Преступность в Сибири // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

ПРЕСТУПНОСТЬ В СИБИРИ. Уровень и струк­тура преступности в Сибири и на Дальнем Востоке в основном определялись общими для всей страны факторами, но за Уралом преступность имела и некоторые особенности, обусловленные специфи­кой региона как колониальной окраины Российской империи. Сибирь и в меньшей мере Дальний Восток с момента присоеди­нения к России использовались государством в качестве места ссылки и каторги. Повышенная доля людей с криминальными наклонностями в составе населения, жившего за Уралом, сказывалась на состоянии преступности.

В 1913 в среднем по России на 100 тыс. населения приходилось 105 осужденных за различные преступления, в Енисейской губернии — 200, в Иркутской губернии — более 260 человек. Нестабильность социальных связей, обусловленная большими пространствами и относительно недавним переселением в Сибирь основной массы населения, дополнялась высокой миграцией зна­чительных групп новых переселенцев из европейской части страны. По данным статистических органов Сибири за 1926, только 36,9 % сибирских горожан являлись уроженцами региона, меньшая их часть родилась в городе и проживала в нем постоянно. Все это повышало долю криминальных элементов в обществе. Не случайно Сибирь в общественном сознании воспринималась как край каторжников. Перед началом Первой мировой войны по уровню преступности Сибирь занимала одно из первых мест среди регионов Российской империи.

В годы революции и Гражданской войны правовые институты российского общества претерпели радикальные изменения; они ослабли и деградировали, резко упало уважение населения к праву и закону. Разрушение существовав­ших в Российской империи правоохранительных учреждений имело серьезные негативные последствия. Особенно тяжелым было положение в таких окраинных регионах, как Сибирь и Дальний Восток. После восстановления здесь советской власти в начале 1920-х гг. одной из главных задач нового государства стало обуздание преступности, которая по сравнению с дореволюционным периодом резко возросла. По данным Центрального статистического управления СССР, в 1923 в Сибири совершалось 1 050 преступлений на 100 тыс. населения, правда, в целом по России уровень преступности был еще выше — 1 440 преступлений на 100 тыс. населе­ния. По данным НКВД, в 1920-х гг. в общероссийском объеме совершенных преступлений доля сибирской преступности составляла около 15—16 %, что было гораздо выше доли ее населения. По уровню преступности Сибирь занимала место в первой десятке среди регионов страны, лидерами являлись урбанизированные центральные и южные районы России, а также Москва, Ленинград, Одесса, Ростов. «Отставание» уровня преступности в Сибири от общероссийских показателей наблюдалось благодаря обширности терри­тории и преобладанию сельского населения. Города Сибири в это время также представляли собой очаги повышенной преступности. По данным за 1924, в регионе на 100 тыс. горожан при­ходилось 1 713 осужденных за различные преступления, в сельской местности этот показатель составил только 612.

На Дальнем Востоке уровень преступности был одним из самых вы­соких в РСФСР. В 1924 в Забайкалье 1 преступление приходилось на 69 человек, на Амуре — на 50, в Приморье — на 37, в Иркутской — на 85 человек, в Воронежской губернии — на 228, в Вятской — на 135. В первом десятилетии советские власти уровень преступности на Дальнем Востоке превышал общероссийский показа­тель. В 1928 в Дальневосточном крае на 100 тыс. насе­ления совершалось 1 120 преступлений, по РСФСР — не более 600. За 1920-е гг. на Дальнем Востоке уровень преступности повысился более чем в 3 раза, в целом по РСФСР к конце 1920-х гг. преступность начала ощутимо снижаться.

В 1920-е гг. в Сибири ежегодно совершалось пример­но 150 тыс. преступлений в год, во второй половине 1920-х гг. на Дальнем Востоке — более 40 тыс. Воровство и разбой часто сопровождались убийствами, мошенничеством в различных видах. Более половины всех уголовных дел, возбуждавшихся правоохранительными органами Сибири в 1920-х гг., составляли так называемые бытовые преступления, связанные с хулиганством и самогоноварением. Самогоноварение занимало примерно от 1/4 до 2/5 от общего числа преступлений всех видов. В 1924 за преступления, связанные с изготовлением и продажей самогона, в регионе осуждено более 23 тыс. человек, или около 40 % всех привлеченных к уголовной ответственности. Особенно досаждало жителям региона массовое уличное хулиганство. Доля преступлений, квалифицируемых как хулиганство, в общем количестве преступлений в Сибирском крае в 1920-х гг. резко возросла: в 1923 — 4,3 %, в 1926 — 12,5, в 1927 — 15,6 %. В середине десятилетия в составе осужденных хулиганы занимали 3- е место после самогонщиков и воров. В 1928 за ху­лиганские действия привлечено к ответственности более 67 тыс. человек, в 1929 — более 72 тыс.

Примерно 85—86 % преступлений совершали мужчины и только 14—15 % — женщины. Но по таким преступлени­ям, как государственные, имущественные, против порядка управления и против личности, женщины не отставали от мужчин. Например, женщины опережали мужчин по количеству преступлений, связанных с изготовлением самогона и кражей имущест­ва. Женская преступность в городах была в 2 раза выше, чем в сельской местности. Среди преступников преобладали лица наи­более активного возраста: 80,8 % составляли 20—39-летние, 3, 6—3,8 — несовершеннолетние, 6,2—6,5 % — преста­релые. Доля рецидивистов в общей численности осужденных в целом по региону не превышала 21,7 % в составе преступников-горожан. Среди преступников 60—65 % составляли крестьяне, 25—30 % — рабочие. Преступле­ния совершались чаще всего зимой и весной, во время религиозных праздников. Спад приходился на август и сентябрь, когда развертывалась уборка урожая. На Дальнем Востоке преступники были в основном из крестьян, но их доля зна­чительно уступала сибирским показателям. В 1920-х гг. сельское население Дальнего Востока составляло около 76 %, а в составе преступников — только около 30 %, рабочие — 9 %, в составе преступников — около 25 %. Следовательно, в городах и этого региона интенсивность совершения преступлений оказывалась более высокой.

Большая работа правоохранительных органов по снижению преступности постепенно давала результаты: в 1930-х гг. количество уголовных преступлений начало снижаться. По данным Западно-Сибирского краевого суда, за первую половину деся­тилетия число рассмотренных уголовных дел сократилось вдвое. Стала снижаться организованная преступность. В 1933 в Западной Си­бири ликвидировано 150 банд, к уголовной ответственности привлечено 809 их членов, из них 294 расстреляны. В 1934 милицией края уничтожено 269 бандитских групп (более 1 тыс. человек) Усилилась борьба с воровством: в 1934 осуждено около 20 тыс. человек. Однако по мере усиления тоталитарных тен­денций в развитии советского государства увеличивалось количество дел, возбужденных по политическим мотивам, а также связанных с ужесточением законодательства по экономическим преступлениям (статья 58 УК и указ от 7 августа 1932 «О борьбе с хищениями социалистической собственности») (см. «Закон о колосках»). Форсированная коллективизация, сопровождавшаяся разорением десятков тысяч крестьянских хозяйств, серьезное снижение уровня жизни резко усилили маргинализацию населения, из нормальной жизни ежегодно выбрасыва­лись многие тысячи людей, которые пополнили криминальное дно общества. В новых условиях Сибирь и Дальний Восток, как прежде, выполняли роль «каторжного края», куда направлялись осужденные и административные ссыльные из других регионов страны. В 1933 в ходе так называемой очистки центральных и курортных регионов СССР в Западно-Сибирский край этапировано 132 тыс. «деклассированных элементов», из которых до 20 % составляли уголовники-рецидивисты; кроме того, спецконтингент региона пополнили бродяги, нищие, проститутки, колхозники-«саботажники», 5 тыс. цыган и тысячи крестьян и горожан, высланных из-за отсутствия документов. Повышению уровня преступности в первой половине 1930-х гг. способствовало также прибытие в Зап. Сибирь ок. 100 тыс. спасавшихся от голодной смерти казахов, не имевших никаких средств к существованию. В ходе репрессий в середине— второй половины 1930-х гг. власти попытались уничтожить не только политических врагов, но и организованной преступности с ее базой, «вычистив» маргинальные элементы. В 1934 «тройкой» ПП ОГПУ по Запсибкраю было осуж­дено 8 322 человек «социальновредного элемента». Затем темпы «очистки» снизились: за I квартал 1935 осудили 809 человек. С середины 1935 при всех управлениях НКВД начали действовать милицейские «тройки», имевшие право заочно осуждать задержанных на срок до 5 лет заключения. Пик действий этих «троек» пришелся на 1937—38. В рам­ках приказа N° 00447 наркома внутренних дел Н.И. Ежова в июле—августе 1937 по районам Сибири и Дальнего Востока развер­станы контрольные цифры на аресты «социальновредно­го элемента» (см. «Большой террор»). По численности «вычищенные» маргиналы сопоставимы с репрессированными «врагами народа»: за январь—ноябрь 1937 в Новосибирске было арестовано около 7 тыс. человек «социальновредного и уголовно-преступного элемента». Однако уничтожение во внесудебном порядке как «врагов народа» несколько тысяч рецидивистов, а также массовые аресты и осуждения бездомных, нищих, безработных и ранее судимых в условиях низкого уровня жизни не давали ожидаемого эффекта. Преступность оставалась одной из острейших проблем, осложнявших жизнь населения Сибири и Дальнего Востока. Освобождавшиеся из мест заключения привносили в общество лагерные законы, дети, лишившиеся в ходе репрессий родителей, становились одним из источников пополне­ния кадров уголовного мира.

В начале Великой Отечественной войны в связи с очередным резким ухудшением условий жизни преступность вновь усилилась. Статистику преступности пополнили дезертиры и уклонявшиеся от мобилизации, беглецы с оборонных  пред­приятий, спекулянты. В 1944 только в Новосибирской области от наказания скрывались более 15 тыс. осужденных заочно «дезертиров оборонной промышленности». С введением карательных мер по усилению трудовой дисциплины в лагеря было отправлено много молодежи и подростков; здесь они попали под влияние уголовного мира. В военное время широкое распространение получили корыстные преступления и всевозможные злоупотребления, свя­занные с осуществлением нормированного снабжения. С начала 1941 до начала 1942 в РСФСР доля приговоров к расстрелу по указу от 7 августа 1932 увеличилась с 6 до 19 %. Ужесточение репрессий не давало ожидаемого эффекта, преступность, в частности среди работников правоохранительных органов и госаппарата, сохранялась очень высокой. В Сибири и на Дальнем Востоке вновь появились банды, на рынках свободно продавались похищенные карточки на продукты и промышленные товары.

Смягчение репрессивной политики после 1953, качественное улучшение милицейского состава, а также подъем жизненного уровня обусловили снижение организованной преступности в течение 1950-х гг. В последний период существования советского государства благо­даря эффективной работе правоохранительных органов, вовлечению общественности в охрану правопорядка, а также значительному повышению уровня жизни населения преступности в СССР была намного ниже, чем в большинстве развитых стран. Новый поворот в развитии страны в конце 1980-х — начале 1990-х гг., «шоковые реформы» в 1990-х гг., приведшие к созданию «дикого» капитализма и обнищанию значительных масс населения, обусловили резкий всплеск преступности. Задача ее обуздания и снижения в настоящее время является одной из приоритетных задач в политике нормализации и улуч­шения жизни россиян.

Лит.: Тепляков А.Г. Персонал и повседневность Новосибир­ского УНКВД в 1936—1946 // Минувшее. Исторический альманах. М.; СПб., 1997. Вып. 21; Шабельникова Н.А. Милиция в борь­бе с преступностью на Дальнем Востоке России (1922—1930 гг.) Владивосток, 2002; Исаев В.И., Угроватов А.П. Правоохрани­тельные органы Сибири в системе управления регионом. 1920-е гг. Новосибирск, 2006.

В.И. Исаев, А.Г. Тепляков, А.П. Угроватов