Новости

Участие иркутян в органах городского самоуправления (вторая половина XIX в.)

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Оглавление

В августе 1995 г. на шестнадцатом заседании иркутской городской думы был принят “Устав городского самоуправления в городе Иркутске”. Сегодня в общественный быт иркутян прочно вошли рассуждения и оценки деятельности думы и отдельных депутатов; предвыборные кампании с листами агитаций и плакатов, изложением на страницах местных газет программ кандидатов в депутаты, сборами подписей за них.

На фоне формирующихся традиций небезынтересно обратиться к опыту прошлых лет. В центре нашего внимания – участие иркутян в городском самоуправлении во 2 половине XIX в. Данный период стал одним из наиболее динамичных с точки зрения изменений принципов самоуправления, а также участия и деятельности горожан в муниципальных органах. Правительство, стремясь приспособить законодательную базу к потребностям капиталистического развития страны и процессу урбанизации, возрастающим задачам муниципальных учреждений, дважды (1870 и 1892 гг.) провело реформы городского самоуправления. Всего за 50 лет (1850-1900 гг.) жители Иркутска стали очевидцами и действующими лицами трех различных систем самоуправления.

К 1850-м гг. в Иркутске существовала достаточно сложная система муниципальных органов, сложившаяся в результате реформы 1822 г. К этому времени иркутянами уже был приобретен определенный опыт в рамках этого вида деятельности. Городская дума функционировала с января 1787 г., будучи открыта согласно изданной правительством Екатерины II в 1785 г. “Грамоте на права и выгоды городам Российской Империи”. Документ впервые ввел понятие городского общества как совокупности жителей, объединенных общественным интересом (1).

В компетенцию думы вошли, в основном, второстепенные вопросы: благоустройство, продовольствие, санитарное состояние, развитие торговли и промышленности города, решение которых требовало согласования с губернской администрацией и проходило под ее контролем. Хозяйственная деятельность не обеспечивалась достаточными финансовыми средствами.

Общественное управление подразделялось на общее, для всего городского общества, и частное, по сословиям. Главным его органом выступала дума. Действовали городовой, словесный и сиротский суды. Под председательством полицеймейстера работала квартирная комиссия, включавшая представителей от дворян, купечества и мещанства, кандидатов по ним. Роль распорядительного органа выполняло собрание городского общества. Более низким звеном являлись городовые старосты, представлявшие сословные группы купцов, мещан и цеховых, а также многочисленная категория выбираемых отдельно каждой сословной общиной низших служителей, выполнявших податные задачи, задачи организации торговой и производственной деятельности горожан, и рассыльные. Суммарно количество лиц, занятых в общественном управлении, составляло около или чуть больше сорока. Систему характеризовали иерархичность, сословная корпоративность, жесткое подчинение губернским властям, использующим ее в качестве податного и хозяйственного механизмов (2).

Отсутствие у органов реальных прерогатив, приниженное положение в системе управления в 1862 г. вынудили иркутян настаивать на необходимости “даровать думе большую самостоятельность и свободу в отправлении своих общественных дел, …в праве приводить в исполнение одобренные обществом меры к благоустройству города и благосостоянию граждан”. Они требовали не допускать “какого бы то ни было вмешательства в общественные дела со стороны членов полиции”, передать “контроль и поверку городских доходов и расходов самому обществу”, а “все сметы и отчеты и приговоры общей и распорядительной Дум печатать в местных газетах для свободного обсуждения”. Высказывалась надежда на повышение прав лиц, служащих по общественным делам, предоставлении им “преимуществ”.

В рамках существовавшего законодательства “значительная часть обывателей оставалась чуждой городским интересам и не принимала никакого участия в управлении городским хозяйством” (3). Большую роль органы самоуправления играли в общественном быту податного населения: купечества, мещанства, ремесленников. Средний возраст купцов, начинающих службу, составлял 30-31 г. “Карьера” складывалась из последовательного выбора на должности в органах мещанского самоуправления или различных комиссиях (торговой, квартирной и т.д.), затем – в городском суде или Попечительском совете Сиропитательного дома, и, наконец, в думе. Примерно в 30 лет получали  первую должность и иркутские мещане-старожилы, а вновь вошедшие в иркутское мещанство – через 10-11 лет с момента записи в сословие. Служба возобновлялась приблизительно через каждые 9-10 лет. Типичная “карьера” начиналась с должности ходока или рассыльного, оценщика, окладника, затем – кандидата по мещанскому старосте и старосты. Наиболее “опытные” впоследствии могли войти в состав городской думы. Дворяне, в основном чиновники, имея другие рычаги воздействия на городские дела, не были заинтересованы в самоуправлении. Согласно законодательству, они не могли быть принудительно избраны, даже если имели в Иркутске недвижимую собственность (4).

Наиболее массовой формой участия жителей в делах самоуправления являлось собрание городского общества. В его функции входили выборы на должности общественного управления, проверка денежных сборов, рассмотрение смет, составление приговоров по городскому хозяйству. Собрания часто проходили в ноябре, когда возвращалась “из отлучек” большая часть выезжавших из города обывателей. Выборам предшествовали молебствие и литургия в соборе, после чего “общественники” перемещались в общественное здание. Именной список граждан, выбираемых в должности, составлялся заранее. Выборы проходили путем баллотировки. Избранные, опять-таки, приводились к присяге в соборе.

Первые должности в городской думе, городском и словесном судах, наиболее престижные и социально значимые, занимались купечеством. В 1850-х гг. выбор в них означал вхождение в высший свет местного общества. В течение 1850-1860-х гг. увеличивается доля 1-гильдейцев, стабилизируется прослойка купечества 2 гильдии в городском суде. Назначение купечества на высшие должности было связано, с одной стороны, с заинтересованностью иркутян выбирать на наиболее ответственные должности богатых жителей, т.к. “собрание общества градского” несло материальную ответственность за свои решения; с другой стороны, государство, стремясь поднять престиж купечества, предоставляло ему главные роли в городском самоуправлении.

Возглавляя общественное управление, крупное купечество стояло за усиление полномочий верховных органов самоуправления, прежде всего, городского головы: за предоставление ему права назначать по своему усмотрению членов распорядительной думы, “заведовать” казначейской, материальной, полицейской, квартирной, строительной частями. Не вызывала сомнений необходимость избрания кандидата при городском голове (5), что обеспечивало бы большую свободу в ведении личных хозяйственных дел.

В условиях отсутствия “достаточно развитого общественного мнения” и “печатной гласности”, “равнодушия граждан к общественным делам” сложившаяся ситуация вызывала обеспокоенность “образованного сословия” (дворянства и разночинцев), опасающегося “дальнейшего сосредоточения власти в городе в руках лиц, превратно понимающих интересы общества или неблагонадежных”.

Менее значительные должности (в Словесном суде, торговой депутации, депутатов при думе и др.) занимали “по очередности” мещане. Начиная с середины 1860-х гг. отдельные представители этого сословия входят в городовой суд и думу. Однако не находя возможности и не будучи готовы представлять в общественном управлении свои интересы, они стояли на позициях наименьшего вмешательства в дела муниципальных органов. Избираемые в основном на второстепенные должности, не сулящие привилегий, но связанные с расходами, мещане и ремесленники стремились к отстранению от службы или, в условиях строгой обязательности общественной службы, к избранию на крайне незначительные посты. “Для избавления” использовались отказ, переезд в другой город, запись в иногороднее гражданство, наем вместо себя за деньги посторонних, незаконный выбор лиц, произвольное сокращение самого количества служб.

Наряду с органами городского самоуправления в 50-60-е гг. XIX в. продолжали функционировать органы сословного самоуправления. Действовали сходы купеческого, мещанского и ремесленного обществ; существовали соответствующие управления.

16 июня 1870 г. было утверждено новое Городовое Положение. Реформа заменила сословно-бюрократический аппарат всесословным, основанным на буржуазном принципе имущественного ценза, обеспечив решающую роль в органах самоуправления представителям крупной буржуазии и примыкающей к ней верхушке дворянства. Строго обязательное общественное “служение по выборам” было отменено, а избирателям предоставлено право свободы выбора членов думы. Право голоса получили все городские обыватели, достигшие 25 лет, являющиеся русскими подданными и уплачивающие прямой городской налог с недвижимости, торгов или промыслов. Все избиратели делились на три курии. Они вносились в общий список по убыванию уплачиваемых сборов, затем список делился на три разряда, каждый из которых платил 1/3 общей суммы городских сборов. Все разряды избирали равное число гласных, что обеспечивало преимущество крупнейших налогоплательщиков.

Систему органов самоуправления составляли: 1) городское собрание для избирания гласных через каждые 4 года; 2) городская дума, включавшая в Иркутске 72 гласных (распорядительный орган); 3) городская управа (исполнительный орган).

В задачи городского самоуправления входила забота о местных культурно-хозяйственный делах: внешнее благоустройство, содержание коммуникаций, благосостояние населения (попечение о народном продовольствии, здравоохранении, принятие мер против пожаров, поддержание на средства города благотворительных учреждений, больниц, театров, библиотек, музеев, забота о народном образовании и т.п.); содержание правительственной администрации (чинов городской полиции, пожарной команды, тюрем), обеспечение воинского постоя; предоставление правительству сведений о местных пользах и нуждах. Дума назначала содержание выборным должностным лицам, устанавливала размер сборов и налогов, принимала правила заведования городским имуществом, утверждала обязательные постановления общественного управления и принимала решения о ходатайствах перед высшим правительством и т.п. Постановления думы предоставлялись губернатору, который мог в двухнедельный срок остановить их исполнение как незаконных. Наиболее важные из постановлений утверждались центральным правительством, а сметы городского самоуправления –  губернатором.

Для надзора за самоуправлением был создан местный коллегиальный орган. Губернское по городским делам присутствие, состоящее из представителей губернской администрации, городского самоуправления и чиновников судебного ведомства, рассматривало споры между городским общественным управлением и правительственными, земскими и сословными учреждениями, протесты губернаторов. Частные лица и общества имели право на иск на общих основаниях.

В Иркутске введение Городового Положения выявило противоречивость представлений социальных групп и сословных группировок об их участии и месте в реформированных органах самоуправления, о роли самих органов в общественной и хозяйственной жизни города, столкнуло узко корпоративные интересы сословий. “Некоторые иркутские граждане высказывали желание обратиться к прежде существующему порядку городского управления”. Напротив, передовые круги общества предъявляли к думцам излишнюю требовательность (6).

Первая избирательная кампания (январь 1871 г.) стала демонстрацией силы и господствующего положения торгово-промышленных кругов Иркутска в органах самоуправления. “Градским обществом”, каким оно существовало в дореформенных юридических рамках, от выборов самовольно были отстранены многие домовладельцы, а преимущества отданы сравнительно небольшому кругу лиц, торгующему по купеческим и промысловым свидетельствам. В новую думу вошло 48 гласных, вместо положенных 72, на должность городского головы избран потомственный почетный гражданин, баргузинский 1 гильдии купец Аполлон Андреевич Белоголовый, 34 лет.

Результаты были признаны недействительными. Прежний состав думы во главе с И.С.Хаминовым отказался продолжать службу до новых выборов, А.А.Белоголовый же в должности утвержден не был и тут же сослался на болезнь. Своими полномочиями генерал-губернатор Н.П.Синельников назначил на 1 мая 1871 г. новые выборы по старому положению, “впредь до приведения в действие нового”. На этот раз “городское общество” избрало на должность городского головы С.К.Трапезникова, почетного гражданина, иркутского 1 гильдии купца, человека, известного “отзывчивостью” к нуждам города, к тому же из фамилии, которая дольше всех остальных купеческих родов Иркутска стояла у руля городского самоуправления (1829-32; 1835-38; 1847-50 гг.). Лишь в ноябре 1872 г. новое “Положение” было “приведено в действие”. Пост городского головы занял отставной ст. советник В.В.Петров, 54 лет, с богатым опытом административной работы, а старшего члена городской Управы – титулярный советник М.М.Березовский, 27 лет. Впервые с момента учреждения городского самоуправления должность городского головы оказалась не в руках торгово-промышленной верхушки. Вероятно, сказывалась выжидательная позиция “прежних хозяев города”. Нельзя сбрасывать со счетов и возможность рассмотрения в этом факте победы “домовладельческого класса”, ранее отстраненного от дел местного самоуправления. Однако уже в декабре 1874 г. на должность городского головы заступил иркутский купец 1 гильдии М.И.Пономарев. Прежние “традиции” были восстановлены.

К этому времени дума перебралась в дом, расположенный на месте современного здания городской администрации.

По новому Городовому Положению избирательным правом смогло воспользоваться всего 6,3-7% от общего количества жителей Иркутска, что составляло чуть более 2 тыс. иркутян. На выборы получили право прийти 11,5% дворян, около 14% мещан и разночинцев (подсчет проведен по данным численности мещанства Иркутска 1872 г.), 20% лиц купеческого сословия. Приоритетное влияние торгово-промышленных слоев города в сфере самоуправления было сохранено.

В течение 1870-х – нач.1880-х гг. активность избирателей была невысока: всего 6,5-11% горожан, имеющих право голоса, принимали участие в выборах. Наибольшую заинтересованность проявляли крупные купцы и домовладельцы, объединенные в первое избирательное собрание. Уровень активности избирателей 3 курии (в среднем 9%) – мелких торговцев, собственников и домовладельцев – был минимальным: большинство избирателей не верили в эффективность деятельности муниципальных органов, не защищающих их интересы. Нередко частным интересам и “хозяйственным делам” отдавалось явное предпочтение перед выборами, затраченное время на которые могло принести “убытки”.

Ситуация резко изменилась в середине 1880-х гг. В выборах на четвертое четырехлетие участвовало 20% избирателей. Интерес подогревался развернувшейся в те годы борьбой группировок крупного  капитала за лидерство в думе. Право первенства в ней оспаривали так называемые “партия деятелей банка Е.Медведникой”, стремящаяся из опасения назначения ревизии банка провести в думу своих представителей, и “партия компании Сибирякова, Базанова и Немчинова”, которая, ради успешного окончания “трапезниковского дела” (7), стремилась провести в гласные своих представителей. Последней группировке удалось одержать верх. Городским головой был избран В.П.Сукачев.

Сказывался и общий подъем общественной жизни города в 1880-х гг., активизация профессиональной интеллигенции, наконец, развитие общественного самосознания в широких слоях городского населения. Иркутское общество вырастало из “административных пеленок, начинало сознавать свое человеческое достоинство”. То же “трапезниковское дело” выходило за рамки исключительно финансового вопроса, приобретая яркое общественное звучание. Для иркутян этот вопрос “сделался пробным камнем. По отношению к этому вопросу определяли степень развития социальных чувств человека… Дело о наследстве Трапезникова имело большое психологическое значение… Никогда иркутскому жителю не приходилось так глубоко заглядывать внутрь себя и вести очную ставку со своей совестью” (8).

Все глубже в общественный быт входили и предвыборные кампании. Особенно иркутянам запомнилась середина 1880-х гг. На выборщиков оказывалось сильное давление, по ряду районов города отдельные гласные распространяли “особые воззвания к избирателям от лица вновь вступивших гласных с обещаниями, в случае нового избрания, проведения ими в Думе довольно большой программы”. В публике ходили списки лиц, не подлежащих избранию, а городская молва упоминала даже о подкупах. Для “мелких домовладельцев… выборы сделались предметом заработка: они ходили по богатым домам “наниматься на выборы”” (9).

Однако последовательно изложенных предвыборных программ еще не существовало. Осведомленность большинства избирателей о баллотирующихся оставалась низкой. “Избирателю приходится действовать впотьмах, подавая свои голоса наобум” (10). В основном выбор основывался не на “личных качествах” кандидата, а “на силе его богатства”.

Сами выборы являлись заметным событием общественной жизни и проходили весьма оживленно. Как правило, они сопровождались многочисленными нарушениями, обусловленными борьбой группировок за место в думе. Практиковались манипуляция с шарами для баллотировки, необъективный выбор ассистентов на время баллотировки и подсчета шаров, агитация в зале избирательного собрания, ошибки в указании даты выборов; участие в выборах лиц, не имеющих по Городовому Положению права голоса; перенос работы избирательного собрания на следующий день и т.д. Нередко мишенью для выявления причин “несправедливо” прошедших выборов становились евреи. В зависимости от ситуации иудеев обвиняли или в излишне активном участии в выборах или же, напротив, в уклонении от службы в городском самоуправлении.

Как правило, первым избирательным собранием предпочтение в выборе отдавалось дворянству и купечеству (в период третьей предвыборной компании 21 из 27 человек  принадлежали к указанным сословиям), вторым – купечеству и мещанству (17 человек из 21), третья курия почти половину голосов отдала за мещан (соответственно, 11 человек из 25) (11).

Лидирующее положение в думе удерживало купечество: 54,2-41,7% гласных принадлежали к третьему сословию. Большая половина гласных, прежде всего из торгово-промышленных слоев, оставалась переизбранной вновь: на 2-й срок – 40 человек, на 3-й срок – 38 человек (4 представителя дворянства, 22 купца и 12 мещан) (12). Начал формироваться слой “профессиональных” гласных, в чьем общественном быту административно-управленческая сторона жизни занимала существенное место.

Первые годы деятельности думы характеризовались сравнительно высокой дисциплиной гласных. За 1873-1875 гг. состоялось 81,5% заседаний (13). В 1880-е гг. посещаемость гласными заседаний думы падает. В 1884 г. газета “Восточное обозрение” писала: “В последнее время доходит до того, что в думу приходит всего 3-4 человека”. Подчеркивались “малоуспешность” думы и “апатичность… к интересам общества”, “несоставление собраний” (14). Весьма показательно для Иркутска звучало следующее заявление (1880-е гг.): “Некоторые из гласных… не интересуются общественными делами и не принимают в них участия. Заседания думы они или вовсе не посещают, или посещают их очень редко – часто от нечего делать, или когда дело, обсуждаемое в Думе, касается их личных интересов…” (15).

Характерными чертами правовой культуры гласных являлись поверхностное знание Городового Положения 1870 г. или незнание его вовсе, неграмотное обсуждение дел, неумение выступать в прениях, “заборный” прием выражений, некорректное поведение в думе. “Гласные говорят все разом, беспрестанно, беспредметно, отклоняются от предмета, перебивают друг друга… выходит клубная болтовня, а не серьезные прения в общественном собрании”; часто члены управления заняты “только приятными разговорами о городских новостях и своих домашних делах” (16). Думская комиссия по обревизованию делопроизводства и счетоводства городской управы в 1881 г. отметила полное незнание членами управы своих обязанностей и положения текущих дел, крайнюю замедленность ведения дел (17).

Интересное сопоставление было проведено В.И.Вагиным, отметившим отсутствие принципиального различия прежнего дореформенного самоуправления и реформированного, согласно Положению 1870 г., в восприятии гласных и стереотипе их поведения: “В памяти гласных еще твердо стоит прежнее время. Городские должности замещались тогда по очереди в виде повинности, и отказаться от них никто не мог без уважительной причины, определенной законом. Служба была бесплатной. Городские служащие старались вознаградить себя за безденежный труд выгодами, какие они могли им доставить. Поэтому и ныне на городскую службу смотрят, прежде всего, с точки зрения ее выгодности” (18).

В рамках предоставленных реформой 1870 г. прав управления городским хозяйством дума рассматривалась как средство реализации интересов отдельных социальных групп в этой области. Наиболее острые столкновения вызывали финансовые вопросы (распределение заготовок и аренды, выборы в попечительный совет Сиропитательного дома Е.Медведниковой и банка при нем, дела по распоряжению благотворительными капиталами частных лиц или пожертвованных по завещанию).

Деятельность думы вызывала жесткую критику оппозиционно настроенной интеллигенции, входившей в нее и пытавшейся отстаивать “права города”. Одним из пиков противоборства групп были выборы в думу 1889-1892 г., в результате которых сторонники оппозиционный группы оказались забаллотированы (19).

Гласные, обеспокоенные собственной выгодой (Стрихарский, “темная личность”, “прославившийся многими проделками”, П.А.Сиверс, Покрышкин, Штерн, Москвин, Киселев и др.), попадали на острый язык памфлетистов и сатириков города (20). Широкую известность в Иркутске в 1880-х гг. получили сатира “Думское Бородино” и комедия-сатира “Золотая пшеничка”, высмеивающие деятельность думцев. Снисходительно оценивалась работа гласных, принадлежавших, прежде всего, к зажиточному мещанству или небогатому купечеству. Были у горожан и свои “любимчики”. Как “честная”, “компетентная”, “со знанием городских дел” воспринималась деятельность Н.Ф.Лаврентьева, Н.Н.Синицына, Г.Т.Малых, Черных. Городской голова воспринимался как официальное лицо, приближенное к местной администрации.

Городская реформа, проведенная на принципах общественной концепции самоуправления, согласно которой местное общество и государство имеют разные интересы, цели и сферы деятельности, внесла коренное изменение в отношения между общественностью и коронной администрацией. Новые городские думы больше не считали себя слугами государства…Они полагали, что у городских дум есть своя, четко очерченная законом сфера деятельности, и государство не должно в нее вмешиваться (21).

Постоянное же вторжение властей в деятельность общественного управления неизбежно вызывало противодействие думцев. Первые столкновения возникли почти сразу после введения Городового Положения 1870 г. Вопросы контроля за городским бюджетом, проблемы взаимоотношений думы с администрацией и полицией заняли одно из главных мест в конфликте. В 1 пол. 1880-х гг. в губернаторском отчете указывалось, что городские думы, особенно иркутская, питают мало доверия ко всем распоряжениям административной власти и считают ее в принципе вредной для интересов обывателей” (22).

Наконец, с 1880-х гг.  зарождается представление о думе как общественно-политическом органе, как трибуне для выражения оппозиционных настроений. Ведущая роль в этом принадлежала разночинско-интеллигентскому крылу думы. К нему примыкала буржуазия, чьи оппозиционные настроения формировались под воздействием проводимой в Сибири политики правительства, сдерживающей экономическое, социальное и культурное развитие края.

Сколько-нибудь оппозиционно направленные решения думы проходили тяжело, встречая противодействие и боязнь со стороны большинства гласных, остерегавшихся истолкования их действий как способствующих “распространению ложных слов о правительстве” (23).

Тем не менее, с начала 1880-х гг. дума выступила с запиской о возбуждении ходатайства о прекращении ссылки в Сибирь по суду и административным порядком, о даровании Сибири гласного судопроизводства и той доли свободы печатного слова, которым пользуется столичная пресса. В день празднования 300-летия Сибири (6 декабря 1882 г.) дума преподнесла адрес на Высочайшее имя с просьбой о даровании “тех благодетельственных реформ, которыми уже так давно пользуется европейская Россия”. Следует также отметить открытое заявление иркутской думы, сделанное в полном собрании, Министерству народного просвещения относительно необходимости учреждения в Сибири университета, местом расположения которого может явиться Иркутск (24). Подобные факты обнаруживали зачатки самосознания разрозненных элементов, объединенных названием гласных, их готовность противостоять бюрократическому аппарату монархии. Однако, в 70-80-х гг. XIX в. эта тенденция находилась лишь в стадии зарождения, как и в целом по России.

Изменение политической и социально-экономической ситуации в стране в 1880 – начале1890-х гг. привело к выработке и принятию нового Городового Положения, изданного 11 июня 1892 г. Реформа существенным образом меняла отношения между административной властью и думами, усиливая опеку над ними, сокращая пределы самостоятельности их действий. На государственную службу, наряду с городским головой, его помощником и замещающими их лицами, были поставлены все остальные члены управы. Должностным лицам городского общественного управления присваивались классы госслужбы. Бюрократическому регламенту подчинялись и гласные думы, чье присутствие на заседаниях стало строго обязательным. Ограничивалось число заседаний (не менее четырех и не более 24 в год), а их расписание на весь предстоящий год составлялось в декабре. По новому закону выборы проводились одним избирательным собранием. Весь процесс их подготовки и проведения протекал под контролем губернской администрации. Вводился высокий имущественный ценз – владение недвижимостью в черте города, оцененной от 3000 рублей (в столицах) до 1000 рублей (в уездных городах). Право участия в выборах давало также содержание промышленных предприятий в течение не менее чем одного года.

В Иркутске закон был  введен в полном объеме в январе 1894 г. Увеличение имущественного ценза почти в 2 раза уменьшило численность избирателей. В выборах на первое четырехлетие по новому Положению 1892 г. право голоса получили всего 1819 человек, или 3,9% всего населения (25).

К концу XIX в. предвыборные кампании стали неотъемлемой частью общественного быта, постепенно приобретая цивилизованные черты. Пожалуй, впервые в 1898 г. появилась опубликованная предвыборная программа (“Восточное обозрение”) “прогрессивной” части  иркутской думы, затрагивающая продовольственный вопрос, городское благоустройство, санитарно-врачебную часть, организацию мелкого кредита, образование (26). Отпечатанный список кандидатов раздавался избирателям. В итоге левое думское крыло сумело “провести” в управу и на должность городского головы “своих” людей (Н.И.Глушков, В.В.Жарников) (27). Однако активность основной массы избирателей Иркутска была невысока, что стало причиной недобора 30% гласных на 1-е и 4-е четырехлетия.

Характерными чертами стали изменение сословного и возрастного состава гласных, повышение их образовательного уровня, снижение доли старожилов. Представительство буржуазно-купеческой группы в думе губернского города почти не изменилось (49-47%), несмотря на уменьшение ее доли в городской управе, 60% членов которой (управы) принадлежало мещанству (28). На 10% возросла доля чиновничества и дворянства, которые составили в думе третьего созыва треть всех гласных. Соответственно, повысился образовательный уровень думцев: около половины (43,4%) гласных Иркутска имели высшее и среднее образование.

Некоторое представительство в думе получили ремесленники, крестьяне и казаки (в среднем за 1894-1903 гг. не более 6%). Важно подчеркнуть вхождение в состав гласных ряда политссыльных (Н.И.Глушков, Б.П.Шостакович, И.О.Концевич, И.И.Попов).

Активно заявляют о себе представители торгово-промышленных кругов, прибывших в Иркутск во 2 половине 1880 – 1 половине 1890-х гг. Захватывая экономическую инициативу в городе, они стремились подкрепить ее влиянием в административно-управленческой жизнедеятельности города.

Однако в целом Иркутск остался городом, где сменяемость гласных от срока к сроку была невысока (49-48%). Этому соответствовал и возраст большинства гласных: 40-60 лет. Более 20 лет, т.е. более 5 сроков подряд, проработали в думе иркутский купец 1 гильдии С.И.Тельных (с 1872 г.), цеховой Коротаев (с 1873 г.), купец 1 гильдии Н.П.Лаврентьев (с 1876 г.). Формирование слоя “профессиональных” гласных, превращающихся в своего рода специфическую группу горожан, в течение 1890-х гг. было продолжено.

Большинство решений думы, прежде всего, по финансовым вопросам, проводилось, как и прежде, в интересах торгово-промышленных слоев Иркутска. Практиковались несвоевременное взимание недоимок, незаконное открытие частными лицами рейнских погребков, торговли, проводились противоправные операции в банке Е.Медведниковой с использованием системы попечительства, осуществлялась “поддержка крупного производства в ущерб мелким промыслам”.

К концу XIX в. существенных изменений в стереотипах поведения основной части гласных не произошло. Сохранилось значительное число отказов от службы (13 из 63 гласных и членов управы иркутской думы 1894-1897 гг.) (29); невысокий уровень посещаемости заседаний. В течение 1-го четырехлетия (1894-1897 гг.) в среднем каждый гласный присутствовал на 61 заседании из 106. Однако посещаемость заседаний отдельными гласными в значительной степени варьировалась: от 15 до 89 (за это же период) (30), причем, бывали практически одни и те же лица. Несоставление “кворума” приводило к проведению дополнительных и экстренных заседаний, количество которых значительно превышало допустимую Городовым Положением норму. Так, в 1898 г. прошло 31 очередное и 6 экстренных заседаний; в 1899 г., соответственно, – 25 и 5; в 1900 г. – 23 и 13. Часто гласные уходили раньше времени, из-за чего наиболее сложные и ответственные дела переносились на следующий раз.

К этому времени дума располагалась уже в новом доме, построенном специально для нее и городской управы на углу Амурской и Дегтевской улиц (ныне ул. Ленина и Российская) (1892-1895 гг.). Первое заседание в нем состоялось 25 марта 1895 г. (31). Архитектором В.А.Рассушиным была проведена реконструкция старого здания думы.

Ревизия органов иркутского городского самоуправления, проведенная в 1901 г., отмечала апатичность работы думы и управы, отсутствие инициативы, наличие множества злоупотреблений по должностям, неотработанность подачи и рассмотрения отдельных вопросов, отсутствие системы ведения городского хозяйства в целом, недостаточное знание Городового Положения 1892 г. и последующих его разъяснений. Подчеркивалось, что “члены управы “прикованы” к ее канцелярии, и все “мероприятия” в городском хозяйстве, вся инициатива в ведении городского дела исходит не от членов управы, как распорядителей той или другой отрасли вверенного им живого дела, а из той же канцелярии” (32).

Причины такого положения крылись в законодательной основе городского самоуправления, препятствующей развитию инициативы, в недостаточной подготовленности горожан к деятельности в рамках административно-управленческих органов. А потому избирателями в гласных ценились знание Городового Положения, важное значение придавалось “добропорядочности” самого кандидата и его фамилии в сфере хозяйственной деятельности. При решении спорных вопросов общественная оценка личности гласного играла ведущую роль. Так, денежные просчеты члена иркутской городской управы купца И.Исцеленнова (1894 г.) были отнесены к сделанным им “по легкомыслию и неопытности”, поскольку данное лицо “пользуется в Иркутске прекрасным о себе общественным мнением и приличным поведением” (33).

Дума по-прежнему находилась в сфере пристального внимания передовой общественности города, разночинской среды. Посещались наиболее важные заседания думы, а ее решения обсуждались на страницах оппозиционной газеты “Восточное обозрение”, в частной переписке. Деятельность гласных и городского головы (В.П.Сукачева) становилась предметом памфлетов (34), высмеивающих апатичность и “безгласность” думцев, их равнодушие к городскому хозяйству.

В то же время рядовой избиратель сохранял незначительный интерес к деятельности думы. По отзывам современников, “он редко интересуется тем, что они (гласные – Н.Г.) делают. На думских заседаниях не бывает. Отчетов не читает (следует указать, что между днем проведения заседания думы и датой публикации отчета о нем в “Иркутских губернских ведомостях” проходило 1-4 месяца. – Н.Г.) и руководствуется поговоркой: “Моя хата с краю, я ничего не знаю”” (35).

Недостаточный уровень самоорганизации и самосознания групп, представляющих в органах самоуправления свои интересы, не позволили создавать в думе “резко выделявшихся партий”. “Тон” заседаний задавало более сплоченное и политически активное дворянско-интеллигентское крыло (36), выступавшее идейным выразителем растущей буржуазии Иркутска. За ним шли купцы В.В.Жарников, А.С.Первунинский, Н.П.Поляков и др. Вероятно, именно потерей купечеством абсолютного влияния в думе, и, следовательно, некоторым снижением его роли в органах городского самоуправления, можно объяснить большое число отказов представителей третьего сословия от должности гласного в думе 1894-1897 гг.: 10 из 13 человек, отклонивших предложение занять место гласного, принадлежали к купечеству (37). Напротив, активно шедший процесс социального расслоения мещанства вел к выделению зажиточной верхушки, стремящейся заявить о себе в думе. “Не за страх, а за совесть” работали мещане Гундерин, С.И.Вотинцев, готовые поддерживать оппозицию (38).

Либерально-оппозиционные взгляды дворянско-интеллигентского крыла стали ядром формирования настроения думы в начале ХХ в. В 1901 г. иркутская дума, одна из восьми городских дум России, обратилась с ходатайством о созыве съезда городских голов и представителей дум (39), а в 1904 г. выступила с постановлением на имя князя П.Д.Святополка-Мирского (по инициативе бывшего политссыльного И.И.Попова, иркутских купцов 1 гильдии А.С.Первунинского, В.В.Жарникова, Н.П.Полякова, С.Н.Родионова) о необходимости созыва Всероссийского съезда представителей городского самоуправления.

Городовое Положение 1870 г. нарушило бытовавшую до тех пор в городах Иркутской губернии систему самоуправления, разъединив городское и сословное общества. Реформа подчеркнула полную независимость двух ветвей. Вводились совмещение одним лицом исполнения должностей по сословному и городскому самоуправлениям, отмена утверждений думой сословных голов и освобождение городского головы от ответственности за порядок на сословных собраниях, полная самостоятельность органов сословного самоуправления в решении вопросов о причислении к сословному обществу, о выдаче паспортов представителям сословий по необходимости. Инстанцией, разбирающей жалобы “на неправильности при купеческих, мещанских и ремесленных выборах” стало Губернское по городским делам присутствие. Горожанам отныне предстояло действовать параллельно в двух системах самоуправления, построенных, первая – на сословном принципе, феодальном в основе, вторая – на имущественном, капиталистическом по характеру. В ряде моментов связь между городским и сословным самоуправлением восстановило Городовое Положение 1892 г.: совмещалась деятельность городского управления с мещанским в незначительных уездных и безуездных городах; сиротские суды составлялись из выборных от сословий купцов, мещан и ремесленников под председательством городского головы. Однако в целом ситуация оставалась стабильной.

Функции сословных органов заключались “в организации сословного управления путем выборов должностных лиц, в раскладке, взимании и платеже различных сборов и налогов и отправлении других повинностей, в заведовании ревизскими и посемейными списками своих членов, в выдаче им паспортов, призрении больных, дряхлых и увечных, в цензуре нравов своих членов, сопряженной даже с правом административной их ссылки в Сибирь, и некоторыми другими обязанностями”. Права и преимущества носили декоративный характер: старшины сословий считались в 8 классе гражданской службы; за 10 лет беспорочной службы в одной должности и после отставки дозволялось носить мундир, соответствующий должности.

В 70-90-е гг. XIX в. органы сословного самоуправления сохранили в общественном быту иркутян (существовали купеческая, мещанская, ремесленная управы) определенное значение, связанное с традиционно устоявшимися правами и привилегиям сословия в рамках всего городского социума. Защита сословных прав была выражена ярче в случаях соприкосновения сословных органов с внешними структурами, прежде всего, органами городского  общественного самоуправления. Так, открытое недовольство и противодействие иркутского купечества вызвало предложение об изменении в связи с введением Городового Положения 1870 г. социального состава членов Попечительного Совета Сиропитательного дома Е.Медведниковой и банка при нем, что ранее составляло исключительную привилегию третьего сословия Иркутска (40). Мещанство также стремилось отстаивать полномочия сословного самоуправления перед городской думой. В факте выборов членов словесного суда совместным городским и сословным собранием (1883 г.) оно усмотрело нарушение своих прав (41).

Интерес же ко внутрисословным делам был значительно ниже. Как было отмечено Б.Н.Мироновым, “вследствие того, что подушная подать (прямой налог) была заменена индивидуальными денежными сборами, круговая порука по сбору налогов и выполнению повинностей – индивидуальной ответственностью (для купечества в 1775 г. и для остальных разрядов городских сословий в 1866 г.), а рекрутская повинность – всеобщей воинской повинностью (с 1874 г.), общества в значительной мере утратили административную, дисциплинарную и финансовую функции”. “Сословный строй де-факто умирал, но еще сохранялся де-юре. А раз он продолжал существовать, то закон требовал, чтобы сословные организации также продолжали действовать и выполнять возложенные на них государством функции. Эти функции кое-как и выполнялись” (42).

Был утерян корпоративно-избирательный дух, обуславливающий чистоту рядов сословия. Характеристикам принимаемых в состав сословия лиц уделялось небольшое внимание. Иркутское мещанство оценивалось как “беспокойное население”, среди которого “находилось очень много бывших ссыльных всех категорий, записывающихся в мещанское общество с целью легкого проживания в городе…” (43). Даже в конце XIX в. в Иркутске отсутствовал четко оформленный порядок функционирования мещанского и цехового самоуправлений, действовавших на основе “существующих издавна”.

Незначительным оставался интерес к собраниям, как наиболее массовой форме участия в делах сословного самоуправления. Традиционно иркутская мещанская управа считала заседание для обсуждения всех вопросов состоявшимся при наличии в нем 24 членов или 100 человек для обсуждения вопросов по выборам. Часто собрания срывались. В 1888 г. на выборах должностных лиц мещанского самоуправления из 150 приглашенных присутствовало 35. В 1898 г. на выборах купеческого старосты, кандидата и других лиц вместо 112 явилось 25 человек (44).

Выбор должностных лиц производился согласно очереди. Причем, всякий раз стремились выбрать из лиц, вновь причисленных к обществам; соблюдался значительный временной разрыв между предыдущим и последующим назначениями. В среднем же количество должностей сословного самоуправления мещан, ремесленников или купцов составляло около 20 человек, включая ходоков и сторожей.

Большую заинтересованность в делах сословного самоуправления проявляли лица, в силу социально-экономического положения или ограничений законодательного характера не имеющие доступа (или имеющие ограниченный доступ) в органы городского самоуправления. Их круг был представлен, прежде всего, средним эшелоном каждого из сословий, заметную активность проявляли евреи. Так, в 1879 г. 34% всех лиц, назначенных к выборам в должности купеческого сословного самоуправления, составляли евреи. По мнению В.С.Войтинского и А.Я.Горнштейна, “за 30 лет (последняя треть XIX в. – Н.Г.) не было ни одного случая, чтобы среди иркутских ремесленников поднялись голоса против избрания на общественные должности лиц иудейского вероисповедания” (45).

В целом, наблюдались постепенная деградация органов сословного самоуправления Иркутска и рост безразличия цеховых, мещан и купечества к их деятельности на фоне более высокого престижа деятельности городского общественного самоуправления.

Двадцатый век принес с собой дальнейшую политизацию органов самоуправления, общественно-политические события в стране и регионе изменили иркутских избирателей. В 1910-х гг. в городе действовало “Общество обывателей и избирателей”, неоднократно поднимался вопрос о необходимости реформ городских дум и управ (46). Однако это уже была следующая страница жизни Иркутска.

Примечания

  1. Институты самоуправления: историко-правовое исследование / В.Г.Графский, Н.Н.Ефремова, В.И.Карпец и др. М., 1995. С.265.
  2. Рабцевич В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск, 1984. С.149.
  3. РГИА, ф.1287, оп.37, д. 2154, л.17.
  4. Рабцевич В.В. Указ. соч. С.143-144.
  5. РГИА, ф.1287, оп.37, д.2154, л.20, 22 об.
  6. Там же, оп.38, д.1517 и 1255; Вагин В. Значение истекшего 1875 г. для Сибири и сопредельных с ней стран // Сборник историко-статистических сведений о Сибири и сопредельных ей странах. – СПб., 1875. Т.1. С.86.
  7. Иркутский купец 1 гильдии И.Н.Трапезников, согласно завещанию (1865 г.), помимо различных благотворительных выплат, 5000 руб. передавал сестре – Александре Портновой и 3000 руб. – племяннику В.П.Сукачеву, а остальные – на строительство ремесленно-воспитательного заведения. Однако из завещания не было ясно, какая конкретно сумма выделялась на это заведение, что послужило основанием для иска наследников. Возникла тяжба, которая длилась 17 лет и закончилась Мировой в 1881 г. Городу, за вычетом налогов, досталось 2 860 655 руб., А.Н.Портновой – 1 466 042 руб., В.П.Сукачеву – 1 354 523 руб. В последующие годы назначение сумм, расходуемых городом из доставшейся ему доли трапезниковского капитала, являлось темой постоянных дебатов в думе. Об этом см. подробнее: РГИА, ф.1287, оп.38, д.751; Дело г. Иркутска с наследниками умершего почетного гражданина И.Н.Трапезникова – Сукачевым и Портновой. Иркутск,1890. 46 с.; Доклад 14 июля 1882 г. об исполнении духовного заведения И.Н.Трапезинкова. Иркутск, 1882. С.31.
  8. Потанин Г.Н. Воспоминания // Литературное наследство Сибири. Т.7. Новосибирск, 1986. С.57, 142-143.
  9. ГАИО, ф.162, оп.1, д.5, л.134 об.; ф.480, оп.1, д.205, л.53.
  10. Восточное обозрение. 1898. №1.
  11. РГИА, ф.1287, оп.38, д.1949, л.33; Сукачев В.П. Иркутск. Его место и значение в истории и культурном развитии Восточной Сибири. М., 1871. С.105.
  12. Там же.
  13. ГАИО, ф.480, оп.1, д.205, л.60 об.
  14. РГИА, ф.1284, оп.223, д.61, лл.16-16 об.
  15. ГАИО, ф.162, оп.1, д.5, л.295 об.
  16. Там же.; ф.480, оп.1, д.205, л.61.
  17. ГАИО, ф.162, оп.1, д.8; Там же, д.10, л.28 об.
  18. Там же, д.5, л.298.
  19. Там же, ф.480, оп.1, д.205, л.60 об.
  20. Потанин Г.Н. Указ. соч. С.49, 51; Разное // Сибирский архив. 1912. №5. С.401-404; Заметки // Там же. 1915. № 7. С. 429-431.
  21. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало ХХ вв.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дмитрий Булавин, 1999. Т.1. С.500.
  22. РГИА, ф.1287, оп.223 д.61, л.17.
  23. ГАИО, ф.480, оп.1, д.205, л.62 об.
  24. РГИА, ф.1287 оп.38, д.2104, л.17 ; Романов Н.С. Летопись города Иркутска. 1881-1901 гг. Иркутск, 1993. С.55; Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. СПб., 1882. С.423; Романов Н.С. К истории университетского вопроса в Иркутске. (б.г., б.м.) С.470.
  25. РГИА, ф.1287 оп.38, д.3208, 3840.
  26. Восточное обозрение. 1898. №1.
  27. Там же. №6.
  28. РГИА, ф.1287, оп.38, д.3208, 3840.
  29. Там же, д.3208, лл.63, 2-30.
  30. Восточное обозрение. 1897. №146.
  31. Медведев С.И. Иркутск на почтовых открытках. 1899-1917 гг.: Историко-библиографический альбом-каталог. М., 1996. С.37.
  32. РГИА, ф.1287, оп.33, д. 2149, л.51 об.
  33. Там же, оп.38, д.3078, л.6 об.
  34. Иркутские эпиграммы // Сибирский архив. 1912. №6. С.502-504.
  35. Восточное обозрение. 1898. №126.
  36. РГИА, ф.1287, оп.33, д.2149, лл.3-4; Попов И.И. Забытые иркутские страницы: Записки редактора. Иркутск, 1989. С.48; Он же. Минувшее и пережитое. Сибирь и эмиграция. Воспоминания за 50 лет. Л., 1924. С.23.
  37. РГИА, ф.1287, оп.38, д.3208, л.62; Там же, д.3840.
  38. Там же, д.3208, л.10; Попов И.И. Указ. соч. С.48.
  39. Попов И.И. Указ. соч. С.237.
  40. РГИА, ф.1287, оп.38, д.1588.
  41. Там же, д.2126; Высочайше утвержденное 16 июня 1870 г. Городовое Положение с объяснениями. СПб., 1870. §2, примечание 4.
  42. Миронов Б.Н. Социальная история России… Т.1. С.502, 507.
  43. РГИА, ф.1287, оп.33, д.309.
  44. Там же, оп.44, д.683, л.2; Восточное обозрение. 1898. №8.
  45. Войтинский В.С., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске. Иркутск, 1915. С. 175.
  46. Городское самоуправление в Сибири // Сибирские вопросы. 1910. №№14-15, 19-20.

Выходные данные материала:

Жанр материала: Научная работа | Автор(ы): Гаврилова Наталья Игоревна | Источник(и): Земля Иркутская, журнал | 2001, № 15, с. 47-53 | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 2001 | Дата последней редакции в Иркипедии: 27 марта 2015

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.