Восточную Сибирь XVIII – начала XIX вв. долгое время было принято считать совершенно дикой, некультурной, лишенной интеллектуальных интересов. Сибирский купец зачастую рисовался тупым, алчным, думающим лишь о наживе. Такого рода мнения не вполне соответствуют действительности. Безусловно, какая-то доля истины в таких утверждениях есть. Однако существует немало фактов, представляющих иркутское купечество в ином свете. Это и распространенная в Сибири издавна любовь к собиранию книг (особенно характерная для Иркутска), и огромное количество пожертвований на народное образование, на научные цели, и участие купцов в различных обществах, причастность к различного рода научным акциям (мероприятиям), и сам уровень их образования.
Разумеется, говорить о культуре иркутского купечества того времени можно лишь очень условно – ведь сохранилось достаточно свидетельств, показывающих его с совершенно противоположной стороны. Однако это еще больше оттеняет наличие в нем культурной прослойки, существование которой давало свою окраску облику всего города.
Отрицательно характеризуют иркутское общество воспоминания М. Александрова, М.А. Кастрена, В.И. Вагина, А. Щапова, С.С. Шашкова, говорящие об отсутствии книжных магазинов, популярности карточной игры, поголовном пьянстве, торгашеских и скопидомнических наклонностях местной буржуазии1.
Отрицать и оспаривать подобные оценки было бы неисторично. Заметим лишь, что иркутское купечество нельзя характеризовать однозначно. Доказательств того, что среди его представителей уже в конце XVIII – начале XIX вв. было немало образованных людей, существует Достаточно много, и мы их приведем в ходе последующих рассуждений.
Вышеперечисленные и аналогичные им свидетельства низкого культурного уровня иркутского общества ничего специфически иркутского не имеют. Их можно отнести и к другим провинциальным городам, например, к Екатеринбургу, Перми и даже к Казани, в которой в то время уже был университет. «О книге тут нет и помину», – замечает Казанский литературный сборник2. Более того, приведенные сентенции относятся самое Позднее к 40-м гг. XIX в. Критические высказывания более позднего времени мы склонны воспринимать скорее как положительный факт, доказывающий наличие в иркутском обществе стремления к наиболее адекватной самооценке.
В действительности же уже к середине XIX в. среди купечества Иркутска неграмотных почти не было. Многие купцы имели прекрасное образование, знали иностранные языки, имели дипломы русских и иностранных университетов.
Местное купечество еще в конце XVII – начале XVIII вв. проявило большое стремление к образованию. Этот факт был замечен сыном купца 2-й гильдии Н.А. Белоголовым, писавшим в своих воспоминаниях, что этим стремлением оно отличалось от «купечества внутренней России»3.
Эта верно подмеченная особенность не была случайной, и наше утверждение можно обосновать следующим образом. Прежде всего, такая специфическая черта обусловлена нюансами географического положения Иркутска, его экономического развития и социальных отношений. В городе, безусловно, попадались богатые старинные купеческие семьи, жившие замкнутой патриархальной жизнью, но их было немного. Большинство же состояло из недавних выходцев из Европейской России, преимущественно из Вологодской, Вятской и Архангельской губерний. В далекую Сибирь пускались обычно люди способные, предприимчивые, стремившиеся в неизведанный край для того, чтобы их энергия и таланты могли бы найти более обширное поле для применения. Таким образом, в Сибири вообще и в Иркутске в частности естественным образом происходил подбор умных, деятельных людей, стремящихся получить богатство собственным трудом.
Другое немаловажное условие, служившее развивающим средством для купцов-сибиряков – их подвижный образ жизни – редкий из них «не покидал каждый год своей семьи на 3–4 месяца, отправляясь или на Нижегородскую ярмарку или вдоль по Лене – в Якутск и Охотск, а с конца 1850-х гг. в район этих путешествий вошла и Амурская окраина...»4 Таким образом, иркутское купечество было наиболее динамичным в рассматриваемый период социальным элементом, в какой-то мере даже потенциальным носителем нового. Благодаря специфике своего торгового дела местное купечество исколесило огромное пространство и было единственным сословием, которое в большинстве своем испытывало культурное влияние других регионов и привносило многие черты и новшества на родину. «Самый образ тамошних (т.е. иркутских. – В.З.) дел.... требующий смелости, беспрерывно новых соображений и некоторых сведений, способствовал направлению общества к образованности, ибо известно, что промышленность и торговля, не ограничивающиеся только делами своего города, всего больше способствуют развитию ума и общей образованности»5.
Выработке более самостоятельных и прогрессивных взглядов способствовало и то, что в Сибири при отсутствии крепостного права не существовало и поместного дворянства и, следовательно, не было того общественного элемента, который, если в Европейской России и был культурнее остальных, зато «немало грешил своим привилегированным положением... и тем родовым чванством, с каким относился к т.н. податным сословиям»6.
Более того, в сибирских городах общество состояло из чиновников, военных и гражданских, и из купцов, и эти два сословия неизбежно переплетались между собой, что вело к еще большему развитию купцов и увеличению их общественной значимости.
Сибирь, как место ссылки, не могла ни повлиять в этом качестве на своих жителей. Ссылаемые сюда декабристы, петрашевцы, участники польских восстаний и другие политические ссыльные, конечно же, оставили свой след в различных сферах жизни общества, и, прежде всего, в области культуры и просвещения. Их влияние оказалось тем более сильным, что по выше перечисленным причинам сибиряки уже были подготовлены ко многим передовым идеям, верили в необходимость образования.
Безусловно, культура иркутского купечества – это, прежде всего, культура торгово-промышленного сословия, так что, помимо специфически сибирских (иркутских) черт она имела и черты общероссийские. Итак, мы полагаем, что рассмотрение культурного уровня иркутского купечества следует вести с нескольких позиций, основные координаты которых отмечены выше.
Образование, даваемое купцами собственным детям, преследовало прежде всего прагматические цели. Поэтому практически в каждой купеческой семье Иркутска дети обязательно получали хотя бы минимум знаний. Уже в середине XVIII в. в этот минимум входила «Азбука», в которой алфавит, упражнения для чтения по слогам и целые тексты. Обязательным было изучение Псалтыри и Часовника. В числе обычных предметов была «Грамматика» М. Смотрицкого и «Арифметика» Л. Магницкого, содержавшая также сведения по географии, навигации, астрономии. Практически все пособия содержали задачи, взятые из жизни русских купцов7.
Чаще всего этот минимум изучался в процессе домашнего обучения, с помощью приглашенных учителей или, что было широко распространено, священников.
А.В. Белоголовый (1800–1860) – иркутский 2-й гильдии купец, был очень грамотным по своему времени человеком. Читать, писать, считать он выучился у священника А. Мордовского, немецкому языку – у немца Осипа Питерсона, два года учился в иркутской гимназии. Домашнее образование получили дочь купца Полевого Е. Авдеева (1785–1865), одна из первых сибирских бытописательниц, дети купцов М.А. Жбанова, П.И. Катышевцева (Василий и Анна) и другие.
Для Иркутска была характерна следующая черта: в качестве учителей в купеческие семьи приглашались ссыльные, имеющие обычно очень высокий культурный потенциал и в этом смысле сыгравшие огромную роль 8 развитии образования в городе. Так, например, один из воспитанников декабристов, сын вышеупомянутого купца А.В. Белоголового, Н.А. Белоголовый, в своих воспоминаниях так оценивал обучение у декабристов: «Они сделали меня человеком, своим влиянием разбудили во мне живую душу и приобщили ее к тем благам цивилизации, которые скрасили всю мою последующую жизнь»8. В разное время детям А.В. Белоголового давали уроки многие члены иркутской колонии декабристов: А.П. Юшневский, П.И. Борисов, П.А. Муханов, А.В. Поджио и другие. В этом случае первоначальный «минимум» был значительно расширен. Об этом свидетельствуют детские письма Андрея Белоголового родителям в Москву (куда те ездили по делам), описывающие пребывание ребят у декабристов Юшневских в Разводной: «...Проходим дроби возвышение чисел в степени, извлечение корней... Вчерась... были мы на Юпитере, Сатурне и Уране. Видели затмение солнца..., учили по географии Португалию, по арифметике повторяли десятичные дроби, из немецкой грамматики неправильные глаголы, а французскую грамматику прошли давно уже...»9 Письма эти написаны летом 1842 и 1843 гг.; ребятам не было еще и 12-ти лет.
Однако, нередко домашнее обучение в купеческой среде было недолгим и неглубоким. Нередко после приобщения к названному выше минимуму юноша переходил к практической форме обучения: сын рано становился помощником в торговых делах отцу, племянник – дяде.
Так, например, Василий Николаевич Баснин (1800–1876), известный иркутский купец 1-й гильдии, библиотека которого была одной из лучших в крае, в детстве не получил практически никакого образования. В Иркутске в 1810-х гг. жил заштатный грамотный протоиерей Петр Попов, учивший сыновей и особенно дочерей местных купцов, мещан и чиновников. В эту «школу» и был отдан В.Н. Баснин. Не то, что у его отца не было денег: Н.Т. Баснин был богат, Василий – его единственный сын, однако тот просто не считал необходимым лучшее образование для ребенка. Когда мальчику исполнилось 12 лет, он был отправлен к своему дяде за Байкал для приучения к практической торговле. Скоро он стал во главе коммерческих операций всей семьи. И лишь благодаря собственной тяге к образованию и постоянным самостоятельным занятиям, В.Н. Баснин был одним из интеллигентнейших людей Иркутска, знал языки, занимался ботаникой и собирал коллекцию уникальных растений Сибири, открыл новый вид растения, получивший в его честь название «Нимфеа Басниниана», создал при своем доме оранжерею экзотических цветов и фруктов, литературно-музыкальный салон.
Безусловно, этот пример не является рядовым случаем, однако он может помочь полнее представить общий уровень образованности иркутского купечества. При этом необходимо учитывать, что В.Н. Баснин скорее относится к поколению, жившему в первой половине XIX в., среди которого больше было распространено домашнее образование, то поколение его детей обучалось уже иначе.
Прежде всего, к середине XIX в. в иркутском обществе прочно укоренилась идея о необходимости и ценности хорошего образования. Тот же В.Н. Баснин в 1840-х гг. своим сыновьям (Василию, Осипу, Николаю) постарался дать лучшее в то время образование: по достижении ими определенного возраста он отправил их в Москву в неизвестный тогда иностранный пансион Эннеса. Туда же, после первоначального обучения у декабристов, были отправлены и сыновья А.В. Белоголового.
Оценить такой шаг родителей-купцов помогает следующий отрывок из воспоминаний Н.А. Белоголового: «Тяжело доставалось это образование детей нашим родителям, и надо было сильно сознавать его значение, чтобы идти на такие жертвы; не говоря уже о материальных затратах, весьма значительных, ...какой нравственной борьбы стоила нашим отцам и матерям решимость отпускать своих детей за пять тысяч верст..., в другую часть света, откуда всякое известие... шло в один конец не меньше месяца...»10 Однако результаты подобных жертв были исключительными. Николай Белоголовый, например, был настолько хорошо подготовлен, что при поступлении в пансион Эннеса был принят сразу в третий класс, а через 3 года (когда ему еще не исполнилось 16-ти лет) держал вступительные экзамены в университет на медицинский факультет. Он, сын купца из сибирской глубинки, стал врачом с мировым именем, лечившим И. Тургенева, Н. Некрасова, Г.З. Елисеева.
На примере семьи Белоголовых можно проследить развитие культурных и просветительских традиций иркутского купечества: все ее члены, получив прекрасное образование, в меру своих возможностей помогали различным учебным заведением и обществам – одни деньгами, другие личным активным участием. Н.А. Белоголовый имел в Москве несколько стипендиатов (одним из них был М.А. Писарев). Его брат Аполлон (? – 1886) жертвовал значительные суммы обществу вспомоществования учащимся, детским приютам, создал и содержал на Тельминской фабрике бесплатную народную школу. Их старший брат, Андрей (1832–1891), обанкротившись, уехал в 1865 г. в Китай, где его дом в Тянь-Цзине стал перевалочной базой при экспедициях ВСОРГО. Василий Андреевич Белоголовый (ок.1875 – ок.1930) посвятил себя общественной жизни Иркутска: был председателем и секретарем «Общества вспомоществования учащимся и учителям Иркутской губернии», членом городской думы, отдал все свое состояние комитету грамотности, а сам занялся учительством, оспопрививанием, устраивал за свой счет детские праздники, был попечителем при учительской семинарии.
В середине XIX в. подобные семьи уже не редкость. И если в XVIII в. В.Н. Каржавин, давший своему сыну Федору университетское образование в Париже, был исключением, то в рассматриваемый период таких людей становилось все больше и больше.
В этом смысле интересна семья Родионовых. Отец семейства, Лев Михайлович, был прекрасно образован, среди его друзей было много литераторов, писателей и общественных деятелей. Когда он в 1900 г. приехал в Москву, то стал редактором газеты «Новь», имевшей достаточно либеральную направленность. Его внук, С.Н. Родионов, закончил гимназию и Петербургский университет. В Иркутске состоял бессменным гласным Думы, составил прекрасную библиотеку на русском и иностранных языках, создал уникальный энтомологический музей, в который приезжали Работать ученые из разных городов России и других стран. По свидетельству Редактора газеты «Восточное обозрение» И.И. Попова, «американцы Предлагали Родионову за музей большие деньги, но он заявил, что музей и библиотека будут переданы иркутскому университету, когда он откроется»11. Позднее родионовский музей вошел в экспозицию областного музея в Иркутске, а потом передан в Ленинград, в Академию Наук.
Тяга к образованию среди иркутского купечества была настолько сильна, что многие, пройдя первоначальное обучение, всю жизнь занимались самообразованием. Известный иркутский летописец П.И. Пежемский (1809–1861) закончил иркутское народное училище, держал лавку на базаре, служил конторщиком у богатых купцов. И – постоянно учился, печатался в «Современнике», «Иллюстрации», составлял летопись
Исключительно самообразованием добился значительных успехов в коммерческой деятельности П.А. Пономарев (1844–1883). Не закончив курс иркутского уездного училища, благодаря только своим личным качествам он стал купцом 1-й гильдии, миллионером, служил императорским вице- консулом в Ханькоу. Мечтая создать сеть начальных училищ и технологический институт в Иркутске, завещал свое состояние «на пользу человечества, науки и искусства»12. В начале нашего века в Иркутске действовало и строилось 14 училищ имени П.А. Пономарева.
В этом и подобных пожертвованиях отчетливо прослеживается связь уровня образованности купечества с развитием его благотворительной деятельности, которая перестает ограничиваться собственно филантропией, распространяется на область духовной жизни, и крупнейшие жертвователи начинают выполнять важнейшие функции созидателей культуры и культурной среды. Во многих случаях не имея каких-либо особых дарований в определенных областях науки, но, ощущая нравственную потребность способствовать ее прогрессу, развитию просвещения и культуры, купцы выступали инициаторами крупных начинаний, оказывали всемерную поддержку исследователям, издавали книги, сами участвовали во многих предприятиях, служивших пользе своего края.
К сожалению, сегодня не существует обобщенных данных статистики по вопросу образованности купеческого сословия в Иркутске. Однако в 1855 г. из местных купцов, получавших купеческие свидетельства, из 3-й гильдии не смог подписаться только 1 человек (всего получили свидетельства 91 чел.), а купцы 1-й гильдии (13 чел.) и 2-й гильдии (22 чел.) все сделали следующую запись: «Свидетельство и билеты получил. Иркутский купец... гильдии. Подпись»13. В 1856 г. из 98 купцов 3-й гильдии 3 оказались неграмотными, из 15 купцов 1-й гильдии и 25 купцов 2-й гильдии – подписались все14. Конечно, эти данные нельзя абсолютизировать: по таким коротким записям не сделаешь глубоких выводов, однако общую картин) процентного соотношения грамотных и неграмотных в этом сословии сделать можно.
Так или иначе, купечество в Иркутске уже в самом начале XIX в. усиленно заботилось о воспитании своих детей, приглашая для этой цели иностранцев и ссыльных. Вот почему его деятельность надо рассматривать в единстве с той социальной средой, конкретными условиями, в которых она протекала. Именно иркутское купечество определяло характер интеллектуальных интересов местного общества. Оно играло ведущую роль во всех значимых сферах жизни края. Высокий уровень образования культуры, внешний «европейский лоск» отличали многих местных предпринимателей, которые в рассматриваемый период далеко ушли от расхожих образов ограниченных «аршинников» и «менял». Социально-духовная эволюция купца-миллионера – явление закономерное и распространенное в развитых регионах Российской империи.
XIX столетие в Иркутске отмечено тем, что завоевавшее определенные позиции купечество, сложившееся как социальный слой, цельный организм, формирует свою культуру, свой быт; у него появляются иные приоритеты: «Прежние чудовищные обеды, стоившие десятки тысяч, пиршества, литье шампанского и безумная игра в банк исчезает и отходит в предание... рядом мы видим потребности в других, духовных удовольствиях»15. Изменяется и само купечество: «В настоящее время в Сибири начинает появляться клан людей, который можно назвать «благородной буржуазией». Это ряды жертвователей по убеждению, люди, сами принимающие участие в трудах интеллигенции...»16 В рассматриваемый период немало среди купцов было широко и разносторонне образованных людей; специфика же значения образования в жизни купечества состоит в том, что: «Купеческое сословие, когда оно, в силу исторических обстоятельств, поднимается до степени значительного интеллектуального развития, всегда тотчас становится могучим деятелем просвещения и просветления»17.
1 Александров М. Воздушный тарантас или воспоминания о поездках по Восточной Сибири. Иркутск: лето 1827 // Сборник историко-статистических сведений о Сибири. – СПб., 1875. – Т.1. – С. 9–10; Вагин В. Сороковые годы в Иркутске // Записки иркутских жителей. – Иркутск, 1990. – С. 468–469; Манассеин B.C. Книжные собрания Иркутска в XVIII в. и первой половине XIX столетия // Из истории книги, библиотечного дела и библиографии в Сибири. – Иркутск, 1969. – С. 115.
2 Казанский литературный сборник, – Казань, 1878. – С.217.
3 Знаменский М.С., Белоголовый Н.А. Исчезнувшие люди: Повести, статьи, воспоминания. – Иркутск, 1988. – С.284.
4 Там же. – С.285.
5 Авдеева Е. Воспоминания об Иокутске // Отечественные записки. – 1848. – Т. VIII. – С.125.
6 Сибирь. – 1880. – №17. – С.4.
7 Ситников Л.А. Григорий Шелихов. – Иркутск, 1990. – С.23.
8 Знаменский М.С., Белоголовый Н.А. Указ. соч. – С.534.
9 Сибирский архив. – 1912. – Март. – № 3. – С. 376–377.
10 Знаменский М.С., Белоголовый Н.А. Указ. соч. – С.286.
11 Попов И.И. Забытые иркутские страницы. – Иркутск, 1989. – С.27.
12 Сибирский архив. – 1911. – Ноябрь. – С.25-33.
13 ГАИО, ф. 70, оп. 1, д. 7624, л. 48; д. 7683, л. 50.
14 ГАИО, ф. 70, оп. 1, д. 7689, л. 42.
15 Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. – СПб., 1892. – С. 657.
16 Потанин Г.Н. Письмо В.П. Сукачеву от 4 авг. 1883 // Фатьянов Сукачев. Иркутск, 1990. – С.86-87.
17 Стасов В В. Собрание сочинений. – М., 1952. - Т. 3. – С. 252-253.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей