Новости

Сокровища Иркутского художественного музея

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Коллекция Иркутского художественного музея — богатейшая в Си­бири и на советском Дальнем Востоке. Иркутск — один из самых старых сибирских городов. Еще в XVII веке русское государство строило подобные города, осваивая новые земли. Выгодное географическое положение Иркутска (через город, расположенный в Прибайкалье, прохо­дили торговые и дипломатические пути, связывающие Россию со страна­ми Азии) сделало его, вскоре после основания, административным центром по управлению огромными территориями края.

Уже тогда, в XVII—XVIII веках, Иркутск становится крупней­шим культурным центром Сибири: здесь возводятся соборы, заказываются и приобретаются произведения искусства. От XVIII века дошли до нас прекрасные памятники сибирского зодчества. Спасская церковь — одно из первых каменных сооружений города — совместила в себе мотивы древне­русской архитектуры и лаконичность построек классицизма. Вид старой части города и сегодня определяют строгая простота и монументальность Богоявленского собора, величественный облик Крестовоздвиженской церкви с ее уникальной орнаментикой каменного узорочья русского барокко.
В 50-х годах XIX века здесь возникает один из первых в Сибири музеев, открытый при Главном управлении Восточной Сибири, который впоследствии стал музеем при Восточно-Сибирском отделе Русского геогра­фического общества. Особый его раздел составили произведения искусства из Китая, Японии, привезенные научными экспедициями русских ученых — этнографов и историков Г. Н. Потанина, Н. М. Пржевальского, П. К. Козлова.

Первые коллекционеры искусства, В.П. Сукачев

Первые же собиратели произведений искусства появились в Иркут­ске еще в XVIII веке. Городской голова, «именитый гражданин», купец- золотопромышленник М. В. Сибиряков приобрел для своего дома картины и гравюры с видами сибирских городов. Именно ему в 1801 году выдаю­щийся русский поэт и государственный деятель Г. Р. Державин подарил свой портрет кисти итальянского художника Сальватора Тончи, работавшего в России (в начале 1870-х годов на картине появился вид Иркутска, напи­санный польским художником, политическим ссыльным С. Вронским). На портрете поэт изображен в шубе и шапке из знаменитых баргузинских со­болей, которых Сибиряков преподнес Державину в знак особого уважения.
Но самая значительная коллекция картин принадлежала В. П. Су­качеву (1849—1920), местному городскому голове. Именно это собрание послужило основой для создания художественного музея. Мечтая об обще­доступной галерее, он еще в 1870-х годах приобрел в Петербурге несколь­ко полотен русских художников, главным образом демократического на­правления. К концу века галерея Сукачева насчитывала более восьмидесяти превосходных картин русских и западноевропейских мастеров, несколько скульптур. Полотна русских живописцев И. Е. Репина, К. А. Трутовского, Л.И. Соломаткина, В. М. Максимова, К. Е. Маковского составили славу его коллекции. Сукачевский дом, где размещалась единственная на всю Си­бирь картинная галерея, был открыт для жителей и гостей города.
Образованнейший человек и действительно патриот Сибири, Сука­чев сделал очень многое для культурного развития края. В бытность го­родским головой Владимир Платонович деятельно способствовал возведению новых построек после пожара 1879 года, когда выгорела почти вся цент­ральная часть города. Это по его инициативе в Иркутске было построено новое здание театра, которое и поныне является запоминающейся архитек­турной приметой города. В должности председателя Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества Сукачев лично финансировал научные экспедиции крупного русского ученого Г. Н. Потанина в Китай, Тибет и Монголию. На свои средства он открыл в Иркутске несколько на­чальных школ, издал научный каталог минералогической коллекции музея Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, книги по истории и культуре Иркутска, огромную помощь оказывал сибирякам, уча­щимся в Петербурге.
Уезжая в Крым на жительство (что было связано со здоровьем членов семьи), владелец галереи хотел передать свое сокровище в дар го­роду, но местные власти, увы, не приняли этого щедрого предложения, убоявшись хлопот по содержанию галереи. Некоторое время собрание оставалось, по сути, без хозяина. После установления Советской власти картинная галерея Сукачева постановлением Иркутского губернского комитета перешла в собственность молодой Советской Республики. Тогда, в 1920 го­ду, в ней насчитывалось около двухсот картин, через десять лет число их достигло уже двух тысяч.
Дальнейшему формированию собрания помогали ленинградское и московское отделения Государственного музейного фонда и различные учреждения Иркутска. В 1936 году галерея выделилась из состава краеведческого музея в самостоятельный художественный музей.
Неоценимую поддержку в пополнении фондов оказали музею в по­следние годы коллекционеры. Так, из коллекции Ф. Е. Вишневского поступили картины таких выдающихся живописцев, как Герард Сегерс и Ми­келе Мариески.Огромное собрание — около двух тысяч икон, произведений древнерусского декоративно-прикладного искусства, графики, живописи — передал в дар музею Н. К. Величко.

Музей сегодня

Сейчас в музее хранится более 14 тысяч произведений искусства. Каждый из отделов музея — русского, советского, западноевропейского и восточного искусства — довольно обширен и обладает немалым количеством редких памятников. Разросшиеся фонды потребовали дополнительных пло­щадей, и музею было предоставлено прекрасное здание недавно отрестав­рированного Богоявленского собора. Сюда переместились иконы, живопись, скульптура, графика, произведения декоративно-прикладного искусства работы местных мастеров. Это первый и пока единственный в Сибири отдел именно сибирского дореволюционного изобразительного искусства.

Первобытное искусство

Музей обладает небольшой, но ценной коллекцией первобытного искусства, которая сформировалась в результате важнейших археологических открытий, сделанных на территории Иркутской области. Корнисибирского изобразительного искусства Следует искать в прекрасных памят­никах эпохи палеолита, наскальных изображениях неолита, рисунках древних курыкан—народа, населявшего южную часть Прибайкалья в VI — X веках. В женской палеолитической фигурке, сделанной 24 тысячелетия назад из кости мамонта и в 1939 году найденной на берегу Ангары, восхищает преклонение древнего художника перед магической силой женского начала, которое так живо в этой «сибирской Венере», дошедшей до нас из тьмы веков.

Иконы

История русского искусства представлена в музее начиная с XVI столетия. Отчасти это объясняется тем, что первые сибирские поселенцы пришли в эти края в XVII веке. Они ехали с русского Севера, приволж­ских городов и везли с собой самые дорогие реликвии — иконы. Но вскоре в Сибири появляются и собственные иконописцы. Иконы иркутского со­брания принадлежат новгородской, ярославской, московской школам, мно­гие написаны местными мастерами, чье высокое искусство позволяет гово­рить о глубоко своеобразном, выразительном сибирском письме.
К XVI веку относится икона, которая, как считают специалисты, создана на новгородской земле,— «Спас Нерукотворный Мокрая Брада». В скорбном напряженном взгляде — та суровость и даже трагизм, который вполне соотносится с драматическим периодом русской истории — временем правления Ивана Грозного, когда и был создан образ. Язык живописи этой иконы лаконичен: сдержанны охристо-коричневые краски, выразите­лен монументальный силуэт.
Иные живописные приемы использованы вдвусторонней иконе со «Спасом Нерукотворным» на лицевой и «Крещением» на оборотной сторо­не. Икона имеет кованую оправу. Это хоругвь, с которой двигалась про­цессия во время крестного хода. Предание говорит, что хоругвь эту, как знамя, принесли с собой в Сибирь в XVII веке казаки атамана Галкина, основавшего город Илимск в 500 километрах от Иркутска. Тонкие силуэты святых, радостное звучание чистых красок и тщательно переданный орна­мент одежд — черты, присущие композиции «Крещение». Возможно, знамя- хоругвь было исполнено мастерами ярославской школы.
Особого интереса заслуживают сибирские иконы второй половины XVII—XIX века, которые музей начинает собирать с 1930-х годов. Мно­гие из них находились прежде в церквах и соборах Иркутска и области, привозились научными экспедициями.
Русские люди—переселенцы, среди которых были и иконописцы, несли с собой в Сибирь не только обычаи, но и традиционные для родного края представления о красоте. Здесь быстро росли свои художественные кадры, причем искусство иконописания, резьбы по дереву, мастерство серебряников передавались из поколения в поколение: в Иркутске существо­вали целые династии художников.
Вероятно, в Иркутске исполнена «Богоматерь Владимирская». Этот тип иконы — Умиление (с греч.: Элеуса), особо почитаемый на Руси, пред­ставлял образ любящей и страдающей матери. Выразителен исполненный любви и печали взгляд огромных глаз. С трогательной нежностью приль­нул к матери младенец. Очень красиво сочетание темно-вишневого мафория Марии и алой одежды Христа, которое оттеняется светло-зеленым фоном из орнамента воздушных клубящихся облачков. Этот орнамент, напоминаю­щий буддийский, монголоидные черты ликов святых — характерные при­знаки сибирской иконы. Местные мастера, сталкиваясь с творчеством исконного населения Сибири — бурят, монголов, других восточных народов, так или иначе воспринимали элементы их традиционного искусства и порой использовали их для того, чтобы обратить аборигенов в свою веру.
С другой стороны, известно, что среди талантливых иконописцев, резчиков по дереву, строителей были и буряты, принявшие христианство;и естественно, что они привносили в православное искусство черты, при­сущие буддийской традиции. Все эти непростые взаимозависимости и фор­мировали своеобразие сибирского искусства.
В связи со сказанным становится понятной исключительная попу­лярность в Сибири образа Иоанна Крестителя. Икона из деисусного чина (деисус— моление) изображает Предтечу в традиционной позе предстояния, но с крыльями и в короне, что свойственно иконографии Иоанна как Ангела Пустыни. В этом необычность иконы. В стилистике ясно просле­живаются черты, встречающиеся в иконописи устюжских мастеров: особое изящество фигуры и ее легкая поступь, характерный рисунок рук с тонкими запястьями, нежные краски изысканного колорита. В этой иконе мы снова встречаемся с отголосками буддийской символики: в заполнении фона по­является не очень умелое, но легко читаемое изображение знака абсолюта. Однако этот мотив несет здесь скорее декоративную функцию, нежели смысловую. Об этом говорит и незамысловатость исполнения, и то, как удачно согласуется орнамент с ритмическими завитками одеяния святого.
Интересно проследить, как, сохраняя иконографию иконы «Флор и Лавр», неизвестный сибирский мастер смело вносит в нее свои жизненные наблюдения. Кони здесь напоминают коротконогих лошадок местной монгольской породы, а ритмические линии струящегося потока воды не­вольно ассоциируются со стремительностью бурлящих сибирских рек.
Как правило крупные по размерам, сибирские иконы поражают внутренней напряженностью; неизъяснимой емкостью образа при внешней несколько даже суровой сдержанности они словно втягивают зрителя в ор­биту глубоких духовных переживаний. И в этом тоже своеобразие местного письма. Такова икона «Крещение» из Богоявленского собора. Там она находилась с момента его основания. Возможно, что ее автор — Никон Красовский, который в 30—40-е годы XVIII века исполнил для собора иконо­стас. Мощные, коренастые фигуры святых прочно связаны с землей. Их образный строй в сочетании с глубокими красно-коричневыми, темно-зеле­ными тонами, дополненными золотом, придает произведению особую торжественность и праздничность.


Деревянная скульптура

Наряду с иконописью, музейное собрание интересно представляет культовую деревянную скульптуру XVIII века, которая выполнялась, как правило, для сибирских церквей. Местные мастера научились прекрасно чувствовать природу дерева и обрабатывали его смело и изобретательно. Наряду с традиционным «Распятием» были популярны украшения скульп­турой Царских врат и иконостасов.
Если в «Распятии» XVIII века из Верхоленска поражает мощная пластика тела Христа, то совсем иной его образ в «Распятии» того же вре­мени из Крестовоздвиженской церкви. Здесь резчик передал (возможно, что и ненамеренно) этнический тип аборигенов Сибири. Черты лица — монголо­идные, состоянием умиротворенности и внутренней сосредоточенностью скульптура перекликается с образами буддийского пантеона. Простодушный образ Саваофа, благостно восседающего на облаке и с умилением взирающего на землю,— скульптура, некогда венчавшая ико­ностас одной из иркутских церквей. Трогательно сочетание незамысловатой пластики самой фигуры со стилевыми элементами барокко в виде рокайльных завитков доски-фона. Но самое, пожалуй, замечательное в этой скульптуре — та, быть может, несколько наивная чистота и искренность народной души, которую донес до нас из XVI11 века мастеровитый сибирский резчик, стараясь передать современникам и потомкам свое представление о Боге-отце.
Замечательны по своей экспрессии парные скульптуры Иоанна и Богоматери из композиции «Распятие», обнаруженные в Тайшетском районе. Запоминаются огромные, глубоко посаженные глаза Иоанна, исполненные затаенной боли. Причудливо сочетается здесь тщательная пластическая мо­делировка голов святых и та упрощенная манера резьбы складок одежды, что свойственна народной деревянной игрушке,— и в этом особое обаяние произведения.

Портретное искусство

В XVII — начале XVIII века в русском искусстве происходят про­цессы обмерщения, появляются так называемые парсуны («персоны») — первые портреты. В Сибири, наряду с портретами царей и епископов, часто Ил. 18    встречались изображения Ермака, разумеется, вымышленные, поскольку прижизненных его портретов не было. Этого мужественного и мудрого ка­зачьего атамана здесь очень почитали (и даже намеревались канонизировать) как первого русского, пришедшего с миссией освоения сибирских земель еще в XVI веке. В XVIII столетии Ермака писали по старому, хорошо, видимо, знакомому образчику (таких изображений сохранилось немало, есть например, и в Русском музее). Нередко этим занимались иконописцы.
В XVIII веке, когда русская культура становится более светской, интерес к человеческой личности приводит к расцвету портретной живописи. В портрете правительницы-регентши Анны Леопольдовны неизвестный художник непринужденно, вполне в духе искусства русского барокко, подчеркивает форму молодого лица, стройность фигуры, не забывая о гармо­нии серебристых тонов платья, об изяществе его легкого орнамента. Обаятельна мечтательно задумавшаяся Александра Павловна, дочь Павла I, на­писанная В. Л. Боровиковским. Неяркие, нежные краски пейзажа и одежды, мягкие полупрозрачные тени как нельзя лучше отвечают душевной тон­кости модели, а портрет в целом — идеям сентиментализма, которые разде­лял и сам художник.
С именем В. К. Шебуева связан подъем русского классицизма пер­вой четверти XIX столетия. Сохранилась его подготовительная работа «Моисей со скрижалями» к погибшей в годы второй мировой войны росписи плафона церкви Екатерининского дворца в Царском Селе. Суровая сдержанность Моисея, величавый поворот его могучей фигуры доносят до нас героический пафос классицизма; звучность локального цвета, мощные драпировки одежды, сложный ракурс указывают на глубокое понимание художником специфики монументального искусства.
Завоевания пейзажной живописи первой половины XIX века в области пленэра связаны с именем Сильвестра Щедрина, талант которого расцвел в Италии. «Вид Неаполя» в лунном свете романтичен, но это тот романтизм, за которым угадывается любовное изучение натуры. Знаменитые «террасы» Щедрина имеют почти жанровый характер: они оживлены отдыхающими людьми и вместе с тем наполнены свежестью морского воздуха, напоены негой пленительной итальянской природы.
Многогранны по характеристике портреты, созданные В. А. Тропининым. Музей гордится «Портретом неизвестного», написанным в период расцвета искусства художника, когда он, бывший крепостной, получил вольную. Образ привлекает особой душевностью, добротой. Внутренняя мягкость, уравновешенность портретируемого несут отпечаток обаяния лич­ности самого живописца.
Исполненный легким и лаконичным штрихом карандашный портрет военного работы П. А. Федотова относится к зарисовкам армейской жизни, хорошо знакомой художнику по многолетней службе в армии.
Довольно многочисленны в музее портреты сибиряков прошлого столетия: купцов, священнослужителей, чиновников, управляющих Восточ­ной Сибирью. Кисти талантливого, недавно открытого иркутского живописца Михаила Васильева принадлежит «Портрет иркутского епископа Ве­ниамина». Глядя на полотно, нельзя не обнаружить проницательного ума портретируемого, что соответствует сохранившимся сведениям о нем как о глубоко образованном и незаурядном человеке.Сочувствие к обездоленным, горечь и неподдельный юмор, живая наблюдательность — все это зритель находит в картине  И. Соломаткина «Утро у трактира». Едва забрезжил рассвет, а бедный люд уж собрался, в поисках тепла ожидая открытия трактира: понурые бабы с чайниками для кипятка, старик, переминающийся с ноги на ногу и похлопывающий себя от холода.Типажи очень достоверны. Убедительно передана точно подмеченная бытовая картинка из жизни городской бедноты.

Художники-передвижники

Наиболее полно музейное собрание представляет творчество пере­движников. Товарищество передвижных художественных выставок возник­ло в 1870 году и объединило в своих рядах лучших живописцев и скульпторов реалистического направления. Важнейшую задачу передвижники видели в том, чтобы донести свое искусство до широких масс: их выставки показывались во многих городах России.
Первая попытка подобного объединения художников-единомышлен­ников была сделана еще в 1863 году, когда во главе с И. Н. Крамским в Петербурге возникла Артель художников. Ее членами стали студенты-выпускники Академии художеств, которые отказались писать дипломные работы на предложенные им мифологические темы. Свободного выбора сю­жетов академическое начальство не разрешило. Участником этого «бунта 14-ти» был иркутянин Михаил Песков. По воспоминаниям И. Е. Репина, «товарищи считали Пескова самым талантливым среди них». Жизнь его оборвалась рано — он умер от туберкулеза в возрасте тридцати лет. В музее хранится его ранняя работа — портрет П. П. Сукачева с сыном Влади­миром; этот мальчик — будущий основатель Иркутской картинной галереи.
Портрет стал для передвижников той областью, где утверждался нравственный идеал эпохи. И. Н. Крамской в «Портрете Гаврилова» создает образ человека, духовно близкого художнику. Это, безусловно, представи­тель поколения шестидесятников, которые с убежденностью и страстью несли в народ идеи демократизма, социальной справедливости. Во взгляде изображенного читаются тот волевой характер, та сосредоточенность и на­пряженная работа мысли, которые выдают человека, бесконечно преданного своим идеалам.
Популярным светским портретистом во второй половине XIX века был К. Е. Маковский, хотя наряду с действительно удачными работами им было создано немало внешне виртуозных, но, по существу, салонных произведений. «Портрет генерал-губернатора Восточной Сибири графа Н.Н.Муравьева-Амурского» (1809—1881) — один из лучших в его творче­стве. Образованный, энергичный человек, истинный патриот, «либерал и демократ», как, негодуя, отозвался о нем Николай I (в 1846 году, еще за семнадцать лет до отмены крепостного права, граф Н. Н. Муравьев первым из российских губернаторов поднял вопрос об освобождении крестьян: девять помещиков Тулы подписали подготовленный им адрес царю). Муравьев-Амурский сыграл видную роль в закреплении за Россией Амурского края, за что и получил вторую, почетную, часть фамилии. Именно таким и изобразил его Маковский в портрете, заказанном петербургскому худож­нику в знак глубокого уважения к этой выдающейся личности.
Для передвижников важнейшим жанром стала бытовая картина, причем многие из них обращались к крестьянской теме. Настоящим «му­жицким» художником был В. М. Максимов — выходец из крестьянской семьи, хорошо знавший жизнь русской деревни. «Бедный ужин» — тому прекрасное свидетельство. Серовато-коричневая гамма полотна созвучна без­радостному, унылому содержанию картины. При этом художник несколько поэтизирует своих героев: здесь есть та теплота человеческих отношений, которая скрашивает тяжесть их жизни.
С обычаями старой сибирской деревни связана картина К. А. Савицкого «Беглые в Сибири (Христова милостыня)». Глубокой зимней ночью беглые каторжане прокрались к крайней избе: здесь местные жители остав­ляли для них пищу — когда из сострадания, а иногда просто из страха. Свет луны заливает снежное пространство с причудливыми ночными теня­ми и неясными силуэтами людей. Примечательно, что Савицкому позиро­вали друзья-художники, а в беглом каторжнике, стоящем у самой избы, автор изобразил себя.
Картиной «У тюрьмы» С. В. Иванов, представитель младшего по­коления передвижников, продолжает крестьянскую тему в русском крити­ческом реализме. Даже не зная названия, зрители передвижных выставок, видя одинокие фигуры женщины и мальчика у острожного частокола, по­нимали, какую большую тему затрагивает художник. «У него нет краси­вой лжи, у него есть то, что много дороже: он красив в своей правде»,— сказал о нем Л. И. Толстой.
Одна из вершин передвижничества — искусство И. Е. Репина. Му­зей гордится его «Нищей (Девочка-рыбачка)» — лучшим произведением ран­него периода творчества художника. Маленькую француженку Репин встре­тил в окрестностях Вёля в Нормандии, где работал как пенсионер Академии художеств. По собственному признанию Репина, девочка напомнила ему обездоленных детей его родины. Особая сердечность чувствуется в том, как передана на холсте эта хрупкая, беззащитная фигурка. Кисть художника точно и свободно пишет ее на фоне голубого неба, пожелтевшего поля. И все вместе пронизано светом и воздухом — именно в эти годы Репин по­знакомился с пленэрными открытиями импрессионистов.
Выразительный этюд В. И. Сурикова «Солдат с ружьем» к изве­стной картине «Переход Суворова через Альпы» напоминает о подвиге рус­ской армии в 1799 году. Метко схваченное здесь психологическое состояние солдата перед рискованным спуском со снежной горы послужит в работе над картиной созданию обобщенного образа стойкости русского воина.«Христос и грешница»—одна из главных композиций В. Д. Поле­нова, предварившая серию картин «Из жизни Христа», где художник ста­вит философские, нравственные проблемы. «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень»,— скажет сейчас Христос неистовствующей толпе. Поленов хотел быть исторически убедительным: путешествуя по Палестине, он в многочисленных этюдах изучает пейзаж, архитектуру, типа­жи, одежды. Но его законченная картина заключает в себе не только исто­рическое содержание, но и пафос борьбы с обскурантизмом, и проповедь нравственной терпимости, гуманности как одного из условий высшей ду­ховности — то есть все то, что волновало русское общество рубежа XIX— XX веков.
Наибольшую известность среди близких передвижникам мастеров получил М. М. Антокольский. Несколько его произведений в музее относятся к разным периодам творчества. Лучшее же среди них — «Иван Грозный». Это уменьшенное авторское повторение скульптуры, хранящейся в Государ­ственном Русском музее, выполнено художником в Италии. Русский царь изображен здесь наедине с собой, в момент горьких раздумий: он мучи­тель и мученик одновременно.
Именно передвижникам принадлежит честь создания в живописи «портрета» родной природы (хотя, конечно, и до них русские художники обращались к национальному пейзажу). Для некоторых из художников пей­заж стал главной привязанностью, а то и единственной страстью. «Я верю, что настанет время, когда вся русская природа, живая и одухотворенная, взглянет с холстов русских художников»,— эта мечта Шишкина претворяет­ся в реальность всеми последующими поколениями русских пейзажистов. Один из излюбленных мотивов самого художника — «богатыря русского леса», как его называли друзья по Товариществу,— могучие сосны в теп­лом свете. Даже в камерном мотиве у него всегда столько подлинной мощи, величия и, кажется, самой души русской природы, что на полотне возникает эпический образ Родины.

Союз русских художников

Многочисленны в музейном собрании пейзажи мастеров Союза русских художников, объединения, возникшего в Москве в начале XX века Усиливая лирическую сторону русского пейзажа (по словам К. Коровин; в нем «должна быть история души»), художники опирались, безусловно и на живописные открытия французских импрессионистов. Изображения русских деревень, полей, лесов подкупают в их полотнах свежестью свое приятия и большей, по сравнению с передвижниками, динамичностью колористических решений.
Любимая тема С. Ю. Жуковского — осенняя природа. Он умеет передать то сложное ощущение, которое она вызывает: даже радостная, несет в себе ноту грусти. В «Осени» Жуковского, с ее сочными красками, прекрасно передана и густая синева неба, и ощущение прохладной прозрачности воздуха.
Деревенские мотивы Л. В. Туржанского отличаются уверенной, хотя и тяжеловатой пластичностью. В экспрессивных, динамичных мазках «Весны в западном крае» по-новому раскрывается тема земли, проснувшейся после долгого зимнего сна и начинающей дышать под первыми лучами солнца.
Картина Е. М. Чепцова «Соседки» написана в Италии. Сюжет ее незамысловат. Живописец блестяще передает сияние ослепительного летнего дня, нельзя не залюбоваться тем, как солнечные лучи, играя, скользят по лицам и фигурам женщин, как едва колышутся листья под легким ветер­ком. При этом здесь есть ощущение национального своеобразия моделей, особого колорита жителей этой южной страны.
Б. М. Кустодиеву, ярко запечатлевшему патриархальную Россию с ее ярмарками, масленицами, веселыми свадьбами, принадлежат также острые психологические портреты современников. Один из них — портрет И. К. фон Мекка, председателя правления Московско-Казанской железной дороги. Этот человек был страстным коллекционером, и Кустодиев не слу­чайно изображает его в кабинете, украшенном картинами и скульптурой.
Выдающимся явлением русского искусства рубежа XIX—XX веков стало творчество М. А. Врубеля. В его сказочных, былинных персонажах причудливо переплетаются реальность и фантастика. Образ Мизгиря, чужеземного купца, навеян оперой Н. А. Римского-Корсакова «Снегурочка». Ко­лористическое богатство этой поливной майолики ассоциируется со сверкаю­щей, переливающейся, словно драгоценные камни, живописью Врубеля.
Музей располагает интересной коллекцией советского искусства. Бурное, суровое время революции, происходящие в стране перемены та­лантливо передавались мастерами, чей творческий опыт сложился еще до Великой Октябрьской социалистической революции.  На переломе двух эпох изваян А. С. Голубкиной «Рыцарь»—воплощение детской беззащитности и вместе с тем романтической взволнованности, одухотворенности. Талантливая ученица Родена умела оживить и бронзу и мрамор, тонко чувствуя природу каждого материала.
«Утром новой жизни» представлялась революция К. С. Петрову-Водкину. В картине «У серебряного ключа» ясные очертания обнаженных фигур мальчиков находят множество повторов в композиции — в плавности линейных ритмов, светлой чистоте красок, воплощая извечную мечту о гар­моничном мире, о естественной жизни человека в единении с природой.
Высокая живописная культура отличает работы С. В. Малютина, А. В. Куприна, В. В. Рождественского, И. Э. Грабаря, Н. М. Ромадина, В. Ф. Стожарова, которыми располагает музей.
В годы Великой Отечественной войны и в послевоенное время полно раскрылось дарование А. А. Пластова. Картина «Ужин трактористов» из серии «Люди колхозной деревни», за которую художник получил Ленинскую премию, бесспорно одна из лучших. Пластов прекрасно знал деревенскую жизнь и умел поэтически осмыслить труд советского крестьянства. Созву­чие чувств героев, их органическая связь с землей, эпическое звучание по­лотна в целом — ключ к пониманию образного строя картины Пластова. В натюрморте «Плоды каменистых склонов Арагаца М. С. Сарьян
создает символически-обобщенный образ Армении. Его картина — гимн че­ловеку, сумевшему вырастить на голых склонах гор такое богатство.

Современное искусство Сибири

Особое внимание при комплектовании коллекции музея иркутяне уделяют современному искусству Сибири. Живопись, графика, скульптура, декоративно-прикладное искусство сибирских, в частности иркутских, ма­стеров отражают общие процессы развития советского искусства. Худож­ников волнует история края, проблемы его сегодняшнего дня. Красота си­бирской земли, ее просторов, неповторимость прибайкальского пейзажа и Приангарья — вот тема, к которой вновь и вновь возвращаются иркут­ские мастера.
Старейшие иркутские художники К. И. Померанцев, Н. А. Андреев, Б. И. Лебединский активно участвовали в художественной жизни города уже в первые годы Советской власти. Разносторонне одаренный К. И. По­меранцев — живописец, рисовальщик, скульптор, этнограф — был и первым хранителем музея. Одно из лучших его произведений — «Легенда о Бай­кале»,— лаконичное по языку и напряженное по цвету эпическое повест­вование. Н. А. Андреев связал свое творчество с северным краем, Якутией. Как картина о жизни человека, живущего в тесном единении с природой, и одновременно как психологически выразительный портрет старого якута    воспринимается его полотно «Тимэхсит» (по-якутски тимэхсит — мастер,
делающий пуговицы). Достоверность в передаче конкретных деталей соединяется у Б. И. Лебединского («Багульник в Саянах») с поэтическим об­общением: ярко цветущий багульник по склонам спускающихся к Байкалу гор — один из неповторимых по красоте пейзажных мотивов этих мест. Многочисленные литографии Лебединского утвердили за ним славу певца Байкала и старого Иркутска.
Музей хранит все наследие талантливого иркутского художника А. П. Жибинова — более двухсот картин и рисунков подарено его вдовой. Несомненное воздействие на раннего Жибинова оказала не имеющая анало­гов в мировой живописи творческая концепция аналитического искусства ленинградского художника П. Н. Филонова (1883 — 1941), который считал, что «картина должна расти, как дерево»: из микромодуля, от абстрактной «единицы действия» (капилляры, сосуды, просто точки, квадраты), от бес­предметности — к предметному миру. Сначала создавать, потом разрушать, и так бесконечно. Реализуется это в одной системе координат: предмет воз­никает и исчезает в одной точке пространства. Этот способ «выращивания» формы из абстрактной монады до организации предметного мира во всем его многообразии (и наоборот) сродни самому таинству творения жизни — таким образом художник выступает как Создатель, Творец, Демиург. Глубина философского обобщения в «Красной армии», граненая отчет­ливость каждой детали, скульптурность лиц и фигур — все элементы этой сложной живописной системы подчинены одной цели — передать напряжен­ные размышления художника о своих современниках. Плотность, актив­ность заполнения композиции неадекватными, неоднозначными фигурами создает впечатление неотступной лавины. В этом видится предчувствие ху­дожником драматических событий грядущего и его предостережение: доста­точно вспомнить, что работа создавалась в тревожное как для Советской Рос­сии, так и для Западной Европы время: надвигался общий враг — фашизм.
В той же творческой манере создается совсем иная по настроению картина. В «Девушке с голубем» («Портрет художницы М. Е. Шестаковой») Жибинов, кажется, воплощает свою мечту о человеческом совершенстве. Поэзию повседневности, тревожные размышления о сегодняшней на­шей жизни заключают в себе портреты, пейзажи, натюрморты современных иркутских художников. Прощание с Иркутском «уходящим» — в «Автопортрете» В. Кузьмина. Покаяние перед трагической красотой расстрелянной птицы — в «Натюрморте с глухарем» Г. Новиковой. Затерянность человека в «прекрасном и яростном мире», щемящее чувство одиночества в пастели «Байкал. Поселок Хужир» С. Гаращук; художнице вообще присуща планетарность пространственного мышления даже в камерных пейзажных мо­тивах, и это, кажется, роднит ее графику с прозой Платонова, Айтматова.
Коллекция русского и советского декоративно-прикладного искусства особенно интересна изделиями из серебра, стекла, фарфора рубежа XIX— XX веков. Серебряный сервиз петербург­ской фабрики братьев Грачевых (конец XIX в.). Нарядно сочетание драго­ценных материалов — слоновой кости с серебром и позолотой, дополненное пластическим орнаментом в стиле модерн: несколько нарочитые, натурали­стически выполненные, с изломанной линией стебля розы.
В Сибири особенно славилась фабрика И. Д. Перевалова, основанная недалеко от Иркутска в конце XIX века (в настоящее время это Хайтинский фарфоровый завод). Уникальное месторождение глины позволяет получать светлый и тонкий черепок фарфора. Своеобразные формы чайного сервиза «Еловая шишка» иллюстрируют стремление иркутских мастеров конца XIX века к созданию своего стиля. Здесь удачно использован сибирский мотив; белизна фарфора деликатно оттенена золотом декора.

Западноевропейское искусство

Собрание западноевропейской живописи музея невелико, но включает произведения крупных мастеров. Сформировалось оно в последние десяти­летия, главным образом благодаря дарам отечественных коллекционеров. Гордость раздела итальянской живописи — картина «Сивилла». Ученик братьев Карраччи, основавших в Болонье первую в Европе Академию художеств, Доменико Цампьери, прозванный современниками Доменикино, в своем творчестве следовал эстетике зарождающегося академизма. В «Си­вилле» четкий и совершенный рисунок гармонично согласуется с благород­ной сдержанностью колорита. В кругу великого Пуссена исполнено полотно «Избрание апостолов» (картина приписывалась самому Пуссену). Евангель­ский сюжет о призвании Христом в ученики братьев-рыбаков воплощается в строгой, ясной композиции. Величественные позы и сдержанно-благород­ные жесты персонажей служат раскрытию идеи Пуссена о разумности и осмысленности поступков человека.
Жемчужина музейного собрания — картина замечательного голлаидского художника-караваджиста начала XVII века Хендрика Тербрюггена «Увенчание Христа терниями». Этот холст поражает внутренней силой выра­зительно написанных образов, чему способствует и характерная для караваджизма композиция — крупные фигуры на темном, лишенном глубины про­странства фоне. Но вместе с тем, здесь нет того жесткого контраста света и тени, который типичен для многих произведений представителей этого направления. Неяркий свет в картине освещает сцену мучений Христа пе­ред казнью, мягко скользит по лицам, фигурам, затухая в складках одежд. Примечательно, что в Советском Союзе имеются только две картины Тер­брюггена: кроме «Увенчания Христа терниями» Иркутского музея, вто­рая — «Концерт» — хранится в Государственном Эрмитаже.
Фламандскому художнику XVII века Герарду Сегерсу принадлежит жанровая сцена «Игроки». Она написана в ранние годы творчества жи­вописца. Это единственное его известное нам полотно на бытовой сюжет; как правило, Сегерс писал композиции на религиозные темы.
Интересны пейзажи голландских мастеров XVII века. Типичный уголок «Городская набережная», где великолепно передан влажный морской воз­дух. Каждой деталью художник утверждает неповторимость материального мира: шероховатость отсыревших стен, неяркий свет пасмурного дня. И все это объединено сдержанным зеленовато-охристым колоритом.
Искусство крупнейшего мастера второй половины XVII века Ни­коласа Берхема тесно связано с итальянизирующим направлением в голланд­ском искусстве. В «Сельском пейзаже» под пышными кронами деревьев жи­вописец рисует идиллическую пастушескую сценку. Золотисто-коричневый тон картины доносит до нас ощущение теплого итальянского дня.
Стремление художников передать жизнь в ее многообразии прояви­лось в XVIII веке в рождении нового жанра — ведуты, городского пейзажа, к которому первыми обратились венецианские мастера.
В их полотнах Венеция — праздничная, нарядная и Венеция будней, как в картине Микеле Мариески «Большой канал в Венеции». Прозаично и обыденно выглядят канал и набережная, пропитанные сыростью дома. Но ритмическое расположение гондол на реке, рябь воды, отражение домов в канале наполняют пейзаж мимолетным движением. Приглушенные серо- голубые краски неба и коричнево-рыжеватые домов усиливают общее на­строение почти дремотного покоя. Все в полотне говорит о неторопливом течении жизни старинного города.
Черты немецкого романтизма с присущими ему погруженностью в ме­ланхолию, интересом к рыцарскому средневековью проявились в превосход­ном полотне К. Ф. Шинкеля. Тают вдали гряды гор, вызывающие в памяти поэтичные пейзажи К. Д. Фридриха. Под сенью фантастического и, кажет­ся, мудрого дерева собралось благородное общество рыцарей и кавалеров, присягающих королю.
Почти забытый теперь, но блиставший некогда на выставках па­рижских салонов П. Л. Гроллерон не только документально воспроизводит в «Эпизоде из франко-прусской войны» внешний облик солдат отступающей французской армии войны 1871 года, но и драматизирует некоторые де­тали, призванные возбуждать патриотизм его соотечественников. Это, безу­словно, одно из типичнейших созданий французской батальной живописи конца XIX века.

Восточное искусство

Иркутский музей располагает очень богатой коллекцией восточного искусства, основой для которой послужило собрание отдела народоведения музея при Восточно-Сибирском отделе Русского географического общества (ВСОРГО).
Произведения из фарфора, керамики, металла, дерева, кости и камня; ткани, живопись на шелке, графика Китая, Японии, Индии ярко характе­ризуют основные пути развития традиционных видов искусства этих стран.
Прекрасным образцом китайского фарфора может служить сосуд конца XVIII века — традиционной росписи «доу цай» (борьба цветов), соче­тающей подглазурную роспись кобальтом с надглазурной яркими эмалевыми красками. Декоративная ваза конца XVII — начала XVIII века расписана в гамме «зеленого семейства». Изящество ее формы подчеркнуто богатством и разнообразием мотивов орнамента, туловоap опоясывают драконы, на­ходящиеся среди гроздей винограда.
Ценная часть музепной коллекции японского искусства — прослав­ленная гравюра на дереве второй половины XIX века. Этот жанр характери­зуется приверженностью к традиционным художественным методам и те­мам реалистической школы, воплотившей идеологию городских масс. Архаизация форм и сюжетов, любование старинными обрядами, костюмами, бытом вне связи с конкретным временем сказалось в декоративности гра­вюры, ее красочности. В листе Тоёхары Кунитики «Трио знатных дам» живописное начало преобладает над графическим. Традиционный жанр укиё-э — бидзин-га (красавицы) — морализующе преломлен в гравюре Гинкоиз серии «Зерцало знаменитых женщин прошлого и настоящего». Сюжеты листов, рассказывающие о женской верности, влюбленности подтверждаются, как правило, иероглифической надписью в верхней части листа. Повествователыюсть мотивов японской гравюры этого времени (лист Ёсю Тиканобу «Кошка — призрак из Сага»), использование традиционной символики нахо­дят объяснение в тесной связи графики с литературными источниками и театральными представлениями в Японии.
Среди миниатюрных скульптур — нэцкэ — хотелось бы выделить «Мальчика с масками», вырезанную из кости. Эту вещь отличает наблюдатель­ность и присущий мастерам этого жанра легкий юмор. Небольшой размер скульптуры гармонично согласуется с компактностью формы, мягкостью округлых очертаний.
Традиционный вид декоративно-прикладного искусства Японии — керамика — ив XIX веке не теряет связей с народными истоками, уходящими в глубь веков. Простота и изящество, сдержанная и вместе с тем изыскан­ная гамма росписи характеризует чашечку в форме пиалы. Известному фарфоровому производству Кутани принадлежит скульптура бога благопо­лучия и счастья Хотэя, ярко расписанная с применением кинрадэ (кии в переводе с японского — золото). Круглолицый, с бритой головой и огром­ным животом, улыбающийся Хотэй наглядно воплощает неистощимый оп­тимизм и народный юмор.
Современные японские художники, лауреаты Международной премии мира, Тосико и Ири Маруки подарили музею более двадцати своих рисун­ков. Лист «Обнаженная» Тосико Маруки — набросок к знаменитой серии «Ужасы Хиросимы». Беззащитность фигурки девочки выявляется живо­писностью штриха, мерцающим фоном и воспринимается как своеобразный символ хрупкости окружающего мира.
Особая часть коллекции восточного искусства — скульптурные и жи­вописные произведения, изображающие божества буддийского пантеона. Опре­деленное положение корпуса, рук, пальцев, наличие тех или иных атрибу­тов и их значение освящены иконографической традицией, каноном. Скульп­тура милосердного божества — Белой Тары — представляет ее погруженной в глубокое созерцание и состояние умиротворенности. Индивидуальные, портретные черты угадываются в каноническом изображении ламы. При­мечательно, что эти произведения буддийской пластики выполнены в таких недолговечных, в отличие от традиционной бронзы, материалах, как глина н папье-маше, редко встречающихся в музейных собраниях. Устрашающее божество Махакала, призванное карать врагов веры, изображено с харак­терной экспрессивностью образа. Высокий художественный уровень жи­вописи на шелке «Белая Тара» позволяет говорить об уникальности этой ламаистской иконы.
Коллекция восточного искусства в Иркутском музее — самая значи­тельная: она насчитывает две с половиной тысячи произведений..

Источники

  1. А.Д. Фатьянов. Вступительная статья. // Сокровища Иркутского художественного музея. Огородникова Т.П.  Аврора, 1989.

Выходные данные материала:

Жанр материала: Отрывок из книги | Автор(ы): Фатьянов А. Д. | Источник(и): Сокровища Иркутского художественного музея. Огородникова Т.П. Аврора, 1989 | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 1989 | Дата последней редакции в Иркипедии: 06 апреля 2015

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.

Материал размещен в рубриках:

Тематический указатель: Книги | Иркутск | Библиотека по теме "Культура" | Библиотека по теме "Искусство"