Иркутск Александра Вампилова // Тендитник Н. «Иркутск. Бег времени»

Тендитник Надежда Степановна (7 марта 1922, ст. Слюдянка Иркутской области – 11 ноября 2003, Иркутск), кандидат филологических наук, профессор, литературовед, литературный критик. Член Союза писателей России. Автор книг «Мастера», «Вален­тин Распутин», «Энергия писательского сердца» и др.

Сегодня многим из нас, знавшим Александра Вампилова, кажет­ся, что о нем известно все. Знаем, наверное, многое потому, что, как всякий большой художник, он с открытым сердцем шел к читателю и зрителю, был искренен. Однако стоило прикоснуться к памятным местам Иркутска, связанным с именем драматурга или вошед­шим в качестве достовернейших примет времени в его творчество, как от­крывается много еще не перелистанных страниц его биографии.

Начнем хотя бы с того, что, создав крупные пьесы, зная цену написан­ному («Утиной охоте» драматург придавал большое значение и был пора­жен, с каким непониманием ее встретили), он вынашивал планы обратить­ся к большой прозе. Задолго до того, как были признаны «Прощание в ию­не» и «Старший сын», просил мать – Анастасию Прокопьевну Копылову – записать свою биографию. У А. Вампилова были все основания считать ис­торию семьи фактом большой и трудной биографии эпохи. И если попы­таться пройти по памятным местам города, откроются пусть и не все, но некоторые важные ее страницы.

Саша вырос в притрактовом селе Кутулик, но городом его судьбы стал Иркутск. Многие, очень многие места города хранят память о нем, не за­были его мягкой походки, его загадочной улыбки.

О поселке Кутулик драматург рассказал в очерках, но тем не менее важно подчеркнуть, что отсюда, с этих мест, приютившихся у Московско­го тракта, начинается семейное предание. Прадед драматурга по материн­ской линии Африкан Федорович Медведев был сослан в Кутулик на посе­ление. Детали семейного предания размыты временем, сейчас уже не вос­становить обстоятельств, при которых был убит помещик, на службе у которого был прадед драматурга. Расплачивались за это многие, виновные и непричастные. В Кутулике А. Ф. Медведеву и суждено было остаться до конца дней.

В семье помнят, что Африкан Федорович был любителем театра и му­зыки. Здесь долго хранилась реликвия – гитара, на которой он играл.

С давних пор Кутулик стал местом, где жили и трудились многие пред­ставители этой семьи: бабушка А. Вампилова Александра Африкановна, мать драматурга и его отец Валентин Никитич. Сюда наезжали и подолгу жили сестры Анастасии Прокопьевны.

Что же касается иркутской истории семьи, то она начинается в памят­ном и любимом районе города – ныне площади Кирова. Эти историчес­кие места можно без преувеличения назвать колыбелью рода, его щедрой почвой.

А Вампилов был сыном своей матери, ее мир волновал драматурга, и оснований для этого было немало. Анастасия Прокопьевна родилась в на­чале века, и его бурные потрясения оставили неизгладимый отпечаток в ее судьбе.

Детство А. П. Копыловой не назовешь безмятежным – всю Россию потрясали события первой русской революции. Но вместе с тем среда оби­тания оставалась особенной.

Дом, где жили Копыловы, гимназия, в которой учились, место детских игр и забав – Тихвинская площадь, окруженная со всех сторон седыми па­мятниками старины. Казанский кафедральный собор, выполненный в ви­зантийском стиле, Тихвинская и Спасская церкви, собор Богоявления, своим великолепием напоминавшие о подъеме национального духа в на­чале XVIII века, Московские ворота, возведенные в 1811 году, накануне великих потрясений, не могли не влиять на воспитание вкуса и патриоти­ческой гордости.

Дом отца Анастасии Прокопьевны приютился в старинном историче­ском месте: начало Амурской (Ленина), Мыльниковской (ныне Чкалова) и Спасолютеранской (Сурикова) улиц. Он был окружен Спасским парком, остатки которого видны около Вечного огня, отсюда рукой подать до гим­назии (здание пединститута на ул. Желябова). Зимой для детей здесь устра­ивался роскошный каток. Торговые ряды, венчания в Тихвинской церкви, скопления людей около дома городской управы (ныне корпус биолого­почвенного факультета) – все было исполнено духом близящихся пере­мен. И они не заставили долго ждать. Декабрь 1917 года был особенно па­мятным.

Горячей и беспощадной была схватка миров. В ней кристаллизовался характер будущей учительницы, сумевшей воспитать в детях патриотичес­кое сознание, высокое достоинство. Нет, не случайно А. Вампилов питал глубокую и трепетную любовь к матери, уважение к ее нелегкой судьбе.

Когда он ей говорил: «А ведь ты не верила в меня, мама», или когда напи­сал на дарственной книге «Старший сын»: «Дорогой маме от младшего сы­на», он подчеркивал свое право быть духовным наследником семьи.

Крутой волей и недюжинными способностями оратора и педагога был наделен дед драматурга Прокопий Георгиевич Копылов. Он вырос в семье кимильтейского крестьянина, но собрался с силами, получил высшее об­разование, обеспечившее ему пост священника в кафедральном соборе и должность учителя гимназии. Старожилы города помнят его и поныне. Прокопий Георгиевич был отцом большой семьи. Девять детей росли в ней, получая отличное по тем временам образование и воспитание. Бабуш­ка А. Вампилова Александра Африкановна Медведева получила образова­ние в епархиальном училище, имела в 17 лет высокое по тем временам зва­ние домашней учительницы. Как оно ей пригодилось! И не только в соб­ственной семье, но и в семье дочери – Анастасии Прокопьевны, где она поселилась после 1937 года и прожила до глубокой старости. Она многое сделала для воспитания внуков. Любовь к музыке и классике была у А. Вампилова привита с раннего детства. Ее прах покоится недалеко от ран­ней могилы драматурга на Радищевском кладбище.

Семью Прокопия Георгиевича, как и его самого, не обошли бури вре­мени. Двое сыновей – Михаил и Юрий – погибли в годы Гражданской войны. Татьяна и Анастасия, ставшие учительницами, пережили немало сложностей, связанных с перестройкой старого гимназического образова­ния в новое, доступное широкой массе трудящихся. Охотоведы, инжене­ры-строители, врачи – таков путь семьи, активно потрудившейся в усло­виях нового строя.

Когда у Саши появилась возможность в детстве наезжать в Иркутск, уже не было ни дедовского дома, ни окружавшего его большого сада. Не было уже и многих памятников города. Саша с матерью останавливался у дяди – Иннокентия Прокопьевича Копылова, в домике на улице Франк- Каменецкого, 28. Район этот ныне сильно изменился, а был тоже по-сво­ему заповедным. Когда-то улица эта называлась Мяснорядской, на ней шла бойкая торговля, а до самой Ушаковки простирался большой Интен­дантский сад. Кто знает, какие впечатления откладывались в душе от этих поездок? Может, здесь в своем безотцовском детстве он впервые познал мужскую опеку и дружбу? Иннокентий Прокопьевич, известный охотовед, был большим любителем и защитником природы. Его сын – Игорь, хотя и был намного старше Саши, много времени уделял брату. Дядя и двою­родный брат пережили много трудного. Когда Игорю было всего 10 лет, умерла его сестра, мать, не преодолев горя, застрелилась на ее могиле. Са­ша сочувственно и любовно относился к осиротевшей семье дяди, был в ней своим.

Проходя и сегодня мимо дома на Франк-Каменецкого, нетрудно пред­ставить, какие впечатления отразились в таком вот зимней пейзаже: «Мо­ре снега, заунывно ровное, мертвое море, «оцепеневшая» дорога, освеща­емая «маленькой тусклой луной». «Озябшая, жалкая, она, кажется, ждет не дождется конца своего дежурства» (рассказ «Сугробы») – так мог видеть мир человек, глубоко чувствующий.

Болевыми были воспоминания А. Вампилова об отце. Помнить его он не мог – отца не стало, когда Саше минуло всего пять месяцев. Но знал он о нем все. Зная, не мог не гордиться. Ведь этот человек, родившийся в се­мье аларского крестьянина, сумел многого добиться. Это был прекрасный педагог-словесник, горячий, искренний, увлекающийся человек, наделен­ный острым чувством социальной справедливости. Не примирившись с не­законным арестом одного из учителей, поехал хлопотать за него в Иркутск и сам оказался на подозрении. Несчастье случилось зимой 1937 года, а рань­ше, летом этого года, в письмах к жене, лежавшей в родильном доме г. Че- ремхово, он писал о своем предчувствии, что у них родится сын, что, навер­ное, судьба у него будет необычной, возможно – писательской, что снились ему и Л. Н. Толстой, и А. М. Горький. Последний на совместной охоте в знак благорасположения подарил полмешка пороху.

Не будем считать это мистикой. В трудные моменты истории и судь­бы человек начинает видеть мир острее, проницательнее, способен на предвидения. Именно это имел в виду В. Шукшин, когда опубликовал ве­щие сны своей матери, словно предсказавшей судьбу мужа перед уходом на фронт.

Предчувствие необыкновенной судьбы своего последнего ребенка бы­ло самым светлым в последних днях Валентина Никитича.

Смутным декабрьским днем приехала за ним кошевка (вид саней, оби­тых кошмой), за которой погнался в детском отчаянии старший Сашин брат Михаил.

Но вернемся в Иркутск.

В жаркие летние дни 1954 года Саша сдавал вступительные экзамены на историко-филологический факультет Иркутского государственного университета им. А. А. Жданова. Университет тогда полностью размещал­ся в старинном историческом здании города. Построил его в 1869 году ар­хитектор Александр Евграфович Разгильдеев, сын казачьего офицера, за­кончивший курс Академии художеств, имевший звание академика и пода­ривший городу ряд зданий на улице К. Маркса. Здание в разное время именовалось и институтом Николая Первого, и пансионом благородных девиц, а в 1918 году в нем был открыт университет.

В 1954 году А. Вампилов не поступил на историко-филологический факультет – не хватило знаний по немецкому языку. Но после упорных занятий в 1955 году стал студентом. Осенью этого года, после колхозной студенческой страды, познакомился с В. Распутиным, так что учеба в уни­верситете и последующие годы были временем прочной дружбы и подлин­ного духовного братства.

В старом корпусе университета до декабря 1986 года еще сохранялась 64-я аудитория, где шли занятия у филологов. Она была выстроена в фор­ме полуамфитеатра и никогда не пустовала. Не могу не вспомнить здесь, как однажды увидела в последнем ряду на лекции по древнерусской лите­ратуре сидящих рядом В. Распутина и А. Вампилова. Они, особенно Саша, лукаво улыбались и оживленно разговаривали. Не знаю, но почему-то не сделала им замечания. Отнесла их поведение на счет своей преподаватель­ской неопытности. На факультет ведь пришла только в 1954 году. И еще деталь: на юбилее В. И. Мариной, который отмечался в Доме писателей на ул. 5-й Армии (это здание снесено), В. Распутин и А. Вампилов подошли ко мне, и Саша сказал: «Мы вас любим, Надежда Степановна, – и, уло­вив смущение или недоумение, добавил: – Теперь любим.» Не мог он сказать неправды. Тем дороже была искренность. Однажды он заметил: «Вы открыли мне Бунина».

Памятным местом Иркутска, связанным с именем А. Вампилова, ос­танется здание на ул. Карла Маркса. С улицы 4-й Красноармейской был вход в редакцию газеты «Советская молодежь». Сюда будущий писатель пришел еще в студенческие годы. Было искушение попробовать себя в творчестве, а также материальные соображения: нужно было привыкать к самостоятельным заработкам.

Здесь и начался путь в большую литературу. Журналистские поездки, общение с людьми разных профессий, горячие споры в редакции многое определили в судьбе А. Вампилова.

Поскольку необходимый для писательства опыт был невелик, учиться жизни и творчеству предстояло одновременно. Как тут не вспомнить Ан­ну Ахматову, воскликнувшую когда-то по этому поводу:

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

Оказывается, все годится как строительный материал: и «запах дегтя свежий», и «сердитый окрик», и «таинственная плесень на стене», и задум­чивая тишина ночи. Все, все берет писатель у «жизни лукавой». Почему- то именно эти стихи вспомнились, когда впервые попала мне в руки руко­пись одного из юношеских рассказов А. Вампилова – «Сумочка к ребру». Глянув на рукопись рассказа, вспомнила о поразившем разговоре: «Какие рукописи у Вампилова! Он делал правку своих рассказов прямо на газет­ном листе!» Это сказал человек, бережно и трепетно относящийся к дра­матургу! Сразу возразить на это было трудно. Не попадали в руки и вари­анты его работ. И вот удача: редактор иркутской студии телевидения Ва­лентина Молчанова показала одну из них. Рукопись рассказа «Сумочка к ребру» сохранилась у нее с тех давних времен, когда студент филфака ИГУ Саша Вампилов приходил в редакцию многотиражной газеты «Иркутский университет» и застенчиво оставлял для печати свои первые опыты. Буду­чи секретарем редакции, В. Молчанова перепечатывала их, готовя к пуб­ликации. Саша, не страдая манией величия, просто оставлял черновики в редакции, и вот мы их видим, уже тронутые временем, слегка пожелтев­шие. Свидетели напряженного труда, эти рукописи указывают и на вдох­новенную учебу у жизни.

Как известно, в рассказ «Сумочка к ребру» включены стихи:

Из подворотни выбрел пес лохматый

И вдруг завоил, словно не к добру.

Подкрадывался сумрак бородатый,

Подвязывая сумочку к ребру.

Эти «стихи» показала однажды молодым начинающим писателям Еле­на Жилкина. Л. Красовский, активно работавший в те годы в газете, вспо­минал:

«Ребята! – простонала Елена Викторовна, хватаясь за горло. – Мне дурно. Вы только послушайте! – Мы все посмеялись, а Вампилов написал замечательный рассказ».

Наделенный прекрасным чувством юмора, Саша, едва сам взявшийся за перо, был беспощаден к ремесленничеству. Стихи незадачливого автора подтолкнули к работе. Три типа графоманов – Рассветов, Гонорарьев и дембель, автор рукописи «Три года в строю», изображены в тонах юмори­стических, мягких, но вместе с тем с той редкостной определенностью, ко­торая не допускает разночтений. Литературный консультант Владимир Пе­трович не вынес напора этой публики, ушел из редакции.

Нас, однако, интересует сейчас характер авторской правки. Рукопись «Сумочка к ребру» указывает на «легкость» пера, но не в том смысле, что писатель творил на ходу. Это говорит о полной погруженности натуры в творческий процесс. В результате этого произведение ложится на лист сра­зу, может быть, в короткие мгновения, необходимые для написания расска­за из трех страниц. В основе своей именно поэтому он и не подвергался ко­ренной правке (как, впрочем, было и с пьесами А. Вампилова, варианты ко­торых в зависимости от исполнителей ролей бесчисленно много раз пере­создавались, а основа пьесы была всегда неизменной). Правка стилистичес­кая в процессе работы всегда была значительной. Она указывает на редак­торское чувство слова, на тщательность лепки характера, в котором главное отдано правде психологических состояний. Так, зафиксировав внимание чи­тателя на ожесточении литконсультанта, увидевшего стихи Рассветова, он сначала написал: «Поспешно покинул кабинет. Сумерки. Сугробы посине­ли», а потом тут же выкинул пейзажную зарисовку. До этого ли в состоя­нии, когда ярость выталкивает из кабинета. В окончательном варианте чи­таем: «По дороге домой В. П. держался многолюдных и освещенных мест».

Писатель и в других случаях добивался усиления именно этой мысли. Вначале его литконсультант в ярости твердил рассветовские перлы, в ко­нечном варианте они вычеркнуты и заменены изображением состояния души: «Я все-таки человек. у меня ребенок, еще могут быть дети.»

В этом же ключе шла правка семейной сцены. Заменив слова «забеспо­коилась» (речь идет о жене Владимира Петровича), «уложила» другими – «внимательно посмотрела», «увела», автор добивается главного: поняла, что с мужем случилось что-то нешуточное. Поняла и «набрала нужный но­мер телефона».

Правка рукописи дает наглядный урок превращения внешне комичес­ких эпизодов в ситуации, наполненные правдой душевных состояний.

Психология творчества – одна из самых загадочных сфер жизни чело­веческого духа. Здесь все непредсказуемо, неожиданно и парадоксально. У Анны Григорьевны Достоевской были, к примеру, все основании сказать, что толчком к написанию «Бесов» послужило будничное событие – при­езд ее брата, И. Сниткина, всегда внушавшего писателю уважение и тре­вогу за его судьбу (политические волнения к началу 1870-х годов усили­лись). Читатели Ф. Достоевского знают, как разрастался круг событий и лиц, осмысленных в «Бесах», какую жгучую полемику он вобрал.

А. Вампилов не мог обойти в своем творчестве трагический этап на­шей истории – войну. Специально к этой эпохе он не обращался, но судь­ба Сарафанова, история его одиночества указывает на неизбежные послед­ствия великой трагедии. Из пьесы видно, какими хрупкими стали после­военные отношения людей в семье, какими противоречивыми были связи отцов – детей.

Война не обошла ни одного семейного очага, в том числе и семьи Вам- пиловых. Ее косвенной жертвой стал брат Саши Володя, умерший в 1948 году шестнадцатилетним юношей. Был предельно ослаблен недоеданием и не справился с глубокой простудой (он провалился под лед местной речки в Кутулике). Больно отозвалась в сердце гибель двоюродного брата Игоря Копылова. По свидетельству родных, будучи еще школьником, Саша заин­тересовался историей поселившейся в Кутулике после войны женщины по имени Аксинья, которая так и не сняла старой телогрейки и ватных брюк. О ней он собирался написать.

Когда зритель наблюдает драму семьи Хороших в пьесе «Прошлым ле­том в Чулимске», он понимает – А. Вампилов писал о последствиях вой­ны на основе увиденного, пережитого и глубоко перечувствованного.

А теперь о самом трудном – об отношениях писателя с Иркутским об­ластным драматическим театром. Складывались они в пору, когда творче­ский коллектив, когда-то прославленный и любимый публикой, вошел в полосу кризиса. Менялись режиссеры, была сильна инерция оглядки на столичные авторитеты. Как тут заметить и оценить юное дарование? Не удивительно, что здесь осудили и не приняли «Утиную охоту», отвергли поначалу и «Прощание в июне».

Впрочем, были и просветы. За пьесу «Старший сын» активно начала сражаться в конце 1960-х годов заведующая литературной частью Р. В. Курбатова. Подарив ей позднее свою книгу «Старший сын», А. Вампилов написал: «Уважаемой Раисе Васильевне Курбатовой, доброй волей которой эта пьеса пробилась к иркутскому театру и была поставлена. С благодар­ностью автор. 30 окт. 1970 г.»

Премьера «Старшего сына» в Иркутске была первой в истории этой пьесы – в 1969 году. Молодой драматург и режиссер В. Симоновский ста­вили ее с подъемом, увлеченно. Спектакль побил все рекорды долгожи­тельства в наше быстротекущее время. Он прошел с успехом более 400 раз!

С горечью приходится отметить, что признанный во всей стране и да­леко за пределами прославленный драматург не представлен в театре горо­да по сей день.

С февраля 1966 года по лето 1967-го А. Вампилов учился в Москве на Высших литературных курсах. В Иркутск он привез книгу Н. Рубцова с красноречивой надписью («По-настоящему дорогому человеку на земле, без слов о твоем творчестве, которое будет судить классическая критика. Н. Рубцов») и стихи. Одно так и названо: «Саше», другое – «Саше Вам- пилову». Вот они:

Я подойду однажды к Толе

И так скажу я: – Анатолий!

Ты – Передреев, я – Рубцов,

Давай дружить, в конце концов.

Потом к Вампилову направлю

Свой поэтический набег.

Его люблю, его я славлю

И... отправляюсь на ночлег.

Стихотворение «Саше Вампилову» впоследствии переделано, и посвя­щение исчезло, но первоначально оно звучало так:

Я уплыву на пароходе,

Потом поеду на подводе,

Потом еще на чем-то вроде,

Потом верхом, потом пешком

Пойду по улице пешком —

И буду жить в своем

народе.

Неточность поэтической строфы здесь очевидна, переделки были не­обходимы, и с расширением темы «жить в своем народе» смысл посвяще­ния вроде бы стал излишне камерным. Но мы-то знаем, кто вдохновил по­эта. Жить в народе было главным для драматурга. Он умел говорить язы­ком своих героев и боли и проблемы молодых чувствовал острее других. И все мечтал: пойду с записной книжкой туда, где базары, где вещевые рын­ки, где много людей. «Ведь среда – это мы с вами, – писал он в очерке «Прогулки по Кутулику». Среду, это неопределенное понятие, «никак нельзя привлечь к ответственности». Однако драматург верил в ее разум, к нему и к совести постоянно взывал.

Когда-то А. Куприн услышал от А. Чехова: «Ездите почаще в третьем классе. Я жалею, что болезнь мешает мне теперь ездить в третьем классе», где можно услышать «замечательно интересные вещи».

Наш сложный, стремительный век скоростей лишь усиливал в драма­турге чувство живой и ранимой природы. Не случайно даже низко павший Зилов стремился испытать в общении с ней очищение и свободу от себя. Вот что написал недавно в Иркутск хорошо знавший А. Вампилова жур­налист из Суздаля Владимир Белоногов, сделавший снимок в электричке Иркутск – Черемхово (А. Вампилов сидит с веткой кедра): «Снимок в эле­ктричке сделан летом 63-го или 64-го, скорее первое. Мы встретились с ним в Усолье. У меня что-то сорвалось с фотографированием, и я брел раздосадованный. У него тоже что-то не было большой жизнерадостности. По его предложению поехали на попутной машине к ближайшему леску. Кедры там не росли. Ветку подобрали. Ее кто-то обронил, или из грузови­ка какого выпала. Саша произнес короткую филиппику, обозвал тех лю­дей, а ветку жалел. На станцию ее нес завернутой в куртку. В пустом ва­гоне аккуратно расправил иголки, за чем и сфотографирован».

Как и положено большому художнику, поэзию быта А. Вампилов об­ретал в самом быту. Потому и Иркутск вошел в его пьесы и прозу как жи­вой и необходимый свидетель жизни героев. Он сам стал героем его про­изведений.

Герой «Старшего сына» Бусыгин жил в «общаге» мединститута, что и сейчас находится-здравствует на улице Красного Восстания. А встреча с Сарафановым состоялась в предместье Ново-Мельников, которое нетруд­но узнать по прошествии лет. Как сказано в ремарках, рядом с каменным зданием ютился «деревянный домик, с крыльцом и окном во двор». Там жила Макарская, предмет страстной любви Васеньки.

В пьесе «Прощание в июне» Колесов за дерзкую выходку против ректо­ра университета отбывает арест на две недели на разборке ограды кладбища, оказавшегося в черте города, рядом с городскими домами. Это тоже точная примета жизни Иркутска, на новом этапе мышления вынужденного восста­навливать порушенные реликвии.

Впечатляют такие приметы города, как церковь, упомянутая в «Утиной охоте». Речь идет о древнем и замечательном памятнике XIX века – Тро­ицкой церкви. Если идти от фактов биографии, напротив нее жила одно­курсница А. Вампилова по университету Людмила Добрачева, оставившая немалый след в биографии драматурга. Зилов, увлеченный Галиной, шут­ливо звал ее повенчаться в этой церкви.

По многим улицам ходил писатель, во многих домах бывал, любил об­щение и людей. О нем многое мог бы поведать административный корпус ИГУ, в котором он учился, когда там размещался филологический факуль­тет. Белый дом – здание Научной библиотеки, где часами просиживал за книгами, помещение издательства, находившееся тогда на ул. Горького, гостиницы города, принимавшие гостей – писателей, Театр юного зрите­ля, с актерами которого дружил.

В доме на Дальневосточной улице, которая скоро получит имя драма­турга, он провел последние годы жизни. Здесь написана «Валентина», на­броски пьесы «Несравненный Наконечников» и другие произведения. Здесь многое сохраняется в память о нем, кажется, и его мягкая походка еще слышна на лестнице. А ведь прошло уже 15 лет.

Горячо любил А. Вампилов Байкал и его окрестности. Здесь он часто бывал и мечтал купить дачу. Драматург не успел поселить здесь своих геро­ев, но его собственная судьба оказалась связанной с озером навсегда. «Сердце, переставшее биться в водах Байкала, – писал болгарский критик Стефан Цанев, – бьется на весь свет; смех, который оборвал Байкал, зву­чит над целым миром, грустит. Грусть эта неизлечима, незаменима ничем».

Будем же надеяться на то, что дни, отсчитываемые историей, будут принадлежать и этому светлому человеку. Так много сделал он, чтобы мы были лучше.