Экология Байкала. Отношение японцев к природе // Карнышев А .Д. Байкал таинственный...

Исследование Байкала японцами

С другой стороны, русские первопроходцы, все дальше проникая на восток, не могли не стремиться к контактам со своими соседя­ми. Торговые связи с Японией с давних пор интересовали сибир­ские власти и купечество. Руководство Иркутской губернии — самой восточной и самой громадной в Российской империи уже в 18 веке предпринимало попытки выяснить условия торговли с японцами: ас­сортимент интересующих их товаров, возможные места контактов и т.д. Этому способствовал хотя бы один резон: открытие торговли с Японией обещало столь же богатый приток таможенных сборов, как и тот, что давала торговля с Китаем. А последний выражался в сот­нях тысяч рублей, ежегодно поступающих в казну. Интерес к установлению таких связей и желание реализовать данное мероприятие в жизнь проявлял и известный иркутский промышлен­ник Г.И.Шелихов.

О том, что японцы побывали в Сибири и на Байкале в давние времена и какие трудности они здесь претерпели, повествует роман Ясуси Иноуэ «Сны о России». В нем показана глазами японцев, по­терпевших кораблекрушение у Алеутских островов, екатерининская Россия. Главный герой, исторический персонаж, капитан японского судна Кодай — человек долга и чести со своими оставшимися в жи­вых спутниками проделывает долгое и трудное путешествие через Петропавловск, Охотск, Якутск в город Иркутск и некоторое время проживает в нем. Уже тогда на Иркутском кладбище было свыше пяти могил японцев, первая из которых датировалась 1725 годом. В городе жили несколько обрусевших потомков японских граждан, этнические родители которых так же потерпели крушение у берегов России и некоторое время преподавали японский язык в специально созданной школе.

Кодай в последствии побывал в Петербурге и даже вернулся на родину. Внимание, которое уделялось японцам в Сибири, отражало желание русских властей установить торговые и деловые контакты с самоизолировавшейся тогда Японией. Первая русская экспедиция в Японию во главе с лейтенантом Шпанбергом была сделана в 1739 году. Шпанбергу была дана особая инструкция вступить в сношения с японским правительством. Русский лейтенант принят был японца­ми очень радушно, хотя не добился у них никакого благоприятного результата и никакого договора не заключил.

Неудачной оказалась и аналогичная попытка миссии сына из­вестного профессора — Адама Лаксмана, которого Екатерина Вторая направила в Японию в 1792-1793 году (по роману «Сны о России» именно с ней вернулся на родину Кодай). Для Лаксмана было под­готовлено довольно таки пространное послание «Об установлении торговых сношений с Японией», в котором в частности говорилось: «Вам известно, каким образом японские купцы по разбитии мореход­ного их судна спаслись на Алеутских островах и сначала тамошними промышленниками призрены, а потом доставлены в Иркутск, где и содержаны были некоторое время на казенном иждивении. Случай возвращения сих японцев в их отечество открывает надежду завести с оными торговые связи, тем паче, что никакому европейскому на-ролду нет столько удобностейк тому, как российскому, в рассужде­нии ближайшего по морю расстояния и самого соседства».

В послании определялась и судьба спутников Кодая, которым в силу обстоятельств был предначертан другой путь: «Как их числа упо­мянутых японцов двое приняли Христианский наш закон и, следова­тельно, в отечество свое возвратиться уж не могут, то употребить их у нас для обучения японского языка, который при установлении торго­вых с Японией сношений весьма нужен будет; ради чего и возлагается на распоряжение ваше, дабы они помещены были при народном учили­ще в Иркутске с соразмерным жалованьем, и на первый случай отдать им для обучения японского языка пять или шесть мальчиков, нарочно к сему выбранных от тамошних семинаристов, дабы они со временем могли служить и переводчиками». Класс япон­ского языка открылся в училище 1 июня 1792 года и просуществовал до 1816 года, когда был упразднен из-за неумения одного из оставших­ся в живых японцев вести преподавательскую работу.

В 1792 году бригантина «Екатерина» с экспедицией Лаксмана побывала в Японии, власти выдали «письменный вид» - разрешение представителям России на ежегодное посещение порта Нагасаки с дипломатическими и торговыми целями. Но, к сожалению, установившиеся было связи застопорились по разным причинам на долгое время.

Посещение японцами Байкальского региона активизировалось во время Гражданской и Второй мировой войн. После интервенции во Владивосток весной 1918 года японские войска под командованием генералов Муто и Оба Дзиро в количестве не менее дивизии добра­лись до Иркутска и расквартировались в нем. Вслед за войсками в регион прибыло немало граждан Японии, основная часть которых была коммерсантами. В июле 1919 года, когда в Сибири усилилась гражданская война, была сделана попытка отправить японский отряд для задержки большевиков. Но, в конце концов, этого не произошло. В январе 1920 года в связи с победами Красной Армии в Западной Сибири японские войска покинули Иркутск. После Второй мировой войны солдаты страны восходящего солнца вновь побывали в Бай­кальском регионе, но уже в качестве военнопленных.

Отношение японцев к природе

История есть история. Но более всего для будущего сохранения природы и Байкала стоит учиться у японцев их экологическим установкам, традициям и, конечно, действиям. Жителей «страны восходящего Солнца» уверенно можно назвать народом наиболее чутким и восприимчивым к природе. На это есть веские причины.

Во-первых, традиционная религия японцев синтоизм ор­ганично «вытекала» из стародавних верований этого народа, проще говоря из анимистических, шаманистских и иных представлений о сути космоса и бытия. В ней, как, например, в байкальском шама­низме, наряду с разного рода родовыми божествами существовали многочисленные «ландшафтные», т.е. местные божества и божества повелители различных природных сил. Дождь, землетрясение, гора, пруд, дорога — все они находились во власти божеств, молитвы ко­торым возносили синтоистские жрецы. Интересное суждение на этот счет высказал известный японовед В.Овчинников: «...Японцы народ малорелигиозный. Не будет большим преувеличением сказать, что роль религии у них во многом заменяет культ красоты, порожденный обожествлением природы». Правда, могущество такого рода божеств было не беспредельно и распространялось обычно на сравнительно небольшой район. Но многие природные явления объ­яснялись через действие данных «высших» сил. И где бы ни находил­ся человек, при проявлении каких-либо природных сил он стремился объяснить данный факт существующими в сознании религиозно этническими стереотипами (естественно с «территориальным» при­вкусом жителя конкретной местности). Когда в 1741 году на терри­тории байкальского региона наблюдалось сильное землетрясение, то пребывающие тогда в Иркутске японцы его называли Наи-Идри-мас и описывали по их рассуждениям сообразно национальному их понятию таким образом: «В преисподне под землею есть некое вели­чайшее животное Баннин — Фито, коего касатка острыми зубами, по их пером Санджи, проходя из моря, подземными полостями иногда заденет, то оное от того вздрагивает, тем землю колеблет, а ежели будет уязвлено, тогда делает провалы».

Особенностью традиционного отношения к природе в Японии является концепция «Человек как часть природы». Японский термин «природа» («сидзэн») означает «быть, как есть это» или «гармони­ровать со средой» (кстати, в их языке выражения «эксплуатировать природу» и «эксплуатировать человека» звучат одинаково). Япон­цы никогда не противопоставляли себя окружающему миру. Дайсэцу Судзуки культуролог и философ, характеризуя отношение к окружающему миру у представителей азиатских стран писал, что идея покорения гор и скал, как и природы в целом, присущая западному человеку, отнюдь не разделяется его соотечественниками: «Да, японцы испокон веков отправлялись в паломничество к вершине Фудзи, но не с целью «покорить» ее, а с единственным желанием проникнутся ее величавой красотой, восславить первые лучи утреннего солнца, блеснувшие над разноцветной облачной грозой». Вторя этим мыслям исследователь С.Акимото пишет: «Хотя культура рассматри­вается как антитезис природы, главная характерная черта японской культуры состоит в том, что это культура природоподражательная, то есть построенная по образцу природы, и тем самым резко контрасти­рующая с культурой других азиатских стран, особенно Китая». Она также является резким контрастом западной позиции, в которой человек нередко захватывает себе право управлять природой или ее контролировать. Определённым подтверждением этого являют­ся и данные из приведённой выше таблицы, когда граждане из страны восходящего солнца заметно чаще, чем, например, русские и китай­цы выбирали вариант ответа, отражающий взаимодействие человека с окружающей средой по принципу «природа стоит над человеком».

У японцев, как и других народов, существовало множество ритуалов, которые увязывали житейские потребы людей с природ­ными явлениями. Например, существовал обычай сажать вместе с любимым человеком цветы, деревья в память о любви или гадая о будущем. У японцев было множество трав, связанных не только с народными приметами, поверьями, но и с психологическими состоя­ниями людей: трава «не говори» (нанорисо), сохраняющая сердеч­ные тайны, трава «скажи своё имя» или ещё «имя назови», трава «позабудь» (васурэгуса), помогающая забыть несчастную любовь, отдельно — трава «забудь любовь» (конвасурэгуса) и т.д. Интерес­но, что были и раковины «позабудь» - это раковины редкой кра­соты, любуясь которыми люди забывают горе, печаль, несчастную любовь. Аналогично, отдельные цветы, показывали возможность разлуки, и были «запрещены» в некоторых случаях. Например, индийская сирень по названию звучала как сару - субэри, близко к слову «расставаться».

В-третьих, незначительные по масштабам других близлежащих стран (например, Китай и Россия) размеры островов Японии бы­стрее формировали у коренных жителей бережное, рачительное от­ношение к природному миру, понимание того, что любые загрязне­ния окружающей среды могут негативно отразиться на физическом и духовном здоровье людей. Японский поэт Т.Такарабе в стихотво­рении «Пролетая над Сибирью» описывал множество безымянных гор на обширных просторах сибирской земли, и одновременно под­черкнул то, что в его стране «у всех пригорков имена, любая кочка на учёте».

Японцы с самого начала оказались в условиях замкнутого пространства, где выжить можно было, ведя хозяйство, как теперь принято выражаться, интенсивными методами. Необходимым условием выживания для японца всегда было равновесное природопользо­вание, которое позволяет нарушать природу не быстрее, чем она восстанавливается. Это научило быть чуткими к природе, чувство­вать ее импульсы и ритмы, эмпирически находить те пределы воз­действия на природу, после которых в ней начинались необратимые изменения, и не превышать их. Обжитой участок природыдля япон­ца в отличие от жителей, живущих на широких просторах, всегда оставался не временным, а постоянным убежищем. И эта замкну­тость природной среды (под стать космическому кораблю) застав­ляла решать экологические задачи на выживание, диктовала свою логику поведения, которую подчас трудно понять людям со сто­роны. В «маленькой» даже по сравнению с байкальским регионом Японии, в которой, как уже было сказано словами Такарабе «любая кочка на учёте», её жителям приходилось тратить огромные силы, чтобы сделать каждый клочок земли плодовитым и одновременно украсить его, сделать объектом гордости. Это всегда поражало рос­сиян, побывавших в Японии. Вот впечатление, которым поделил­ся после посещения страны в 30-е годы писатель Борис Пильняк: «Японская земля очень красива, ещё не остывшая от вулканов, та земля, которая человеческому труду отдала только одну седьмую себя... Я смотрел кругом и - кланялся человеческому труду, не­человечески человеческому... Я видел, что каждый камень, каж­дое дерево охолены, отроганыруками... Леса на обрывах посажены - человеческими руками - точными шахматами, по ниточке. Это только столетний громадный труд может так бороться с природой, бороть природу, чтобы охолить, перетрогать, перековать все скалы и долины». В примере Б.Пильняка наиболее существенным, на наш взгляд, является мысль о том, что человек «борется» с природой ради неё самой, чтобы приукрасить, «охолить» её, внести в неё свои творческие элементы.

В-четвёртых, жители страны восходящего Солнца отличались и определёнными привычками не только к индивидуальному, но и к коллективному эстетическому восприятию окружающей среды. У японцев с древности существовал обычай любоваться природными прелестями и воспевать их в стихах. Эстетическое осознание при­роды имело конкретные формы: каннами — любование цветами, цукими любование луной и юкими любование снегом. Японцы специально собирались для «любования» природой, приглашали на это «торжество» гостей, друзей, любимого человека. В стародавней книге «Манъёсю» (IV —XIII в.н.э.) так описывается одно из таких «мероприятий»:

Коль прикоснёшься к светлой выпавшей росе,

Она, наверное, исчезнет сразу,

Давайте же, друзья,

Здесь наслаждаться хаги,

Пока роса ещё  сверкает на цветах!

«Объектами» любования могли быть также листья клёнов, дру­гие самые различные атрибуты природы. Сегодня, например, тради­ция ханами особенно ярко прослеживается на примерах любования цветущей сакурой.

Существовал также обычай украшать себя венками осенних цве­тов. Первоначально это было связано, по-видимому, с весенними и осенними обрядами, а затем стало обычным украшением на пирах и во время увеселений.

Примечательным является факт, что поэтическое воспевание природных явлений, использование их в качестве украшений, как и бережное отношение к ним, было традиционным и обычным в вы­сших (да и не только в высших) кругах японского общества.

Вот ещё один такой стих, посвященный местам, где имеются священные рощи, в которых пребывают божества.

Горы Миморо,

Горы, что с древнейших пор

Охраняет сам народ!

У подножья этих гор

Асиби — цветы цветут,

На вершинах этих гор

Цубаки — цветы цветут.

Очень хороши собой

Эти горы Миморо,

Даже плачущих детей

Утешает их краса!

Надо отметить и то, что в Японии с древних лет наблюдалось особое отношение к водоёмам с пресной водой. Чистая вода источни­ков, колодцев и т.п. в этой стране считалась в старину даром богов и была священной, как и сами колодцы, и чтилась особо:

...А в тени дворца царей,

Что уходит в даль небес,

Заслоняя солнца свет,

Дивная течет вода!

Вечно будет жить она,

Здесь в источниках священных

- Чистая вода!

С водой был связан старинный обряд — мисоги - «святое очи­щение», т.е. омовение в реке для очищения от грехов. (Скорее всего, восхищение японцев Байкалом в немалой степени связано и с при­ведёнными обстоятельствами, ведь «священное море» - это огром­ное вместилище прозрачной и «хрустальной» воды).

Таким образом, позиции трепетного эстетического отношения к природе за многовековую историю превращались в органичные психологические установки, жили и развивались по своим духовным законам, предопределяя многие поступки и действия японцев в кон­тактах с природой.

В-пятых, буддизм, как ещё одна форма религии, пришедши на японскую землю, способствовал развитию типа «человека сострадательного», толерантного не только в личностном и социальном отно­шении, но и к природной среде. Это исходило, прежде всего, из того, что буддизм требовал равноправного отношения не только между людьми, но и милосердия ко всем существам, живущим в мире. Это стимулировало универсальную и активную сострадательность, рез­ко снижая возможность конфликтов между человеком и природой. Исторически известен факт, что заповеди, осуждающие убийство живых существ, были восприняты правителями Японии даже более серьезно, чем монахами. В результате этого в стране были приняты законы, запрещающие охоту и рыболовство. Данные меры легко мог­ли привести к уничтожению всего островного государства, так как отнимали средства к существованию у значительной части населения. И только отделением действительной власти от монархов была устра­нена подобная опасность.

Хотя буддийские тезисы о сбережении всего сущего и отрицаю­щие уничтожение всего живого породили в психологии некоторых японцев своеобразные черты и верования. Д. Судзуки рассказывает о рядовой и в тоже время уникальной судьбе монаха — отшельника, принадлежавшего к буддийской секте Сото и жившего во второй по­ловине восемнадцатого - первой трети девятнадцатого века. Рёкан не только был даровитым пейзажным лириком, с любовью относился ко всем проявлениям внешней среды, но и водил дружбу со вшами, блохами, комарами, испытывая искреннее сочувствие и сострадание ко всем живым существам. Некоторые факты его биографии свиде­тельствуют о нежной заботе, которую поэт проявлял ко вшам, видя в них бесценную частицу живой природы». (Эти мотивы мы также наблюдали у буддийского монаха 19-го века из бай­кальского региона Э. Галшиева).

Как бы нейтрализуя негативные чувства брезгливого читателя, Д. Судзуки напоминает, что в те времена и гораздо позднее пара­зиты были привычными спутниками, например, английских леди и джентльменов из высшего общества. Интересный факт приводит ав­тор и о том, что в своё время четырнадцатилетний Джордж Ва­шингтон заучивал такой параграф из «Правил этикета» «не давите паразитов, будь то блохи, вши или клещи на виду у других... Если увидите вошь на платье вашего собеседника, постарайтесь незаметно её снять; если та вошь оказалась у вас на платье, поблагодарите того, кто её снимет».

Еще одним подтверждением влияния буддизма на восприятие некоторых природных явлений служит сходство мнений японцев и монгольских народов на суть землетрясений (этот взгляд японцев приведен чуть выше). Монгольские ламы объясняли землетрясения тем, что якобы великий Будда все заботы о Земле поручил специ­ально сотворенной лягушке. Стоит этой лягушке сделать движение, как случаются землетрясения. В подобном мифе явно прослеживается стремление народов обожествлять животный мир.

В-шестых, точно также, как и формы любования природой порождали особое отношение к ней, весьма положительно в этом плане влияло на японцев искусство икэбаны. Интересно, что икэ-бана вошла в быт японцев со времени распространения буддизма, и первые ее «произведения» пришли вместе с ним из Китая. Слово икэбана переводится на русский язык с разными оттенками смысла: «аранжировка цветов», «компановка цветов в сосудах», «оживление цветов», «помощь цветам выразить себя», «цветы, которые живут» и т.д. В самом понятии данного искусства наблюдается в некоторых случаях как бы второе рождение цветов, как одной из прекрасных частей природы.

Искусство икэбаны в Японии наиболее массово и реалистично, редко встретишь японца, который бы не стремился через компози­ции цветов проявить свое отношение к миру и людям, дать при­родным «объектам» самовыразиться. В этом часто проявляется уже показанная вера японцев в живой дух растений и понимание их в качестве одного из атрибутов общей души природы. Именно это одно из значимых побуждений в искусстве икэбаны. «Создатели икэбаны стремятся выявить в ней не свои пристрастия и вкусы, не свою инди­видуальность, а природную сущность представленных в икэбане рас­тений, ритуальный глубинный смысл их сочетаний и расположения — композиции в целом».

Символика икэбаны тесно связана у японцев с символикой конкретных цветов, растений, деревьев, о которой мы говорили выше. Например, в букет икэбаны, подготавливаемый на свадьбу или помолвку, не ставят индийскую сирень, поскольку она могла «спровоцировать» расставание. У каждой совокупности растений было свое значение.  Сосна и роза символизировали вечную молодость и долгую жизнь, сосна и родея — молодость и вечность, сосна и пион - молодость и процветание, пион и бамбук - про­цветание и мир, хризантема и орхидея - радость. Все это позво­ляло, с одной стороны, посредством букетов высказывать свои по­желания, а, с другой, - воздействовать на человека, формировать какие-то его качества.

Оживление, второе рождение разных растений в икэбане - это также своего рода ритуалы защиты природы, продление жизни ее объектов, и это весьма положительно отражается на экологическом сознании в целом.

Икэбана - одно из любимых занятий японцев разных рангов и сословий. Посредством данного искусства не только создаются прекрасные, выразительные и неповторимые «букеты», но и любой человек, занимающийся икэбаной, получал индивидуальное творческое выражение, одновременно обогащая свой внутренний мир. «Икэбана - это вид искусства, созданный нацией, которая веками воспитывала в себе умение обращаться к природе, как к сокровищнице прекрас­ного. Искусство икэбаны любимо народом именно за его общедоступ­ность, за то, что оно помогает человеку даже в бедности чувствовать себя духовно богатым».

Но и «природоцентрированных» японцев не обошли беды научно-технического прогресса. Так, уже в начале бурного раз­вития в стране капиталистического способа производства в кон­це XIX века внимание широкой общественности привлекло дело японского рудника меди в долине реки Ватарасэ. Здесь в связи с развитием промышленности происходили трагические для природы изменения: во многих местах был полностью уничтожен плодород­ный слой почвы, подвергавшийся затоплениям отравленной реки, в последней исчезли рыбы. Из округи рудника поспешили улететь все птицы и насекомые. Совершенно плохим стало самочувствие жителей. Начала расти детская смертность, возросло число тя­жёлых заболеваний среди кормящих женщин. Стала гибнуть рас­тительность, засохли бамбуковые рощи, заросли плакучих ив по берегам Ватарасэ.

Данная и последующие за ней в связи с промышленным бумом в 20-м веке экологические трагедии научили японцев крепче бороться за защиту природы. В 1967 году был принят парламентом страны «Основной закон о борьбе с загрязнением окружающей среды»; в 1971 году было создано государственное управление по охране окру­жающей среды. Эти меры привели к активизации деятельности всех граждан и организаций в пользу природы.

В Японии проекты любых промышленных объектов, социально-культурных сооружений или жилой застройки в обязательном порядке подвергаются экологической экспертизе. Среди прочих экологи­ческих стандартов, которым должен соответствовать проектируемый объект или массив, есть стандарт на озеленение. Существует десять индексов озеленения: площадь без растительности - 1, трава - 2, кустарник, бамбук — 3-4 и т.д., последний уровень — первичный ди­корастущий лес - 10. После завершения строительства территории индекс её озеленённости должен быть не ниже 6 (!). Порой сдающие объект строители сажали уже взрослые деревья - этого требовали экологические стандарты.

Для российских государственных и коммерческих структур весь­ма интересен, к примеру, опыт компании «Нихон дэнки», в которой сложилась система конкретных мер и органы управления ими по охране природы. В ней действовала следующая иерархия совеща­тельных органов:

1.     Центральный комитет по вопросам контроля за состоянием окружающей среды — высший совещательный орган, возглавляемый президентом фирмы;

2.    Региональные комитеты по защите окружающей среды, создаваемые в районах деятельности компании;

3.    Советы управляющих и контролёров, в рамках которых про­ходит обсуждение актуальных проблем защиты окружающей среды, существующих как внутри компании, так и за её пределами;

4.    Советы ответственных за отдельные участки деятельности по защите окружающей среды;

5.    Конференции по рассматриваемым вопросам, созываемые ежемесячно, на которых обсуждаются конкретные проблемы природоохранной деятельности промышленных комплексов компании и
отдельных предприятий;

6.  Ежегодные симпозиумы по обсуждению природоохранной деятельности компании, в которых принимает участие весь управленческий аппарат компании.

Показанные выше экологические установки жителей страны восходящего солнца, условия их формирования, складывающиеся традиции бережного отношения к природе у отдельных граждан и в системе работы предприятий нуждаются и в заимствовании и в копировании, в хорошем смысле этого слова. Но важно и другое. В нашей книге уже приведено немало особенностей в восприятии японцами байкальского мира. Важно научиться учитывать данные нюансы при непосредственном взаимодействии с посетителями наших мест. Существенным, на наш взгляд, будет также напоминание посетителям из Японии тех фактов, которые отражают связь жителей далёкой страны с байкальским регионом. А таковых всегда можно найти. Значим хотя бы тот факт, что немало японцев после второй мировой войны были в байкальском регионе в качестве военнопленных, и часть из них навечно осталась в могилах сибирской земли. Но это тема для особого разговора. Мы же остановимся на других моментах.

Интерес японцев к Байкалу

Заметный след в духовной жизни Байкальского региона остави­ло пребывание на Байкале японского исследователя кристаллов за­мерзшей воды М. Эмото и его церемония благословения байкальской воды. Об этом мы уже говорили выше. Заметным оказалось и то, что ученый говорил о родственности двух народов - японцев и бурят. Он высказал два факта о созвучии первооснов их жизни. Во-первых, он рассказал японскую легенду, согласно которой, когда Бог начал измерять землю, он зачерпнул часть ее и яму заполнила вода. Так возник Байкал. Но эта земля уже не была нужна Богу и он бро­сил ее в море, так появились Японские острова и сама Япония. Поэтому очертания Байкала и Японии совпадают. Во-вторых, про­фессор также рассказал, что в Японии есть озеро Бива. Если озеро Байкал называют Байкал-батюшка, то свое озеро Бива японцы зовут Бива-матушка. И это неслучайно: оба озера являются прародителями местных народов. Эмото привел факты, когда Бива в недавнем вре­мени чуть ли не стала «жертвой» чужеродной водоросли: загнило и завоняло. Когда профессор вместе с добровольцами провел у озера Бива специальную службу, попросил у озера прощения, то в скором времени оно очистилось. В этой, пусть немного ми­фологизированной, истории пример для жителей Байкальского ре­гиона, как надо охранять Байкал-батюшку.

Сенсационным актом пребывания японцев на Байкале можно считать заплыв школьного учителя Икараси Кэна, которому 13 авгу­ста 2004 года удалось первому в мире пересечь озеро вплавь от мыса Среднего на восточном берегу до посёлка Бугульдейка - на запад­ном. Он проплыл расстояние около сорока километров. Этот исто­рический заплыв стал восьмым достижением японского спортсмена: ранее он переплыл Татарский пролив во Франции, пролив между островами Хоккайдо и Сахалин (40 км), озеро Бива в Японии и про­лив между Кореей и Японией.

Герой заплыва через Байкал вправе претендовать на запись в книге рекордов Гиннеса по ряду причин:

1. Байкал до этого никто не переплывал, американка Линн Коне проплыла в 1998 году вдоль берега 14 км, при этом она делала ре­гулярные остановки, чтобы согреться на сопровождающем её катере (вскоре после заплыва она умерла на родине от заболевания головно­го мозга, вызванного, как считается, переохлаждением организма);

2 Температура воды на поверхности озера в это время была очень низкой -10 - 11 градусов по Цельсию, и это серьёзно за­трудняло путь;

3. На пути заплыва И.Кэну пришлось «бороться» с байкальски­ми течениями, которые характерны для этой части озера.

Сегодня интерес к Байкалу со стороны японцев увеличивается по многим названным и неназванным причинам. Совершенствуются побратимские связи между жителями региона и Японии. Эти моменты важно использовать в перспективном плане.

Но посещение Байкала японцами существенно ограничивается рядом субъективных причин, среди которых на первое место выхо­дит качество сервиса. На нашу традиционную конференцию по эко­номической психологии в Иркутске было прислано несколько статей японских граждан, в которых они делятся своими впечатлениями и предложениями по обслуживанию туристов на Байкале. Эти люди считают, что сервис наших туристических фирм далек от запросов взыскательного потребителя. Среди конкрет­ных фактов прежде всего выделяются:

•   японские туристы предпочитают получать необходимые услуги до того, как попросят об этом. Перворазрядным считается сервис, который производит впечатление и удовлетворяет потребности кли­ентов, как бы предугадывая их (в России же нередко услуга не вы­полняется даже после соответствующей просьбы);

•   в аэропортах региона невозможно получить необходимую информацию на английском, не говоря уже о японском, языке;

•   на местных коммуникациях (автомобильные дороги, водные пути) нет «цивилизованных» туалетов, что становится для туристов серьезной проблемой; аналогично и состояние многих дорог;

•   серьезной трудностью является для иностранцев обмен ва­люты;

•   отторжение вызывают многие манеры обслуживающего персо­нала в кафе и ресторанах;

•   очень мало специальных программ и мероприятий, привлекаю­щих иностранных туристов.

Названные и неназванные изъяны обслуживания, по мнению гостей, способствуют тому, что в зарубежных СМИ и в Интернете проводятся РК кампании, создающие отрицательный имидж района озера Байкал, а также России. И при всем положительном отношении японцев к байкальским жителям (о чем мы скажем чуть ниже) все не­гативные реалии отталкивают туристов от посещения наших мест.

К содержанию книги К списку источников книги