Буряты, этнические общности в XI-XIV вв.

Рубеж I—II тыс. н.э. обозначен важными событиями в истории Центральной Азии. Прежде всего существенно меняется этнокультурный облик региона, то есть начался процесс сплошной монголизации края. По единодушному мнению специалистов важную определяющую роль в этом деле сыграло возвышение киданей, которые в начале X в. образовали свое государство, вошедшее в историю под названием Ляо. Империя просуществовала более двух веков (до 1125 г.). В период наибольшего могущества границы ее простирались на западе до Хангайского нагорья, на востоке — до Желтого моря. Северные границы проходили примерно по южным районам Забайкалья.

Среди северных народов, с которыми Китаю пришлось вести борьбу на про­тяжении всей предыдущей истории, кидани занимают особое место. Дело в том, что до киданей вожди враждовавших с Китаем племен либо признавали превосходство китайского императора, либо считали себя равными ему. Кидани же в результате военных побед сами возвели на китайский престол угодного им им­ператора, который официально признал их отцом, а себя сыном, что выражает, по китайским понятиям, отношения подданства (Е Лун-ли. 1979. С. 15). Извест­ный востоковед-китаист В.П. Васильев отмечал: "Это событие имело решитель­ное влияние на дальнейшие происшествия. Допущение инородцев не грабить, а уже властвовать над китайскими городами было пятном, которое стремились смыть все китайские государи. Из-за этого они воевали с киданями, вступили в союз с маньчжурами и против них с монголами, и все это для того, чтобы отдать последним весь Китай. Со своей стороны, обладание китайскими землями долж­но было произвести великий переворот и между обитателями Монголии; они на­учились владеть китайскими землями и увидали, что можно этот первый опыт повторить и в более обширных размерах" (Васильев. 1859).

В результате приобретения китайских земель под властью киданей оказа­лось значительное количество оседлого населения, поэтому для их управления потребовались другие формы, методы. Накопленный киданями опыт борьбы с Китаем и выработанные методы управления оседлым населением были широко использованы последующими завоевателями. Не случайно одним из главных придворных советников у монголов являлся киданин Елюй Чу-цай.

Важным и не до конца решенным остается вопрос о конкретной роли кида­ней в этнических судьбах населения последующего времени. Важность его по­становки определяется тем, что наиболее активная пора жизнедеятельности ки­даней приходится на период интенсивных этнических процессов, имевших непо­средственное воздействие на происхождение и формирование многих современ­ных народов. Языковых материалов для решения подобной задачи явно недос­таточно. В свое время Л. Лигети весьма предположительно, в порядке обсужде­ния, выдвигал тезис о том, что "старописьменный монгольский язык происходит от киданьского" (Лигети. 1955. С. 21—35). Эта гипотеза рассматривалась в связи о тем, что старописьменный монгольский язык обнаруживает такие особенно­сти, которые нельзя объяснить при помощи живых монгольских языков и диа­лектов. Более того, по словам Б.Я. Владимирцова, "очень легко заметить, что уже в XIII в. монгольский письменный язык отличался от живых говоров монго­лов той эпохи... Приходится констатировать, что монгольский письменный язык XIII в. является перед нами уже вполне разработанным, со своей установленной орфографией... возник в более раннюю эпоху, во всяком случае до поры Чингис­хана" (Владимирцов. 1931. С. 4-5).

Следовательно, если принять версию Л. Лигети о преемственности старо­монгольского письменного и киданьского языков, то сопоставление последнего с каким-либо из современных монгольских языков и диалектов представляется невозможным. Со сказанным вроде бы вполне согласуется положение об отсут­ствии в XIII в. у монголов единого языка и существовании в предшествующую эпоху по крайней мере трех центров монгольской речи: шивэй, кидани и туюй-хунь (Лигети. 1955. С. 33-34). Высказывалось также мнение, что "творцом мон­гольского письменного языка, возможно, было какое-нибудь племя, родствен­ное монголам, но побежденное остальными племенами и растворенное в них" (Бертагаев. 1968. С. 7).

Свою точку зрения на этот счет выразил Д. Кара: "Киданьский язык, во вся­ком случае разговорный, в некотором отношении ближе к современным мон­гольским языкам, чем письменный монгольский, и в то же время более архаи­чен. Можно предполагать, что и киданьская морфология сильно отличается от известной нам монгольской" (Кара. 1972. С. 10). Однако этот важный по значению тезис выглядит не до конца раскрытым и потому требующим некоторых пояснений. В частности, остается непонятным, какие именно из современных монгольских языков подразумеваются, поскольку различия между ними также весьма ощутимы.

Имеются и другие соображения по данному вопросу - киданьские языки рас­сматриваются как основа современных халхаских диалектов, а старописьмен­ный монгольский сближается с говорами бурятского языка. Однако и эту пози­цию нельзя назвать в достаточной мере аргументированной; предположение по­строено на внешнем созвучии отдельных слов. Например, наран (бурят.) и наран (стп.-монг.) - "солнце", нар (халх.) и наир (кид.). Или табан (бурят.) и табун (стп.-монг.), тав (халх.) и may (кид.) - "пять" (Будаев. 1978. С. 88).

Как видно, на основании имеющихся данных нет возможности для более-менее однозначного решения вопроса о степени сопоставимости киданьского языка с современными монгольскими. С другой стороны, нет также ясности в вопросе о роли и месте киданьского в формировании письменного монгольско­го языка.

В целом же имеющийся материал дает основание для предварительного вывода о том, что собственно киданьский компонент не сыграл существенной роли в этнической судьбе последующего населения, за исключением, возмож­но, дагуров.

Одна из причин такого явления, на наш взгляд, кроется в том, что основная масса киданей, успевшая испытать мощное культурно-экономическое воздейст­вие со стороны китайцев, оказалась этнически чуждой для местного населения Центральной Азии. По определению X. Пэрлээ, из известных около десятка киданьских городищ на территории МНР, многие возникли "как опорные пункты подчинения кочевых племен" (Пэрлээ. 1962. С. 62).

В целом не подлежит сомнению тот факт, что кидани среди всех крупных "варварских" народов, не считая, может быть, некоторых южных групп хунну и сяньби (тоба), оказались в наибольшей степени подверженными влиянию сосед­него Китая. Тому способствовал ряд причин: непосредственная близость их тер­ритории расселения с Китаем, сложная военно-политическая обстановка. Как свидетельствуют многочисленные факты, в результате притеснений со стороны более сильных в то время соседей - коре, жужаней, тюрков - кидани были вы­нуждены неоднократно обращаться за покровительством к своему могущест­венному соседу. Китайцы, в совершенстве овладевшие тактикой организации различных смут и разногласий среди своих беспокойных соседей, охотно откли­кались на подобные просьбы.

Не приходится сомневаться в том, что в период существования империи Ляо связи киданей с ханьцами стали еще более тесными и разносторонними. Поэто­му кидани, не имевшие прочной хозяйственно-культурной связи с местным насе­лением, под мощным натиском чжурчженей компактной массой поспешно дви­нулись в более западные районы, где в пределах Семиречья вскоре была обра­зована новая империя.

В ХII-ХIII вв. перед нами вырисовывается более детальная картина родо-племенного состава и расселения народов Центральной Азии и Южной Сибири благодаря появлению собственно монгольских письменных сочинений, прежде всего таких как "Сокровенное сказание" и "Сборник летописей" Рашид-ад-дина.

Бассейн Селенги в ее среднем течении, примерно от слияния Хилка до Уды, можно рассматривать как владения меркитов. Меркиты ("мэйлицзи") как этни­ческая общность начинают фигурировать в источниках еще с конца XI в., то есть гораздо раньше, чем многие из известных народов и племен ХП-ХШ вв. Согласно "Ляо-ши", в 1093 г. киданьский военачальник Вотэла ходил в поход на меркитов и разбил их.

Делились меркиты на три ветви: увас (хоас), хаат и удуит. Последние, судя по уделенному им в источниках вниманию, представляли наиболее многочислен­ную и боеспособную часть племенного объединения. Удуит-меркиты делились в свою очередь на следующие подразделения: уйкур, мудан, тудаклин и джиюн.

Вопрос об этнической принадлежности меркитов, насколько известно, не становился предметом для особых обсуждений. Многих, очевидно, удовлетворя­ло сообщение о том, что "меркиты - это часть монгольского племени" (Рашид-ад-дин. 1952. С. 114), что "нравы их и обычаи те же, что и у татар" (Марко По­ло. 1955. С. 93).

Л.Н. Гумилев их отнес, правда, без всяких доказательств к восточной группе южносамодийских племен (Гумилев. 1975).

Более аргументированно постарался подойти к решению данного вопроса В.А. Туголуков. Во-первых, он обратил внимание на сообщение Марко Поло о том, что "дикий народ бекри", живущий в стране "бангу", имеет много оленей, "на оленях ... они ездят". Во-вторых, этнонимы меркит (варианты мекрин, бек-рин) и увас он находит у тунгусов Забайкалья, "у которых в XVII-XVIII вв. су­ществовал Вакарайский (Увакасильский или Вакасильский) род" (Туголуков. 1975. С. 104-105). По поводу здесь сказанного нельзя не отметить, что предпри­нятое сопоставление этнонимов выглядит чересчур натянутым. Что же касает­ся сообщения Марко Поло, то ясно, что во время его пребывания в Монголии сколько-нибудь значительных групп меркитов в Забайкалье быть уже не могло. Кроме того, в источниках того времени нет никаких указаний о том, что у мер­китов имелись олени.

Сторонником тюркизма меркитов выступил А.В. Тиваненко. Доводы его следующие. Подразделение уйкур в составе удуит-меркитов восходит к уйгурам. Этноним хоас - тюркского происхождения. Лингвистами выявлен компактный ареал "оканья" в Бурятии, который совпадает с предполагаемой территорией проживания меркитов, тюркская топонимика в рассматриваемом регионе и т.д. (Тиваненко. 1992. С. 56-58). Однако, как представляется, указанные факты мо­гут рассматриваться лишь как одно из доказательств вхождения в состав мерки­тов каких-то этнических групп тюркского происхождения. С неменьшим успе­хом то же самое можно было бы утверждать и в отношении многих других мон­гольских племен.

В пользу того, что меркиты в рассматриваемый период относились к числу монголоязычных племен, свидетельствует, в частности, антропонимический ма­териал. Так, имя одного из их предводителей - Тохтоа — типично монгольский антропоним, распространенный поныне (от тогто(хо) — "остановиться, стать"). Несомненно монгольского происхождения имена его сыновей: Чилаун — "ка­мень", Мэргэн - "меткий". Явным монголизмом отдает и от имени Дайр-Усун. При специальном анализе список подобных примеров можно было бы продол­жить. Имеются достаточные основания для сопоставления этнонима меркит с термином мэргэн, чему вполне соответствует отмеченный воинственный харак­тер племени.

Конечная судьба меркитов оказалась весьма трагичной, ибо "Чингис-хан постановил, чтобы никого из меркитов не оставляли в живых, а всех убивали, так как племя меркит было мятежное и воинственное и множество раз воева­ло с ним". В результате "немногие оставшиеся в живых или пребывали тогда в утробах матери, или были скрыты у своих родственников" (Рашид-ад-дин. 1952. Т. I, кн. 2. С. 116).

Тем не менее меркиты, по-видимому, не могли исчезнуть бесследно. Судя по имеющимся данным, часть убежавших на запад меркитов осела на территории Средней Азии (Султанов. 1977. С. 166-167). Среди волжских калмыков сущест­вуют две "аймачные" группы — хо-меркит — "благородные меркиты" и ики-меркит - "большие (старшие) меркиты" (Авляев. 2002. С. 82).

Рассматривался и вопрос о возможности наличия меркитского этническо­го наследия среди бурят. Г.Н. Румянцев предполагал существование генетиче­ской связи между хоринским родом хуасай и хоас (увас)-меркитами. Выделяя основу хоа, он объяснял ее как "беловато-желтый, светло-каурый" (Румянцев. 1962. С. 241-242). Такое предположение не лишено основания, особенно, если учесть тесные контакты меркитов с населением Баргузинской долины, где, как мы пытались показать, происходило формирование древнемонгольского ядра хоринцев.

В долине Джиды и по прилегающим степным просторам располагались баяуты, подразделявшиеся на две основные ветви: джадай, то есть живущие по р. Джида, и кэхэрин, то есть "степные". Они с самого начала, еще со времен вой­ны с тайджиутами, встали на сторону Чингисхана. Баяуты, особенно джадай, ви­димо, поддерживали тесные связи с населением Баргуджин-Тукума. В одном ме­сте Рашид-ад-дин их прямо упоминает в числе племен, обитавших в пределах этой страны (Рашид-ад-дин. 1952. С. 150). Не случайно выходец из среды джадай-баяутов Буха был назначен проводником Джочи во время его похода к "лес­ным народам". Об участии баяутов в формировании родоплеменных групп бу­рят пока что не имеется соответствующих данных. По-видимому, значительная часть баяутов, вовлеченных в орбиту бурных событий того времени, оказалась впоследствии вне пределов своей первоначальной территории. Этноним баяут, очевидно, может быть сопоставлен с названием народности байт, живущей в на­стоящее время на северо-западе Монголии в районе оз. Убса-Нур (Зориктуев. 1996. С. 51). По всей вероятности, отдельные их группы вошли в состав форми­рующихся народностей Средней Азии и волжских калмыков.

По мнению ряда исследователей, в ХП-Х1П вв. в Прибайкалье существова­ло три основных племенных объединения: хори-туматы, баргуты, буряты, в со­став которых входили булагачины, керемучины и, возможно, икиресы (Румян­цев. 1962. С. 139; Цыдендамбаев. 1972. С. 192-193).

Если в отношении баргутов ситуация выглядит более-менее определенной, то в отношении двух других названных объединений требуются существенные уточнения. Ц.Б. Цыдендамбаев, например, считал, что при хори-туматском племенном союзе хоринцы занимали подчиненное положение, ссылаясь при этом "на ту закономерность, что при употреблении двойных этнонимов монголоязычные народы на втором месте обычно располагают общее (или ведущее) название, а на первом - частное (или ведомое) название. Это можно видеть на примере таких сочетаний, как ойрод монгол, чахар монгол, хори буряад, хон-гоодор буряад и т.п." (Цыдендамбаев. 1972. С. 225-226). Однако с подобным утверждением трудно согласиться. Тому противоречат приведенные здесь же примеры. Например, сочетание хори-бурят или хонгодор-бурят вряд ли у кого может вызвать представление о хоринцах или хонгодорах, находящихся в под­чинении у бурят.

Последующие исследования по рассматриваемой теме характерны тем, что в них с разных позиций оспаривался сам факт существования хори-туматского племенного союза. Признал ошибочным "переходящее из работы в работу ут­верждение о существовании в XIII в. в Забайкалье некоего хори-туматского пле­менного союза, якобы распавшегося под ударами чингисова вторжения" Б.Р. Зориктуев. Хори и туматы, на его взгляд, два совершенно разных племени. Послед­ние в начале XIII в. обитали в верховьях Енисея, и именно к ним относятся опи­сываемые в источниках вооруженные столкновения с войсками Чингиса. Хори же в это время проживали в Баргуджин-Тукуме, куда никакого вторжения войск Чингиса не было (Зориктуев. 1989; 1996. С. 55-59).

Имеются и другие точки зрения. По мнению Г.Д. Санжеева, в сочетании "хори-тумат (кори-тумед) трудно с абсолютной уверенностью утверждать, что ту-мат был этнонимом, а не каким-либо военно-административным термином" (Санжеев. 1983. С. 61-64). Схожей в целом позиции придерживался Б.Б. Барадин (Барадин. 1927. С. 45). Основные идеи версии, что название хори-тумат являет­ся обозначением одного племени (или племенного объединения) с некоторыми дополнениями были поддержаны другими исследователями (Нимаев. 1993).

Резонно предположить, что собственное войско, независимо от их конкрет­ной численности, именуемое туменом, имели и хоринцы. Поскольку, как мы по­лагаем, именно носители этнонима "хори" занимали ведущее положение в При­байкалье в дочингисову эпоху, то устойчивый, установившийся характер сочета­ния "хори-тумет" вполне объясним.

Далее, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в собственно мон­гольских источниках XIII—XIV вв. этноним хори явно отходит на второй план. В "Сокровенном сказании" хоринцы упомянуты буквально в двух случаях. Нес­мотря на их общеизвестность, для наглядности позволим себе процитировать их полностью. "Баргучжин-гоа, дочь Бархудай-Мергана, владетеля Кол-баргучжин-догумского, была выдана замуж за Хорилартай-Мергана, нойона Хори-Туматского. Названная же Алан-гоа и была дочерью, которая родилась у Хори­лартай-Мергана от Баргучжин-гоа в Хори-Туматской земле, в местности Арих-усун.

По той причине, что на родине, в Хори-Туматской земле, шли взаимные пре­рекания и ссоры из-за пользования звероловными угодьями, Хорилартай-Мерган решил выделиться в отдельный род — обок, под названием Хорилар" (Сокро­венное сказание. § 8, 9). Сведения эти, как мы уже отмечали, носят явно леген­дарный характер. Однако они могут послужить в качестве дополнительного ма­териала к выводу о ведущем положении носителей имени хори в регионе в про­шлом. Они также могут засвидетельствовать о достаточно давнем бытовании сочетания хори-тумат.

В следующем эпизоде отражены вполне реальные события, относящиеся к началу XIII в. "Борохул же был послан против хори-туматского племени. Хори-туматами правила по смерти своего мужа, Дайдахул Сохора, - Ботохая-Толстая" (Сокровенное сказание. § 240). В данном контексте вариант "хори-туматы" больше не встречается, упоминаются (где-то 5 раз) только туматы.

Только однажды, в самом начале соответствующего эпизода "народ хори-тумат" упоминается в "Алтан-Тобчи" Лубсан Данзана (Данзан Лубсан. 1973. С. 185-186). У Рашид-ад-дина речь ведется вообще только о туматах.

О том, что у него речь идет о тех же хори-туматах из "Сокровенного сказа­ния", можно догадаться из следующей фразы: "Их предводитель Тайтула-Сокар явился к Чингис-хану, покорился и смирился перед ним" (Рашид-ад-дин. 1952. С. 322).

Вместе с тем, собственно хоринцы упомянуты в "Сборнике летописей" лишь мимоходом, хотя многим более-менее значительным племенам, в том числе туматам, посвящены отдельные параграфы. О хоринцах указано, что они входили в состав племен, которых называли баргутами, которые жили в стране Баргуд-жин-Тукум.

В то же время у Рашид-ад-дина неоднократно упоминаются кураласы, кото­рые "ответвились от одного корня с кунгиратами и инкирасами". Жили они в пределах местности Караун-Джидун, (Рашид-ад-дин. 1952. С. 160), которая, по мнению некоторых исследователей, находилась на р. Тола (Палладий. 1892. С. 91, ИЗ), другие относят ее ближе к восточным рубежам современной Монго­лии, примерно к приграничью Сухэ-Баторского и Восточного аймаков (Зорик­туев. 1996. С. 33). Отмечалось также, что из племени куралас происходила ле­гендарная Алан-гоа. Однако относительно последнего сообщения высказыва­лось мнение, что оно, скорее, ошибочно, поскольку не могло быть ничего обще­го между кураласами (горлосами) и хори(ларами), что подтверждается и разны­ми территориями их расселения (Зориктуев. 1996. С. 32-33).

Тем не менее, такое категоричное утверждение нуждается в соответствую­щих комментариях. Этноним куралас, как нетрудно убедиться, распадается на основу кура- и суффикс множественности -лас, который можно рассматривать как вариант суффикса -лар. Потому кажется вероятной и идентичность имен ку­ралас и хорилар. И не этим ли объясняется скудость и отрывочность сведений в "Сборнике летописей" о носителях собственно этнонима хори. Далее, на наш взгляд, кажется маловероятным, что могло быть ошибочным упомянутое сооб­щение Рашид-ад-дина об Алан-гоа, которое в разных местах и в разных вариа­циях повторено несколько раз (Рашид-ад-дин. 1952. С. 78, 152; С. 10).

Что же касается территории расселения кураласов, то можно с определен­ной долей вероятности утверждать, что в дочингисову эпоху, когда в регионе ве­дущее положение занимали хорилары, область их расселения могла быть более обширной, чем предполагаемые границы страны Баргуджин-Токум. А к ХП-ХШ вв. связи между отдельными группами некогда более-менее единого эт­нического массива хори могли быть в значительной мере ослабленными, если не утраченными.

Кураласы, в конечном итоге, по-видимому, стали этнической основой совре­менных горлосцев из Внутренней Монголии; возможность их участия в форми­ровании хори-бурят предстоит еще выяснить. В этой связи определенный инте­рес может представить упоминаемый в "Сокровенном сказании" "Горлосский Хоридай", который прибыл к Темучжину с сообщением о готовящейся войне со стороны Джамухи (Сокровенное сказание. § 141).

Хори (хори-туматы), независимо от того, как бы мы ни растолковывали это понятие, являлись одним из крупных племенных объединений Прибайкалья в XIII в. Однако после жестокого подавления их восстания они перестали сущест­вовать как этническое целое, по крайней мере как сколько-нибудь значитель­ное. Судя по имеющимся данным, они были отданы во владение ойратов. По-ви­димому, это обстоятельство сказалось, в частности, в том, что в современной калмыцкой этнонимии встречаются названия некоторых хоринских родов, та­ких как шарад, гучад (Номинханов. 1969; Авляев. 1973). Отдача хоринцев во вла­дение ойратских правителей привела, очевидно, и к изменению их места обита­ния. По некоторым данным, в последующем они стали кочевать в пределах Хангайского нагорья, куда основная масса ойратов перебралась после разгрома найманов.

Сказанное, конечно, не означает, что хори были целиком уведены за преде­лы Прибайкалья. Какая-то их часть, обитавшая в более отдаленных горнотаежных районах, видимо, осталась по северной периферии ранее занимаемых ими же земель. Так, в верховьях Лены, среди эхиритов встречаются хоринские роды галзуд, шарайт, гучат и хуасай. Такое представительство вовсе не представля­ется случайным, ибо именно эти роды, согласно устной традиции самих хоринцев, могут рассматриваться как наиболее древние. Галзут и гучит, так же, как шарайт и хуасай, "были в каких-то близких отношениях и явились кровнородст­венными (буквально стали "как дядя и внук") {Цыдендамбаев. 1972. С. 198-200). О древности их отделения от остальной массы хоринцев может свидетельство­вать, в частности, тот факт, что они практически не имеют особых представле­ний об этническом родстве со своими забайкальскими сородичами (Балдаев. 1970. С. 289-305).

Предполагалось также, что некоторая часть хоринцев ушла еще дальше на север, войдя со временем в состав будущей якутской народности. При этом мно­гие исследователи эту отколовшуюся часть хоринцев склонны были связывать с якутскими хоролорами (Румянцев. 1962. С. 144; Егунов. 1984. С. 257-258; Нимаев. 1988. С. 107-108; 1993. С. 150-158). Однако этот тезис вызвал достаточно серьезные возражения, прежде всего со стороны Б.Р. Зориктуева, некоторые пункты которых могут быть признаны вполне приемлемыми, по крайней мере, при нынешнем уровне знаний по данному вопросу. При этом он ссылался, в ча­стности, на Г.В. Ксенофонтова, который отмечал: "Хоринские наслеги интерес­ны в том отношении, что они, по-видимому, образовались из частей какого-то чуждого племени, перемешавшегося с якутами. Большинство якутологов обыч­но их причисляет к хоринским бурятам, исходя из созвучия имен, но это мнение не имеет под собой серьезных оснований" (Зориктуев. 1996. С. 59-71).

Вместе с тем, вряд ли можно согласиться с полным отрицанием возможно­сти ухода некоторой части хоринцев в Якутию лишь на том основании, что "раз­грома хоринцев не было, то соответственно не могло быть их бегства в Якутию" (Зориктуев. 1996. С. 59-71). Резонно предположить, что многие родоплеменные группы, впоследствии вошедшие в состав якутской народности, могли двинуться на север не только в результате их "разгрома". Например, племя сакаит, упоми­навшееся у Рашид-ад-дина, можно считать одним из предков современных яку­тов (саха). Начало их продвижения на север, думается, не должно рассматри­ваться как результат военных столкновений с войсками Чингиса. Известно, что это племя также, как и курыканы, присоединилось к Чингисхану, когда у того "была война с племенем Тайджиут" (Рашид-ад-дин 1952. С. 125), став, таким об­разом, одним из его первых союзников. Судя по всему, движение предков якутов вниз по Лене представляло достаточно длительный и постепенный процесс. Кстати, у баргузинских эвенков хорошо сохранились предания об их прошлых контактах и столкновениях с якутами. Среди них имеется и кость якал (Румян­цев. 1949. С. 38-39; Шубин. 1973. С. 10-11, 16).

Как известно, среди якутов встречается род ногот, что является ничем иным, как искаженным вариантом монголо-бурятского ноход (нохой) - "собака". Весь­ма вероятна их связь с верхоленскими нохой-галзутовцами. Примечательно и то, что в Якутии они оказались вместе в одном Усть-Янском улусе с тумэтами (Ксе-нофонтов. 1911. С. 215-217). У якутов есть также род ботулу, название которо­го сопоставимо с именем Батлай. Устная традиция булагатов называет его пра­родителем одной из групп родов. В русских документах XIII в. некие "батулинцы" неоднократно упоминаются в районе оз. Байкал, причем неизменно рядом с хори, что вряд ли можно считать случайным.

Небезынтересно также отметить, что в пантеоне некоторых якутских ро­дов, в частности, хоролоров, ботулу, важное место занимает тотем орла — хотой (Ионов. 1913. С. 1-7; Алексеев. 1980. С. 112). И точно также - Хан-Хото-баабай – называли местные шаманисты хозяина острова Ольхон, царя птиц, повелителя огня и солнца (Михайлов. 1980. С. 158). Известно, что во многих вариантах ле­генд и преданий о хори именно остров Ольхон и оз. Байкал фигурируют в качестве исконного места обитания. "Если для булагатов героем, посланным небес­ным собранием западных божеств для борьбы со злом, являлся Абай Гэсэр, то у эхиритов и хори эту же функцию выполняет другой культурный герой — Хан-Хото-баабай" (Скрынникова. 1998. С. 121). Укажем также, что у одного из хоринских родов бурят - харгана - имеется кукур (кость) под названием хоодой. Таким образом, весьма вероятным представляется тот факт, что в прошлом по крайне мере часть хоринского племени проповедовала культ орла.

Далее, согласно одному из вариантов распространенной среди бурят леген­ды о Баргу-баторе, последний со своим младшим сыном Хоридоем в поисках ме­ста для обитания отправился вниз по Лене. Добравшись до пределов современ­ной Якутии, Баргу-батор оставил там Хоридоя, а сам вернулся назад, обосновал­ся на Ольхоне, где и умер. А Хоридой мэргэн, пожив на Лене несколько лет, же­нился на небесной деве, двинулся обратно и обосновался жить на южной сторо­не Байкала (Сказания бурят... С. 112-113). Думается, что такие выраженные якутские мотивы в легенде не могли появиться на пустом месте. В свете сказан­ного заслуживает внимания факт бытования в якутских преданиях некоего Хор-дой-Хойогоса, которого некоторые исследователи склонны отождествлять с бу­рятским Хоридой мэргэном (Михайлов. 1990. С. 17; Гоголев. 1993. С. 61).

Допуская возможность вхождения части хори (хори-туматов) XIII в. в состав будущей якутской народности, необходимо указать, что мы не настаиваем, как прежде, на необходимости их отождествления конкретно с якутскими хоролора­ми. Последних можно рассматривать в качестве более древнего монголоязычного пласта в этногенезе якутов, образовавшегося на Средней Лене еще до появ­ления здесь основной массы тюркоязычных скотоводов.

Как уже отмечалось, исследователи выделяли существование еще одного крупного племенного объединения XIII в. в Прибайкалье, именуемого бурятами. При этом предполагалось и впрочем вполне справедливо, что именно эта этни­ческая группа составила основное ядро будущей бурятской народности, поэтому вопросам, связанным с ее происхождением и, особенно, этимологии названия "бурят", уделено значительное внимание в бурятоведческой литературе (Цыден­дамбаев. 1972. С. 34, 35, 39; Бертагаев. 1970; Егунов. 1984. С. 190-196; Санжеев. 1983. С. 94-108, 47-49). Поскольку основные положения этих работ достаточно подробно изложены в имеющихся публикациях (Нимаев. 1988. С. 12-20; Зорик­туев. 1996), это избавляет нас от необходимости их специального разбора здесь. Можно лишь указать, что ни одна из предложенных версий, несмотря на нали­чие некоторых оригинальных догадок и предположений, не могла быть призна­на абсолютно убедительной.

Между тем, с недавнего времени эта тема вновь становится предметом вни­мания исследователей. По мнению, например, Д.С. Дугарова, этноним бурят -это двусложное слово, состоящее из тюрк, бури - "волк" и йа- усеченной фор­мы теонима Айа (бога-творца и громовержца у древних бурят и их тюркоязыч­ных предков) (Дугаров. 1995). К сожалению, работа изложена тезисно, поэтому доказательная сторона гипотезы осталась не совсем раскрытой. Можно лишь указать, что работа написана в русле общей концепции исследователя, отстаива­емой им в последние годы, согласно которой, основные племена бурят - это бывшие тюрки, лишь позднее ассимилированные монголами.

Свою версию относительно этимологии этнонима бурят предложил Б.Р. Зо­риктуев, отметив также, что "существующие сегодня интерпретации этнонима бурят не могут быть удовлетворительными как с лингвистической, так с истори­ческой и этнографической точек зрения". Он обращает внимание на то, что в монгольском языке встречается термин бураа, имеющий значение "густая роща", "лесная чаща", "растущий кучами или полосами на горах или в степи лес . Исходя из этого он предположил, что лесные племена Прибайкалья, по крайней мере, та их часть, которая именуется у Рашид-ад-дина "булагачинами и керемучинами", могли быть обозначены именем бураад, то есть "лесные" или "люди леса", что точно соответствует понятию "лесные племена", которым "степные монголы называли население по обе стороны Байкала".

Вначале бураад, по его мнению, было только прозвищем, которое степные монголы еще в XIII в. применяли по отношению к лесным племенам Предбайкалья. Позже оно начинает наполняться этническим содержанием и принимает известную ныне форму буряад (по-русски передаваемую как бурят), что, веро­ятно, было обусловлено формированием союза предбайкальских племен булагатов и эхиритов, в конечном итоге приведшем к образованию бурятской народ­ности. Образование этого союза и переход бураад в бурят ориентировочно можно отнести к XVI - середине XVIII в. Поэтому он считает, что именно назва­ние бураад, а не бурят, соответствует хакасскому пыраат и русскому "браты", потому что во второй половине XVII в. западнее Байкала был употребительным только этот вариант. Например, бурат среди узбеков, в ряде письменных источ­ников означает западных монголов; по свидетельству Я.И. Линденау, и "якуты называют... братских - Burat" (Зориктуев. 1996. С. 22-25).

Выдвинутая гипотеза выглядит в целом неплохо обоснованной и заслужива­ющей серьезного внимания. Однако для того, чтобы данная идея заработала и не осталась на уровне одной из вероятных гипотез, необходимы определенные дополнения и уточнения к ней. Остается, например, неясным вопрос о том, ко­гда и в каких источниках впервые начинает упоминаться этноним бураад. Утвер­ждение о том, что еще в XIII в. этот термин был употребительным по отноше­нию к лесным племенам Прибайкалья, пока не может быть подтверждено ни на каких реальных фактах. Предстоит также выяснить, в силу каких конкретных обстоятельств (лингвистических, экстралингвистических) произошло превраще­ние бураад в буряад.

Далее, обращаем внимание на следующее обстоятельство. К настоящему времени вроде выявляется целый ряд других этнонимов, в значении которых от­ражены характерные признаки места обитания их носителей. Так, выдвинутое еще Д. Банзаровым предположение о том, что этноним ойрат разложим иа два компонента: ой - "лес" и арад - "народ", то есть "лесной народ" (Банзаров. 1997'. С. 103, 210-211), получило дальнейшее подтверждение (Цыденжапов. 1979; Цыремпилов. 1996. С. 98-100). С определенной долей вероятности можно предполо­жить схожее содержание этнонима кыргыз, который также разлагается на два компонента: кыр - "горный хребет, возвышенность" и огуз. Некоторые иссле­дователи компонент огуз обнаруживают в основе многих других этнонимов - угр, венгр, мадьяр, башкир и т.д. (Баскаков. 1975).

Допустимо предположить, что Д. Банзаров стоял в целом на верных методо­логических позициях и при разборе этнонима уйгур, усматривая в его основе компоненты ой - "лес" и гур - "народ" (Банзаров. 1997'. С. 104-105). Слово ой, вопреки заверениям Г.Н. Румянцева, имеется в тюркских языках и активно функционирует в качестве топонимообразующего термина (Древнетюркский словарь. 1969. С. 365; Мурзаев. 1996. С. 112). Видимо, допускались также случаи чередования основ ой/уй (напр. р. Уй в Башкирии). Термин гур (огур) нужно рас­сматривать в качестве фонетического варианта слова огуз.

С некоторой оговоркой, очевидно, в этот же ряд можно отнести имя Чжадаран(д), которое вроде также состоит из двух частей: чжад (дзад) - "чужой" и арад. Вот что сообщалось о происхождении данного рода: "Бывшая в половине беременности женщина, войдя к Бодончару, родила сына. Так как его считали сыном чужого племени, то и назвали его Чжадарадай. Он и стал предком рода Чжадаран" (Сокровенное оказание. § 40).

Вырисовывается, таким образом, отдельная группа племенных имен, кото­рую объединяет общий принцип этнонимообразования. Все названные этнони­мы, в отличие от бураад, двухкомпоненты. Очевидно предстоит еще выяснить допустимость и продуктивность такого рода образования, как бураад.

Между тем, как известно, в "Сокровенном сказании", в перечне покоренных Чжочи племен, упоминаются буряты. По мнению Б.Р. Зориктуева, в названном источнике указан не этноним, а название небольшой речки под названием Бу­рят, расположенной в Северо-Западной Монголии. Сказанное хорошо согласу­ется с тем, что поход Чжочи был направлен именно для покорения народов, про­живающих в бассейне Енисея, а не Прибайкалья, поскольку Чингисхану, якобы, не было никакой надобности завоевывать "родственный" ему Баргуджин-Тукум (Зориктуев. 1996. С. 25-26).

В свете сказанного, в качестве альтернативы хотелось бы высказать неко­торые свои соображения. Прежде всего мы выражаем некоторые сомнения по поводу того, что поход Чжочи в 1207 г. был направлен только в сторону Енисея, не затрагивая Прибайкалье. Поскольку Чжочи с войсками Правой руки был по­слан к "Лесным народам", то под последними в первую очередь должно было подразумеваться население Прибайкалья или Баргуджин-Тукума. При этом нельзя не обратить внимание на тот факт, что "прежде всего явился с выраже­нием покорности Ойратский Худуха-беки... стал провожатым у Чжочия. Прово­дил его к своим Тумен-Ойратам". И только после этого "ввел в Шихшит" (Сок­ровенное сказание. § 239), то есть на территорию современной Тувы.

Очевидно, это сообщение следует воспринимать как свидетельство того, что владения ойратов в то время простирались не только и даже не столько в преде­лах Восьмиречья, а гораздо восточнее, то есть охватывали Прибайкалье. Как полагают исследователи этногенеза калмыков, протоойраты начали выделять­ся из шивэйской среды или в результате разгрома Уйгурского каганата, или не­сколько позднее, в киданьское время и оказались на территории Прибайкалья, затем Восьмиречья. На достаточную продолжительность их пребывания в рай­оне оз. Байкал указывает наличие одних и тех же этнических компонентов у бу­рят и калмыков. В этой связи важно также напомнить об общности мифа об Алан-гоа у ойратов и хори. О контактах ойратов с предками якутов свидетель­ствует, в частности, присутствие среди калмыков родовой группы под названи­ем сохад (Эрдниев. 1967; Авляев. 1987).

Ойраты "издревле были многочисленны и разветвлялись на несколько от­раслей, у каждой в отдельности было определенное название... Всегда имели го­сударя и вождя" (Рашид-ад-дин. 1952. С. 118-119). Можно также добавить, что титулом "бек", известным еще с древнетюркского времени, владел только пред­водитель ойратов среди лесных народов Прибайкалья и Южной Сибири. Поэто­му есть все основания предполагать, что к началу XIII в. ойраты занимали доми­нирующее положение среди окружающего населения.

В 1201 г. ойраты, как известно, вошли в состав коалиции Джамухи, направ­ленной против Темучжина. Судя по всему, именно после разгрома Джамухи они вынуждены были удалиться в сторону Восьмиречья и основать там ставку. Как сообщают источники, "Ойратский Худуха-беки поспешил к лесам в направле­нии Шисгиса" (Сокровенное сказание. § 144). Однако, тем не менее, они, види­мо, продолжали держать под контролем территории по западной (северной) сто­роне от оз. Байкал. И услышав о готовящемся походе Чжочи к лесным народам, Худухе-беки пришлось принять срочные меры, соответствовавшие той ситуа­ции. При этом он, очевидно, руководствовался не только интересами собствен­ной безопасности, но и несколько далеко идущими замыслами: сохранить под своим влиянием хотя бы часть подвластных ему вассалов. Как показали после­дующие события, этот план ему полностью удался. У Рашид-ад-дина, например, отголоски этих событий отражены следующим образом: "Хотя во времена Чин­гиз-хана они оказали некоторое сопротивление монголам, однако скоро пре­красно смирились и покорились, как это изложено в истории. Чингиз-хан под­держивал с ними связь - давал и брал девушек, и было у них между собою по­братимство и свойство [анда-худай]" (Рашид-ад-дин. 1952. С. 119).

Что же касается бурят, то кроме единичного, не совсем ясного и потому по-разному интерпретируемого упоминания в "Сокровенном сказании", это имя встречается также в "Алтан тобчи" Лубсан Данзана и в "Эрдэнийн тобчи" Саган Сечена. Общеизвестно, что большинство монгольских летописей XVII-XVIII вв. основано на сюжетах "Сокровенного сказания". Но некоторые из них, особенно "Алтан тобчи" Л. Данзана включают в себя "целый ряд других рассказов, восхо­дящих к первой половине XIII и даже XII в." (Данзан Лубсан. 1973. С. 29).

В тексте названного сочинения буряты упомянуты трижды. В одном случае информация столь же скудна, как и в "Сокровенном сказании". Следующая го­раздо подробнее: "Бурийатский Оро Шигуши поднес августейшему... владыке сокола, пойманного около великого Байкала. Бурийаты были отданы во владе­ние Оро Шигуши". И наконец, в перечне покоренных Чингисом народов встре­чается сочетание "баргу-бурят" (Данзан Лубсан. 1973. С. 184, 200-246). (Хотя в монгольском тексте эти имена даны через запятую, именно такой вариант чте­ния рекомендован Г.Д. Санжеевым ) (Санжеев. 1983. С. 96—97).

У Саган Сечена эпизод с бурятами выглядит следующим образом: "Когда ойрат-бурятский Ороджу Шигуши поднес августейшему владыке одного сокола, пойманного у великого озера Байкал, ему был отдан в владение бурятский на­род" (Санжеев. 1983. С. 98).

В приведенных отрывках прежде всего заслуживает внимания факт привяз­ки носителей этнонима "бурят" к оз. Байкал и их связь с баргутами. Имеются, таким образом, достаточные основания для высказываний и в пользу традици­онной интерпретации (речь не идет об этимологии) названия бурят; иначе гово­ря, в источниках упомянут именно этноним, а не гидроним.

В подтверждение сказанного может быть предложено еще одно соображе­ние. Если вглядеться в список покоренных Чжочи народов, то создается впечат­ление, что они как будто перечислены в определенной географической последо­вательности, из Прибайкалья в сторону верховьев Енисея: ойраты, буряты, бархуны, урсуты.

Имя бархуны (из-за отсутствия других вариантов) все-таки с большим осно­ванием сопоставимо с этнонимом баргут, а не с калмыцким багун (багут) (Зориктуев. 1996). То обстоятельство, что баргуты добровольно перешли на сторону Темучжина еще до событий 1207 г., на наш взгляд, не противоречит тому, что они могли быть отмечены в числе покоренных племен, поскольку это произош­ло незадолго до похода монгольских войск к лесным народам. Интересно в этой связи отметить, что и в "Сокровенном сказании", и в "Сборнике летописей" обычно говорится о "подчинении" того или иного племени даже в случае их до­бровольного признания власти. Например, "в силу ярлыка Чингиз-хана... подчи­нили племя баргут" (Рашид-ад-дин. 1952. С. 166).

Относительно урсутов можно считать доказанным факт, что они являются одними из вероятных предков современных хонгодоров. Они "обитали на той же территории, на которой в XVII в. встретили хонгодоров русские и на которой они живут и сегодня" (Дугаров. 1993. С. 213-214), то есть по левобережью Анга­ры и долине Иркута.

Далее после урсутов последовательно названы хабханасы, ханхасы и тубасы, то есть народы, населяющие северо-западную Монголию и Туву. После это­го "Чжочи подступил к Тумен-Киргизам," иначе говоря, вступил на территорию современной Хакасии.

Детальный анализ приведенных текстов из "Алтан тобчи" Лубсан Данзана, "Эрдэнийн тобчи" Саган Сечена, позволил Г.Д. Санжееву высказать предполо­жение о том, что к началу XIII в. "буряты по отношению к ойратам, видимо, бы­ли примерно в таком же положении, в каком по отношению к бурятам находи­лись так называемые кыштымы до начала XVII в." (Санжеев. 1983. С. 98-100). А после подчинения "лесных народов" Чингису, буряты, как и хори-туматы, бы­ли отданы в полное владение ойратского Худуха-беки. Как явствует из "Сокро­венного сказания", Худуха-беки за то, что "первый вывел навстречу Чжочия с выражением покорности", был удостоен особой государевой милости (Сокро­венное сказание. § 239). Таким образом, ранний период истории носителей име­ни "бурят" оказывается тесно связанным с ойратами. Отсутствие этого этнони­ма у Рашид-ад-дина, видимо, можно объяснить как результат усиления над буря­тами политической власти ойратов.

В этой связи заслуживает внимания тот факт, что буряты нередко фигу­рируют в составе четырех поколений ойратов. Так, в "Истории о четырех тумен-ойратах" указан следующий состав ойратских туменов: 1) элет, 2) хойт и багут, 3) баргу и бурят, 4) дорбет, джунгар, хошоут и торгоут (Калмыцкие ис­торико-литературные памятники... 1969. С. 19). Аналогичные сведения мы обнаруживаем у Г.Ф. Миллера (Миллер. 1937. С. 179), Д. Банзарова (Банзаров. 1997. С. 103).

Далее требует более внимательного рассмотрения тезис о том, что еще во второй половине XVII в. продолжал оставаться употребительным именно этно­ним бурат. Безусловно, одной из наиболее ранних публикаций нового времени, где описаны сибирские аборигены, является работа Н. Витсена, написанная в 1660-х годах. В ней, кроме традиционного для того времени варианта "браты или бурати", фигурируют и "буряты". Встречается и такой вариант: "браты (бу­ряты)" (Хамарханов. 1988). Именно "бурятами" назвал местное население И. Идее, который проезжал через Бурятию в Китай в 1690-х годах (Идее, Брандт. 1967. С. 140). По свидетельству шотландца Дж. Белля, который нахо­дился в составе российского посольства от 1719 г., "россияне их называют брат­скими мужиками, а они сами себя бурятами" (Басанова, 1969). Интересно также отметить, что в ответ на запрос Российской Академии наук администрация Братского острога писала в 1760 г.: "В Братском уезде имеетца народ смешенной с некрещеными иноверцами брацкими и тунгусами... а по ихнему языку называ­ются они буреть" (Туголуков. 1986. С. 149).

Таким образом, в свете приведенных данных напрашивается вывод об одно­временном существовании в XVII-XVIII вв. двух названий: бураты (браты) и бу­ряты (буреты). Весьма примечательно в этом плане наличие топонима (ойкони-ма) Буреть в верховьях Ангары, что можно рассматривать как свидетельство до­статочно давнего функционирования в пределах рассматриваемой местности эт­нонима бурят (бурет).

Что же касается вопроса об этимологиии этнонима "бурят", то мы придер­живаемся мнения о том, что удовлетворительного ответа на него пока что не найдено.