Истинно-православные христиане и инстинно-православная церковь // «Историческая энциклопедия Сибири» (2009)

ИСТИННО-ПРАВОСЛАВНЫЕ ХРИСТИАНЕ И ИНСТИННО-ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ, название и самоназвание 2 направлений в русском православии, окончательно оформившихся в конце 1920-х гг.

Вопрос о самостоятель­ности этих религиозных движений, имеющих значительное сходство в своей истории, взглядах и обрядовой практике, остается дискуссионным.

Возникновение ИПХ—ИПЦ связано с расколом РГЩ после Декларации митрополита Сергия (1927). Против­ники перехода Церкви на позиции лояльности к советскому государству объявили себя носителями истинного православия, отказались от литургического и административного общения с Московской патри­архией и перешли на нелегальное положение («катакомбная церковь»).

По формальным основаниям ИПХ—ИПЦ, ввиду полного организационного отхода от РПЦ, можно отнести к объединениям сек­тантского типа, таким как «религиозные новообразования», «внецерковные православные объединения». С русским сек­тантством, возникшим на почве православия (хлыстовст-вующие, духоборы, молокане), их объединяло враждебное отношение к Церкви. Но если русские секты вообще не признавали РПЦ как институт, то ИПХ—ИПЦ отри­цали лишь современную им церковь в лице Московской патриархии, каноничность ее священства и совершавшихся таинств. С точки зрения догматической и частично обрядовой они с православием не порывали. Трансформации подвергся порядок совершения части таинств (причащения и по­каяния), а священство, миропомазание, елеосвященство, крещение младенцев вообще отсутствовали в культовой практике. Роль священников, репрессированных в 1930-е гг., выполняли наиболее авторитетные верующие, в том числе жен­щины, был развит институт «божьих людей» — угодни­ков, старцев, странников. ИПХ—ИПЦ создавали свои подпольные общины, включая монашеские. Молельни уст­раивались в домах верующих, молитвенные собрания прово­дились тайно. Ситуация самоизоляции превращала их сторонников в радикально настроенных верующих, не желавших иметь ничего общего с греховным миром (секты молчальников, непишущих).

Советскую власть ИПХ считали властью антихриста, из нежелания поклоняться которому проистекали неучастие в общественных и государственных делах, отказ от участия в выборах, отри­цание советского паспорта (с печатью антихриста), неприятие колхозов, а также отказ служить в армии. ИПХ—ИПЦ никогда не стремились к регистрации своих организаций. В советское время ИПХ—ИПЦ традиционно рассматривались как одни из самых реакционных, фанатичных и опасных ре­лигиозных деноминаций и последовательно преследовались.

В Сибири представители ИПХ—ИПЦ появились в результате ссылки из европейской части страны по обвине­ниям в контрреволюционной и антисоветской деятельности, а также как раскулаченные. В 1940—50-е гг. осуществлено несколько специальных массовых высылок сторонников ИПХ—ИПЦ в Сибирский регион. Первая организационная депортация верующих (1 673 человек) из 87 населенных пунктов европейской части СССР относится к июню 1944. В Сибири основной территорией распространения ИПХ—ИПЦ стали Алтайский край, Тюменская и Томская области. В послевоенный период эти 2 области рассматривались как центры активности ИПХ наряду с традиционными районами их деятельности — Тамбовской, Липецкой, Рязанской, Воронеж­ской областей. Общины ИПХ—ИПЦ имелись и в Красноярском крае, Читинской, Иркутской, Новосибирской и Кемеровской областях. Наибольшее количество ИПХ в Сибири насчитывалось в 1950—60-е гг. В сибирских общинах состояли наиболее известные проповедники и руководители движения: Ф. Чесноков, А. Пузанов, Д. Козяр, И. Лай (Томская область), И. Барабанов (Новокузнецк), А. Пригарина, А. Сима­кова (Тюменская область).

Известны случаи, когда верующих ссылали в Си­бирь семьями, если только у них еще ранее не отбирали детей. Если на новом месте верующие не отказывались от своих позиций, их вновь подвергали наказаниям как тунеядцев, поскольку члены ИПХ—ИПЦ категорически от­казывались работать на советских предприятиях и в колхо­зах. Сосланные в тот или иной район Сибири верующие за продолжение религиозной деятельности переселялись в более отдаленные и необжитые местности. Далеко не все верую­щие, чья ссылка заканчивалась, возвращались в европейскую часть страны, тем не менее состав общин ИПХ—ИПЦ в Сибири был всегда непостоянен из-за частого пере­мещения (добровольного и вынужденного) их членов. Численность общин тоже была разной — от 10—15 до 100—150 человек. Основную часть составляли люди среднего возраста, сделав­шие свой религиозный выбор вполне осознанно и согласные терпеть за него преследования. Большинство ИПХ бы­ли малограмотными, женщин в общинах было в несколько раз больше, чем мужчин. Верующие жили на доходы со своих огородов, занимались кустарным промыслом. Муж­чины создавали бригады плотников, столяров, печни­ков, брали подряды на строительство, изготовляли иконы, как для личных нужд, так и на продажу, собирали и про­давали дикоросы.

В целом представителей ИПХ—ИПЦ отличали стой­кость в вере; стремление возвратиться к традициям первоначального христианства; ярко выраженный эсхатологизм; трактовка современного мира как полностью греховного, в котором торжествует антихристский протест в форме ухода от мира, антиэтатизм. Все это в советских условиях являлось прямым вызовом системе. Постоянные преследования со стороны государства, ситуация изоляции и самоизоляции вели к со­кращению количества общин, их маргинализации.

Последний пик активности ИПХ—ИПЦ, как в це­лом по стране, так и в Сибири, пришелся на 1960-е гг. Отдельные группы верующих встречались в регионе еще в 1970—80-е гг. Группы ИПХ—ИПЦ по-прежнему не ре­гистрируются, что затрудняет получение информации об их современном состоянии. Представители катакомбного движения негативно относятся и к постсоветскому государству, в том числе за роль, которую оно отводит РПЦ.

Лит.: Служебный дневник Г. Ярового, уполномоченного Совета по делам религиозных культов Кемеровской области ^Страницы истории г. Кемерова. Кемерово, 1998. Кн. 3; Шкаровский М.В. Русская православная церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999.

Л.И. Сосковец