Эвенки северного Прибайкалья. История

Сибиряки долго будут помнить многолюдные митинги в защиту Байкала от нефтяной трубы. Люди разных возрастов и социального положения объединились, чтобы защитить святое. О накале страстей, вызванных нефтяным проектом, напоминают еще оставшиеся кое-где в Иркутске надписи и рисунки на стенах домов, на асфальте: «Будь бдителен!», «Борись за нашу общую жизнь — скажи нет трубе!». Байкал и все мы были в опасности. Но особенному риску подверглись люди, чьи предки жили на севере Байкала еще до начала колонизации Сибири. О них не писали газеты, не рассказывали телевизионные передачи, и все же именно те из них, кто ведет традиционный образ жизни на своих исконных территориях, формально защищены федеральным законодательством. Это эвенки (прежнее название — тунгусы), коренной малочисленный народ Севера. Летом 2005 г. мы — двое исследователей — этнограф и географ — выехали к эвенкам Северного Прибайкалья. И вот что нам удалось увидеть и узнать.

В Северобайкальском районе, через который планировали провести нефтепровод, живут 711 эвенков. Они расселены в четырех эвенкийских муниципальных образованиях: Киндигирском, Чильчигирском, Байкальском и Куморском. В зону непосредственного воздействия проекта строительства попадали села Холодное и Душкачан Киндигирского муниципального образования и село Уоян (оно же — Старый Уоян) Чильчигирского муниципального образования.

Территориально северобайкальские эвенки относятся к Бурятии. Но на фоне других групп эвенков Бурятии — баргузинских, баунтовских, живущих по соседству с бурятами-скотоводами и вобравших многие черты культуры соседей, северобайкальские эвенки имеют особые черты. Север Байкала вошел в границы Бурятской АССР в 1923 г.; до этого административно относился к Верхоленскому округу Иркутской губернии и к Баргузинскому округу Забайкальской области. Исторически эвенки Северного Прибайкалья тесно связаны с русскими, которые появились здесь в 1646 г. Тех из русских, кто успел поселиться и прижиться в этом медвежьем углу до начала XX в., можно назвать русскими сибирскими старожилами, хотя их конкретный состав самый разный — потомки казаков, крестьян, ссыльнопоселенцев. Еще в начале XX в. русские здесь выращивали хлеб, занимались рыболовством, охотой и скотоводством. Общая численность русских старожилов в границах современного Северобайкальского района составляла около 2–2,5 тысячи человек.

В 1920-х гг. на севере Байкала работал этнограф Елпидифор Иннокентьевич Титов. Он составил тунгусско-русский словарь, исследовал культуру эвенков. Уже тогда ему бросилась в глаза особая этносоциальная среда. Он отметил, что часть северобайкальских эвенков обрусела, а местные русские заимствовали черты тунгусской культуры.

— ...Все русские в Куморе, в Иркане и в Ченче говорели по-эвенкийски. Почему так говорели? Это те, которы местные-то, они произошли все от эвенков, — рассказывает эвенкийка бабушка Лекарева.

Жили вольно и крепко, постоянным трудом. Добраться в эти удаленные места в прошлом было трудно, и каждый новый человек был на виду. Деревни, в которых жило такое смешанное население, сейчас укрупнены. Эвенкийское и местное русское население отличает демократичный характер: люди считают, что поскольку живут вместе, то все и должны считаться местными и в случае каких-то проектов, опросов, компенсаций должны быть учтены интересы всего населения.

Корень, который связывает старожилов района с эвенками, важен. Для кого-то он, этот корень, дает возможность восстановить идентичность, раздобыть документы и получать едва ли не единственную сохраненную для здешних эвенков льготу — относительно свободно, по сравнению с другими группами населения, ловить рыбу, которую раньше они ловили здесь безо всяких лицензий.

Принадлежность к эвенкийской национальности открывает возможность заявить права на территории традиционного природопользования. На севере Байкала есть община эвенков «Улуки». Одна семья и еще несколько человек держат оленей, охотятся, рыбачат. Сюда с удовольствием приезжают зарубежные туристы — покататься на оленях, лыжах, «Буранах», полюбоваться природой, попариться в баньке, порыбачить…

Для других важны не льготы, а сама эта ниточка-тропочка назад, в историю, а значит, и вперед, в будущее. Таков очень интересный художник В.П. Колмаков, нижнеангарский затворник, которому незримая, но важная связь с предками-эвенками дает дополнительный стимул для жизни и работы. В его мастерской соседствуют реалистические полотна с гобеленами в необычном символическом стиле с вкраплениями национальных мотивов. Так же серьезно, как 100 лет назад эвенки шили кумаланы — нарядные коврики из разноцветных кусочков меха, так кропотливо и вдумчиво работает Колмаков над своими гобеленами. Названия его полотен: «Шаман», «Удачливый охотник», «В гостях у дедушки», «Дух».

Многие поднимают архивы, восстанавливают свое прошлое, узнают, откуда они родом. Кто-то успел, а кто-то опоздал. Летом 2005 г. районный архив, в котором хранились документы по истории района начиная с XVIII в., находившийся в Нижнеангарске, сгорел. Что-то сохранилось благодаря директору музея в Нижнеангарске Н.К. Киселевой и ее коллегам в селах и деревнях района. Проводя для нас экскурсию, она показала стенды, на которых восстановлены родословные древа известных жителей района. Многие из них связаны своим происхождением с эвенками, с местной землей. В музее сохранилась метрическая книга села Байкальское, составленная в начале XX в. По ней можно судить, какие сокровища хранились в сгоревшем дотла архиве. В метрических книгах записаны родившиеся на берегах Байкала 100 лет назад люди — фамилии, имена и отчества, возраст и род занятий их родителей, место проживания, а также их восприемники, т. е. крестные. Из этой книги хорошо видно, как причудливо переплелись здесь русская и эвенкийская кровь и жизнь, как люди не чурались друг друга, а устанавливали связи по крещению, по родству, жили и живут вместе на берегах Богом данного озера.

Попадая сюда, начинаешь понимать, какой была Сибирь до и в начале колонизации, какими чистыми и незамутненными были тайга, вода и воздух. Невольно вспоминается цитата из написанной в безбожное советское время «Утиной охоты» А. Вампилова, нашего талантливого земляка: «О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви…» Жители Старого Уояна, расположенного на реке Верхней Ангаре, рассказывали, что в советское время госпромхоз отправлял на экспорт в Японию семена здешней сосны — так высоко она ценилась. Сейчас на экспорт по БАМу идут круглый лес и нефть.

Красота природы, желание проверить свои силы привлекают туристов-водников. Одни, преодолевая многие километры трудного пути, забрасываются на Байкало-Ленский водораздел и сплавляются опасным, но интереснейшим маршрутом по горным рекам Чуе и Чае. Другие избирают более спокойный сплав по Верхней Ангаре — радуются жизни, ловят рыбу и дышат чистым воздухом. География таких туристов — со всей России и бывшего Советского Союза.

Все эти земли в прежние времена осваивались исключительно кочевыми эвенками двух родов — киндигирского и чильчагирского. Шемагирский род жил оседло на берегу Байкала, но даже шемагирцы не могли усидеть на одном месте и хотя бы несколько раз перекочевывали вдоль берега Байкала на лодках с одного места на другое. Историческая преемственность эвенкийского землепользования прослеживается здесь уже с XVII в.

Красота, а главное, богатство этих мест издавна привлекали пришлый люд и предприимчивых людей. Эвенки, которых тогда называли тунгусами, гонялись за пушным зверем, чтобы обменять у купцов шкурки соболя и белки на продукты и товары. Когда знаменитый баргузинский соболь стал иссякать, возникла необходимость в создании соболиного заказника: первый в России был основан в 1916 г. на части земель, изъятых из тунгусских кочевий на северо-востоке Прибайкалья. Их родовое управление было в поселке Сосновка. Эти эвенки (точнее, русские писари от лица эвенков) сдавали с торгов купцам и крестьянам нерестовые омулевые реки и участки чернолесья (богатой зверем тайги), арендная плата за которые шла в госбанк на счет родового управления. Бесплатными были продукты и товары, незадолго до революции открылась школа. Этот опыт был едва ли не первым опытом решения проблем землепользования эвенков в условиях усиления давления на природную среду.

Потом случилась революция. Было решено перевести всех эвенков на оседлость, построить для них дома и новые поселки. Так возникли села Холодное и Старый Уоян, где живут потомки эвенков киндигирского и чильчагирского родов. Часть эвенков остались оленеводами и охотниками, рыбаками, осевшие в поселках стали работать техничками, санитарками, воспитателями, учителями. Работали, было трудно, и все же то ли потому, что это была молодость, то ли потому, что и вправду так было, прежнее время сегодня вспоминают с долей ностальгии:

— Нравилось то, что всех заставляли учиться. Все грамотные были. Хочешь ты идти куда-то учиться — иди дальше. Хочешь ты работать — у тебя вся работа. Ты пойдешь уборщицей или кем-то, одинаково. Например, я санитаркой работала, пусть я крепдешины да шерсть не носила, я прилично одета была. Я детей всех одевала. Они у меня голы не ходили. Я завтрашний день никогда не думала, я завтра все равно получу зарплату, аванс. И дети у меня все в садике, в интернате, и надо будет, и в институт ли куда. А сейчас я не знаю, в своей стране такой страх.

В конце 1970-х гг. в тихую жизнь этих мест ворвался БАМ: зарычали вездеходы и трактора, повалили дымы от срубленного и сжигаемого леса, запестрели яркие лозунги, появились новые люди разных национальностей — легче сказать, кого тогда не было на БАМе, приехавших кто — за романтикой и запахом тайги, кто — за большими деньгами. БАМ действительно был великой стройкой. Но экологический ущерб от покорения природы не замедлил сказаться. На это нам неоднократно указывали местные жители. Лозунги времен БАМа до сих пор остались кое-где вдоль трассы железной дороги: «Тоннели строят настоящие мужчины», «БАМ — стройка века». А рядом — лозунги-плакаты новейшего времени: «Рынок — он и в Африке рынок». Веселый кочевой народ-строитель, сорванный со своих мест — из городов, деревень и весей, забросив родные места, под громкие лозунги и за большую зарплату готов был бы и северные реки на юг повернуть, да иссякли силы, и споткнулась стройка о Байкал, и осели здесь те, кому некуда было ехать. А может быть, захотелось остаться рядом с такой красотой. Так стала эта земля родиной и для них. Бывшие бамовцы живут в основном в Северобайкальске, новом городе на самом берегу Байкала с населением до 25 тысяч человек. Много! Много людей стало на Байкале. А во времена БАМа было еще больше. Закончилась стройка, не стало работы, многие уехали. А кто-то во времена перестройки стал собирать дары природы, что и помогло выжить. Так почти сравнялось их положение с положением коренных жителей. Люди нуждаются в работе, постоянной, стабильной, созидательной, — на благо своих семей и страны. На сложной ситуации с работой играли представители компании, обещая золотые горы жителям. Как только забрезжила возможность (только возможность!) строительства нефтепровода, вновь оживились безработные люди: новая стройка века, самый длинный в мире нефтепровод. Слишком близко идет к берегу Байкала? Ерунда! Авось пронесет! А у нас будет работа — пусть временная.

В 2005 г. северобайкальские эвенки — жители сел Холодного и Уояна — оказались в эпицентре событий. Зачастили к ним то чиновники, то нефтяники, то научные работники. Сооружение нефтепровода планировалось в 300–500 метрах от села Холодного — село попадало в санитарную зону. На несогласованной предварительной стадии работ тяжелая колесная техника прошлась по кладбищу. Для местных жителей эта дорога на погост, последний приют их родных и близких; для приезжих промышленников — единственно удобный подъездной путь к объектам строительства.

— Мертвым-то покоя нету там в земле, — делилась своими переживаниями 80-летняя эвенкийка бабушка Платонова. Эта стройка, если бы состоялась, грозила разрушить не только природную, но и социальную среду, культуру людей, зависящих от природы и экономически, и духовно.

Наш социологический опрос показал, что многие жители испытывали беспокойство, тревогу и даже страх от нового мегапроекта. Вот что мы услышали на улицах села:

Я против. Тунгусы говорят, что все против. Не дай Бог прорвет — всё здесь будет.

Мы-то вымрем потом. Нас так просто бросили на выживание;

Байкал — это же не речка, стоять будет;

По международным и российским законам эвенки как коренной малочисленный народ имеют особые права. В частности, право на ведение традиционного образа жизни. Поэтому спрашивают, хоть и формально, их мнение о возможности строительства. 13 июля 2005 г. состоялась встреча представителей компании «Транснефть» с жителями села Холодное. Примеров непонимания, разных жизненных кодов, на которые запрограммированы люди, было достаточно. Возможно, это объясняется неумением или нежеланием установить диалог с людьми, которые имеют иное мировоззрение, образ жизни и, на взгляд городских промышленников, кажутся безнадежно отсталыми, ретроградами, стоящими на пути прогресса. Вот только один диалог:

— Вы же не хотите в лесу жить. Вы хотите прийти домой телевизор включить. Вы хотите цивилизацию… — говорит представитель компании.

Один из местных мужчин отвечает:

— Почему не хотим? Мы, наоборот, в лесу живем. Цивилизацию. Мы сейчас посмотрели на эту цивилизацию. Кошмар какой-то.

Действительно, дикой должна казаться простому человеку нынешняя «цивилизация» с ее культом наживы и денег, правом сильного, разнузданностью нравов, новым, скрытым колониализмом. Неуважительность проявилась и в частых напоминаниях людям задавать «конкретные вопросы», и в самом тоне встречи.

— Вы где работаете на сегодняшний день? Чем питаетесь? — спрашивает представитель компании.

Из зала отвечают:

— Да мы безработные здесь поголовно.

— Ну так вот о чем и речь идет. На сегодняшний день удовольствие доставляет вам то, что вы безработные?

— Если бы на работу пообещали взять, но маловероятно, что я устроюсь.

Предполагавшаяся квота рабочих мест на нефтепроводе — 40 в год на всех жителей Северобайкальского района. Местные эвенки, хотя и тяжело страдают от безработицы (и поэтому, кстати, много пьют), сдержанно и трезво отнеслись к возможности получить работу за счет нефтепровода. На текущий момент им гораздо важнее сохранить чистыми реки, озера, включая Байкал, где они рыбачат, тайгу, где всегда найдут зверя и соберут ягоды и шишки. Люди подчеркивали, что природу, ее реки, охотугодья, ягодники важно сохранить не только потому, что «это наша возможность заработать деньги», но и «потому что они нам дороги», «для нас важны все места и мы не хотим их губить».

В селе после перестройки нет никаких производств. Уже назрела необходимость новых форм хозяйственного объединения. Возможности для этого есть, что показывает самоорганизация людей в общины и кооперативы по типу простейших производственных объединений, колхозов, которые нуждаются в поддержке на государственном уровне. Наиболее яркие примеры — две оленеводческие общины в Холодном, промысловый кооператив «Чильчагир» в Уояне.

Бабушка Лекарева, которая встретила нас не слишком приветливо, потом успокоилась и начала рассказывать про старину. Этот рассказ ясно проводит границу между понятиями «мы» и «они» по отношению к природе — границу, которая вряд ли существовала раньше и наличие которой является знаком предостережения всем нам.

"

Бережное отношение к природе не ушло в прошлое. Многое для его сохранения делает замечательный педагог, который живет в Холодном, местный эвенк Виктор Александрович Ганюгин. Он сам учитель математики, и вся семья у него педагогическая. Виктор Александрович педагог от Бога. Он любит возиться с ребятишками и после уроков идет с мальчишками и девчонками в тайгу, учит понимать и уважать природу. Школьники под его руководством высаживают семена кедра и кедровый подрост, знакомятся с повадками зверей и птиц, ведут метеорологические наблюдения, а недавно восстановили тропу Памяти, по которой в 1942–1944 гг. несколько эвенков ушли на фронт. Есть в школе и свой очень хороший музей.

В Северобайкальске есть церковь, церковь восстанавливают жители села Байкальского. Душкачанская община пытается восстановить православную церковь Иоанна Предтечи, но средств не хватает. Зато богатые сектанты, занесшие свои версии христианства из Америки, понастроили молельных домов, завлекают людей.

Предки всех здешних эвенков православные, крещеные. Одновременно в их мировоззрении и мироощущении осталось почитание природы, особое отношение к огню.

— Огонь всегда кормлю, а как же, в огонь всегда наливаю че-нибудь. Че я одна буду исть, — замечает бабушка Лекарева. — Это раньше рассказывали, тоже умные были люди. Ну один говорит: я пришел к одним в стойбище, вообщем пустили там за каким-то делом. Но хорошо живут, зажиточно, юрта большая. Лег у них ночевать, чай попил да ли че ли, и вот я, говорит, никак не могу уснуть. Гляжу, заходит старуха, то-олстая такая, светлая. А из огня встает худущая старуха, вся смо-орщенная. И вот они сидят разговаривают. „Ой, подружка, до чего же ты худущая, милая моя. Неужели тебя таки богаты не могут накормить?“ — „Какой накормить, они даже суп когда варят, боятся чтоб сплыло“. А эта говорит: „А у меня, хоть не зажиточно живем, у меня хозяйка о-е-ее. Меня чересчур кормит. Она прежде чем себе в рот положить, мне дает“. Так разговаривали. Огонь — это спутник наш. Я без огня куда? Я с ним даже могу разговаривать, с огнем. Я могу его понимать. Он очень даже предсказывает. У него звуки. Какой звук, уже чувствуешь, — хорошо дак хорошо. А если запечалишься, где че я достану да как буду жить, потихоньку так, ласково тебе скажет: не печалься, все будет хорошо.

Весной 2006 г., когда таяла надежда, когда государственная экологическая экспертиза вынесла положительное заключение, разрешающее строительство, огонь, вопреки всему, предсказал хорошее. 26 апреля 2006 г. президент России В.В. Путин принял решение отвести опасную нефтяную трубу от Байкала на север. Казалось бы, можно вздохнуть свободно. Но нефтяная труба теперь пройдет через земли кочевых эвенков южной Якутии. Открытым остается вопрос: что будет с природой и с людьми?