Выборы в Иркутске в XVIII в.

Различного уровня выборы и сопутствующие им проблемы сегодня принято считать характерным признаком российской действительности если не последних лет, то самое большее – последнего столетия. Однако есть все основания утверждать, что явление это имеет гораздо более длительную историю и уже в XVIII веке было хорошо знакомо обывателям. Так, заметной вехой в общественной жизни стали выборы в первую городскую думу, учреждённую по «Жалованной грамоте городам», состоявшиеся в Иркутске в 1786 году. Но с необходимостью выбирать и быть избранными, как свидетельствуют документы, иркутяне сталкивались и до этого. Двадцатью годами раньше прошли выборы даже более высокого уровня – депутата в созванную Екатериной II комиссию для составления проекта нового Уложения. Именно тогда, по манифесту от 14 декабря 1766 года, а не при открытии думы, как многие полагают, был выбран и первый городской голова. А ещё раньше иркутяне, уже не по высочайшему повелению, а на свой страх и риск, выбирали гонца для отвоза в Сенат жалобы на следователя Крылова. Приведённые примеры общеизвестны, но, поскольку тема общественной истории Сибири «додумского» периода (до реформ 80-х годов) не слишком популярна даже в специальной литературе, мало кто знает, что выборы для обывателей того времени были явлением, пожалуй, более привычным и обыденным, чем для нас сейчас.

Реформами Петра I обязанность обеспечения бесперебойного функционирования городского хозяйства, а также сбор государевых податей и исполнение распоряжений различных государственных органов и должностных лиц, касающихся городской жизни, возлагались на само городское общество. А для этого необходимо было формирование органов общественного управления. Так, по «Магистратскому регламенту» 1721 года все городское население поступало в ведение городского магистрата (или ратуши). Посредниками между ними были старосты: два земских, возглавлявших посадскую общину (с 1775 г. – купцов и мещан), при которых действовала канцелярия – «земская изба» или «земские дела», и цеховой, при котором функционировал орган, аналогичный земской избе – «цеховых дел изба» или «цеховые дела». В их штатах, кроме старост, значились сборщики податей, ходоки (т.е. рассыльные) и сторожи.

Все должности, начиная «присутствующими» магистрата – президентом, бургомистрами, ратманами – и заканчивая стоящим у дверей земской избы сторожем, были выборными. Помимо того, выбирались:

1. в губернскую канцелярию
2. счетчики к приему денежной казны,
3. оценщики мягкой рухляди и прочего;
4. в магистрат
5. счетчики для приёма различных сборов,
6. квартирмистры для распределения воинских постоев,
7. ходоки (рассыльные),
8. сторожи,
9. караульные;
10. в полицмейстерскую контору «машиншики» к т.н. «заливным трубам» (ручным насосам) на случай пожара,
11. десятники (от каждых 10 дворов),
12. пятидесятники (от 50 дворов),
13. сотники (от 100 дворов)
14. для надзора за обывателями, «чтоб чего не учинилось противного запрещению»;
15. в словесный суд
16. выборные для разбора купеческих споров,
17. аукционисты для распродажи имущества несостоятельных должников;
18. в гостиный двор
19. старосты для сбора т. н. «полавочных денег» и надзора за соблюдением правил торговли;
20. в иркутские соляные «магазейны» (склады) и на иркутский казённый соляной завод ларешные, отвечавшие за приём и хранение соли,
21. целовальники (продавцы);
22. в остроги, слободы и станцы Иркутского ведомства
23. целовальники для розничной продажи соли (впоследствии стали выбирать не из иркутских, а из местных посадских, а ещё позже – нанимать «сидельцев» из вольножелающих).

Перечень служб с течением времени изменялся, а потому не исчерпывается составленным списком. В среднем же, чтобы заполнить вакансии, требовалось около 130–150 человек. В случае, если по истечении срока контракта винных откупщиков, не нашлось бы желающих вновь взять на откуп питейные сборы, поставка и продажа вина вменялась в обязанность земской избе, а из посадских выбирались ларешные и целовальники во все питейные дома, тогда и «к вышеписанным всем в службы потребно быть может до двухсот тридцати или более человек»^[1. И это при том, что выборы происходили ежегодно, а указанные службы возлагались почти исключительно на посадское население. Для сравнения отметим, что по официальным данным к 1766 году в Иркутске насчитывалось 452 посадских двора^[2]. Даже принимая во внимание значительные размеры семей, а также то, что не все записанные в посад являлись домовладельцами и многие «скитались меж дворами по разным наемным квартирам», количество служб впечатляет.

За своевременность выборов отвечали лично земские старосты. Так, в указе магистрата от 22 ноября 1768 года читаем:

«А пока на место ево, Барсуковского, выбран и представлен сюда не будет, по то время магистратскому квартермистру Матфею Авдееву с ходоки содержать вас (старост) в земской избе под караулом без выпуску, о чем ему и приказ дан»^[3].

Выбор же считался состоявшимся, если оформленный соответствующим образом документ, который так и назывался «выбором», хотя можно встретить и другие названия: «согласие», «одобрение», «приговор», – заверялся подписями выборщиков. Тайное голосование – «баллотирование шарами» – впервые происходило в 1766 году при выборах депутата Уложенной комиссии и не применялось для обычных ежегодных выборов к очередным службам. Поэтому старосты любыми способами, вплоть до применения физической силы, старались заполучить необходимое количество подписей. Любопытен случай с купцом Иваном Сизовым, который «не объявя никакого резону и справедливости подписыватца не стал и учинился противен». Более того, «по входе в тое земскую избу бранился он, Сизой, всякою неподобною скверною бранью и порицал нас, старост, и купечество ворами, за которое воровство уже и сечены, а недолго де отрежут носы и уши, и хотя мы ево от того и многократно унимали, но он, не слушая, и более того сквернословил... И для того по выходе нашем из земской избы приказано ... ходокам ево содержать под караулом, пота пока не подпишетца, но он, Сизой, без нас отбивался у ходоков силно и, взяв нож из карману, и стращал, я де вас прирежу, ежели не отпустите, однако, они ево удержав, а притом он сам, разсудя то быть правильно, и ко оному согласию подписался и тогда свобожден»^[4].

О необходимости идти «к согласию» в земскую избу посадские оповещались ходоками по спискам каждый персонально. Иркутский магистрат неоднократно доводил до сведения старост, чтобы они, согласно предписанию Сената, «с повестками и наказами посылали людей надежных и добрых, на которых можно было положитца, что они при таковых посылках и с своей стороны будут поступать благопристойным образом и без всякого озорничества...»^[5] Подобные предупреждения были обусловлены не всегда корректным поведением рассыльных. Даже известен случай, когда во время поисков некоего посадского, назначенного к отдаче в рекруты, но не явившегося в земскую избу, от их неосторожного обращения с огнём сгорела усадьба ни в чём не повинного обывателя. Но это, безусловно, крайность, и в большинстве случаев «озорничества» были вызваны откровенным нежеланием оповещаемых следовать в земскую избу.

В октябре 1768 года Николай Лаврентьев рапортовал, что ходил он «для сыску и призыву к земским делам иркуцкаго купца Ивана Иванова Елезова, которого в доме его и получил, и звал с собою к земским делам, который и не пошёл и выслал его из зимовья вон.» В 1774 году Андрей Попов и Пётр Котков, сообщив об отказе купца Андрея Хромцова, добавили: «...и неведомо за что бил нас обоих и таскал за волосы и ругал земских дел старост скверною матерною бранью». Уже упоминавшийся купец Сизов, выходивший из винного подвала, не только «явился противен», но и «употреблял такие речи: подите де, пришлите самого старосту, я де ево на нож посажу». Случалось ходокам слышать и такое: «вас хотя и большее прислано будет по меня, то де вам руки и ноги переломаю, и костей в мешке не унесёте»^[6].

Земские старосты не раз доносили в магистрат о том, что «многия не чувствуя и презирая даваемыя отсюда приказы к земским делам не бывают»^[7]. Причем, имелась в виду не только, как говорят сейчас, низкая явка избирателей, но и проблема прямо противоположная современной: не редкостью было отсутствие выбираемых, хотя служить по общественному выбору казённые службы являлось отнюдь не правом, а непосредственной обязанностью всего взрослого мужского населения посада, и при выборах соблюдалась определённая очерёдность.

То, что возможность быть выбранным к той или иной службе вызывала у обывателей серьёзные опасения, вполне оправдано. Поскольку службы не оплачивались, но времени отнимали много, отвлекали от повседневных дел и полностью исключали необходимые «для купеческой коммерции» разъезды, то «из иркутского купечества от ежегодных и частых служеб отстают торговых промыслов своих и приходят, а инныя и пришли уже, в крайнее раззорение»^[8]. Иногородние службы были и того тягостнее. В случае начетов, что особенно часто наблюдалось при винной и соляной продаже, долг взыскивался с виновных, для которых последствия оказывались самыми плачевными. Наиболее мягким способом возвращения в казну недостающей суммы было «увольнение в погодный платёж», представлявший собой уплату долга, говоря современным языком, в рассрочку: ежегодно взносилась определённая его часть. Должника могли отдать «в зарабатывание», например, на иркутский казённый соляной завод, в питейную контору, частным лицам со взносом жалования в счёт погашения долга. Зачастую дело доходило до описания и распродажи имущества.

Если должник или его наследники оказывались и вовсе «к платежу безнадежны», сумма долга раскладывалась на его выборщиков, а в случае смерти таковых, и на их наследников, поскольку подпись под соответствующим документом, как бы он ни назывался – «выбором», «согласием» или как-то ещё – влекла материальную ответственность за деятельность выбранных лиц и принятые решения: «понеже от тех выборных ежели будет какой недобор или упущение, то взыщется на тех выборщиках»^[9]. Таким образом, совсем не беспочвенны были опасения, что «в случае несостоятельного теми выбранными служения и недостатка в поверенной им сумме казённого интереса, не могло б взыскания последовать с однех тех, кои рукоприкладством своим под выбором во одобрении обязались». И более того, в марте 1766 года посадские просили у магистрата, чтобы долг взыскивался «не с однех тех, кои подписались под выбором..., но со всего купечества, ибо для каждого выбора повеска всему наличному купечеству происходит, однако, небольшое число бывает по повеске к согласиям»^[10].

В случае малочисленности собравшихся на сход, равно как и при отсутствии первостатейного купечества, выборы неподписывались: «а хотя небольшее число купечества в собрании и бывает, точию по малознатности своей к выборам приступить не имели, объявляя то, что когда преимущественныя купцы к служению в выборах кому быть ассигнуют, то уже они препятствовать не имеют», – доносили в магистрат земские старосты^[11]. Имущественная дифференциация выборщиков и выбираемых закреплялась официально. Свидетельство тому следующее предписание: «При выборах быть и выборы за руками подписывать к главным делам в бургомистры и бурмистры первостатейным и средним людем, а к ним в товарищи и в подчинённыя, как в целовальники, так и в шетчики (счётчики) меньшой статьи, дабы первостатейныя и средния, зная между себя, достойных людей к делам выбирали, и меньшой статьи в том выборе с ними не мешатся, а в товарыщи и в подчинённыя меныпия статьи с своей стороны кому верят выбирать, и в том им от первостатейных и средних не препятствовать...». И далее: «В ратушские, таможенные и кабацкия сторожи и розсылыцики..., и гостиных дворов в сторожи и в протчие подобные тому, где иногда обыкновенные себе доходы получать могут, употреблять ис подлых или обеднялых граждан, чтоб тем могли себе пропитание иметь и положенную подать платить...»^[12]. Губернатор А.Л. Бриль обратил внимание и однажды попенял магистрату, что под согласием о выборе президента магистрата «многих первостатейных и средственных купцов в подписке не значитца, а как по Иркуцку в том купечестве также и в цеху немалое число состоит, а напротив того в подписке под согласием оных подписалось не з болшим сто дватцать человек, а протчия все купечество и цеховые в том согласны ль и чего ради под оным не подписались и нет ли от них в чем разногласия и не полагаются ль на других кого совсем, о том мне знать не можно»^[13]. Замечание, безусловно, справедливое и заслуженное. Однако, власти, как правило, не только пристально наблюдали за деятельностью так называемого городского самоуправления, но порой и бесцеремонно в неё вмешивались, несмотря на то, что официальным лицам категорически запрещалось каким-либо образом влиять на ход общественных выборов: «губернаторам, и воеводам, и протчим управителям до купецких выборов ничем и никак не касатца, и приметок не чинить, и собою не переменять, и других выбирать не принуждать»^[14].

Как видим, попытка Петра I ввести в России городское самоуправление по типу западноевропейского, дабы оградить горожан от лихоимства чиновников, обеспечив тем самым благоприятные условия для развития ремёсел и торговли, особым успехом не увенчалась. И виной тому не только политика его преемников, видевших причину всех провинциальных, в том числе и сибирских, неурядиц в слабости местной власти и мало-помалу расширявших её полномочия. Результатом стало правление в Иркутске небезызвестного Трескина. Существенное значение имел и тот факт, что сами обыватели видели в общественном управлении не столько необходимость, сколько помеху их промыслам.

Многолетняя практика общественных выборов показала необходимость принуждения и наказания строптивых выборщиков и очередников. Безусловно, одного-двух старосты с помощью ходоков могли силой привести в земскую избу и, посадив, как купца Сизова, под караул, заставить подписать тот или иной выбор. Но проблему это не решало, поскольку неявка к выборам имела, как свидетельствуют документы массовый характер. А потому делались попытки обязать посадских подписками как персонально, по схеме: Я, такой-то, обязуюсь из Иркутска не отлучаться и явиться к земским делам, когда потребуюсь,  – так и коллективно: «ежели случитца позыв во оную земскую избу, то нам ходить беспорно и буде дома, то сказыватца, а не так отвечать, что дома нет и не сказыватца. А когда пришедчи в земскую избу, тогда нам не невежествовать, и не крычать, и между собою не ссоритца, и не бранитца, и в противность регламента и указов не поступать, и ослушания не чинить...». (Далее – на нескольких листах подписи)^[15]. Ослушавшимся, согласно указу Главного магистрата, грозил штраф. К примеру, «за нехождении по повесткам на согласии и к выборам с первостатейного купечества взыскивать на содержание богадельных за первое небытие по пяти рублев»^[16]. Оказавшие сопротивление, как купец Сизов, по распоряжению магистрата могли быть даже наказаны плетьми.

Однако желаемых результатов все эти меры не приносили, поэтому, если на согласие не являлись лица, подлежащие по очереди к выбору, они могли быть назначены к службе и заочно. Тем самым земские старосты стремились снять с себя ответственность за несвоевременное представление служителей: указы магистрата формально считались выполненными, а явятся выбранные в назначенный срок или нет – уже не их вина. В большинстве подобных случаев, конечно, не являлись. Кто-то «неведомо куда бежал и по многим сыскам нигде ево обыскать не могли». Другие жили за пределами города, как семьи Невидимовых и Бархатовых, которых на протяжении многих лет не могли вытребовать в Иркутск для очередных служений. Пытались отговориться болезнью или малограмотностью, посылали на сход малолетних детей, предъявляли фальшивые векселя, так как должники к службам не определялись. Более состоятельные нанимали вместо себя «вольножелающих».

В дальнейшем службы по найму, даже земскими старостами, оказываются почти настолько же (если не более) распространенными, как и по выбору. К любой службе старосты могли нанять и по своему усмотрению без согласия находящегося в отъезде очередника, но с последующим взысканием с него уплаченных договорных денег. В случае оказавшихся начетов казенный долг взыскивался не с фактически служившего, а с того, вместо кого он был нанят. Таким образом, с течением времени одна из основных натуральных повинностей посадской общины – несение казённых служб – заменялась денежными сборами, и ежегодные массовые выборы, приобретая формальный характер, стали отходить в прошлое. Учреждение же в 1787 году городской думы ознаменовало собой начало нового этапа в истории городского общественного управления.

Примечания