«Ноября 15 дня 1850 года» // Сидорченко В. «Иркутск. Бег времени»

Сидорченко Виталий Петрович (род. 20 января 1938 г. в с. Порог Иркутской об­ласти), заслуженный артист Российской Федерации, член Союза писателей России.

Утром 14 ноября 1850 года иркутский маклер, лысый узкоплечий человек в черном поношенном сюртуке, старательно записывал: «Мы, нижеподписавшиеся, содержатель театра гражданин Цар­ства Польского Иосиф Маркевич и обер-офицерский сын Дмитрий Федо­ров Лисицын, заключили сие контрактное обязательств: я, Лисицын, обя­зуюсь быть в труппе г. Маркевича сроком, считая от 15 ноября нынешне­го 1850 года в звании актера, преимущественно на амплуа молодых людей в драмах, водевилях, операх и, словом, во всех пьесах, где мое амплуа бу­дет, а в случае недостачи актеров в труппе г. Маркевича занимать также роли комические, как-то простаков, стариков и другие по назначению со­держателя безотговорочно, равным образом и жена моя Мария Ивановна Лисицына должна участвовать по возможности и способности ее в пьесах. За такое исправное исполнение обозначенной обязанности со стороны мо­ей, Лисицына, г. Маркевич обязан дать мне за годовое служение триста со­рок пять рублей серебром и один полный бенефис в 1851 году по соб- стственному выбору пьес Лисицыным из моего репертуара. ноября 14 дня 1850 года».

Традиционно пожали друг другу руки. Отныне подписанный контракт закреплял власть антрепренера Маркевича над актерскими дарованиями волею судьбы заброшенной в Иркутск четы Лисицыных. Тут же, на Амур­ской, они расстались. Маркевич спешил в канцелярию генерал-губернато­ра Восточной Сибири Н. Н. Муравьева, где решалось дело о строительстве постоянного здания театра в Иркутске. Пока все шло точно по задуманно­му им, Маркевичем, плану.

Так представился мне тот далекий ноябрьский день 1850 года, когда были сделаны первые шаги в организации профессионального театра в Иркутске. Впрочем, процитированный выше договор с Лисицыным – подлинный, списанный из старинной маклерской книги. Там же, в этих столетних книгах с уже пожелтевшими листами, обнаружил я еще несколь­ко контрактов с артистами: Иваном Гудковым, приглашенным на роли ко- миков-буфф, резонеров и простаков; Елизаветой Ударцевой – на амплуа старух, благородных матерей, сварливых женщин; Ильей Григорьевым – на роли комиков и простаков. Чуть позже Маркевич принял в труппу еще несколько актеров и среди них крепостного графа Шереметьева Семена Разгонина, играющего характерные роли с годовым жалованием в триста рублей серебром. Каким образом крепостной актер графа Шереметьева оказался на «отхожих промыслах» в далеком сибирском театре – пока за­гадка. Но такая запись в маклерской книге существует. Вообще эти дого­воры-контракты, написанные выцветшими от времени коричневыми чер­нилами бойким витиеватым почерком безвестных иркутских писарей-мак- леров, открыли фамилии неизвестных ранее иркутских актеров, рассказа­ли об условиях их жизни и службы в театре.

«.Мне, Григорьеву, быть в труппе г. Маркевича актером на амплуа ко- миков-буфф и простаков на 1 год, т. е. до Великого Поста будущего 1852 года. К репетиции я, Григорьев, должен являться в назначенное содержа­телем время в приличном виде и соблюдать благопристойность на репети­ции. К г. Маркевичу иметь почтительность, не забываться, грубостей и неприятностей без причины ему не наносить и равным образом и самому Маркевичу и его семейству меня без причины не обижать, а более всего не самоуправствовать. При постоянном и временном театре обязываюсь я, Григорьев, разучивать данные мне г. Маркевичем роли «безотговорочно», но однако ж заблаговременно. Играя на сцене, я, Григорьев, обязываюсь знать твердо роль свою. Постараться заранее обдумывать характер данной мне роли и при этом быть в приличном виде, а в случае, если со стороны моей не будет выполнено, то г. Маркевич может записать штраф три руб­ля серебром. В случае какой-нибудь возникшей причины: как-то по не­знанию роли в назначенный день спектакля и она отменится или будет иг­рать за меня другой актер, в таком случае я лишаюсь в штрафе 25 рублей.

Жалованья г. Маркевич платит мне, Григорьеву, 300 рублей серебром.

Следующее по-прежнему условие – половина бенефиса мне, Григорь­еву, в мае текущего года и полный бенефис получить в первых числах но­ября месяца.

Условие с обеих сторон хранить свято и ненарушимо, в чем и подпи­сываемся:

уроженец Царства Польского Иосиф Маркевич.

Тобольский мещанин Илья Федоров Григорьев.

Контракт сей подписан в Иркутске февраля 25 дня 1851 года».

Забегая чуть вперед, отметим, что актер Григорьев для труппы Марке­вича был весьма достойным приобретением.

В ноябре 1852 года корреспондент газеты «Московские ведомости» пи­сал из Иркутска: «.Труппа у нас постоянна и хотя не блестящая, но более чем посредственная; в составе ее есть одно дарование, самобытное, кото­рое при большом образовании могло бы пойти далеко: это комик Григо­рьев, в характере таланта которого есть много общего с игрой знаменито­го Мартынова. .Природа не была скупа к этому артисту: рост его, выра­жение лица, самый голос, все преисполнено неподдельного, чистого ко­мизма.»

Были в труппе Маркевича и другие талантливые актеры. Те же «Мос­ковские ведомости» отмечали Антона Лебедева, молодого актера «с душой и чувством и большим навыком к сцене, обладающего довольно счастли­вой наружностью и огромнейшей памятью; в некоторых ролях он весьма хорош и верен натуре.»

Лебедев играл в основном роли военных молодых людей и резонеров. В труппе служила и его жена Любовь Лебедева. Однако контракт с Марке­вичем был у них один на двоих и жалованье (400 рублей серебром) им бы­ло определено единым, видимо, из-за актерской малоопытной жены.

Из других актрис наибольшей известностью пользовались госпожа Санковская и девица Андреева (так в старом театре определялось звание молодых, незамужних актрис). Последняя соединяла в себе «несомненный талант со строгим и усердным изучением каждой роли». Она удивляла пуб­лику и своими музыкальными способностями. Однажды, не зная ни одной ноты, за три урока приготовила партию из оперы «Велизарий» Доницетти и пела ее дуэтом с заезжим гастролером итальянским певцом Жордани. Дуэт был исполнен мастерски, и, как писала газета «Северная пчела», «ар­тистка пела свою партию с душой и даже с драматическим увлечением».

Дарья Андреева была принята Маркевичем в труппу в августе 1852 го­да. В договоре указывалось, что ее обязанность «исполнять должность ак­трисы, то есть играть ей роли во всех пьесах, где ее будет амплуа, как-то в драмах, комедиях, водевилях и операх, разучивать роли твердо, быть вся­кий раз по назначению на репетициях, играть на сцене и притом не хлад­нокровно, а усердно, одним словом, так, как дозволяют ей силы и способ­ности. В случае переезда в другой город Маркевича Андреева должна бес­прекословно за ним следовать с труппой. Содержание, то есть квартиру и стол, должна она, Андреева, иметь за собственный свой счет. Костюмы же, относящиеся к сцене, включая комические, должна иметь свои. Обращать­ся мне, Маркевичу, с Андреевой благородно, отнюдь не наносить ей ка­ких-нибудь дерзких ругательных слов, в поношении чести, равным обра­зом и с ее стороны должна исполняться почтительность к содержателю или к семейству его, не грубить и от принимаемой ею обязанности не отказы­ваться. Жалованье я, Маркевич, должен давать ей, Андреевой, за службу при театре актрисой триста рублей серебром в год и один полный бенефис в ноябре месяце сего 1852 года, а другой бенефис она должна взять после

Пасхи. К сему условию с согласия моей матери Пелагеи Андреевой, дочь ее девица Дарья Андреева руку приложила».

Вообще этот и другие договоры, заключенные Маркевичем ранее, да­ют довольно полную картину взаимоотношений актеров и антрепренера.

Впрочем, Иосиф Маркевич к приезду в Иркутск был уже опытным ан­трепренером. В столичном журнале «Репертуар и Пантеон» за 1845 год опубликована статья о гастролях его труппы в Уфе летом этого же года. Ре­цензент «Пантеона» анализирует два спектакля труппы Маркевича: «Де­душка русского флота» Н. А. Полевого и «Купеческая дочка и чиновник четырнадцатого класса» Н. Соколова. Отмечалась игра самого Маркевича и его тринадцатилетней дочери, актеров Лебедева, Ударцевой, Григорьева и особенно Ивана Гудкова. Да, это тот самый Гудков, который держал лю­бительский театр в 1842—1843 годах в зале Преображенского училища. Словом, до приезда в город на Ангаре Маркевич собрал уже неплохую труппу.

Газета «Восточное обозрение» в 1889 году в № 13 и № 22 опубликова­ла воспоминания одного старожила-иркутянина. Он пишет, что Иосиф Маркевич в сороковых годах дважды приезжал с труппой в Иркутск, где играл спектакли на площади у собора в деревянном балагане. Видимо, в то время и поступил к нему в труппу актер-любитель Иван Гудков. Город Маркевичу понравился. Он решил остаться здесь и основать театр с посто­янной труппой. Купил дом для семьи и начал хлопоты по постройке зда­ния постоянного театра.

Городская дума отказалась нести какие-либо расходы и смогла только выделить участок городской земли для постройки театра. Тогда Маркевич обратился к генерал-губернатору Н. Н. Муравьеву с просьбой выделить ему из казны на строительство десять тысяч рублей. Граф Н. Н. Муравьев, «сознавая великое образовательное и воспитательное значение театра, по­нимая, какое громадное влияние он может оказать на местное население», помог Маркевичу. Деньги были взяты из средств «винного откупа» и из пожертвований именитых купцов Иркутска – в первую очередь, известно­го Ефимия Андреевича Кузнецова. Получив деньги, с условием, что через десять лет здание перейдет в собственность города, Маркевич приступил к строительству деревянного театра на углу Троицкой и Большой улиц, на том самом месте, где стоит нынешний – каменный.

Но. уже в ноябре представления начались в зале Благородного собра­ния на Амурской улице вблизи Спасской церкви. Вот как прокомментиро­вала это событие газета «Северная пчела» 28 декабря 1850 года: «Иркутск,

15    ноября. Наконец открылся в Иркутске постоянный театр. До приезда еще содержателя оного г. Маркевича открыт был абонемент на пятнадцать представлений, цена креслам назначена была 22 рубля 50 копеек серебром, а местам за креслами 15 рублей серебром. Первые представления, состояв­шие из пьес «Любовный напиток», «Комедия с дядюшкой», «Андрей Сте­панович Бука», «Жених нарасхват», «В людях ангел, не жена» и других, бы­ли даны в зале Благородного собрания, потому что здание театра (деревян­ное) еще не выстроено. На первом представлении театр совершенно был полон, и все остались в восхищении от прекрасных декораций и костюмов. Состав труппы совершенно удовлетворительный. Особое внимание заслу­жили актрисы госпожи Санковская и Романовская».

Об этом событии в Иркутске сообщил также журнал «Московитянин» в № 2 1851 года. А через год было достроено здание постоянного театра. Как писали очевидцы, «в архитектурном и акустическом отношениях театр удовлетворял всем требованиям сценического искусства. Здание деревян­ное длиною семнадцать, шириною двенадцать и вышиною до четырех са­жен. Два яруса лож и галерея, партер и девять рядов кресел расположены с большим знанием дела и в отличном вкусе».

Торжественное открытие нового театра состоялось 22 октября 1851 го­да. В этот вечер шли пьеса Н. А. Полевого «Русский человек добро по­мнит» и два водевиля: «Девушка-моряк» (Т. Б.) и «Жена за столом, муж под столом» (Д. Ленского). Вскоре газета «Московские новости» сообщи­ла, что в Иркутске сформировалась постоянная труппа актеров, хотя и не блестящая, но в ее составе такие дарования, как комик Григорьев, в харак­тере таланта которого есть много общего с игрой знаменитого Мартыно­ва... «Замечателен Лебедев, с душой и чувством и с большим навыком к сцене... Заметна Санковская благородною и естественною игрою, Марке­вич и Андреева, в особенности последняя, соединяющая с несомненным талантом строгое и усердное изучение каждой роли...»

Автор также писал, что, приехав из Москвы, он нашел в Иркутске «об­щество многосторонне образованное, с горячим участием следящее как за быстрым и плодотворным развитием своего края, так и за интересами все­го образованного мира». А вскоре, побывав на балу у генерал-губернатора и увидев иркутское общество «с оттенками и подразделениями», автор вос­торженно заключал: «Давно шатаюсь я на белом свете, много торжеств, праздников и балов был свидетелем и участником, и без преувеличения скажу, что этот бал заключал в себе все условия самого изысканного и утонченного вкуса. Очаровательная приветливость и любезность хозяйки дома, внимание и постоянная предупредительность достойного и высоко­уважаемого хозяина одушевляли этот прекрасный бал. Чудная зала, укра­шенная зеркалами и обильной зеленью, при ослепительном освещении, производила эффект поразительный; роскошный туалет дам, при соблюде­нии всех требований моды, выказывался еще рельефнее, украшенный соб­ственным эстетическим вкусом. До трех часов продолжались танцы, и ко­нечно, каждый вынес с собой живое чувство благодарности к достойным и радушным хозяевам».

Конечно, это изысканное иркутское общество непременно посещало все спектакли в только что отстроенном театре, а затем активно их обсуж­дало. Спектакли шли четыре раза в неделю. Антрепренер постоянно об­новлял репертуар. «Грустно, – замечает автор, – что обыкновенный и об­щий всем провинциям недостаток заключается в преобладающей страсти к новизне; как бы ни было умно содержание пьесы, кто бы ни был автор, но более двух раз в месяц дать одну и ту же пьесу невозможно, иначе сбор не окупит и освещения, причем нельзя не пожалеть об особенном влече­нии некоторой части публики к драматическим произведениям, которые имеют такое же право называться драмами, как произведения доморощен­ных художников живописью; одним словом, к пьесам раздирательным, со взрывами сильных, но изуродованных страстей, в которых авторы, за от­сутствием художественного элемента, прибегают к помощи турецкого ба­рабана, сражений и, говоря техническим афишечным языком, к велико­лепному спектаклю, но дело решенное: о вкусах не спорят, да притом и апелляций на публику не существует».

Автор писал эти строки в ноябре 1851 года, то есть спустя месяц по­сле открытия нового театра. Построив театр, Маркевич увеличил труппу, пригласив из Петербурга и других городов артистов: Волкова, Львова, Яро- славцева, балетмейстера Грузинцева.

Петербургская газета «Северная пчела» писала: «Иркутский театр, мла­денец по времени, далеко оставил за собой многие провинциальные теат­ры как составом своим, так и разнообразием репертуара. Труппа значи­тельно умножена талантами весьма замечательными. В особенности актер Ярославцев, на роли Самойлова (В. В. Самойлов – известный актер Алек- сандринского театра в Петербурге. – B. C.), соединяющий с прекрасно от­работанным голосом удивительный навык к сцене...» Пригласил его в Ир­кутск Аркадий Николаевич Похвиснев – старший чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе Н. Н. Муравьеве, возглавляющий те­атральную дирекцию.

Александр Харитонович Астапов-Ярославцев был довольно известным провинциальным актером в сороковых-шестидесятых годах. Играл в Ниж­нем Новгороде, Ярославле, Туле, Воронеже, Курске, Симбирске. Оттуда- то и пригласил его в 1852 году в Иркутск А. Н. Похвиснев. Вместе с ним приехали А. П. Волков (Бриткин), Отрадина, Павлов, Львов и танцор Гру- зинцев. Приезд группы сильных опытных актеров дал дирекции возмож­ность поставить бессмертное создание А. С. Грибоедова «Горе от ума». И это дерзкое решение увенчалось блестящим безукоризненным успехом 5 мая 1852 года. После нескольких репетиций, в бенефис одного из луч­ших артистов иркутской труппы А. Х. Астапова-Ярославцева, афиши раз­несли по городу весть о первом представлении «Горя от ума». «Северная пчела» описывает ажиотаж зрителей по поводу этого неординарного события в жизни иркутян: «Побуждение бравших билеты нарасхват были, как и всегда, весьма различны: одна часть публики спешила в театр из любопыт­ства посмотреть, до чего доводит смелость; другая – из личного располо­жения к умному и даровитому бенефицианту; третья, наконец, по какому- то непонятному влечению к магическому слову «бенефис», но как бы то ни было, а театр был полон.»

Автор далее замечает, что публика Иркутска, весьма образованная, ви­дела «Горе от ума» на столичных сценах, а потому понятно, как сильны были предубеждения и уверенность, что эта пьеса на иркутской сцене не удастся. Естественно, все опасались за роль Чацкого. Понять этот неопре­деленный и несколько ораторский характер еще не составляет главнейше­го затруднения, но светскость и обхождение человека порядочного обще­ства – вот камень преткновения не только для провинциального актера, но и для артистов столичных.

Каково же было удивление зрителей, когда от начала до конца пьесы актер Лебедев, игравший роль Чацкого, не видавший в жизни своей ниче­го, что бы могло служить ему образцом в сценических условиях, «решитель­но увлек всех своей глубоко обдуманной, одушевленной игрой и соблюде­нием самых утонченных светских приличий. Одаренный от природы боль­шим запасом здравого смысла и такта, будучи сверх того в высшей степе­ни восприимчив, он в какие-нибудь десять репетиций усвоил себе идею и дух пьесы со всеми малейшими оттенками и со строгою логической после­довательностью выдержал для многих неприступную роль Чацкого. В осо­бенности хорош был Лебедев во втором акте в последней сцене пьесы. Это были высокие минуты, и обрисовывать характер героя вернее было невоз­можно. И долго еще слышались его последние слова, вырвавшиеся из глу­бины души: «Вы правы: из огня тот выйдет невредим, кто с вами день про­быть успеет, подышит воздухом одним и в нем рассудок уцелеет».

Газета отмечает также актеров, играющих роль Фамусова, Скалозуба, Репетилова и Загорецкого, которые с большим достоинством вышли из трудной борьбы и умной, отчетливой игрой содействовали общему плав­ному ходу пьесы. Правда, было достаточно и слабых мест в исполнении некоторых ролей, особенно женских. На сцене были умные актрисы с ро­лями, твердо выученными, но ни Софьи Павловны, ни бойкой Лизы, ни вечно типичных Хлестовой, Хрютиной, Горичевой не было. Общее и по­стоянно напряженное внимание было преимущественно устремлено на Чацкого, и Лебедев слишком ярко господствовал талантом своим над все­ми окружающими.

«Невыразимо грустно становится, когда подумаешь, что человеку с по­добными средствами суждено действовать в таком ограниченном кругу и, быть может, умереть на провинциальной сцене. Нет, судьба не будет так сурова, и артист, отмеченный печатью яркого, самобытного таланта, не погибнет от жизни бесплодной и кочевой – удела провинциальных трупп. Хвала и честь достойному и вдохновенному артисту, от которого при по­стоянном и неутомимом старании искусство ожидает много в будущем!» – заключает газета. Так закончился этот вечер 6 мая 1852 года, памятный в летописи Иркутского театра.

Для заведования всем театральным делом граф Н. Н. Муравьев учре­дил особую театральную дирекцию, состоящую из нескольких человек. Возглавил ее, как уже упоминалось выше, Аркадий Николаевич Похвис­нев. Дирекция сама подбирала репертуар, разумеется, прошедший цензу­ру, приглашала актеров, вела всю хозяйственную часть.

Репертуар за редким исключением повторял в основном репертуар российских театров пятидесятых годов. Но А. Н. Похвиснев проявлял в его выборе завидный вкус. Сам он был человеком театральным, известным в России драматургом. Его водевили ставились не только в провинции, но и в Москве и Петербурге, в Малом и Александринском театрах. В музее Ир­кутского театра экспонируется редчайший экземпляр его драматургичес­ких опытов – водевиль-шутка «На ловца и зверь бежит», изданный еще при жизни автора, в Санкт-Петербурге в 1859 году, и поставленный впер­вые в Александринском театре в Петербурге 4 мая 1859 года.

Заботясь о пополнении труппы хорошими актерами, А. Н. Похвиснев в 1853 году выезжает в Москву, посещает театры, приглядывается к арти­стам. Оказавшись в один из майских вечеров в Малом театре, где давали водевиль «На минеральных водах», он увидел молодого способного актера, выгодно отличавшегося профессиональной подготовленностью от коллег. Это был Александр Рассказов – ученик великого М. С. Щепкина. Публи­ка восторженно принимала талантливого артиста, которому в тот вечер, казалось, удавалось все – и танец, и пение. Назавтра молодой артист по­лучил записку с просьбой посетить профессора университета М. Н. По- хвиснева по делу. Принял его красивый молодой военный, который ока­зался братом профессора, адъютантом Иркутского генерал-губернатора

Н. Н. Муравьева Аркадием Николаевичем Похвисневым.

Рассказов приводит в своих воспоминаниях диалог с Похвисневым, который чуть-чуть прорисовывает черты характера молодого предприим­чивого директора театра:

«— Я видел Вас вчера в водевиле и очень доволен Вашим исполне­нием, – начал он.

Я молча поклонился.

— Не пожелаете ли Вы служить при нашем Иркутском театре?

Такой вопрос привел меня в положительное изумление.

— Мне кажется, я испугал Вас своим предложением, – продолжал Ар­кадий Николаевич. – Со своей стороны, я вижу полнейшее счастье в Ва­шей службе в Иркутске. Наша публика страстно любит театр; деятельно поощряет актеров, и кроме пользы, Вы от нас ничего не унесете. Я могу положить Вам жалованье за это время значительное, Вы будете получать шестьсот рублей в год.

Цифра, по тому времени очень почтительная, сильно меня соблазняла. Но даль расстояний и множество иных препятствий были выше соблазна.

— Что же Вы не решаетесь? – настаивал Аркадий Николаевич. – Э, да мне, видно, придется за Вас решать этот вопрос. Завтра Вы отправитесь со мной в моем экипаже, а пока вот возьмите на случай расходов...

При этом он почти насильно сунул мне в руку сторублевую депозитку.

—                А как же отпуск? – заикнулся я, зная отлично, что при тогдашних порядках было слишком трудно добиться отпуска даже на неделю, тем бо­лее на целый сезон.

Аркадий Николаевич имел в Москве солидные связи, и когда я на дру­гой день пришел к нему, чтобы окончательно отказаться от поездки, от­пуск был уже готов».

Ехали до Томска восемнадцать суток. Здесь у Похвиснева были дела на несколько дней по поручению генерал-губернатора Н. Н. Муравьева. Рас­сказов же отправился в местный театр и предложил свои услуги в качест­ве актера. Антрепренер А. Х. Ярославцев, державший здесь свое дело уже после Иркутска, с радостью взял молодого московского актера в свои спек­такли, причем платил третью часть сбора от спектакля. Спустя три дня – вновь под колесами повозок замелькал Сибирский тракт, бесконечные ле­са и переправы.

В Красноярске Похвиснева и Рассказова ждало неприятное известие. Антрепренер Иосиф Маркевич гастролирует здесь, в Красноярске, и толь­ко на будущий сезон 1854 года собирается возвращаться в Иркутск. Таким образом, все хлопоты Похвиснева кончились для Рассказова печально. За пять тысяч верст от Москвы он остался без места, без средств. Пришлось идти на поклон к Маркевичу, у которого труппа уже была полностью на­брана. Человек прижимистый и жесткий, Маркевич все-таки взял на вре­мя Рассказова, но платил столичному актеру буквально гроши, на которые жить было просто невозможно. И бог знает, чем бы все это закончилось, если бы Похвиснев вновь не прислал ему письмо из Иркутска с предложе­нием приехать. Он просил также привезти с собой еще несколько актеров.

Согласились поехать в Иркутск пять человек. Среди них была молодая актриса Дарья Андреева, которая вскоре стала женой Рассказова.

Но в Иркутске на дверях театра висели замки, и все имущество храни­лось в сундуках. Пришлось снова обращаться в дирекцию. Наконец, все препятствия были устранены, и Рассказов после нескольких репетиций с маленькой труппой, уже сам как антрепренер, повел театральное дело в Иркутске, а Похвиснев оказывал ему постоянную помощь во всех трудных театральных вопросах.

«Целый театральный сезон, – пишет Рассказов, – мы провели на­столько блестяще, что к его концу я обладал капиталом свыше тысячи руб­лей, хотя труппа наша состояла из трех мужчин и стольких же дам».

Подтверждение этих слов мы находим в санкт-петербургском журнале «Пантеон» за 1854 год, где опубликована статья о сибирских театрах. Боль­шая часть ее посвящена Иркутскому театру.

«В Иркутске в нынешнюю зиму играла часть труппы Маркевича, не­большая, но весьма удачно составленная. Больших драматических произ­ведений труппа по составу своему давать не может, но комедии и водеви­ли старого и современного репертуара разыгрываются так хорошо и круг­ло, что многие из живших долго в Москве и Петербурге повторяют преж­ние приятные ощущения. Труппой управляет артист императорских мос­ковских театров г. Рассказов, молодой человек с талантом значительным и удивительным навыком к сцене. Неутомимость и любовь его к искусству точно непостижимы, и, несмотря на постоянное участие его во всех спек­таклях, он весьма внимательно обдумывает и часто мастерски передает свои роли. Роль Подколесина, например, в «Женитьбе» Гоголя выполня­ется им прекрасно; это портрет с натуры нерешительного флегматика, на­рисованного рукой художника. Игра его в роли Бородкина в комедии «Не в свои сани не садись» типически верна характеру лица и живо напомина­ет игру известного московского артиста Васильева. Трудные роли молодых светских людей ему также доступны. Он благородно и с достоинством дер­жит себя на сцене. Умение костюмироваться составляет неотъемлемое до­стоинство Рассказова».

Под стать ему блистали и другие актеры иркутской труппы. Стоит вспомнить первое представление комедии А. Н. Островского «Не в свои сани не садись», в которой артист Львов играл роль старика Русанова не хуже, чем столичные актеры. В этой роли его сравнивали с артистом мос­ковского Малого театра Садовским. Артист опытный, первоклассный, он мастерски воплощал характер Русанова. Это был почтенный русский ку­пец, чувствующий свое достоинство и богатство, нежный отец единствен­ной дочери и самовластный хозяин. «Пока действие шло на простых обык­новенных чувствах, голос Львова звучал, выражал силу воли и разумного убеждения, но когда представала перед ним виноватая дочь... не было вос­клицаний, даже повышения голоса, он отверг ее тихо, непреклонно: глу­бокое отречение таково и в природе... Роль Русанова артист Львов передал глубоко, верно, без всяких порывистых движений и усилий», – писала об его игре «Северная пчела».

Роль дочери Русанова исполнила юная Дарья Рассказова. «Сколько не­поддельного чувства было в голосе влюбленной купеческой дочки. Как пре­красно переданы были и беззаветная любовь, и пораженная надежда, и страшное изумление, и ужас девичьего стыда, и страх отцовского проклятья».

В других рецензиях отмечалось также хорошее исполнение Рассказо­вой роли Офелии в шекспировском «Гамлете», но все-таки лучшая ее роль была в оперетте «Дочь второго полка» Ж. Баяра. Прекрасный чистый го­лос, приятная внешность и непринужденность игры заслужили ей общую любовь и уважение.

Известно, что в старом театре артисты работали в определенном амп­луа, в зависимости от способностей и индивидуальных данных. Из них ан­трепренер затем формировал труппу. Актеры в большинстве своем наигры­вали собственный репертуар, часто имели и костюмы под свои роли. Ре­жиссеру только оставалось соединить их в той или иной пьесе да изгото­вить декорации. Иногда артисты сами объединялись в «товарищества», из своей среды выбирали старшего, который вел все финансовые дела. Зара­ботанные средства делили по степени участия каждого в спектаклях. Не­редко они были равными.

И Маркевич, и Рассказов, подбирая актеров в свою труппу, конечно, учитывали их амплуа. Кроме Львова, который исполнял роли благородных отцов и молодых людей, в труппе Рассказова служил артист Павлов, играв­ший комических и старых волокит, – актер добросовестный, без всяких балаганных выходок и грубых фарсов. Артист Гудков давно освоил амплуа комических и фарсовых персонажей, обладал приятным голосом, но, к со­жалению, отличался плохой памятью. Роли дряхлых стариков, лакеев, ре­зонеров весьма хорошо удавались артисту Скворцову. Молодых девушек – субреток и горничных – играла Николаева. Признавая ее несомненное ар­тистическое дарование, отмечали вместе с тем ее некоторую резкую угло­ватость движений по сцене, скороговорку в произношении, порой не­оправданную смешливость. Но все это было легко поправимо.

Используя профессиональное мастерство и природные данные акте­ров, Рассказов со своей небольшой труппой сумел так организовать дело, что театр, «при отсутствии общественной жизни, богатой интересами жи­выми, современными», стал пользоваться особым и справедливым внима­нием иркутского общества.

Он умело подбирал репертуар. В основном это были комедии и воде­вили старого и современного репертуара, посмотреть которые спешила не только элита городского общества, но и молодые чиновники, их сверстни­ки купеческого звания. Полна была и галерка, где билеты были намного дешевле и куда стремилась молодежь победнее: гимназисты и мещане.

Но Рассказова хватило лишь на один сезон. Неотвратимо тянула Москва, где учился он в театральной школе у великого М. С. Щепкина, а затем у В. И. Живокини – актера Малого театра. На Масленой неделе 1854 года, едва дождавшись Чистого понедельника (театры в Великий пост не работали), Александр Рассказов, оставив Иркутск, поспешил в Москву. Впоследствии, с 1854 по 1866 годы, он служил актером Малого театра. По- сле, используя свой иркутский опыт антрепренерской деятельности, дер­жал антрепризу в Самаре, Туле, Калуге, Симбирске и других городах. Он считался одним из лучших антрепренеров России. В 1880—1890-х годах ор­ганизовывал спектакли в Москве, в Немецком клубе.

Отъезд Рассказова из Иркутска любители театра восприняли с искрен­ним сожалением. Уезжал прекрасный, талантливый актер и дельный начи­нающий антрепренер, а с ним и его супруга Дарья Рассказова, что тоже было ощутимой потерей для иркутской труппы. А вскоре неожиданно умер в полном расцвете своего дарования молодой актер Лебедев. Иркутский корреспондент «Пантеона» писал: «Блестящая будущность ожидала этого артиста с душой пламенной и благородной. Драма и высокая комедия бы­ли его поприщем, и здесь сочувствию публики к его действительно худо­жественной игре не было пределов. Восприимчивая натура его и глубокое постоянное проникновение ролью были причиной упадка и разрушения сил физических. Мир праху твоему, добрый и умный артист, невозврати­мое украшение нашей сцены».

Среди оставшихся актеров из труппы Маркевича блистал Волков, ум­ный, тонко чувствовавший сцену артист. Особенно проникновенно играл он Гамлета. Долго и добросовестно изучал он эту роль и «многие сцены исполнял истинным художником и напомнил нам вдохновенный талант покойного московского артиста Мочалова».

Путь провинциальных актеров был труден и сопряжен со многими не­взгодами. Они были изгоями общества. Часто получали за свой труд гро­ши, а когда антрепренер прогорал, – и совсем ничего. Среди них было не­мало преданных театру талантливых актеров, закладывающих еще в то вре­мя основы русской реалистической школы в актерском искусстве.

В Иркутске в первое десятилетие работы профессионального театра сформировалась хоть и небольшая, но постоянная труппа. Волею ее хозя­ина она иногда делилась на две части, чтобы гастролировать в Краснояр­ске и других ближайших к Иркутску городах.

Удалось восстановить имена большинства актеров, начинавших теат­ральное дело в Иркутске в пятидесятые годы XIX века. Их не очень мно­го. Некоторые стали известны из газетных заметок и рецензий, но основ­ная часть разыскана в старинных маклерских книгах, где оформлялись до­говоры-соглашения между владельцем труппы и актерами, волею судеб по­павшими в далекий сибирский город.

Вот эти актеры.

Лисицын Д. Ф. – амплуа молодых людей в драмах, водевилях и опе­рах; Лисицына М. И. – актриса на роли по назначению; Гудков И. Г. – амплуа комиков-буфф, резонеров и простаков в водевилях, операх и драмах; Ударцева Е. В. – амплуа комическое, девиц, старых, благородных матерей, сварливых женщин, деревенских баб; Григорьев И. Ф. – амплуа комиков- буфф и простаков; Богданов Е. А. – амплуа все; Слижевич М. Н. – актер, режиссер, библиотекарь и костюмер; Слижевич А. П. – актриса на роли по назначению; Сергеев В. – художник-декоратор; Лебедев А. А. – актер, амп­луа молодых людей, военных в водевилях, драмах и операх; Лебедева Л. А. – актриса на роли по назначению; Харитонов М. П. – актер и музыкант; Орлов П. Ф. – актер и суфлер; Карачаров В. И. – театральный бутафор, разносчик; Андреева Д. – актриса в драмах, комедиях, водевилях, операх.

После отъезда Рассказова с женой в Москву дирекция, озабоченная потерей ведущих актеров, а следовательно, отменой ряда спектаклей, пы­талась как-то поправить дело. К несчастью, серьезно заболел антрепренер Маркевич и сам уже не мог вести дело.

Актеры в летние месяцы почти не играли, да и в активный зимний се­зон представления давались два-три раза в неделю. Играли в основном во­девили. Сборы от спектаклей сильно упали. Цена по тем временам была, конечно, довольно высокой. Например, ложа стоила пять рублей, ложа бе­нуара – четыре рубля. В каждой ложе ставилось по шесть стульев, но не запрещалось входить туда и большему числу персон. Артисты получали жа­лованье очень небольшое. Самые лучшие из них имели не более пятидеся­ти рублей в месяц. Театр постоянно нуждался в средствах, и дирекция изыскивала любые возможности, чтобы как-то поддерживать актеров. Ча­сто обращались к состоятельным людям Иркутска с просьбой помочь теа­тру. Сам Аркадий Похвиснев больше занимался репертуаром, а хозяйст­венную часть вел ее заведующий, золотопромышленник и известный бла­готворитель С. Ф. Соловьев, дававший театру из своих средств по двадцать пять тысяч рублей в сезон. И театр жил и давал представления.

Известный врач и общественный деятель, уроженец Иркутска Н. А. Бе­логоловый писал в своих воспоминаниях: «Меня в 1847 году отправили учиться в Москву, а в 1854 году, когда я приехал студентом домой на ва­кацию, то я нашел настоящий театр, в весьма поместительном и специаль­но выстроенном здании, с ложами, с постоянной труппой, с репертуарами из пьес Гоголя, Островского и т. п.».

Однако серьезная драматургия требовала многочисленного актерского состава и немалых денежных средств. Чаще всего афиши сообщали о пре­мьерах водевилей – новых и старых, оригинальных и переделанных с французских на русские нравы. Большая часть этих пьесок, конечно же, не относилась к высокой драматургии, часто в основе их лежала какая-нибудь неестественность положений, событий, характеров и монотонное повторе­ние сюжетов, сшитых наскоро, на живую нитку. Такого рода пьесы при постановке требовали дополнительных усилий талантливых актеров, чтобы скрыть грехи диалогов и сюжета, придать им динамику и завершенность. Опытные режиссеры и владельцы труппы, работающие в провинции, ста­рались ставить и играть пьесы, написанные интересно, как говорится, с умом, когда сам текст сюжетом и интригой увлекал зрителя и скрывал огрехи в игре актеров. И это понимал Аркадий Похвиснев, сам хорошо владевший пером драматурга.

Вскоре умер антрепренер Иосиф Маркевич. Жена и дочь, имевшие право по контракту владеть театром, продали это право дирекции, и, есте­ственно, все денежные взаимоотношения с актерами перешли к ней. Нуж­но было обустраивать актерский быт, платить за снимаемые квартиры, ор­ганизовывать летние гастроли, да и саму труппу пополнять и обновлять.

Театр опять закрылся на лето, и только иногда спектакли играли один- два раза в неделю. Но тяга к театру была настолько велика, что горожане шли на редкие спектакли как на праздник. «Иркутские губернские ведо­мости» в ту пору в редких театральных заметках описывали, как восприни­мались иркутской публикой эти единичные летние спектакли: «...В июле было в Иркутске театральное представление. Играли три водевиля: «Что имеем, не храним, потерявши плачем» (С. П. Соловьева), «Аз и Ферт» (Э. Морро), «Демокрит и Гераклит» (П. А. Каратыгина). В тот день это было необыкновенной и приятной новостью, так как в Иркутске летом нет не только постоянных, но и, просто сказать, никаких театральных представ­лений. Событие, следовательно, было чрезвычайное, и съезд зрителей в те­атр необыкновенно велик; оба ряда лож были заняты сполна, и партер до­статочно полон, а это далеко не всегда бывает в Иркутске. Почти все выс­шее иркутское общество было в театре, и избраннейшие актеры нашей труппы играли в тот вечер. Театр был освещен, как только он может быть, наилучшим образом. Приятный полусвет обливал ярус лож, и юность, и красота, и изящество прекрасного пола представлялись еще юнее, еще краше, еще изящнее в этом таинственном сумраке лож. Спектакль был, одним словом, на славу, пьески хотя и не очень мудрененькие, но выбра­ны были совершенно по силам нашей иркутской труппе и оттого разыгра­ны совершенно удовлетворительно. Григорьев был почти безукоризнен в роли старика Павла Павловича в первом водевиле. Госпожа Ударцева то­же в роли Матрены Марковны, и Павлов очень недурен в роли господина помешанного, А. Ф. Львов имел несколько хороших пассажей, а госпожа Лебедева очень весело протараторила свой монолог веселой болтуньи в «Гераклите и Демокрите». Все знали твердо свои роли и играли без запин­ки, и все актеры и все актрисы были и остались в приличном виде... Но в сторону всякую сентиментальность! Поблагодарим театральную дирекцию за то развлечение, которое она нам доставляет изредка».

Иркутская публика любила свой театр. Она живо интересовалась лю­быми изменениями в составе труппы и оркестра, в репертуаре. Пристраст­но обсуждала бенефис своих любимых актеров. Не успел появиться в теа­тре репетитор по вокалу, заезжий тенор Пекок, дававший уроки пения ак­терам, как тут же об этом написали «Иркутские губернские ведомости». А вот как отозвалась газета о новой иркутской знаменитости – дирижере те­атрального оркестра Редрове:

«Иркутск не отстает в деле образования и всегда старается быть впере­ди других городов Сибири. Так, когда в других местах восхищались заез­жими артистами, Иркутск имеет уже своего собственного. Мы говорим о господине Редрове, нашей первой скрипке и капельмейстере Иркутского оркестра. Господин Редров – иркутский уроженец, благодаря средствам, доставленным ему г. Соловьевым, мог отправиться в Петербург и там усо­вершенствовать свой талант под руководством Н. Д. Свечина и Л. Мауре­ра. Два или три месяца тому назад г. Редров принял на себя дирижирова­ние Иркутским оркестром и его влияние стало уже очень заметно: теперь оркестр не безмолвствует в антрактах театральных представлений или не угощает публику всем надоевшей музыкой какой-нибудь кадрильной фи­гуры; репертуар его увеличился, и игра усовершенствовалась до того, что есть много вещей, которые он исполняет очень удовлетворительно. Жаль только, что инструменты этого оркестра, приобретенные несколько лет то­му назад в Петербурге, по каким-то несчастным случайностям оказались очень худыми, то есть далеко не такого достоинства, как можно было ожи­дать. Впрочем, мы слышали, что выписаны новые инструменты и что зна­чительная часть их уже доставлена в Иркутск, так что и в этом отношении оркестр наш скоро значительно улучшится».

Особая сложность для дирекции театра состояла в выборе пьес для по­становки. Водевили, конечно же, привлекали публику и своей легкостью, и незамысловатым, всем понятным сюжетом, но главное – обилием музы­кальных и танцевальных номеров. Они давали основные финансовые сбо­ры. Но не забывала дирекция и о классическом репертуаре. На спектаклях по пьесам А. Н. Островского и Н. В. Гоголя зал всегда был полон. «Иркут­ские губернские ведомости» даже советовали дирекции ставить пьесы, ни­где не игранные, или написать, к примеру, инсценировку по рассказам М. Е. Салтыкова-Щедрина. И если такое случалось – газета выражала са­мую глубокую благодарность руководителям театра. Однажды это произо­шло с постановкой пьесы А. Н. Островского «Свои люди – сочтемся», по­ставленной в ноябре 1857 года в бенефис артиста Павлова.

Долго считалось, что эта пьеса была поставлена впервые в Петербурге в 1861 году. Но сообщение «Иркутских губернских ведомостей» в № 29 за 1857 год о постановке ее в Иркутске опровергает эту дату. Ранее пьеса не­однократно запрещалась и в столице, и в провинции. Иркутский же театр сыграл ее еще до запроса генерал-губернатора в столицу с просьбой о ее постановке. Ответ на запрос был отрицательным, но пьеса была уже сыг­рана. Газета тогда писала: «Несравненно лучше шли «Свои люди – со­чтемся» из всех пьес, которые мы пока видели на здешней сцене, это, по нашему мнению, та, которая исполнена всех удовлетворительнее. И что в ней гораздо лучше обыкновенного играли наши, так сказать, второстепен­ные сценические таланты гг. Львов и Скворцов. Девица Николаева 1-я, ко­торую мы привыкли видеть, что она только просто репетирует свои роли, обыкновенно очень твердо, но зато все чрезвычайно однообразно, г-жа Николаева в роли Липочки по временам как бы входила в свою роль и на­чинала играть; она была, например, совсем недурна в сцене объяснения с нареченным женихом. «Свои люди» давались в бенефис Павлова, который с г. Григорьевым стоит во главе наших мужских театральных талантов».

В январе 1858 года в Иркутский театр была приглашена знаменитая ба­лерина и актриса Анаева-Пряхина. Воспитанница Петербургской театраль­ной школы, она окончила ее в одно время с известной танцовщицей Ан­дрияновой. Обе были приняты на петербургскую сцену. Андриянова, поль­зовавшаяся сильной протекцией, оставляла Пряхину на втором плане. Но Пряхина неожиданно получила предложение служить в Воронежском теа­тре. Узнав о многообещающем таланте девицы Пряхиной, Воронежский губернский предводитель дворянства, богатый помещик, любитель и по­кровитель искусства, предложил ей поступить в труппу Воронежского теа­тра, бывшего в то время в славе. Поступив на провинциальную сцену, она играла и в водевилях, и в драмах, развивая свой талант и мастерство. По­сле Воронежа Пряхина служила в Харькове, Пензе и Саратове, а затем у Ярославцева в Красноярске. Здесь вышла замуж за капельмейстера теат­рального оркестра Анаева, и когда труппа Ярославцева распалась, иркут­ская дирекция пригласила ее в свой театр.

Дебют Пряхиной-Анаевой на иркутской сцене был в роли Марии в «Дочери второго полка» Ж. Баяра. «Игра г-жи Анаевой была весьма удач­на; особенно хороша была сцена прощания Марии с полком, в которой де­бютантка заслужила общий и совершенно справедливый аплодисмент, по­вторяющийся несколько раз. Занавес опустился при общем рукоплескании и, к нашему удовольствию, должен был подняться три раза еще, чтобы дать дебютантке возможность отблагодарить восхищенную публику. Нель­зя не сказать несколько слов в похвалу игры г. Львова в роли фельдфебе­ля Трульона. Г. Львов понял и выполнил эту роль более чем удовлетвори­тельно и напомнил нам свое настоящее амплуа. В заключение дан был ди­вертисмент, в котором дебютантка, к общему удовольствию, появилась в своей настоящей сфере и выполнила с полным искусством испанский та­нец. Госпожа Пряхина должна была повторить его по требованию восхи­щенной публики, при громких, беспрерывных аплодисментах всей залы», – писал корреспондент «Иркутских губернских ведомостей».

Публика с радостью приветствовала появление на иркутской сцене та­лантливой актрисы и с нетерпением ожидала новых спектаклей с ее учас­тием. Билеты на ее спектакли разбирались за неделю до представления. Помимо выступлений на сцене, Пряхина обучала танцу молодых девушек- воспитанниц. Под ее руководством состоялся дебют ее восьмилетней уче­ницы – девицы Маркевич.

Между тем культурная жизнь в Иркутске шла своим чередом. В празд­ничные дни устраивались гуляния в специально устроенном саду на бере­гу Ангары. На площади работали различные аттракционы во временных строениях. Специальная панорама показывала любопытный вид Иерусали­ма и «ловлю китов»; не пустовали качели, а заезжие кукловоды представ­ляли кукольные комедии. Вместо прошедших гастролей Пекока, оставив­шего в публике тяжелые воспоминания, приехал флейтист господин Со- вле, которого очень хорошо слушали в Кяхте, а теперь в Иркутске. Он да­же был удостоен чести дать второй концерт в зале генерал-губернаторско­го дома и собрал больше слушателей, чем в первый раз, причем восторг публики выражался еще живее и громче. Ну а театр летом 1858 года был поставлен на ремонт и реконструкцию. В бумагах актера и антрепренера Ярославцева, работавшего в Иркутске в начале пятидесятых годов, уже значительно позже, в девяностые годы, было найдено письмо от его при­ятеля актера А. П. Волкова (Бриткина). Оно было отправлено Ярославце- ву 25 сентября 1858 года из Иркутска, где Волков в это время служил в те­атре. Он пишет: «Театр иркутский сделан почти заново, как снаружи, так и внутри: оштукатурен, сени, коридоры, буфет приведены в очень поря­дочный вид; устроена особая комната для графа Муравьева-Амурского. Одним словом, весь театр принарядился – хоть куда».

Открытие сезона 31 августа совпало, как тогда говорили, с новосель­ем. В этот вечер играли пьесу Львова «Не место красит человека, а чело­век место» и оперу-водевиль «Любовное зелье, или Цирюльник-стихотво­рец» Д. Т. Ленского. А в заключение был еще танцевальный вечер. А вско­ре здесь же, в театре, любители поставили спектакль «Свадьба Кречинско- го» Сухово-Кобылина, сбор от которого был направлен в пользу пересе­ленцев на Амур. Об успехе спектакля корреспондент «Иркутских губерн­ских ведомостей» писал: «В течение последних двух лет мне не удавалось провести в нашем театре ни одного вечера так приятно, как я провел этот вечер 29 октября».

Словом, сезон начался довольно успешно. Прошел он под знаком вели­кого торжества в Иркутске – заключения генерал-губернатором Н. Н. Му­равьевым-Амурским трактата с Китаем, по которому к России отошли земли вдоль Амура. Прекрасно оформленное здание привлекало горожан ярко освещенным фасадом и огромным пейзажем – видом города Николаевска, висевшим у входа. В честь этого торжества был большой бал в Благород­ном собрании и спектакль в театре без платы за вход.

В конце сезона происходило еще одно примечательное событие – ве­лись переговоры с великим русским актером М. С. Щепкиным о приезде на гастроли в Иркутск. Рассказывают, что предложение это исходило от самого генерал-губернатора Н. Н. Муравьева-Амурского, который позна­комился со Щепкиным, находясь на лечении за границей.

Непосредственно переговоры с артистом вел В. Н. Баснин, бывший го­родской голова, замечательный театрал, библиофил и собиратель художе­ственных редкостей: живописи, старинных книг, гравюр, писем и дневни­ков великих людей. Он бывал в театре ежевечерне. Мог не единожды хо­дить на один и тот же спектакль и, что самое удивительное, после каждо­го спектакля писал на него рецензию. Рецензии эти были оригинальны по форме: письма-рецензии друзьям. В конце каждого письма стояла припи­ска, в которой автор убедительно просил по прочтении переслать письмо обратно. После этого Василий Николаевич собирал их в небольшие тетра­ди и отправлял в село Разводное близ Иркутска к жившим там на поселе­нии декабристам – братьям Борисовым. Они великолепно владели пере­плетным делом, и письма обретали оригинальную форму сброшюрованных сборников.

Находясь в Москве и будучи лично знаком со Щепкиным, Баснин почти уговорил великого артиста приехать на гастроли в Иркутск и Кяхту. В музее иркутского драматического театра хранится фотокопия письма В. Н. Баснина в Иркутск своему родственнику Д. О. Портнову, в котором он пишет: «Москва, 1858, ноябрь 8. С первой почтой спешу препроводить к Вам, Дмитрий Осипович, полученное мною от Щепкина письмо и при нем записку об его репертуаре – тотчас велите Петру Евд. снять на тон­кой бумаге копии и прислать их ко мне сюда. Подлинник поскорее отдай­те г. Сиверсу (новый директор театра. – B. C.) с тем, чтобы возвратил Вам; и храните их в Иркутске. Г. Щепкин рассчитывает, что вся поездка его в Иркутск и Кяхту потребует времени полгода. Значит, нужно иркутской ди­рекции иметь в виду платеж 1500 рублей серебром одной выдачи на содер­жание в Москве семейства г. Щепкина, кроме проезда и разных расходов, в пути и на местах остановок и жительства, вперед и обратно. Может быть, потребуется еще пособие на экипаж и подъем из Москвы, хоть и не гово­рил мне об этом Михайло Семенович».

К сожалению, по каким-то неизвестным причинам приезд великого русского актера в Иркутск не состоялся, но то, что такие переговоры зате­вались и изначально Михаил Семенович давал согласие приехать в Си­бирь, говорит о достаточно высоком уровне интересов театральных и об­щественных кругов города. Об этом же событии сообщает в письме Аста- пову-Ярославцеву упомянутый нами выше актер Волков (Бриткин). «...Здесь разнесся слух, что будто бы М. С. Щепкин хочет посетить Си­бирь. Не знаю, правда это или нет, но во всяком случае почтеннейший ве­теран ошибается в расчетах, если вздумает вообразить, что Сибирь – Аме­рика, награждающая артистов десятками тысяч...»

Нам кажется, что уважаемый актер Волков немного погорячился в сво­ей оценке намерений М. С. Щепкина. Ибо интерес Михаила Семеновича, человека большого таланта и высокого общественного сознания, не мог состоять только в большом денежном вознаграждении.

В. Н. Баснин был личностью незаурядной и высокопочитаемой не только в Иркутске, но и в московских просвещенных кругах. Познакомил­ся он с М. С. Щепкиным еще в 1828 году на Нижегородской ярмарке, ча­сто бывал на его спектаклях и, уже переехав в Москву в конце пятидеся­тых годов, дружбы с Щепкиным не прерывал. Он искренне хотел, чтобы и в далеком родном Иркутске познакомились с его высоким талантом. А те­атр продолжал жить своей особой, трудной творческой жизнью. В третий раз сменилась дирекция. Теперь во главе театра стоял молодой, энергич­ный П. Сиверс. Активно вникая во все тонкости нового для себя дела, Си- верс иногда позволял себе с актерами крутые меры. Нагрубившую ему ак­трису Ударцеву-вторую (так именовались актеры и актрисы – родственни­ки) – он уволил. Подвыпившего актера Волкова посадил на извозчика и отправил к полицмейстеру, а затем «засадил» в полицию. Его стали поба­иваться.

Ну, а сам театр все более становился неотъемлемой частью культурной и общественной жизни города, иногда даже своеобразным яблоком раздо­ра между группами поклонников того или иного актерского таланта. Как впоследствии писал один из высокопоставленных чиновников канцелярии генерал-губернатора Б. А. Милютин: «Он (театр. – B. C.) был, так сказать, нейтрализующим элементом, в одно время – связующим политических врагов и разделяющим исконных друзей».

Случилось так, что дирекция пригласила из Казани молодую талантли­вую актрису Соболеву. Дебют ее на иркутской сцене прошел успешно. Прекрасная водевильная актриса, владеющая искусством танца, играющая порой и драматические роли, она понравилась публике, и вскоре у нее по­явились постоянные поклонники. Но в этом же амплуа в театре давно уже работала – и небезуспешно – актриса Николаева, у которой тоже имелись свои почитатели.

Все началось с того, что 10 декабря 1859 года, в бенефис Соболевой, публика, желая поощрить молодую актрису, щедро наградила ее аплодис­ментами. Но другая сторона решила доказать, что, несмотря на дарование, не Соболева – любимица публики. 13 декабря госпожу Николаеву, играв­шую роль Лидочки в «Свадьбе Кречинского» Сухово-Кобылина, приветст­вовали если не единодушно, то гораздо шумнее и торжественнее.

Описав этот «театральный конфликт», корреспондент «Иркутских гу­бернских ведомостей» не без сарказма заключает: «.что касается госпожи Николаевой, то ей полезнее всех подарков и букетов выслушать три откро­венных замечания:

1. Постарайтесь усовершенствовать свою дикцию.

2. Обращайте побольше внимания на свой костюм и вообще старай­тесь одеваться с большим вкусом.

3. Наконец, самое главное, думайте хотя несколько о роли и словах, которые произносите, иначе вы всегда будете производить на беспристра­стного зрителя самое невыгодное для вас впечатление.

Госпожу же Соболеву предупреждаем, что сцены 13 декабря могут по­вторяться, и потому советуем ей, ради ее таланта, не обращать на это боль­шого внимания и по-прежнему стараться добросовестным исполнением и обдуманностью своих ролей поддерживать расположение более рассуди­тельной и спокойной части иркутского общества».

Казалось, произошел частный театральный конфликт, но как поляри­зовал он иркутских любителей театра! О нем писала не только местная пресса. Много лет спустя припомнил этот случай в своих мемуарах чинов­ник высокого ранга в администрации Н. Н. Муравьева-Амурского Б. А. Ми­лютин. Значит, театр уже достаточно заметно влиял на общественную и культурную жизнь Иркутска, заставлял говорить о себе, стал частью жиз­ни города, и среди провинциальных театров России он определился не на последнее место. Для самих же иркутян он имел весьма большое образо­вательное значение и «в ряду удовольствий театральные зрелища без вся­кого сомнения занимали самое почетное место».

В финансовом отношении он продолжал бедствовать, и спасали его ча­сто лишь пожертвования богатых любителей да пособия местного началь­ства. Театр в год зарабатывал до восьми тысяч рублей, а издерживал до двенадцати тысяч при довольно скудном еще вознаграждении артистов. Дирекция не только стремилась чаще обычного менять репертуар, но и старалась приглашать новых артистов. В 1860 году в Иркутск приехала че­та Лазаревых, заметно проявились Сергеев, Медведев, Щеглов. К этому времени, к большому сожалению, умер любимец иркутян Григорьев, и его роли стал играть Лазарев. Ударцева-первая стала прекрасной исполнитель­ницей ролей пожилых женщин, и ее справедливо называли «красою ста­рух». Делала свои первые успехи девица Маркевич. Обучившись у Пряхи- ной, она стала прекрасно танцевать, появилась профессиональная уверен­ность в исполнении водевильных ролей. Ее стала хвалить пресса, предпо­лагая, что в будущем она станет украшением иркутского театра.

Вскоре местная газета «Амур» выступила с программой материальной поддержки в сезоне 1861 года не только актеров, но и всего театра. «...Ре­шаемся предложить дирекции следующие меры для поддержания нашего театра. Дирекция всеми средствами должна стараться, чтобы посетители не были стесняемы в своих мнениях об игре актеров, чтобы они не были удерживаемы какой-либо властью от излишних, по мнению некоторых господ, восторгов в виде аплодисментов и т. п. В каком бы то ни было об­щественном месте все члены его, – все посетители, несмотря на звание, на положение в обществе, если они уже допущены в это общество, долж­ны непременно быть равны между собою. Аплодисменты и стучанье в пол по случаю длинного антракта в театре не есть беспорядок, а просто выра­жение желаний и мнений публики, совершенно законное. Далее, в театре полезно было бы завести духовые печи. Для топки их несравненно уйдет менее дров, что может способствовать сокращению расходов театра. Не мешало бы также увеличить комплект стульев в ложах (увеличив соразмер­но цену) и сделать в галерее ряда в три скамейки. Цену билета для кресел тоже следует изменить.

1-й ряд – 3 рубля; 2-й ряд – 2 рубля; 3-й ряд – 1 рубль 50 копеек; 4-й, 5-й, 6-й, 7-й – 1 рубль; остальные по 75 копеек.

Мы согласны, что все это мелочи, но часто от мелких неудобств про­исходит большой ущерб».

Приближался новогодний праздник. Горели рождественские елки. В зале Благородного собрания проводились праздники-маскарады. Насту­пивший 1861 год для иркутян был немного грустным. Уезжал навсегда из Сибири граф Н. Н. Муравьев-Амурский – великий преобразователь вос­точных земель России, чья многосторонняя общественная и государствен­ная деятельность вызывала самое восторженное отношение к нему во всех слоях российского общества. При его благожелательном содействии и лич­ном участии открылся в Иркутске первый профессиональный театр. Нака­нуне его отъезда в городе шли прощальные вечера и все иркутское обще­ство отдавало бывшему покровителю края достойные его почести.

16 января около полудня вдруг загорелся городской театр. Пожар на­чался изнутри здания и распространился так быстро, что не было никакой возможности прекратить разрушительное действие огня. Гордость иркутян, театр, совсем недавно заново оштукатуренный и украшенный лепниною, расписанный изнутри, он взметнулся огнем со всем имуществом, костю­мами, декорациями и театральной библиотекой. Через два часа город ос­тался без театра. А на другой день, 17 января 1861 года в час пополудни оставил Иркутск генерал-губернатор Восточной Сибири граф. Н. Н. Му­равьев-Амурский.