Новости

«Ангара», альманах. Александр Балин // Стародумов В. «Иркутск. Бег времени»

Вы здесь

Версия для печатиSend by emailСохранить в PDF

Оглавление

Источник: cbs.irkutsk.ru

Стародумов Василий Пантелеймонович (25 декабря 1907, Иркутск – 13 июля 1996, Иркутск), поэт, прозаик-сказочник. Автор книг «Ангарские бусы», «Омулевая бочка».

Известный литературный критик, редактор «Литературного на­следства Сибири» Н. Яновский, задумав составить «Словарь писателей Сибири», в письме обратился ко мне с просьбой прислать ему краткие сведения, известные мне, не только о маститых си­бирских писателях, но и о начинавших в прошлом – «об иркутских лите­раторах – старых и молодых, давно печатавшихся и только начинающих, знаменитых, а пуще всего – незнаменитых».

Эти воспоминания мне и хочется начать с одной из «незнаменитых», но довольно ярких, оригинальных фигур на поэтическом горизонте про­шлого Иркутска – я говорю о Всеволоде Христофоровиче Соболеве.

В № 2 за 1934 год ежемесячного литературно-художественного журна­ла «Будущая Сибирь» на рекламной странице «Ты должен знать литерату­ру своего края» среди принимавших участие в работе журнала, наряду с именами редактора М. Басова, Ис. Гольдберга, П. Петрова, К. Седых, А. Балина, Д. Алтаузена, И. Уткина, М. Скуратова и многих других, значит­ся и фамилия В. Соболева.

Догорал один из теплых майских дней 1933 года. Поселок Ленина (бывшая станция Иннокентьевская), зажатый с двух сторон строительством крупных заводов – детищ первой пятилетки, содрогался от грохота и гула бетономешалок и гравиемоек, не смолкавших ни на минуту, так как рабо­та не прекращалась и ночью.

Я стоял у окна в своем небольшом кирпичном домике.

Мягкий, спокойный голос заставил меня оглянуться:

— Здесь живет поэт Василий Стародумов?

Передо мной стоял высокий осанистый юноша с голубыми глазами и симпатичными чертами умного, благородного лица. Вдохновенная внеш­ность посетителя напомнила мне один из ранних портретов Герцена.

— Всеволод Христофорович Соболев, – представился он. – Работаю заместителем редактора транспортной многотиражной газеты «Ленинский рабочий», где редактором Толя Делигинский. А сейчас я из Иркутска, был у Искры (секретарь писательской организации. – В. С.). Посетил его с це­лью связаться с писателями. Он направил меня к тебе, предварительно снабдив материалами. Познакомимся.

На «ты» мы перешли как-то незаметно.

— Иван Алексеевич (Искра. – В. С.) поручил нам создать здесь, в Ин- нокентьевке, литературный кружок и теснее связаться с иркутскими писа­телями, чаще навещать их, – продолжил Соболев. – Но я еще никого из здешних литераторов не знаю, так как приехал из Красноярска недавно. Теперь будем работать вместе.

Соболев раскрыл свой портфель, порылся в нем, извлек бумажку:

— Вот, Искра, велел передать тебе.

Читаю:

«УДОСТОВЕРЕНИЕ

Предъявитель сего поэт т. Стародумов Василий является членом Сою­за советских писателей Восточной Сибири, что и удостоверяется.

Ответ. секретарь оргкомитета ССП Вост. Сибири

И. Искра. 7 мая 1933 года»

Официальный бланк, печать – все как следует. Было приятно созна­вать, что мне в Оргкомитете продолжали доверять такое дело, как объеди­нение литературных сил поселка. Но я, в силу чрезвычайной занятости и оторванности от краевого центра, не оправдывал надежд писателей.

Вспомнился 1932 год. Демобилизованным красноармейцам я поступил в качестве актера в Иркутский ТРАМ (театр рабочей молодежи). Как-то на вечере обмена комсомольского билета ячейки ТРАМа актер Николай Лы­сенко объявил мне:

—                Тебе письмо. Возьми у сторожихи.

На конверте значилось:

«Клуб КОР[1], т. Стародумову»

Вскрываю:

«Выписка из протокола заседания правления Иркутской ассоциации пролетарских писателей от 11.IX.1932 года

Слушали: О реорганизации РАПП[2].

Постановили: 1. Для усиления связи с предприятиями и лучшего руко­водства литературной работой на производстве, в вузах и школах создать в Маратовском, Свердловском и Ленинском райбюро АПП.

2. Утвердить председателем Ленинского райбюро АПП т. Стародумова.

Секретарь Иргор АПП Феерович»

Я уже говорил, что не мог выполнять порученное дело. В театре я был занят круглые сутки (репетиции и занятия днем, вечером – спектакли), домой приезжал только для того, чтобы переночевать. А когда через год я ушел из театра и устроился на работу слесарем в механические мастерские станции Батарейная и мне поручили там организовать литературный кру­жок, я не сделал этого все по той же причине – из-за отсутствия свобод­ного времени, оторванности от краевого центра.

И вот. снова да ладом! Но на этот раз, кажется, дела пойдут успеш­нее: я устроился работать художником и режиссером клуба строительства завода. Были и свободное время, и условия.

— А из поэтов знаешь, кого прикрепили к нам, иннокентьевцам? – за­дал мне вдруг вопрос Соболев и, откинувшись на спинку стула, поглядел на меня восторженно: – Александра Ивановича Балина!

Нет, до этого разговора с Соболевым я не только не был знаком с Балиным, но еще и нигде не встречался с ним, не видел его, хотя по выступ­лениям в краевой печати он был известен мне давно, с выхода в свет в Ир­кутске в 1927 году книжки «Иркутские поэты», изданной историко-лите­ратурной секцией ВСОРГО (Восточно-Сибирский отдел Русского Геогра­фического общества). Удивляться не приходится, если принять во внима­ние то, что до 1932 года я в Иркутске вообще редко появлялся. Личное знакомство с Балиным у меня состоялось вскоре после знакомства с Со­болевым, в оргкомитете, куда мы с Соболевым явились вместе. Мое вни­мание сразу же обратил на себя высокий и сухой горбоносый мужчина, си­девший в помещении рядом с Исааком Григорьевичем Гольдбергом. Вы­разительное лицо незнакомца выгодно выделялось среди лиц остальных присутствовавших. Нас представил ему Гольдберг. Оказалось – это и был Александр Иванович Балин, наш литературный шеф.

Чтобы передать портрет этого человека ярче, приведу слова иркутско­го критика и литературоведа, доктора филологических наук В. Трушкина: «Александра Ивановича Балина при жизни друзья любили сравнивать с Дон Кихотом. В этом прозвище сказывалось снисходительное отношение к «слабостям» поэта и одновременно какое-то невольное восхищение им. Всех знавших его поражало в нем внешнее разительное сходство с рыца­рем из Ламанчи, да, пожалуй, и внутреннее – тот особый душевный на­строй, который органически был свойствен ему. Кристальная честность, благородство, одержимость поэзией и искусством при полнейшем житей­ском бескорыстии отличали этого на редкость обаятельного человека».

Для большей полноты характеристики поэта добавлю выдержку из вос­поминаний П. Я. Черных: «Александр Иванович Балин необыкновенно легко сходился с людьми, был хорошим, чутким другом. Подкупали его благожелательное отношение к людям, его жизнерадостность, стойкое от­ношение к трудностям жизни. Собеседник он был исключительно инте­ресный, веселый и остроумный, с очень развитым чувством юмора».

Именно таким вошел и в нашу среду, среду иннокентьевского литак- тива, Александр Иванович Балин. Вошел совершенно незаметно, но так прочно, как никто из иркутских писателей. Как будто это был человек не со стороны, а кровно свой, «нашенский». Помнится, когда один из акти­вистов нашего литературного объединения Михаил Крушельницкий до­стал автобус и послал другого активиста Николая Луковникова за Балиным в город и тот привез его к нам в поселок, на завод, то встреча эта, состо­явшаяся в редакции многотиражной газеты, сразу вылилась в теплое и не­принужденное собеседование, закончившееся чтением стихов.

Прощаясь с нами, Балин сказал:

— Знаете, хотелось бы встречаться с вами не только в официальном порядке, а и в интимной, дружеской обстановке.

Так оно и стало. Ко мне лично на квартиру Балин приезжал то с П. Боровским, то со Вс. Соболевым. И сколько разговоров было о литерату­ре! И как великолепно Балин читал стихи свои и других поэтов!

Надо отметить, что в 1934 году работа в нашем заводском литобъеди- нении и при районной библиотеке у П. Боровского, куда заглядывали и мы, заводчане, заметно оживились. В то время в «Будущей Сибири» из ин- нокентьевцев печатались В. Соболев, В. Шалагинов, П. Боровский и пи­шущий эти строки, но к нашему литактиву относились также Николай Луковников, Николай Кирпичников, Виктор Пресняков, Григорий Саморо- ков, Константин Сазонов, Федор Гримберг, ученик одной из школ Илю­ша Кузнецов (ныне доктор исторических наук, автор ряда книг о героях- сибиряках, член редколлегии 6-го тома «Истории Сибири»), Виктор Ага­лаков (ныне тоже историк, автор книги «Подвиг Центросибири») и др.

Выпускали мы тогда на заводе большую (на два листа ватмана) стен­ную литературную газету «Резец». Между прочим, выступала со стихами в нашей газете в 1935 году и вожатая «Базы курносых» Галя Кожевина. Сту­дентка иркутского энерготехникума, она проходила практику у нас на за­воде. Один из номеров «Резца» был посвящен юбилею Исаака Григорье­вича Гольдберга в связи с тридцатилетием его литературной деятельности (4 декабря 1933 года). «Резец» был изготовлен на трех листах ватмана с портретом писателя моей работы.

Не забуду, какой трогательной, чувствительной была встреча Александ­ра Ивановича Балина и Джека Алтаузена, приехавшего в Иркутск с Алек­сандром Жаровым. Горячие, крепкие объятия и. слезы на глазах у Балина.

Бывали у нас в гостях Яков Шведов – автор популярной песни «Ор­ленок», Аркадий Ситковский и др.

В. Соболев в статье о нашем литкружке, напечатанной в одном из но­меров молодежной газеты «Восточно-Сибирский комсомолец» (за 28 янва- ря 1935 года), писал: «.поэт Кириллов, в июне прошлого года посетивший литкружок завода, сказал: «Этот кружок – лучший в крае, и он должен ра­ботать еще лучше».

Как-то Александр Иванович затащил нас, группу иннокентьевцев (ме­ня, Николая Глыбу-Луковникова, Петра Боровского с женой), в оргкоми­тет, где Вениамин Шалагинов читал в присутствии Гольдберга и Малярев- ского свой рассказ «Рождение радости».

Помнится ответ Гольдберга автору:

— Не надо так выпукло писать о героях, надо, чтобы они были видны за незаметными.

24 октября 1934 года. Ко мне приехали из города А. Балин, В. Собо­лев и В. Барсов – корреспондент «Восточно-Сибирской правды». Только что вышла в свет и появилась в витринах книжных киосков и магазинов изданная иркутским ОПТЭ (Общество пролетарского туризма и экскур­сий) книжка стихов и очерков «На Байкал!», авторы которой – поэт В. Со­болев и очеркист В. Барсов – дебютировали в ней. Книжку редактировал А. О. Витензон, впоследствии автор сценария кинофильма «Сибиряки», поставленного в 1940 году Львом Кулешовым. Балину очень понравилась книжка молодых авторов.

Идем в ГАРЗ (Государственный авторемонтный завод), где предпола­галось устройство литературного вечера. Но там руководство клуба не под­готовилось к нему как следует, и вечер сорвался. Тогда мы решили пойти в ЛРД (Ленинский рабочий дворец) к железнодорожникам, где руководил драмколлективом П. Боровский. Уйдя, как и я, из ТРАМа, он перешел на режиссуру и уже успел поставить несколько пьес. Одну из них – «Сады цве­тут» Билль-Белоцерковского я оформлял как художник-декоратор.

— Попроведуем Петра, поприсутствуем на репетиции.

Но нам опять не повезло, в клубе был вечер для допризывников. Нас кое-как пропустили к директору клуба.

— Подождите, может, Петр Павлович явится.

В ожидании Боровского сидим, курим. Со мной была рукопись «До­спехов генерала Каппеля», переделанная мною уже в «Доспехи генерала Гайды», и я предложил своим спутникам прослушать несколько глав. Они согласились, но в это время вошедший к нам директор клуба сообщил, что сегодня Боровского не будет. Мне поднялись со своих сидений, но щепе­тильный В. Соболев заартачился:

— Давайте выдержим немного времени, а то публика скажет: только что вошли и вдруг вышли. Вроде прогнали нас.

Он сел и положил себе на колени портфель. Балин посмотрел на него, заметил:

— А знаете – портфель не всегда признак благонадежности. Стою я как-то в магазине в очереди за пряниками, гляжу – притасовался ко мне вплотную какой-то человек с портфелем. Человек я податливый, вежли­вый, если не деликатный, – посторонился. Он еще ближе ко мне, хотя я никакого повода не давал к излияниям нежности, сама обстановка не тре­бовала этого. Пока осмыслил ситуацию – почувствовал облегчение в ле­вом внутреннем кармане: «бумажник»-то у меня был объемистый – тол­стая тетрадь со стихами. Жалко ее стало до слез, пуще денег. Ну, подошел я потом к этому человечку с портфелем и шепчу ему на ухо: «Отдайте сти­хи, они вам все равно не нужны.»

Мы захохотали. А я рассказал А. Балину о ночевавшем у меня на днях Всеволоде Соболеве, который оставил на столе свое стихотворение «Смерть пустыря». Ночью оно свалилось на пол. Утром, проснувшись, мы подняли с пола сложенный вчетверо бумажный листок, развернули и ах­нули: угол листка был обгрызен мышами, отчего стихотворение, в серед­ке, пострадало.

Всеволод схватился за голову:

Чем выше и выше

Взбираюсь я, боже,

Тем яростней мыши

Стихи мои гложут.

Экспромт этот развеселил А. Балина. Так, со смехом, мы вышли на улицу. В ожидании пригородного поезда, называвшегося тогда «переда­чей», гуляли по перрону станции, слушая Балина, который был неистощим на веселые россказни. Много интересного узнали бы мы об ученом-мине- ралоге и поэте Петре Драверте, его друге. Забегая вперед, скажу, что перед войной сын его Виктор работал специалистом-лаборантом у нас на заво­де, и он так же, как и я, входил в число «ведущих актеров» драмколлекти- ва клуба, я – как исполнитель главных комических и характерных ролей, он – преимущественно ролей первых любовников. С ним я играл в таких спектаклях, как «Каменный гость» Пушкина, «Лес», «На бойком месте», «Без вины виноватые» Островского, «Дальняя дорога» Арбузова, «Враги» Лавренева и др. Довелось мне позднее, в годы войны, познакомиться и с самим Петром Дравертом в Омске, где я находился в рядах Советской ар­мии и служил военным художником. Литераторы города собирались тогда в редакции газеты «Омская правда».

Еще интереснее рассказывал Балин об ученом Подгорбунском, учени­ке Петра Драверта.

— Насколько Подгорбунский тяготел к точным наукам, настолько он был и мистик. Страшный оригинал! И любил все оригинальное. Собаку свою звал по имени и отчеству. Держал на цепи, прикованной к столбу. А

вид он имел подозрительный. И ходил всегда с большой суковатой палкой.

Как-то к нему в карман полез довольно симпатичный на рожицу вор. Несмотря на свою рассеянность, Подгорбунский – чудак и ученый – ус­пел огреть вора по руке палкой. Тот разыграл сцену:

— Что за нахальство – слазил ко мне в карман да еще меня же и уда­рил палкой!

Чуть не увели Подгорбунского в милицию, но он все же сумел дока­зать, что вор вытащил у него кусок породы, данный ему на исследование.

Этой же дубинкой Подгорбунский избил однажды и одного своего хо­рошего знакомого, который бежал за ним ночью, стараясь догнать, чтоб идти вместе. Бил он его, вернувшись, когда тот, поскользнувшись, упал. Бил ученый-методист аккуратно и расчетливо, так, чтоб чувствительней было. А насколько трогательным был момент выяснения – судите сами!

И еще.

В парикмахерскую Подгорбунский зашел как-то с большим историче­ским фолиантом в руке и заказал мастеру (чтоб выдержать стиль класси­ческого ученого) бороду под вавилонского царя Навуходоносора.

Примерно за год до моего знакомства с Александром Балиным иркут­ским Крайгизом был издан посвященный 15-летию Октябрьской револю­ции литературно-художественный альманах «Стремительные годы». В нем были помещены повести Ис. Гольдберга «Главный штрек» и П. Петрова «Крутые перевалы», поэмы и стихи А. Балина, Е. Жилкиной, Ф. Илюхи­на, А. Михайловского, Ив. Молчанова-Сибирского, Константина Седых, Василия Стародумова и П. Петрова. Альманах был оформлен художником С. Прушинским.

Как-то, увидя этот альманах у меня на столе, Балин воскликнул:

— А ты знаешь, что Москва отметила высокое полиграфическое оформление его? И что Алексей Максимович Горький попросил Петра Поликарповича Петрова прислать ему этот альманах в Сорренто? Кстати, в нем помещено твое стихотворение «Сосна Шпачека». Оно напомнило мне о моем давнишнем желании посетить место казни чешского больше­вика. Не покажешь ли?

Я с готовностью согласился, но Александр Иванович потускнел:

— Только не сегодня, мне надо успеть попасть к литкружковцам Куй­бышевского завода. Обещал.

Обычно же Александр Иванович, большой любитель всяческих прогу­лок, сам по приезде в Иннокентьевскую вытаскивал нас куда-нибудь «рас­сеяться, перекинуться меж собой стихами».

В номере газеты «Восточно-Сибирская правда» от 11 июня 1934 года была помещена за подписью В. Соболева, Вас. Стародумова и В. Барсова статья об известном иннокентьевском садоводе-мичуринце Августе Томсоне, чей плодово-опытный сад приковал внимание всей общественности Вос­точной Сибири и многих других городов Союза. Прочитав эту статью, Александр Иванович, поймав В. Соболева, укоризненно сказал ему:

— Чего же вы меня не прихватили с собой? В соавторы к вам я все равно не позволил бы себе полезть, а компанию составил бы охотно, чтоб встретиться с интересным человеком.

К сожалению, за всякими литературными встречами и сборищами мы так и не собрались познакомить А. Балина с «сосной Шпачека» и садом Томсона.

Были и просто прогулки по улицам города, с заходом в книжные ма­газины и букинистические лавки. А были и просто встречи с ним, всегда взаимно приятные. Однажды я застал Балина и Маляревского за рассмат­риванием старого, но роскошного, большеформатного дореволюционного издания «Слова о полку Игореве», оформленного мастерами не то Палеха, не то Мстеры. Цена по тем временам была солидная, и книгу писатели по­ка только отложили. Помнится, Александр Иванович, отойдя от прилавка, через несколько шагов даже оглянулся.

Примечания 


[1] Клуб Октябрьской революции.

[2] Российская ассоциация пролетарских писателей. 

Выходные данные материала:

Жанр материала: Отрывок из книги | Автор(ы): Стародумов Василий | Источник(и): Иркутск. Бег времени, Иркутск, 2011 | Дата публикации оригинала (хрестоматии): 1984 | Дата последней редакции в Иркипедии: 19 мая 2016

Примечание: "Авторский коллектив" означает совокупность всех сотрудников и нештатных авторов Иркипедии, которые создавали статью и вносили в неё правки и дополнения по мере необходимости.

Материал размещен в рубриках:

Тематический указатель: Иркутск | Библиотека по теме "Искусство"