Зусман Игорь: «Голодные, мы ели жмых и гоняли в футбол...»

— Мы, мальчишки, часто ходили сюда, на стадион. Тогда он назывался "Авангард". Трибуна была одна, деревянная. А первую, каменную, строили пленные японцы. Они работали много. Я помню, как их водили по улицам. В моем представлении они были все маленького роста, казались такими несчастными. И население города, особенно женщины, жалели их, приносили им что-то поесть...

 

В довоенные годы большая еврейская семья жила в деревянном доме на улице Партизанской. В двух комнатках ютились шесть человек: отец (он работал в типографии), мать, старший брат, две сестры и маленький Игорек. Он целыми днями пропадал на улице — вместе с соседскими мальчишками лазил по кустам Иерусалимского кладбища, раздирая о колючки боярышника рубахи и штаны.

 

Осень 40-го. Брат Лева уехал в Ленинград и поступил в политехнический институт. Девочки Софа и Римма учились: старшая — в горно-металлургическом институте, а младшая в 6-м классе. Игорешка готовился пойти в школу, впереди были еще зима и лето. Но наступил июнь 41-го.

— Годы войны... Голод, заплаканные глаза матери. Постоянная тревога за брата, который пошел добровольцем с первого курса Ленинградского политехнического на войну с Финляндией, потом — с Германией. У нас призвали отца. Мы получали карточки на хлеб. Еды никакой не было. Помню, ели квашеную капусту. Набивал полный желудок, и через 20—30 минут снова хотелось есть. Благо через забор был конный двор швейной фабрики. Добрый конюх, бывало, кормил нас, детей. Отрывал от лошадей, от их дневного рациона, жмых. Это такие плитки прессованные. Мы лакомились этим жмыхом. По моим сегодняшним представлениям, было вкуснее, слаще, чем сейчас плитка хорошего шоколада.

Но детство есть детство. Из дровяника мальчишки сделали штаб, где обсуждали, как будут воевать с соседними дворами. Конечно, не обходилось без мальчишеских драк, но это были честные драки: тогда побеждали те, кто смелее, кто ловчее. В войнушку играть не любили — никого не заставишь быть фрицами.

 

— Мать отправила меня за хлебом. Магазин был в двух кварталах от нашего дома, на углу Байкальской и Горной. Я простоял в очереди несколько часов, пришел домой довольный, положил на стол хлеб. Мать меня спрашивает: "А где карточки?" Я пошарил по карманам — нет. Это было начало месяца. Мать говорит: "А как мы будем жить?" И, понурив голову, я пошел искать карточки. Вдруг вижу: у тротуара лежат мои карточки. Прошло, наверное, полчаса. Много людей проходило мимо, и никто не поднял их. Наверное, большего счастья во всей моей жизни не было.

— Как все пацаны, мы гоняли в футбол. Мяч был тряпичный. Гоняли на пустырях, благо тогда много было свободного пространства. Это и площадь Кирова, и площадь Декабристов; мы ходили играть на Ушаковку и во дворе на Перовской играли. Никаких тренеров у нас не было. Был капитан постарше нас — Яшка Пашук, голубятник... А мать, чтобы нам как-то существовать, устроилась надомницей в одну из артелей промкооперации и ночами вязала носки и рукавицы для бойцов Красной армии. Электричества не было, вместо люстры она приспособила керосиновую лампу, которая чадила и тускло светила. Мать вконец испортила зрение. Но это было подспорьем для нашего существования. Мы как-то смогли выжить до возвращения отца.

 

Они радовались майским дням. Цвела черемуха. Скоро вернулся отец. Дом ожил. И еще одна весточка: жив и брат. Воевал на Ленинградском фронте, был контужен, без сознания попал в плен. В лагере его никто не выдал. Ведь национальность "еврей" — прямой путь в газовую камеру.

 

Понемножку устраивался послевоенный быт. Лева поехал в Питер заканчивать свой институт. Много позже он приедет в Иркутск, будет работать на заводе имени Куйбышева, затем в Ангарске. Свою любовь нашла и сестра Софья. Она вышла замуж за командира части, где служил отец. Не случайно их свела судьба: он был на постое в их квартире в Иркутске. Молодые полюбили друг друга, в 46-м они поженились. Демобилизовавшись, он увез ее в Симферополь, откуда был родом. Софья и сейчас там живет.

Римма, младшая сестра, из Иркутска никуда не уехала. Окончила с золотой медалью 9-ю школу, а затем с красным дипломом — медицинский институт. Долгое время преподавала в родном учебном заведении, заведовала лабораторией факультетских клиник.

 

Но все это будет много позже. А пока Игорь учился и гонял мяч на пустырях. Незаметно спорт стал для него частью жизни, даже какой-то потребностью. Из детской команды футболеров он перешел в юношескую.

Однако большой футболист из Игоря не получился — и, наверное, к счастью. Сколько потом в его жизни будет мастеров, которые, ярко вспыхнув на взлете, затем сгорят и потеряются в круговерти суетной жизни. А у Игоря новое увлечение — настольный теннис. В клубе промкооперации поставили два стола для игры: на втором этаже — для "элиты", в вестибюле — для начинающих.

 

— Нас было человек сорок. Играли на вылет до одиннадцати, как будто смотрели вперед, как по современным правилам. Кто в этот вечер проигрывал с сухим счетом, лишался права играть дальше. Вскоре я стал сильнейшим в этой компании и перешел в тот большой "элитный" зал. Тогда я учился в седьмом классе.

 

Немудреный инвентарь мастерили сами. Для ракеток подыскивали обычную фанеру, наклеивали на нее наждачную бумагу. Как-то раз увидели у кассиров в магазине резину с пупырышками, чтобы пальцы не липли, когда деньги считают, решили наклеить на фанерку. Или брали камеру от шины, в ней пробивали дырки на определенном расстоянии. Проблемы были и с шарами. Мало того что неровные, еще и дорогие, нигде не достанешь. Их клеили: в ацетоне растворяли остатки одного мяча, а на другом этим веществом латали трещины.

 

После школы Игорь Зусман поступил в госуниверситет на естественно-географический факультет. Здесь он встретил Александра Вампилова и Валентина Распутина. Когда в драмтеатре впервые поставили "Старшего сына", Саша пригласил его на премьеру, а с Валентином Григорьевичем Игоря Карповича до сих пор связывают добрые, дружеские отношения.

 

Еще студентом Игорь начинает работать в геофизической обсерватории. Зимой — учеба, летом — экспедиции по Байкалу. Времени катастрофически не хватает, все реже он подходит к теннисному столу.

 

Свой последний чемпионат Иркутска Игорь Зусман выигрывает в 56-м году. В финале его соперником был недавний чемпион Москвы Сергей Шпрах, приехавший в наш город учиться в университете. На москвича народ пошел, и проиграть было чертовски обидно. Иркутянин победил. Именно с тех пор началась их дружба, а потом и совместная работа.

В 1964 году случилась сенсация: команда никому не известного тренера Игоря Зусмана стала победительницей первенства России. Государственный тренер Российской Федерации Иллирик Шрамков, на удивление всем, предлагает Зусману возглавить сборную. Ему тогда было 29 лет.

 

К тому времени в его жизни произошло много событий. Его избранницей стала студентка медицинского института Жанна, у них растут дети — дочь Инна и сын Миша. Тут же племянник Саша, что станет потом профессором медицины. Ютятся вшестером в маленькой комнате, за занавеской живет его любимый ученик Мишка Майоров. Игорь Карпович преподает в педагогическом институте.

 

— Я часто ловил себя на мысли, все ли успел сделать в спортзале, а на тренировках думаю, насколько интересен мой материал, что пытаюсь довести до студентов с кафедры. Не мог для себя решить, что важнее — педагогика или спорт.

 

...Женская команда "Байкал-Иркутск" во главе с Аллой Потаповой уже два раза выигрывает чемпионат России в суперлиге. Близка к этому и в третий раз. Но все же, что не получилось сегодня?

 

Он спустился в спортивный зал. За теннисными столами совсем несмышленыши — мальчишки и девчонки. Велика премудрость, ухмыльнется кто-то, мячик слева — мячик справа.

Вся жизнь как один день.

 

— Что-то сделал, что-то нет. Но благодарен судьбе. Мне не стыдно. Я могу всем смотреть прямо в глаза.

И он улыбнулся мальчугану. Будущему чемпиону. Сегодня ему столько же, как Игорю, когда началась война.