Урик, село. Ссыльные // Бубис Н. Г. «Урик – старинное волостное село» (2007)

Ссылка, ее масштабность, значительно повлияла на формирование жизненного уклада жителей Урика, в более поздние периоды воздействуя на состав и численность населения.

Обычное сибирское село, оно навсегда вошло в историю России как место поселения виднейших представителей декабризма. Здесь с 1836  г. после каторжных работ в Петровском каземате были поселены М.С. Лунин, С.Г. Волконский с семьей, братья Н.М. и А.М. Муравьевы, Ф.Б. Вольф. Позднее к ним присоединился Н.А. Панов. В воспоминаниях М.Н.  Волконской находим сведения об отправке декабристов на поселение: «...Наконец, настала и наша очередь. Вольф, Никита и Александр Муравьевы и мы выехали один за другим, чтобы не оставаться без лошадей на станциях. Муж заранее просил, чтобы его поселили вместе с Вольфом,    доктором    и    старым    его товарищем по службе; я этим очень дорожила, желая пользоваться советами этого прекрасного врача для своих детей; o месте же, куда забросит нас судьба, мы нисколько не беспокоились. Господь был милостив к нам и дозволил, чтобы нас поселили в окрестностях Иркутска, столицы Восточной Сибири, в Урике, селе довольно унылом, но со сносным климатом... В той деревне был поселен Михаил Лунин, старый товарищ моего мужа»⁸⁹. По словам известного исследователя декабризма Н. Эйдельмана, в конце 1830 г. Урик становится на несколько лет самым культурным селом Российской империи, где живут и крестьянствуют бывший князь и генералмайор Сергей Волконский, его жена — Мария Николаевна, бывший руководитель Северного общества декабристов Никита Муравьев, его брат Александр, член Южного общества доктор Ф.Б. Вольф и Михаил Лунин⁹⁰. Приговоренные на вечное поселение, они должны были все начинать сначала на новом месте, где, возможно, им предстояло прожить до конца жизни. Прежде всего, они занялись обустройством собственного быта. Крестьянские избы, в которых первоначально они расселились, не могли удовлетворить их потребности в жилье, и достаточно быстро дома построили все декабристы (за исключением доктора Вольфа, поселившегося у Волконских). Приехавшие позже других Волконские не могли найти даже временного пристанища, т.к. все подходящие дома уже были заняты. Они вынуждены были несколько месяцев прожить у И.В. Поджио в Усть-Куде, где он жил с 1834 г. после восьмилетнего одиночного заключения в Шлиссельбургской крепости. Через восемь месяцев строительство большого красивого дома Волконских в Урике закончилось, и они прожили в нем семь лет, до переезда в Иркутск.

Все декабристы, причисленные к крестьянскому сословию, по выходе на поселение имели право на 15-десятинные земельные наделы, и многие из них занялись сельским хозяйством, со временем значительно расширив угодья. С особым интересом к этому относился С.Г. Волконский. По воспоминаниям Н.А. Белоголового, «в деревне Урик... у них был свой поместительный дом  и обширное сельское хозяйство, которым с увлечением занимался старик Волконский»⁹¹. В 1845 г.  сыну Волконских Михаилу исполнилось двенадцать лет. По особому ходатайству ему было разрешено поступить в иркутскую гимназию, и Марии Николаевне позволили переехать в Иркутск. Спустя несколько месяцев С.Г.  Волконскому также было дано право поселиться в Иркутске.   В   Иркутск   из   Урика   был перенесен и их дом, сохранившийся до сих пор неподалеку от Преображенской церкви. По общему мнению, благодаря М.Н. Волконской дом стал центром общественной жизни города.

М.С. Лунин, вскоре после прибытия на место поселения обратился к губернским властям с прошением о постройке собственного дома. Сохранился документ, датированный 23 сентября 1836 г., в котором говорится: «Государственный преступник Лунин, находящийся в Уриковском селении, просит дозволения выстроить деревянный дом в длину на 6-ти, а в ширину на 3-х саженях, приготовив для сего покупкою достаточное количество леса»⁹². А 13 января 1838 г. иркутскому губернатору сообщалось: «Государственный преступник Михайло Лунин, находящийся в Уриковском селении, выстроил новый дом, перешел в него жить в половине ноября того (1837 г. — Н. Б.) года... Дом этот со всеми принадлежностями, как-то: анбаром на две половины, погребом, конюшней, завозней и сенником, банею с горницей и тесовым заплотом, обнесенным круг всего строения»⁹³.

За восемнадцать месяцев поселения Лунин, по его словам, многого добился в аграрных занятиях: болотная, тернистая, необработанная земля была осушена, огорожена и обращена в луга и пашни. Разбит английский садик с песчаными дорожками, беседкой и множеством цветов, сооружен уютный домик с пристройками, где, как писал сам декабрист в письме к сестре, «запоздалый путник находит убежище, бедный — кусок хлеба, разбойник — отпор»⁹⁴.

В услужении у Лунина со времени его выхода на поселение находился Федот Васильевич Шаблин, о котором часто упоминают многие мемуаристы, писавшие о декабристе. В 1841 г. ему было уже 78 лет. Из господских людей помещицы генеральши Марии Татищевой он пришел в Сибирь на поселение в зачет рекрута в 1819 г. Жил в Урике во флигеле дома Лунина с 1836 г. Кроме В.Ф. Шаблина хозяйством Лунина занималась его жена Василиса, которой было 39 лет, и их дети. Для работ Лунин нанимал также Осипа Малых с роднёю⁹⁵. О Василиче, как его называли, сам декабрист сообщал сестре:

«Тебе известно мое домашнее устройство, познакомься теперь с  моими домочадцами,  их  немного:  Василич,  его жена и четверо детей. Бедному Василичу 70 лет, но он силен, весел, исполнен рвения и деятельности. Судьба его так же бурна, как и моя, только другим образом. Началось тем, что его отдали в приданое, потом заложили в ломбард и в банк. После выкупа из этих заведений он был проигран в щелкушку, променен на борзую и, наконец, продан с молотка со скотом и разной утварью на ярмарке в Нижнем. Последний барин, в минуту худого расположения, без суда и справок сослал его в Сибирь. Проделки Василича во время этих многочисленных изменений задернуты покровом, который поднимать было бы нескромно»⁹⁶.

Об образе жизни Лунина в Урике становится известно из воспоминаний мемуаристов, в том числе — М.Н. Волконской. Она пишет: «Наша свобода на поселении ограничивалась, для мужчин — правом гулять и охотиться в окрестностях, а дамы могли ездить в город для своих покупок... Лунин вел жизнь уединенную; будучи страстным охотником, он проводил время в лесах и только зимой жил более оседло...»⁹⁷ Любопытные, хотя и небесспорные, данные содержатся в воспоминаниях Л.Ф. Львова, чиновника Министерства государственных имуществ, встречавшегося с декабристами во время своей командировки в Сибирь в 1839 г. О своем посещении Лунина он писал: «Он жил... большим оригиналом. Изба его стояла посреди двора, обнесенного высоким забором; она разделялась сенями на две половины; в одной, как он говорил (далее перевод с французского): "Это мой кабинет, моя курительная комната, моя гостиная и мой каземат". В другой половине избы была устроена католическая молельня со  всеми атрибутами»⁹⁸. По словам Львова, «Лунин был особенно уважаем крестьянами, они имели к нему полное  доверие, обращались за советами в случае ссор, и он их разбирал; с детьми был очень ласков, ребятишки по целым дням играли у него на дворе... он находил удовольствие возиться с детьми, учил их грамоте, вообще в деревне делал много добра и посещал больных»⁹⁹.

В 1841 г. М.С. Лунин был арестован и выслан в Акатуй на каторжные работы. Причиной нового заключения послужили заметки Лунина, через сестру, В.С. Уварову, попавшие в Лондон и там опубликованные. Содержание этих записок современники оценивали поразному: М.Н. Волконская: «Он много писал и забавлялся тем, что смеялся над правительством в письмах к своей сестре. Наконец, сделал заметки на приговоре над участниками Польской революции»¹⁰⁰.  В предвидении ареста Лунин все свое имущество  разделил между товарищами, а дом оставил Василичу. Он поддерживал дружеские отношения с Дезидерием Гациским, куратором Иркутского  римско-католического костела в 1827—1855 гг., который был домашним учителем французского и латинского в семье Волконских, и атрибуты молельни декабриста были переданы Иркутской католической церкви.

М.С. Лунин умер 3 декабря 1845 г., после четырех с половиной лет тяжелейшего тюремного заключения. Как было сказано в официальном заключении, «от апоплексического удара», однако, как признают исследователи, многое в его смерти до сих пор остается неясным.

Братья Н.М. и А.М. Муравьевы по прибытии в Урик поселились в доме крестьянина Дмитрия Малых по прозвищу Водохлебов. Так же, как и другие декабристы, они начали строительство собственного дома, тем более что у Никиты Михайловича после смерти жены на руках осталась маленькая дочь Софья или, как ее все называли, Ноннушка. К постройке дома Муравьевы приступили в конце 1836 г. Строительным материалом послужил приобретенный ими в соседнем селе Хомутово деревянный дом иркутских мещан   Ворошиловых:     «Поселенный  в Уриковском селении государственный преступник Никита Муравьев обратился спросьбой дозволить ему имевший продаваться с аукционного торга в удовлетворение претензии купца Ивана Медведникова состоящий в Хомутовском селении деревянный дом иркутских мещан Ворошиловских с тем, чтобы свезти его в селение Уриковское для употребления за неимением строевых материалов на новый дом, который располагается Муравьевым сделаться непременно весной. Вместе с тем, он просит отвести под этот дом место, так же гумно, овины, огороды и прочие принадлежности ему и брату его»¹⁰¹. План одноэтажного, состоящего из семи комнат, с мезонином дома  сохранился  в  рисунках  А.М.  Муравьева  и  Ноннушки  Муравьевой:

«Государственные преступники Никита Муравьев и брат его, поселенные в Уриковском селении, располагают сделать дом для себя в 10 саж. длины и 7 ширины, с двумя при нем службами, одной в 9 саж. длины и 3 саж. ширины, другой же на 3,5 саж. длины и также на 3 саж. ширины»^102. Четвертого декабря 1837 г. властям уже сообщалось: «...Государственные преступники братья Муравьевы выстроили одноэтажный дом с мезонином, при нем службы, кухня,  прачешная  в  одном  корпусе,  особо  баню,  особо  сарай,  под  коим завозня и амбары, колодезь, огород и прочие места обнесены заплотом и устроены ворота»¹⁰³. О местоположении дома Муравьевых известно лишь, что он находился за селом, на «степном месте», недалеко от построенного позже дома Волконских. На строительство было затрачено более 20 тыс. руб.

Вокруг дома Муравьевых был посажен сад. По свидетельству самого Александра Михайловича известно, что уриковский дом Муравьевых не сохранился: после перевода А.М. Муравьева на поселение в Тобольск он был продан и затем перенесен в Иркутск. По некоторым сведениям, покупателем был золотопромышленник Соловьев, перевезший дом в Троицкий приход Иркутска, а более поздним хозяином был учитель Залесов¹⁰⁴.

По воспоминаниям М.Н. Волконской, Никита Муравьев проводил время в занятиях и чтении. Его мать постепенно переслала сыновьям в Урик библиотеку, которая была весьма обширной, и кроме книг славилась собранием древнерусских рукописей. По словам современников, знавших декабриста, его любимым занятием было воспитание дочери Софьи (Ноннушки), рано оставшейся без матери¹⁰⁵. Однако он не был лишен практической жилки и, как впоследствии писала С.Н. Бибикова: «отец занимался хлебопашеством и держал летом до 90 человек работников и поденщиков»¹⁰⁶. В 1840—1843 гг. Муравьевы распахали новые участки земли на Ангаре, построили собственную мельницу. Никита Михайлович большое внимание уделял агрономии, обрабатывая землю усовершенствованными методами с помощью присланных матерью, Е.Ф. Муравьевой, земледельческих орудий. Предпринимательской деятельностью занимался, в основном, младший из братьев — Александр. В письмах к матери он сообщал о продаже зерна, торговых подрядах с крупами, организации с местными крестьянами ловли байкальского омуля. Своих лошадей, которых у них было более сорока, Муравьевы зимой отдавали под извоз на Крутобайкальскую дорогу и в Томск¹⁰⁷.

Во время уриковской ссылки, в 1839 г., Александр Михайлович Муравьев женился на Жозефине Адамовне Бракман, племяннице гувернантки Ноннушки, присланной из России ее бабушкой.

В 1845  г. Александр  Муравьев был переведен в Тобольск. Вместе с ним туда же было разрешено переехать и доктору Вольфу. Решение этого вопроса отражено в архивном деле, где сказано: «...По просьбе находящегося на поселении в Уриковском селении Иркутской губернии бывшего доктора, государственного  преступника Вольфа о переводе его в Тобольск, Государь Император изволил изъявить на то свое высочайшее       согласие...»       И       далее: «Государственный преступник Вольф отправлен из Иркутска в г. Тобольск вместе с государственным  преступником Александром Муравьевым 20-го минувшего мая (1845 г. — Я. Б.)»¹⁰⁸. К этому  времени  дети  Волконских,  в  доме которых доктор жил, выросли, а сами они почти постоянно проживали в Иркутске. Современники     Вольфа,     знавшие     его, отзывались о нем с большой теплотой и симпатией как о человеке, готовом всегда оказать помощь. Воспитанник Виленского университета, он был замечательным врачом, к нему за советом приезжали со всех концов Восточной Сибири, а т.к. «бывши переселенцем, он не имел права подписывать рецепты, и их подписывал за него военный врач Данило Данилович Романовский, с которым он и ездил  к больным  в Иркутск, когда его туда из Урика приглашали... многие из товарищей его сгруппировались возле места его поселения...»¹⁰⁹ Ко времени перевода в Тобольск Александр Муравьев и доктор Вольф фактически оставались в Урике одни: Никита Михайлович умер в 1843 г. и был похоронен в Урике, Лунин сослан в Акатуй, Волконские жили в Иркутске, а Н.А. Панов лишь в 1845 г. был переселен в Урик из д. Михалевой. Чтобы добиться разрешения на изменение места поселения, Панов 15 марта 1845 г. подал прошение, в котором говорилось: «Находя выгодным для моих хозяйственных занятий быть переселену в с. Урик, осмеливаюсь просить Вас дозволить мне оное. Ежели же Вашему Превосходительству не угодно будет взять на себя сие мне дозволить, то покорнейше прошу исходатайствовать мне это позволение у высшего начальства... Николай Панов»¹¹⁰. Генерал-губернатор Восточной Сибири В. Руперт, кому было адресовано это письмо, не взял на себя ответственности решения этого вопроса, переадресовав его в столицу, графу Орлову. В июне в Иркутск пришло сообщение, что «...Государь император... Высочайше соизволил разрешить перевод его Иркутского округа из деревни Михалевой на поселение того же округа в селение Уриковское». Семнадцатого декабря 1845 г. иркутский земский исправник уведомил генерал-губернатора, что «...государственный преступник Панов, согласно Высочайшему повелению, переведен из деревни Михалевой в селение Уриковское, где сейчас и проживает»¹¹¹. Здесь он построил небольшой собственный дом, в окне которого, как помнилось современникам¹¹², была оранжерея, где «на полках были расставлены разные цветы». Декабрист не дожил до амнистии:  он умер в Иркутске в 1850 г. и похоронен в ограде Знаменской церкви.

Декабристы называли Урик своей «столичкой», потому что именно это место являлось центром, объединявшим всех государственных преступников, находившихся на поселении в ближних к Иркутску волостях.

Влияние, которое оказали декабристы на все слои сибирского общества, развитие культуры, просвещения, формирование мировоззрения, особенно молодого поколения, трудно переоценить. Многие из них оставили записки, письма, которые содержат глубокие и тонкие наблюдения о Сибири, оценку состояния, видение перспектив ее развития. Приведем лишь одно из них, принадлежащее перу Н.В. Басаргина: «Сибирь на своем огромном пространстве представляет так много любопытного, ее ожидает такая блестящая будущность, если только люди и правительство будут уметь воспользоваться дарами природы, коими она наделена, что нельзя не подумать и не пожалеть о том, что так мало на нее обращают внимания... Вот чего недостает Сибири: внутренней хорошей администрации, правильного ограждения собственности и личных прав, скорого и строгого совершения правосудия как в общественных сделках, так и в нарушении личной безопасности; капиталов; путей сообщения; полезных мер и учреждений в отношении просвещения и нравственности жителей; специальных людей по тем отраслям промышленности, которые могут быть с успехом развиты в ней; наконец, достаточного народонаселения»¹¹³. По прошествии полутора столетий это высказывание поражает современностью звучания и четкостью видения проблем, до сих пор стоящих на пути развития Сибири.

Одновременно с декабристами на поселении в Урике жили и сосланные в Сибирь участники Польского восстания 1830—1831 гг. Об одном из них, Юлиане Сабинском, в своих записках упоминает Мария Волконская: «Между прочим, в доме был господин Сабинский, сосланный поляк, отлично владевший французским языком и отдававший Мише¹¹⁴ все свое время без малейшего вознаграждения»¹¹⁵. Этот человек в Сибири так и не обзавелся собственным жильем, находя временное пристанище в домах декабристов одно время он жил у братьев И. и А. Поджио в Усть-Куде.

Любопытные сведения содержатся в заметках В.А. Обручева, относящихся к более позднему периоду времени. Автор их, друг и соратник Н.Г. Чернышевского, сотрудник «Современника», был арестован в 1861 г. за распространение воззвания «Великорус» и осужден на три года каторги. Отбывал он ее вначале в Александровском, а затем в Петровском заводах, где у него состоялось знакомство с декабристом И.И. Горбачевским, оставшимся в Сибири после амнистии. После окончания срока каторжных работ Обручев был отправлен на поселение и около полугода, с сентября 1865 по весну 1866 гг., прожил в Урике. Этот период не оставил в нем особых впечатлений, т.к. воспоминания о нем ограничиваются замечанием о знакомстве  со  ссыльными  поляками: «Ссыльных поляков в Урике было несколько, но я познакомился только с двумя сосланными по польским делам французами, которые держали лавку»¹¹⁶. Позднее В.А. Обручева перевели в Иркутск,  где  он  поселился  в  доме  вдовы  священника  Марии  Федоровны Флоренсовой, и жил, давая частные уроки.

Урик служил местом поселения, наряду с декабристами и польскими повстанцами, бывших каторжан и высланных из России за различные правонарушения простых людей. Именно эта последняя категория ссыльных в конце XIX — начале XX вв. стала заметно влиять на колебания численности населения сибирских сел и деревень. В списке населенных мест Иркутской губернии за 1878 г. Урик значится как «селение государственных крестьян всех направлений» с особой отметкой: «...проживают государственные крестьяне, крестьяне из сосланных на жительство, из поселенцев и водворяемых рабочих»¹¹⁷. В отчете о состоянии Иркутского округа за 1870—1871 гг. сказано, что около половины населения Урика составляют «поселенцы разных разрядов, крестьяне из поселенцев и сосланные на житье»¹¹⁸. В фонде Уриковского волостного правления сохранились «Алфавитные книги ссыльных Уриковской волости», в которых были поименованы ссыльные, и сведения о том, откуда и за что ссылались. Сюда шли со всех концов России, по приговорам Санкт-Петербургского, Московского, Новгородского судов; из Таврической,  Тульской,  Смоленской,  Орловской,  Саратовской,  Полтавской, Рижской и других губерний. Основная масса сосланных были из крестьян, но встречались и представители других сословий — мещане, казаки, купцы, изредка — бывшие дворяне. Достаточно типична запись, сделанная в книге на одного из ссыльных: «Александр, бродяга, сослан за бродяжество по приговору Санкт-Петербургского суда. Наказание — по наложении клейма Б сослан в Сибирь на поселение с предписанием за небытие никогда у исповеди и святого причастия церковному покаянию»¹¹⁹. С середины XIX в. и до начала XX в. в селения Уриковской волости было прислано на жительство несколько сот ссыльных, из них 75 женщин¹²⁰. Большинство из них по истечении срока ссылки возвращались в родные края, но многие оставались в Сибири, становились, с согласия общих сходов, членами сельских обществ.

Количество ссыльных находилось в прямой зависимости от накала и состояния революционного и национально-освободительного движения в России. Особенно очевидно это проявилось в первое десятилетие XX в. Наиболее ранние сведения о численности ссыльнопоселенцев в Урике относятся к 1886 г. по окладной книге за тот год здесь значилось 56 поселенцев, многие из них отбывали ссылку за участие в Польском восстании 1863 г. В 1899 г. число ссыльных уменьшилось до 25 человек, из них 12 женщин. Через пять лет, к 1 января 1904 г., на поселении в Урике состояло 189 ссыльных всех разрядов, а в годы революции 1905 г, в момент ослабления государственной власти, вновь прибывших поселенцев было всего 21 человек. Затем, в годы реакции, в результате предпринятых правительством репрессивных мер против участников революционного движения поток ссыльных в Сибирь резко увеличился. В Урике в 1909 г. было уже 242 поселенца, причем большинство их принадлежало к вновь введенной категории «ссыльнопоселенцы из водворяемых рабочих»¹²¹. Со многими из них на поселение шли и семьи, в результате чего большое количество ссыльных, занявшись крестьянским трудом или ремеслом, навсегда оставались в Сибири. Помогая поселенцам, общины большей частью руководствовались собственной выгодой: «отдают полупаи, полудуши, выморочные "ничьи" земли, причем предпочтение отдавалось для семейных, домовых, обзаводящихся хозяйством, т.е. подающих надежды стать настоящими хозяевами. В таком более-менее  благосклонном отношении к поселенным элементам можно видеть, с одной стороны, чтобы поселенцы принимались за дело, а не мошенничали и воровали, с другой увеличить число мирских плательщиков»¹²².

Таким образом, жители Урика, так же как подавляющего большинства сибирских селений, на протяжении многих десятилетий тесно соседствовали с «государственными преступниками» разных направлений. Рискнем предположить, что это не могло не сказаться на формировании мировоззрения молодых поколений. В этой связи чрезвычайно интересной представляется история семьи Малых. Ее основатель, Герасим Осипович, зажиточный крестьянин, занимавшийся извозом, содержавший мельницу, в селе был известен по прозвищу Водохлебов. Он близко знался с декабристами, в его доме по приезде в Урик жил Никита Муравьев. Внучка Герасима Осиповича М.А. Малых получила известность как издатель книг для народа, революционной и марксистской литературы. В жизни ее ждала удивительная судьба: двадцатилетняя Мария вопреки воле матери в 1897 г. уезжает в Петербург и поступает учиться на курсы П.Ф. Лесгафта. Но обучалась она здесь всего несколько месяцев, а затем в составе отряда, сформированного писателем В. Г. Короленко, оказывала помощь пострадавшему от засухи населению Поволжья. Участие в этой экспедиции утвердило решение Марии Александровны стать медиком, и в конце 1897 г. она уезжает в Швейцарию, где поступает на учебу в Цюрихский университет. В Швейцарии Мария Александровна входит в круг русских революционеров-эмигрантов, знакомится с Г.В. Плехановым и В.И. Лениным. В 1901 г., возвратившись в Россию, Мария Александровна и ее будущий муж А.Г. Эдельман создали легальное издательство «Молот», где выпускались дешевые, доступные для народа книжки, а также марксистская литература. В 1909 г. книжный склад и типография были конфискованы полицией, и Мария Александровна, спасаясь от судебной расправы, нелегально уезжает в Швейцарию. С начала Первой мировой войны в 1914 г., получив разрешение вернуться на  родину, она отправляется на фронт сестрой милосердия. М.А. Малых прожила долгую жизнь, она умерла в 1967 г. Возникает вопрос: что могло заставить девочку из сибирской глубинки пройти такой путь? Отвечая на него, нельзя исключить, что произошло это под влиянием среды, уходящей корнями в середину XIX в.

На протяжении многих лет жители Урика из поколения в поколение кропотливо, бережно и по-хозяйски обустраивали свое село: поднимали дома, возделывали землю, растили детей. Время от времени в размеренную жизнь врывались события, превращавшие их в свидетелей и участников явлений российского масштаба. За двести лет дореволюционного развития село превратилось в волостной центр, ставший одним из крупнейших селений Иркутской губернии. Поворотный момент истории — революция, Гражданская война, коллективизация — в одночасье изменил естественный степенный ход жизни, привнеся иные законы, иной общественный уклад. Открывалась новая страница истории старинного села...

Примечания

89 Записки жены декабриста М.Н. Волконской // Своей судьбой гордимся мы. — Иркутск, 1977. С. 342.

90 Эйдельман Н. За 150 лет и 5000 верст // Знание — сила. — 1970. — № 6.

91 Белоголовый Н.А. Из воспоминаний сибиряка о декабристах // В потомках ваше племя оживет. — Иркутск, 1986. — С. 29.

92 ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 192. Л. 15.

93 ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 192. Л. 29.

94Лунин М.С. Письма из Восточной Сибири // Сочинения, письма, документы, Иркутск, 1988. С. 85.

95 Кубалов Б.Г. Декабристы в Восточной Сибири. Иркутск, 1925. — С. 126.

96 Лунин М.С. Указ. соч. С. 85.

97 Записки жены декабриста М.Н. Волконской... С. 343.

98 Львов Л.Ф. Из воспоминаний // В потомках ваше племя оживет. — Иркутск, 1986. — С. 74.

99 Львов Л. Ф. Указ. соч. С. 73.

100 Записки жены декабриста М.Н. Волконской... — С. 343.

101 ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 192. Л. 18.

102 Там же. Л. 22.

103 Там же. Л. 27.

104 Муравьев А.М. Указ. соч. С. 324.

105 А. Г. Муравьева (урожд. Чернышева), умерла в Петровском заводе в 1832 г.

106 Бибикова С.Н. Воспоминания о моем отце // Дум высокое стремленье. — Иркутск, 1975. С. 173.

107 Муравьев А.М. Указ. соч. — С. 137.

108 ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 106. Л. 1, 8.

109 Ефимов В.И. Заметки на воспоминания Л.Ф. Львова //Дум высокое стремленье. Иркутск, 1975. С. 179.

110 ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 108. Л. 1.

111 Там же. Л. 5.

112 Корнилов И.П. Воспоминания о путешествиях по Сибири // В потомках ваше племя оживет. — Иркутск, 1986. С. 117.

113 Записки декабриста Николая Васильевича Басаргина // Своей судьбой гордимся мы. — Иркутск, 1977. С. 67-68.

114 Сын Волконских (1832–1909), по окончании гимназии был принят на службу в ГУВС.

115 Записки жены декабриста М.Н. Волконской... — С. 345.

116 Обручев В.А. Указ. соч. — С. 212.

117 ГАИО. Ф. 32. Оп. 6. Д. 6. Б/л.

118 Там же. Ф. 90. Оп. 4. Д. 511. Л. 127.

119 ГАИО. Ф. 143. Оп. 1. Д. 7.

120 Там же. Д. 3.

121 ГАИО. Ф. 143. Оп. 1. Д. 262. Л. 52.

122 Материалы по исследованию землепользования и хозяйственного быта... — С. 171.