Нижнеудинск. Воспоминания Сперанского и Вагина // Братющенко Ю. В. «К летописи Нижнеудинска» (2007)

Путешествия бывали разные. Одни их предпринимали в силу личного творческого интереса, другие, как мы увидим ниже, в виде экспедиций со специальным заданием или служебным поручением, третьи - как длительные командировки к месту временной службы. Последние относились к гражданским и военным губернаторам, высочайше в Сибирь назначенным. Некоторые из них оставили написанные воспоминания и личные письма, которые учеными-историками были обнародованы в качестве важных исторических источников. Именно таким явились составленные историком В. Вагиным «Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского33 в Сибири с 1819 по 1822 год»34.

Дневниковые записи, озаглавленные М. Сперанским: «Путешествие в Сибирь с 31 марта 1819 по 8 февраля 1821 г.» и его черновые письма Вагиным, судя по всему, изучены досконально как первоисточники. К тому же он использовал многие официальные архивные документы. Все это, при собственном хорошем знании общественной жизни Сибири, позволило ему создать интересный и весьма полезный для исторической науки труд о деятельности М.М. Сперанского, в котором нашел отражение и Нижнеудинский округ с его людьми (с. 49, 83, 95).

В поездке на губернаторство М.М. Сперанского

на пути к Иркутску лежал Нижнеудинск. Вопиющие жалобы на Лоскутова (местный исправник. — Ю. Б.) заставили Сперанского прожить здесь почти две недели. Нижнеудинск и ныне считается одним из самых плохих городов Сибири; можно себе представить, каков он был за 50 лет [до того]. Это был маленький, грязный, болотистый городок. Сперанский жил в полуразвалине, старом домике доброго старика городничего Динаталя и терпел с своими чиновниками все лишения тогдашней уездной жизни. У них почти не было пищи; все свечи у жителей сожгла эта экспедиция. Сперанский написал из этого городка письмецо своей дочери, как он выразился, "единственно для того, чтобы ты не подумала, что мы на пути из Томска в Иркутск потерялись или пожраны медведями". Канцелярию свою он отправил вперед. Иркутяне слушали рассказы секретарей Сперанского о петербургских новостях и удивлялись его медленности (с. 49).

Далее Вагин сообщает:

Настоящее гнездо злоупотреблений было в Иркутской губернии. Здесь на берегу Кана, на самой границе Нижнеудинского уезда, встретили Сперанского вопиющие жалобы на Лоскутова. Этого "страшного исправника", этого "первого министра Трескина" он удалил от должности, арестовал и оста- вил за Каном, как за Стиксом. "Мера сия была нужна, — пишет Сперанский, — страх 10-летнего его железного управления был таков, что на первых стоянках не могли иначе приносить жалоб, как выбегая тайно на дорогу из лесов ". В Нижнеудинске 17-го августа он назначил над Лоскутовым следственную комиссию, под председательством Цейера и командировал одного из членов комиссии для описания имения Лоскутова. Там описано у него разного рода имущества на 103 769 руб.* Впоследствии стоимость описанного у Лоскутова имущества исчислялась в 138 242 руб., кроме разных вещей, серебра и мехов, которым оценки не сделано. Все это имущество было "торжественною процессиею "отправлено 27августа на хранение в Иркутское казначейство. В Иркутске привоз его произвел сильное впечатление. Тогда же Сперанский сделал формальное распоряжение об отрешении Лоскутова от должности, а 4 сентября предложил губернскому правительству о предании его, по окончании следствия, суду...(с. 83)

Занятия Нижнеудинской комиссии продолжались до 15 декабря 1819 г., а переписка председательствовавшего в ней Корсакова — и гораздо позже. Дело по предписанию Сперанского отослано было в уголовную палату из губернского правительства уже 31 июля 1820 года.

Вопль жителей продолжался до границ Иркутского уезда. В этом уезде (Нижнеудинском. — Ю. Б.) и в самом городе жалобы вдруг смолкли: таков был ужас перед местным управлением (с. 95).

Но донесению ревизовавшего в 1802 г. Сибирь Селифонтова, в Тобольской губернии скопилось столько поселенцев, что их распределение по селениям при бедности местных обывателей «было стеснительно для обеих сторон». Кормовых денег было недостаточно; многие умерли от голода. Селифонтов предполагал водворять поселенцев на большой дороге от Тобольска к Иркутску, особенно в Нижнеудинский округ. 8  февраля  1808  г. был утвержден доклад об этом сената, «не оставляя плана о Забайкальском заселении и с тем, чтобы отставным солдатам предоставлено было на волю (на выбор. — Ю. Б.), — селиться за Байкалом или на большой дороге. Кроме 98 000руб., ассигнованных прежде на Забайкальские поселения, ассигновано было на водворение 769 душ в Нижнеудинский округ 43 046 руб. 85 коп. и на водворение поселенцев в Тобольскую губернию 100 000 руб.

За Байкалом было водворено только 610 душ. В Нижнеудинском уезде водворение шло неуспешно (с. 224).

« этого времени начинается знаменитая деятельность Трескина и Лоскуто- ва по устройству Нижнеудинских поселений. В состав Нижнеудинского уезда входила тогда и вся нынешняя Канская округа, и поселения начинались от самого Кана. Центром их была Бирюса, где у Лоскутова был даже собственный дом. Мы  не намерены приводить здесь всех злоупотреблений, с какими было сопряжено устройство поселений; общее понятие об них дано уже в главе о ревизии. Независимо уже от описанных подвигов Лоскутова необходимо обратить внимание на следующие слова Сперанского: "Следствиями обнаружено, что после умерших и выбылых поселенцев отбираемо было все их имение и обращаемо в продажу, несмотря на совершенную нищету, которой подвергались оставшиеся после них семейства. Таким образом, цель поселений, по достижении оной прочным водворением людей, терялась из вида, и польза многолетних трудов истреблялась". Этим способом Лоскутов собрал 98 000 руб.; из них составилась гласная, так называемая сумма поселенцев (с. 226).

Нижнеудинские поселения, смежные с хлебородным Красноярским уездом, менее страдали от неурожаев; но на них лежала железная рука Лоскутова, и при наружном устройстве и порядке они все-таки были так бедны, что по истечении льготных лет оказались не в состоянии платить ни денежной ссуды, ни податей и повинностей. По словам Трескина, поселенцы приходили почти нагими; не успев- ши обзавестись домами, они уже съедали ссудный хлеб и изнашивали свою одеж- ду, а неурожаи лишали их возможности завестись необходимым (с. 297).