Александровское селение в 1905-1920 годах // Гаращенко А.Н. «Александровский завод – Александровское селение» (2007)

В конце января 1904 г. были закончены работы по устройству одиночных камер в Александровской тюрьме²⁴⁷.

По распоряжению министра юстиции  в  период Русско-японской  войны Александровская центральная каторжная тюрьма с храмом и всеми зданиями была передана в военное ведомство под помещение 17-го и 18-го военных запасных полевых госпиталей, открывшихся 2 февраля 1904 г.²⁴⁸ В марте 1904 г. в Александровском селении в пользу Красного Креста устраивается концерт из произведений Моцарта, Мендельсона, Шумана, Верди, Гайдна, Бетховена, Вагнера. В концерте участвуют смотритель каторжной тюрьмы И.И. Лятоскович (скрипка), его дочь Ю.И. Лятоскович (рояль), тюремный врач Н.И. Зверев (виолончель), его супруга Н.П. Зверева (рояль). Кроме того, арестанты, обученные музыке в месте ссылки и составившие оркестр, и хор певчих²⁴⁹.

В 1905 г. в Александровском селении произошло волнение нижних чинов воинской команды. В ходе этих событий была сожжена казарма. В 1907 г. на основании приказа по войскам Иркутского военного округа от 25 июля 1907 г. в Александровской местной команде положено содержать по штату при одном штаб-офицере и четырех обер-офицерах 445 нижних чинов, а за исключением шести человек офицерской прислуги 439²⁵⁰.

В дальнейшем без особых потрясений Александровское селение дожило до революционных событий 1917 г., правда, политических заключенных, по сравнению с уголовными, в этот период прибавилось. Мы не будем подробно останавливаться на всем обозначенном периоде, т.к. он достаточно подробно освящен в работах других исследователей, а перейдем к концу второго десятилетия XX в., когда в Александровском централе разыгрались кровавые трагедии.

В 1919 г. вспыхнуло восстание заключенных в Александровской пересыльной тюрьме, когда в ночь с 11 на 12 сентября на село напал отряд Н. Каландаришвили. Часть заключенных (420 человек) бежали, большинство из них были пойманы. Подробнее  эти события описаны в книге Н.  и В. Дворяновых «В тылу Колчака»²⁵¹. В этой же книге есть сведения и о продолжении драмы²⁵², но в свете открывшихся новых материалов из ранее засекреченных архивных фондов картина выглядит несколько  иначе, чем ее представляют авторы указанного издания, не так грандиозно и пафосно.

В декабре  1919 г. в  Александровской центральной каторжной тюрьме содержалось 1204 заключенных, в числе которых были большевики, ссыльно-каторжные, уголовные и эвакуированные из западных тюрем²⁵³. При таком чрезмерном переполнении тюрьмы, рассчитанной на 800 человек, в распоряжении администрации не было достаточных запасов продовольствия, одежды, обуви и дров, полураздетые заключенные голодали и чуть не замерзали от холода. Заболеваемость и  смертность среди  заключенных увеличивалась с каждым днем и к началу декабря достигла своего апогея. Тюремная больница была переполнена. В нее попадали больные уже в период полного развития болезни, заболевшие и выздоравливающие содержались в общих камерах и заражали здоровых. К декабрю числилось 380 человек больных, из них в тюремной больнице — 90. Из метрической книги тюремной церкви видно, что в октябре 1919 г. умерло от тифа 28 человек, в ноябре — 73, а в начале декабря — 17 человек.

До заключенных стали доходить слухи, что в окрестностях села появились партизанские отряды и что колчаковская власть вот-вот падет. В то же время солдаты местного гарнизона обещали им свою поддержку в случае восстания. Под влиянием всех этих обстоятельств среди небольшой группы заключенных возникла мысль уйти из тюрьмы. Восьмого декабря 1919 г. большевики С. Колыгин и заведующий тюремной библиотекой А. Зенчук, стоявшие во главе этой группы, объявили заключенным, что они свободны и могут покинуть тюрьму. Только незначительная часть откликнулась на этот призыв, большинство же заключенных, среди которых было много больных, в организации восстания никакого участия не принимали.

Восставшие обезоружили находившихся внутри надзирателей, забрали оружие и патроны, хранившиеся в конторе, и сделали первую вылазку. Снаружи тюрьма была уже окружена солдатами местного гарнизона, обстреливавшими из винтовок и пулеметов окна тюрьмы и вышедших оттуда заключенных. Часть их была убита, остальным, около 80 человек, удалось прорваться и уйти. Вторая вылазка закончилась тем же. В тюрьме оставалось более 1000 безоружных человек. Они практически уже не оказывали сопротивления, а вели переговоры с тюремными властями о сохранении им жизни в случае сдачи. При отсутствии в тюрьме запасов продовольствия заключенные через день-два должны были сдаться, и, таким образом, восстание могло быть ликвидировано без напрасных человеческих жертв. Но военные власти думали иначе.

Восьмого декабря от начальника штаба Иркутского Военного округа генерал-майора А.Н. Вагина была получена телеграмма следующего содержания: «...начгару (начальнику гарнизона. — А. Г.) капитану Давидовичу сегодня пароходом отправлено ваше распоряжение подкрепление запятая которое широко используйте точка восстание должно быть подавлено со всей энергией точка способ ликвидации по вашему усмотрению и обстановке точка

Нр. 6517 8 декабря Наштаокр генмайор Вагин

Верно штабс-капитан (подпись неразборчива. — А. Г.)»

Начальник гарнизона капитан Давидович взялся за подавление немедленно и столь энергично, что подорвался на собственной гранате. Исполнять приказ «со всей энергией» пришлось заместителю начгара поручику 54-го Сибирского стрелкового полка Н.Ф. Жбанову, принявшему командование на себя. Н.Ф. Жбанов устранил тюремную администрацию и вместе со своими офицерами выработал план действий. Мог ли Жбанов выработать какой-то план, доставало ли ему авторитета, чтобы диктовать свои условия офицерам и выше его по званию, и имевшим боевой опыт? Ведь только трагическая случайность поставила его во главе гарнизона. На двадцатилетнего крестьянского сына, недавнего выпускника Иркутского горного училища, легло  бремя  огромной  ответственности  за  судьбы  солдат  гарнизона,  за восстановление порядка в  централе.  К подобным испытаниям  он  был  не готов.

Для помощи местному гарнизону в подавлении восстания заключенных военное командование направило в Александровское подразделение егерей под командой капитана В. Ренева. Команда чехов, расквартированных в Александровском, также приняла непосредственное участие в подавлении восстания. Нелегко далось Жбанову решение о штурме централа. По показаниям свидетелей, весь день накануне штурма он вел длительные телефонные переговоры с Иркутском, и окончательное решение о штурме было принято только после того, как чехи пригрозили уйти из села. Чехи произвели обстрел второго корпуса тюрьмы из трехдюймового орудия, после чего егерям был дан сигнал к штурму. По-видимому, и чехи приняли в этом участие.

То, как была организована и как проходила военная операция по усмирению бунта, в деталях описано в «постановлении члена следственной комиссии при Иркутском народном суде» Иннокентия Пестрикова: «Сначала тюрьму окружили со всех сторон солдаты местного гарнизона. Девятого декабря к ним на помощь подошли отряд егерей с ручными пулеметами и чехи с трехдюймовым орудием. Заключенные сосредоточились во втором корпусе тюрьмы. Арестанты, завладевшие оружием охраны — берданками, сделали две вылазки с намерением вырваться за окружение. Часть из них была убита, часть сумела уйти в тайгу. После этого оставшиеся в тюрьме заключенные никаких попыток к сопротивлению не делали... Солдаты под командой офицеров открывали двери камер, бросали в них гранаты, стреляли из ручных пулеметов, а затем уже сдавшихся заключенных или расстреливали из винтовок, или прикалывали штыками». В конце нижнего коридора второго корпуса происходил массовый расстрел заключенных, выведенных из камер. При осмотре здания тюрьмы там было обнаружено особенно много трупов заключенных, лежавших грудой, один на другом. Стены и окна коридора были забрызганы кровью и кусочками мозга, покрыты выбоинами от пуль. Всего во время подавления восстания было убито 192 заключенных, остальных загнали в уцелевшие камеры и продержали там до передачи тюрьмы военными тюремной администрации. «Запертым по камерам заключенным не давали воды, а вместо обеда дали испортившийся суп. Больные и раненые, мучимые жаждой, отскребали со стен и стекол снег и таким образом утоляли жажду, а некоторые, совершенно обезумевшие, пили мочу из параш. Переполненные параши не выносились, нечистоты лились через край и растаскивались по полу, где лежали больные и раненые, умершие от ран и тифа также не выносились из камер, а лежали на полу среди нечистот. При отсутствии стекол, выбитых пулями, в камерах было так холодно, что некоторые заключенные отморозили себе руки и ноги. Было запрещено оказывать помощь и делать перевязки раненым».

Всю эту картину военные власти старались скрыть от посторонних глаз. Так, приехавшие из Иркутска товарищ прокурора П. Казаринов и судебный следователь Шафир были удалены из тюрьмы при попытках зафиксировать картину массового расстрела заключенных и допросить умирающих. Был удален и тюремный инспектор. Все это продолжалось до 12 декабря, когда начальник гарнизона Жбанов передал тюрьму в ведение администрации.

С 12 декабря начал работу образованный при Александровском централе военно-полевой прифронтовой трибунал. Допросив более сотни свидетелей, трибунал пришел к выводу, что без достаточного следственного материала невозможно установить, кто конкретно принимал участие в восстании, определить степень вины каждого. В результате 16 декабря трибунал свою работу прекратил. Следствие продолжили следователь Иркутского окружного суда. Чрезвычайная следственная комиссия Политцентра, а  после установления советской власти с 25 января 1920 г. делом о восстании в Александровском централе занялся Иркутский Губернский революционный трибунал.  Были арестованы бывшие начальник гарнизона села Александровское Н.Ф. Жбанов, прапорщик П.С. Федорахин, помощники начальника тюрьмы А.С. Шеметкин и М.Н. Щурыгин. Привлеченный в качестве обвиняемого начальник егерского отряда В. Ренев скрылся.

Следствие, которое вели Чрезвычайная следственная комиссия и особый отдел ВЧК 5-й армии, длилось до ноября 1920 г. Показательный суд состоялся 20-22 ноября в I Советском Народном доме Иркутска (ныне старое здание Театра музкомедии на ул. Ленина). Иркутский Губернский ревтрибунал приговорил всех четверых обвиняемых в массовом расстреле заключенных Александровской тюрьмы к расстрелу. В отношении Шеметкина и Шурыгина, принимая во внимание их социальное положение и характер совершенного ими преступления, а также применяя амнистию ВЦИК по случаю 3-й годовщины Октября, ревтрибунал заменил расстрел пятью годами лишения свободы.

Кассационные жалобы Жбанова и Федорахина не были пропущены ревкомом в Москву, и 1 декабря 1920 г. приговор был приведен в исполнение.

Знакомясь с документами следствия и суда, невольно приходишь к выводу, что это был не показательный, а показушный суд, преследовавший единственную цель — удовлетворить желание общественности, а не установление истины и наказания виновных. Скорее всего, желание скрыть недоработки следствия и самого процесса заставили вначале ревтрибунал, а затем и губернский ревком не пропустить кассационные жалобы Жбанова и Федорахина. Трудно непрофессионалу разобраться во всех тонкостях судопроизводства того времени, но обращает внимание противоречивость показаний свидетелей, то, что в ходе судебного разбирательства они меняли свои показания. При вынесении приговора трибунал учел социальное положение Шурыгина и Шеметкина, но никаких смягчающих вину обстоятельств не принял во внимание в отношении Жбанова и Федорахина. А между тем оба они были из крестьян, причем отец Федорахина был политическим ссыльнопоселенцем. Федорахин в конце декабря 1919 г. привел в Иркутск 200 солдат, которые участвовали в декабрьских боях в городе под руководством большевистского военно-революционного штаба. Семья Жбановых в 1918 г. после временного свержения советской власти некоторое время скрывала в своем доме красногвардейцабольшевика. И, наконец, не приняли во внимание возраст обвиняемых — двадцать с небольшим лет.

Вызывает недоумение и тот факт, что по этому же преступлению в июле 1921 г. было возбуждено еще одно дело на двух офицеров егерского полка: Северина и Козлова. Суд, но уже не показательный, над ними состоялся в том же 1921 г., причем Северин к моменту суда скончался в тюремном лазарете, а Козлову присудили пять лет заключения, применив к нему положение об амнистии. Что же касается рядовых егерей, то все они вступили в 4-й Советский полк Иркутской стрелковой дивизии, и их даже не допрашивали.

Вот так закончилась история кровавой трагедии гражданской войны в Александровском селении.

Примечания

247 Там же. Ф. 32. Оп. 11. Д. 67. Л. 46.

248 Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 11760. Л. 194.

249 Иркутские губернские ведомости. — 1904. — 7 марта.

250 ГАИО. Ф. 226. Оп. 1. Д. 14. Л. 30 об, 47.

251 Дворянов Н., Дворянов В. В тылу Колчака. — М., 1966. — С. 153—157.

252 Там же. С. 193-195.

253 Дальнейший материал этой главы написан на основе данных научного сотрудника Государственного архива Иркутской области В.А. Самоделкина (ныне покойного), любезно предоставленных автору, а так же статьи: Кинщак В. Гиблое место. Восстание должно быть подавлено со всей энергией... // Россия. — 2004. — 2—8 сент.