных общественно-политических процессах, и, нужно признать, что эти институции не оказывают определяющего воздействия на развитие гражданского общества в регионе. Остается надеяться, что со временем их влияние на работу городской и областной представительной и исполнительной ветвей власти усилится, тем более что в их состав активно вливаются слушатели Иркутской школы публичной политики, созданной фондом «Открытая Россия» в 2003 г. Иркутская ШПП стала шестой в г гране. Открывая сеть школ публичной политики, ее создатели ориентировались на пример Московской школы политических исследований Е. Немировской, которая к тому времени уже выпустила более ста молодых и перспективных политиков из различных регионов страны, посещавших лекции и семинары известных российских и международных экспертов. Проект предполагал создание просветительских институтов в более чем 40 регионах России, по окончании которых всем слушателям выдавался сертификат и возможность участия как в семинарах МШПИ, так и в проектах «Открытой России». Первые школы появились в Калининграде, Барнауле, Владивостоке. Позднее к ним стали присоединяться и регионы, и города со сложным политическим рельефом - Бурятия, Татарстан, Краснодар. Именно на открытие Иркутской школы летел М. Ходорковский, арестованный в Новосибирске. Тем не менее, школа успешно работала и дальше, многие из ее слушателей и менеджеров составляют в настоящее время наиболее «продвинутую» группу в региональном политическом и бизнес-менеджменте.
Говоря о развитии СМИ, необходимо упомянуть очень интересное явление, связанное с ростом числа FM-радиостанций в 90-е гг. (это было характерно и в целом для страны). В основном, эти станции задействовали различные музыкальные форматы (среди легендарных станций, зачинателей движения можно упомянуть «Волну Байкала»). В Иркутске, правда, не возникло ничего подобного «Эху Москвы». Но FM-станции стали одним из символов развития в регионе нового феномена, связанного с расширением «частного пространства» граждан, со все увеличивающимися возможностями выбора, в основном связанного с обществом потребления. Именно в ходе этого процесса возникает география ночного «клубного Иркутска», Таиланд становится любимым местом зимнего отдыха иркутян, торговые сети превращаются в обычное место шопинга, меняется сама география застройки города, появляются престижные и депрессивные районы. Все эти процессы не оказывают прямого воздействия на развитие гражданского общества, но они расширяют пространство возможного жизненного выбора (иногда, кстати, за счет отказа от активной гражданской позиции и ухода в мир маленьких житейских радостей). По Токвилю, это ситуация кризиса демократии, возможности наступления «демократического деспотизма», когда вместо того, чтобы пойти и что-то сделать вместе с другими, ты сидишь дома и спокойно занимаешься только своей личной жизнью, которую Токвиль называет по-французски petits et vulgaires plaisirs (маленькие вульгарные радости). Но, с другой стороны, классики исследования политической культуры Г. Алмонд и С. Верба указывали на утопичность предположений о всеобщем участии граждан в политике. В идеальной культуре гражданственности, с их точки зрения, активность и вовлечение граждан должны уравновешиваться некоторой дозой пассивности и неучастия. Пространство частной жизни, знаменитое «прайвеси», с этой точки зрения, становится своего рода резервуаром, «площадкой сборки» возможных проявлений гражданственности в будущем. С этой точки зрения у региона очень хорошие перспективы.
Ярко специфика развития гражданского общества в Иркутском регионе проявилась в этот период во время нескольких знаковых событий. В них как в фокусе отразились разные стороны феномена гражданского общества. Поэтому уместным представляется дать их краткое описание как своего рода показательных для развития гражданского общества в регионе. Первое из них связано с появлением так называемой энергетической оппозиции. Затянувшееся на период второй половины 2000 г. формирование высшего органа законодательной власти Иркутской области очевидным образом свидетельствовало о ситуации, которая может быть определена как политический кризис, предшествовавший выборам губернатора в 2001 г. В ходе нескольких попыток выборов руководящих органов выявились, как минимум, две группы депутатов. Одна выступала в поддержку кандидата, выдвинутого губернатором Б. Говориным; другая отстаивала кандидатуру В. Боровского - в то время генерального директора «Иркутскэнерго». Существуют различные, противоречащие друг другу интерпретации данных событий. На первый взгляд конфликт можно рассматривать просто как борьбу разных ветвей региональной власти. После добровольной отставки Ю. А. Ножикова последующий этап политической борьбы, в отличие от предыдущего массового, который, как мы видели, был связан с активным общественным участием, можно описать как по преимуществу элитный.
Всеми наблюдателями происходящее связывалось с феноменом «Иркутскэнерго», крупнейшей независимой (в то время) региональной энергетической компании. Именно «Иркутскэнерго» рассматривалось многими как фундамент оппозиции в Законодательном собрании, хотя сама связь интерпретировалась по-разному. Для ряда наблюдателей главным в конфликте было непрозрачное выяснение взаимоотношений различных собственников. Все остальное можно рассматривать как идеологическое прикрытие этой корпоративной «войны интересов». С такой точки зрения подоплека кризиса следующая: «Поскольку методы руководства областью администрацией Б. Говорина являлись “административно-популистскими”, то это неизбежно вело к ущемлению интересов ряда влиятельных корпоративных структур. В политике областной администрации и губернатора упор при этом делался на сохранение существующих и создание новых рабочих мест на промышленных предприятиях. Для обеспечения их работы проводилась политика максимально возможного замораживания цен на энергоносители, что резко уменьшало прибыли энергетиков, угольщиков и производителей нефтепродуктов» [5, с. 59-76].
Для других - это «выяснение взаимоотношений» Иркутской области и федерального центра. В данном случае необходимо сделать оговорку: в случае борьбы интересов центр, так или иначе, тоже был задействован. Но в отличие от первой интерпретации во второй сделан акцент не на внутренней динамике развития региона, а на его взаимоотношениях с внешними условиями, в данном случае на взаимоотношениях между центром и Иркутской областью как субъектом РФ. При этом речь шла о конфликте РАО ЕЭС и «Иркутскэнерго». При плановой экономике энергоресурсы и производственные мощности Восточной Сибири были сбалансированы таким образом, что потребность в дешевой электроэнергии полностью удовлетворялась. Именно на дешевое электричество было рассчитано строительство энергоемких промышленных предприятий Иркутской области. Новые реалии, возникшие в результате социально-экономической трансформации российского общества, привели к необходимости пересмотра прежнего оформления иркутского варианта советской модернизации, что, в частности, выразилось в конфликте вокруг «Иркутскэнерго». На фоне этого кризиса формируется идеологическое оформление позиции губернатора: «Населению Иркутской области необходимо стабильное, без потрясений развитие; действия же оппозиции в Законодательном собрании - подрыв стабильности с целью отстоять собственные корпоративные интересы, противопоставив их интересам области. Как вывод: “хватит возни, надо заниматься делом”». В свою очередь, оппозиция обвиняла Бориса Говорина в «несоблюдении демократических норм, сделке с Чубайсом как главой РАО ЕЭС, опять же за счет интересов области».
Само развитие противостояния характеризовалось непримиримостью позиций и отсутствием осознанного стремления к компромиссу, несмотря на несколько попыток его достижения. И та, и другая сторона в ходе развития конфликта пыталась расширить поле противостояния за счет обращения к авторитету центра. Так, раздавались голоса о возможности роспуска Законодательного собрания (в случае инициированной поддержки президента). Оппозиция в свою очередь инициировала обращение в Государственную Думу с целью отстаивания собственной позиции. Следует отметить, что большинство депутатов Государственной Думы активно поддерживали «энергетическую» оппозицию. В конфликте были широко задействованы центральные и региональные СМИ и с той, и с другой стороны, они активно освещали позиции обеих сторон, что дезавуировало тезис о «зажиме свободы слова» со стороны исполнительной власти. Такую линию проводила газета «Честное слово», а резко противоположную, созданную по всем правилам «черного PR», — газета «Честное новое слово». Мнения оппозиции были выражены в нашумевших на уровне региона публикациях московских изданий газет «Версия», «Известия» и «Независимая газета».
Таким образом, в конфликте участвовали все элементы политической системы на уровне региона, оказывающие прямое влияние на развитие гражданского общества: партийные структуры, СМИ, широко использовались и PR-технологии. Но данный конфликт развивался внутри региональной элиты, при пассивности населения (если не принимать во внимание варианты манипулятивного протеста на уровне молодежи - в одном из сюжетов местного ТВ участники студенческой акции протеста затруднились объяснить журналисту смысл содержания своих плакатов). В данном случае ярко проявилась элитарность конфликта, резко контрастирующая с периодом конца 80-х- начала 90-х гг. Но этот политический кризис начала века в Иркутской области являлся и предпосылкой грядущих дискуссий и общественно- политических конфликтов на уровне региона [8, с. 169-195].
Переходя к следующему знаковому событию, необходимо повторить, что экология как образ мысли, как стиль жизни тесным образом связана с развитием различных сибирских регионов. Иркутская область не является исключением. На разных этапах советского и постсоветского развития региона экологическая проблематика возникала достаточно часто. Естественно, что в разное время эти темы получали различную окраску. В постсоветское время область стала местом столкновения различных интересов, связанных как с неоднородностью региональной элиты, так и с разнообразными каналами влияния Центра. Это и прямая заинтересованность Центра в освоении региона (в лице естественных монополий - при всей разности их подходов к выстраиванию взаимоотношений с регионом - от прямого давления до вхождения в региональную власть), и участие финансово-промышленных групп в освоении ресурсов региона (при попытках региональной власти выступить небеспристрастным арбитром в столкновении корпоративных интересов).
Мы уже отмечали, что полицентричность и гетерогенность региональной политики проявилась еще в конце 80-х гг. На новом этапе она снова заявила о себе в экологическом движении. Современный региональный режим, связанный с путинским периодом правления, характеризуется рядом особенностей. В этих условиях технологическая проблема прокладки нефтяного трубопровода (Восточная Сибирь - Тихий океан) и реакция на нее власти на разных уровнях и общества отразили специфику нового периода в развитии гражданского общества. Сами споры вокруг «нефтяной трубы» совпали с несколькими важными изменениями в региональном политическом раскладе. Появился первый назначенный иркутский губернатор- А. Тишанин, чье назначение не смог предсказать ни один из экспертов. Другим важным моментом был процесс подготовки к референдуму об объединении Иркутской области и Усть-Ордынского Бурятского автономного округа.
Этот сам по себе очень занимательный региональный сюжет в данном случае интересен с точки зрения своей запланированной на уровне власти формы - референдума. Обсуждение проблем прокладки нефтепровода оказалось переплетенным с темой обсуждения и принятия решения по объединению. Высказывались самые разные оценки полезности референдума. Но сама форма легитимации себя властью (через референдум) не противоречила, а скорее индуцировала совершенно другое обсуждение, уже не формализованное, не технологизированное, а носившее характер спонтанности - развитие дискуссии о пути прохождения трубопровода «Восточная Сибирь - Тихий океан» (ВСТО). Таким образом, можно утверждать, что рост массовой активности произошел в период изменения регионального политического режима. Причем изменения, инициированного федеральной властью. Интересно также, что именно власть задала режим рассмотрения объединения региона через вынесение проблемы на референдум- процедуру, направленную на общее обсуждение. Другое дело, что с точки зрения ее критиков это очевидная манипуляция с заранее известным исходом. Хотя в чем заключен злой умысел власти, критики внятно объяснить не могли. Важным моментом, как всегда в иркутской истории, является наличие четкой региональной идентичности, связанной с огромным ресурсом культурного капитала. Плюс существующая традиция экологического движения, в том числе и массового.
В возникшей дискуссии по поводу переноса трубопровода четко обозначились две позиции. Одна - связанная с позицией «Транснефти». «Транснефть» устами ее президента С. Вайнштока (интервью «Российской газете») развивала тему выверенного экспертного решения; обоснованного, технически грамотного, соответствующего закону. Интересно, что в интервью Вайншток привлек на свою сторону советское прошлое (проект нефтепровода разрабатывался одновременно с бамовским проектом, но не был реализован в то время). То есть «Транснефть» представлялась славной наследницей советских пятилеток. В целом позиция «Транснефти» на всем протяжении разворачивания спора характеризовалась больше глухой обороной с той точки зрения, что все уже решено, никакое обсуждение не имеет смысла.
Массовое экологическое движение появилось впервые за 15 нет, но не будем забывать, что в течение этих лет в регионе все время работали различные экологические организации. Самая знаменитая из них «Байкальская экологическая волна». Причем их деятельность развивалась на фоне мощной мифологизации Бaйкала как части региональной идентичности. Само движение развивалось в нескольких измерениях. Одно из них в очень сильной степени задействовало Интернет, в частности, его региональные сайты (Babr.ru). Надо отметить, что Иркутский регион в цепом отличает большая продвинутость в процессе компьютеризации (этот высокий уровень был достигнут в 90-е гг.), и это проявляется в общественно-политических процессах. По мнению экспертов, можно говорить об «иркутском феномене», связанном с высоким уровнем интернетизации. Основная часть интернет-аудитории сосредоточена в Иркутске, Ангарске, Братске и Шелехове. Средний уровень в этом случае превосходит российский. Иркутск стабильно находится в десятке лидеров российского Интернета и на втором месте в Сибири после Новосибирска. Именно на региональных сайтах была объявлена кампания сбора подписей за прекращение строительства нефтепровода в опасной близости от Байкала; выложены листовки для агитационной кампании по запрещению его строительства. Помимо Интернета огромную роль играла подготовка и проведение митингов протеста против строительства. Сами митинги с их массовым характером (число участников доходило до нескольких тысяч) являлись не менее важной площадкой формирования регионального общественного мнения.
Экологическое движение имело ярко выраженный городской характер. Причем речь шла не просто о городах, а о центрах, столичных и сибирских. Но центром движения являлся Иркутск. Оно поддерживалось и в других крупных городах области: Ангарске, Братске, Шелехове. Движение носило выраженный молодежный характер. Огромную роль играли представители студенчества и профессий, связанных с сектором услуг (бизнесмены, бухгалтеры, инженеры, дизайнеры, программисты, журналисты, менеджеры, писатели). Отметились и традиционно активные постсоветские пенсионеры.
По мнению одного из лидеров движения, оно характеризовалось тремя чертами:
1) неперсонифицированность;
2) идеализация своих целей и мотивов;
3) аполитичность.
В первом случае речь идет об отсутствии четко выраженного лидера, скорее можно говорить о «коллективном разуме» или о только начинавшемся процессе оформления лидерства. Второй пункт подразумевает идеалистическое, романтическое определение целей движения, связанных с защитой Байкала как общего достояния. Третья позиция указывает на одну интересную черту движения с точки зрения политического регионального расклада. Ни одна из политических партий не выступила с осуждением движения, все, начиная от «Единой России» и заканчивая несистемными партиями, заявили о необходимости изменения маршрута ВСТО. В само Байкальское движение вошли люди с самыми разными политическими взглядами. Идею переноса «трубы» поддержали представители академической и вузовской науки; художественная интеллигенция. Региональная власть устами губернатора, председателя Законодательного собрания, депутатов разных уровней заявила о недостаточно проработанном плане строительства нефтепровода. Можно говорить о дистанцировании региональных властей от политики «Транснефти». Возвращаясь к теме аполитичности, не все так просто. Конечно, рассмотрение Байкала как общего достояния снимает политические разногласия (вспомним идею «общего блага»). Но сам экологический дискурс не укладывается в традиционные схемы XIX—XX вв. В этом случае можно говорить об идеологии нового типа; идеологии «общества риска». Очень интересно это полное «смешение тлю и вся» проявляется при анализе конкретных аргументов сторонников переноса строительства трубопровода ВСТО. «Транснефть» обвинялась в менеджменте старого, советского типа, в непрозрачности, в попытке нещадной эксплуатации природных богатств и возможности расправ с протестующим населением по примеру африканских стран. Очень четко звучала тема «локализма», т. е. патриотизма по отношению к конкретному месту, но в этом месте — весь мир (ведь Байкал — всемирное достояние). «Миф Байкала» иногда выводился даже на уровень квазирелигии, варианта неоязычества. Помимо этого, смешивались элементы идеологических построений, связанных с «желтой опасностью», «воровским режимом» (причем с отличающимся происхождением в различных интерпретациях - как продолжения власти «дерьмократов», так и «власти ГБ»); левая идея «продолжения развала страны». Очень часто встречались аргументы в духе «идеологии антикапитализма», обоснованно критиковалась современная экономика страны с точки зрения ее экспортно-сырьевого характера. Распространенным являлось (и является) настороженное и часто враждебное отношение к «проклятой Москве и москалям». В последнем случае явственно просматриваются попытки манипулирования массовым движением со стороны разных групп ангажированных активистов [7, с. 136-146].
Само движение постоянно стремилось очертить свои границы, задать четкие правила идентификации, в том числе и по принципу: «свои - чужие». На примере региона можно говорить о мощном развитии внутренней, групповой идентичности с четкими границами, с идеей преемственности. Если рассматривать мот феномен в рамках гражданственности, то мы видим становление культуры солидарности, связанной с локальным, региональным патриотизмом и идеей активного гражданского действия. Но здесь нет и следа толерантности и «цивильности», составляющих пассивное измерение гражданственности. Никакого диалога с бизнесом и властью в данном случае не возникает. Власть виновна по определению. Бизнес — это слуга власти (или наоборот, что в данном случае не важно). Но и сам бизнес тоже не вступает ни в какой диалог с активистами движения. Бизнес и общественное движение были ориентированы на арбитраж центральной власти. И это решение не замедлило эффектно появиться на свет.
Для завершающего, на данный момент, анализа специфики регионального политического процесса интересным представляется обращение к реалиям мэрских выборов в Иркутске (март 2010 г.), результаты которых оказались совершенно неожиданными. Естественно, что в масштабах всей страны можно найти аналогичные примеры, связанные с неожиданными проигрышами кандидатов на пост мэра от «Единой России» (Волгоград, Смоленск, Архангельск), но, возвращаясь к противопоставлению элитного и массового уровней политического процесса, необходимо дополнить его анализом заявленной стратегии власти на данных выборах, идеей «оптимизации управления», транслируемой на региональный уровень. Эта философия управления использовалась и используется (до последнего времени) при реализации конкретных институциональных решений, связанных с «назначаемостью» губернаторов. В случае Иркутской области это на практике привело к неоднозначным результатам, далеким от заявленных целей. За короткий период по разным обстоятельствам сменилось несколько губернаторов (А. Тишанин, И. Есиповский, Д. Мезенцев). Всех их отличали и отличают различные подходы к управлению областью, различные стили такого управления. Но главный и очевидный вывод, напрашивающийся сам собой, — это отсутствие преемственности в управлении областью и нехватка «укорененных» в региональном сообществе институциональных механизмов такого управления. Надо отметить парадоксальность ситуации, когда действия, направленные, как было заявлено властью, на наведение порядка, приводят к ситуации прямо противоположной, характеризующейся продолжающимся отсутствием институциональных форм реализации такого желания.
В этих условиях проблема городского уровня, связанная с выборами нового мэра Иркутска, превратилась в «крэш-тест» для губернаторской команды. В иркутском случае можно говорить о столкновении нескольких логик. С одной стороны, это логика формального разрешения политических конфликтов, задействующая бизнес, власть, ее разные уровни, административный ресурс, партийный ресурс «Единой России» («ЕР»), советские технологии работы с населением (встречи кандидата с учебными, трудовыми коллективами, включение мобилизационного механизма массовой поддержки, выступление по региональному телевидению со звонками в студию, агитация на улицах и площадях). И с другой стороны, логика выборной демократии, не встроенной в этот процесс, не укрощенной, не «суверенизированной». Обнаруживается невозможность прямой трансляции властной команды. Отсутствует выстроенный канал ее эффективного прохождения. Сначала в процессе выборной кампании задействуется региональный уровень «ЕР» - институт политической партии, который можно рассматривать как барочную лепнину, легитимирующую политический режим, украшающую его, но не являющуюся несущей конструкцией. Это проявляется в иркутском случае в «казусе» А. Романова, депутата Законодательного собрания, ставшего самовыдвиженцем. Данное выражение политической воли пытаются обуздать, используя партийную дисциплину. Но механизм не действует, и конфликт разрастается, сначала в рамках партийности, а затем Романов выступает с обращением к народу. Причем выступает как законченный популист, обещая в разы снизить тарифы ЖКХ, что заставляет вспомнить ранние папы развития феномена Жириновского. Интересна логика региональной бизнес-элиты. Ведь именно она рекрутировала победившего кандидата В. Кондрашова. Но в этом случае можно говорить о, своего рода «блуждающих атомах», ищущих политической карьеры не самой по себе, а, например, для прикрытия капитала. Причем в случае Кондрашова, чьи поиски увенчались встречей с КПРФ, тоже проявляется партийная специфика. Если «ЕР» мы можем сравнить с «VIP-клубом», то КПРФ как заявленная структурная оппозиция выступает не как часть традиционного политического процесса, ориентированного на идеологию, ценности и т. п. Скорее можно рассуждать о примате рыночных отношений. КПРФ предстает как участник политического рынка, представляющий искомую политическую крышу. Правда, в этих условиях вымывается политический смысл существования КПРФ, оппозиционность формализуется. Поиск кандидатов самим губернатором оказался явно неудачным. Поддерживаемая им кандидатура вполне отвечает определенным рационально сформулированным интересам (связь с О. Дерипаской— основным бенефициарием огромной алюминиевой компании («Русал»), опыт работы мэром в Братске, служба в ФСБ) после начала взаимодействия с неучтенным региональными факторами быстро теряет в политическом весе и сокрушительно проигрывает. Как результат, губернаторская рациональность, подкрепленная вертикалью власти, оборачивается неэффективностью. Здесь проявляется имманентная противоречивость российской авторитарной ситуации, транслированной на региональный уровень. В расчет не принимаются неформальные настроения региональных элит (в этом плане показательно поведение вице-губернатора А. Битарова (основного бенефициария ведущей региональной строительной компании «Новый город»), подающего заявление об отставке со своего поста), традиционная разница интересов Севера и Юга в регионе, очень сильные протестные общественные настроения. В результате блестящие неформальные ходы нового губернатора, направленные на снятие действующего мэра В. Якубовского путем предоставления ему возможности занять освободившееся место региона в Совете Федерации (своеобразный «золотой парашют» для последнего), повисают в воздухе, не получают своего логического завершения.
Отдельного упоминания заслуживает такой фактор, как реакция общества. Согласно исследованию Иркутского Межрегионального института общественных наук, проведенного в рамках общероссийского проекта исследования реакции российского общества на экономический кризис, протестные отношения в Иркутской области в своих разных проявлениях были выражены как нигде в России. Эксперты предлагали разные интерпретации этого феномена, но факт остается фактом. Именно это неясное чувство протеста составляло фон выборов.
Естественно, что общественное мнение нельзя рассматривать как нечто единое. Но главное, что сыграло огромную роль в выборах это, во-первых, «рассредоточенная» протестность, формирующаяся за счет разных социальных групп и, во-вторых, то, что эту протестность имеет смысл сравнить с ветром, который мог надуть любые паруса. С таким «природным» феноменом ничего не смогла сделать предвыборная технология, примененная для снятия главного оппозиционного кандидата. Но и победивший на выборах В. Кондратов не может рассматриваться как подлинный триумфатор, потому что основным результатом выборов было протестное голосование против власти, слепой протест, искавший свое законное выражение. Что и показала дальнейшая инкорпорация мэра в «партию власти» и его управленческая деятельность [9, с. 89-99].
Можно рассуждать о процессе властной рационализации как о «игре с нулевой суммой» между победившим кандидатом и губернатором по принципу или-или (поддержка со стороны губернатора и обеспечение ресурсов или постоянный конфликт с непредсказуемыми результатами). Как итог этой борьбы - отчуждение смысла самих выборов, выразившееся в заявлении мэра о поддержке партии «Единая Россия» и о том, что единственной партией мэра является «партия иркутян». Но эту же ситуацию можно рассматривать как проявление гражданского общества в регионе, действующего вне контроля со стороны власти и часто вступающего в сложные и далекие от однозначной оценки взаимоотношения с властными институтами. Плюрализм, свойственный региональный политике, проявился и во время выборов в Государственную Думу России и президентских выборов. Во время думских выборов региональное отделение партии «Единой России», несмотря на активную избирательную кампанию, не смогло обеспечить убедительный отрыв кандидатам правящей партии. Соперники — КПРФ, ЛДПР, «эсеры» показали достаточно убедительные результаты. Декабрьские события в Москве, движение за честные выборы, митинговая активность нашли свое продолжение и в Приангарье. В частности, прошли несколько массовых митингов в поддержку идеи честных выборов. Но не дремали и политические оппоненты, активизировавшиеся в ходе президентской избирательной кампании. Были организованы митинги в поддержку кандидата В. В. Путина, в том числе и с участием заезжих звезд эстрады, активно работали дискуссионные клубы, созданные в рамках деятельности регионального отделения «Единой России». Иркутское региональное отделение к этому времени опять сменило лидера (А. Битарова на его посту сменила новая звезда иркутской политики С. Тен). Президентские выборы подтвердили правоту экспертов, указывавших на их отличие от думских. В. В. Путин победил в регионе с большим отрывом. При этом всеми избирателями был отмечен высокий уровень организации процедуры выборов в регионе и минимальное количество нарушений.
Таким образом, если подводить итог рассмотрению процессов развития гражданского общества в регионе, то подтверждается широко распространенный вывод о том, что Иркутская область является одним из национальных лидеров и по степени политического плюрализма, и по развитости гражданского общества [12, с. 264-272]. Мы видели, что проявления плюрализма связаны с тем, что выборы предстают здесь как реальная форма политической борьбы и столкновения различных элитных групп. Иркутская политика всегда изобилует конфликтами и скандалами, причем конфликты носят структурный характер и имеют свойство воспроизводиться в меняющихся условиях. В регионе всегда сталкиваются различные политические игроки и федерального, и регионального уровней. Такая разнообразная политика накладывается на многочисленное академическое и студенческое сообщество, на разветвленное и диверсифицированное крупное городское сообщество, которое отличает относительная самостоятельность и выраженная региональная идентичность, связанная как с историческими особенностями развития региона, так и с особой сибирской ментальностью. Но ни развитый политический плюрализм, ни работающее гражданское общество не гарантируют высокий уровень социально-экономического развития, а также не влияют на продолжающийся отток населения, особенно молодежи, из региона. Регион также является одним из российских лидеров по распространенности туберкулеза, СПИДа, наркомании, различных экологических проблем [11, с. 94-98]. Развитие гражданского общества в регионе сложно рассматривать как процесс, развивающийся по восходящей линии, скорее можно рассуждать об определенных периодах его быстрого и массового развития (конец 80-х - начало 90-х гг.; 2006-2011 гг.) и своего рода «отлива» в другие периоды. Тем не менее, можно говорить об уже сложившемся региональном гражданском обществе со своим «лица необщим выраженьем», историей и, конечно, будущим.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
