Мазитов, Вадим Валерьевич

Вадим Валерьевич Мазитов (8 апреля 1960, г. Иркутск, РСФСР, СССР – 18 октября 1999, г. Иркутск, РФ) — рок-музыкант, поэт.

Биографическая справка

Музыкой увлёкся в 15 лет, некоторое время играл в школьной рок-группе. Окончил физико-математический факультет Иркутского государственного университета. Там он собрал свою первую рок-группу — "АЗ 216" (названием группа обязана актовому залу 216 физико-математического факультета ИГУ). Работал ассистентом на кафедре теоретической механики Иркутского политехнического института, инженером ВЦ Академии наук, старшим научным сотрудником лаборатории физико–магнитных явлений, корреспондентом газеты "Версия". Но его творческим амплуа всегда была рок-музыка. В. Мазитов – одна из культовых фигур иркутского андеграунда, лидер группы "Принцип неопределенности". "Золотой состав" группы (1991): Вадим Мазитов — вокал, гитара, тексты, музыка, аранжировки; Дмитрий Розенцвейг — бас-гитара; Андрей Попов — ударные; Антон Тихонов — клавишные, флейта, труба, аранжировки. Альбом группы "При попытке к бегству" заставил говорить о себе за пределами Иркутска. Песня "Жандармерия" долгое время удерживала первое место в хит-параде "Тихий парад" на "Радио России". Клип на песню В. Мазитова "Долина тысячи дождей", снятый режиссёром Ю. Дорохиным, занял 6 место во Всероссийском конкурсе видеоклипов. "Принцип неопределенности" выступал на рок–фестивалях "Рок-Азия–90", "Индюки-91" и других. А. Григорян (лидер группы «Крематорий») посвятил В. Мазитову песню «Туда, где отдают концы». "Принцип Неопределённости" — единственная иркутская рок-группа, занесённая в книгу Александра Кушнира "100 магнитоальбомов советского рока". За год до смерти у В. Мазитова случился сердечный приступ. Скончался 18 октября 1999. Похоронен на Ново-Ленинском кладбище города Иркутска.

Хобби В. Мазитова –  игрушечные модели самолетов. В его коллекции было более тридцати моделей.

Провинциальный музыкант Вадим Мазитов…

Он говорил: «Моя жизнь – вот мое хобби». Он родился в Иркутске 8 апреля 1960 года. Увлекаться роком стал в 15 лет, играл в школьной группе. Потом Вадим поступил на физико–математический факультет ИГУ. Там Мазик – так ласково и дружески называли Вадима Мазитова в рокерской среде – примкнул к университетской команде, но ненадолго. Вскоре создал свою. Название первой группы было «АЗ 216» – актовый зал 216 физического факультета ИГУ. Играли на вечерах, танцах. Окончив университет, Мазитов успел даже поработать старшим научным сотрудником лаборатории физики магнитных явлений и корреспондентом газеты «Версия».

– Это был очень образованный человек, – рассказывает барабанщик, игравший в «Принципе неопределенности» Михаил Таборов. – У него была феноменальная память.

О способности Мазитова запоминать то, что ему приглянулось, среди друзей музыканта даже ходят легенды. Вадим мог наизусть декламировать не просто стихотворения, а даже монологи и несколько страниц книги.

Первая по–настоящему известная группа образовалась уже на базе пединститута. После долгих размышлений и даже вытягивания бумажек из шляпы группу решили назвать «Берег». Она и стала впоследствии известным на всю страну «Принципом неопределенности».

– Я даже помню то время, когда на стенах домов в Иркутске наряду с такими надписями, как «Кино», «Крематорий», «Металлика», писали «Принцип неопределенности», – рассказал гитарист Евгений Паньков, который работал с Мазитовым в последний год перед смертью Вадима. – Я тогда, читая эти надписи, и подумать не мог, что буду играть в этой группе.

Стихи к своим песням Мазитов писал быстро, можно даже сказать – стремительно. Они сами приходили ему в голову – главным было успеть записать. Но после того как мысли оформлялись на бумаге, солист еще долго на репетициях оттачивал каждое слово.

По словам Евгения Панькова, Мазитов, вообще относился к музыке ответственно: ему важно было, что он играет, как он играет и с кем. Музыкантов в свою группу он выбирал не методом кастинга или испытательного срока, а долго присматривался со стороны, как человек играет, какой он... Только потом звал к себе в группу, но звал уже навсегда.– Он не пел песни до тех пор, пока точно не подбирал слова и не отшлифовывал их как следует, – рассказывает Владимир Грицина – он был администратором группы «Принцип неопределенности». – Иногда тех, кто работал с ним на репетициях, это раздражало – им сложно было играть, когда не слышно слов. Но, что удивительно, в ответственные моменты он всегда собирался, и репетиции перед концертами проходили на высоком уровне.

– Когда я пришел в группу, мне было примерно 23–24 года. Вадим читал нам что–то типа лекций, – рассказывает Евгений Паньков. – Это не были лекции в том смысле, в котором мы привыкли понимать это слово. Перед нами был образованный собеседник, который не показывал вида, что он выше нас не на одну ступень. И они не обязательно должны были касаться музыки. Отчетливо помню наш с ним разговор про фильмы ужасов, которые, кстати, Вадим очень любил.

Эта манера вести себя проявлялась и в творчестве. Он никогда не считал себя гитаристом–виртуозом и говорил: «Моя музыка проста, ничего удивительного в ней нет». Но у людей складывалось совсем другое мнение. Мазитов стал одной из культовых фигур иркутского рока. Группа выступала на одной сцене с Борисом Гребенщиковым, «Крематорием», «Кино». В 1992 году своей песней «Жандармерия» «Принцип» долгое время удерживал первое место в хит–параде радио России, а клип на песню «Долина тысячи дождей», снятый иркутским режиссером Юрием Дорохиным занял 6–е место во Всероссийском конкурсе видеоклипов, несмотря на то что особых приспособлений для съемок не было. «Принцип неопределенности» стал единственной иркутской группой, которую внесли в энциклопедию русского рока – «100 магнитоальбомов советского рока».

После такого подъема в масштабе страны его не раз звали в Москву, но он всегда отвечал:

– Я никуда не хочу уехать. Даже если мне в Москве будут созданы все условия для творчества, я не смогу написать там ни строчки. Я подпитываюсь от провинциальной жизни и провинциальной энергетики, – говорил он.

Его смерть 18 октября 1999 года для всех стала неожиданностью.

– Мы только собрали часовой материал для нового альбома, – рассказывает Евгений Паньков. – Искали возможности его записать. И тут как гром среди ясного неба.

С того самого года друзья–музыканты не забывают Мазитова и ездят к нему на могилу два раза в год – в день рождения и в день смерти. Не забыл своего друга и Армен Григорян из «Крематория», который также, если приезжает в Иркутск, обязательно заезжает на Ново–Ленинское кладбище к Мазику.

Ирина Бутакова. Комсомольская правда – Байкал, 2011

Блюз с берегов Ангары

Лидер иркутской группы «Принцип неопределенности» Вадим Мазитов ничем не напоминает рок–музыканта. Физик по образованию, он после окончания университета работал журналистом в местной газете «Версия», слыл экспертом по банковскому делу, собирал модели самолетов, весьма прилично играл на скрипке и любил слушать музыку Гайдна, Шнитке и Губайдулиной. Единственное, что выдавало рокерские симпатии Мазитова, – небольшой плакат с изображением легендарного английского музыканта над письменным столом. Как и Эрик Клэптон, Вадим Мазитов играет на гитаре блюз.

Невысокий и слегка угловатый Мазитов начал исполнять блюзы в конце 80–х. Программа создавалась на стихи  духовно близких Вадиму поэтов: Саши Черного, Эдгара По, Игоря Иртеньева.

Рок–аккомпанемент подобной лирики первоначально носил подражательный характер и был основан на наиболее известных блюзовых стандартах. К примеру, в одном из куплетов «Эльдорадоблюз» Вадим переходил на английский, интонационно подражая великому Луи Армстронгу.

К 89–му году его первая группа распалась, а Мазитов начал писать собственные композиции. Перед премьерой кинофильма «Асса» он вышел на сцену и высоким голосом спел под акустическую гитару:

«Мы непорочные буквы лепили в строку

Чтобы кто–то сумел прочитать после нас

Чтобы кто–то увидел в игре наших слов

Имена наших дней, имена наших дней».

Песня сопровождалась неторопливым, слегка затянутым гитарным соло – без ложной пронзительности, но выворачивающим наизнанку всю душу. Здесь не было ни одной лишней ноты, и все звучало на редкость цельно. Было очевидно, что этот угрюмый человек на сцене действительно чувствовал, что такое блюз. Не так давно у него повесился близкий друг, а еще один из приятелей «сгорел на водке». Сам Мазитов в тот период много пил. Привычный мир рушился на глазах, и поводов для оптимизма было не много.

...Из огромного багажа своих научных познаний Мазитов взял в качестве фундамента грядущей идеологии высказывание немецкого физика Вернера Гейзенберга: «Знаем, что искать, но не знаем, с кем. Знаем, что и с кем, но не знаем, сколько. Знаем сколько и чего, но не знаем, с кем». Заменив в этом извилистом постулате слово «искать» на «играть», Вадим сформулировал для себя и окружающих тот самый пресловутый принцип неопределенности.

Вадиму вот–вот исполнится тридцать, но он с блеском в оживших глазах репетирует с подростками лет на двенадцать моложе его. Ребята Мазитову попались как на подбор. Басист Дима Розенцвейг заканчивал училище искусств и собирался поступать в Новосибирскую консерваторию по классу контрабаса. Он одинаково легко исполнял и блюз, и фанк, и реггей, образовав удачный тандем с барабанщиком Андреем Поповым. На клавишах, флейте и трубе играл мультиинструменталист Антон Тихонов. Сын профессионального виолончелиста, он со временем стал вторым (после Мазитова) аранжировщиком в группе.

Вскоре «Принцип неопределенности» заставил говорить о себе за пределами Иркутска. Наконец–то в России, всю дорогу торчавшей на Led Zeppelin, Хендриксе и Клэптоне, появилась нормальная блюзовая команда, музыканты которой не только умели правильно извлекать ноты, но и привнесли с собой собственное видение мира и собственную боль. Они крайне удачно сыграли на крупных фестивалях в Новосибирске (Next Stop Rock’N’Roll) и Барнауле («Рок–Азия 90»), а дома выступили в серии совместных концертов с «Кино», «Крематорием», «Бригадой С», «ЧайФом» и «Аквариумом». Звук на концертах рулил Андрей Егурнов, которому впоследствии была посвящена композиция «Ответственный электрик».

...Со временем квартет п/у Мазитова становится чем–то большим, нежели очередной состав, играющий блюз. В репертуаре группы появляются номера–стилизации: джаз–рок («Полночное солнце»), ламбада («Кредо»), танго («Бубен шамана») и нечто среднее между вальсом и симфо–роком («Проблема пола»). Но основным коньком «Принципа неопределенности» по–прежнему остаются баллады и блюзы: «Я подожду и все к чертовой матери брошу и дико напьюсь/И запою нехороший придурошный блюз», – срывая и без того надорванный голос, пел Мазитов в «Сумасшедшем блюзе».

«Я никогда не считал себя блюзменом, – скромничает Вадим. – Тем более белым блюзменом, как меня называют в прессе. Я даже по паспорту татарин... Блюз для меня – это тоска, смурь, печаль, состояние души. Как говорят вфильме «Перекресток», «блюз – это когда от тебя уходит любимая женщина».

Все эти настроения «Принцип неопределенности» и отразил в своем единственном альбоме, представлявшем собой полтора часа мрачновато–исповедального рока в духе 60–70–х годов. В искренних и пронзительных композициях сквозила некая трудноопределимая, но несомненная связь с окружающим временем–пространством. Удаленность от шумных мегаполисов, бескрайние просторы, провинциально–неторопливый жизненный ритм не могли не наложить отпечаток на творчество Мазитова. Вряд ли жесткая и циничная Москва или флегматично–замкнутый Ленинград могли вдохновить на написание подобных песен.

«И когда я шагну через реку, мне знать не дано

Я стараюсь держаться подальше от этой воды

Я бросаюсь в глубокий колодец на самое дно

Я увижу покой, я увижу сиянье звезды».

Необычные оттенки иркутским блюзам придавали труба и флейта Тихонова, а его клавишные россыпи напоминали то игру джазмена в баре, то искрометные вспышки импровизаций седого тапера в довоенном кинотеатре.

Гитарные партии Мазитова редко отклонялись от стандартных блюзовых гармоний, создавая неповторимый диалог с голосом. Украшением практически всех композиций стал болезненный вокал Вадима, певшего на альбоме «через не могу», перевязав горло толстым шерстяным шарфом.

«Не защищал врагов, не завещал долгов

Все, что успел, – дожал, но даже пел – дрожал

Боялся быть собой, смеялся над судьбой...»

...Тот факт, что на альбоме удалось сохранить настроение и дух песен Мазитова, – немалая заслуга звукоинженера Славы Танкина. Вместо того чтобы купить двухкомнатную квартиру и уехать прочь от тещи, Танкин в свое время вложил заработанные деньги в японскую портостудию Yamaha и в несколько фирменных гитар.

Именно на аппаратуре Танкина, в крохотной студии гостиницы «Интурист», в феврале–марте 91–го года и происходила запись альбома «При попытке к бегству».

Слава Танкин выступал не только в роли продюсера и звукоинженера, но и сыграл ряд гитарных партий. «Танкин – единственный музыкант в Иркутске, который чувствует и понимает нашу музыку», – считает Мазитов. Слава действительно был человеком, который переживал за каждую записанную ноту, за каждый вздох в этой сессии, при любом неудачном дубле причитая, как курица над разбитым яйцом: «Все пропало, все погибло...» Волновался Танкин не зря. Поскольку использовать живые барабаны по соседству с ресторанной кухней и шныряющими туда–сюда официантами оказалось невозможно, все партии ударных были сыграны на ритм–боксе. Звук на альбоме тем не менее получился не электронным, а исконно блюзовым. Объяснить это метафизическое явление с точки зрения простой житейской логики не представляется возможным.

...Буквально через месяц после записи группа выступала на фестивале альтернативного рока «Индюки–91». Позднее Мазитов признавался, что этот концерт в Москве стал одним из самых cильных впечатлений в его жизни.

«Замечательный вокалист Вадик Мазитов – невысокий, скрюченный, больной, но с высоким и чистым (с нужной долей наждачности) голосом, – писал о лидере «Принципа неопределенности» рок–критик Сергей Гурьев. –Типаж Чернецкого, только с креном не в трагизм, а в непреходящий мэйнстримообразный рок–свет. Там, где в нее верят изнутри, форма остается жива».

После триумфального выступления на «Индюках» и шумного успеха песни «Жандармерия» (первое место в радиопередаче «Тихий парад») Мазитов неоднократно получал деловые предложения переехать в Москву и «начать жизнь заново». Но на все подобные приглашения он отвечал отказом. «Я никуда не хочу отсюда уезжать, – говорит Вадим. – Даже если в Москве мне будут созданы все условия для творчества, я не смогу написать там ни строчки. Я подпитываюсь от провинциальной жизни и провинциальной энергетики. Нас здесь все знают, здесь мы все и сдохнем. Как наши прадеды, деды и отцы».

А. Кушнир. 100 магнитоальбомов советского рока