Особенности развития благотворительности в малых городах Иркутской губернии во второй половине XIX века

В рамках сибирской исторической урбанистики определенное место принадлежит исследованию малых городов, отличающихся особенностями социально-экономической жизни, городского ландшафта, своеобразием социокультурных характеристик (1). Изучение последнего компонента получило освещение и на материалах городов Иркутской губернии. Предметом самостоятельного обсуждения стали специфика культурной среды и культурной жизни городов губернии в XVII – начале XX вв. (2). В то же время развитию благотворительности как одного из элементов социокультурной сферы уездных и заштатного городов губернии второй половины ХIХ в. специального внимания не уделялось.

Целью статьи является анализ основных направлений частной и общественной благотворительной деятельности населения малых городов Иркутской губернии (3), причин и характера вовлечения различных социальных групп в данный сегмент публичной сферы.

Во второй половине ХIХ в. фиксируется количественный рост и видовое разнообразие благотворительных акций в малых городах губернии. Одной из наиболее распространенных форм становятся подписки. Так, в Киренске в течение 1870–1890-х гг. сбор средств проводился на учреждение и содержание женских и уездного училища. Сборы составляли от ста до нескольких тысяч рублей. Восьмидесятые годы стали переломными в развитии массовой благотворительной деятельности в уездных городах. Активизация общественной инициативы в этот период послужила толчком к созданию библиотек, любительских театров, организация и деятельность которых были тесно сопряжены с филантропическими акциями. Нередко вырученные от любительских спектаклей средства направлялись в пользу библиотек или учебных заведений. В Нижнеудинске в конце 70-х – начале 80-х гг. ХIХ в. на Рождество любительский театр давал 1–2 спектакля в пользу учебных заведений или библиотеки. Полученные суммы могли быть значительными. Так, в 1881 г. на святках любителями было дано 2 спектакля и вырученные деньги – до 2 тыс. руб. – назначены на постройку здания для уездного училища (4). В Киренске по инициативе исправника Петрова прошли подписки на открытие библиотеки (1882 г., участие приняло 29 человек, собрано около 600 руб.). Организовывались детские праздники (очень часто – новогодние елки), поддерживалась практика передачи благотворительных сборов в Иркутск, в местные отделения обществ. Еще в 1859 г., в период активизации движения учителей в Иркутске, из Верхоленска в губернский город было прислано 50 рублей «от некоторых лиц» для основания в Иркутске педагогической или учительской библиотеки (5). В то же время благотворительные базары и лотереи-аллегри, пожертвования взамен визитов, музыкально-литературные вечера с благотворительной целью значительного распространения в отличие от Иркутска не получили как не соответствующие общему уровню культурной среды малых городов, в значительной степени сохраняющей связь с традиционными образцами деревенской культуры.

Некоторое число горожан оказывалось втянутыми в различные благотворительные акции общероссийского уровня. Сборы по общероссийским акциям были особенно распространены в городах губернии в 1860–1880-е гг. (до 5 и более подписок в год). Традиционными являлись сборы пожертвований на нужды православных церквей, строительство памятников, в фонд помощи пострадавшим от стихийных бедствий, сборы в период воин, инициаторами которых выступали правительство, частные лица и общественные организации.

Реальное число жертвователей оказывалось невелико, как и суммы сборов, воспринимавшиеся в качестве обременительных и не имеющих прямого отношения к жизни горожанина и его окружению, а потому не актуальные. В 1851 г. в целом по Иркутской губернии было собрано всего 456 рублей 07 копеек пострадавшим от пожара в Самаре, в Петропавловске, на строительство церквей и помощь переселенцам (6). Наибольший отклик у населения малых городов находили обращения к пожертвованиям на  «богоугодные дела». Так, в 1871 г. из собранных 35 жителями Киренска 22 рублей 80 копеек, 20 рублей 30 копеек или 89% (29 человек) предназначались православным храмам и лишь 2 рубля 40 копеек (6 человек) – на сооружение народной школы им. Александра I, памятников Б. Хмельницкому и И. Федорову, на устройство в Константинополе госпиталя для русских (7). Заметное место в составе жертвователей принадлежало чиновничеству, обязанному принимать участие в подобных акциях по роду службы.

Благотворительные сборы порой принимали добровольно-принудительный характер. В качестве «ответственной» единицы могло выступать все городское общество. Такие «разнорядки» приводили к парадоксальным ситуациям. То же киренское общество в 1868 г. «во исполнение предписания о подписке на помощь пострадавшим от неурожаев хлеба» просило иркутского купца К.М. Калашникова (предположительно, выходца из Киренска. – Н.Г.), ссылаясь на бедность общества, «оказать содействие» в требуемом пожертвовании, т.е. просило пожертвовать деньги на пожертвование (8).

В последнее десятилетие Х1Х в.  количество общероссийских  благотворительных акций падает, а проводимые ограничиваются в основном сбором пожертвований пострадавшим от стихийных бедствий и воин, переселенцам и т.д.

Институционализированной формой благотворительности выступала деятельность в рамках попечительных советов при учебных заведениях малых городов. Главной обязанностью попечителей являлось «приискание средств» к улучшению содержания заведения, к совершенствованию исполняемых учреждением функций.

Нами выявлено по одному попечительству, действовавшему в течение 1860–1890-х гг., при приходских училищах в Балаганске и Верхоленске; в Киренске и Нижнеудинске – при приходских и уездном училищах, женской прогимназии в каждом из указанных городов, в деятельности которых было задействовано 28 жителей Балаганска, 19 жителей Верхоленска, 26 – Киренска, 22 – Нижнеудинска (9). Выбор штатных попечителей являлся обязанностью городского общества, в ряде случаев – сословного общества, или они назначались местной властью, главным образом, «из местных почетных лиц, занимающихся промышленностью и торговлей». Подчеркивалось, что наличие вакантных мест в советах является «ошибкой местного общества.., которая не одобряется существующим законоположением» (10). По сути, попечительства создавали систему «штатных благотворителей», а филантропия рассматривалась одной из главных составляющих занятий попечителя, принимая форму общественной службы по выборам. В составе попечительств доминировало купечество (61,5–86%). Исключение составлял Балаганск, где среди почетных блюстителей приходских училищ в округах значительный процент составляли крестьяне и инородцы (соответственно 39% и 14%). Второй по численности группой являлось чиновничество (1,5–26,2%); на представителей мещанства, цеховых и крестьянства, за исключением Балаганска, приходился незначительный процент (1,3–11,5%). Следует отметить вхождение в состав попечительств и женщин. В частности, в Балаганске доля участия женщин в попечительных советах при учебных заведениях города составляла 11%, в Киренске – 8%. Наибольшая же степень участия в рамках попечительных советов была отмечена в Иркутске, составив 15% от общего числа попечителей.

Именной состав попечительных советов уездных городов менялся часто. На второй и последующие сроки оставались немногие, расценивая должность обременительной как в отношении времени, так и с точки зрения денежных затрат. В 1894 г. перед гласными Нижнеудинской городской думы стояла задача выбора почетного блюстителя Михеевского училища: найти «лицо, которое пожелало жертвовать хоть небольшую сумму денег (25 рублей) в пользу училища» (11) оказалось сложно.

Учредительство и деятельность различного профиля  благотворительных обществ, получивших достаточно широкое распространение во 2 половине ХIХ в. в Иркутске, в малых городах губернии не нашли отклика. Подавляющая часть обществ (77,7% от общего числа) сосредотачивалась в губернском центре, что было обусловлено социально-экономическим  и культурным потенциалом Иркутска.

Особенностью же развития общественной инициативы в уездных городах губернии стало ее позднее проявление, на что было обращено внимание  в работе Е.В. Севостьяновой (12). Силы общественности оставались еще распылены, организация общественных объединений, объективно становящихся средством самореализации, самозащиты и взаимопомощи, не осознавалась в качестве потребности, была «излишней», а порой воспринималась в качестве «обременительной». Так, в ответ на запрос иркутского гражданского губернатора (1861 г.) о желательном учреждении благотворительных обществ в городах Иркутской губернии жители г.Киренска ответили отказом, сославшись на малолюдность и незначительность купеческих капиталов (13).

Благотворительные общества в уездных городах были открыты в административном порядке в качестве отделений губернских комитетов общероссийских обществ: в 1856–1870-х гг. в Нижнеудинске, Киренске, Верхоленске – отделения Иркутского губернского попечительного комитета о тюрьмах; в течение 1868–1871 гг. в Нижнеудинске, Киренске и Балаганске – отделения Иркутского окружного управления Общества попечения о больных и раненых воинах. В Илимске общественные объединения отсутствовали вовсе. Следует отметить, что на указанный период (1850-е – первую половину 1870-х гг.) приходился «расцвет» учредительства в Иркутской губернии полубюрократических благотворительных обществ: из 20 благотворительных обществ и/или комитетов, существовавших в губернии во второй половине ХIХ в., 15 было создано под руководством государственных органов.

«Сценарий» открытия обществ был практически одинаков. По распоряжению генерал-губернатора или губернатора составлялась инициативная группа, включающая начальника края, чиновничество и военных высшего звена, официальных представителей городского общества. К деятельности привлекалось купечество, прежде всего, для обеспечения финансовой состоятельности общества. При этом наличие осознанной потребности городского общества или его отдельных групп в организации того или иного общества во внимание не принималось. Не в последнюю очередь жизнеспособность объединений поддерживалась соответствующими санкциями местной администрации, обеспечивающей «добровольно-принудительное» членство.

Так, в состав нижнеудинского отделения Комитета попечительского о тюрьмах общества в качестве директоров входили городничий, благочинный, заседатель нижнеудинского земского суда, губернский секретарь, окружной исправник, несколько купцов (1865–1870 гг.) (14). Состав Киренского и Верхоленского отделений Комитета был примерно таким же. Данные отделения существовали, главным образом, формально, не будучи востребованными самими горожанами. Характерное для Иркутска восприятие подобного рода благотворительных обществ как статусных, членство в которых являлось престижным, собирая «высший свет» города, в малых городах губернии отсутствовало.

Буржуазные реформы 1860-х гг. и общий подъем общественной жизни обусловил и развитие общественных инициатив. Уже с середины 1860-х гг. доминанта государства была разрушена: постепенно возникают общественные структуры, созданные не распоряжением местной власти, а отдельными группами городского социума. Однако, ни обществ взаимопомощи, ни культурно-просветительных или профессиональных объединений  в рассматриваемый период в малых городах Иркутской губернии не появилось, что было связано с особенностями  социально-экономического и культурного развития данных населенных пунктов, уровнем самоорганизации и самосознания городских обществ и отдельных социальных групп, с отдаленностью этих городов от основных административных и культурных центров.

Некоторое развитие в рассматриваемый период получила приходская благотворительность, связанная с учреждением приходских попечительств (15). С 1 января 1865 г. Государственный Совет разрешил приступить к их открытию (16). Как правило, инициатива организации попечительства исходила от приходского священника, знакомившего прихожан с «Положением» и разъяснявшим «необходимость скорейшего их открытия». Однако взаимоотношения прихожан и духовенства в уездных городах носили весьма поверхностный характер, что усугублялось частой сменой священнослужителей. Так, в Балаганске городская управа констатировала, что при «Спасской церкви священника нет, и служба бывает редко…» (17). В Илимске праздные священнические места объявлялись в 1873 и 1887 гг., в Нижнеудинске – в 1872, 1873, 1876, 1885 гг., в Балаганске – в 1881 и 1889 гг., в Верхоленском Воскресенском соборе – в 1881, 1888, 1891 гг. (18). В таких условиях попечительство при Верхоленском Воскресенском соборе было открыто только в 1894 г. при вмешательстве епархиального начальства, что обусловило вхождение в состав попечительства в первые годы его существования значительного числа должностных лиц (волостных старшин; сельских старост обществ, входящих в состав прихода; различных чиновников и врача).

Исключением из сложившейся практики открытия приходских попечительств в уездных городах губернии являлся, пожалуй, Киренск, где долгое время протоиереем Спасского собора служил К. Кокоулин. Приходское попечительство Киренского Спасского собора было учреждено уже в 1865 г. в составе 30 человек, став едва ли не самым многочисленным общественным объединением города в рассматриваемый период, чья деятельность была связана с благотворительностью.

Главенствующее положение в приходском попечительстве заняло чиновничество и купечество, включая наиболее крупных представителей третьего сословия Киренска (Марковы, Лаврушины, Калашниковы, Скретневы). Данная сфера рассматривалась ими в качестве значимой в отличие от купечества Иркутска, имевшего более действенные рычаги влияния на городские дела и не часто претендовавшего на должности в приходском попечительстве.

Уникальным оказалось восприятие попечительства прихожанками Киренского Спасского собора. В его учреждении женщинами города была найдена возможность расширить рамки своего участия в общественной жизни. Выборы состоялись в 1868 г. В состав попечительства вошли супруга доктора, представительница чиновничьего мира и четверо жен киренских купцов. В целом женщины составили 20,8% общего числа членов созданного общества (см. таблицу 1).

Таблица 1

Сословный состав членов киренского приходского попечительства. 1868–1870 гг.

Данные: Иркутские епархиальные ведомости. – 1868. – № 36. – С.291; 1870. – № 43. – С.363.

Наивысшей активностью были отмечены первые годы существования попечительства. Работа сосредотачивалась вокруг сбора пожертвований на создание капиталов (см. таблицу 2), служащих главным условием дееспособности попечительства; ремонта и благоустройства церкви, оказания единоразовых пособий причту и беднейшим жителям прихода.

Таблица 2

Финансовые отчеты Спасского приходского попечительства. г.Киренск. 1866–1869 гг.

Данные: Иркутские епархиальные ведомости. – 1866. – № 8, 10; 1867. – № 21; 1868. – № 21, 36; 1869. – № 19;  Иркутские губернские ведомости. – 1866. – № 9; 1867. – № 17.

Сведений о деятельности приходских попечительств в Нижнеудинске и Балаганске на данном этапе исследования не выявлено.

Передача средств «на благолепие храмов» в целом являлась широко распространенной формой благотворительной деятельности населения малых городов, рассматриваемой, кроме того, как одно из наиболее удобных и быстрых средств исполнения религиозного долга.

Устойчивое внимание сохранялось к церквям, связанным с именами родственников и близких. Следует отметить пожертвования на сельские церкви близ городов (особо следует отметить Киренск, Верхоленск) (19). Общественный отклик приобретали пожертвования на строительство новых храмов: церкви во имя Святого Князя Александра Невского (Киренск), часовни в честь спасения Императора от опасности 6 апреля 1866 г. в Нижнеудинске.

Активная миссионерская деятельность православной церкви актуализировала пожертвования на строительство и поддержку миссионерских станов и церквей. Популярность частых финансовых вливаний в эту сферу была во многом связана с удовлетворением личных амбиций жертвователей, стремящихся обратить на себя внимания церковных иерархов (верхоленские купцы Е. Грехов, А.Ф. Дунаев, С.Е. Купцов, киренские купцы С.Н. Дмитриев, П.Д. Курбатов, нижнеудинский купец П.В. Карнаухов, балаганские купцы Е. Козлов, П. Колмаков. О. Котельников, вдова С. Дудченко и др.).

Заметной фигурой в приходе являлся церковный староста, избираемый на приходском сходе на 3 года с согласия причта, в присутствии благочинного. Обязанности старосты состояли в «попечении об имуществе и обо всем хозяйстве церкви» (20): сбор денег в церковный кошелек и кружку; прием всякого рода сумм, вкладов, приношений; получении арендных денег; продаже свечей и огарков; покупке всего необходимого для церкви; поддержании в исправности церкви и церковных зданий. Вся деятельность протекала под надзором благочинного и епархиального начальства. Служба церковного старосты приравнивалась к общественной по выборам. Выбранные из податных сословий освобождались от выборов в другие общественные службы; прослужившие 9 лет приобретали право ношения форменной одежды после ухода с должности.

В малых городах губернии должность церковного старосты сосредотачивалась в руках купечества и мещанства (30–50% от общей численности). До 1880-х гг. заметной была доля крестьянства (30–16%); в два  последние десятилетия ХIХ в. – чиновничества (16–17%). Отпечаток накладывала социальная структура города. Так, в Верхоленске, где процент крестьянства был исключительно высок, церковные старосты рекрутировались в основном из данного сословия; в Илимске должность чаще замещалась представителями мещанства; киренское купечество, играя в обществе видную роль, сосредотачивало старостинство в своих руках (Курбатовы, Скретневы, Марковы и др.).

Подавляющее большинство церковных старост уездных и заштатного городов избирались единожды: должность воспринималась как обременительная служба по выборам в ряду многих других, связанных с денежными издержками, что нередко вызывало отказы (21). Как исключение следует отметить 15-летнее старостинство балаганского купца 2-й гильдии М.И. Бобровникова. Сказывалось родство купца со священником И.М. Бобровниковым, около 20 лет служившим настоятелем Нижнеудинского собора. Старостинство распространялось и на церкви пригородных селений. Как правило, служба ограничивалась одним сроком.

В целом, характерной чертой периода стало расширение социального состава участников благотворительных акций по сравнению с предшествующими этапами (ранее 1850-х гг.). Ведущее место по количеству жертвуемых капиталов по праву принадлежало торгово-промышленным слоям малых городов. Доминировали пожертвования на «богоугодные дела», благоустройство города, менее – на просвещение и культуру. Среди наиболее крупных благотворительных взносов следует выделить пожертвования нижнеудинского купца М.П. Мясникова, на средства которого (1867 г.) было построено в городе приходское училище, киренского купца Н.В. Маркова, завещавшего уездному училищу (1881 г.) капитал в 3950 руб. «на плату за учение, на учебники и одежду бедным ученикам», киренского купца Нератова, также передавшего уездному училищу 2000 руб. (1870 г.) и др.

Невысокий экономический потенциал существенно ограничивал размеры благотворительных взносов чиновников, приказчиков, учителей, чаще ограниченных несколькими десятками рублей. Главным и реальным каналом вовлечения группы в филантропическую деятельность являлось личное участие. Более заметной роль данных социальных слоев в рамках благотворительной деятельности становится с 80-х – 90-х гг. ХIХ в., в период активизации общественной инициативы в малых городах губернии. Общим моментом являлось превалирование светских мотивов их благотворительной деятельности перед религиозными по сравнению с купечеством, в среде которого последние занимали существенное место. Вместе с тем, для части чиновничества деятельность в сфере филантропии обусловливалась служебными обязанностями. Имело место и поверхностное восприятие филантропии как «модного» вида деятельности, завоевавшего популярность в широких слоях общества. Не обходилось и без курьезов. Так, по воспоминаниям одного из современников, после торжественного акта в женской прогимназии Киренска (1880-е гг.) «попечительница пригласила к себе на завтрак. Здесь публика снова принялась за «свое обычное». Один из чиновников в отставке, изрядно подвыпив, вздумал тут же устроить подписку в пользу прогимназии. Более благоразумные протестовали, считая неудобным предлагать подписку лицами, участвовавшим на завтраке, т.к. многие из них подписали, хотя давали мизерные суммы, накануне акта. Радетель не унимался… Дело кончилось тем, что все перессорились…» (22).

Пожертвования мещанства и цеховых были невелики и соответствовали, главным образом, религиозным интересам.

Расширение состава участников благотворительных акций в городах Иркутской губернии было связано с активизацией в пореформенный период роли женщины на общественной арене. Однако речь идет лишь об отдельных представительницах купеческого и чиновничьего мира (А.Я. Синицына, А.С. Лаврушина, А.П. Волынская, Л.И. Маркова, А.Ф. Орлова и др.). Для данного слоя благотворительность становилась одной из наиболее доступных сфер общественной деятельности, а участие в деятельности попечительных советов при учебных заведениях поднималось до уровня общественной службы.

Примечания

1. Резун Д.Я. О некоторых проблемах современной сибирской исторической урбанистики // Сибирский город XVIII – начала XX веков. – Вып.1 – Иркутск. 1998. – С. 9; Шахеров В.П. Социально-экономическое развитие верхнего Приленья в XVII – первой половине XIX в. – Иркутск: Оттиск, 2000. – С. 3–5.
2. Севостьянова Е.В. Общественная инициатива и культурная жизнь Восточной Сибири во 2 половине Х1Х – начале ХХ веков: Дисс. на соиск. уч. ст.  кандид. историч. наук. – Иркутск, 1998; Оглезнева Г.В. Развитие культурной среды уездных городов Иркутской губернии второй половины ХIХ – начала ХХ веков // Культура малых городов Сибири: Материалы всероссийского науч.-практ. семинара. Омск, 1995 г. – Омск, 1995. – С.78–80; Оглезнева Г.В., Дорош С.В. Культурная жизнь уездных городов Иркутской губернии во второй половине ХIХ – начале ХХ веков // Сибирский город XVIII – начала XX веков: Межвузов. сб. – Вып.1 – Иркутск, 1998. –С.79–96; Шахеров В. Указ.соч. – С. 66–75.
3. Социально-демографическая характеристика малых городов Иркутской губернии (уездных Балаганска, Верхоленска, Киренска, Нижнеудинска и заштатного Илимска) были даны нами в статьях: Гаврилова Н. Социально-демографические условия развития общественного быта горожан Иркутской губернии второй половины ХIХ в. // Городская культура Сибири: динамика культурно-исторических процессов: Сб. науч. тр. / отв. Ред. Д.А. Алисов. – Омск: ОмГПУ, 2001. – С. 27-30; Она же. Социально-демографические характеристики развития городов Иркутской губернии второй половины Х1Х века // Проблемы демографии, медицины и здоровья населения России: история и современность: Сб. мат-лов III Международ. науч.-практич. конф-ции. – Пенза: РИО ПГСХА, 2006. – С.74-77.
4. Сибирь. – 1882. – № 5.
5. Романов Н.С. Иркутская летопись. 1857-1880 годы. Продолжение «Летописи» П.И.Пежемского и В.А.Кротова / Общ. ред. И.И.Серебренникова. – Иркутск, 1911. – С.55.
6. РГИА, ф.1265, оп.1, д.86, л.16 об.
7. ГАИО, ф.472, оп.1, д.201.
8. ГАИО, ф.472, оп.1, д.198. л.4-7.
9. Допускаем приблизительность полученных данных, исключение которой возможно лишь при сплошном погодичном анализе именных списков членов Попечительных советов, однако полагаем возможным оперировать ими как в целом верно фиксирующими тенденции социальной активности горожан в благотворительной деятельности данного направления. В общее число попечителей включены горожане, избранные попечителями учебных и благотворительных заведений в округах, главным образом, блюстителями приходских училищ.
10. ГАИО, ф.32, оп.15, д.149, л.32.
11. ГАИО, ф.32, оп.15, д.149, л.32.
12. Севостьянова Е.В. Общественная инициатива и культурная жизнь Восточной Сибири во второй половине ХIХ – начале ХХ веков: Дисс. на соиск. уч. ст. кандид. историч. наук. – Иркутск, 1998. – С.34, 54, 99, 118, 142, 146, 224.
13. ГАИО, ф.435, оп.1, д.308, л.4–12.
14. Памятная книжка Иркутской губернии на 1865 год. – Иркутск, 1865. – С.53, Личный состав гражданских, военных и духовных ведомств в Иркутской губернии. – Иркутск, 1867. – С.69, Памятная книжка Иркутской губернии на 1870 год. – Иркутск. 1870. – С.89.
15. Иркутские епархиальные ведомости. – 1864. – № 44. – С.239-248.
16. Иркутские епархиальные ведомости. – 1864. – № 47. – С.260.
17. ГАИО, ф.32, оп.15, д.149, л.57.
18. Иркутские епархиальные ведомости. – 1872. – № 35; 1873. – № 47; 1876. – № 5; 1881. – №№ 19, 29; 1885. – № 14; 1887. – №№ 5, 48; 1889. – № 26; 1891. – № 23.
19. Иркутские епархиальные ведомости. – 1863. – № 23. – С.343; 1864. – № 9; 1865. – № 1. – С.2, № 33. – С.209.
20. Устав Духовных Консисторий. – СПб., 1841. – С.40.
21. ГАИО, ф.472, оп.1, д.202, л.14-18; Иркутские епархиальные ведомости. – 1867. – № 18. – С.53.
22. ГАИО, ф.480, оп.1, д.234, л.5-6.