Буряты, общественный строй в ХVII-ХVII вв.

Длительность и известный динамизм социально- экономических процессов в XVII - начале XX в. в общем контексте российской действительности обусло­вил достаточно быструю эволюцию общественного строя бурят, в рамках кото­рой можно условно выделить ряд этапов. Первый этап: со времени присоедине­ния к Российскому государству и до рубежа XVII-XVIII вв.; второй этап: до ад­министративной реформы 1822 г.; третий этап: до конца XIX в.; четвертый этап: конец XIX - начало XX в. Их содержание определял целый комплекс факторов, глубина и возможности адаптационных процессов в бурятском обществе к изме­няющимся условиям российской действительности, особенно после петровской модернизации, результаты которой объективно способствовали вызреванию и развитию капитализма в России с конца XVIII - начала XIX в.

Бурятский род - административно-территориальная единица, регулировав­шая землепользование, выполнение податных сборов и повинностей, управле­ние его повседневной жизнью, что по мере вызревания новых условий станови­лось все более затруднительным. Его постепенно вытесняла улусная организация. В этой связи иерархия территориально-административных объединений у бурят выглядела следующим образом: — улус или хотон во главе с засулом. Улус объединял жителей одного поселения, совместно совершавших перекочев­ки; - холбон или табин, представлявший собою объединение нескольких улусов во главе с шуленгой; - род, в состав которого входил ряд табинов. Во главе рода стоял зайсан или родовой шуленга; - "Поколение", представлявшее более круп­ное территориальное объединение (из нескольких родов). Существовали "поко­ления" аларских, балаганских, верхоленских, кудинских, ольхонских, хоринских, селенгинских, кударинских, баргузинских бурят. Во главе поколений стояли главные зайсаны, или тайши, они назывались "главными родоначальниками". Созывались родовые сугланы, на которых обсуждались вопросы о землепользо­вании, раскладке и сборе податей и повинностей, обычном праве, управлении.

У прибайкальских бурят зайсанов не было, главою рода являлся шуленга. Высшим в бурятской иерархии было звание тайши, которое стало присваивать­ся в начале XVIII в. Пожалование тайшинского звания производилось царским указом и оформлялось выдачей патента на должность и установлением жалова­нья. Первым удостоился этого сана зайсан цонголов Окин. В 1727 г. в установ­лении русско-китайской границы участвовала группа бурятских нойонов. Неко­торым из них, по представлению С. Рагузинского, были присвоены звания тай-шей, шуленг и зайсанов. Первым хоринским тайшой в 1729 г. стал зайсан Шодой Болтриков, а от селенгинских зайсанов этого звания был удостоен внук Окина Амар Андахай. Баргузинских бурят возглавлял князец Андрей Шибшеев, а его потомки, начиная с главного тайши Босотхола, являлись наследственны­ми тайшами.

В самом конце XVIII в. присвоение тайшинского звания производилось круп­ным родоначальникам и рассматривалось как особая милость. Так, тайшой одиннадцати хоринских родов стал Иринцей. В начале следующего века все главные шуленги ведомств были переименованы в тайшей, и звание это стало универсальным для всей Бурятии. Много тайшей появилось в Предбайкалье: аларский тайша Баймин, верхоленский Питон Имыев, кудинский Борхок Тула-ев, идинские Хабай Ульзеев и Партос Чечурин и др.

Численность бурятских нойонов была значительной. Так, в 1807 г. каждый селенгинский бурятский род имел 1-2 тайшей, 4-5 шуленг, 10-20 зайсанов. Кро­ме того, в каждом роду были заргучи (судопроизводители), засул и тугчи (зна­меносец). Так было и в других бурятских родах Предбайкалья и Забайкалья.

Среди сородичей хранились предания о происхождении от одного предка, они считали друг друга родственниками, которых отличали от "чужеродцев". Из поколения в поколение буряты передавали свои "родословные". Древний обы­чай обязывал в случаях нужды оказывать материальную помощь родовичам и вообще поддерживать их. Это проявлялось, например, при выборах должност­ных лиц "степного управления", земельных спорах и т.д. Сородичи совместно устраивали празднества и пиршества.

По обычному праву земли в пределах того или иного территориально-родо­вого объединения считались его собственностью. На почве землепользования происходили споры и тяжбы между родами. Распределение земельных угодий производилось зайсанами, шуленгами и сугланами (собраниями) в зависимости от качества угодий, ревизских душ и скота. На основании обычного права удоб­ные для сенокошения места должны были распределяться равномерно между членами улусных общин. Между тем неравенство в скотовладении и в другом имуществе приводило и к неравенству в землепользовании. Пользуясь своим экономическим и административно-политическим влиянием, нойоны (зайсаны, шуленги) закрепляли за собой большие и лучшие угодия. С ростом сенокошения и земледелия распространялось огораживание земельных угодий. Причем ого­раживание общинных покосов крестьянами отличалось от огораживания зе­мельных угодий нойонами. Если в общинах существовал порядок передела по­косов и очередность землепользования, то нойоны "отдельно от народа" закре­пляли за собой лучшие земельные угодья. О таких фактах в Хоринской степи, например, пишет в своей летописи Вандан Юмсунов. В 30-40-х годах XIX в. ной­оны Аларского ведомства совершали систематические захваты общественных покосов. Селенгинский тайша Вампилов добивался закрепления за своим семей­ством до 500 десятин земель. Хоринский тайша Иринцеев добился вынесения сугланом постановления об "утверждении в владении" земельных угодий по ре­кам Куду ну и Кижинге.

Земли улусных обществ, находившиеся в ведении родовых управлений, продолжали считаться породными. За исключением земель, закрепленных за нойонами, угодия находились в общем пользовании. Покосы, с разрешения родовых управлений, подлежали периодическим переделам на улусных и ро­довых сугланах.

Процесс иерархаризации бурятского общества в указанный период в це­лом определялся социально-экономическими условиями. Бурятские нойоны — засулы, шуленги, зайсаны, тайши, родовая верхушка, как правило сосредота­чивавшие основные средства производства (скот и владение землей - пастби­ща, покосы) должны были в какой-то мере заботиться о членах рода, отве­чать за то, чтобы у них не было неимущих. В этом еще сказывалась сила ро­довых связей и отношений.

Источники XVII-XVIII вв. различали среди бурятского населения "бога­тых", "достаточных" и "бедных". Первые представляли собой крупных скотов­ладельцев, вторые - средних и мелких скотоводов, третьи - малоимущих, или бедноту, не имеющих скота. Среди богатых были не только нойоны, но и нажив­шие много скота другие члены родов. О таком имущественном расслоении бу­рят писали Н. Спафарий, И. Георги, П. Паллас и др. Так например, в 1766 г. в Коллегию иностранных дел были представлены краткие сведения об экономи­ческом положении бурят Селенгинского ведомства. Эти сведения констатируют наличие, кроме "прожиточных" и "посредственных" скотоводов, бедноты, не имевшей скота.

Между "имущими" и "неимущими" проявлялась резкая разница в питании, одежде, жилище. Георги обратил внимание, что юрты, покрытые белым войло­ком, украшенные по краям красными волосяными шнурами и особыми полоса­ми из дорогих материй, означают жилище знатных и богатых жителей. Они име­ли по несколько юрт, в одной жили сами с семейством, другие служили для хо­зяйственных дел (в них жили работники), третьи использовались для религиоз­ных обрядов. Нойоны носили одежду из шелка, цветного сукна, тонкого полот­на, обшивали дорогими мехами. Бедняки шили халаты из овчины, из шкур диких зверей или из кожи лошади, а шелковые одежды одевали по праздникам (Залкинд. 1970. С. 342-344).

Социальные контрасты отражались и на семейной жизни. По обычаям, идущим от патриархального родового строя, жениться можно было только при условии уплаты калыма за невесту. В результате, по наблюдению Георги, "старики богачи у бурят имеют много жен, а много молодых бедняков не име­ют ни одной".

В условиях скотоводческого хозяйства "достаточными" считались те, кто имел от 20 до 50 голов скота. Совершенно неимущие или мало обеспеченные (скотоводы) были вынуждены прибегать к ростовщическим ссудам, преимуще­ственно скотом, у нойонов или прямо работать в их хозяйствах.

Выпадение глубоких снегов, неурожай трав, гололедица, затруднявшие по­иски подножного корма для скота, эпизоотии (заболевания скота) - все это пре­жде всего сказывалось на мелких хозяйствах. Крупные скотоводы сравнительно легко выдерживали падеж скота. Тяжело давили мелких скотоводов ясак, по­винности, поборы и вымогательства тайшей, родовых начальников, царских чи­новников, лам и шаманов, ростовщичество со стороны нойонов и купцов. Все эти обстоятельства приводили к тому, что мелкие скотоводы беднели и попада­ли в кабалу к нойонам. Эксплуатация ими аратства (рядовых скотоводов) еще прикрывалась формами помощи более зажиточным сородичам, фактически принимавшей со временем форму отработочной ренты: отдачи скота на выпас, ростовщическое кредитование скотом и деньгами за отработки, приплод и де­нежные проценты, поборы в свою пользу при сборе ясака для казны и другие.

На основании обычного права можно проследить, как форма родовой взаи­мопомощи превращается в дальнейшем в средство особого рода взаимоотноше­ний между крупными скотовладельцами и мелкими или неимущими скотовода­ми. По обычному праву, "если кто отдал другому по дружбе в работу свою дочь, сына или верблюда, коня, быка или дойную корову для пользования, то впоследствии пусть не ищет платы". Вместе с тем устанавливались строгие взы­скания за неуплату ссуды в срок. Применялись определенные условия отработ­ки долга. По уложению 1781 г. "кто возьмет в долг деньги или вещи и в назван­ный срок не внесет оных, подвергается телесному наказанию, а его имение от­дается заимодавцу в уплату". Это "Степное уложение" 1781 г. было составлено на суглане нойонов 11 хоринских родов и представляло собою попытку кодифи­кации норм обычного права. На основании "Уложения" 1781 г. ответственность по долгам носила как имущественный, так и личный характер. Сверх имущест­венной ответственности налагалось наказание розгами, отдача должника креди­тору в кабалу, состоявшую в отработке долга (Санжиев, Санжиева. 1999. С. 42).

После присоединения Бурятии к России царская администрация сохраняла существовавшее у бурят управление населением по обычному праву. Буринский договор 1727 г., сохранив по существу эти правила, внес в них дополнения и из­менения (Прохоров. 1975. С. 87-97). Была издана "Инструкция пограничным до­зорщикам" от 27 июня 1728 г., согласно которой управление бурятами регулиро­валось следующими положениями: - малые дела: споры о калыме, воровстве, драках и пр., за исключением более важных ("криминальных") дел и убийств, подлежали суду главных бурятских начальников; менее значительные тяжбы разрешались в каждом роде его родовыми старшинами, а для более сложных дел составлялся суд из начальников трех соседних родов; - ясак собирался пушни­ной. Пушнина могла заменяться деньгами по ее действительной стоимости; - ка­ждый бурят был обязан числиться в каком-нибудь роде под ведением своих на­чальников и подчиняться им (Сычевский. 1994. С. 64-66). Эта "Инструкция по­граничным дозорщикам" оставалась основным актом для управления всем бу­рятским населением вплоть до 1822 г. Кроме того, существовали указы по от­дельным административным и судебным вопросам.

С 40-х годов XVIII в. в бурятских ведомствах учреждались "Степные конто­ры", состоявшие из главного шуленги или тайши и 6 депутатов, при которых устраивались албанные (бур. албан - подать) съезды (сугланы) для раскладки податей и повинностей и решения более важных дел. На сугланах участвовали тайши, депутаты и родовые начальники (зайсаны, шуленги, засулы). В родовых объединениях существовали мирские избы. Степные конторы, албанные съезды и мирские избы ведали раскладкой, сбором и сдачей в казну податей, распределением повинностей, исполняли предписания губернского и уездного начальства, наблюдали за исправным содержанием местных почтовых станций, за поправкой дорог. К компетенции бурятских нойонов относились также суд и расправа на основании "Инструкции" С. Рагузинского, уездных правительствен­ных акт и норм обычного права. Тайши и сайты (лучшие люди) совершали су­дебную расправу, наказывали розгами, заключали под арест, взыскивали денеж­ные штрафы.

Сбор ясака, выполнение казенных повинностей и другие мероприятия по от­ношению к бурятскому населению производились через родовых начальников и степную знать (тайши), ставших опорой царского самодержавия. Нойоны ис­пользовали свое административное положение для эксплуатации бурятского на­рода. Они пользовались поддержкой русских царей, которые награждали их чи­нами, медалями, денежным жалованием, подарками.

Должность тайшей, зайсанов, шуленг закреплялась за семьями крупных ско­товладельцев, составлявших "степную аристократию" (сайты). На эти должно­сти избирались обыкновенно дети и родственники прежних сайтов. Например, у селенгинских бурят тайши и родовые начальники избирались "наследственно по поколению" и утверждались губернским начальством.

Главной повинностью бурят по отношению к феодальному государству бы­ла ясачная подать. В конце XVII в. появляется, кроме натуральной, денежная форма уплаты ясачного сбора, которая в XVIII в. постепенно вытесняет нату­ральную. По указу 1727 г. было постановлено "брать ясак зверьми и китайкою по-прежнему". Одновременно предусматривалось: "а у кого зверей и китайки нет, с тех брать деньгами по оценке без излишества". По инструкции 1763 г. по­лагалось ясачный оклад платить в казну ежегодно деньгами "не с каждого по­рознь, но суммою со всего улуса". Таким образом, должна была производиться, соответственно ясачному окладу, внутренняя раскладка ясака. В среднем ясак составлял 3 р. 20 коп. на ревизскую душу (мужского пола), но фактически он превышал эту сумму. При выключении малолетних и престарелых во время рас­кладки ясачного сбора, добавления недоимок прежних лет, доля ясака на ревиз­скую душу повышалась, доходя до 8 рублей. Сумма ясачного сбора увеличива­лась "темными поборами" и вымогательствами со стороны тайшей, родовых на­чальников и царских чиновников. По свидетельству Палласа, "подати уплачива­ют родоначальники от лица рода, а потом уже сами раскладывают их с обиль­ным приращением посредством своих подчиненных в зависимости от себя". При казенных поставках шерсти, скота и дров тайши и другие начальники также удерживали в свою пользу "посреднический процент" (Залкинд. 1970. С. 268-273).

Кроме уплаты ясака, буряты выполняли разные повинности: отбывали под­водную гоньбу, исправляли дороги, несли пограничные караулы, доставляли дрова, строительные материалы, шерсть для казенных предприятий. Поручение сбора ясака и наблюдения за исполнением повинностей представителям родовой аристократии резко усиливали власть последних над трудовым населением.

Буряты, будучи в составе Российской империи, отбывали также и ясачную повинность. По Уставу об управлении инородцами 1822 г., буряты делились на оседлых и кочевых. По имущественному положению начиная с 1819 г. при рас­кладке податей и повинностей было установлено разделение сельских и улусных жителей на "классы по состоянию на 4 разряда". Это характеризовало те сдвиги в социальных отношениях, которые определились к этому времени, обусловлен­ные проникновением капиталистических отношений: развитием товарно-де­нежных отношений и усилением процесса имущественной дифференциации в бурятском обществе. К первому "классу" были отнесены "самые богатые", ко­торые имеют "превосходное изобилие в скотоводстве, хлебопашестве, сверх всего занимаются извозом тягостей и прочего, судя по промышленности" (про­мыслу). Ко второму "классу" относились "достаточные", которые имеют "уме­ренное скотоводство и не имеют ни в чем недостатка". К третьему "классу" при­числялись те, которые "имеют только небольшое количество пашни, сенокосов, скота, необходимого для обрабатывания оных и для домашнего прихода, и кото­рые непосредственно могут исправить государственные подати и общественные повинности". Наконец, к четвертому "классу" причисляли "совершенно неиму­щих", тех, "которые престарелых лет, неизлечимых в болезни, малолетних и вместе не имеющих ни родственников, ни состояния".

В бурятском обществе как в обществе традиционного типа земля находи­лась во владении общества, периодически производившее распределение зе­мельных угодий по хозяйствам. Однако в большинстве случаев по мере закреп­ления статуса улусно-родовой верхушки оно происходило не по душам, а по ко­личеству скота.

Ведущее положение аграрного сектора обусловило крайнюю незначитель­ность представительства в социальной структуре бурятского общества город­ских слоев: мещан, рабочих-мастеровых и цеховых. Эти немногочисленные вы­ходцы из бурят в отрыве от своих сородичей быстро ассимилировались.

Усложнение форм социальной организации в контексте социально-эконо­мического развития вызвали к жизни различные формы борьбы в бурятском обществе, вызванные прежде всего результатами колонизации. Наиболее остро эти процессы протекали во второй половине XVII в. Одно из наиболее извест­ных — волнения 1658 г. в Балаганском остроге, вызванные злоупотреблениями приказчика Ивана Похабова, управлявшего в то время Братским и Балаганским острогами и действиями его приближенных.

В 1696 г. происходили волнения в Братском остроге и прилегающем к нему районе, в которых впервые вместе с русскими крестьянами, посадскими и служи­лыми людьми принимали участие ясачные люди - буряты и эвенки.

В Иркутском уезде к движению были привлечены освобожденные казаками из под стражи беглые стрельцы, холопы, а также часть ясачных бурят.

Одной из распространенных форм стихийного социального протеста ясач­ных людей были побеги. Бежали от обременения казенным "тяглом" (повинно­сти, подати и недоимки по ним), от притеснений со стороны царских управите­лей, от ростовщической кабалы. Еще в 1689 г. иркутский воевода писал о буря­тах, которые "бывают повсегодно в шатости", убегают от ясачного платежа и "живут в вольности". Они скрывались в Тункинских горах у монгольской грани­цы вместе с монголами, бежавшими от притеснений со стороны халхасских тайшей. В 1692-1698 гг. среди бурят, ушедших в дальние места, выдвинулся как предводитель улусный человек Богачей. Он расправлялся с царскими управите­лями и вместе с тем нападал на кочевья бурятских нойонов, захватывал их иму­щество, угонял скот. Несмотря на попытки захватить его, Богачей продержался со своими сторонниками шесть лет.

Резкие протесты вызвала начавшаяся в 40-х годах XVIII в. отдача на откуп байкальских рыбных промыслов. Буряты, занимавшиеся рыболовством и промыслом нерпы, не признавали частной собственности на рыболовные уго­дья, подавали жалобы на арендаторов, не давали им ловить рыбу ("чинили промыслам помешательство"), добивались свободной ловли в местах, арендо­ванных купцами и чиновниками, угрожая им нередко расправой. Одним из ви­дов протеста против злоупотреблений были прошения-жалобы. Известна пространная челобитная хоринских бурят, поданная в 1703 г. Петру I. Ее дос­тавила в Москву делегация от 11 хоринских родов во главе с зайсаном галзутского рода Баданом Туракиным (Народы Бурятии... 2001. С. 17-21). 300-летие со времени этого похода и указа Петра I в ответ на челобитную Республика Бурятия отметила в 2003 г.

Жалобы-протесты содержатся в наказах хоринских и селенгинских бурят де­путатам в Комиссию по составлению нового уложения (1767). Хоринские буря­ты жаловались на тяжесть подводной повинности, на волокиту "в канцелярских и других присутственных местах", где их жалобы не получали удовлетворения, на произвол царских чиновников. Хоринские буряты просили Комиссию по со­ставлению нового уложения защитить их от обид и разорения.

В наказе селенгинских бурят говорилось, что они в 1694 г. "самопроизволь­но" (мирно, без сопротивления) вступили в подданство России, пограничную службу считают важной государственной ответственностью и никаких возраже­ний против нее не выдвигают. Они жаловались на стеснения в торговле с Кита­ем. Меновая торговля стала монополией крупных купцов. Они вынуждены про­давать свой скот купцам-скупщикам по уменьшенным ценам и больше платить за китайские товары, получавшиеся через купцов-посредников. В наказе содер­жалась жалоба-протест против захватов покосов и земель, на которых кочева­ли селенгинские буряты. Они добивались ограждения их от подобных захватов. Селенгинские буряты жаловались также на неравномерность в раскладке ясака, на обременение их подводной повинностью.

Существующие формы социальной организации неизбежно порождали раз­личные формы протестного движения в бурятском обществе, как открытых, так и скрытых, с преобладанием в виду еще недостаточной выраженности рас­слоения последних. Улусные араты добивались ограничения власти "чиновных сайтов" и смены некоторых старшин и прочих нойонов. Происходили также столкновения аратов с нойонами из-за земельных угодий, ростовщичества и по другим поводам. Борьба аратов против нойонства была проявлением усиливаю­щегося расслоения в улусах. Но преобладание еще традиционных форм общест­венных отношений на базе обычного права бурят, за которыми теперь все чаще скрывались внеэкономические формы эксплуатации соплеменников нойонством, затушевывало эту борьбу.

С развитием товарно-денежных отношений распространялось ростовщиче­ство, становившееся важной формой закабаления широких масс аратства. В 1800 г. "подданные 11 хоринских родов" приняли приговор, направленный против ростовщичества и ростовщическо-эксплуататорской деятельности нойо­нов и купцов.

В основе столкновений аратов с нойонством - борьба за земельные угодья, так как последнее стремилось закрепить за собою лучшие земли. Это отразили материалы степных дум. Так, зайсан хонхолойских бурят Ухатуев захватил оро­шенный участок земли одноулусников и огородил его. В 1848 г. хонхолойские буряты жаловались, что "богачи, чиновные и зажиточные люди, огородив спо­собные хорошие земли, владеют ими, а нам уже лучшего ничего не видеть, итак мы угнетенные, бедные люди на милосердие начальства надеемся". В 1816 г. в Шонтойском улусе Верхоленского ведомства крестьяне выступили против дей­ствий местного богача Мандархана Бакаева, занимавшего должность улусного старшины. Последний занимался лихоимством и являлся разорителем крестьян, собирал лишний ясак.

В первой четверти XIX в. происходила борьба хоринских бурят против тайши Дымбыла Галсанова (1815-1822). Широкий отклик в народе получило дви­жение против действий хоринских тайшей Иринцеева и Жигжит Дамба Дугарова, селенгинского тайши Вампилова, нойонов Аларского ведомства и др.

Произвол улусных нойонов стал причиной выступления в феврале 1870 г. в улусах Хигинского родового управления Аларского ведомства (степной думы) бурят против пополнения ими зерном сельских экономических магазинов. Засе­датель степной думы Б. Басынов не смог заставить крестьян сдать хлеб в мага­зин. В марте Хигинское родовое управление донесло в Аларскую степную думу, что крестьяне Абашей Матаев и Шулун Шураев "разъезжают по улусам и сму­щают крестьян к неповиновению установлениям властей".

Одновременно происходили волнения в Ныгдинском, Шолотском, Куйтинском, Зонском и других улусах. Нередко в бурятских ведомствах образовыва­лись враждующие группы, вовлекавшие в эту борьбу крестьян. Так было в Абаганатском бурятском ведомстве. Крестьяне жаловались, что местное бурятское начальство (голова, родовые старосты) "всегда на стороне сильных и богатых", что при взыскании и сборе податей, выдаче ссуд на посев бедняки терпят обиды и притеснения. В Селенгинской степной думе группа во главе с тайшой Вампиловым пыталась захватить хлебопахотные и сенокосные земли до 500 десятин. Против этого произвола выступила другая группа: тайша так и не добился сво­их целей (Залкинд. 1970. С. 377-372).

"Ослушания" бурят выражались в отказах уплачивать "темные поборы" в пользу нойонов и чиновников, долги ростовщикам, выполнять непосильные по­винности и т.п. В Хоринском, Тункинском и других бурятских ведомствах происходили столкновения рядовых общинников с нойонами на почве землепользова­ния. Они выражали протест на сугланах против присвоения и закрепления за со­бою улусных земель крупными хозяевами и добивались возвращения этих зе­мельных угодий улусным обществам.

Эти выступления ограничивались улусным обществом, родами или ведомства­ми, внутренняя борьба в которых иногда приводила иногда к устранению тайшей и зайсанов. На пороге XIX-XX вв. социальная борьба начинает вступать по мере развития капитализма в период своего идейно-политического и организационно­го оформления. В бурятском обществе аграрный вопрос и национально-освободи­тельное движение на этом этапе имели единые цели - национальное и социальное освобождение на основе обретения экономической и политической свободы.