Нижнеудинск. Из воспоминаний Мартоса А. // Братющенко Ю. В. «К летописи Нижнеудинска» (2007)

Гораздо более богатое и разнообразное содержание имеет вышедшая в свет через семь лет еще одна, во многом схожая с повествованием Семивского, книга А. Мартоса «Письма о Восточной Сибири»[1]. Он задался целью всесто­ронне описать в дневниковой форме Восточную Сибирь от западной до вос­точной границы. Нижнеудинску автор посвящает относительно большой очерк. Воспроизведем его без купюр:

2 декабря 1823. Нижнеудинск

За рекою Каном дорога идет одичалая, проложенная в березовых и сосновых рощах. В 27 верстах от Канска лежит село Иланское, на реке Илане; в нем дере­вянная церковь Сретения Господня, еще не совсем оконченная. Длинный мост через речку и болото разделяют село на две части, которые приняли имена: Новая и Старая Илань.

В 16 верстах от Плана встречаете селение Большое Ингашинское, обстроенное очень правильно. В нем водворены поселенцы. Оно заключает в себе с лишком 200 домов, и, вмещая под жилье пространство 3 верст в прямой красивой улице, делает вид многолюдного городка. Далее, в 8 верстах отсюда, представляется деревня Малая Ингашинская, также очень хорошо выстроенная. Здесь жители вообще хлебопашцы.

От Канска до местечка Бирюсы, построенного на том берегу реки Бирюсы, разграничивающей Иркутскую от Енисейской губернии, находятся станции Илань, Поймы*, село Тины, имеющее с лишком 100 домов с новою прекрасною церковью Введения во храм Пресвятые Богородицы, Ключи, Черемхово (между сими двумя станциями, или по-здешнему станками, водворена большая деревня Черемошникова, несколько домов на левом берегу реки Бирюсы называются контора.

От Бирюсы до Нижнеудинска встречаете следующие почтовые станции: Баероновка (их три: на одном поле с последней Баероновкой смежно богатое селение Окульчет), Разгонное, Алзамай, Замзоры, Ново-Учрежденная, Уковская и Ниж­неудинск. Между ними, не доезжая до города верст за 17, минуете деревню Маре, прекраснейшую и по своей обширности и примерному, правильному устройству, могущую взять преимущество перед некоторыми уездными городами и у нас в Сибири.

От речки Баероновки, впадающей в большую реку Бирюсу, начинаются высо­кие горы; везде одичалость и усилия человека превозмочь все препоны, обрести для себя покой и щастие в сих ужасных лесах, устроить просеки, бороться на каждом аршине земли, или с неблагодарным кряжем, или с огромными пнями, здесь во всей силе являют его достоинство. Доказательств больших не требуется, посетившего здешние места за 57 лет перед сим, и проезжайте их теперь, — ваше очарование будет столь же велико при взгляде на гражданское образование жителей и щед­рость натуры, осыпающей дарами оратая (пахаря. — Ю. Б.), как и мнимость в возможности существования нескольких тысяч людей в стране, немногим, конеч­но, известной по слухам и то, если не ошибаюсь, страшным. За 12 верст до Ниж-неудинска примечательна весьма высокая гора Каменная; речка сего же имени омывает подошву ее.

Городок Нижнеудинск лежит на реке Уде. В нем, считая и слободу, лежащую против города, 2 церкви, 54 дома и 300 жителей; в самом же округе считается русских до 12 тысяч, кроме инородцев о коих здесь мне желательно попространнее поговорить.

В Нижнеудинском округе кочуют четыре племени инородцев, три рода бурят и карагасы. Ашехобадской, Харанутской и Нижнеудинской землицы составляют сословие первых инородцев; последние вообще здесь известны под именем оленных карагасов. Ашехобадской род, места, прилегающие к Оке, и берега сей реки, впа­дающей в славную Ангару, избрал для себя жилищем, харанутцы-буряты обита­ют по Уде. Карагасы жилищ постоянных не имеют. Все сии народы вообще зверо­ловы; они добывают соболей, сохатых, белок и оленей. Они выходят из тайги и гор в урочища верст за 50 от Нижнеудинска для вноса ясака, преимущественно избирая для своих временных становищ места, где более дров и моху, коим здесь и по целой Сибири обыкновенно кормят оленей. Просил зайти к себе карагасов, прогуливавшихся по городу, — это были двое мущин и две девушки. Они довольно видны; одежда их: простая шуба, как упоминается в Полезном описании народов, обитающих в России, сочиненном Георги. Физиономия карагасов доказывает их общую характеристику с мунгалами, от коих они по всей вероятности и проис­ходят, но не с самоедами, как утверждает Георги. Посетившие меня нижнеудинские граждане говорят, что карагасы доживают до глубокой старости и вообще знатнейшие звероловы.

При виде сих дикарей, отважных, но кротких, добрых для своих повелителей и страшных зверям лютым, любопытство знать, каким образом они укрепили за собой южные нижнеудинские леса и горы, требует пособия история.

Карагасы, рассеянные по горам и в тайге сего края, частию происходят от тех татар, который войною были изгнаны из отечества. Принужденные искать безопасного приюта, они не могли обрести для себя лучшего, как здешние одича­лые горы и леса мрачные, удаленные от проницательного взора сильных ханов. Язык их происходит от татарского и мунгальского; многие из них, хотя и креще­ны, но обитают в прежнем мраке идолопоклонства. Карагас приносит мольбу Солнцу и небу, благоговеет перед реками и горами, благодетельными, питающи­ми его. На высоких хребтах и берегах обрывистых сии народы приносят жерт­вы — голову и сердце убитого медведя и дичи; потом, умолив об удовлетворении своих нужд, съедают свои дары. Подходит ли карагас к реке, — он жертвует ей несколько табаку, древесную веточку, которую срезывает с лучшего встретивше­гося ему дерева, лоскуток меху и тому подобное. Но каждый народ более или менее предан суеверию: найдите мне во всех концах света человека, и образованного, и дикаря, который был бы совершенно чужд предрассудков? Сам Цезарь, великий Цезарь, в полете голубей мнил предузнавать судьбу своих легионов, то есть судьбу вселенной! Но есть суеверия невинные и, по моему мнению, карагасы, добрые, по­слушные, могут быть причтены к таким народам, кои чужды порочных; и сколь трудно положить пределы суеверию! Спрашивать же, может ли существовать народ, чуждающийся предрассудков, есть то же, что сделать вопрос: может ли существовать народ философов?

Примечания