Послереволюционный период аграрного освоения // Винокуров М.А., Суходолов А.П. Экономика Иркутской области

Почти сразу же после октября 1917 г. крестьяне почувствовали себя обманутыми. Пролетарская революция принесла в деревню новые трудности и проблемы. Декрет о земле, написанный лично Лениным, не учитывал интересы сибирской деревни, он передавал землю только крестьянской общине, а не непосредственно крестьянам. Большевики ликвидировали товарооборот между городом и деревней, разрушили внутренний рынок, заменили их централизованным распределением, К весне 1918 г. промышленность оказалась полностью парализованной, а деньги обесцененными. Исчезли экономические стимулы к труду. Крестьянские хозяйства из товарных и полутоварных вновь превратились в потребительские и стали возвращаться к натуральному хозяйству,

Новый социалистический порядок, который установился после революции за Уралом, оказался психологически чужд сибирскому крестьянству. Хозяйства здесь являлись достаточно крепкими, устойчивыми, высокотоварными, а крестьяне привыкли жить своим трудом и работать на рынок. Помещичьего гнета сибирская деревня не знала совсем, а влияние общины было минимальным. Революционные лозунги немедленного отчуждения помещичьих земель не воспринимались в Сибири. Не менее надуманной представлялась сибирякам и так называемая борьба с кулачеством, развязанная большевиками в Центральной России. Ведь к категории «кулацких» можно было отнести не только старожильческие, но и значительную часть (до 80 %) недавно созданных переселенческих хозяйств.

По меркам центральных российских губерний послереволюционного времени вся Сибирь была кулацкой. Традиционно крепкие, высокотоварные хозяйства здесь давно приспособились к жестким условиям рынка.

Еще в дореволюционный период земские статистики установили зависимость размеров посевной площади от численности крестьянского двора. Такая зависимость являлась особенно характерной для Сибири, где хозяйства с более многочисленными семьями распахивали и засевали больше земли, держали больше скота и, следовательно, получали более высокие доходы.

Даже данные сельскохозяйственной переписи, которую большевики провели в послереволюционных 1920-х гг., ставят под сомнение укоренившийся в советской историографии миф о «пролетаризации» сибирской деревни и жесткой эксплуатации кулаками «сельского пролетариата». Эти данные свидетельствуют, что основой сибирского сельского хозяйства являлся личный труд крестьян, причем, независимо от иола и возраста. Привлечение сезонных рабочих не было массовым и не создавало в крестьянской среде социального напряжения. В наиболее трудный для экономики Иркутской губернии год (1921-й) доля так называемых «кулацких хозяйств», привлекавших рабочую силу, не превышала 1,5%, а количество нанятых рабочих по отношению к численности всего аграрного населения составляло лишь 0,6%.

Важно отметить, что к найму рабочей силы обращались не только крупнопосевные и зажиточные крестьянские хозяйства, но и средне- и даже мелкопосевные. В среднем по губернии к услугам сезонных рабочих прибегало не более 3 % крестьянских хозяйств. Потери рабочих рук, вызванные войной и революцией, компенсировались в основном за счет широкого использования женского и детского труда, а также, в незначительной мере, за счет применения труда беженцев и переселенцев.

Сибирский аграрный комплекс, в отличие от такового центральных губерний, имел более высокий потенциал и значительные внутренние резервы. Доля средних и крепких хозяйств здесь была выше, чем в Центральной России, и они оказались более устойчивыми и менее восприимчивыми к послереволюционному кризису. Большевики никогда не чувствовали поддержки со стороны сибирского крестьянства, постоянно отмечали его контрреволюционность и мощную прослойку «кулацкого элемента». Крестьяне, в свою очередь, с большим недоверием относились к новой большевистской власти. Как и во всей России, в Приангарье вспыхивали крестьянские мятежи. А в 1920 г. был создан Крестьянский союз, имевший довольно разветвленную сеть местных органов и пользовавшийся широкой поддержкой крестьян. Однако, как и в Центральной России, большевики жестоко расправлялись с недовольными. Крестьянский союз был признан контрреволюционной организацией и запрещен, а за сопротивление новой власти в Восточной Сибири расстреляли тысячи крестьян.

При этом новая власть никогда не отказывалась от продовольственных ресурсов Сибири. В тяжелые годы гражданской войны, когда основные хлебные районы (Украина и Северный Кавказ) находились в руках белых, сибирский хлеб вывозился в центральные регионы России, прежде всего в Москву и Петроград.

Социалистическая революция прервала процесс осуществления столыпинской реформы. Уже через год после революции Россия, еще недавно дававшая треть мирового экспорта зерновых, оказалась в условиях тяжелейшего продовольственного кризиса. В 1921 г. страну охватил голод. Чтобы хоть как-то прокормить армию и городское население, новая власть отправила в деревню продотряды, которые при поддержке так называемых комбедов (в рамках революционной разверстки) насильственно изымали у крестьян хлебные «излишки».