Преступность в Иркутске в XIX в.

Жестокость преследования преступников при губернаторе Н.И. Трескине (однажды в один день было засечено до смерти четырнадцать человек) способствовала тому, что разбои прекратились. Но до приезда в Иркутск Н. И. Трескина находиться в окрестностях Иркутска даже днём было небезопасно.

Особенно много было разбойников в лесах, окружающих дорогу на Верхоленской горе, круто спускающуюся к городу. Постоянным разбоям и грабежам способствовало то, что в нескольких де­сятках вёрст от Иркутска находились три завода (два винокуренных и один соляной), на которых работали каторжные. Как свидетельствуют современники, разбойнича­ли каторжные, отправляемые на лесозаготовки. Как обычно, отправляли на лесосе­ки 20-30 каторжан в охранении 2-3 охранников из заводских команд.

Эти команды состояли из плохо подготовленных и слабо вооружённых казаков или физически сла­бых инвалидов. И опять обратимся к свидетелю 20-х годов XIX в. писателю И. Т.  Калашникову: «Когда каторжным надоедало работать, они преспокойно подходили к инвалидам, брали у них ружья и шли куда заблагорассудилось. Таким образом составлялись большие шайки, и любимым их притоном была Верхоленская гора, поросшая дремучим лесом, и недалеко от города: два необходимых условия разбойни­чьего промысла. Однажды разбойники убили до семи человек крестьян, возвращавшихся из города. Быв без оружия, крестьяне вывернули из телег оглобли и защища­лись храбро. Но разбойники, вооружённые ружьями и ножами, одолели и убили всех до единого. Страх, наведённый этим происшествием, надолго останавливал поездки к Верхоленской горе. В управление Трескина во всех подобных местах были поставлены казацкие пикеты».

Убийства со дня основания Иркутска и до середины девятнадцатого века были чрезвычайно редки. И каждое такое тяжкое преступление получало большой резонанс в общественном мнении иркутян. Так, 7 ноября 1858 г. горожане были взвол­нованы убийством старика, который служил в доме чиновника Губернского правле­ния Петра Александровича Сиверса, жившего по Харлампиевской улице.

В 11 часов утра убийцы обманом проникли в дом, задушили старика и забрали шкатулку, в которой хозяин хранил деньги. Подобное убийство было совершено 25 декабря 1867 г., когда была убита семья отставного солдата Ф. Липшица, проживавшая по Большой улице в доме купца Маркевича. Вместе с Липшицем была убита его жена Шейнарива и  их шестилетняя дочь Эстер. Убийца орудовал топором, и трупы убитых были страно изуродованы; часть вещей была разграблена. Преступники по этим двум убийствам не были задержаны. А вот убийца, совершивший своё преступление 21 ноября 1889 г., был позднее задержан.

В этот день были убиты в доме Соколова по 3-й Солдатской улице квартирантка Л. Суханова с пятилетним сыном Михаилом. Также был убит работник Соколова Ф. Ананьев. Преступник нанёс тяжёлые побои стряпухе — кухарке М. Бахмутовой. Убийца был задержан почти через год. Им оказался разбойник С. А. Тарасов (он же Фёдоров). Военно-полевой суд за убийство на 3-й Солдатской, а также за грабежи и ряд других преступлений, приговорил его к смертной казни через повешение. На рассвете 5 октября 1891 г. приговор был приведён в исполнение.

Особенно взбудоражены были иркутяне убийством в доме купчихи Чуриной, проживающей в своём доме на Набережной улице. Ночью 13 апреля 1873 г. группа пре­ступников с целью грабежа проникла во двор дома А. Чуриной, заперли собак в сарае и проникли в дом через окно второго этажа. При совершении кражи было зверски убито пять человек. Осталась в живых только М. Красавцева, проживающая у Чуриных. Она, вся избитая и изувеченная, была найдена без чувств на улице перед домом. В эту ночь были убиты кроме самой домовладелицы А. Чуриной её дочь Наталья 30 лет, кухарка А. Ракина 21 года, кучер бурят 18 лет и дворник Матвей. Пришедшая в себя М. Красавцева назвать убийц не смогла. Благодаря оперативным и быстрым действиям розыскных органов, следствие быстро определило личности убийц. Уже 15 апреля вблизи селения Билектуй по Московскому тракту был задержан служивший у Чуриных поваром 68-летний Я. Ильин. Лично он никого не убивал, но, стоя на карауле, командовал действиями остальных подельщиков. Другой преступник, 69-летний ссыльный К. Оборенко, был пойман 21 апреля в Александровском заводе.

Прежде он судился пять раз. В доме у Чуриных он задавил ремнём горничную М. Красавцеву, но развязал ремень, считая её уже мёртвой. Основной убийца был слу­чайно задержан в Иркутске 12 мая. Им оказался 49-летний посельщик Н. Бусаргин. Он лично задушил хозяйку, её дочь и кухарку. Были арестованы ещё двое преступни­ков — С. Иванов (49 лет) и П. Фёдоров (26 лет). Они шли только на грабёж, но затем зачинщики преступления заставили принять участие в убийстве кучера и дворника. Ими же были спущены в Ангару тела кучера, дворника и дочери хозяйки. К октябрю следствие было закончено, и 2 октября 1873 г. в здании казарм резервного батальона открылся военно-полевой суд под председательством полковника Шатилова. Защи­щали обвиняемых: Бусаргина — Ватин, Оборенко — Любавский, Ильина — Розенталь. Желающих присутствовать на суде было очень много. В зал суда допускались только по специальным пропускам, коих было 700 штук.

Чтение обвинительного акта продолжалось с 10 до 12 часов. Ильин во всё время судебного процесса дерзил и на­смехался над судом. Он от всего отпирался, даже оттого, что ранее служил у Чуриных поваром, и что знает рядом с ним сидящих. Суд закончился в 5 часов дня. На другой день был оглашён приговор. Ильин, Оборенко и Бусоргин приговорены к смертной казни через повешение, а Иванов и Фёдоров наказаны 100 ударами плетей и ссыл­кой на вечную каторжную работу.

Остальным были определены решением суда сле­дующие меры наказания: Ф. Зайцеву за недонесение о сговоре грабежа — содержа­ние под арестом и сделать внушение, М. Ильину за наводку на грабёж — «оставить в сильном подозрении в пособничестве», М. Трофимову — «оставить в подозрении в укрывательстве вещей» Чуриных, а остальные восемь человек освобождены от от­ветственности.

6 октября смертный приговор был приведён в исполнение. Н. С. Ро­манов так описывает это событие:

«Утром природа покрылась белым зимним одея­нием. Толпы народа двигались бесконечными рядами по Большой улице к новому мосту через Ушаковку. За Якутской заставой войска построили обширное каре, ок­руженное многочисленною толпою. В середине каре стояли виселицы и около их вырыты три могилы. В 11 часов при барабанном бое колесница с тремя преступника­ми медленно двигалась от острога к месту казни. На груди у каждого была привешена чёрная доска с надписью: «за убийство и грабёж». Ильин имел вид бодрый и смелый, как будто его везли на торжество. Оборенко был глубоко задумчив. Бусоргин имел вид испуганный. После чтения приговора священник поднёс крест. Ильин ещё раз отпёрся от преступления. Священник повёл осуждённых вокруг виселицы к позор­ному столбу. Через несколько минут их развязали. Ильин вежливо поклонился на­роду. На осуждённых были надеты длинные белые саваны. Ильин и Оборенко долго вертелись на виселице, а Бусоргин скоро умер. Это первый случай казни в Иркутске через повешение».

Такая же участь постигла убийц семьи Стравинского. В 6 часов утра 23 февраля 1894 г. во дворе тюремного замка по приговору Военно-Окружного суда были пове­шены убийцы Маркелов, Петрущенко и Масляков. Здесь же 10 мая этого года были повешены мещанин Фридман, ссыльнопоселенцы Повеляев и Мозговой, признан­ные судом виновными в убийстве с целью ограбления семьи Петровых, живших на Баснинской улице. Военно-Окружной суд приговорил к смерти и убийц протодиакона А. Заруденко. В начале января 1898 г. А. Заруденко возвращался ночью в Возне­сенский монастырь. Его встретили Бин Бов и Исип Дюсенбе и с целью ограбления убили. Признанные виновными в убийстве были повешены.

К смертной казни приговаривались не только убийцы. 11 ноября 1872 г. в 12 часов дня за Иркутской заставой был расстрелян ссыльный поляк Эйхмиллер, работавший столяром на строительстве Городского театра. При осмотре хода строительства теат­ра генерал-губернатором Николаем Петровичем Синельниковым, Эйхмиллер, защищая свою честь, «нанёс оскорбление действием», за что и был приговорён военным судом к смертной казни.

Подобное повторилось через одиннадцать лет с учителем Иркутской Губернской гимназии Константином Гавриловичем Неустроевым, который руководил народо­вольческим кружком в Иркутске. В 1882 г. он за революционную пропаганду среди учащихся и содействие политическим заключённым был арестован и заключён в Иркутскую тюрьму. Но из-за недостаточности улик суд вынужден был вынести ре­шение об освобождении К. Г. Неустроева, лишив его этим же постановлением права в течение трёх лет заниматься педагогической деятельностью. Несмотря на решение суда, Константина Гавриловича продолжали удерживать в тюрьме. В час дня 26 ок­тября 1883 г. тюрьму посетил генерал-губернатор Дмитрий Гаврилович Анучин. При встрече с К.Г. Неустроевым генерал-губернатор стал его в резкой форме оскорблять. Долго сдерживался К. Г. Неустроев, но, в конце концов, не выдержал и влепил Д. Г. Анучину пощёчину.

Дело немедленно передали в военно-полевой суд, который, не­долго разбираясь, приговорил К. Г. Неустроева к смертной казни через расстрел. Приговор был утверждён начальником Штаба Восточно-Сибирского Военного ок­руга, и 9 ноября 1883 г. К. Г. Неустроев был расстрелян. Казнь К. Г. Неустроева вско­лыхнула общественность Иркутска, особенно учащуюся молодёжь. Для учащихся генерал-губернатор был убийцей. Однажды даже на генерал-губернаторской карете появилась надпись: «Анучин — убийца», автор которой так и не был отыскан. После отъезда из Иркутска Д. Г. Анучина почти каждый год вплоть до 1918 г. день казни 9 ноября учащиеся и общественность города отмечали панихидами по К.Г. Неустроеву и траурными собраниями.

Нередко уличные драки кончались трагическим исходом. В 1882 г. произошло событие, возмутившее иркутян своей дикостью и отношением к нему окружающих. В 6 часов вечера 26 июня группа пьяных молодых мастеровых на Нижне-Амурской улице избивала до полусмерти кузнеца. Проходивший мимо мещанин Зырянов на­чал уговаривать разбушевавшихся молодых людей прекратить избивать человека. Тогда озверевшие мастеровые, бросив кузнеца, начали бить Зырянова, который бро­сился бежать от буянов в сторону своего дома. Пьяные его догнали у Казарминской улицы и здесь в присутствии большого числа зрителей, среди которых находились и солдаты, он был убит озверевшей группой. На возгласы Зырянова о помощи выско­чили на улицу жена и сын избиваемого, которые криками и мольбами просили при­сутствующих заступиться за жертву. Но никто не вмешался в драку и не предотвра­тил убийство.

Также трагически закончилась 15 июня 1897 г. в Глазково ссора городового с дву­мя рабочими. Ссора быстро перешла в драку. Городовой выхватил наган и произвёл два предупредительных выстрела, которые не остановили нападавших. Городовой вынужден был отступить. А сзади находилась яма с известью, в которую он и упал. Воспользовавшись этим, один рабочий бросил насколько камней, а другой нанёс стягой несколько сильных ударов, от которых городовой и умер.

Драки, особенно групповые, в Иркутске часто были простым развлечением. Дра­лись кулаками с использованием камней и различных палок. Запрещено было ис­пользовать ножи, кинжалы, кастеты, кистени, огнестрельное оружие и т. п. Обычно один городской район вызывал на бой другой. Не проходило ни одного праздника без битвы на замёрзшей реке Ушаковке «рабочедомских» и «городских». Битва начи­налась с налёта одной ватаги на другую. При этом нападение сопровождалось резки­ми криками и свистом. Хотя противники и бились жестоко, но в результате участни­ки имели только серьёзные ушибы головы и туловища; о смертельных случаях нигде не упоминается. Полиция не могла воспрепятствовать этим дракам ввиду того, что по численности она очень сильно уступала воюющим «армиям».

В конце девятнадцатого века в Сибирь докатывается эхо террористических актов. Терроризмом можно считать и следующее событие, происшедшее 6 марта 1897 г. В этот день со станции Тельма пришла в Иркутскую Ремесленную управу посылка в виде ящика длиной в пол-аршина и шириной в два вершка. При вскрытии этой по­сылки произошёл взрыв, которым были легко ранены член Управы Иван Иннокен­тьевич Серебренников и служащий Иннокентий Александрович Подгорбунский. В посылочный ящик были вложены металлическая спираль и банка с порохом. Зло­умышленники не были разысканы.

В истории Иркутска был один случай, когда убийца был оправдан. Речь идёт, ви­димо, о потомственном почётном гражданине, сыне декабриста Вячеславе Бечаснове. Он, постоянный посетитель кабака, во время ссоры нанёс смертельную рану дру­гому посетителю кабака. Суд, рассмотрев все обстоятельства происшествия, пришёл к заключению, что вина в ссоре всецело ложится на пострадавшего. В соответствии с этим Бечаснов был оправдан.

Ещё до открытия при Полицейском управлении фотосалона делались снимки убийц, которые полицейский пристав Иркутска Н. Д. Добронравов поместил в аль­бом. Этот альбом различных типов преступников 17 февраля 1897 г. демонстриро­вался в Антропологическом обществе Санкт-Петербурга профессором Эдуардом Юльевичем Петри. В альбоме были помещены типы мужчин, женщин, подростков, бродяги «сменщиков», совершивших убийства. И хотя они собраны без всякой клас­сификации, но тем не менее дают ясное представление о тех «людях-зверях», реци­дивистах и психически больных, которыми населена каторга Сибири.

В девятнадцатом веке число краж из года в год увеличивалось. Уже в 1863 г. за первые девять месяцев в Иркутске было совершено 117 краж на общую сумму 6125 рублей 83 копейки. В августе, т. е. с наступлением тёмных ночей, было совершено ещё несколько краж с помощью взламывания дверей и выставления оконных рам. Чаще всего кражи совершали либо в сговоре несколько человек, либо устойчивая группа лиц, в простонародье называемая «шайкой». Главарей одной из таких шаек полиция схватила 5 октября 1863 г.

Среди задержанных находились: поселенец А. Серов (кличка «Сашка»), два казака Иркутского казачьего полка Н. Павленко и С. Баутин. Они со своими товарищами бродяжничали около трёх месяцев в окрестнос­тях Иркутска. Всё, что добывали кражами, тут же пропивали. Другая шайка разбой­ников под предводительством некоего Красильникова в течение всей зимы 1875 г. совершила ряд нападений на проезжающих по Московскому тракту и грабила всех подряд. Эта шайка до того затерроризировала население, что губернские власти ре­шили во что бы то ни стало ликвидировать её. Для этого был составлен сводный от­ряд, в который вошли чины иркутской полиции и усольской военной команды. В январе 1876 г. все члены шайки были переловлены и заключены в тюрьму. Много разговоров и слухов ходило среди иркутян в 1885 г. о воровской шайке, предводите­лем которой был Лябах. Члены шайки нанимались работать к состоятельным ирку­тянам кучерами, лакеями, горничными, поварами, кухарками и т. п. В 1885-1886 гг. в Иркутске зарегистрировано большое число краж. Дошло даже до того, что в одну ночь января 1886 г. у губернатора была украдена лошадь, у заместителя губернатора — вещи из погреба и у исполняющего должность полицмейстера С. С. Романова — вещи из чулана.

Среди краж второй половины восемнадцатого века примечательны кражи в мага­зине Семёна Семёновича Кальмеера, размещённого в доме Плетюхина на Большой улице. Только в 1892 г. этот магазин дважды подвергся ограблению. Первый раз в ночь на 9 марта воры проникли через пропил в полу второго нежилого этажа и унес­ли золотые, бриллиантовые и другие ценные вещи на общую сумму около 20 тысяч рублей. Вторая кража, совершённая 21 декабря, как две капли похожа на первую.

Воры также проникли через пролом в полу второго этажа. Украдены золотые и се­ребряные вещи на сумму 4000 рублей. Воры в обоих случаях не были обнаружены. Третий раз магазин С. С. Кальмеера был ограблен в 1899 г. В ночь на 28 сентября похитители сделали пролом в стене размером около двух аршин, через который воры в числе семерых человек вынесли золотые и серебряные вещи на сумму 14 тысяч руб­лей. Но на этот раз преступникам не повезло — они были все задержаны, а похищен­ные вещи возвращены владельцу.

Следующее ограбление магазина Кальмеера со­вершено 11 июля 1905 г. Грабители долгое время вели тоннельный подкоп на глуби­не трёх аршин и 6,5 вершков от дневной поверхности земли. Украдены серебряные и золотые вещи, обувь, бельё, одежда и денежная выручка. Украденное оценивалось в 4000 рублей. Незадолго до этой кражи в ночь на 15 сентября воры разобрали часть стены Троицкой церкви, а затем открыли засовы дверей. Были украдены серебря­ные принадлежности для богослужения, в числе которых находились дарохранитель­ница, сосуд, чарка и два креста. Были забраны и наличные деньги (82 рубля).

Всего украдено на сумму около тысячи рублей. Золотые и другие ценные вещи, хранящие­ся в Городском ломбарде, неоднократно привлекали воров. Одна из самых крупных краж из ломбарда произошла 15 января 1896 г., когда ночью похитители унесли золо­тые и другие ценные вещи на сумму 49 тысяч рублей. Похитители не были найдены. Но не всегда кражи были удачными. К такой неудачной краже можно отнести по­пытку ограбления помещения Управления Забайкальской железной дороги, нахо­дящегося в доме Полякова по Дегтевской улице. В два часа ночи 16 февраля 1897 г. преступники влезли по лестнице до второго этажа. Здесь с помощью алмаза надреза­ли стекло окна, затем, наклеив бумагу с мёдом, беззвучно выдавили стекло. Проник­нув в помещение, похитители не смогли разрушить кассовый ящик с 27000 рублей и удовлетворились тем, что унесли сумку с документами.

Крали не только деньги или ценные вещи. Так, 10 октября 1897 г. была обнаруже­на кража из Городского архива, расположенного в верхних помещениях Московс­ких ворот. Похищены были дела, относящиеся к тридцатым и сороковым годам. Эта кража, можно сказать, была спровоцирована городской администрацией. Из-за от­сутствия средств в городском бюджете Городской архив практически не охранялся. О возможности кражи из архива общественность города неоднократно предупреж­дала городских руководителей. Кроме того, одновременно ставился вопрос о предо­ставлении новых помещений архиву, отвечающих всем требованиям хранения и ох­раны исторических документов.

В конце девятнадцатого века иркутские судебные органы попали под влияние определённых промышленных кругов при рассмотрении дела о несостоятельности торгово-промышленного «Дома братьев Бутиных». Старший из братьев Михаил Дмитриевич Бутин являлся представителем крупной сибирской буржуазии, нерчинским золотопромышленником, культурным деятелем Забайкалья. Заботясь о разви­тии Сибири, М.Д. Бутин написал ряд статей о торговых путях и экономике края. В его «Письмах из Америки», опубликованных в Санкт-Петербурге в 1872 г., выдвига­лась идея скорейшего проведения Сибирской железной дороги. 14 марта 1891 г. при­сяжный поверенный Ермолов обратился в Иркутско-Верхоленский

Окружной суд с ходатайством о признании несостоятельным должником торгово-промышленный «Дом братьев Бутиных». Суд принял такое решение и тут же сделал распоряжение о заключении под стражу распорядителя этой фирмы нерчинского купца М.Д. Бутина. К делам торгово-промышленного «Дома братьев Бутиных» назначены присяжными попечителями иркутские купцы Игумнов, И. Минкевич, Л. О. Лейбович. Кро­ме того, сделано распоряжение о повсеместном наложении ареста на движимое и недвижимое имущество Бутиных. 8 сентября 1891 г. открыло свои действия конкур­сное управление по делам несостоятельного должника фирмы «Братья Бутины».

Председатель конкурса — управляющий Иркутским отделением Сибирского Торго­вого банка Болеслав Петрович Шостакович, кураторы — доверенный от фирмы Губ­кина Василий Васильевич Жарников и поверенный по делам некоторых московских кредиторов чиновник Скульский. Представитель торгового дома «А. И. Громова и сыновья» Митрофан Васильевич Пихтин и купец И. Минкевич, избранные общим собранием кредиторов, отказались участвовать в конкурсе, считая эти действия не­законными. И тем не менее конкурсное управления приступило к приёму дел упраз­днённой администрации торгового «Дома братьев Бутиных».

Сам же М. Д. Бутин на защиту своего дела отправился в Санкт-Петербург, где добился восстановления спра­ведливости. Он отправил в Иркутск несколько экземпляров «Записки к делу о не­правильном объявлении несостоятельности торгового Дома нерчинских купцов «Бра­тьев Бутиных», напечатанные в типографии Санкт-Петербурга. Несмотря на реше­ние вышестоящих органов, иркутские судебные органы продолжали вредить фирме «Братья Бутины». Так, например, 14 июля 1893 г. Иркутский Губернский суд в соста­ве председателя суда В. А. Федоровского и советников Боброва и Саранчева отказал в просьбе М. Д. Бутину об обеспечении иска в 4 миллиона рублей. Никто из сторон на суд не явился. Другим определением по тому же делу суд отказал М.Д. Бутину в его просьбе засвидетельствовать копии исковых прошений со всеми приложениями, назначенными для выдачи ответчиком, в количестве 60 штук.

Почти одновременно в Губернском суде рассматривалось ещё одно дело, харак­терное для деловых отношений того времени. В летописных записках Н. С Романова так записано об этом деле: «7 июня (1891 г.) в Губернском суде разбиралось дело по иску, предъявленному конкурсным управлением по делам Катышевцева к почётному гражданину Д.В. Плетюхину о недействительности представления Плетюхиным по взысканию закладной крепости на Тальцинскую фабрику в 120000 рублей. Дело это весьма характерно в бытовом отношении, как наглядно рисующее нравы нашей си­бирской аристократии. По рассмотрении этого дела суд вынес резолюцию: признать закладную крепость на Тальцинскую фабрику недействительной и подлежащей унич­тожению, предоставив Плетюхину право производить в общем порядке взыскания следующей ему, согласно признанию конкурса по актам, суммы. По вступлении сего решения в окончательную законную силу сообщить копию его губернскому проку­рору для привлечения Дмитрия Васильевича Плетюхина к уголовной ответственно­сти».

Интересно с исторической точки зрения рассматриваемое в Губернском суде 4 октября 1894 г. в гражданском порядке дело по иску учителя истории ссыльного, от­несённого к мещанскому сословию, Николая Николаевича Бахметьева к городско­му голове В. П. Сукачеву. Н. Н. Бахметьев, во-первых, требовал признать за ним ав­торское право на книгу «Иркутск. Его место и значение в истории и культурном раз­витии Восточной Сибири», которую он написал по заказу В. П. Сукачева. И, во-вто­рых, он предъявил денежный иск городскому голове за разные литературные работы на сумму 3400 рублей. Выяснено, что упомянутую книгу действительно написал Н. Н. Бахметьев, но редактировал её и издавал В. П. Сукачев. 11 октября суд вынес по этому делу резолюцию, которой решено Н. Н. Бахметьеву по первому делу в иске отказать, а по второму взыскать в его пользу с В. П. Сукачева 750 рублей и оштрафо­вать на недоказанную сумму иска. Размер штрафа, наложенного на В.П. Сукачева, равнялся сумме признанного им иска.

В июле 1893 г. в Иркутске были получены два указа Правительствующего Сената от 28 января за № 118 и от 22 марта за № 507 по делу об изъятии из владения города Иркутска двух третей Арсенальской площади с доходом от этой части в пользу Ме­щанского и Цехового обществ. Предыстория дела такова. В 1773 г. на площади, при­обретенной артиллерийским гарнизоном, был построен пороховой погреб (Арсенал). 11 декабря 1842 г. артиллерийский гарнизон продаёт указанную площадь с находя­щимися на ней строениями Обществам: Купеческому, Мещанскому и Цеховому. До введения в Иркутске Городового положения в 1873 г. Общества делили поровну по­лучаемые от Арсенальской площади доходы. С введением Городового положения Арсенальская площадь переходит во владение города. В 1879 г. Мещанское и Цехо­вое общества возбуждали в Городской управе вопрос о праве собственности каждого из них на третью часть площади. Тогда Управа предложила Обществам истребовать свои иски через суд, но Общества не обратились в суд. И только в 1890 г. такие иски поступили в суд. Иск Мещанского Общества составлял сумму 125578 рублей 84 ко­пейки, а Цехового — 72000 рублей. Губернский суд обоим Обществам в исках отка­зал, так как право на владение этими частями ими утеряно на основании закона с давности владения имуществом. Апелляционные жалобы поверенных, поданные в Сенат по рассмотрению дел, оставлены без последствий.

Сибирь была с незапамятных времён демократична по отношению к различным национальностям. С самого начала освоения сибирских земель русские поселенцы в большинстве случаев мирно уживались с местными аборигенами. Пришельцы даже находили себе среди местных жителей жён. Об этом в резкой форме говорится в гра­моте, датируемой 10 марта 1683 года, митрополита сибирского Павла игумену Селенгинского Троицкого монастыря Феодосию. В грамоте говорилось, чтобы Феодо­сии удерживал подопечных ему жителей от «преступной связи с некрещёнными ино­земками», а «иноземцев крестил и венчал».

Но волна антисемитизма докатилась и до Сибири, хотя и в очень ослабленном виде. В 1881 г. по Иркутску стали распространяться провокационные слухи, призы­вающие к вражде ко всем евреям. А в июне среди горожан пошли разговоры, что скоро начнутся еврейские погромы с избиением евреев. Иркутский губернатор, ге­нерал-лейтенант Иван Константинович Педашенко вынужден был вмешаться в не­желательное развитие событий, оповестив в распространённом объявлении, что по слухам о еврейских погромах нужно отнестись с презрением и что он примет самые решительные меры по недопущению избиения евреев. Благодаря принятым мерам было отмечено всего два случая агитации против лиц еврейской национальности. Но был момент в жизни города, когда согласно специальному циркуляру департамента полиции от 14 января 1893 г. в Иркутске началось с 15 апреля этого же года выселе­ние евреев.

Такое решение в скором времени было отменено. Особенно антисеми­тизм начал проявляться в период революционного брожения 1905-1906 гг. 11 июля 1906 г. на Хлебном базаре группа лиц организовала сборище около 1000 человек, на котором организаторы призывали к еврейским погромам. Небольшая часть присут­ствующих даже начала избивать евреев-торговцев. Но большинство народа не под­держивало такие действия. А подоспевший полицейский отряд арестовал подстре­кателей-хулиганов, среди которых были Петров, Потехин, Заяц, Шарагозинов, Се­ребряков, Федотов, Яковлев. В октябре этого же года по городу усиленно начали цир­кулировать слухи о предстоящем погроме. Иркутской администрацией были приня­ты все необходимые меры, и погром был предотвращён. Подобное повторилось и в 1916 г.

Тогда 23 мая по городу расклеивались обращения генерал-губернатора Алек­сандра Ивановича Пильца, в котором говорилось, что «к глубокому сожалению, были отдельные случаи, когда неразумные, послушные злому совету люди учиняли насилия и даже погромы чужого имущества, и поэтому предваряю, что беспорядков я не допущу, что попытки нарушить общественный порядок и спокойствие будут пре­кращаться в самом начале же самым решительным образом с применением, если окажется нужным, оружия, а виновные в посягательстве на жизнь и имущество кого бы то ни было будут караться по всей строгости законов с передачей мною таких дел Военному суду, а это грозит виновным даже смертной казнью». В 1907 г. в связи с обострением русско-китайских отношений по распоряжению губернских властей по­лиция с 20 августа начала осуществлять мероприятия по выселению лиц китайской национальности из Иркутска.

Нередко Губернский суд рассматривал жалобы на публикации, помещённые в иркутских газетах. В 1886 г. от бывшего полицмейстера города Якутска князя Петра Алексеевича Кропоткина в Губернский суд поступила жалоба на газету «Сибирь» за публикацию неправдивой информации. П. А. Кропоткин — видный деятель Русско­го Географического общества, сторонник бакунинского крыла и Интернационала, теоретик анархизма. Губернский суд, рассмотрев жалобу, приговорил редакцию га­зеты «Сибирь» к штрафу в сумме 200 рублей.

Во все времена существовали мошенники, с которыми пытались бороться влас­ти. Но разнообразие видов мошеннических операций часто сводило на нет усилия местных властей. 15 марта 1859 г. иркутский полицмейстер предупреждал, что в го­роде некоторым и лицами организуется розыгрыш в лотереи разных вещей. Имелись случаи, когда такие лица ходили по домам с подписками на раздачу лотерейных би­летов, тогда как они не имеют тех вещей, которые объявлялись к розыгрышу. Поэто­му полицмейстер предупреждал горожан не приобретать лотерейных билетов без сви­детельства Городской управы.

Весьма редки в те времена были преступления, связанные с похищением детей. Такой случай в Иркутске произошёл 5 июля 1895 г. Из дома Самсонова по улице Луговой был выкраден восьмилетний мальчик. Через восемь дней полицией с помо­щью жителей города ребёнок был найден. Его похитительница Бубнова, проживаю­щая по 2-й Иерусалимской улице, украла мальчика для себя, не имея цели шантажи­ровать родителей.

Из мелких хулиганств можно отметить бросание камней. Вечером одного из дней 1867 г. в квартиру чиновника Горского было брошено несколько камней. Бросание камней продолжалось и в последующие вечера. Вызванная полиция не смогла за­держать злоумышленника. О необыкновенном бросании камней быстро узнали все жители города, и уже в народе поползли слухи о нечистой силе. Но всё оказалось на­много проще. «Нечистой силой» оказалась четырнадцатилетняя девушка. Почти через три десятка лет бросание камней повторилось.

С 17 по 19 июля 1895 г. в доме Горбунова и Анненгольма по 6-й Солдатской улице кто-то по ночам бросал камни. Слух об этом быстро распространился по городу. Большие толпы любопытных собирались в этот район с 10 часов вечера и слышали падение камней на железные крыши. Вот как об этом вспоминал Н. С. Романов: «Я стоял с народом на углу Арсенальской и 6-й Солдатской у стены каменной лавки против 6-й Солдатской улицы, было уже темненько. Камень, фунтов в 7-8 с силою ударился откуда-то сверху в стену лавки выше голов стоящих аршина на два и случайно никого не поранил. Очевидно, камни бросал кто-то из катапульки страшной силы (как когда-то римляне бросали снаряды в осаждённые города). Переполох был большой, полиция оцепила все ближайшие кварталы, и полёт камней прекратился».

Иркутские повествования. 1661 - 1917 годы. В 2 т. / Автор-составитель А. К. Чернигов. Иркутск: "Оттиск", 2003. Т. 1.