Пушной промысел и торговля коренного населения северных округов Иркутской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. // «Сибирский город в XVIII - начале XX вв.» (2006)

Пушной промысел коренного населения Иркутской губернии развивался в северных округах края. Основными промысловыми видами пушнины являлись лисица, белка и соболь.

Лисица образовывала несколько форм, отличавшихся по разме­ру и окраске меха. На всем пространстве промысловых районов северных округов Иркутской губернии добывались лисицы редких цветных вариаций. Это, прежде всего, чернобурые лисицы, сереб­рянки, сиводушки. В качестве главной закономерности распростра­нения лисицы на территории промысловых округов Иркутской губернии можно определить то, что густота окраски слабела, а структура меха ухудшалась по мере распространения промыслового вида с севера на юг¹. Преобладающей являлась лисица красная, имевшая вариации в окраске меха, от насыщенного рыжего (огневки) до бледно-рыжего цвета. Бледно окрашенные лисицы, были известны в мехоторгоале под названием «желтых», добывались чаще всего в северо-западных промысловых районах Иркутской губернии².

Изменение районов промысла лисицы зависело от количества корма животного. Анализ архивного источника позволяет сделать вывод, что на широкое распространение лисицы на территории се­верных округов Иркутской губернии оказывал влияние фактор сезонных ми фаций пушного животного из тундровых в лесные зоны³.

Основным орудием промысла лисицы в исследуемый период являлся черкан, подобно капкану защемлявший зверя. Механизм был представлен в виде деревянного лука с тетивой. Черканы уста­навливались в вертикальном положении у нор или лазов зверя так, чтобы верхняя часть перекладины у рамы приходилась вровень с землей или поверхностью снега. Основным преимуществом черка­на являлось то, что он изготовлялся непосредственно на месте про­мысла, мог легко переноситься⁴.

Особенность промысла лисицы заключалась в том, что кроме черканов использовался метод добывания зверя из норы при помо­щи дыма и расщепленной палки. Охотник просовывал в нору рас­щепленную палку и закручивал на нее шерсть зверя. Лисица при­жималась к палке, а охотник постепенно ее вытаскивал из норы. Практиковалось также выкуривание лисиц из нор⁵.

Белка населяла всю лесную зону северных округов Иркутской губернии. На протяжении обширной области своего распростране­ния белка образовывала ряд форм. Основу сибирской торговли пушниной составляла белка. Соответственно, беличий промысел коренного населения в исследуемый период являлся приоритетным направлением промысловой деятельности. Охота на белку осуще­ствлялась как индивидуальными промышленниками, так и неболь­шими артелями. Эффективность беличьего промысла определяла экономическое благосостояние коренного населения края и тенден­ции развития торговли данным видом пушного товара⁶.

Основными самоловными орудиями беличьего промысла были плашки и петли (силки). Плашки напоминали по способу действия пасти⁷.

Некоторые особенности промысла белки коренным населением северных округов Иркутской губернии содержатся в архивном ис­точнике. Выписка о делах сибирских инородцев за 1852 г. свиде­тельствует, что количественный размах колебаний численности белки был настолько большим, что суточная добыча одного охотника в исследуемый период, достигала иногда 20–25 и даже 40 белок. Да­лее в документе имеется указание на то, что добыча белки в неуро­жайные годы падала до единиц. Соответствующим образом изме­нялась и годовая добыча на ружье в одной и той же местности. В лучший год промысловик добывал за сезон 500–800–1000 или даже 1500 штук белок, а в худший – несколько десятков, иногда 30–40 штук, что равнялось всего лишь суточной добыче в хороший бели­чий год⁸. Анализ сведений, содержащихся в источнике, позволяет предположить, что в лесных районах, где доход от «белкования» составлял 75–90 % всего дохода от охоты, эти колебания численно­сти зверька играли огромную роль в жизни промыслового населе­ния.

Колебания промысла белки в отдельные периоды зависели от таких природных факторов, как урожай семян хвойных древесных пород. Обычно массовое появление белки следовало непосредственно за годом обильного урожая семян хвойных пород. Хороший про­мысел совпадал с годом малого урожая семян, малым количеством кормов для белки. Это объясняется тем, что у хвойных пород за годом обильного семяношения следует несколько лет, неурожай­ных на семена. Сильно размножившаяся белка не находила себе достаточно корма и начинала кочевать⁹. Данные факты объясняют динамику поступления беличьего товара на ярмарки. Анализ по­ступления беличьего товара из промысловых районов северных ок­ругов Иркутской губернии на Ирбитскую ярмарку обнаруживает следующую тенденцию. В период 1881–1885 гг. происходит паде­ние поступления на ярмарку белки. Увеличение привоза белки на ярмарку наблюдается в 1886–1894 гг. Новый спад в промысле и поступлении беличьего товара на ярмарку отмечается в 1895–1908 гг. Период 1909–1914 it. характеризуется постепенным увеличением привоза белки¹⁰. Таким образом, наблюдается систематичес­кая смена периодов падения и роста поступления белки на Ирбит­скую ярмарку.

Особое положение среди всех промысловых животных северных округов Иркутской губернии занимал соболь. Высокий спрос на мех соболя на рынке обуславливал тенденции развитая пушного промысла коренного населения края. Во II-й половине XIX в. соболь в северных промысловых районах Иркутской губернии сохранился в небольшом количестве. Произошло перемещение районов про­мысла соболя в труднодоступные местности, что усложнило его добычу. Данный процесс обусловил повышение стоимости меха соболя, удорожание промысловой деятельности, которая стала дос­тупна только технически оснащенным охотникам. В отличие от белки, населявшей в большей степени всю тайгу, соболь, в таежных местностях селился по берегам горных речек и ручьев. То есть, необходимым условием распространения соболя в северных про­мысловых районах Иркутской губернии было наличие горных мас­сивов. Такая особенность размещения соболя обуславливалась при­родным стремлением животного сохранить свою популяцию за счет отхода в места недоступные для человека. В естественных условиях других врагов у соболя не было. Низменные пространства в совокупности с мягким климатом влияли на формирование соболей со светлой шерстью и значительным размером шкурки. Северные, гористые районы определяли распространение темных соболей, с блестящей шерстью, высоко ценимых в пушной торговле.

В исследуемый период происходило интенсивное хозяйственное освоение территории северных округов Иркутской губернии. Спрос на мех соболя на рынке обусловил стремление промысловиков до­бывать все большее число соболей ежегодно. Кроме того, соболь приносил потомство только один раз в год, при достижении трехлетнего возраста. В конце XIX – начале XX вв. стремительное уничтожение ценного пушного зверя и медленное естественное вос­становление его численности привело к риску полного истребления соболя и кризису соболиного промысла. Кризисные явления в со­болином промысле особенно волновали сибирских меховщиков. Предложения о введении мер сохранения соболя на территории северо-восточной Сибири неоднократно высказывались ими на съез­дах российских меховщиков¹¹. В архивном источнике содержатся сведения о развитии соболиного промысла в Сибири. Анализ дан­ных источника, позволяет сделать вывод, что «перепромысел» собо­ля в конце XIX в., то есть превосходство добычи над естественным воспроизводством численности, произошел в большей степени в тех районах, где добывались ценные сорта темного соболя. В про­мысловых районах Якутской области соболиный промысел был наиболее интенсивным. В северных районах Иркутской губернии его добывалось значительно меньше¹². Таким образом, можно сде­лать вывод, что промысловые районы северных округов Иркутс­кой губернии эксплуатировались по добыче соболя слабее.

В конце XIX – начале XX вв. промысел белки и соболя осуще­ствлялся главным образом ружьем с собакой. Без собаки оружей­ный промысел был менее добычлив. Таким образом, организация ружейного промысла влекла развитие промыслового собаководства и непосредственного применения охотничьей собаки в данной от­расли хозяйства. Существовало несколько разновидностей охотни­чьих промысловых собак, известных под общим названием лаек, которые были прекрасно приспособлены к условиям и особеннос­тям пушного промысла. Это остяцкая лайка, зырянская, вогульская и многие другие. У коренного населения Сибири, использовавшего собаку в беличьем и соболином промысле, существовали специаль­ные методики выращивания охотничьей собаки. Сущность мето­дик заключалась в длительных тренировках собаки в промысле соболя и белки. Основная задача собаки заключалась в том, чтобы найти след или загнать животное на дерево, следить за ним, при­влечь промышленника к тому месту, где находился зверь. Охотник стрелял в белку из ружья. Как только выпадал глубокий снег, работа собак на охоте по промыслу белки и соболя исключалась.

Собака тонула в снегу и была не в состоянии угнаться ни за зверем, ни за человеком, который шел на лыжах. С этого времени промыс­ловики начинали ставить самоловы и самострелы, охотиться с ру­жьем. Промысел белки ружьем имел ряд особенностей. В наиболь­шей степени на территории промысловых районов северных окру­гов Иркутской губернии были распространены дробовые гладкоствольные ружья, которые по способу зарядки, делились на шом­польные и казнозарядные. Меньшее распространение в беличьем промысле имели нарезные ружья для стрельбы пулями. Во II поло­вине XIX в. товарообмен в промысловых районах северных округов Иркутской губернии был достаточно развит. Для коренного насе­ления, занятого в пушном промысле, огнестрельное оружие стало доступным. В некоторых центральных населенных пунктах были построены пороховые погреба, склады и магазины, для снабжения коренного промыслового населения боеприпасами¹³.

Промысел соболя имел определенные особенности в исследуе­мый период. Отметим, что промысел соболя осуществлялся на боль­шом расстоянии от жилья, в районах, которые не были освоены человеком. По этой причине, основной формой организации собо­линого промысла во II половине XIX – начале XX вв. были артели, с определенной внутренней структурой. При индивидуальной фор­ме организации соболиного промысла требовались значительные вложение капитала в снаряжение охотника.

Во II половине XIX в. русский торговый капитал начинает про­никать в экономику коренного населения северных округов Ир­кутской области. Основным направлением развития товарных от­ношений с аборигенами края была добыча и сбыт сибирской пуш­нины. Развитие пушного промысла определило ориентацию хозяй­ства коренного населения на приобретение привозных товаров. По­степенно пушной промысел становится ведущей отраслью хозяй­ства коренного населения Енисейско-Ленского межпуречья. Во второй половине XIX в. зависимость хозяйства промыслового населения от торгово-обменных связей достигла своего пика. Особенно крепки­ми были торговые связи эвенков с соседями в районе нижней границы их расселения и соприкосновения, с русскими купцами- на Ангаре и в верховьях Лены. Начало XX в. ознаменовалось для Енисейско-Ленского междуречья, населенного эвенками, дальней­шим развитием товарных отношений, окончательно поставивших их хозяйство в прямую зависимость от общероссийского капитали­стического рынка¹⁴. Степень зависимости хозяйства сибирских або­ригенов от российских рыночных процессов проявлялась в том, что колебание цен на пушнину на Нижегородской и Ирбитской ярмар­ках, определяло материальное благополучие промысловиков.

Под воздействием товарных отношений, в экономике промыс­лового населения значительно изменились характер их традицион­ного хозяйства и соотношение отраслей внутри него. Товарные от­ношения проникли во взаимоотношения между самими «инород­цами», среди которых развилась имущественная дифференциация¹⁵.

Переход на огнестрельное оружие оказал влияние на укрепление хозяйственных связей коренного населения северных округов Ир­кутской области с общероссийским рынком.

Выделение пушной охоты в ведущую отрасль хозяйства наряду с развитием вещных отношений привело к индивидуализации в организации производства в масштабе всего общества сибирских аборигенов. Интенсификация торговли, появление возможности приобретать необходимые предметы потребления посредством об­мена на пушнину привели к тому, что индивидуальная семья могла уже собственными усилиями добывать себе средства существования. Поэтому она стала стремиться обособиться, выделиться из коллективных объединений, самостоятельно сбывать продукцию промысла, особенно если он был удачен.

Истощение отдельных угодий, необходимость перекочевок на значительные расстояния в поисках пушного зверя, уменьшение роли «мясной охоты», увеличение доли покупных товаров, и выде­ление на этой основе малой семьи в самостоятельную экономичес­кую единицу нарушило территориальное и экономическое един­ство коллективистических объединений. Интенсивный распад родовых объединений в течение XIX в. происходил под воздействием стихийных бедствий: опустошительных эпидемий чумы, оспы и других болезней, принесенных в Сибирь российской колонизаци­ей¹⁶.

Попав в жесткие условия зависимости от рынка, «инородческое» комплексное хозяйство претерпело существенные изменения, связанные с интенсификацией пушной охоты и ориентацией на привозные товары¹⁷.

«Мясная охота» продолжала сохранять свое значение для корен­ного населения как важный источник питания, но отступила на второй план, стала по отношению к пушному промыслу подчинен­ным, хотя необходимым занятием.

Таким образом, под воздействием торгового капитала рыночные элементы прочно внедрились в экономические отношения абори­генов промысловых районов северных округов Иркутской губер­нии. Данный процесс нарушил равновесие между отраслями в ком­плексном хозяйстве «инородческого» населения. На первое место вышел пушной промысел и связанная с ним неэквивалентная тор­говля.

В Иркутской губернии земледелие в исследуемый период соче­талось со скотоводством. Природно-климатические условия раз­личных районов определяли преобладающее значение земледелия или скотоводства в комплексном хозяйстве коренного населения. Для северных округов Иркутской губернии характерны неблагоп­риятные природно-климатические условия для развития земледе­лия. Можно предположить, что основным занятием коренного населения данных территорий, был пушной промысел¹⁸.

Но необходимым условием существования любого хозяйства являлось разведение скота. Во II половине XIX в. в скотоводческом хозяйстве коренного населения происходят качественные измене­ния, связанные с ограничением перекочевок и развитием сеноко­шения. С экономической точки зрения можно обнаружить различ­ное значение скотоводства в комплексном хозяйстве «инородцев» по отдельным округам. Источниковый анализ показал, что север­ные промысловые районы Иркутской губернии, населенные бродя­чими и кочевыми «инородцами», поставляли на рынок ценные сор­та сибирской пушнины. Отсутствие здесь удобных земледельчес­ких угодий компенсировалось интенсификацией пушного промыс­ла В основе развития пушного промысла коренного населения находилось стремление удовлетворить потребности в продуктах пита­ния, производство которых в суровых природно-климатических условиях края было не возможно.

Анализ данных Ведомости об экономическом положении бро­дячего и кочевого населения Иркутской губернии и Якутской об­ласти за 1852 г. позволяет определить роль пушного промысла в хозяйстве бродячего и кочевого населения северных промысловых округов Иркутской губернии. Земельные владения аборигенов со­стояли из территорий хлебопашества и районов пушного промысла. В Иркутской губернии пушной промысел бродячего и кочевого населения был наиболее развит в Киренском округе, где террито­рия «звериного» промысла составляла 14350 дес., в Верхнеудинском округе – 8014 дес., в Нижнеудинском округе – 5500 дес., Иркутс­ком – 4376 дес. Таким образом, в Иркутской губернии общая площадь охотничьих угодий составляла 33225 дес. Урожай хлеба коренных жителей Иркутской губернии в 1852 г., поданным Вто­рого Сибирского Комитета, составлял 2 658 099 пудов хлеба¹⁹. Таким образом, доля земледелия в комплексном хозяйстве бродячего и кочевого населения Иркутской губернии была значительной. Про­мысел пушнины бродячими и кочевыми «инородцами» составлял в северных округах Иркутской губернии 330 777 шт. Добыча рыбы аборигенами в Иркутской губернии – 49 533 шт.²⁰ В делом, в север­ных округах Иркутской губернии площадь земельных угодий, занятых в пушном промысле, превышала площадь земледельческой территории в несколько раз, что свидетельствует о том, что в север­ных округах Иркутской губернии ведущей отраслью хозяйства ко­ренного населения во II половине XIX в. был пушной промысел. Выращивание зерновых культур развивалось в округах с благопри­ятными климатическими условиями.

Длительное время в комплексном хозяйстве коренного населе­ния северо-восточной Сибири решающую роль играл пушной про­мысел. Сибирская пушнина являлась традиционной статьей госу­дарственных доходов. В начале XX в. развитие земледелия, ското­водства, переход к оседлому образу жизни, истощение природных запасов сибирской пушнины, привело к тому, что удельный вес пушного промысла в комплексном хозяйстве коренного населения северных округов Иркутской губернии снизился.

Примечания

¹ Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1265, оп. 5, д. 100, л. 57-61.

² РГИА, ф. 1265, оп. 1, д. 111, л. 18-52.

³ РГИА, ф. 23, оп. 11, д. 176, л. 18.

⁴Бойцов Л.В. Пушной хозяйство Крайнего Севера. – М., 1941. С. 81.

⁵Сабанеев Л.П. Охотничьи звери. М., 1988. С. 54.

⁶Силантьев А.А. Обзор промысловых охот в России. –Спб., 1898.

⁷Бойцов Л.В. Указ. Соч. С. 92.

⁸ РГИА, ф. 1265, oп. 1, д. 109, л. 15-17.

9 Сабанеев Л.П. Указ. соч. С. 393.

¹⁰Генерозов В.Я. Пушной промысел. Л., 1926. С. 25-30.

¹¹ РГИА, ф. 23, оп. 11, д. 176, л. 77-90.

¹² РГИА, ф. 23, оп. 11, д. 176, л. 80.

¹³ Высочайше утвержденное мнение Комитета Министров «О снабжении бро­дячих тунгусов и якутов хлебом, порохом и свинцом от Правительства» // ПСЗ-2. Т. 26. № 25528.

¹⁴Карлов В.В. Эвенки в XVII – начале XX века (хозяйство и социальная структура). – М., 1982, С. 56.

¹⁵ РГИА, ф. 1265, оп. 5, д. 101, л. 21-24.

¹⁶Ядринцев Н.М. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. – Спб., 1891. С. 112-115.

¹⁷Карлов В.В. Указ. соч. С. 54

¹⁸ ГАИО, ф. 25, oп. 10, д. 1978, л. 49-60.

¹⁹ РГИА, ф. 1265, oп. 1, д. 111, л. 76-91.

²⁰ Там же Л. 90-95.