Буддизм и Байкал // Карнышев А. Д. «Байкал таинственный, многоликий и разноязыкий» 3-е изд. (2010)

«Дремлют газели в тени, у подножья,

ветви — павлинам приют,

В листьях — бесчисленный сонм насекомых.

Тут же летают, снуют

Пчелы — медвянный нектар им приманка,

Счастье дает всем вокруг

Благословенное древо — не бремя,

А покровитель и друг».

«Благодетельство» могучей смоковницы уверенно можно на­звать символом буддийского понимания всепроникающей гармо­нии в природе, примером взаимозависимости и взаимопомощи в мире всего сущего на земле. Отношение данной религии к расти­тельному миру в целом и к деревьям, в частности, было особенным и в связи с житейско-философскими обстоятельствами. Её осно­ватель Гаутама Будда по преданию был рождён под деревом ашока, «достиг просветления» под деревом пипал, проповедовал своё новое учение в манговых рощах и в тени гигантских фикусов-баньянов, а умер среди зарослей дерева сал. Утвердив вслед за древнеиндийскими верованиями культ дерева, древопоклониче-ство, буддизм стал связанным с растительным миром и в целом с природой как никакая другая религия. Сам Будда считал первоосновой духовного спасения человека соблюдение правила: охранять жизнь всякого живого существа и не причинять ему никакого зла. Среди десяти неблаговидных, дурных действий человека, по - буддизму, первым является убийство - преднамеренное лише­ние жизни живого существа - человека ли, животного или даже насекомого. В санскритских трактатах есть выражение «сарвабнута-хита», что означает «доброта ко всем существам», а не только к человеку.

Но еще больше «работала» на близость человека и других живых существ идея воплощения человеческой души в различных живот­ных, возможность его превратиться в животное на различных циклах перерождения. Если сам Будда в одну из прошлых жизней был ле­бедем, то стоит ли вообще искать среди животных какие-то низшие существа. В то же время человек, заботящийся о животных, получал дополнительные «дивиденды» для улучшения своей судьбы в после­дующих перерождениях.

Животные в буддийском миропонимании по аналогии с взгля­дами древних людей могли стать и становились не только покрови­телями людей, но и выразителями их космической и одновременно индивидуальной сущности. Весьма колоритно говорит об этом существующий буддийский календарь двенадцатилетнего годового цикла, в основе которого лежат имена животных. Существует много легенд об истории возникновения этого календаря. Вот одна из них.

Однажды под новый год Будда созвал всех животных мира. Он пообещал, что все, кто придет к нему выразить уважение, будут наделены подарками и, как знак отличия и чести, получат по году, которые впредь будут называться их именами. Из всех животных пришли только двенадцать. Они появились в следующем порядке: мышь, буйвол, тигр, петух, дракон, змея, лошадь, овца, обезьяна, петух, собака и вепрь. Получив во «владение» год, животное пе­редало ему свои типичные черты. По буддийским поверьям, люди, рожденные в соответствующий год двенадцатилетнего цикла, имеют соответственно и черты указанного животного. В зависимости от того, в каком году родился человек, можно определить его характер, познать слабые и сильные стороны, предвидеть будущее. И эти пози­ции не двавали волди противопоставлению человека и животных.

Особенно емко отношения человека и природы получили свое выражение в Дзэн-буддизме, выразителями которого, прежде всего, стали японцы. Д.Судзуки пишет по этому поводу: «Дзэн призывает нас видеть в природе могущественного доброжелателя и покровите­ля, живущего по тем же внутренним законам, что и человек, всегда готового пойти навстречу нашим устремлениям, если они благородны и оправданны. Природа ни в коем случае не может быть врагом, угрожающим человеку, некоей буйной и свирепой силой, готовой со­крушить нас, если мы прежде не сокрушим ее, не укротим и не заста­вим нам служить». Идеи подобного рода, несомненно, протекали в байкальский регион в далекие времена, и не обязательно только через верующих — носителей буддизма.

Свои первые представления об особенностях буддийской куль­товой системы, существовавшей у монголоязычных народов, кочую­щих юго-восточнее Байкала, русские получили вскоре после первых контактов с бурятами и тунгусами в районе озера. В 1653 году, когда посланцы П.Бекетова побывали «в гостях» у монголов, они привезли и описание того, как справляет свои религиозные потребы их знать. Царевич, у которого они «гостевали», «молитца по своей вере литым болванам, а литыде у него болваны серебрены и позолочены, а перед бованами де чаши большие серебряные литые же и позолочены, а налиты де не знать питья какого полны, а кругом тех чаш оставлены свечи в гнездах, а те де свечи сканыиз серы не знать из какой, а горят де те свечи тихонько день и ночь перед теми болванами, а сканы де те свечи тоненьки, как де наши копеечные, а дух от тех свеч, что от ладану...».

Но все же приход буддизма на землю Прибайкалья и Забайка­лья не обошлось без активного содействия русских властей. В истоках официального признания буддизма в России стояла императри­ца Елизавета, издавшая в 1741 году соответствующий Указ, после чего стало возможным прибытие в наш регион из Монголии лам, узаконение деятельности дацанов и т.п. Конечно, действия царских властей были вызваны вполне прагматичными причинами. Прони­кая все дальше на восток, Россия была заинтересована в развитии буддизма, так как это было нужно ей для проведения внешней поли­тики. Для установления своего влияния в приграничных регионах, в частности, в Монголии, власти стремились использовать лама­истское духовенство, показать себя покровителями ламаизма перед монгольской знатью, ставшей с 17 века ревностной поклонницей тибетского буддизма. Здесь также не могла не сыграть свою роль все более устанавливающаяся лояльность народов, исповедовавших буддизм — бурят и калмыков — по отношению к российскому пра­вительству. Царские власти в лице ламства получали деятельных союзников, с помощью которых можно влиять на народные массы в выгодном направлении.

Бурятский летописец В.Юмсунов свидетельствовал в 19 веке о первых шагах и роли буддизма. «В прежнее время буддийская ре­лигия была слабо распространена, лам проповедников было мало. Некоторые исповедывали шаманские верования, и они не знали раз­личий между добродетелью и грехами, а также свойств учения. Нра­вы были жестоки и грубы, жизнь казалась длинной, тело и костяк - крупными, каждый вел себя как он хотел и как считал правильным. Объединялись в роды, подроды — кости или группы аилов (семей). Грабили и отнимали у других, близ живущих людей разный скот и имущество и, проявляя радение по мере сил к лукам, стрелам, колча­нам, панцырям, шлемам и прочему, подготовляли войско и оружие. Последнее они носили и совершали в своей среде грабежи и убий­ства.

В дальнейшем все более распространялась буддийская религия. Ламы и хувараки становились многочисленными, переводились на мон­гольский язык великие учения Будды и издавались. Ознакомившись с ними, люди стали понимать различия между добродетелями и грехами. Приняв подданство этого царства, узнали твердые и мягкие царские за­коны. Жестокие нравы постепенно смягчились...».

Но все же буддизм далеко не сразу и не везде становится веду­щей религией у забайкальских, а, тем более, у прибайкальских (кударинских и ольхонских) бурят. Некоторые формы происходившей борьбы отражают, в частности, статьи «Хоринского уложения»1851 года - одного из известнейших документов обычного права бурят. Вот одна из них: «Нам известно, что некоторые бурятские роды, жи­вущие по соседству с бурятами нашего Селенгинского ведомства, не зная правил и законов настоящей религии, до сих пор не оставляют старинных невежественных обычаев, противных нашей религии. Например, после смерти человека, не приглашая лам для отпевания и погребения, тело умершего одевают в лучшие наряды, увозят в степь или в лес и оставляют вместе с луком, стрелами, колчаном и другими необходимыми для существования человека вещами; также с телом умершего оставляют, заколов, его лучшую любимую лошадь с сед­лом и прочей верховой сбруей. Поскольку возможны по невежеству подражания этим обычаям со стороны наших селенгинских бурят, особенно живущих недалеко от тункинских и кударинских бурят, постановляем: если кто помрет, то для отпевания и погребения сле­дует приглашать по мере возможностей лам... Если будет нарушено это религиозное правило и станет об этом кому известно, тот должен заявить сайтам, а сайт нарушившего указанное правило должен стро­го наказать».

Столкновения в некоторых случаях шли «не на жизнь, а на­смерть», и победа чаще сопровождала вновь приходящую религию. «...Тибетские ламы стали вести острую борьбу против шаманизма, ко­торый не мог устоять перед более культурным мировоззрением, тем более, что ламы имели богатый опыт борьбы с народными верованиями еще на тибетской почве (делая им уступки и поглощая их буддийским вероучением). Шаманским «лидерам» приходилось покидать исконные места. М.Зомонов и И.Манжигеев приводят в при­мер Заяаша баабай (букв, спаситель — отец) — легендарного шамана, бежавшего из Забайкалья и нашедшего убежище от ламаистских пре­следований у мыса Бахан в Прибайкалье.

Официальные позиции, которые зачастую сопровождались реальными фактами враждебного отношения к шаманизму, естественно вызывали противодействие людей, и буддизму приходилось искать «обходные пути».

Из истории мировых религий известно, что некоторые из них не только посредством запретов, "огнем и мечом" устанавливали свою власть над сознанием верующих, устраивая всяческие гонения на конкурирующие конфессии. В ходу были и более компромиссные методы, когда элементы других религий (и прежде всего первобыт­ных, языческих) не подавлялись, а вовлекались в ткань устанав­ливающейся религии, становясь лишь отдельным фрагментом или "вкраплениями" в общей системе. Такой "маневр" имел глубокие психологические корни: не разрушались, а оставались жить многие древние традиции, которые въелись в жизнь и быт народов, и новые верования становились на уже испытанный фундамент. Закономерно религиозное сознание народа в данном случае приобретало причуд­ливый и порой противоречивый характер. Наличие подобных явлений у русских отмечал И.А. Бердяев, когда писал: "То, что у нас называли двоеверием, т.е. соединение православной веры с языческой мифологией и народной поэзией, объясняет многие противоречия в русском народе" и одновременно показывал, что "русская народная религиозность связывала божественный и природный мир".

На аналогичный путь вполне естественно вступил и буддизм при своем противоборстве с шаманизмом. В частности, использовалась адаптация отдельных аспектов буддизма к местным условиям, вклю­чение в ламаистскую систему бурятских шаманских культов. Ламы сумели привлечь на свою сторону бурят-шаманистов тем, что ред­ко выступали против их главных богов и духов, приспособляя их к своей вере. Так, например, популярное божество Гуджир тэнгри (Гуджир-небожитель) было объявлено тождественным буддийскому божеству Махакала, и все признаки и функции прежнего шаманского божества были перенесены на соответствующее божество буддийского пантеона.

Многие буддийские обряды, связанные с почитанием природы, были также заимствованы у шаманизма. Так, женский обряд культа Земли был уподоблен женским образам буддийского пантеона (боги­ни Лхамо, Харити, Васудхара и др.). Получил дальнейшее развитие и культ деревьев, которые считались жилищами духов хозяев, символами развития жизни. В тибетских медицинских источниках среди многих причин болезней названы и такие, как оскорбление духов воды, земли, дерева, камня и т.д.

Ламы обратили особое внимание на древний культ родоплеменных "обо" (груда, насыпь, курган, где совершается молебствие в честь хозяина местности) и подвергли их ламаизации практически по всей территории Бурятии. В результате во многих местах исчезли предания об эжинах (хозяин, покровитель дух) обо, были забыты шаманские призывания, посвященные этим эжинам. Вместо таких призываний при исполнении обрядов стали читаться буддийские молитвы, а имена хозяев местности заменялись именами героев буд­дистских легенд и мифов. Шаманские эжины обо, «не уволенные с должности», в ряде случаев получали новые тибетские имена и даже канонические ламаистские портреты.

О достаточно быстрых темпах проникновения буддизма на прибайкальские земли говорят следующие данные. По сведениям, собранным в 1741 году в восточной Сибири, оказалось, что большинство бурят держится шаманской веры, то есть язычники, а у буддистов было только 11 дацанов и 150 лам, но в 1845 году оказалось будди­стов 85060, а лам 3514, в 1848году буддистов было уже в Забайкалье 125000, а лам 4546.

На Байкале буддизм проповедовался прежде всего у ольхонских бурят, которые удачней всего сумели сочетать буддийские и шаманистские верования, не вдаваясь особо в философию буддизма. В.А. Обручев приводит факт, когда европейский миссионер отправился к «буддийским язычникам» в центральную Азию, но сам перевопло­тился под силой буддийского учения «Учёный цитирует по этому по­воду четверостишие Шопенгауэра:

Вы отправились сеять познанье, Но учитель стал школьником сам. Сквозь туман чудеса мирозданья Приоткрылись прозревшим глазам.

Но по отношению к местным адептам он размышляет: «Мне толь­ко кажется, что, хотя ольхонские буряты-буддисты ни в коей мере не заслуживают той восторженной похвалы, с какой этот философ-пессимист говорит об их единоверцах-индусах, едва ли знают мудрого Будду, Сакьян-Муни по имени, и ещё меньше знакомы с духом его учения, всё же они держатся так крепко за верования в причудливые индусские божества, что отвратить их от этих верова­ний совсем не так легко».

Знания буддистов о Байкале и их непосредственные встречи с ним нередко стимулировались тем, что в их среде были авторитетные люди, родившиеся или проживавшие в прошлом в Восточной Сибири. Стоит напомнить, что первым россиянином, посетившим в начале 20-го века закрытую для иностранцев столицу буддизма Лхасу, был бурят Г.Ц.Цыбиков. Были бурятыи в окружении Далай-лам. Одной из таких фигур был Агван Доржиев, человек больших способностей и таланта. Он учился в монастырской школе Гусиноозёрского дацана за Байка­лом. В 80-х годах XIX века юношей вместе с паломниками он ушёл в Тибет, в Лхасу. Им руководило не желание поклониться святыням, а скорее всего честолюбие, желание изучить буддийскую философию - цанит, излагающую сущность мировоззрения. Он прекрасно знал, что ламы, изучавшие в Лхасе философию, занимали высшие должности, а кончающие дацанские школы были рядовыми ламами.

В Лхасе Агван проявил себя самым лучшим образом. Учителя обратили внимание на его особенную даровитость и энергию. Он проходил монашеские ступени, обгоняя своих товарищей по учёбе, и достиг высшей учёной степени, даваемой после публичного цанитского состязания — Хла-рампы. Этой высочайшей для буддистов степени достигали обычно только сами тибетцы, а не пришельцы из других мест. Благодаря своей учёности, Доржиев стал при Далай-ламе Цанит-Хамбо- ламой, а потом и первым колунем (мини­стром), то есть руководителем внешней и внутренней политики Тибета.

В конце 90-х годов Доржиев приезжал в Забайкалье, посетил как полномочный посол Далай-Ламы Петербург и другие страны Европы. В своих политических приоритетах Агван Доржиев мечтал слить Тибет с Монголией под проректоратом России. Когда в 1903 году англичане взяли столицу Тибета-Лхасу, Далай-лама с Агваном Доржиевым бежали в Ургу (ныне Улан-Батор). Таким образом, А. Доржиев был талантливым и деятельным человеком. В конце своей жизни он сделал большие усилия по продвижению буд­дизма непосредственно в Байкальский регион, о чем мы расскажем выше.

Будистские взгляды на экологию

Определённый интерес представляет изложение некоторых экологических взглядов буддизма бурятским жителем Забайкалья ламой Кодунского дацана (Хоринский район Бурятии) Эрдэни Галшиевым (1855 1915 гг.). Галшиев свыше десятка лет в конце XIX века находился на учёбе и богослужении в тибетском центре буддизма - Лхасе и получил там одну из высших учёных степеней — доромба в монастыре Брайбун на факультете гоман. В начале XX го века Э.Галшиев написал сочинение, которое относят к выдающимся па­мятникам бурятской литературы: «Зерцало мудрости, разъясняющее принимаемое и отвергаемое по двум законам» Сочинение имеет тыся­чу пронумерованных четверостиший, в которых излагаются мудрос­ти и наставления на все случаи жизни. Приведём некоторые из них, касающиеся отношения к живым существам и природе.

(675)   Излишне не бей, не мучай

своего ездового коня, скот и других животных.

Если бы ездить на человеке, то подумал бы о том,

какую большую или малую пользу он тебе приносит.

(824)   Не думай, будто бог послал скот

на съедение людям.

Разве бог сотворил людей для пропитания мангусов,

пожирающих человеческое мясо?

 (829)   Считай запретным наступать ногою на живые существа

или бить и совершать подобное над ними.

Не имуществом,

А своею жизнью расплачиваются за жизнь каждого убитого.

(833)   Не убивай злых существ — волков, змей и тому подобных.

Поскольку даже человек и собака вредят другим,

Разве следует убивать всех их.

По современным (и не только) цивилизованным взглядам настав­ления Э.Галшиева носят экзотический и даже неприемлемый гигие­нический и эстетический характер:

(789)   Не лишай жизни разные существа

даже такие мелкие, как вша в гнезде.

Иначе сократятся твои добродетели и долголетие

даже в настоящей жизни.

(832)   Даже одежду, содержащую вши,

запрещай вешать на жестоком морозе или стирать.

Проповедано, что переродиться в холодном тама,

где твоё тело растрескается на сотни частей.

Примечательно, что аналогичное «антисанитарное» отношение к кровососущим тварям существовало у буддийских монахов в Японии, и философ Д. Судзуки весьма колоритно и с высокой степенью рас­положения описал подобные деяния одного из них (см. раздел «Сны для России»). Стоит подчеркнуть, что в излагаемых наставлениях проповедуется, так сказать, персональная ответственность человека за прегрешения перед всеми живыми существами и, наоборот, духов­ное воздаяние за трепетное к ним отношение:

(901)   Помни, что за дерзкое лишение жизни живых существ

охотник расплатится только собственной жизнью.

Если бы боги очищали людской грех,

то даже убивший живых оказался бы безвинным.

(962)   Даже обо всех видимых твоим глазом живых существах думай,

Что они твои отец и мать, оказавшие поддержку

с безначального времени

Подавив огонь гнева,

Душа размягчится, проникнется спасительным милосердием.

Если с современных экологических позиций рассматривать шед­ший в байкальском регионе на смену шаманизму буддизм (точнее, ламаизм), то он в сути своей содержал идеи единства человека и природы. Так, человек мог найти себе истинное спасение от страда­ний только в том случае, когда «все деревья, травы и поля» обретут «буддовость», реализуя изначально заложенную в них потенцию к достижению просветленного состояния сознания, отождествляемого с сознанием Будды. Человек обязан помочь всем другим существам достичь состояния Будды.

Необъяснимые факты

Встает вопрос о том, проявляется ли нечто таинственное, непо­нятное от давних традиций шаманизма, шаманизма и интегрирован­ного с ним буддизма в современной жизни. И здесь уверенно можно проводить аналогию с известным феноменом НЛО: факты есть, но уверенности в том, что эти явления закономерны, для многих не воз­никает. Э.Павлюченкова в своей книге приводит несколько случаев, когда разные люди убеждались в действии потусторонних сил. Вот один из них.

«Знакомая альпинистка рассказала довольно страшную историю: пошли, мол, на хребет Хамар-Дабан двое туристов - муж и жена. Дошли до перевала, а там обо — куст с тряпочками и горка камней. Жена говорит:

-    Постой, я носовой платок разорву и привяжу, пусть нам удача будет.

-    Вот еще глупости, - отозвался муж. - Пойдем скорее.

-    Пока не привяжу, не пойду, - заупрямилась жена.

Тогда муж достал топорик, срубил куст и отшвырнул в сторону.

Пошли дальше, вдруг жена вскрикнула и упала - подвернула ногу. Лодыжку забинтовали и решили возвращаться.

- Ты посиди здесь, чаек вскипяти,  а я пока вокруг побегаю, поснимаю, - сказал муж и скрылся за ближайшей грядой.

Больше его никто никогда не видел».

Автору данной книги в своей практике общения с байкальскими местами и людьми также приходилось наталкиваться на факты, когда рационально невозможно было объяснить что-то происшедшее. Перевернувшаяся на ровном месте машина, водитель которой пренебрег традициями «капать богам», серьезные травмы людей, проявивших небрежное отношение к местным святыням, - эти и другие эпизоды не позволяют игнорировать непонятное, но реальное действие «потусторонних сил».

В сентябре 2002 года сенсацией для всего мира стала нетленная плоть ламы Этигилова (Итигилова), который умер в семидесятипя­тилетнем возрасте в 1927 году как истинный Пандито-Хамбо-лама - буддийский священнослужитель и практик: читая молитву перед учениками и медитируя в позе лотоса. Он завещал извлечь свое тело из могилы через 75 лет. Когда эту последнюю волю ламы выполнили, он предстал перед окружающими в виде и не мертвого, и не живого человека. Ткани его тела мягкие, прекрасно сохранились суставы, кожа упруга, кровь из жидкой стала желеобразной. Спектральный анализ предоставленных ученым волос с головы, кусочков кожи и остриженных ногтей нетленного тела не выявил в органических тка­нях «трупа» ничего такого, что бы отличало их от тканей живого. Высказывается предположение, что Этигелов пребывает в саматхи - специфическом состоянии, в которое, по буддийским поверьям могут впадать некоторые благочестивые люди. При саматхи тело застывает в позе лотоса, все жизненные процессы замедляются в миллион раз, сознание уходит, но может вернуться. Буддисты предполагают, что подобных нетленных монахов можно много найти в пещерах Тибе­та.

В древнеиндийской «Дхаммараде» есть стихи, рассказывающие о толпах умерших людей, собравшихся на одном берегу реки и страстно желающих перебраться на другой, где их может ожидать особое бесконечное существование. Но препоны и заграждения сильны: и лишь единицам это удается.

«Но незаметны и редки,

Кто сумрак вод преодолели,

Сквозь частую проплыли сеть

Спокойны к злу и милосердью.

Они не победили смерть,

Они возвысились над смертью».

Упокоившийся лама Итигилов скорее всего относится к таким немногим. По-видимому, земля Прибайкалья, как и горы Тибета, способствуют тем, кто своей благочестивой жизнью получает досто­инство «возвыситься над смертью».

В настоящее время тело Этигелова находится в стеклянном сар­кофаге в Иволгинском дацане, что расположен на расстоянии чуть больше 100 км от Байкала. Лама стал своеобразной «меккой» для паломников, об оздоравливающем эффекте от его лицезрения ходят легенды, и немало людей стремятся к встрече с ним.

В 2008 году при Иволгинском дацане был открыт так называемый Дворец Пандито-Хамбо-Ламы Даши-Доржо  Итигилова. - Этигел- дуган, где и будет пребывать его нетленное тело. И ламы, «нахо­дящиеся на службе» у «вечного старца», и многие верующие и не­верующие посетители его «резиденции» говорят обычно, что они побывали в гостях у живого человека. Кстати, в 2009 году наплыв звездных гостей испытала эта буддийская обитель. Здесь побывали Президент России Д.А.Медведев, телеведущая А.Шарапова, лидер группы «ДДТ» Ю.Щевчук, финский актер В Хаапасало и др.

Толкование положений ныне существующего буддизма и значе­ния его основателя у верующих и служителей культа неоднозначно. Писатель и предшественник А.А.Кузнецов в очерке «На Байкале» описал свою встречу в каюте корабля «Г.Ю.Верещагин» с ламой Баиром. Так вот лама весьма скептически отозвался о религиозно-нравственном сознании наших дней.

« - В трудное время мы живем. Мы живем в эпоху Будды Шакьямуни, в эпоху обмана. И вот сами себя обманываем. А до Будды Майтрея, до Будды грядущего еще далеко.

Эти два Будды начали спорить, кто из них возьмет на себя ответственность за нашу эпоху. И никак не могли договориться, - начал рассказывать лама Баир. - Решили сесть друг против друга в позе лотоса и сидеть так до тех пор, пока перед одним из них не вырастет цветок лотоса. Перед кем он расцветет, тот и берет на себя эпоху.

Прошла половина времени, Шакьямуни не выдержал, открыл глаза и увидел, что цветок уже вырос. Но только не перед ним, а пе­ред Майтрея. Тогда он взял и переставил его, поставил пред собою.

В положенное время оба открыли глаза и увидели, что цветок стоит перед Шакьямуни. Майтрея сказал: «Я знаю, что цветок вырос не перед тобой, а передо мной. Но коль скоро так вышло, в твою эпо­ху будут преобладать обман, насилие, измена, ложь и воровство, и такие люди, как ты, будут добиваться уважения и успеха. А честные люди будут не в почете». И наступила эпоха Шакьямуни. Пока она не кончится, все так и будет».

Философскую притчу об ущербности нашего времени можно уверенно отнести и к отношению к природе. Лицемерие людей здесь заключается в том, что, говоря красивые слова об охране окружаю­щего мира, мы своими действиями нередко утверждаем обратное. Но природа своим естеством не терпит обмана и насилия. И важно как можно скорее найти и рациональные и эмоциональные механизмы улучшения отношения к ней.

Влияние буддийской религии на практическое внедрение экологических идеи и традиций в жизнь байкальского региона и в прошлом и в настоящее время нельзя переоценивать. Дело, прежде всего в том, что и ольхонские, и кударинские буряты в своих прагматических, повседневных религиозных интересах не особо отходили от шаманских традиций. Об этом свидетельствует ряд фактов. Так, например, все дацаны и дуганы (небольшой молельный «пункт») на территории Ир­кутской области появились лишь в начале XX века по инициативе и при активнейшем содействии соратника Далай-Ламы той поры Агвана Доржиева. Но большинство из них вскоре по разным причинам прекратили свое существование. Так, помещение, основанное А.Доржиевым на острове Ольхон недалеко от улуса Харанцы в качестве небольшого дугана, в настоящее время можно увидеть в поселке Хужир, где в нем живут две семьи. В начале 1990-х годов в степи недалеко от окружно­го центра Усть-Ордынский был построен Алужинский дуган, который освятили известные буддийские ламы из Монголии. Но в настоящее время дуган почти не задействован, поскольку среди усть-ордынских бурят не много желающих совершать буддийские моления.

Но все же ни притча о противостоянии двух Будд, ни мини­мальность прошлого вклада данной конфессии в экологию региона не должно и не может стать причиной хоть какого-то умаления самой религии, проповедующей терпимость и взаимопонимание всего суще­го в окружающем мире. Далай-Лама XIV, побывавший на земле у Байкала в 1991 году, высказал некоторые свои соображения.

Во-первых, его вдохновил интерес окружающих и прежде всего молодежи к извечным истинам буддизма, к развитию буддизма и его влиянию на духовный мир человека. Его святейшество пожелал жи­телям региона развивать свою внутреннюю культуру: «чем она выше, тем внутренне богаче человек, тем выше в нем духовные начала».