— Держитесь, боженьки, идут безбожники! За нами — красная Москва! — неожиданно запела пятилетняя Нина в церкви. Взрослые дружно зашикали на девчонку, батюшка от удивления чуть не выронил кадило, а бабушка схватила ее за капор и потащила к выходу. Так началась артистическая карьера Нины Владимировны, удивительного музыканта и дирижера, синтезировавшей в своем творчестве многие стилевые черты XIX и XX веков.
Восемь музыкальных эпизодов Нины Мищенко
— Я родилась 7 августа 1923 года в Кронштадте, — начала путешествие по многочисленным эпизодам своей музыкальной жизни Нина Владимировна. — Семья была, в общем, обыкновенной: отец — военный фельдшер, ходил в море, надолго оставляя свою молодую жену — маме в год моего рождения едва исполнилось восемнадцать — на попечение тещи. Несмотря на молодость, мама была личностью незаурядной. Еще до революции закончила четыре класса гимназии, после — школу рабочей молодежи, где осталась преподавать. Смыслом маминой жизни была общественная работа. Тогда, в первые годы Советской власти, она активно занималась антирелигиозной пропагандой, выступала с политическими докладами. Ее очень уважали и рабочие, и совпартруководители. А бабушка вела домашнее хозяйство, воспитывала детей (спустя два года родилась моя сестра) и была глубоко верующим человеком. В ее комнате стоял большой иконостас с лампадками — все как полагается."Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с тобою," — это мы пели днем с бабушкой. Вечером приходила мама и, напрочь раскритиковав наш религиозный репертуар, учила с нами антирелигиозные песни и частушки.Среди моих детских впечатлений — музыкальные вечера в нашей большой кронштадской квартире. В зале стоял прекрасный рояль немецкой фирмы Bekker, мама неплохо играла. Приходили гости, среди них были и музыканты — скрипачи, вокалисты. Я очень любила слушать музыку, спрятавшись под роялем. Оттуда меня, уже спящую, несли в кровать.Время было очень трудное, но светлое. Всюду чувствовался общественный подъем. Народ выселяли из подвалов в сухие и теплые коммуналки. Все строили социализм, может быть, не до конца понимая, что же это такое...
Первое декабря 1934-го — эта траурная дата четко делит мои школьные годы на два трудносовместимых периода. Все, что до нее, — пестрый калейдоскоп радостных встреч, музыкальных занятий, множество школьных обязанностей. Все, что после, порой не вмещалось в детском сознании. Я — дочь врага народа и сама враг народа?! Но с этим приходилось мириться и даже противостоять, воспитывая характер, закаляя волю.Восьмилетней ученицей первого класса я стала заниматься в театрально-затейной бригаде кронштадского Дома коммунистического воспитания. Нас учили балету, танцам, революционным песням и частушкам. А еще — организовывать игры и развлекать людей. Как мне все это пригодилось несколько лет спустя! По праздникам мы выступали на местных заводах и фабриках. Нас всегда хорошо принимали, старались угостить кто чем мог. Однажды после концерта на кондитерской фабрике все мои конфеты, пирожные и фрукты не поместились в маленькой балетке, и я завернула их в свой концертный костюм. Приношу домой это сказочное (при карточной системе) богатство — мать устраивает настоящий допрос.
— Нина, где ты это взяла?
— На фабрике угостили.
— Нет, не может быть. — Ее черные глаза грозно смотрят на меня, стараясь уличить во лжи. — Скажи мне честно: где ты это взяла?
— Иди к руководителю, если не веришь.
И только убедившись в моем заслуженном признании, успокоилась, поняла, что все это — плата за мой детский труд.
— Раз-два-три-четыре! Три-четыре-раз-два! Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!
Это я веду своих октябрят в кино. Построю их в две шеренги, сама с красным галстуком, малыши — с красными суконными звездочками, барабаном. Мне одиннадцать лет, и я выполняю важное пионерское поручение — шефствую над первоклассниками, учу их всему, что уже знаю и умею сама. Может быть тогда, в далеком кронштадтском детстве, я неосознанно поняла, в чем мое призвание. Одно из массовых культурных движений тех лет — ликвидация безграмотности. Все пионеры активно в нем участвовали. За каждым обычно закрепляли 5—6 стариков, с которыми нужно было заниматься несколько раз в неделю. Через 2-3 месяца смотришь — наши бабушки потихоньку читают. Мы, дети, радовались, хвастались друг другу:
— А моя бабушка уже пять страниц прочитала!
— А моя — десять!
Находились и неудачники:
— Моя-то все никак буквы не запомнит.
В кронштадской школе я училась почти на одни пятерки. Ударники — называли таких ребят и направляли на съезды в Ленинград. Там выступал Сергей Миронович Киров.
— Чтобы построить социалистическое общество, вам, дети, надо хорошо учиться.
Я на всю жизнь запомнила эти слова. В перерывах Сергей Миронович любил беседовать с нами, фотографироваться, маленьких брал на руки, спрашивал о чем-нибудь, шутил. Однажды я оказалась рядом с Кировым. Он взял меня на руки и, улыбаясь, спросил:
— А ты, девочка, кем будешь, когда вырастешь?
— Артисткой!
— Вот и хорошо, нам артисты тоже нужны.
Первое декабря 1934 года. Разве можно забыть этот страшный день! Просыпаюсь — и ничего не понимаю, в доме все плачут. Отчим ходит молчаливый, хмурый. Мне нашили на рукав школьной формы черную траурную полоску и отправили на уроки. Но уроков никаких не было, в школе тоже все плакали. Убийцу Сергея Мироновича — Николаева — арестовали сразу же. А потом пошли нескончаемые аресты. Отчима, которого мы с сестрой очень любили, взяли через месяц, в январе. Та зима запомнилась мне огромными очередями в НКВД. Люди стояли порой несколько суток, чтобы узнать о судьбе близких. Стояла там и наша мама. Она сумела попасть на прием к начальнику НКВД. Тот показал ей длинные списки арестованных:
— Это все, что я знаю. Мне было приказано их арестовать — я выполнил приказ.
Вскоре мы получили извещение: принести теплые вещи. Отчима сослали в Киренск на четыре года (он работал токарем на одном из кронштадтских заводов). В письме к нашей маме писал: "Если ты не веришь, что я не враг народа - подавай на развод". Но та уже собирала чемоданы, чтобы ехать в ссылку к мужу. Мы с сестрой радовались: увидим Сибирь, там медведи по улицам ходят! С трудом нашли на карте этот город. И вскоре в составе большой группы кронштадтцев — в Киренск сослали 70 человек — Трубецкие и Волконские двадцатого века отправились к своим мужьям в неведомые края.
Два месяца нашего пути в Сибирь — отдельная история. Отчим к тому времени уже работал инженером-экономистом на заводе. Приехавших разместили по домам, детей отправили в школу. Я пошла в пятый класс. Наш кронштадтский десант еще долго оставался главной киренской новостью. Местные говорили: "Вот враги народа приехали, зиновьевцы". Нас дразнили дети, недоверчиво косились в нашу сторону взрослые.
Конечно, мы были другими: лучше учились, кругозор был намного шире. Многие ребята играли на музыкальных инструментах, хорошо пели, танцевали. Даже внешне мы выглядели иначе. Девочки ходили в коротких — выше колена — платьях, мальчики — в аккуратных костюмчиках.
Помню, вышла я на каком-то концерте танцевать в пачке, на пуантах. Смотрю — все сразу глаза опустили и шепчут: вот стыд-то! Сама почти голая и еще ноги выше головы задирает! А я тогда вальс танцевала.:В киренской школе стояло пианино. Никто не знал, с какой стороны к нему подойти. Как-то на переменке я стала повторять свою школьную программу — этюды, сонатины, пьесы. Все-таки четыре года в музыкальной школе занималась. Киренские диву дались: смотри, смотри, как у нее пальцы-то бегают!
Шло время, и постепенно разница между нами стиралась. Мы, кронштадцы, лихо щелкали кедровые орешки, не вынимали изо рта серу и привычно бегали с ведрами на Киренгу. А местные девчонки дружно обрезали свои старушечьи юбки и щеголяли в коротких — "как у ленинградских". Тогда я начала создавать школьную художественную самодеятельность.
Волна арестов 37-го докатилась и до Киренска. Сгинул в магаданских лагерях отчим Нины, уволили с работы ее мать. "За связь с мужем" — было написано в ее трудовой книжке. Голод, отчаяние, всеобщее презрение к врагам народа — в такой обстановке сдавала Нина школьные выпускные. Сразу пришло решение: поступать в местное педучилище. И уже на первом курсе она вновь оказалась в центре культурной жизни — организовала студенческий хор, музыкальные кружки, проводила всевозможные праздники. Это отвлекало от повседневности, помогало забыть — хотя бы на время — клеймо врага народа. Так промелькнули три года и наступило 21 июня 41-го — вручение дипломов об окончании училища и, как водится, выпускной.
22-го весь наш выпуск — и парни, и девчата — отправились в военкомат. А там очереди без конца и края. Все рвались защищать Родину. Ребят наших забрали сразу же. А к зиме на всех пришли похоронки — полегли под Москвой. Меня как отличницу оставили в Киренске, я работала в школе и приносила домой 150 рублей.
В 1943-м стали брать на фронт женщин. И хотя учителям предоставляли бронь, втайне от директора я уже ходила на курсы снайперов. Руководитель меня хвалил: "Отличница боевой и политической подготовки"! Проходит полгода, я сдаю экзамены и иду к директору — увольняться. Тут мой обман вышел наружу. На курсах я сказала, что работаю уборщицей, и гнев директора обрушился на мою голову. Так я не попала на фронт.
— Университет, Нина, — не твое призвание. Не увижу тебя в музыкальном или театральном училище — перестану здороваться. Так заявил наш директор, вернувшись с фронта. А я к тому времени уже училась на первом курсе истфака в госуниверситете и на дирижерско-хоровом в музучилище, руководитель которого предложил мне весомый аргумент в пользу музыки. Он сказал:
— Нина, если я дам тебе работу, ты бросишь университет?
— Наверное.
Так параллельно с учебой я начала работать секретаршей, а в университете стало одной студенткой меньше.В 47-м, закончив Московскую консерваторию, в Иркутск приехала молодой музыкант и педагог Елена Владимировна Савинцева. Это была очень яркая личность. Мы сразу влюбились и в нее, и в те предметы, которые она преподавала. Как-то Елена Владимировна попросила меня задержаться после занятий.— Нина, если ты хочешь быть профессиональным музыкантом — а я вижу, что у тебя хорошие данные — нужно учиться в Москве или в Ленинграде. Здесь, в Иркутске, нет нужных условий, — сказала она. Я выбрала Ленинград — все-таки моя родина. И, закончив два курса дирижерско-хорового в Иркутске, поехала сдавать вступительные экзамены в Ленинградское училище при консерватории.
— Ну что, сибирячка, плачешь? Что, завалила сольфеджио? — спросил у меня после экзаменов доцент консерватории Ольхов.
— Нет, фортепиано, — ответила я сквозь слезы.
— А знаешь, ты мне понравилась. — И повел меня к директору. — Слушай, ну взять надо девку-то, учиться ведь хочет. Интересная, способная девка.
Тот нахмурился. Ладно, подумаем. Приходите завтра.
Так я стала студенткой первого курса дирижерско-хорового отделения музучилища при Ленинградской консерватории имени Римского-Корсакова. Но посещала одновременно и первый, и второй. А летом на отлично сдала все предметы — в училище была сенсация — и перешла на третий курс. Закончила его на одни пятерки и получила направление в консерваторию. Но не пошла, засомневалась — выдержит ли здоровье? Оказалось, не зря. На четвертом слегла в больницу — сказались и сибирская ссылка, и огромное напряжение первых двух лет в училище Ленинграда. Но госэкзамены сдала блестяще, и в 50-м году отправилась в Иркутск, к матери. Диеты, травы и просто родные стены сделали свое дело, здоровье мое потихоньку восстановилось, и я смогла начать работу.
Непросто шло становление молодого дирижера. Разочарование сменялось творческими находками, озарениями.
— Особую роль в моем профессиональном росте сыграл руководитель ансамбля песни и пляски Восточно-Сибирского военного округа Латыпов, пригласивший меня на должность хормейстера, — вспоминает Нина Владимировна. — И словно плотину прорвало: бесконечные репетиции, концерты, гастроли, аранжировки, создание женского хора при Доме офицеров — это была хорошая школа в течение нескольких лет.— Каких я только хоров не насочиняла, — признается она. — В иркутских вузах — политехническом, сельхозакадемии, в общеобразовательных школах, педучилищах и пединституте, самодеятельных и профессиональных, детских, мужских, женских, смешанных...
Но без преувеличения своеобразным творческим портретом дирижера Мищенко стал хор Дома культуры имени Гагарина, еще в первые годы своего становления получивший почетное звание народного коллектива. Он был создан Ниной Владимировной в 1956-м году, сразу после окончания Уральской консерватории им. Мусоргского. Здесь в процессе работы над народной песней окончательно сформировался хоровой стиль Мищенко, объединивший особенности народного и академического пения. Настоящий венок народных песен — лирических, протяжных, удалых, шуточных — был посвящен Нине Владимировне на праздничном концерте в день ее 80-летия.По минутам расписан сегодняшний день заслуженного работника культуры Нины Владимировны Мищенко. Четыре детских хоровых коллектива(!) в средней школе Марково, а еще — фольклорный ансамбль "Таусень", преподавательская работа в Иркутском музыкальном училище, ученики, коллеги, друзья... По-прежнему главное дело ее жизни — русская народная песня, хоровая музыка. А впереди — немало ярких музыкальных эпизодов. Устремленное в будущее, творчество этого замечательного иркутского дирижера — неотъемлемая часть единого российского музыкального пространства.
Фото автора
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
