Своеобразное пространство общественного быта горожан традиционно формировалось вокруг церкви. Исследования бытового православия периода капитализма (1) показали, что к концу ХIХ – началу ХХ вв. вызревают и обнаруживают себя существенные сдвиги в системе культового и религиозно-нормативного поведения, связанные с изменением социальной структуры и общественных отношений, становлением новой социальной психологии религии. Сужается сфера аграрной обрядовости, возрастает роль семейно-бытовых религиозных обрядов. Доминирующее значение приобретает принцип личной веры и личного «спасения». «Религиозный индивидуализм» становится «одним из духовных слепков мира свободного предпринимательства, частной инициативы, обособленного товаро-производства» (2). Происходит трансформация конфессиональных сторон общественного быта, а их роль в составе других элементов общественного быта меняется.
В центре нашего внимания – конфессиональные аспекты общественного быта православного населения городов губернии, относительная численность которого не снижалась на протяжении периода менее 85,5% численности этих населенных пунктов.
Одной из наиболее массовых форм участия городского населения в религиозной жизни, а также важным индикатором религиозности являлось посещение церкви. Рассматриваемый период выявил существенные сдвиги в этой области, связанные с потерей в восприятии горожан элемента жесткости и безукоснительности традиционно-обязательного посещения церкви. Для чиновничества посещение церкви из неотъемлемого компонента конфессионального быта постепенно трансформировалось в часть профессионального, «служебного» быта. Социальный состав посещающих храмы все более замыкался на «лицах низшего», частично «среднего (торгующего) сословия», в кругах которых посещение церкви оставалось обязательным признаком добропорядочности (3). В среде купечества верность Богу, выражающаяся в посещении церкви, исполнении долга исповеди и причастия, имела особое значение, выступая существенным фактором подтверждения устойчивости деловой репутации, ассоциировалась с твердостью и надежностью слова при устном заключении контракта. С другой стороны, становление капиталистических отношений вносило изменения в область религиозного сознания, корректируя ценностные представления в направлении уничижения роли религиозно-нравственных идеалов и возрастания роли денег. Однако крупные церковные праздники купечество без внимания не оставляло.
Доминанты половозрастной структуры посещающих церковь оставались достаточно стабильны. Как и в первой половине ХIХ в. основной контингент молящихся в будничные дни составляли женщины, старики и дети, прежде всего, воспитанники учебных заведений. В воскресные и праздничные дни учащиеся обязаны были посещать церковь. Несмотря на усилия, позиции церкви в воспитании религиозности в детях становились шаткими. Духовенство констатировало возрастание отчужденности в отношениях детей и подростков к церкви, распространение сомнений в истинности религиозных догматов (4). Сказывалось и расширение культурно-досуговой сферы для детей, альтернативной церковной среде. К концу столетия в Иркутске установилась практика вождения детей «среднего и высшего классов» в праздничные дни в театр на детские утренние представления вместо церкви.
Посещаемость церкви варьировалась в зависимости от состава служащих, характера и времени службы. Признание иркутской паствы получили также празднования, касавшиеся истории Иркутской епархии, введенные в первой половине 1870-х гг. архиепископом Вениамином. Фактором, усиливающим частоту посещения церкви, выступала внешняя угроза. В поисках защиты (через покаяние и молитву) от наводнения, землетрясения, других природных катаклизмов горожане стремились в церкви, как это было в 1861, 1870 и другие годы. Не исключалась и творческая, активная позиция горожан в отношении богослужения. В 1863 г. прихожанами иркутской Спасской церкви было предложено по воскресным дням после поздней литургии отправлять акафист. К концу столетия он читался во всех иркутских церквях и некоторых храмах уездных городов. Молящихся, особенно женщин, собиралось достаточно. Помимо акафиста в некоторых церквях было введено чтение «душеспасительных книг».
Посещение церкви рассматривалось горожанами не только как религиозный, но и светский акт. Здесь обменивались новостями, приглядывали женихов и невест. Как и в других общественных местах, в церкви соблюдались правила социальной иерархии. Богомольцы из «простого народа» занимали места дальних рядов, ближе к дверям, или боковые приделы; «благородная публика» составляла первые ряды молящихся. Пребывание на «глазах общества» заставляло всех обращать большое внимание на свою одежду, манеры и т.д.
Рост формального отношения в среде горожан к богослужению шел параллельно с процессом усиления внешней обрядовости и формальности действия самого богослужения. Характерной чертой становится возрастающее несоответствие между диктовавшейся церковью нормой «благочинного» поведения и бытовавшим стандартом поведения. Согласно данным епархиальных отчетов происходит снижение активности горожан, в первую очередь «высшего образованного класса», в исполнении долга исповеди и причастия, приобретая в последней трети ХIХ в. черты определенной тенденции (5). По подсчетам Л.В. Островской, в 1861–1904 гг. в сибирских «городах среди неисповедавшихся… ежегодно оказывалось от 1/6 до 1/4 населения» (6). Среди пороков также отмечалось несоблюдение постов, вошедшее с 1 половины 1860-х гг. в привычку в среде чиновного класса и простого народа; производство торговли и работа в праздничные дни; игра в карты, пьянство; нецеломудренность.
Рост формализма в отправлении религиозного культа, нечеткое соблюдение религиозных норм поведения, сужение сферы религиозной жизни за счет расширения и разнообразия общественной и культурной областей, заставляли духовенство расширять сферу внебогослужебного общения с горожанами. Организация библиотек при церквях, идея учреждения которых высказывалась обер-прокурором Святейшего Синода в 1866 г., значительного внимания населения как уездных, так и губернского городов не вызвали. Наибольший отклик получили религиозно-нравственные чтения, открытые, главным образом, для детей с 1884 г. во всех городах губернии по воскресным и праздничным дням. К концу ХIХ в. на чтения собиралось в среднем до 50 детей. Наиболее массовым было посещение (до 200–250 человек) чтений в Иркутске. Воспринимаясь как дополнительная форма общения и досуга, чтения собирали аудиторию, варьирующуюся в зависимости от темы беседы, обстоятельств и условий ее проведения; наличия игрового момента. К концу Х1Х в. конкуренцию им составляли организованные по инициативе учителей Иркутска для «взрослых из простого класса и детей» городские народные чтения, проводимые с использованием большего числа иллюстративного и вспомогательного материала. По данным газеты «Восточное обозрение» в течение 1893–1895 гг. прошло 36 таких чтений, на которых побывало около 7000 человек, в среднем по 200 человек на каждом чтении (7).
Стремлением церкви охватить своим влиянием более широкие слои населения были продиктованы идеи преподавания Закона Божьего арестантам в Иркутской городской тюрьме (с 1863 г.); проведения вне богослужебных религиозно-нравственных собеседований в казармах Иркутской казачьей сотни, в ночлежных домах (с 1899 г.). Одним из направлений внебогослужебного общения церкви с горожанами являлась работа Миссионерского общества, открытого 15 марта 1871 г. на базе существовавшего ранее. В состав Комитета под председательством архиепископа вошло 11 человек: 64% членов принадлежало чиновничеству, по 18% – духовенству и купечеству. Деятельность общества явилась предметом внимания лишь верхушки горожан. Причины участия лежали более в социальной сфере (престижность, поддержка и покровительство со стороны светских и духовных властей), нежели религиозно-нравственной. Основная масса населения города оставалась к обществу равнодушна. Интересной формой вхождения церкви в культурно-бытовую жизнь города явилась организация публичных выступлений архиерейского хора.
Большей устойчивостью отличались стороны конфессионального быта, связанные с почитанием и прославлением местных религиозных святынь, усвоением и передачей легенд и городских преданий религиозной тематики, во многом определявших «самобытность» религиозной жизни города. Важное значение принадлежало местным святыням. Общегородское значение имели местночтимые иконы Спаса Нерукотворного и Св. Николая в башнях Илимского острога в Илимске (1883 г.); местночтимыми являлись основатель Свято-Троицкого монастыря близ Киренска старец иеромонах Гермоген; основатель Вознесенского монастыря близ Иркутска старец Герасим (день памяти – 20 января) и архимандрит Вознесенского монастыря – Синесий (день памяти – 10 мая). Широкое бытование в городах губернии получил культ Св. Иннокентия. Причем, у низших слоев горожан почитание культа в большей степени имело прикладной характер, «высшим обществом» акцент делался более на религиозно-нравственных и духовных основах. Меньшей «популярностью» среди населения пользовались культы Св. Синесия и Св.Софрония. Чрезвычайно широкое распространение на территории Иркутской губернии имел культ местной чудотворной иконы Казанской Божией Матери, почитаемой как «заступницы» и «оберега», особо чествуемой с 1722 г. Бытовал в Иркутске и культ иконы Иверской Божией Матери. В последней трети ХIХ в. церковью насаждается почитание Иннокентия Вениаминова, святителя Аляски, митрополита Московского. Однако до конца столетия значительных результатов в направлении распространении соответствующего культового поведения обнаружено не было.
Местные святыни, прежде всего, мощи Св. Иннокентия являлись предметом паломничества. Большинство горожан у раки Св. Иннокентия бывали два раза в год. Особое внимание горожан привлекали паломники-странники. Они выступали носителями разнообразной информации, передаваемой в форме преданий, былей, рассказов, пользующихся популярностью среди населения, усиливая религиозные настроения горожан.
Устойчивым компонентом конфессионального быта горожан являлось проведение крестных ходов. К концу ХIХ в. их количество в Иркутске увеличивается с шести в 1861 г. до девяти к 1895 г. Часть ежегодно совершаемых крестных ходов была связана с принятыми горожанами общественными обетами с целью защиты от природных стихий. Часть проводилась в честь тех или иных юбилеев, памятных дат, начинаний, праздников. Один из наиболее торжественных и многолюдных крестных ходов состоялся в Иркутске в дни празднования 900-летия крещения Руси. Вторая половина ХIХ в. выявила трансформацию этого традиционного компонента общественного быта. Интересно отметить постепенное отмирание связи крестных ходов с аграрной обрядовостью. В то же время устанавливается тесная связь крестных ходов со светской историей города.
Событием городского масштаба являлись отъезд и встречи архиепископа, проезд высоких иерархов. Для иркутян памятна была торжественная встреча в 1868 г. «очень любимого в Иркутске» по свидетельству современников Иннокентия, нареченного митрополитом Московским (8). Для жителей уездных городов встреча высших иерархов епархии являлась особо значительным фактом. Будучи отдалены от крупных административных, экономических и культурных центров, редко встречая представителей высшей власти, горожане воспринимали подобные визиты как крупные события, далеко выходящие за рамки лишь конфессионального быта.
Традиционная сфера конфессионального быта складывалась вокруг строительства и реконструкции культовых сооружений. Инициативы чаще исходили от верхушки духовной и светской администрации, реже – приходского или общегородского сходов, отдельных лиц (Е.А. Кузнецов, А.Н. Портнова, В.А. Литвинцев). Для большинства горожан участие ограничивалось пожертвованиями, в том числе по завещаниям. Передача средств «на благолепие храмов» являлась не только широко распространенной, но и охотно исполняемой нормой «благочинного поведения», рассматриваемой как одно из наиболее удобных и быстрых средств исполнения религиозного долга. Прагматическое, «овеществленное» отношение к церкви вело к парадоксальной ситуации, когда охотнее на церкви делались пожертвования, нежели посещались сами храмы. В виду экономического положения, уровня индивидуальной религиозности, наибольшее распространение пожертвования получили в среде купечества и мещанства, значительно меньше – в среде дворянства и чиновничества, крайне незначительно – в военном сословии и низах общества. Устойчивое внимание сохранялось к церквям, связанным с именами родственников и близких. Общественный отклик приобретали пожертвования на приходские церкви.
Активная миссионерская деятельность православной церкви актуализировала пожертвования на строительство и поддержку миссионерских станов и церквей. Популярность частых финансовых вливаний в эту сферу была во многом связана с удовлетворением личных амбиций жертвователей, стремящихся обратить на себя внимания церковных иерархов.
Характерной чертой этой стороны конфессиональной жизни стало образование комитетов строительства культовых сооружений. В Иркутске на протяжении второй половины ХIХ в. подобные комитеты в составе 9–10 человек функционировали во время строительства часовни во имя Спасителя (1866 г.) и нового Кафедрального собора (1873 г.). Лидирующее положение в них принадлежало купечеству (до 50-55% от общего числа членов комитета); значительной была доля чиновничества (22–40%); представителям духовенства, входящим на правах обязательных членов, принадлежало не более 10–11% (9). Большинство членов комитетов оказывались задействованы по роду службы (городской голова, городской архитектор, церковный староста, священники).
Ряд форм конфессионального быта формировался под воздействием приходской жизни. Во второй половине ХIХ в. приходская сеть Иркутска не претерпела существенных изменений по сравнению с предыдущим периодом. В 1895 г. в Иркутске существовало 15 городских приходов. Приходская жизнь уездных и заштатного городов концентрировалась вокруг главного собора города: Спасского – в Киренске, одноименных – в Илимске и Балаганске; Воскресенского – в Верхоленске; Вознесенского – в Нижнеудинске.
Сословный и социальный состав приходов, как правило, включал в себя представителей едва ли не всех слоев и групп. Типичным в этом плане являлся Преображенский приход Иркутска, население которого принадлежало к разным сословиям: чиновничеству, купечеству, мещанству, казачеству, крестьянству (10). В связи с исторически сложившимися, прежде всего в Иркутске, зонами компактного проживания представителей отдельных социальных групп в ряде случаев можно выделить некоторые приоритеты. Особенностью Борисо-Глебского прихода, на территории которого до 1854 г. существовал ремесленный дом, была повышенная доля цеховых и ремесленников, поселенцев (11); специфика социального состава Успенского прихода обуславливалась расположением на его территории воинских и казачьих казарм. Характерной особенностью состава городских приходов было наличие в них временно проживающего населения, а также вхождение в состав ряда городских приходов жителей подгородных селений. Во второй половине ХIХ в. приходская община оставалась первичной церковно-административной единицей. Ее автономность и суверенность были весьма ограничены. Одна из важнейших прерогатив – выбор приходского духовенства – была урезана до права «заявления епархиальному епископу своего желания иметь известное лицо членом причта своей церкви» (12). Взаимоотношения прихожан и причта отличались миролюбием и лояльностью, будучи основанными более на «слабом развитии религиозного чувства» в населении, нежели на почитании духовного сана (13). Ситуация была характерна для многих городов России этого периода в целом. Однако отдельные лица духовного звания (П.В. Громов, В.И. Знаменский, Г.А. Шергин, В.Я. Карташев и др.) пользовались глубоким уважением и расположением у прихожан. Особое значение придавалось длительности служения в одной церкви, наличию родственной преемственности с предшествующими священниками прихода, «усердию по службе и подвижничеству», образованности, яркости чтения проповедей и ведения службы. Взаимоотношения прихожан и духовенства в уездных городах носили более поверхностный характер, нежели в губернском городе, усугубляемые частой сменой священнослужителей.
Роль распорядительного органа приходской общины выполнял сход, выступавший наиболее массовой формой участия горожан в делах приходов. Общие собрания прихожан созывались из всех домохозяев прихода и из прихожан, имеющими право участвовать в собраниях местных городских обществ. Собрание признавалось правильным при наличии в нем не менее 1/10 части имеющих право присутствия. Низкий порог численного представительства свидетельствовал о незначительности роли, отводимой властями приходскому сходу. В компетенцию приходских сходов входили выборы церковного старосты, членов приходского попечительства (с 1864 г.); двух «счетчиков» для проверки доходов (с 1890 г.); вопросы благоустройства и благосостояния, благотворительности в рамках прихода, вопросы, связанные с первоначальным обучением детей. После организации приходских попечительств («Положение о приходских попечительствах при православных церквах» вышло в 1864 г.) ряд этих вопросов перешел в их ведение. Важное место принадлежало реализации инициатив религиозного толка (принятие обетов, введение чтения акафистов, организация крестных ходов, выписывание святых икон и т.п.). Прослеживается зависимость уровня деятельности от инициативы приходского священника; среди членов приходских общины – от отставного чиновничества.
Практически любые инициативы приходской общины требовали разрешения патриархального начальства или светских властей. При этом факты отстаивания приходской общиной своих узких религиозно-корпоративных интересов нам неизвестны. Существенный пласт взаимоотношений складывался с органами местного самоуправления. Известное еще в XVIII в. внедрение их в приходские дела, особенно если затрагивались хозяйственные вопросы, находившиеся в компетенции светских общин, осуществлялись и во второй половине ХIХ в. В конце ХIХ в. эта практика имела законодательную основу. По Городовому положению 1892 г. «городскому общественному управлению предоставлялось право попечения об устройстве православных храмов и поддержки их в исправности и благолепии, а равно попечение об учреждениях, имеющих целью управление религиозными чувствами и поднятие нравственности городского населения» (14). В связи с этим особое значение получает характер взаимодействия приходских и светской общины города. В уездных и заштатном городах восприятие прихода как самостоятельной единицы, отличной от других, было в значительной степени занижено. На практике это приводило к наложению ряда функций приходской общины на функции городского общества. В Иркутске же, где границы приходских общин и светской не совпадали, наблюдалась большая автономность первых. Однако ряд хозяйственных мероприятий (ремонт церкви, открытие и обустройство церковно-приходских школ в приходе и т.д.) согласовывались в Думе.
Заметной фигурой в приходе являлся церковный староста, избираемый на 3 года с согласия причта; выбор утверждался епархиальным архиереем. Полномочия старосты закреплялись «Уставом Духовных консисторий» издания 1841 г. и Особой инструкцией 12 июня 1890 г., усилившей контроль за их финансовой деятельностью (15). Обязанности старосты состояли в «попечении об имуществе и обо всем хозяйстве церкви». Вся деятельность протекала под надзором благочинного и епархиального начальства. Служба церковного старосты приравнивалась к общественной по выборам. Выбранные из податных сословий освобождались от выборов в другие общественные службы; прослужившие 9 лет приобретали право ношения форменной одежды после ухода с должности.
Обратимся к социальному составу церковных старост Иркутска второй половины ХIХ в. Доминирующее положение на всем протяжении периода занимало купечество, составляя около трети состава (30–35%). Его относительная численность к концу ХIХ в. уменьшается до 20–15 % при возрастании доли мещанства (6,3–37,5%), казачества (6,3–18,8%), цеховых (6,3–12,5%). Доля чиновничества оставалась невелика, но стабильна (6–7%). Как правило, должность замещалась лицами невысокого ранга. Служба воспринималась ими как общественно полезная, была тесно связана с активной общественной позицией, обуславливалась высокой религиозностью. Подавляющее большинство избранных находилось на посту в течение одного срока. Длительное пребывание на посту было более характерно для 1850–1870-х гг. и в подавляющем большинстве – для купечества. Лидирующее положение торгово-промышленных слоев обуславливалось рядом причин. С одной стороны, должность была связана со значительными расходами и на нее стремились выбрать людей состоятельных, с другой – в глазах третьего сословия она обладала определенной привлекательностью как нравственное, богоугодное дело. В церковном старостинстве купечество видело дополнительную сферу влияния. Однако факты злоупотребления старостами в управлении делами приходской общины нам неизвестны, как и защиты их корпоративных интересов.
Престиж должности обуславливался выборами купцов-первогильдейцев, входящих в число лучших прихожан (Останин, Котельников, Катышевцев, Михеев, Лаврентьев, Венедиктов, Хаминов и др.). Прежде всего им прихожане устраивали пышные чествования. К концу ХIХ в. чествование старост постепенно прекращается, как и перевыборы на длительный срок. Понижение общественного статуса церковного старосты было связано с бюрократизацией должности, ограничивающей влияние и возможности использования ее в личных целях; с частичной потерей ее уникальности в связи с созданием приходских попечительств, значительно расширивших круг «поверенных прихожан». Ситуация являлась следствием роста религиозного индивидуализма, все более замыкающего разнообразие религиозной жизни на самом человеке и его семье, что вело к падению социального и религиозного значения приходской общины. Соответственно, и выработанные ею отдельные общественные институты (институт церковных старост) также постепенно отходят на второй план. Освобождаемая купечеством ниша заполняется представителями податных сословий, для которых старостинство являлось гарантией освобождения от других общественных служб.
В уездных и заштатном городах социальный состав и статус церковных старост имели некоторые особенности. Должность сосредотачивалась в руках купечества и мещанства (30–50%). До 1880-х гг. заметной была доля крестьянства (30–36%); в два последние десятилетия – чиновничества (16–17%). Авторитет старосты был невысок: должность воспринималась как обременительная служба по выборам в ряду многих других, связанных с денежными издержками, что нередко вызывало отказы (16).
Старостинство распространялось и на церкви пригородных селений. Как правило, служба ограничивалась одним сроком. Церкви же при частных предприятиях в основном опекались владельцами этих заведений. Так, старостами при церкви Николаевского железоделательного завода состояли иркутские купцы Трапезниковы и Лаврентьевы, при Тельминской Казанской церкви – иркутские купцы Белоголовые.
Новой формой внутриприходской жизни стало учреждение приходских попечительств по «Положению» 1864 г. Реформа, являвшаяся частью конфессиональной политики Александра II, была вызвана «упадком церковно-религиозной жизни в приходе», исчезновением «церковных братств», обособлением церковных старост от приходской общины, с одной стороны, и причтом, с другой; диктовалась слабой «нравственной связью духовенства с их приходами». Целью попечительств являлось «попечение о благоустройстве и благосостоянии приходской церкви и причта в хозяйственном отношении, устройство первоначального обучения детей и благотворительные действия в приделах прихода» (17). Состав попечительства выбирался на общем собрании прихода из лиц, «отличающихся благочестием и преданностью вере»; местные священнослужители и церковные старосты являлись непременными членами. Председателю попечительства присваивалось звание попечителя прихода. По вопросам, превышающим права или в «сомнительных» случаях, попечительство должно было обращаться к епархиальному архиерею. С 1 января 1865 г. Государственный Совет разрешил приступить к открытию приходских попечительств. Как правило, инициатива организации исходила от приходского священника. Учредительство новых общественных объединений всколыхнуло внутриприходскую жизнь, значительным оказалось число задействованных в их работе: избиралось 13, 15, в отдельных случаях – 30 человек. Однако значительная доля приходских общин восприняла новшества весьма апатично и «за отсутствием надобности» ограничила численность своих попечительств неизменными членами: священнослужителями и церковными старостами, в отдельных случаях – избранием приходского попечителя.
Приходские попечительства стали ареной деятельности прихожан среднего достатка. Главенствующее положение в них принадлежало среднему и низшему чиновничеству, мещанству, наиболее зажиточным лицам из среды цеховых, казачества, крестьянства, лишенных возможности иного воздействия на общественные процессы. Купечество, имея более действенные рычаги влияния на городские дела, занимая в том же приходе лидирующее положение, не часто домогалось должности. Исключение составляли случаи подчеркнутого внимания властей к приходскому попечительству. Уникальным оказалось восприятие попечительства прихожанами Киренского Спасского собора. В его учреждении женщинами города была найдена возможность расширить рамки своего участия в общественной жизни. Выборы состоялись в 1868 г. В состав попечительства вошли супруга доктора, представительница чиновничьего мира и четверо жен киренских купцов. В целом женщины составили 17% общего числа членов созданного общества.
Наивысшей активностью были отмечены первые годы существования попечительств. Работа сосредотачивалась вокруг сбора пожертвований на создание капиталов, ремонта и благоустройства церквей, оказания единоразовых пособий причту и беднейшим жителям прихода. Пожалуй, самым ярким проявлением деятельности стала организация школ грамотности для детей в Борисо-Глебском («Ломоносовская школа») и Троицком приходах. В течение 1866–1872 гг. в ней занималось от 17 до 48 детей в год (18). В середине 1870-х – начале 1880-х гг. активность попечительств заметно упала. Сфера деятельности сужается до обеспечения платы сторожам, мелких исправлений церкви, выдачи пособия причту, погребения беднейших жителей прихода и т.д. Были закрыты школы грамотности.
К концу ХIХ в. многие попечительства существовали лишь формально. Некоторое оживление наблюдалось во второй половине 1880-х гг. в связи с организацией по инициативе Иркутского Благотворительного общества и духовенства приходских попечительств о бедных в рамках приходов (19). В начале 1890-х гг. такие комитеты существовали в 14 приходах Иркутска. В Успенском, Преображенском и Знаменском приходах при активном участии женщин были открыты даже небольшие приюты для бедных. Однако эффективность деятельности попечительств оказалась невелика. Каждое из них смогло охватить своей деятельностью не более 20 человек, а выдаваемые пособия составляли 3–18 руб. Уже через несколько лет после их открытия духовенство констатировало спад активности обществ, апатичность, незначительность жертвуемых прихожанами средств. В восприятии горожан приходские попечительства о бедных приближались к разновидности Благотворительного общества, с присущими им особенностями деятельности. В 1893 г. архиепископ Тихон поднимал вопрос о создании новых приходских попечительств, организация которых оживила бы работу благотворительного общества (20). Результаты его деятельности нам неизвестны.
Таким образом, во второй половине ХIХ в. конфессиональные аспекты оставались одними из наиболее устойчивых и демократичных сторон общественного быта городских сообществ Иркутской губернии.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей
