Собирательство у бурят // «Буряты. Серия: Народы и культуры» (2004)

Собирательство, как и охота, составляло часть хозяйственной деятельности бурят на протяжении многих столетий.

При малой развитости земледельческой культуры растительные компоненты пищевой цепи номадов компенсировались собирательством. Этот вид природо­пользования восполнял жизненноважные потребности организма человека в угле­водах, минеральных солях и пр. Без особых вариаций в номенклатуре собиратель­ство было распространено у всего этноса. При этом экологической нишей для дан­ного вида занятий была в основном степь, в отличие от собирательства русского населения Сибири, более тяготеющего к тайге (Жамбалова. 2000. С. 90-95).

В сентябре буряты собирали запасы мышиных нор (ургэн), состоящие из лу­ковиц лилии (сараана), корневищ и плодов других растений. Разыскивать мышиные норы, достаточно легко, так как они видны наметанному глазу и легко про­стукиваются ногой или специальной палкой. Ямы располагаются обычно неда­леко друг от друга, а один склад может содержать около полуведра корневищ и зерен. По количеству запасов собиратели оценивали богатая или бедная попа­лась мышь (баян хулгана, угытэй хулгана), а процесс собирательства называл­ся ургэн неэхэ, что в переводе означает "открывать мышиные запасы". Собира­тельство путем экспроприации мышиных кладовых давало ощутимые результа­ты, поэтому к данному занятию относились достаточно серьезно.

Окинские буряты для сбора кореньев из мышиных нор отправлялись в от­даленные предгорные степные пространства. Мужчины и женщины добирались до места на лошадях, брали для пропитания мясо целой овцы, там жили некото­рое время. Тайники находили легко, простукивая землю ногой или палкой. За­тем окапывали их со всех сторон и забирали добычу. Коренья складывали в ко­жаные мешки (уута), дома их сушили и провеивали, чтоб очистить от земли, хранили в сусеках.

Наблюдения П. С. Палласа о собирательстве у тунгусов и бурят, проживаю­щих между Ингодой и Аргунью, являются ценными свидетельствами о больших размерах и важном значении данного вида занятий для людей XVIII в. Он пишет: "Мыши учреждают для запасу особливые каморки, кои наполнены весьма чис­то облупленными корешками ... часто в мышином запасном анбаре до восьми и до десяти фунтов чищенного корня вынимают, а таковых магазеин при том гнез­де три, четыре и более бывает ... гнезда узнать можно по ямкам в дерну и по ды­рам, вставшим от вытащенных кореньев... " (Паллас. 1788. С. 265). Далее он об­разно продолжает: "Маленькое сие животное трудами своими нигде столько не полезно, как здесь в Даурии и в других местах Восточной Сибири, где хлеб не се­ют: там языческие народы поступают с оными так как вотчинники лихоимцы со своими мужиками. Отнятого у мышей запаса им становится в пищу на целую зи­му" (Паллас. 1788. С. 267).

Еравнинские буряты считают, что в мышиных складах хранятся разные лу­ковицы и все съедобные. Возможно, кроме луковиц лилии, больше распростра­ненных в степном ареале, в экологической нише высокогорья Саян больше рас­пространен мэхэр. В словаре мэхэр переводится как гречиха живородящая; гре­чиха горец, растение, употреблявшееся в пищу. По рассказу информатора, проживавшего в 60-е годы XX в. в с. Санага Закаменского района, все подрост­ки этого села с весны до осени подкармливались собирательством. Так, весной они собирали корни мэхэра, которые вполне заменяли им сахар. В июне произ­водили сбор лука и чеснока, чуть позже корней сараны, ягоды и пр.

Перед употреблением луковицы, коренья и все содержимое мышиных скла­дов, включая зерно, тщательно промывали в нескольких водах. Отваривали в воде, а когда хорошо разварится, воду сливали. Затем добавляли или арсу, или сметану, или масло и немного муки. Получалась растительная еда типа каши, ко­торую еравнинские буряты называют урмэн. Специально выкопанные при по­мощи железной копалки с деревянной ручкой, имеющей поперечину для упора ногой, луковицы лилии используют для приготовления другого блюда (зохтэ арса, тибhэнтэ арса). Очищенные и промытые луковицы кладут в кисломолоч­ный продукт (арса), вываривают, заправляют мукой и доводят до кипения. Их также наряду с корневищами горца живородящего, ревеня гобийского, гусиной лапчатки буряты, как и монголы использовали в качестве приправы к мясу (Жу­ковская. 1988. С. 77).

Буряты собирали корни растения гэшэгэнээн (по К.М. Черемисову - на­звание растения со съедобными корнями), которые хорошо промывали и употребляли в пищу. В сыром виде едят корни растения шамарhан (по К.М. Черемисову - съедобный корень). Бабушки учили детей искать их в кустарни­ках, во влажных, болотистых местах. Этот корень обычно собирали во время пастьбы скота. Если пастухи находили их, то возвращались домой сытые. М.Н. Хангалов называет съедобные растения, в том числе оегоно, засушен­ный корень которого замещал муку. А также растения, служившие приправа­ми (Хангалов. 1958. Т. I. С. 18).

Вероятно, буряты, также как и монголы, употребляли в пищу дикий тмин, ревень, семена сульхира, верблюжатника. Стебли ревеня ели печеными, сдаб­ривая пенками. А муку хранили впрок в прожаренном виде, ее употребляли либо разводя в чашке с горячей водой, либо перемешивая с маслом (Викто­рова. 1980. С. 30).

Известно, что монгольские народы собирали зерна диких злаков и получали из них муку крупного помола. Эту муку поджаривали с маслом и добавляли в чай. Буряты любили такой чай. Кроме того, ольхонские буряты варили из сме­таны с добавлением жареной муки своеобразный саламат (борэнхи), который используют в обряде призывания души. В словаре этому соответствует слово "боорэнхы" круглый, шарообразный. Чтобы сделать круглую лепешку бомхой, зерно толкли в высокой ступе, замешивали в молоке. Буряты любили мясной суп, заправленный целыми зернами. Для этого его ставили в русскую печь пос­ле выпечки хлеба. Этот суп готовили и на очаге.

Лук и чеснок буряты собирали в степи. Здесь в разнотравье растет дикорас­тущий чеснок (гоогоhон, гоогол). Дикий лук (мандиhан, мангир) растет в пред­горьях (хаабсагайда) и по берегам Байкала. Лук и чеснок в большом количест­ве собирают, солят в бочонках или сушат. В качестве чая в сентябре буряты за­готавливают листья шиповника (ургэнэ). Их рвут руками в кожаных рукавицах, затем сушат в остывающей русской печи. После этого листья разминают в по­рошок и хранят в хлопчатобумажном мешочке. Имелись и другие растительные заменители чая. По нашим сведениям, при заготовке эрзац чая буряты иногда его прессовали, придавали ему форму прямоугольной плиты. По всей видимо­сти, суррогаты из местных растений употребляли из-за дороговизны или отсут­ствия настоящего чая. Вероятно, эти разновидности чая носили профилактиче­ский, лечебный характер и увеличивали поступление необходимых организму микроэлементов и были направлены как дополнительное средство на система­тическое восстановление и стимуляцию сил. Это предполагает знание лекарст­венных особенностей растений.

Не останавливаясь специально на этой отдельной теме, хотелось бы описать использование в лечебных целях ствола шиповника (ургэнэ модон). Его собира­ют в мае, для мужчин (мальчиков) берут ствол с одним чистым стволом по ана­логии с фаллосом, а для женщин (девочек) — с разветвлением, как бы раздвоен­ный. Отвар из этого ствола дают детям при росте зубов, стоматите, простудных заболеваниях и болезнях горла. Отвар готовят отдельно мальчикам и девочкам. В каждой бурятской семье, имеющей детей, хранятся эти сборы.

Если окинские буряты находили в Саянах женьшень (хун орхоодой, ноен орхоодой), то натягивали над ним палатку и держали семь дней, затем корень бра­ли ночью специально для определенного человека, приговаривая: "Пусть этот человек вылечится, а тот пусть умрет", имея в виду сходство корня этого расте­ния с человеческой фигурой.

Современные еравнинские буряты при замешивании песочного теста для ле­пешек (бова) стараются класть в него вместо соли собранную в солончаковых степях натуральную соду (хужар, марса). Предбайкальские буряты, возможно, также подсаливали лепешку бомхой (Жамбалова. 1991. С. 114). Буряты счита­ют, что эта соль дает особый, пикантный вкус кондитерскому изделию. П.С. Паллас отмечал, что "...На обсохшем озерном дне лежит множество белой горьковатой соли, которую буряты собирают под именем хужир и варят ее со своим чаем, чтоб придать ему довольную густоту. Однако не все горькие соли буряты любят; в случае же оные недостатка употребляют по нужде острейшую березовую золу (шулта)" (Паллас. 1788. С. 239).

Из ягод буряты раньше собирали черемуху (мойhон), растущую по берегам рек, и делали из нее муку, хорошо сочетающуюся с молочными продуктами. Также они собирали землянику (зэдэгэнэ), бруснику (алирhан) и другие ягоды. Более широкое развитие сбора брусники, вероятно, связано с ареалом ее рас­пространения не только в таежной зоне, но и в лесах и на опушках, а также с поздним временем созревания, когда ее можно хранить без дорогостоящих кон­сервантов, просто замочив или заморозив. Кедровые орехи, видимо, буряты раньше не заготавливали. Здесь, правда, мнения информаторов разделяются. Ольхонские, окинские и еравнинские буряты за орехами ходили редко. Видимо, также они не заготавливали черемшу, по крайней мере в таких размерах как русские Забайкалья, которые занимались ее промышленным сбором и возами отправляли на горные рудники и заводы рабочим (Лебедева. 1981. С. 310). У сов­ременных бурят налажен промысловый сбор кедровых орехов, черемши и ягод.

Как видно, собирательство бурят в большей степени осуществлялось в степ­ной зоне. Эта оптимальная форма системы питания за счет природных богатств освоенной экологической ниши была заимствована от бурят русскими. Русские крестьяне Забайкалья как и буряты заготавливали луковицы лилий и отыскива­ли кладовые сусликов и мышей. Зимой они парили луковицы в печах, положив в глиняный горшок или чугун. К праздничному столу луковицы запаривали в мо­локе (Лебедева. 1981. С. 311-312).