Непериодический самиздат и листовки

Краткая история самиздата в Иркутской области.

1980-1985 годы

Восстановление истории самиздата связано – мягко говоря – с большими трудностями. Ограниченный тираж, преследования КГБ, плохое качество печати и бумаги – все это не способствует сохранности артефактов. Но если периодический самиздат оставлял какие-то яркие следы в памяти современников, то самодельные книги воспринимались скорее как данность. Ну, хранится у вас самодельный сборник Высоцкого, машинописный Булгаков, рукописный Солженицын или ксерокопированный Бунин – так ведь у многих, даже никак не связанных с диссидентами людей было что-то такое. И пока не пришли из КГБ волноваться не о чем. Со временем эти книги – так же, как и обычные – терялись, приходили в негодность и выяснить, что именно было, как попадало в руки и ходило ли по рукам друзей и знакомых становится все трудней. Но случаются и исключения:

“Больше двадцати лет назад, копаясь в архивах научной библиотеки Иркутского университета, автор этих строк нашел книгу, которая была издана в 1906 году, и, судя по неразрезанным страницам, ее до сих пор никто не читал. Почти восемьдесят лет она пролежала в так называемом “редком фонде”. Воспользовавшись невежеством библиотекарш, (…) я выписал этот раритет в читальный зал и подробно его законспектировал. Еще через пару лет мне на сутки удалось стащить эту книгу из библиотеки и снять по великому блату ксерокопию – доступ к ксероксам тогда имели немногие. С тех пор я являлся единственным владельцем этого труда – по крайней мере в Сибири. Подлинник скорее всего погиб в хранилищах иркутского Белого дома, которые правильнее было бы назвать книгокладбищем”¹.

Это написано о книге П. Эльцбахера “Сущность анархизма”; известно, что И. Подшивалову удалось найти и скопировать сборник статей Б. Таккера “Вместо книги”. В конце 80-х в Социалистическом клубе с использованием этих уникальных книг был прочитан цикл лекций по истории анархических учений.

Одновременно в Иркутске писатель Василий Васильевич Козлов занимался ксерокопированием книг, посвященных православному христианству и истории дореволюционной России.

Еще больше сложностей с листовками. Хранение книги еще можно как-то оправдать, сказать, что еще не читал, а листовка – это опасность в чистом виде. Как правило, группа или отдельный человек, решившийся написать и распространить листовку, прекрасно знали, на что идут и, если уж писали, то самое наболевшее². Поэтому все, что осталось от листовок начала 80-х, хранится сейчас где-нибудь в государственных архивах и вряд ли станет объектом изучения.

По непроверенным сведениям, в 1982-83 годах сержант милиции И. М. Фодченко писал и раскладывал в почтовые ящики рукописные листовки, в которых критиковал советских политических лидеров и всю систему в целом. Позже, уже во времена перестройки, для большего эффекта он перешел на надписи на стенах (например, “Горбачев — самозванец”), а после увольнения из милиции снова писал и раскладывал листовки. В марте 1988 года он был вызван в КГБ на беседу, а в январе 1989 года на него завели уголовное дело. С 21 марта по 24 апреля он провел в психиатрической больнице на обследовании, а потом ему неожиданно объявили о прекращении дела – ст. 190 УК отменили, а переквалифицировать дело на новую 11.1 следователь не стала³.

В отличие от коллектива “Свечи” группа, возникшая в 1985 году на историческом факультете, абсолютно ничего не знала о судьбе Вампиловского книжного товарищества, и более того – никто из членов организации не читал самиздат. Студенты-первокурсники М. Кулехов, С. Пучков и В. Иванов, прочитав вдумчиво несколько работ Маркса, пришли к выводу, что существующий в СССР строй не что иное, как “азиатский способ производства”. Организацию они назвали Марксистский Рабочий Союз, написали Устав и Программу. Для привлечения сторонников решили вести агитацию – написали (трафаретом на ватманском листе!) плакат и вывесили на улице, потом – отпечатали на машинке 10 экземпляров листовки и 14 декабря 1985 года расклеили по городу. Примечательно, что листовка на этаже филфака (где вот только год назад отгремело дело “Свечи”) провисела дольше всего – больше месяца! А в ней содержался призыв бороться с советской системой, которая никаким социализмом не является.

Трудно сказать, сумел бы КГБ вычислить “марксистов” по купленной в комиссионке машинке, но подвело тщеславие: на встрече с первым секретарем обкома КПСС Потаповым С. Пучков написал записку – что вам известно о МРС? По почерку его нашли на второй день, но…все обошлось вынесением всем членам Союза в июне 1986 года официального предупреждения КГБ, снятого в 1990 году⁴ и исключением из университета.

1986-1991 годы

Что касается самиздата непериодического, то есть программных документов групп и организаций и листовок, то в Иркутске сохранились “Проект Манифеста Демократического Союза”, “Общественный договор” и Устав Социалистического клуба и несколько листовок, посвященных выборам народного депутата СССР по 170 национально-территориальному округу, вызвавшим большой резонанс. Хотя листовок было, безусловно, больше, но их сбором и хранением вряд ли кто-то занимался серьезно.

“Проект Манифеста Демократического Союза борьбы за перестройку” написан в начале 1988 года, еще до того, как в Иркутске узнали о создании в Москве партии с таким же названием. Начинается он с констатации факта: лозунг демократизации становится все более популярным, но одновременно усиливается сопротивление – тут документ становится неконкретным – тех кругов, которые “вершили неправый суд над народом от имени народа…отдали народ на произвол чиновничьего аппарата…довели страну до полного разорения, втянули ее в позорную войну в Афганистане”. Но народ не может оставаться безгласным вечно – от отдельных смелых людей “Манифест” протягивает логическую цепочку к общественным группам и движениям, многочисленным и многолюдным. Поскольку борьба этих групп носит пока стихийный характер – “главной задачей сегодня является объединение всех прогрессивных сил в единый союз и защита демократических начал”, а роль объединителя как раз и должен сыграть Демократический Союз. Врагами демократии авторы “Проекта” считали бюрократическую систему с одной стороны и реакционные националистические силы – с другой. Главными лозунгами Союза должны быть “Вся власть Советам” и “За многопартийную систему”.

Авторы документа понимали, что предоставление доступа к власти партиям еще не гарантирует, что будет услышан голос каждого отдельного гражданина. Для того, чтобы все идеи и мнения “стали достоянием народа, необходимо обеспечить неприкосновенность личности, свободу собраний, свободу слова и отмену правительственной цензуры”. Ограничение в праве издавать свой собственный печатный орган предусматривалось только для тех, кто исповедует “человеконенавистнические взгляды”. Предлагалась полная свобода в создании профессиональных и творческих союзов, свобода вероисповедания, отделение всех партий от государства; отмена 70, 72 и 190 статей УК, реабилитация осужденных по этим статьям.

Интересный и редко встречающийся пункт – обеспечение экономической свободы граждан: “пока человек находится в полной экономической зависимости от государства-работодателя, всегда будут найдены эффективные средства для того, чтобы заставить его замолчать”. Поэтому, покушаются авторы документа на основу основ – “общенародную” собственность на средства производства, необходимо разрешить кооперативную и индивидуальную трудовую деятельность, закрепить законом право на забастовки. Землю, однако, предполагалось оставить в собственности государства, дав ее крестьянам на правах бессрочной аренды, не ограничивая размер наделов, но без использования наемного труда⁵. “Объединиться, чтобы созидать!” – призывают авторы “Проекта”.

“Общественный договор”⁶ – это изложение идейной основы, суммы взглядов активистов СК (писали его Подшивалов, Малых и Симиненко) на общественный строй СССР (“государственный капитализм”), проводимую в стране перестройку (“реформы имеют половинчатый и непоследовательный характер”, т.к. тормозятся аппаратом) и формулировал задачи объединения на ближайшее будущее. Хитрость заключалась в том, что СК был “объединением приверженцев социалистических идей, признающих, что общественный строй в СССР не является социализмом” – и с одной стороны придраться было не к чему. А с другой  любому понимающему было достаточно фразы “клуб…продолжает курс Октябрьской революции на построение бесклассового общества и полное отмирание государства”, чтобы понять – эти люди почти анархисты. У клуба было три задачи: изучение всемирного наследия социалистической мысли, пропаганда социалистических идей во всех слоях населения, приобретение политического опыта путем участия в работе общественных объединений и Советов всех уровней. Однако СК выступал за отмену 6 статьи Конституции, отделение Советов от партийного аппарата, придание официального статуса всем неформальным объединениям и создание в стране многопартийности (считая это гарантией от монополизации власти узкой группой лиц). СК предлагал установить четкие определения критики недостатков общественного строя и антиобщественной деятельности, отменить политические статьи УК; отменить существующие в КГБ функции политической полиции; ввести подотчетность милиции и органов госбезопасности местным Советам; ликвидировать политотделы в армии. Очень важен пункт об экономической политике: СК выступал за переход от государственной собственности к коллективной, передачу средств производства Советам трудовых коллективов. В межнациональных отношениях СК допускал право наций на самоопределение и даже изменение “устаревших национально-административных границ”. Примечательно, что членом СК с правом решающего голоса можно было стать только подписав договор и выполняя конкретную работу в интересах клуба.

“Устав” СК был подготовлен для регистрации “самодеятельной хозрасчетной общественной организации” (именно этим объясняется пункт 1.4 “СК является юридическим лицом, имеет собственные расчетные счета…круглую печать”) и принят общим собранием клуба 4 апреля 1990 года, после раскола и выхода из его состава сторонников ДС. Под документом стоят подписи актива клуба: Подшивалов И.Ю, Кулехов М. Е., Филипченко Д.Ю., Воронцов М.В., Пальшин А.А. В нем уже прямо говорится, что клуб объединяет сторонников анархо-синдикализма, а член клуба должен как минимум положительно относиться к анархо-синдикализму. Вся символика клуба – за исключением эмблемы, символа “Инь-Янь” с черной и красной половинами – традиционная анархо-синдикалистская. Клуб считал себя частью мирового анархо-синдикалистского движения и входил в КАС. Члены клуба планировали вести пропагандистскую (издание собственных газет, журналов, проведение митингов, организацию семинаров, диспутов, лекториев), исследовательскую (организация структур по конкретной тематике) и хозяйственную (производство товаров народного потребления, художественно-оформительские, ремонтно-строительные, научно-производственные и пр. работы) деятельность. Несколько абсурдно выглядят планы вести экспортно-импортные операции, создать совместные предприятия и арендовать здания и сооружения – но, видимо, это были стандартные пункты, которые необходимо было так или иначе заполнить при регистрации организации. Этот устав – уникальная смесь из “Общественного договора”, Организационного договора КАС (пункты о порядке принятия решений) и требований органов власти⁷.

Первые листовки – по воспоминаниям участников событий – стали делать в Клубе гражданских инициатив, в Академгородке, чуть позднее в эту кампанию включился Соцклуб. Тематика была примерно одинаковая: XIX партийная конференция, выборы, экологические проблемы. Листовка, о которой говорилось выше, так же подписана Социалистическим клубом. В 170 округе единственным кандидатом был зарегистрирован директор авиазавода Г. Н. Горбунов, член КПСС. СК не имел ничего против лично гражданина Горбунова, но считал, что предвыборное собрание, выполнив букву закона нарушило “принципы демократизма, лишило избирателей выстраданного права выбора”. Горбунова просили снять кандидатуру – для того, чтобы провести повторные демократические выборы; если это не произойдет – избирателям предлагали голосовать против единственного кандидата и таким способом добиться повторных выборов на альтернативной основе. Хотя ничего противозаконного в листовке не было, одного из авторов и распространителей – Подшивалова – вызвали к прокурору области Плешивцеву. Подшивалов предупредил прокурора, что если к нему будут приняты какие-либо меры, то он оповестит всех, что Горбунов ведет предвыборную кампанию с помощью прокуратуры.

Позднее, во время выборов в Верховный Совет РСФСР, появились анонимные листовки, в которых кандидата Ю.А. Ножикова обвиняли в связях с анархистами на основании встречи Подшивалова и Ножикова во время “голодовки в сквере”. Ножиков, разумеется, это отрицал; Подшивалов на вопрос о поддержке анархистами кандидатуры Ножикова отвечал, что у Юрия Абрамовича достаточно авторитета и без их поддержки. Провокация не удалась⁸. Однако, председатель облисполкома Ножиков отправил в редакцию газеты Восточно-сибирского речного пароходства “Ударная вахта” (где тогда работал Подшивалов) письмо, с просьбой восстановить журналиста на работе и не считать дни, проведенные в сквере, прогулом⁹.

Ангарская организация СДПР в 1990 году выпустила листовку “Долой парткомы с заводов, гос. учреждений и организаций!”. Система партийных комитетов КПСС, существовавших абсолютно во всех государственных органах и учреждениях была основой тотальной власти коммунистов. Это была “экономическая опора парт-бюрократии; …кадровый рычаг на предприятиях; …контроль за распространением информации”. Социал-демократы предлагали запретить деятельность на предприятиях всех организаций, кроме профсоюзных; запретить материальное обеспечение за счет предприятий любых партийных организаций; отменить ст. 111 КЗОТ, не выплачивать компенсацию за выполнение общественных функций и запретить собрание любых организаций на территории предприятий. Инструментом деполитизации должен был стать соответствующий Закон, принятый Верховным Советом РСФСР.

Ангарская городская профсоюзная организация рабочих-металлистов Объединения СОЦПРОФ в том же 1990 выпустила целый ряд листовок с информацией о своей деятельности (“Новые свободные профсоюзы СОЦПРОФ”) и документами объединения (“Декларация 1 съезда СОЦПРОФ” и “Резолюция 1 съезда о деятельности ВЦСПС и “советских профсоюзов”). Листовки предназначались не для расклеивания на улицах (как это часто делается), а для раздачи на митингах и встречах. Все листовки выполнены на стандартных листах А4, распечатаны на матричном принтере.

В виде листовки распространялось в 1990 году “Обращение к сибирякам”. Его подписали шестнадцать человек, иркутяне (члены Политического клуба, ДС, КАС, профсоюза независимых журналистов, КГИ и беспартийные) и житель г. Улан-Удэ В.К. Тархаев. Документ написан в период экономической блокады Литвы: “…наши литовские братья, убедившись, в отсутствии реальных перемен, решили пойти своим путем, при этом не ущемляя прав других, провозгласили независимость своей нации. …мы и наше правительство должны относиться к Литовскому правительству с уважением и первыми признать его. Мы не желаем воевать за амбиции Президента! Друг, Литва далеко, а повестка придет в Твой Дом”. Как известно, время подтвердило опасения сибиряков, кровь пролилась. Но эта акция не получила массовой поддержки граждан России и в этом есть определенная заслуга активистов неформальных организаций, все лето и часть осени 1990 года собиравших подписи под обращением к Президенту СССР.

Еще один интересный и важный для истории неформального движения самиздатский документ – письмо И. Подшивалова “КАС – организация, а не тусовка”, написанное летом 1990 года. Документ распространялся среди членов анархистских групп и стал причиной дискуссии на 3 съезде КАС (3-4 ноября 1990 г, г. Ленинград). Поводом для написания письма стал резкий рост численности анархистских групп в течение осени 1989 – весны 1990 гг. при одновременном ухудшении качества “кадров”. Если раньше в анархистские организации приходили люди старше 20 лет, с высшим или незаконченным высшим образованием (по результатам некоторых опросов – до 70% членов организации), прошедших как минимум школу первых митингов, арестов и штрафов, то теперь появилась мода на анархизм. В движение пошли многочисленные панки, хиппи и просто странные люди. В КАС, например, состояли анархо-индеанисты (поклонники культуры и философии североамериканских индейцев), анархо-биокосмисты (последователи Вернадского), анархо-язычник. Молодежь просто восполняла дефицит общения.

В письме, опираясь на опыт анархистов начала ХХ века, Подшивалов призывал ужесточить правила приема в КАС и четко зафиксировать в Организационном договоре условия, при которых анархиста можно будет исключить из организации и в то же время быть уверенным, что его не восстановят в соседнем городе. Результатом дискуссии вокруг феноменально жесткого для анархистов 1990 года “письма Подшивалова” стала специальная резолюция 3 съезда, принятая несколькими сибирскими организациями КАС и группами АКРС-КАС. Требования ужесточения дисциплины (а фактически – наведения минимального порядка) привели в следующем году к расколу в нескольких городских организациях КАС и стали частью общего кризиса Конфедерации.

Примечания