Евсевьев, Иван Иванович // Кузнецов И.И. «Золотые звёзды иркутян» (1982)

Родился Иван Иванович Евсевьев в 1910 году в селе Оек Иркутского района, в семье сельского писаря. Русский, член КПСС с 1931 года. Через два года семья переехала в Алтайский край. Рано начал трудовую жизнь. Летом батрачил у кулаков, зимой учился в школе. В 1927—1928 годах И.И. Евсевьев — учащийся Красноярской школы ФЗУ водного транспорта. По окончании ее по путевке комсомола был направлен в военно-авиационное училище. Затем закончил Оренбургскую летную школу. С 1932 года служил в авиации младшим летчиком, командиром звена авиаотряда. С мая по сентябрь 1937 года воевал в республиканской Испании, сбив четыре самолета лично и двенадцать в группе. Постановлением ЦИК СССР 28 октября 1937 года ему присвоено звание Героя Советского Союза. В 1937—1941 годах командовал авиаэскадрильей, авиабригадой, авиационной дивизией. Постановлением Совета Народных Комиссаров 4 июня 1938 года присвоено звание генерал-майора авиации.

В годы Великой Отечественной войны И.И. Евсевьев командовал 38, 51, 102, 141, 101-й авиационными дивизиями и 8-м авиакорпусом на Западном, Сталинградском, Воронежском, 1-м Белорусском фронтах. В конце войны был заместителем командующего Закавказским фронтом ПВО.

После войны окончил Академию Генштаба, занимал командные должности в войсках ПВО страны. В 1955 году присвоено звание генерал-лейтенанта авиации.

С 1964 года И.И. Евсевьев в запасе. Живет в Киеве. Награжден медалью «Золотая Звезда», двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны, двумя орденами Красной Звезды, орденом «Знак Почета», многими медалями.

Первому из иркутян звание Героя Советского Союза было присвоено в 1937 году Ивану Ивановичу Евсевьеву, сражавшемуся в качестве советского добровольца в рядах авиации республиканской Испании. О тех незабываемых днях он рассказывает в своих кратких воспоминаниях «Вива авиадорес советикос» (Слава советским летчикам).

«Мне исполнилось двадцать шесть. Отряд истребителей, которым я командовал, входил в состав авиационной части, базировавшейся на Украине. Там же мы и узнали, что командование Красной Армии разрешило некоторым советским летчикам отправиться добровольцами сражаться против фашизма в небе Испании. С того времени мы «заболели» этой далекой, героической страной. Многим хотелось защитить испанские города я села, которые фашистские стервятники систематически разрушали с воздуха.

И вдруг — радость: майским днем 1937 года узнаю, что мое ходатайство удовлетворено. Вместе с Василием Мищенко и Евгением Кондратом — летчиками из нашей эскадрилья едем в Испанию. Вернее, плывем на испанском пароходе, груженном советскими боевыми самолетами и боеприпасами.

Пароход наш вооружен четырьмя зенитными пулеметами. Против авиации годятся. А если встретимся с боевым кораблем? Такая возможность не исключена. Их немало — немецких, итальянских, под флагом испанских бунтовщиков шныряет в Средиземном море. Один такой пират потопил советский теплоход «Комсомол», а его экипаж взял в фашистский плен.

Итак, откровенно говоря, на душе тревожно. Не страшно, а именно тревожно: уже так близко к цели, и вдруг какой-нибудь дурацкий случай расстроит все наши планы. И груз пойдет ко дну — драгоценный груз.

Против подводной лодки или крейсера пулеметы — но то оружие. Впрочем, наше волнение длится недолго: километров за триста от берегов Испании нас встречает отряд республиканских военных кораблей и эскортирует пароход до Картахены.

Причаливаем ночью. Думаем отдохнуть, чтобы встретить день свежими, бодрыми. Но где там! Короткая майская ночь не успевает смениться рассветом, как раздаются выстрелы зениток, взрывы бомб. Кто-то из «пятой колонны» уже успел известить фашистов о прибытии нашего парохода. И непрошенные гости уже здесь.

Но не долго длилась бомбежка. Вот уже слышны радостные возгласы испанских коряков: «Чатос! Чатос!..» Кто-то говорит, что это — не чатос, а потом все дружно кричат: «Моска! Моска!»1

Мы все очень радуемся при виде родных «ишачков». И хоть «мушек» только две, немецкие «юнкерсы» поворачивают назад, сбросив последние бомбы прямо в море. Экспансивные испанцы подбрасывают вверх свои береты и кричат: «Вива авиадорес советикос!» — «Да здравствуют советские летчики!»

Первый аэродром, на который мы едем, — Мурсия. Это севернее Картахены, тоже на побережье Средиземного моря.

Жарко. Печет так, что, кажется, не выдержим тут и дня. И все же каждый рвется к делу. Спрашиваем, когда нам дадут технику. Обещают в ближайшие дни. Не очень верится: ведь она еще в ящиках, в разобранном виде. Но испанские авиатехники под руководством советских инженеров совершают настоящее чудо. За двое-трое суток они превращают разрозненные детали самолетов в кусающихся «мушек».

Тут же из нас и испанских летчиков формируют эскадрилью. Командование ею поручается известному летчику-истребителю И.А. Лакееву. Меня назначают командиром звена. И в тот же день мы перелетаем на фронтовой аэродром северо-восточнее Мадрида.

Так начинается наша служба — наше участие в антифашистской войне испанского народа. Правда, как раз в эти дни на участке — затишье. Дежурим на аэродроме, барражируем в воздухе. Изучаем боевой опыт, а заодно накапливаем в запас гнева. Наши товарищи испанцы через самодеятельных переводчиков знакомят нас с положением на территории, захваченной мятежниками, рассказывают о терроре, который там царит.

Особенно мне запомнился такой случай. Под вечер над Мадридом фашистский самолет сбросил парашют, под ним – ящик. А когда его вскрыли, там нашли разрубленное на куски тело советского летчика. В ящике лежала записка: «Этот подарок посылаем для того, чтобы командующий воздушными силами красных знал, какая судьба ожидает его и всех большевиков».

Не зря встревожились фашисты. Когда-то они были полными хозяевами в воздухе. Но в небе Испании появились советские летчики. Положение изменилось...

В этом я убедился и сам. Каждый день пребывания в Испании убеждал нас в превосходстве советских летчиков над немецкими и итальянскими, наших самолетов над «юнкерсами», «хейнкелями» и даже над «мессершмидтами».

Республиканцы готовили наступление на Уэску. В глубокой тайне стягивались пехота, танки, авиация. По замыслу операция носила глубокий характер. Чтобы фашисты ничего не подозревали, решено было дезинформировать их ложной подготовкой удара на Сарагоссу. С этой целью мое звено получило задание продемонстрировать очень старательную разведку фашистских аэродромов вокруг Сарагоссы. Вылетели на задание рано утром. Видимость, как иногда говорят летчики, «миллион на миллион», максимальная, а в предгорьях Пиренеев, которые лежали под крыльями наших самолетов, воздух чистый, как горный хрусталь. Высот таких, как теперь, авиация тогда еще не знала, не было и нынешних средств разведки. Линию фронта мы пересекли на высоте три тысячи метров, а потом пошли значительно ниже. Пусть, мол, противник убедится, что ради ценной разведывательной информации мы идем на риск.

Вдруг я увидел на одном из аэродромов юго-западнее Сарагоссы восемь «юнкерсов». Возле них суетилась прислуга: то ли ремонтировали самолеты, то ли готовили их к вылету. И хотя наше задание — только разведка, каюсь, не сдержали мы боевого задора. Стремительно переходим в пике а почти на бреющем полете поливаем «юнкерсы», аэродром из пулеметов. Потом послушные, вертлявые «мушки» свечой выносят нас снова вверх.

Артиллерия врага заговорила уже тогда, когда мы были над Сарагоссой. Облачка разрывов зенитных снарядов густо покрыли небо. Делаем противозенитный маневр — сбиваем с толку фашистских артиллеристов. Пока все целы. Но надо набирать высоту, наращивать скорость и спешить домой. Лететь еще далеко. Горючего же осталось не так много, а каждую минуту может завязаться еще и воздушный бой. Замечаю, что один из моих ведомых Бутрин отстает: мотор самолета, видно, слабее, чем у меня и Козырева. Что делать? Мысль лихорадочно ищет выхода. И недаром говорят, что безвыходных положений не бывает. Уменьшаю тягу мотору и одновременно перевожу самолет на снижение. Товарищи повторяют маневр. Скорость самолетов за счет потери высоты нарастает. Вскоре мы выходим из зоны зенитного огня.

Задание выполнено. Еще несколько таких полетов, и оперативные сводки фашистов отмечают «усиленный интерес красных к Сарагоссе»,

Наступление на Уэску началось 10 июня. В нем участвовала и Интернациональная бригада, которой командовал легендарный генерал Лукач — прославленный писатель Матэ Задка. Летчики-истребители прикрывали наземные войска от авиации противника, сопровождали бомбардировщики, сами штурмовали фашистскую пехоту. Приходилось делать до пяти вылетов в день.

Рядом с нами в те трудные дни дрались эскадрильи Б.А. Смирнова, Г.П. Плещенко. Но, к сожалению, действовать вместе приходилось редко. Доставлять самолеты из СССР было все труднее, авиации у республиканцев не хватало, и ее приходилось постоянно перебрасывать с участка на участок, с фронта на фронт. Вскоре после операции под Уэской мы получили приказ перебазироваться на тот самый аэродром, под Мадридом, с которого когда-то начинали свои первые вылеты. Здесь была сформирована новая эскадрилья под командованием Валентина Ухова.

К этому времени сложилось тяжелое положение на Северном фронте. В «Испанском дневнике» Михаила Кольцова в записях 3 июня 1937 года есть такие строчки: «Здесь, на Северном фронте, воюет авиация. Притом авиация только фашистская. А республиканской почти нет. То, что мы видим и переживаем здесь теперь, не может быть прообразом будущих войн. Если изобразить все это на картине, то под ней нужно подписать: «Горе стране, которая не сможет обороняться с воздуха!» Фашистские интервенты используют на Бискайском фронте свое полное превосходство в воздухе, вернее, не превосходство свое, а почти полное отсутствие республиканкой авиации... С нахальством трусов фашистские командиры раскричались в своих сводках, что на севере теснят противника в воздухе. Им почти некого теснить: тут действует маленькая кучка самолетов, переброшенная с огромными трудностями и международными осложнениями с Центрального фронта... Авиация интервентов в десять раз численно превосходит бискайскую республиканскую...»

Эта кучка республиканских самолетов, о которой упоминает М. Кольцов, и была нашей эскадрильей. Испанцы летали на И-15, подвешивая на них 10 и 25-килограммовые бомбы. А мы прикрывали их. Иногда лишь двумя самолетами, потому что часть машин от напряженной летной работы нуждалась в ремонте.

Однажды испанцы, пробомбив и проштурмовав позиции врага, готовились лететь на свой аэродром. Мое звено, резко уменьшив высоту, тоже начало штурмовать вражеские позиции. Испанские летчики очень хорошие и верные товарищи. Они не захотели оставить нас одних и прикрывали до тех пор, пока мы не набрали высоту. Потом они тут же сделали еще одни заход на штурм. Мы, чтобы не уступить им в смелости, еще раз набросились на фашистов. С того дня такое боевое содружество стало доброй традицией. Дружба с испанскими летчиками крепла, а врагу несла большие потери.

С северным фронтом в моей памяти связано еще одно событие: здесь я впервые сбил «Мессершмитт-109», фашистскую новинку, который немцы тогда испытывали и считали его неуязвимым.

За то, что мы не жалели себя, защищая республиканскую Испанию, как родную землю, испанцы платили такой же горячей любовью, верной, нерушимой дружбой. Никогда не забуду своего полета в Сантендер. Он был уже окружен с трех сторон мятежниками. С четвертой путь его защитникам преграждала волны вечно бурного Бискайского залива. Задание мое заключалось в том, чтоб сбросить защитникам Сантендера вымпел с приказом. И я сбросил его на центральную площадь города, где именно тогда проходил всенародный митинг-вече, на котором жители Сантендера клялись победить или умереть.

И как ни трудно было этим людям, они, увидев советский самолет, салютовали ему и, как потом передавали мне товарищи, кричали свое «вива» Советскому Союзу, советским добровольцам. И наши добровольцы заслужили это».

Героические подвиги советских добровольцев золотыми буквами вписаны в летопись освободительных войн.

Примечания