Профессор Шпейзер в науке более полувека и все в одном университете — Иркутском государственном. Несмотря на такое постоянство — шутка ли, десятки лет руководить научной лабораторией ИГУ, Григорий Моисеевич повидал гораздо больше других людей, которые работу, в отличие от него, меняли заметно легче. Он объездил полсвета: по глухому бездорожью прошел сибирскую тайгу, бурятские степи, монгольскую пустыню, китайские поля, французские горы — везде исследовал воду. «Это без нефти мы может прожить, а без воды — никогда», — говорит мудрый профессор.
Григорий Шпейзер — долгожитель и по судьбе, и в профессии. Наверное, потому что всю жизнь занимался любимым делом: стремился познать воду, особенно целебную, минеральную. Сейчас, оглядываясь назад, может скромно про себя заметить: кое-что успел. Куда как больше! — добавят коллеги. Многие минеральные источники Иркутской области, Бурятии, Монголии, Китая Шпейзер описал для научного мира впервые: до каждого добрался, к каждому наклонился, каждый попробовал... А возвращался все время домой — в Иркутск, в свою лабораторию...
Сибирский город стал для Григория Шпейзера второй родиной в 1941-м — на то война... Родился во Владивостоке: папа — портной, мама посвятила себя детям.
— Когда арестовали Блюхера, — вспоминает Григорий Моисеевич драматическую историю своей семьи, — на Дальнем Востоке начались поголовные аресты. Взрослые наскоро собрались, и большим цыганским табором — трое детей, дедушка с бабушкой, тетка с ребятишками — уехали в Воронеж, просто спасались. Поезда, сами понимаете, были какие, и под Москвой я умудрился заболеть скарлатиной — мне исполнилось три года. А в июне 41-го Шпейзеры спешно возвращались обратно на восток, в Сибирь — в Иркутск, к бабушке, маминой маме.
— Папу призвали сразу, 22 июня. 24-го он отпросился, нас проводил, — и на фронт. Воевал в армии Рокоссовского, в пехоте, вернулся в 1945-м и опять сменил штык на швейную машину, — рассказывает Григорий Моисеевич.
Бронислава Моисеевна, мама, с трудом вынесла долгую дорогу от Воронежа до Иркутска — за неделю до страшного известия о германском нападении ей сделали тяжелую операцию.
— Бедняжка! — вздыхает профессор. — Нас отправили с эвакуированным заводом, на открытых платформах, мама, больная, с малыми детьми, под одним зонтиком — и в дождь, и в снег. Мы выехали из Воронежа 26 июня, а в Иркутск приехали 7 ноября, вот как!
Григорий Шпейзер хорошо помнит военное детство — холодное, голодное.
— Я учился в 7-й школе при заводе имени Куйбышева. Несмотря на тяжелое положение, нас там кормили. Помню, выдавали по две ложечки сахара. Мы пакетики крутили и приносили лакомство домой — на всех, представляете? Сейчас ребенку дай горсть конфет, и он забудет, что у него есть родители... Зимы были очень суровые. Жили мы на Декабрьских Событий в деревянной коммуналке. Но народ дружный был, в отличие от теперешних времен. Я помню, бабушка, душевный человек, часто брала к себе эвакуированных — переночевать. Тогда мы спали на полу — гостей она старалась устроить получше. Дед, участник японской, тоже, как и папа, был портной, за работу он брал не деньгами, а продуктами — это спасало.
Жизнь родителей была полностью посвящена детям. Моисей Тимофеевич много работал.
— Я помню: утром просыпаешься, он за машинкой, засыпаешь — он опять за машинкой, — улыбается Григорий Моисеевич. — Папа не понимал, что такое химия, и когда я пошел на химфак (а я захотел там учиться с 7 класса), удивленно пожал плечами. Лучше бы на бухгалтера, советовал он, но выбор сына одобрил.
Григорий влюбился в химию, когда перешел в 11-ю иркутскую школу. Он встретил великолепного учителя — Владимира Захаровича Когана, его предмет невозможно было не знать.
— Я у него дома бывал, в его комнатке — все стеллажи и книги-книги, — вспоминает профессор. — Вот такие должны быть педагоги! А директор наш, Иосиф Александрович Дриц... Школа-то мужская (это 1947—52 годы), одни парни. Как он сверкнет своими большими глазами — все к стеночке вставали.
В 1952-м Григорий Шпейзер блестяще сдал экзамены в университет, выдержал конкурс — 7 человек на место. В те годы многие юноши и девушки мечтали стать химиками, физиками, геологами, биологами. Меньше всего в 50-х шли на филфак и юрфак.
— А на втором курсе мы поехали в экспедицию, бассейн реки Куды. Нашему преподавателю Ивану Николаевичу Угланову понадобились мальчишки, которые могли делать анализы воды в поле, — вспоминает Григорий Моисеевич. — Поле — это не то что приехал, покурил, выпил водки и уехал, как могут подумать некоторые. Это тяжелая работа. Тогда практически никакой спецодежды и оборудования не было — это сейчас такие палатки, такая одежда... Пересекаешь брод — вверху солнце, внизу нулевая температура...
Впрочем, полевые трудности Шпейзера не испугали, он неожиданно для себя увлекся водой — и по-серьезному. Но чтобы заняться делом всей своей жизни, пришлось подождать — 5 лет выпускник университета работал на Ангарском нефтехимическом комбинате. Говорит, что это была большая школа на производстве.
Лаборатория комбината — вроде научного центра на заводе. Нужно было заниматься производственным контролем, разрабатывать новые методы.
— Руководители, инженеры, сотрудники — это были удивительно талантливые люди. Завлабораторией Данил Борисович Оречкин — сейчас мало таких ученых, как он, — признается Григорий Моисеевич. — Или Наум Маркович Зайдман. Вернулся с войны инвалидом, без ноги, окончил Одесский университет и Ленинградский химико-технологический — и там, и там с отличием, — уже понятно, какой уровень был. Техсоветы Оречкин проводил так: пять минут на выступление — и ни секундой больше, только по существу, в отличие от теперешних заседаний, вот почему я их ненавижу...
Помню, однажды надо было статью в научный журнал написать — написал. Но мы же тогда «патриотами» были. Начал я ее, как в те времена полагалось: согласно решению такому-то такого-то съезда Коммунистической партии.... Оречкин прочел и говорит: «Григорий Моисеевич, целый абзац читаю и не пойму: вы о чем пишете? Причем здесь решения съезда? Вы что в политический журнал пишете?» С тех пор съезды КПСС в моих работах не упоминались — и моих аспирантов тоже. Хотя это было сложно.
В 1962 году молодого Шпейзера пригласили в аспирантуру ИГУ — согласился.
— Безо всяких, хоть там и стипендия была меньше... — улыбается Григорий Моисеевич. — Сразу определился с направлением: гидрохимия — природные воды. Мне говорили: «Зачем ты этим занимаешься? Это же ерунда». Не понимали люди — без воды-то они не выживут.
О воде мне хотелось знать все. И сколько ей занимаюсь, больше понимаю: все равно мало что знаю. Это как есть Бог или нет. Так же, что такое вода, — до сих пор загадка, совершенно неопределенно. Всякая вода мне интересна — какая существует на земном шаре. Кроме океана — мы же очень далеко от него, хотя тоже интересно.
Но главная его любовь — минеральные источники. А все с Ниловой Пустыни — туда по совету завкафедрой профессора Бочкарева отправился собирать материал для диссертации.
— Поехал, посмотрел, что там, и с тех пор... — говорит Григорий Моисеевич и смеется: — Минеральные воды — это чисто шкурнический интерес. Работать на Ангаре зимой (а я и там работал!) — это же ужас, пальцев не чувствуешь! А на источник приезжаешь, горячая водичка — так хорошо! В Иркутской области горячих источников нет, к сожалению, — бывал на таких, углекислых, в Бурятии, в Читинской области. Но у нас тоже уникальные воды.
Чтобы познать тайну воды, профессор Шпейзер объездил полсвета. Экспедиции, которыми он руководил и в которых участвовал, исследовали не только Прибайкалье и Забайкалье, но и Монголию с ее великим озером Хубсугул, минеральные источники Центрального Китая, подземные воды столицы Южной Кореи — Сеула. Григорий Моисеевич много лет сотрудничает с французскими коллегами и по-прежнему ходит в горы — умножает свои знания о целебной силе альпийских родников, в июле вернулся из Канн. А ведь каждый поход за открытиями требует от ученого напряженной работы, сил и энергии.
Григорий Моисеевич вспоминает, как в экспедициях и на быках ездить доводилось, и ночевать в чистом поле, а то и в телятнике или свинарнике — забирались в самые глухие места, где редко ступала нога человека.
— Чтобы поехать в экспедицию, нужно полвагона, — улыбается Григорий Моисеевич. — Помимо палаток, спальников, продуктов, первым делом берем лабораторию — ящики, посуду. Это сейчас хорошо — есть пластик. раньше-то стекло было. Все с собой в грузовой автомобиль или на лошадь с коляской — и едешь. Застрял — вытаскиваешь на себе. Какой реактив забыл — все!
У каждого источника отбирали пробы. Что значит взять пробу? Не зачерпнуть, а взять! Вот в Монголии работали, там температура воды 90 градусов — попробуй ручкой залезь, значит, надо придумать как! Потом делали первые анализы в поле — разворачивали свою маленькую лабораторию на земле: это уже последние годы столики были, а так-то ящики... Если дождь — в палатке.
Куда бы ни съездили, где бы ни побывали — отовсюду привозили материал для дальнейших исследований, результаты потом обобщали. Пробы, что взяли, — в походе неприкосновенный запас.
— В Гоби дело было, — рассказывает Григорий Моисеевич. — Понятно, пустыня, воды нет. Наши войска там стояли, они пробурили колодцы, скважины. Набираешь эту воду — пить-то ведь охота, ведром зачерпываешь — крыса! Ужасно! Все солдатики, бедные, желтухой переболели.
А у нас машина, полная проб воды и хорошей... Но закон такой — ни капельки оттуда не брать, как бы трудно ни было. Утром стакан воды: хочешь — ополоснись, хочешь — чай пей. Особенно тяжело приходилось женщинам...
Советско-монгольскую экспедицию на Хубсугул, которую создали в ИГУ, Шпейзер возглавил сразу — в 1970-м и до 1985 года был ее начальником бессменно. Студенты, аспиранты, кандидаты и доктора наук каждое лето, а то и зимой, выезжали в соседнюю соцстрану, чтобы изучить великий водоем вдоль и поперек.
— Экспедиция насчитывала порядка 1000 человек, — рассказывает Григорий Моисеевич. — Кроме иркутских и монгольских добровольцев — студентов и преподавателей — работали чехи, словаки, немцы, поляки. Причем у нас собрались специалисты практически всех естественных наук — такого не было, нет и не будет больше. Но самыми главными были водники — химики, гидробиологи, метеорологи, бальнеонологи и т. д. Первая поездка: из Улан-Батора на Хубсугул.
— Сначала мне казалось, — вспоминает ученый, — как мы будем готовить пищу? Мы-то ведь дети тайги, а там только кизляк — сухие коровьи лепешки, на них варят пищу — целые горы у каждого дома.
При более близком знакомстве Монголия оказалась удивительно прекрасной страной, и всю ее мы прошли. Вообще, там есть все: и лес, и тайга, и степи, и пустыня, знаменитая Гоби. Хубсугул — одна шестая часть по водности от нашего Байкала. Качество для питья лучше, чем в Байкале, потому что в Хубсугуле больше минерализация — то, что полезно людям. В рамках хубсугульской экспедиции мы обследовали все минеральные воды Монголии. Помню, в первый раз по маршруту поехали на «уазике» 50-х годов, выхлопная труба веревочкой привязана. Но ничего, ездили. Потом на ГАЗ-469, нас 6 человек, спальники, палатки, лаборатория — пробирки с реактивами, все в одной машине... А сколько сидели! У нас-то дорог нет, а в Монголии тем более! Засядем, трактор приглашаем — он завязнет, следующий ждем ... И все равно добирались до источников и были счастливы.
— Монголы ориентируются потрясающе. Проводник — наш аспирант — встанет, посмотрит, палец послюнявит и скажет: идти туда-то... Даже в Гоби мы сильно не блудили благодаря ему. Карты там недействительны, а на многие километры вокруг — ровно как стол.
Местное население относилось к нам хорошо. Начинаем делать химию, все ребятишки прибегают смотреть, как красное в белое превращается, вода цвет меняет — им интересно.
А вообще я никогда не думал, что пустыня может быть такой красивой, — делится Григорий Моисеевич. — Но днем плюс 40, ночью до 0. Благодаря экспедиции появилась карта «Минеральные воды Монголии» и атлас Хубсугула.
После Монголии был Китай — Центральный с его минеральными источниками, затем Южная Корея, следом — экспедиция во французские Альпы.
— Китайцы техникой, конечно, прекрасной аналитической были оснащены, — рассказывает Григорий Моисеевич. — Зайдешь в лабораторию — слюнки текут, уже тогда мы в хвосте плелись. Но где бы я ни был, убедился, — продолжает профессор, — наша советская методология — на порядок выше. Несмотря на всю их технику. Вот в Канаде, уж казалось бы, — вообще верх всего или во Франции — замечательные аналитики, но специалисты узкие. Хотя, возможно, каждый из них превосходит нас в отдельности, но вода — это глобально, и мы получаемся выше их — за счет широты охвата.
Профессор из Южной Кореи, с которым довелось работать в Сеуле — там исследовали подземные воды — окончил два университета: Сеульский и канадский. Но из того, что знает Шпейзер, многое ему неизвестно, признавался он иркутскому коллеге.
— Как я объясняю: они богатые, а мы — бедные, — продолжает Григорий Моисеевич. — Мы должны обо всем знать, а им важно вникнуть в один момент. У них компьютеры, а у нас мало что было — до всего своими мозгами доходили.
С развалом СССР многое ушло и пришло. Не будь перестройки, так бы и загнили, считает профессор. — Ни компьютеров, ни черта не увидели бы. Помню, наши советские калькуляторы — он три недели поработал и все, а списать его можно только через 10 лет. Кучей лежали, пока срок не придет. Первая счетная машинка к нам пришла, «Искрой» называлась, ее включишь — до конца коридора слышно.
Впрочем, нынешние времена тоже совсем непростые. В лаборатории профессора Шпейзера оборудование не обновлялось уже много лет — с Советского Союза. Однако каждый раз из самых дальних путешествий по свету ученый с мировым именем возвращается сюда — для него старых стен, которые давно не видели ремонта, нет роднее.
Препарат «Экстрамин» — универсальное лекарство на основе минеральной воды и спирта, созданное в коллективе Шпейзера, заменяет целую аптечку — излечивает зудящие и кровоточащие раны, ожоги, мозоли, сыпь, помогает при болезнях суставов, радикулите, зубной боли, простудных заболеваниях. Много лет назад рецептом изготовления чудодейственного средства с Григорием Моисеевичем поделился народный целитель из Сочи Чернышов. Свое лекарство он делал из «Мацесты» — знаменитой минеральной воды. Вскоре Чернышова не стало.
Шпейзер, взяв за основу секреты сочинского лекаря, усовершенствовал технологию — применил минеральную воду нашу, сибирскую: сначала брал воду из Нукутов, сейчас — с источника «Талая» в Казачинско-Ленском районе. Профессор получил «Экстрамин» даже в Альпах. Лечебный препарат вышел недорогим и эффективным, ему уже более 15 лет — в таком, новом, виде. Однако, чтобы зарегистрировать «Экстрамин» и выпускать как лекарство, нет средств — для этого нужны миллионы рублей. Поэтому препарат, который необходим в каждом доме, не найдешь в аптеках, при этом он пользуется огромным спросом у иркутян.
Фото из архива профессора Шпейзера
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
