Середина XVIII в. – это период, когда территория Приангарья была уже достаточно освоена, возникло множество земледельческих слобод и поселков, что требовало развития отраслей хозяйства, занимавшихся переработкой сельскохозяйственной продукции, в том числе выделывалось и вино, а «создание винокурения – есть показатель достатка хлеба»[1].
До 1698 г. хлебное вино* (пояснение значения отмеченных звездочкой слов дается в конце текста. – А.Г.) в Сибирь шло из-за Урала, с европейских заводов. После этого года, как отмечает П. А. Словцов, «Государь (Петр I. – А.Г.), везде умом присущий, велел… построить в сибирских городах и за Енисеем казенные винокурни*, по мере расхода на вино, и уничтожить по слободам все частное пачканье, чтобы не было охулки на вино»[2].
Первый винокуренный завод на территории Иркутской губернии был открыт в Илимске. В грамоте на имя илимского воеводы от 15 ноября 1699 г. указывалось: «А ныне в Ылимску хлебу в зборе быть мочно для того, что по вся годы многие ссыльные люди посылаютца и пашня прибывает». «Да с мужиков по своему расмотрению ласкою велеть собрать пятьдесятой или сотой сноп безденежно… и ис того хлеба велеть выкурить вина… а то вино сидеть на особых крепких огороженых дворах, где хлебу и вину никакой кражи и хитрости не было (б) и подмесу никакова учинить не могли (бы). Винокурцев наказывать и пени править без всякие пощады и поноровки». Илимский завод начал действовать с сентября 1706 г.[3]
Формы организации выкурки и сбыта вина на протяжении XVIII в. менялись: постепенно правительство передало откупщикам все производство этой продукции и отказалось от казенной реализации питей. Вторая четверть XVIII в. началась с отдачи на откуп продажи вина и пива. Вино откупщики могли производить сами, а могли брать и с заводов. С 1736 г. стал работать казенный илгинский винокуренный завод[4]. Существовавшие частные винокуренные заведения были крохотными, и каждое в отдельности производило незначительное количество товара.
Еще 7 октября 1756 г. Сибирский приказ объявил о сдаче Правительствующим Сенатом на откуп продажи вина по всей Иркутской провинции, кроме Камчатки, сроком на 10 лет обер-прокурору Александру Ивановичу Глебову[5]. Позднее (с 1 января 1771 г.) откупщиком в Иркутской губернии был обер-директор Яковлев. Такие крупные откупщики, в свою очередь, сдавали откупы более мелким, получая значительный доход. Ограничивая круг лиц крупных откупщиков, правительство пыталось максимально контролировать процесс поступления денег с винного откупа в казну.
Серьезные изменения в виноторговле последовали в связи с указом Сената от 19 сентября 1775 г. Этим указом было повелено сдавать винокурение на откуп по четырехлетиям, определяя цену откупа «по сложным», т. е. по средним, ценам за предшествующее десятилетие. Уже в январе 1777 г. Сенат объявил вызов желающих принять на себя винный откуп во всех частях государства[6].
На казенных заводах широко использовался подневольный труд ссыльных, а также местных жителей, приговоренных судом к отрабатыванию казенных «доимок».
Александровское селение возникло в середине XVIII в. как винокуренный завод. Интересен вопрос о датировке его основания. Иркутский архитектор, географ, геодезист и летописец А.И. Лосев в начале XIX в. отмечал, что «о начальном заведении сего и прочих винокуренных заводов, по случаю (в 1789 г.) сгорения дел бывшей казенной палаты до времени вступления их (в 1786 г.) в казенное ведомство, от содержателей на аренде надворного советника Медведева и капитана Голикова, нет никаких сведений»[7]. Ф. Кудрявцев в своей книге «Александровский централ» также говорил, что точная дата появления Александровского винокуренного завода неизвестна, о нем упоминал академик Георги в описании своего путешествия по Европейской России и Сибири в 1772 г. Не установили время его возникновения и последующие исследователи[8].
При изучении материалов Государственного архива Иркутской области нам удалось обнаружить документ, текст которого гласит: «Завод этот (речь идет об Александровском винокуренном заводе. – А.Г.) построен в 1757 г. и находился в частном содержании на откупе…»[9]. Откупщиками-арендаторами были упоминавшиеся выше Медведев и Голиков. Из приведенных текстов следует, что Александровский винокуренный завод был казенным и сдавался откупщикам в аренду. Создание его произошло в период, когда откупщиком по продаже вина по всей Иркутской провинции стал обер-прокурор Александр Иванович Глебов. А кем же были Медведев и Голиков?
В летописи и архивных документах нет инициалов этих людей.
Фамилия Голикова вспоминается вместе с фамилией Г.И. Шелихова. Иван Ларионович Голиков – курский купец, живший в Иркутске, занимался винным откупом, являлся крупным откупщиком в Иркутской губернии. Некоторое время, в 1778–1779 гг., у него служил приказчиком Г.И. Шелихов, затем они стали компаньонами. Вроде бы кандидатура подходящая, если бы не одно «но». В летописи указывается на то, что Голиков был капитаном, и это не должность, и не профессия, а его чин. И.Л. Голиков капитаном никогда не был, но у него был племянник – Михаил Сергеевич Голиков, который так же, как и дядя, занимался винным откупом и являлся компаньоном Шелихова. Но самое главное, он имел чин капитана. 10 мая 1779 г. М.С. Голикову по указанию Г.А. Потемкина дан армейский чин капитана за вывоз на поселение в Новороссию 150 семей. Патент на чин он не получил, но в 1780 г. был определен во Второй Оренбургский драгунский полк, в списках которого не значился, лишь номинально считаясь офицером. М.С. Голиков был хорошо знаком с Г.Р. Державиным, который посвятил ему стихотворение «К первому соседу». На средства Голикова в 1785–1787 гг. издан объемнейший труд М.Д. Чулкова «Описание Российской коммерции». Голиков имел винные заводы в Тарском, Исецком и других уездах. Вот такой интересной личностью был один из арендаторов Александровского винокуренного завода[10]. К сожалению, о втором арендаторе, надворном советнике Медведеве, мы никаких данных не обнаружили. Возможно, что он происходил из фамилии тобольских предпринимателей Медведевых[11]. Думаем, что и о нем со временем сведения будут найдены.
Мы не располагаем описанием завода в начальный период его деятельности, но чтобы у читателя сложилось представление о принципах действия винокуренных заведений того времени, приведем описание одного из них, который находился около Иркутска. Текст принадлежит известному ученому, члену Петербургской академии наук Иоганну Георгу Гмелину. В 1733–1743 гг. он посетил ряд мест Западной и Восточной Сибири, в том числе и Иркутскую губернию, а вернувшись в Германию, в 1751–1752 гг. опубликовал свои сибирские записки. Описание завода относится к более раннему периоду, чем время создания Александровского завода, но мы считаем, что оно в нашем рассказе уместно, т. к. за такой короткий исторический промежуток технология и процесс выкуривания вина практически не изменились. 28 сентября 1735 г. Гмелин поехал в Каштак* на винокуренный завод, находящийся в шести верстах от Иркутска. Предоставим слово ученому: «Мы выехали через монастырские ворота, оставили с левой стороны Девичий монастырь и принадлежащую ему деревню и через гористую местность и сосновый лес прибыли в находящийся в долине Каштак. Там имеется 37 перегонных кубов в одном ряду, и из каждого ведут две трубы, лежащие в желобе, по которому постоянно течет свежая вода… Водка течет по трубам в кадку, поставленную к каждой паре труб. Напротив перегонных котлов, но на более высоком месте, в один ряд поставлены 8 деревянных бочек, в которых бродит солод*. Каждая бочка вмещает 147 пудов солода, а заправляются одновременно две из них. В каждую бочку, через засыпанный туда солод, пускают столько кипятку, пока он на несколько футов не покрывает последний. Кипяток из большого котла пускают через желоб. Как это требует время года, добавляют из этого котла теплой воды, чтобы поддерживать брожение. Это длится обычно три дня. Когда брожение закончилось, добавляют холодной воды, пока бочки не заполнятся почти до края. На четвертый день начинают перегонку, и две бочки опустошаются за 24 часа. Водка не лучше и не крепче, чем молочная водка языческих народов и, вероятно, по этой причине ее называют аракой, как называют язычники свою водку. Через повторную перегонку из нее делают вино или настоящую водку. Чтобы сделать крепкую водку, ее еще раз перегоняют. Семь перегонных котлов достаточно, чтобы полученную араку превратить в вино… Имеется три таких винокуренных завода, принадлежащих его Императорскому величеству и снабжающих всю Иркутскую, Илимскую и Селенгинскую области. Тот, который мы осмотрели, называется первым Каштаком, так как он ближе всех к городу; более отдаленный, имеющий 53 перегонных котла, называют средним, а самый отдаленный, снабженный 60 котлами, последним. До этого частные лица содержали винокуренные заводы и отпускали водку за определенную плату в казну. Но канцелярия, воеводы и эти частные лица слишком много получали прибыли. И хотя казна особенно от этого не страдала, страдал народ, т.к. водка была в два раза дороже, чем должна была стоить. Поэтому теперь все винокуренные заводы принадлежат его Императорскому величеству… Если бы улучшить устройство, водку можно было бы отпускать за половину нынешней цены, если только соблюсти определенную температуру брожения и не допускать, чтобы при перегонке так много улетучилось. Я пошел в чулан, где хранится водка и где за пять минут можно потерять сознание из-за спиртных испарений. Кадки, куда стекает водка, имеют в диаметре по меньшей мере один фут и стоят открыто, и трубка кончается на высоте в полфута над кадкой. В камере, куда стекает арака, все так же, и хотя запах не так уж силен, можно все же видеть, что много улетучивается. А так как в гуще солода, в самом низу бочки, содержится больше всего спирту, было бы разумно этот осадок перегонять отдельно. Таким путем можно было бы сразу получить водку. Но когда даешь такие советы, отвечают: "Как делали наши деды, так и мы продолжаем"»[12]. Вот так обстояло дело с винокуренным производство в первой половине XVIII в. Интересно отметить в приведенном тексте, что Гмелин упоминает о трех казенных винокуренных заводах, трех Каштаках. Возможно, что один из них – это будущий Александровский винокуренный завод, и тогда указанный выше год основания (1757 г.) не верен, или это время какой-то модернизации завода, или речь идет о совершенно ином заводе. Ответить на данные вопросы из-за отсутствия документов невозможно, поэтому мы будем придерживаться выявленной нами документально даты.
В 1786 г. (по другим данным, в 1787 г. – А.Г.) завод поступил в казенное ведомство.
В это время в Иркутской губернии находилось несколько казенных винокуренных заводов: александровский, илгинский (писалось также «ильгинский». – А.Г.) и николаевский. Упоминавшийся выше илимский завод прекратил свою работу после передачи его Глебову, а в 1773 г. бездействующим был продан с торгов.
В 1789 г. состоялось повеление о приведении казенных заводов «в такое состояние, чтоб на оных, на всех вместе взятых (во всей стране. – А.Г.) можно было бы выкуривать 1 500 000 ведер (вина. – А.Г.). Главное попечение по управлению казенными винокуренными заводами возложено на директоров соляных и винных экономий в губерниях»[13]. Выкурка вина определялась от 5 до 5 ½ ведер из 6 пудов ржи и 1 пуда овса. В Иркутскую губернию приказано было отправить хороших винокуров, чтобы улучшить выход вина. На всех здешних заводах устанавливалось производить 130 000 ведер[14]. В это время Александровский винокуренный завод имел «две варницы, каменную, построенную в 1782 г., оцененную в 3 500 рублей, деревянную, построенную в 1778 г., оцененную в 50 рублей, и прочие строения, как то: плотины, мельницы, магазейны, молотовая и дома для чиновников и служителей, большей частью ветхие…»[15].
В 1791 г. на заводе была построена новая деревянная варница. К концу XVIII в. относится описание, принадлежащее А. И. Лосеву: «Александровский винокуренный завод в Кудинском комиссарстве, от губернского города в 61 версте, между гор, на довольно открытом месте, при ключах, вытекающих из горы. Заводом занимаемое местоположение выгодно для винокурения по свойству вод ключевых, по удобности получения хлеба из множества окружающих его селений, по избытку леса на строение и дрова, для выпуска скота и для покосов способности. При оном заводе винокурня с прочими строениями деревянная. В каменном заводе: браговарных 39, винных 12 кубов, каждый вмещает по 80 ведр, на которых положено выкуривать ежегодно до 94 700 ведр. Курят се вино с сентября по июль, то есть около девяти месяцев»[16].
Начиная с Павла I, в хозяйстве России складывается такое положение, «когда казенные фабрики, и особенно казенные винокуренные заводы, призваны были содействовать созданию и местной промышленности, и местного рынка для сельскохозяйственной продукции»[17].
В январе 1802 г. (по другим данным, с 1 января того же года. – А.Г.) Александровский завод, так же, как Николаевский и илгинский, был закрыт из-за дороговизны ржаного хлеба. Цена на этот хлеб поднялась до 1 руб. 30 коп. за пуд и даже до 2 руб. 30 коп.[18]. Завод простоял бездействующим до 20 июня 1804 г.[19]
В 1806 г. иркутским губернатором назначается Н. И. Трескин. Он довольно много внимания уделил состоянию винокурения в губернии. Как отмечал сам губернатор, при вступлении его в управление Иркутской губерний он «нашел здешние винокуренные заводы в известном высшему начальству расстроенном состоянии, и видя, что на сею, столь важную часть, которая составляет первейший государственный доход в здешней губернии, не было обращаемо никакого внимания»[20], решил «для пользы казны» принять на себя труд для восстановления винокурения.
Для того, чтобы оценить, на что были направлены усилия губернатора, приведем описание состояния Александровского завода из отчета Н. И. Трескина об управлении Иркутской губернией в 1806–1812 гг. «Ветхая каменная винница, поддерживаемая со всех сторон подпорками так, что ежели бы одна из них упала, то вся винница должна была разрушиться – стены ее расселись и вдались частию внутрь и частию на наружную сторону; полы сгнили и вода беспрестанно бежала из ключей под бассейнами или трубницами – другая деревянная винница столь же ветхая и неудобная в расположении своем.
Материальный амбар, котельная, две бочкарни – все сгнившее и во многих местах развалившиеся.
Каменный винный магазин ветхий, построенный на болотистом месте и совершенно неудобный для хранения вина; поелику от всегдашней сырости в оном была весьма большая усышка и утечка вина. Мельничные плотины, а особливо одна из них заводская, были весьма непрочны; пруд заводской от невнимания правителей засорен бардою, от чего мельницы действовали безуспешно, доказательством чего может служить одна Никольская мельница, на которой вымалывалось хлеба не более 30 пудов в сутки, от чего потребный на винокурение хлеб перемалывался большею частью на партикулярных мельницах с платою от казны по 11 коп. с пуда и более.
Дом для правителя завода, по ветхости своей и неудобному расположению требовал перестройки; и прочие заводские строения как то: солодовня, солодосушительная, овины и тому подобное находились в таком же положении»[21].
Трескин энергично взялся за работу. Первый опыт строительства новой винницы был проведен на Николаевском винокуренном заводе, после чего обратились к реконструкции Александровского, как самого главного.
Постройка Александровской винницы производилась под наблюдением бывшего коллежского асессора губернского правительства Цитовича, а для соблюдения правильности во внутреннем ее расположении и «для наблюдения за прочностью и удобством медной и деревянной посуды, за конструкциею печей и прочим, что токмо составляет удобства в винокурении… употреблен был много опытнейший в сем деле бывший чиновник Смирнов». В феврале 1810 г. возведение новой винницы было начато, а в октябре того же года полностью закончено. Она обошлась казне в 41 799 руб. 47 ½ коп.
Помимо самой винницы, которая, по мнению Трескина, после всех работ стала образцовой, на заводе были произведены также следующие мероприятия: исправлены и укреплены плотины, расчищен засоренный бардою заводской пруд, «в семи местах, где токмо нужно было, проведены канавы, и особенно вокруг винницы сделан ров, который соединен с прудом, и тем винница приведена в совершенную безопасность от наводнения». По недостатку хлебных магазинов (хлебных хранилищ) построили два новых корпуса для помещения от 120 до 140 тыс. пудов зерна. Вместо ветхого и неудобного каменного винного магазина построен новый деревянный для 24 360 ведер вина, который вокруг был обнесен рвом от наводнений. Помимо главных построек производились и мелкие, но необходимые для завода, – бочкарная, разные мастерские, кирпичные сараи и тому подобное[22].
Таким образом, винокуренные заводы, а в особенности Александровский, за время правления Трескина были приведены в надлежащий порядок, хотя и со значительными затратами, повлекшими, впрочем, за собой усиление их деятельности.
По донесению Трескина, выкурка вина на заводах губернии до прибытия его в Иркутск была не более 4 ½ ведер из 9 пудов четверти. Объяснялось это отсутствием здесь сведующих мастеров. Поэтому губернатор в 1805 г. просил винного откупщика Передовщикова дозволить его поверенному Болотову помочь казне в деле винокурения на Александровском заводе, а казенная экспедиция вошла в соглашение с Передовщиковым, чтобы тот взял на себя изготовление вина на этом заводе. Передовщиков согласился, выговорив себе льготные условия. Но Трескин решил «задавить» Передовщикова и, добыв новых винокуров, довел выкурку вина на Александровском и Николаевском заводах до 5 6/8 ведра без барды*, а с бардою – до 6 ведер.
В 1807 г. винный откуп по Иркутской губернии, как и по всей Сибири, был оставлен за Передовщиковым, но известие об этом задержалось с прибытием в Иркутск, что побудило Трескина оставить откуп за казной и сдать его с торгов уездным откупщикам. Прибывшая в город жена Передовщикова оспорила такое решение губернатора, но вместо удовлетворения ее законных требований Трескин предложил ей отказаться от откупа добровольно. На последовавший отказ Трескин обвинил Передовщикова в злоупотреблениях, в даче взяток чиновникам, в несвоевременном взносе денег, в держании при питейной продаже ссыльных, что было запрещено законом, и в самоуправных действиях по Александровскому и Илгинскому заводам. Состоявшийся над Передовщиковым суд, приговорил его к каторжным работам.
Из отчета Трескина об управлении Иркутскою губерний за время с 1806 по 1812 г. видно, что на местных заводах в среднем выкуривалось вина:
в 1806 г. – по 4 5/8 ведра с четверти;
в 1807 г. – по 5 ведер с четверти;
в 1811 г. – по 5 5/8 ведра с четверти[23].
На самом же Александровском заводе в 1809 г. произведено 106 664 1/8 ведра вина, на что потребовалось ржаной муки – 173 844, солоду – 12 672, хмеля – 226 пудов 26,5 фунтов, дров – 28 998 сажень. В курении вино обошлось казне по 1 руб. 33,5 коп. ведро[24].
О доходности винокурения в губернии в это время можно судить из того же отчета губернатора Трескина.
выкурено вина (кол-во ведер) |
обошлось казне |
выручено денег от продажи |
получено прибыли |
1803–1807 гг. |
|||
425 584 |
668 312 руб. 62 коп. |
2 174 805 руб. 53 ¼ коп. |
1 506 492 руб. 90 ¼ коп. |
1805–1811 гг. |
|||
677 239 ¼ |
940 056 руб. 86 ¼ коп. |
4 186 094 руб. 2 коп. |
3 246 037 руб. 15 коп.
|
Сравнивая эти цифры, нужно учитывать, что в 1803 г. заводы из-за дороговизны хлеба практически не работали. Да, к тому же, эти цифры официального отчета были, вероятно, не совсем точны, потому что к приезду в Сибирь в 1819 г. М.М. Сперанского на Трескина поступили доносы по поводу его злоупотреблений по винокурению. Хотя питейные сборы и досмотр за винокурением по закону лежали на казенной палате, Трескин, облеченный доверием генерал-губернатора Восточной Сибири Пестеля, уходил от всех установленных форм сношения с казенной палатой и не хотел рассматривать вопросы о винокурении в общем присутствии. Такое отношение к делу вызвало жалобы на него в Петербург, и комитет министров вменил Трескину 16 января 1814 г. в обязанность обсуждать вопросы по питейному откупу в общем присутствии с казенной экспедицией. Но Трескин не выполнил это решение, а действовал по-прежнему самостоятельно, вплоть до прибытия Сперанского[25].
Рабочими на сибирских винокуренных заводах были ссылаемые на каторгу. Надзор за ними в Иркутской губернии возлагался на казаков. Так, до прибытия в Иркутск губернатора Трескина в Александровском заводе числилось 440 каторжных, и для надзора за ними состояло 30 казаков. Трескин усилил этот надзор переводом уездной команды из Балаганска[26]. О положении рабочих на винокуренных заводах дает нам представление С. В. Максимов. По его словам, «там круглый год тяжело было жиганам*, обязанным подкладывать дрова в печь и, стало быть, целые сутки стоять у огня в тесном подвале, среди нестерпимой духоты, около удушливого печного жара. Здесь значение каторги сходствовало с тем, которое давала соляная варница и получала разительное подобие, когда припомним то обстоятельство, что каторжный рабочий – не вольнонаемный. По отношению к нему нет уже никаких уступок, ни вынужденных, ни естественных: возвышенной платы он не требовал, от тяжелой работы не отказывался… Зимою, во время холодов, заводская винокуренная каторга всею тяжестью налегала на заторщиков*, обязанных чистить квашни, промывать в них прилипшее к стенкам этого огромного ящика тесто, когда намоченные руки знобило едким, невыносимым ознобом, когда рабочий от пребывания в пару, постепенно охлаждаемом, успевал даже закуржаветь, т.е. покрыться инеем, до подобия пушистой птицы. Последствия известны врачам и даже дознаны на практике: это постоянная дрожь во всем теле, отсутствие аппетита и лихорадка, которую сначала больные презирают, а оттого вгоняют ее в тело глубоко и близят последнее к гробовой доске. Нередко последняя накрывала рабочих, опущенных в лари, где бродила брага, прежде чем выходил оттуда весь углеродный газ, накопившийся во время брожения браги; рабочие эти там задыхались, и их на другой день выносили оттуда уже мертвыми и холодными трупами… В теплую погоду… заторщикам лучше, но зато тяжело бывает ледоколам и ледорезам (первые мельчат льдины, для охлаждения чанов с дрожжами и суслом, на реке, вторые – на заводе). Постоянная сырость, всегдашняя мокрота, гноя платье и давая в результате почти те же болезненные припадки, портила и ослабляла самый крепкий организм»[27].
Губернатор Трескин для надзора на заводах ввел военизированный порядок, расквартировав воинские команды, установив сложную иерархию надзирателей, введя систему шпионажа и наушничества. 1. Все положенные по штату рабочие разделялись на десятки. 2. В каждом десятке рабочих вводился старшина, или десятский, из их же среды, по выбору правителя завода (разумеется, что десятский должен был быть лучшего поведения). Должность десятского состояла в следующем: смотреть за поведением каждого из своего десятка во время, когда люди свободны от работ, знать чем именно каждый занимается и где находится (ни один из десятка не смел отлучиться без разрешения десятского из своего дома). Десятский должен был в совершенстве знать все семейство каждого, его хозяйство, имущество, знать всех его знакомых. В назначенное начальством время десятский представлял своих подчиненных на вечернюю перекличку, после чего распускал всех по домам, проверял их присутствие дома. А утром представлял на утреннюю перекличку. Во время работы он неотлучно наблюдал за своими людьми, принуждая ленивых трудиться, ему было дано право наказывать на месте. Таким образом, десятский имел полный контроль над вверенными ему рабочими. Он обязан был доносить своему надзирателю о пьянстве, воровстве, намерении к побегу членов своего десятка, был полностью ответственен в случае побега кого-либо из них. Он строго наказывался правителем завода, никакие оправдания с его стороны не принимались. Карался десятский и за недоносительство. 3. За десятскими и их десятками наблюдали надзиратели из казаков, которые несли ответственность перед пятидесятником, а тот был ответственен перед правителем завода[28]. Приведя некоторые из положений, мы не будем пересказывать всю систему надзора, отметим только, что эта система была достаточно детализирована и продумана, но полностью от побегов не спасала.
Граф Сперанский, назначенный в 1819 г. Сибирским генерал-губернатором, на первых порах своей деятельности произвел тщательную ревизию всех отраслей управления Сибири. Были составлены списки обвиняемых в различных злоупотреблениях, куда вошли 676 человек, и по каждому из них были определены меры взыскания. Имелись в этих списках и люди, непосредственно связанные с Александровским винокуренным заводом: правитель завода коллежский секретарь Виноградский, хлебоприемщик губернский регистратор Токарев, рабочий Семенов[29].
Александровский винокуренный завод обслуживался трудом уголовных каторжных. В первое тридцатилетие XIX в. на нем появляются и политические. Первым из них, по мнению Ф. Кудрявцева, можно считать мастерового Ижевского завода (на Урале) Николая Сметанина. К сожалению, сведения о нем чрезвычайно скудны. Известно только, что он «за нарушение присяги и неповиновение властям» был наказан 70 ударами кнутом и сослан в каторжную работу.
В 1826 г. сюда прибывают декабристы: Артамон Муравьев, Василий Давыдов, братья Андрей и Петр Борисовы. Они пробыли в заводе недолго, всего около пяти недель в сентябре-октябре, в работах не участвовали, а вскоре их отправили в Забайкалье. В 1830-е гг. на завод привезли несколько участников польского освободительного движения. Среди них был один из руководителей повстанцев – Петр Высоцкий[30].
Нельзя не сказать и о «первом декабристе» В.Ф. Раевском, чье имя долгие годы было связано с Александровским винокуренным заводом. Он поселился в с. Олонки, находившемся в 15 верстах от завода, и взял в 1828 г. подряд на перевозку вина. О виноделии и продаже вина Раевский имел некоторое представление с юности. Его отец владел в Курской губернии винокуренным заводом. Некоторое время будущий декабрист жил в имении отца и, помогая ему, изучил особенности производства и порядок продажи вин. В общей сложности, более двадцати лет занимался Раевский поставками вина из Александровского завода во все места Иркутской губернии, Забайкалье и Якутскую область. Для удобства ведения откупа Владимир Федосеевич даже приобрел домик в заводе и подолгу там жил, а его старшая дочь была замужем за смотрителем завода К. О. Бернатовичем[31].
Винокурение в начале века производилось мастерами, выбираемыми из ссыльных, которые были знакомы с этим делом в России или выучились уже в заводе. Им давали по 250 руб. ассигнациями в год и сверх того, в виде награды, по 8 коп. с каждого излишне выкуренного ведра вина. «Производство шло, по старинному, весьма дурно: в деревянных бражных кубах, устроенных по обыкновению каштаков; при жестоких морозах терялась спиртуозность, вылетавшая в спаи досок. При морозах (в декабре и январе) выходы вина уменьшались: морозы мешали быстрой работе, мешала делу и посуда, не успевшая обдержаться. Винокуры часто менялись за злоупотребления, которые происходили частью по их неопытности, частью злонамеренно. Из четверти хлеба не выкуривалось больше 6 ведер; явившиеся из России евреи успели выучить добывать 7 ведер, впоследствии дошли до 7 1/8 и до 7 1/5… Голодные и голые рабочие для поддержки своего утлого существования принуждены были измышлять различные хитрости, чтобы уворовать вино, бежать с ним из завода и начать кортомничать где-либо по соседству. Воровали спирт и полугарь*, просверливая дыры в трубах, по которым идет вино. Бывали времена, что по причине скудного урожая хлеба придумывали для рабочих хлеб из барды…»[32].
В 1828 г. был выстроен новый деревянный корпус винницы[33].
В 30-х годах XIX столетия завод посетил генерал-губернатор Восточной Сибири С. Б. Броневский, отметивший в своих мемуарах, что «Александровский винокуренный завод, выкуривающий что-то более 200 тыс. ведер устроен по старой методе. Положение рабочих… оказалось самое печальное»[34]. Броневский высказал свои замечания управляющему по поводу содержания рабочих и их питания. Через некоторое время генерал-губернатор вновь посетил завод. Многое было исправлено, но многие недостатки остались. Управляющий был уволен.
В 1835 г. в заводе была освящена деревянная во имя Николая Чудотворца церковь, строительство которой началось в 1828 г. на деньги «доброхотных дателей с суммою, Всемилостивейше пожалованною»[35]. До этого времени завод принадлежал к приходу села Олонского, находящегося в 15 верстах от него. Олонский священник один-два раза в месяц приезжал в завод и совершал вечернее богослужение для жителей и каторжных, сначала – в доме управляющего, а затем в специально построенной часовне, очень тесной и холодной[36].
С течением времени ряд казенных винокуренных заводов Иркутской губернии стал работать в ущерб себе, увеличивая цену вина. Это заставило правительство закрыть Михайловский завод за Байкалом, Николаевский (в 1832 г.) и Илгинский (в 1845 г.).
В 1837 г. последовало Высочайшее повеление о том, чтобы снабжение сибирских откупов вином основывать преимущественно на частной промышленности. Но это постановление не могло было быть приведено в жизнь в одночасье. Существовавшие в Сибири частные заводы были устроены откупщиками единственно потому, что казенные не могли выпускать необходимое количество вина из-за своей технической отсталости. Частные заводы находились в неудовлетворительном положении в связи с дороговизной производства, резкими скачками цены на хлеб и его перевозку, недостатком рабочих рук, т.к. вольнонаемных работников в Сибири в это время находить было трудно. Причиной являлось и наличие множества более верных и выгодных предметов приложения частных капиталов, чем устройство и содержание промышленного винокурения. Но, вероятно, главным обстоятельством было то, что казенные заводы, используя не вольнонаемный труд, а труд ссыльнокаторжных, и раскладывая свои издержки на большее количество вина, производили его с меньшей себестоимостью, чем частные лица.
В 1844 г. винокуром Григорием Ефимовичем и его сыном Федором Григорьевичем Сафроновыми, произведено переустройство Александровского казенного винокуренного завода «из огневого на паровое действие», но «самое здание винницы, построенное в 1828 г., осталось без перестройки…»[37].
Александровский завод, увеличив производство, стал без затруднения удовлетворять потребности в вине всех мест, куда шла продукция закрытых заводов. Он избавил казну от лишних издержек и выкуривал вино с наименьшими расходами. Хлеб привозили крестьяне и инородцы прямо на базар, тем самым избавляя заводскую администрацию от сложных операций по закупке. Иркутский и Нижнеудинский округ снабжали завод хлебом в таком достатке, что бывали времена, когда пуд хлеба продавали менее, чем за 10 коп. в урожайные годы; по 24–25 коп. – в годы среднего урожая; в неурожай цена доходила до 90 коп. Завод мог выкуривать свыше 500 тыс. ведер, и казна получала прибыль около миллиона рублей. До поступления завода в казну (в 1787 г.) в нем были рабочие из ссыльных, с переходом в казну, ему, кроме дроворубов и бочкарей, было определено иметь 154 каторжных. Но так как потребность в людях гораздо превышала назначенное число, то оно постепенно увеличивалось и к началу 1850-х гг. дошло до тысячи человек[38]. В это время завод снабжал вином Иркутскую губернию и Якутскую область.
Постепенно с развитием завода росло и Александровское селение, в котором размещались на жительство и казенные крестьяне, а также отбывшие свой срок каторжники. С. В. Максимов, давая в своей книге «Сибирь и каторга» описание поселений вокруг заводов в 40-е годы XIX в., писал: «… все селения ссыльных приметно застроены, все тюрьмы каторжные окружены большим количеством домов, множеством улиц. Большой Нерчинский завод – целый город, перед которым город Нерчинск уступает в величие и населенности. Хорошего и сильного соперника этому городу мы встречаем в Петровском, Александровском и Усольском заводах»[39]. Согласно клировым ведомостям, в 1845 г. в заводе числилось 338 дворов, где проживало 1676 душ мужского пола и 885 женского. Все православные. Помимо этого, было 7 еврейских дворов (26 мужчин и 16 женщин) и 8 татарских (45 мужчин и 14 женщин). Итого 2662 человека[40]. В 1843 г. здесь открылась больница на 75 мужских кроватей, 10 женских и 15 для нижних воинских чинов. Первоначально содержалась за счет заводских сумм. С 1852 по 1867 гг. больница находилась на содержании арендаторов завода, с 1868 по 1872 г. – на казенном счету. В больнице работали один лекарь (врач) и два лекарских ученика. Интересен отзыв о ней председателя Иркутской казенной палаты П. Кокуева, посетившего больницу в 1858 г. в ходе ревизии завода. «Заводская больница, заведываемая врачом Здановичем, найдена г. Председателем вообще по всем отношениям в самом удовлетворительном положении». Это было деревянное здание длиной 26 и шириной 8 саж., при котором существовала аптека[41].
В 1847 г. построено приходское училище, деревянное здание длиной 6 и шириной 5 ½ саж., в котором преподавал местный священник, за что завод платил ему жалованье[42].
В 1852 г. завод отдан в арендное содержание Почетному гражданину Ефиму Михайловичу Медовикову[43] и находился у него и его контрагента* Алексея Сергеевича Юдина[44] до 1866 г. Е. М. Медовиков на свои деньги в период 1853–1854 гг. возвел новую каменную винницу, которая после закрытия завода в 1866 г. была перестроена в тюрьму.
По распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Муравьева после передачи завода в аренду Медовикову острожных и кандальных каторжных перевели на Иркутский солеваренный (в Усолье) и Петровский железоделательный заводы, оставив 400 человек по контракту для винокура и 200 для завода, т.е. одни оставались за казной, другие передавались контрагенту. Положение тех и других было различным. Казенные ссыльные получали 3 рубля ассигнациями и два пуда муки в месяц, контрагентские – до 3 рублей серебром. Однако вышло так, что казенные, оставшиеся на задельной плате, стали жить лучше, в особенности те, которые знали какое-либо мастерство. Немастеровые старались приписаться к какому-либо из семейств, жители завода охотно принимали ссыльных к себе на квартиры и «довольствовали их харчевым содержанием без платы, получая от них один только провиант». Кроме этого, устроившиеся на квартирах обязывались помогать в домашнем хозяйстве старожилам. Ссыльные имели еще возможность зимой работать на заводе по вольному найму за 50 коп. в сутки, а летом, когда с половины мая до половины августа прекращалось винокурение, большая их часть находилась на заготовке леса для бочек, получая от 4 до 6 руб. в месяц. Из ссыльных также выбирались самые благонадежные на особые работы с жалованием, согласно штату, например, нарядчик получал 70 руб., медяки* – 150 руб., кузнецы – 60 руб., плотники, мельники и солодовщики – 50 руб., браговары – 40 руб. в год. Усердные рабочие, прожив один-два года, имели возможность купить домик и завести собственное хозяйство. При этом каторжные женились на дочерях каторжных, раньше поступивших в завод и уже обзаведшихся домами и семействами.
Трудно сегодня по разноречивым данным судить о положении работавших на заводе. С. В. Максимов отмечал, что ссыльные от контрагентов чаще пускались в бега: им не давали порядочной одежды, в самые сильные морозы водили почти босыми; получая по 6 руб. ассигнациями в месяц, ссыльные платили по 4 руб. за еду и за квартиру; одежда выдавалась им под жалование. Представитель же контрагента Медовикова купец Юдин в своем обращении к смотрителю завода сообщал: «Большая часть рабочих… хорошо одеты и ни в чем не нуждаются, тем же рабочим, которые нуждаются, всегда выдается из конторы в пособие на обзаведение одежда и даже самую одежду впредь под жалованье… рабочие же, преданные пьянству, карточной игре и лености, всегда и во всем нуждаются, ничем не довольны, жалуются и утруждают начальство…»[45].
Находящимся при работах на виннице винокур был обязан давать винную порцию. На заводе существовал овощной огород, ссыльным выдавались капуста, говядина, крупа и картофель. Семейным и обзаведшимся хозяйством на содержание свиней выдавалась барда. Барда выдавалась и для лошадей, чьи хозяева составляли особый разряд – коннорабочих. Получая пособие от казны в лесе и материалах, а также лошадьми, некоторые ссыльные были в состоянии нанимать, например, для возки дров других ссыльных, беднейших. В свободное время ссыльные могли наниматься к крестьянам, сдающим на завод хлеб, носить мешки за договорную плату[46].
Интересно отметить количество бежавших с Александровского винокуренного завода: в 1833 г. их было 633 человека, в 1834 г. – 770, в 1835 г. – 754, в 1836 г. – 591, в 1837 г. – 293, в 1838 г. – 32, в 1839 г. – 76, в 1840 г. – 40, в 1841 г. – 71, в 1842 г. – 82, в 1843 г. – 98, а за период с 1 января 1846 г. по 1 ноября 1859 г. – 1013 мужчин и 19 женщин, что в среднем составляло 74 человека в год. Уменьшение числа побегов объяснялось уменьшением количества присылаемых на завод рабочих и ослаблением тюремного надзора. Возвращалось на завод добровольно или принудительно крайне незначительное число сбежавших[47]. В 1860 г. с января по август сбежало 86 человек, в том числе 3 человека состоящих в ведении казны и 83 от контрагента. Побегов было много, но, по отзывам самих каторжников, «содержание, им положенное, доходит до них исправно и претензий никаких [они] не имеют»[48].
Е.М. Медовиков, подписывая контракт на аренду завода, брал на себя обязательства выстроить каменную паровую винницу на каменном фундаменте, с железной крышей и «где потребно, для безопасности, со сводами, на ежегодную выкурку пятисот тысяч ведер вина, считая на полугарь в двойном спирте, расположив оную несколько ниже нынешней винницы…»[49].
Закладка фундамента новой винницы была произведена в мае 1853 г., место для которой лично осмотрел генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев. Оно находилось вблизи большой дороги, шедшей от существовавшего завода к Ангаре, с левой стороны, на расстоянии 677 ½ саж. от действовавшей винницы. Вода от ключей, питавших завод, проводилась по деревянным трубам самотеком. Строили завод каменщики и плотники, приглашенные из Нижегородской и Владимирской губерний. Железо для связей и кровельное было доставлено с Верхне-Исецкого завода Г. Яковлева. Казенная палата определила наблюдать за добротностью материалов и прочностью постройки архитектора Кошкарова. Основной надзор за работами осуществлял сам Е. М. Медовиков, который имел опыт такого строительства. Освидетельствовавший в сентябре 1853 г. состояние дел инженер И. Шац в своем рапорте отмечал: «…работы как каменные, так и плотничные, производятся по всем правилам искусства опытными и вполне знающими свое дело мастерами…, с особенным старанием сохранения прочности во всех частях возводимого здания, даже с соблюдением возможной изящности и под надзором самого контрагента Медовикова…»[50]. В августе 1854 г. все было закончено, и новая винница пущена в действие. Казенная палата приняла завод с возможной годовой выкуркой вина до 613 000 ведер[51].
В связи с отсутствием каких-либо изображений отстроенного завода и возможности увидеть его в том виде, каким он был в середине XIX в., до перестройки в тюрьму, интересно привести его описание. «Каменная паровая винница с железною крышею устроенная на ежегодную выкурку в двойном спирте 500 т. ведер, а при усиленном производстве до 700 т. ведер вина, считая на полугарь; и состоящая из двух в связи корпусов: главного и заторного, из коих первый длиною на 44 саж., шириною на 12 саж и 2 арш. с пристройкою при нем для помещения спиртовых труб и последний, длиною на 29 саж. 4 арш. и шириною на 14 саж. 1 арш. с пристроенным к нему по длине и ширине для подвоза к заторам хлеба и льда въездом длиною в 41 саж. 2 арш. и шириною от 3 ½ до 4 ½ саж., вышиною же оба корпуса от земли до верхней крыши 8 ½ саж»[52].
2 февраля 1858 г. Е.М. Медовиков умирает. По доверенности от его наследников заводом продолжает управлять А. Юдин.
К 1860 г. Александровский завод являл собой достаточно крупное селение. Число его жителей составляло 1536 лиц мужского пола и 1146 – женского, из которых 403 были заняты в винокурении. Насчитывалось 521 здание, из них 472 частных. Александровский винокуренный завод вырабатывал продукции на 2 449 154 руб. Важно отметить, что все заводы и фабрики Иркутской губернии выпускали продукции на 2 832 533 руб. 11 коп.[53]. За выкуренное вино деньги арендатору платила казна.
Совершавший в 1858 г. ревизию завода председатель Иркутской Казенной палаты П. Кокуев «…нашел по всем частям заводского управления отличный порядок и чистоту, что относится к особенной заботливости и усердию к службе г. Смотрителя завода Бернатовича»[54].
Заводу принадлежало значительное количество земли: под лесами 12 615 дес., под казенным покосом – 316 дес., под пашнями в частном владении – 296 дес. и под покосами в частном владении – 180 дес. Лесная дача завода была разделена на 36 правильных кварталов[55].
В марте 1864 г. завод без торгов отдан В. Е. Медовикову и А. С. Юдину (прежним контрагентам)[56].
В 1866 г. на завод прибыли участники польского восстания 1863 г.[57].
1 сентября 1866 г. Александровский винокуренный завод был остановлен и винокурение на нем прекращено[58].
Причины его закрытия не вполне ясны. С одной стороны, контрагент Юдин предлагал казне приобрести у нее завод и продолжить на нем производство вина. С другой – местные власти доказывали правительству ненужность сохранения на нем винокурения и необходимость переоборудования его в тюрьму. 10 января 1867 г. генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Корсаков в письме на имя Министра Внутренних дел писал: «Александровский винокуренный завод с развитием частной промышленности утратил всякую цену. В последнее время, несмотря на самые выгодные предложения, не явилось желающих взять его на аренду. В начале введения акцизной системы, когда не было еще частных заводов, бывший арендатор завода купец Юдин предлагал за него 100 тыс. руб. сер., но Министерство финансов из опасения монополии на эту продажу не дало своего согласия. Между тем Юдин, не считая удобным терять время, нашел для себя более выгодным устроить свой собственный по новой, улучшенной системе винокуренный завод в нескольких только верстах от казенного, и тем самым уменьшилась еще более вероятность в возможности продать Александровский винокуренный завод кому-либо из частных лиц…». Далее в письме доказывались необходимость строительства новых тюрем из-за переполненности старых и возможность переоборудования винницы Александровского завода в тюрьму, что было дешевле, чем строительство новой тюрьмы на пустом месте. К письму прилагались план и сметы. М. С. Корсаков предполагал, что перестройка обойдется в 140 тыс. руб. и помещение будет достаточно на 1000 арестантов. Подобное же письмо 14 января того же года генерал-губернатор отправил и министру финансов[59].
Вопрос о переустройстве решался неспешно. М. С. Корсаков направил еще ряд писем в МВД по этому же вопросу, но только 26 февраля 1868 г. Технико-строительный комитет МВД рассмотрел проект переделки завода в тюрьму, предложенный местным начальством, и нашел в нем много недостатков. Генерал-губернатору М. С. Корсакову был предложен эскиз нового проекта, с которым он согласился. По этому проекту тюрьма должна была вмещать не 1000 арестантов, а только 680. Пояснительную записку к проекту и смете на приспособление под тюрьму каменного двухэтажного здания винницы подписал архитектор А. Боде[60]. К сожалению, упоминаемые в архивном деле планы отсутствуют, поэтому мы не можем утверждать, что план переустройства составлялся именно этим архитектором.
Но и после этого с переустройством завода в тюрьму не торопились. Переписку по данной проблеме продолжил новый генерал-губернатор Н. П. Синельников. Решался вопрос о передаче завода из ведения Министерства финансов в ведение МВД. В начале февраля 1872 г. завод перешел к МВД. 13 июля 1872 г. Иркутская Казенная палата поручила Иркутскому губернскому казначейству открыть в распоряжение Совета Главного управления Восточной Сибири кредит на 85 000 руб. на устройство тюрьмы в Александровском заводе[61]. Правда, выделка кирпича силами находящихся в заводе политических преступников, вероятно, ссыльных участников польского восстания, началась еще в 1868 г.[62]
Закрытие винокуренного завода повлекло за собой изменение и в административном устройстве населенного пункта: прежде официально именовавшийся Александровским винокуренным заводом поселок по решению Совета Главного управления Восточной Сибири 8–10 февраля 1873 г. был преобразован в особое сельское общество, причисленное к Уриковской волости[63].
По распоряжению генерал-губернатора М. С. Корсакова те из каторжных, которые уже обзавелись домохозяйством в заводе, в другие места не переселялись[64].
А 1 ноября 1873 г. в селе Александровском была открыта центральная тюрьма для каторжных на 1 500 человек[65], строительство которой, начатое в 1872 г. продолжалось до 1876 г.[66] При тюрьме 30 января 1877 г. была освящена тюремная церковь св. Мученика Платона[67].
С этого времени начинается новая глава в истории уже не Александровского завода, а Александровского селения.
Барда – гуща, остатки от перегона хлебного вина из браги. Употреблялась на корм скота.
Ведро – мера жидкости. Указом 1835 г. был уточнен объем исконно русской меры – ведра. Ведро стало вмещать по весу 30 фунтов чистой перегнанной воды при ее наибольшей плотности при температуре + 13,5 по Реомюру. Ведро равнялось 10 кружкам, или 12,5 литра воды.
Вино – растительная жидкость, перешедшая третью степень брожения (1. квасное, 2. сахарное, 3.винное, 4. гнилое) и получившая от этого пьяное свойство. Вино хлебное, водка, горячее вино, перегоняемое в кубе из заквашенного хлебного затора, и при безводной чистоте своей называемое алкоголем, извинью, спиртом.
Винокурение – извлечение из хлеба и других растительных частей спиртового начала.
Винокур – мастер винокурного дела.
Винница, винокурня – заведение, где курят или гонят горячее вино.
Жиган – работник на винокуренном заводе, поддерживающий огонь.
Затор – замеска под выгонку водки. Заторный чан на винокуренном заводе находился на самом верху, в нем затирается затор, мука с водой или тертый вареный картофель. Когда затор засолодеет (сусло), его студят льдом и спускают в квасильные чаны, прибавляя дрожжей, а когда забродит (брага), спускают в куб. После перегонки вина и отгона гари, от браги остается барда.
Каштак – сиб. горный ключ, ручей в горах; место, где выкуривается вино.
Контрагент – обязатель, лицо, заключающее с кем-нибудь, преимущественно с казной, контракт.
Солод – хлебное зерно, теплом и влагой пущенное в рост, засушенное и крупно смолотое; сладковатый вкус солода объясняется переходом крахмала в сахар во время прорастания.
[1] Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Иркутск, 1949. Т. 1. С. 583.
[2] Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. СПб., 1886. Кн. 1. С. 161.
[3] Шерстобоев В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 583.
[4] Там же. Т. 2. С. 498.
[5] Там же. С. 501.
[6] Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири. СПб., 1887. Т. IV. С. 177.
[7] Летопись города Иркутска XVII-XIX вв. Иркутск, 1996. С .216.
[8] Кудрявцев Ф. Александровский централ. Иркутск, 1936. С. 10; Быкова Н. Н. История возникновения Александровской каторги и строительства тюремного комплекса // Сибирская ссылка. Иркутск, 2000. Вып. 1(13). С. 187.
[9] ГАИО, ф. 24, оп. 7, д. 592, к. 1830, л. 587.
[10] Ситников Л.А. Григорий Шелихов. Иркутск, 1990. С. 67, 68, 79, 332–336.
[11] О тобольских купцах Медведевых см.: Краткая энциклопедия по истории купечества и коммерции Сибири. Новосибирск, 1996. Т. 3. Кн. 1. С. 93–94.
[12] Зиннер Э.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. Иркутск, 1968. С. 162–163.
[13] Андриевич В.К. Указ. соч. Т. IV. С. 179.
[14] Там же.
[15] Лосев А.И. Географическо-статистическое описание Иркутской губернии / Весь Иркутск. 1992. Иркутск, 1992. С. 243.
[16] Лосев А.И. Указ. соч. С. 243.
[17] Кузьмин Н.Н. История сибирской промышленности и ее изучение. Иркутск, 1928. С. 82.
[18] Ватин В.А. Восточная Сибирь в начале XIX в. // Сибирская летопись. 1916. № 11–12. С. 537.
[19] Лосев А.И. Указ. соч. С. 244.
[20] Государственный архив Новосибирской области (ГАНО), Справочная библиотека, 34/088, б/н., «Отчет об управлении Иркутской губернией Н. И. Трескина. 1806–1812 гг.», л. 264.
[21] Там же, л. 265–266об.
[22] Там же, л. 284об, 285–285об.
[23] Андриевич В.К. История Сибири в начале XIX в. СПб., б/г. С. 213–217.
[24] Лосев А.И. Указ. соч. С. 243.
[25] Андриевич В.К. История Сибири в начале XIX в. С. 215, 216.
[26] Там же. С. 214.
[27] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб. 1896. Т. I. Ч. 1. С. 165–167.
[28] Ватин В.А. Восточная Сибирь в начале XIX в. (на основании неизданного отчета Иркутского губернатора Трескина) // Сибирская летопись. 1916. № 11–12. С. 555–557.
[29] Кузнецов А. Материалы по ревизии графа Сперанского // Сибирский Архив. 1915. № 3. С. 125, 136, 131, 151.
[30] Кудрявцев Ф. Александровский централ. Иркутск, 1936. С. 12.
[31] Раевский В.Ф. Материалы о жизни и революционной деятельности. Иркутск, 1983. Т. 2. С. 19, 365, 446, 464–465, 494.
[32] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., б/г. Ч. 4. С. 108–109.
[33] ГАИО, ф. 24, оп. 7, д. 592, к. 1830, л. 1, 72.
[34] Козьмин Н. Из прошлого Сибири. Иркутск, 1904. С. 22.
[35] ГАИО, ф. 50, оп. 1, д. 4845, л. 24.
[36] Иркутские епархиальные ведомости. 1896. № 22. С. 556. Подробный материал о церквях Александровского завода и Александровской каторжной тюрьмы см.: Гаращенко А. Церкви и часовни Александровского селения. Земля Иркутская. 2000. № 14. С. 76–80.
[37] ГАИО, ф. 24, оп. 7, д. 496, к. 1307; Там же, ф. 24, оп. 7, д. 592, к. 1830, л. 72.
[38] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., б/г. Ч. 4. С. 109–110
[39] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., 1896. Т. I. Ч. 1. С. 267.
[40] ГАИО, ф. 50, оп. 7, д. 181, л. 67об.
[41] Там же, ф. 24, оп. 7, к. 1301, д. 374, лл. 19, 27об.–28; Там же, д. 368, л. 92об.; Там же, к. 1303, д. 401, л. 8; Там же, оп.10, д. 36, т. 2, к. 2100, л. 268.
[42] Там же, ф. 24, оп. 7, д. 374, к.1301, лл. 19об., 29об.; Там же, д. 368, л. 92об.
[43] Ефим Михайлович Медовиков (? – 1858) – почетный гражданин, оханский 1-й гильдии купец, занимался винным откупом, был достаточно известен правительству по устройству и содержанию винокуренных заводов в Тобольской и Пермской губерниях.
[44] Алексей Сергеевич (Июдин) Юдин (1817–1872) – из рода Юдиных, из которого был и известный библиофил красноярский купец Г. В. Юдин. В начале 1850-х гг. камышловский, а в 1858 г. уже читинский 1-й гильдии купец, позднее был возведен в потомственное почетное гражданство под фамилией Юдин.
[45] ГАИО, ф. 24, оп. 7, д. 398, л. 5.
[46] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., б/г. Ч. 4. С. 111; ГАИО, ф. 24, оп. 7, д. 398.
[47] Максимов С.В. Сибирь и каторга. СПб., 1896. Т. I. Ч. 1. С. 187.
[48] ГАИО, ф. 24, оп. 7, к. 1360, д. 18, л. 4об.
[49] Там же, д. 592, к. 1830, л. 384.
[50] Там же, л. 483об.
[51] Там же, лл. 447–590.
[52] ГАИО, ф. 24, оп. 7, к. 1301, д. 374, лл. 10об.–11.
[53] Памятная книжка для Иркутской губернии на 1861 г. Иркутск, 1861. С. 112, 144, 154, 155.
[54] ГАИО, ф. 24, оп. 7, к. 1303, д. 401, л. 10.
[55] Там же, к. 1360, д. 33, л. 2.
[56] Там же, д. 39, к. 2138.
[57] Кудрявцев Ф. Александровский централ. Иркутск, 1936. С. 16.
[58] Иркутские губернские ведомости. 1867 г. 4 февраля. № 6; ГАИО, ф. 24, оп. 6, д. 159, к. 2310, л. 79.
[59] ГАИО, ф. 24, оп. 10, к. 2100, д. 36, т. 4, лл. 42об.–43, 46–47об.
[60] Там же, лл.55–58, 149–153об.
[61] Там же, т. 2, лл. 61, 135.
[62] Там же, д. 36, т. 4, л. 21.
[63] Там же, оп. 6, к. 2235, д. 1060, л. 130.
[64] Там же, оп. 7, д. 1139, к. 1840, л. 21.
[65] Иркутская летопись 1857–1880 гг. / Сост. Н. С. Романов. Иркутск, 1914. С.306.
[66] ГАИО, ф. 31, оп. 3, д. 139, л. 183 об.
[67] Там же, ф. 24, оп. 10, к. 2113, д. 257, л. 327.
Энциклопедии городов | Энциклопедии районов | Эти дни в истории | Все карты | Всё видео | Авторы Иркипедии | Источники Иркипедии | Материалы по датам создания | Кто, где и когда родился | Кто, где, и когда умер (похоронен) | Жизнь и деятельность связана с этими местами | Кто и где учился | Представители профессий | Кто какими наградами, титулами и званиями обладает | Кто и где работал | Кто и чем руководил | Представители отдельных категорий людей